- Во-первых, тот должен быть Вольфгангом Манфредом, не путай с Моцартом, а во-вторых, я с тобой согласна, не он. Но на всякий случай адрес запишем.
   И вот таким образом мы оказались во вторник на бесконечной Королевской улице, Кин-стрит, и все ехали и ехали в поисках дома, четырехзначный номер которого начинался с двух троек. Не первая эта была улица, которую мы изъездили с сыном. Первой была Данди-стрит, и мы заглянули даже в дом под номером 4733, ведь человеку свойственно ошибаться, и Хенек запросто мог перепутать, с какого конца эти тройки находятся, номер дома скорняка мог заканчиваться ими, а не начинаться с них. Потом несчастному сыну пришлось везти меня на другой конец города, на Шеппард-авеню, где очередной скорняк проживал в доме под номером 2313, пожалуйста, опять были тройки. И наконец дом 3993 на Малькольм-стрит. На Данди скорняжную мастерскую содержал самый настоящий турок, к тому же вместе с живым отцом, так что никак не мог быть Хайнрихом, отец которого давно умер. На Шеппард-авеню владелец мастерской, В. С. Майкл, оказался женщиной, а на Малькольм-стрит - старичком неизвестной национальности и весьма преклонного возраста, значит, тоже не мог быть Хайнрихом. Оставался лишь сомнительный Цин Дзин Ли да вот этот, на Кин-стрит.
   - Две тысячи восемьсот, - - сказал Роберт. - Уже недалеко.
   - Ты не мог бы обогнать эту черепаху перед нами? - раздраженно спросила я. - И номеров за ней не увидишь.
   - Не имеет смысла, перед ней тащатся другие черепахи, - флегматично заметил сын. - Что ты, собственно, хочешь от скорняка?
   - Хочу пообщаться с человеком, непосредственно замешанным в афере. До сих пор были люди, лишь случайно столкнувшиеся с членами шайки.
   - Если этот из шайки, вряд ли он тебе что-то скажет.
   - Даже если не скажет, все равно, хоть что-то узнаю. А больше всего мне хочется разыскать вторую маленькую фотографию с недостающей половинкой карты. Половина у меня есть. А скорняк может знать, где она, лесничий же считает его порядочным человеком. Ну и разумеется, мне надо узнать, кто привез в Канаду Алицины часы.
   - А Доманевские не знают?
   - Доманевские в отпуске, куда-то уехали. Сплошные неудачи, - вздохнула я. - Столько труда и никакого толку! Изъездила весь город, одно утешение считать это туристической поездкой. Город называется! Молох, а не город. Ты думаешь, на этой улице будет дом с номером больше трех тысяч?
   - На Данди и шеститысячные есть! - с гордостью заметил сын.
   - Пока же только две тысячи девятьсот восемьдесят четвертый пошел, вздохнула я. - Можешь ехать быстрее, следующие триста домов промахнем не глядя.
   - Тогда расскажи мне поподробнее о ваших поисках, - попросил сын, довольный, что не надо отвлекаться, разглядывая номера домов, и нажал на газ.
   После трех тысяч трехсот мы опять снизили скорость. Здесь улица выглядела по-другому, дома не стояли сплошной стеной, а свободно раскинулись по обе стороны проезжей части, в окружении садиков. Грузовики перестали путаться под ногами, ничто не мешало разглядеть номер дома. Видимо, мы оказались в районе, застроенном виллами. В них же размещались и магазины, и всевозможные мастерские. Я перестала ворчать, район решительно мне нравился.
   Дом под номером 3372 тоже оказался виллой, стоящей на небольшом возвышении на некотором расстоянии от шоссе. Все как положено - живая изгородь, участок с деревьями, газоном и цветами. От калитки вверх к дому вели ступеньки. По другую сторону улицы находился магазин со стоянкой для автомашин. Очень хорошо, там и оставим машину, ибо на всем протяжении Кин-стрит знаки предупреждали - стоянка запрещена, а с этим здесь строго.
   Роберт свернул на стоянку перед зданием магазина, поставил машину в тенечке какого-то огромного дерева, и мы вышли прямо в тропический зной, о котором я немного забыла, сидя в машине с кондиционером.
   Перейдя шоссе, оказались у калитки нужного дома. Калитка не была заперта. Поднявшись по ступенькам к дому, мы увидели две двери - одну прямо перед собой, другую в левой части дома, где за сплошной стеклянной стеной просматривалась внутренность мастерской, забитой всевозможными меховыми изделиями. Наверное, нам туда.
   Толкнув левую дверь, я убедилась, что она заперта. Что такое? Для перерыва на обед еще рано.
   - Обеденный перерыв с двенадцати до тринадцати, - вслух прочел Роберт надпись на стеклянной двери.-А сейчас сколько? Пять минут третьего. Что бы это значило?
   Прочитав все, что написано на двери, мы попытались сквозь стекло хорошенько разглядеть внутренность мастерской, может, там кто есть? Не было ни одной живой души. Я ломала голову, пытаясь понять, в чем дело. Владелец уехал в отпуск? Тогда бы обязательно уведомил об этом клиентов. Роберт снова прочитал надпись на двери:
   - "В. М. Хилл. Меха. Продажа, изготовление на заказ. Открыто с девяти до восемнадцати. Обеденный перерыв - с двенадцати до тринадцати". Может, ты просто слабо толкнула дверь? Звонка там нет?
   - Написали бы, если бы был.
   Звонок оказался у двери в жилое помещение дома. Мы позвонили. Глухо и как-то зловеще донеслось до нас дребезжание звонка из глубины дома. Роберт сам попытался посильнее толкнуть дверь. Заперта.
   Мы беспомощно оглянулись. На всей улице никого не видно, люди попрятались от жары. Изредка промчится машина, и все. По всей Канаде, всегда и везде, информируют буквально обо всем: время работы, перерыв, отпуск, любое событие, нарушающее плавное течение святая святых - работы или торговли. А тут ничего! К тому же в одном доме и квартира владельца мастерской, и там тоже пусто.
   Заслонившись рукой от солнечных лучей, я снова принялась разглядывать внутренность мастерской.
   - Послушай, - взволнованно сказала я Роберту. - Что-то тут не в порядке. Магазин с мехами ведь не алжирский сук, где в рекламных целях покупателям предлагают топтать дорогие ковры. Вряд ли хозяин мастерской приглашает клиентов расхаживать по норковым манто.
   - Ты о чем? - удивился сын и тоже прижался носом к стеклу витрины.
   Теперь мы явственно разглядели, какой беспорядок царил в мастерской. Драгоценные манто были кучей навалены на полу, дверцы шкафов раскрыты. Ох, не нравится мне все это! Беспорядок в помещении преследует меня, можно сказать, с самого начала. Квартира Гати, комната Гоболы, теперь вот меховое ателье...
   - Надо узнать, что здесь произошло. Не уйду, пока не выясню! - решительно заявила я. - Если не войдем нормально, выбью стекло!
   - Если выбьешь стекло, по тревоге приедет полиция, - хладнокровно заметил Роберт и двинулся за мной в поисках какого-то другого способа проникнуть внутрь дома. Как я и предполагала, там был второй выход, в садик, и эта дверь оказалась тоже запертой. Зато окно рядом с ней было открыто. Я заглянула-ванная, на полу разбросаны полотенца...
   - Странно! - вслух удивлялся Роберт. - Неужели у них не работают кондиционеры? Оставили раскрытым окно.
   Сняв с плеча сумку, я поставила ее на землю, прислонив к стене дома, и посоветовала сыну:
   - Пойди прогуляйся. Тебе не обязательно знать, что я делаю. А я все равно из Канады скоро Уеду.
   - Мать! - встревожился сын, несколько утратив свое хладнокровие. - Ты что собираешься делать?
   - Не для того летела я восемь часов в одну сторону, не для того заплатила за билет бешеные деньги, чтобы теперь вот так все оставить, не попытавшись выяснить! Слышал, что я сказала? Пойди погуляй, ты здесь ни при чем, тебе еще работать в Канаде.
   - Как же, разбежался! Куда ты, туда и я. Он еще не договорил, а я уже влезла через окно в ванную. Сын последовал за мной, продолжая ворчать:
   - А теперь окажется, что дверь в ванную заперта с той стороны...
   Дверь не o была заперта. Мы вышли в холл. В доме царила мертвая тишина. Стало страшно, нехорошие предчувствия еще более укоренились во мне. Я попыталась успокоить себя предположением, что хозяева дома отправились по делам, оставив записку в двери, а ее вытащил шалунишка - сынок соседа. Впрочем, все равно мы уже незаконным путем проникли в чужой дом. Оказавшись в холле, я направилась в ту часть дома, где располагалось меховое ателье. Дверь туда была приоткрыта. Толкнув дверь, я увидела перед собой небольшой кабинет, шагнула и замерла. Сын наскочил на меня, заглянул мне через плечо и тихонько присвистнул.
   Человек лежал на полу на горжетке из черно-бурых лис, которые в значительной степени уже перестали быть черно-бурыми. Лежал он лицом вверх, и очень страшным было это лицо...
   Пересилив себя, я вошла в комнату и взглянула на лицо мертвеца. Это был он, Хайнрих, гость Фреди, в настоящее время В. М. Хилл. Я запомнила его лицо по фотографии. Вот и нашла наконец...
   - Похоже, мертв, но не уверена, - шепотом сказала я сыну. - Мне уже случалось ошибаться. Но пощупать свыше моих сил.
   - Пощупать я могу, - тоже вполголоса предложил Роберт. - Мать, знаешь, он еще не такой уж страшно холодный!
   - Интересно, что в таком климате может быть страшно холодным! - буркнула я. - Пощупай пульс...
   - Чего тут щупать, труп, никакого сомнения! Я хотел сказать, что недавно убили. Или ты считаешь, что он покончил жизнь самоубийством, предварительно для удобства подложив под себя лучшие меха?
   - Да нет, не считаю, убили, конечно. Холера, опять опоздала!
   - А вообще это он?
   - Он самый.
   Решение пришло мгновенно. Раз труп еще теплый...
   - Слушай, сын, пока нет полицейских, мне надо все проверить! Я просто должна проверить! Ни к чему не прикасайся! Надень перчатки!
   - Они остались в машине... Мать, ты что?!
   - Молчи, я знаю, что делаю! Может, хоть что-нибудь разъяснится. Надо все осмотреть!
   Сын понял, что возражать бесполезно, и покорился. Осторожно он прошел дальше, в помещение ателье, и доложил:
   - Его кокнули в салоне, возле той вешалки, а потом перетащили сюда, боялись, наверное, что сквозь стеклянную витрину могут заметить с улицы. Подложили горжетку и волокли по полу. Похоже, меха не тронули.
   - Меня интересуют не меха, а бумаги.
   - Тут уж сама разбирайся. Кажется, в этом служебном кабинете бумаг тоже не трогали.
   В самом деле, и письменный стол, и шкафы остались в порядке, нигде ничего не валялось, кроме покойника... Ясно, здесь преступники не искали документы, вряд ли покойный стал бы их держать в служебном кабинете. А где мог держать? Да хотя бы в спальне, в каком-нибудь сейфе.
   Я вернулась в холл и осмотрелась. Привлекла внимание лестница, ведущая на второй этаж. Я нерешительно направилась к ней. Роберт опередил меня.
   - Не торопись, мать, а вдруг они еще там? Вряд ли, мертвая тишина просто давила, не похоже, чтобы в доме было еще хоть одно живое существо, кроме нас. Поднявшись наверх, мы увидели приоткрытую дверь. Спальня. Войдя, я сразу поняла, что больше искать нечего.
   В стене над кроватью зиял пустотой большой сейф, в замке дверцы болталась связка ключей. Я даже не стала заглядывать внутрь. На постели валялась небрежно брошенная желтая картонная папка. Я даже не стала прикасаться к ней, заранее зная, что ничего там не осталось.
   - Возвращаемся, - угрюмо проворчала я. - Больше здесь делать нечего.
   Мы уже почти спустились с лестницы в холл, как вдруг услышали звук чьих-то шагов у входной двери, потом звякнуло что-то металлическое. Я чуть было не слетела с двух последних ступенек: настолько неожиданными и зловещими показались звуки, нарушившие мертвую тишину, царящую в доме. Быстро оглядевшись, Роберт схватил со столика в холле тяжелую высокую вазу из литого стекла. Тут мы услышали звук удаляющихся шагов, и все стихло.
   Я подумала - еще одно потрясение, как эти два последних, и все, мне каюк! Сердце больше не выдержит.
   Роберт поставил вазу на место и высказал предположение, что это приходил почтальон. Он подошел ко входной двери и вернулся с конвертом в руках.
   - Покойнику принесли письмо. Ну что, уходим или собираешься здесь остаться насовсем?
   Взяв со стола вазу, только что поставленную на место Робертом, я ее старательно вытерла юбкой и приказала сыну:
   - Принеси из ванной полотенце и вытри хорошенько все, к чему ты тут прикасался. Не бойся, правосудию мы не навредим, я уверена, преступники действовали в перчатках.
   Сын растерянно стоял передо мной с конвертом в руке.
   - Поспеши! - раздраженно прикрикнула я, выхватила конверт, сунула в карман юбки, а сына подтолкнула к двери ванной.
   Дом скорняка мы покинули тем же путем - через окно в ванной комнате. Сумка моя у стены стояла целая и невредимая.
   На полпути в Стони Крик я попросила сына где-нибудь остановиться, чтобы немного остыть, прийти в себя. Роберт остановил машину у одного из бесчисленных "Макдональдсов". Сидя за столиком со стаканом холодного грейпфрутового сока в руке, я пыталась привести в порядок мысли.
   Сначала Гобола, теперь скорняк... Те, кого я разыскиваю, оказываются убитыми буквально за несколько минут до встречи со мной. Стечение обстоятельств или... Кто мог знать, что я к ним отправляюсь? В Польше Мачек, исключено, здесь Хенек. Но не мог же он знать, что к скорняку я отправлюсь именно во вторник! Кому-то сказал и тот следил за мной? Этому кому-то, видно, делать нечего, как только разъезжать за мной по всему свету и приканчивать у меня перед носом нужных людей! Глупости, не могла я тогда не заметить этого кого-то.
   Нет, наверняка и Гобола, и скорняк погибли по одной и той же причине из-за проклятой карты с лепешками, они оба знали о ней и слишком много о другом, связанном с ней. Обоих не ограбили, впрочем, может, у скорняка забрали из сейфа вместе с документами и какие-нибудь ценности. Господи, убили двух порядочных людей! Они не собирались разыскивать немецкие клады, не были для преступников конкурентами, за что же их убили? Видимо, за то, что они слишком много знали, в том числе и кое-кого из шайки...
   Стой, что-то не так. О том, что они много знали, бандиты не вчера проведали, а ведь и Гобола, и скорняк жили себе все эти годы спокойно, и только теперь... только теперь, когда я принялась их разыскивать...
   Все во мне протестовало против этого абсурдного, но вполне логичного вывода. Идиотизм, тогда уж скорее меня надо убить, и хлопот меньше. Хотя... Убить надо было бы и Мачека, и Ма-теуша, и, возможно, Алицию... И Ментальского, и Дойду, и Хенека! Нет, и в самом деле, проще было ликвидировать этих двух. О чем это ребенок говорит?
   - В случае чего-отопрусь, -говорил Роберт. - По грязи мы не ходили, следов от моих ботинок в доме не должно остаться, да и ботинки могу, на всякий случай, выбросить. Мать, да ты не слушаешь меня!
   - Слушаю, про ботинки.
   - Не только. Ты у меня специалист по детективам, а во всех детективах под конец обязательно приходит письмо, благодаря которому все и разъясняется. У нас есть письмо. Посмотрим?
   Судорожно сунув руку в карман юбки, я с облегчением нащупала конверт. Действительно, у нас есть письмо, а я даже в эти считанные доли секунды уже успела представить себе картину, как мы возвращаемся в Торонто и медленно тащимся по автостраде, разыскивая на ней письмо, адресованное покойнику. Нет, мое богатое воображение меня таки когда-нибудь прикончит!
   Итак, письмо адресовано В. М. Хиллу. На конверте его фамилия и адрес, внутри конверта - открытка с морским пейзажем и коротким текстом на немецком языке.
   Общими усилиями мы с Робертом сделали перевод. Приблизительный перевод, скажем так: "Дорогой, дом готов и уже в порядке. На стене я повесил (повесила) индийский барометр. Выглядит положительно. Духа не было еще. Целую. С."
   - Немного странно получилось, - с сомнением произнес Роберт.
   - Нет, не индийский, - подумав, сказала я. - Надо индусский. Барометр, сделанный в Индии. А какого духа?
   - Откуда мне знать? - возмутился сын. - Может, злого.
   - По-английски ghost означает дух, привидение.
   - Но ведь здесь же по-немецки!
   - Но звучит схоже, так что тоже, наверное, дух.
   - Да нет же, по-немецки Gast означает гость. Гостя не было!
   - Интересно, откуда пришло письмо? - Роберт взял в руки конверт. Обратного адреса нет, а вот на почтовом штемпеле... Не разберешь. О, Кашубы! Почта Бэррис Бэй.
   Вырвав конверт из рук сына, я вскочила со стула:
   - Немедленно едем в Бэррис Бэй! Тереса там уже с субботы ждет нас. Там мы просто обязаны найти этого самого "С"! Ну, поехали!
   Сын встал не торопясь и спокойно ответил:
   - Поехали, но сначала домой. Если тебе так необходимо туда ехать, поедем. Только придется мне снова отпроситься с работы, а раньше четверга меня точно не отпустят. И вообще мне страшно не хочется ехать туда, комары загрызут, но чего не сделаешь ради родной матери!
   - Никогда в жизни у меня не получалось то, что я себе наметила, призналась я Роберту, глядя на простирающееся за лесом озеро. - Все рещал случай, глупейшее стечение обстоятельств. Не представляю, как случай поможет нам в данной сложнейшей ситуации.
   Ребенок попытался подбодрить меня:
   - Не такая уж она сложная, только немного обширная, не знаю, успеем ли мы все объездить за два дня. И что станет говорить Тереса, когда ты примешься приставать к незнакомым людям.
   - А чего ей говорить, я притворюсь, что заблудилась, попрошу стакан воды... Честно говоря, я толком не разработала план действия. Вернее, планов этих у меня штук двадцать, да только ни один не подходит.
   Мы с сыном сидели за столиком в саду дома Тересы у озера. Пятница, чудесное солнечное утро. Из лесу по траве газона к нам прискакал Пирли, с которым я познакомилась еще в прошлый свой приезд в Канаду, и теперь узнала по хвосту. Оглядевшись, не видит ли Тереса, я дала ему два орешка. Пирли мгновенно разгрыз их, выбросил скорлупу, набил орешками щеки, подождал, не дам ли ему еще, и прыжками опять умчался к себе в лес.
   - По идее этого "С" должна бы разыскивать полиция, - задумчиво произнес Роберт, глядя вслед бурундучку. - Сейчас-то они уже наверняка обнаружили труп скорняка. Сразу видно, умер он не от сердечного приступа, так что полиция должна приняться за его друзей и знакомых.
   - Я не знаю, в каком темпе работают канадские менты.
   - Наши бы уже принялись?
   - Наши бы уже со вчерашнего дня принялись.
   - А почему канадские хуже? По техническому оснащению они в первой десятке мира.
   - Но ведь письмо, отправленное этим "С", у нас с тобой.
   - Э, наверняка он из близких знакомых убитого, не стали бы малознакомые люди поверять друг другу секреты. Если, конечно, ты права.
   - Разумеется, права. Микропленку очень просто спрятать в барометре. Не стали бы они так просто сообщать о пустяках.
   Тут нас опять навестил Пирли и получил еще два орешка. И как назло из-за дерева появилась Тереса.
   - Роберт, я оставила внизу таз со свежевыстиранным бельем, принеси сюда, приказала она. - Да постарайся не задевать за сучья деревьев.
   - Сучья деревьев в Канаде тоже свежевыстираны, - пробурчал Роберт и поплелся к озеру.
   Пирли совсем не испугался Тересы, сидел как ни в чем не бывало на травке, в передних лапках держал орешки и так весело их разгрызал, что любо-дорого смотреть.
   Я попыталась предотвратить гнев Тересы:
   - Не сердись, сейчас я за ним замету. Он делает запасы на зиму.
   Тереса принялась ворчать по своему обыкновению:
   - Распустила мне зверье, мух не ловят. Теперь он овес и в рот не берет. Ты что, думаешь, я стану ему возами орехи возить? Да, кстати, надо съездить в магазин, твоя мать успела все молоко выхлебать.
   Я обрадовалась, каждая поездка давала возможность заняться поисками. Вслепую, правда, но все же. Пирли наконец набил щеки и умчался в лес. Я пособирала ореховую скорлупу, и тут вернулся Роберт с громадным тазом настиранного белья, размерами с отечественное корыто.
   - Пошли, поможешь развешивать, - командовала Тереса. - Ты и так достанешь, а мне приходится на пеньки взбираться, того и гляди ногу вывихну.
   И они двинулись в глубь участка - Тереса первая, Роберт с корытом за ней. Тут послышался с дороги шум машины. Шум прекратился, хлопнула дверца. Тереса остановилась.
   - Кто там еще? А, Бася Кульская. Займись пока ею, я сейчас вернусь.
   С пани Кульской я была знакома и всегда ею восхищалась. Ей было никак не меньше ста двадцати лет, если не больше, но кондиции этой старушки мог позавидовать любой десантник. Бася села в одно из плетеных кресел за столик, шлепнула комара, лихо закурила и выпустила клуб дыма. Одновременно заговорила, как всегда начав с середины:
   - А ведь он был еще совсем молодым! Бедная Сонечка, теперь на нее свалилось столько хлопот! Марыся как раз. приехала дочь навестить, Сонечку они с собой забрали, а она только начала расспрашивать Иолу про стекольщика, стекло у ней разбилось...
   То, что я слышала, наверняка было продолжением внутреннего монолога Баси. Ей было все равно, с кем говорить, она делилась информацией с любым, подвернувшимся под руку. И все равно, на каком языке - английском, французском или польском. Как правило, Бася пользовалась языком, который больше соответствовал событию, так что в данном случае речь наверняка шла о наших.
   Вернувшаяся Тереса, непонятно почему не любившая сплетен, на сей раз терпеливо выслушала их - видимо, из уважения к почтенному возрасту сплетницы. Вопросов Тереса старалась не задавать, ибо они здорово подзуживали Басю и тогда ей не было удержу. Я по-другому относилась к Басиным сообщениям. Они не были сплетнями в точном понимании этого слова, ибо, во-первых, Бася оперировала действительными фактами, а во-вторых, никогда плохо о людях не говорила, всегда сочувственно и доброжелательно. Даже если кто-то кого-то обокрал или убил, старушка и тогда пыталась найти смягчающие обстоятельства наверняка у бедняги были серьезные причины сделать это.
   Выслушав Басю сколько требовалось из вежливости, Тереса тут же выбросила из головы услышанное и занялась домашними делами, я же, напротив, слушала с интересом. Тереса приходила и уходила, Бася вела бесконечный рассказ:
   - Сонечка могла и вовсе не ехать, но она сама захотела, потому что там никого не было, а соседи сказали - самый близкий человек, сын, сейчас в Европе, вот она и поехала, чтобы все формальности поскорее закончить, а по завещанию она тоже что-то наследует, ведь это был состоятельный человек, надо же, какое несчастье...
   Тереса пригласила гостью в дом - здесь кусают комары, да и кофе напьемся. Монолог Баси меня заинтересовал, я потащилась за ними. По дороге Бася говорила не переставая:
   - Я как раз от ксендза возвращалась, он сказал, ему очень помогло то лекарство, я еще собиралась передать Казику, что ксендз его благодарит, а тут вдруг такое! Бедная Сонечка!
   - Да что за Сонечка? - не выдержала Тереса и тут же прикусила язык, да было поздно.
   - Как это что?-вскинулась Бася.-Очаровательная Сонечка Фельдман, та самая, невеста Хилла!
   Теперь уже у меня вырвалось:
   - Хилла?! Какого Хилла?
   Наверное, я это выкрикнула очень громко, Тереса даже вздрогнула, зато Бася была в полном восторге - еще бы, ее новости так эмоционально воспринимаются!
   - Того самого, что построил свой коттедж рядом с Иолиным, еще внутренняя отделка не закончена, Сонечка так красиво все там устраивала! Ну того самого, из Торонто, что так внезапно умер, молодой человек, и шестидесяти не было, да что я, пятьдесят пять, не больше. А мог бы еще жить и жить! Да вы знаете, он скорняк и меховой магазин у него, поэтому Сонечка всегда ходила в таких роскошных манто, он ведь так ее любил, бедняжка!
   - А от чего он умер? - заставила себя спросить Тереса, но старушка вдруг замолчала. Я проследила за ее взглядом - еще бы не замолчать, ведь она увидела панно, вышитое моей мамулей! Панно на стену было вышито специально для Тересы и привезено в подарок. Тереса его тут же выстирала, ибо у моей тетки была мания - стирать все, что попадется под руку, надо или не надо. Мамуля старательно отгладила свое произведение, и теперь оно досыхало, разложенное на диване, полыхая пурпуром и гнилой зеленью.
   - Убили его, - рассеянно ответила Бася, не отрывая взгляда от панно. Ксендз мне сказал... А в нашем костеле скатерть, или как ее там? Покрывало на алтарь такое уже старенькое, вытершееся, не мешало бы новое раздобыть. Езус-Мария, как это красиво!
   Не выдержав, старушка сорвалась со стула, подбежала к дивану и принялась рассматривать шедевр вблизи. Тереса поставила на стол кофейник, сливки и сахарницу.
   - А разве ксендз был при этом? - спросила она с некоторым удивлением.
   - Я тоже хочу кофе, - входя, сказал Роберт и вполголоса спросил меня: По-какому надо здороваться?
   - По-нашему, -также вполголоса ответила я.
   - Вы ведь в магазин должны были ехать, - напомнила нам Тереса.
   - Сейчас поедем, но сначала выпьем кофе. И еще мне кажется, что на столе не хватает чашек, - добавила я, потому что Тереса опустилась на стул, явно считая сервировку стола законченной, - Ладно, сиди, я принесу.
   - И ложечки! - крикнул мне вслед Роберт. Все это время пани Кульская молчала, отдавая должное таланту моей мамули. Она была явно потрясена. Надо признаться, на сей раз вышивка и в самом деле получилась потрясающая. Тереса попыталась завести светский разговор.
   - Это хобби моей сестры, - сказала она гостье. - Только приехала, успела уже вышить, а сейчас собирается вышить еще точно такую же накидку на софу. Это панно на стене будет висеть.
   Гостья наконец обрела дар речи.
   - Здесь? - спросила она, обводя взглядом бревенчатые стены.
   - Нет, в Оттаве.
   - Это восхитительно! А покрывало на алтарь должно быть белым...
   - Алтарь в лесном костеле, - возразила я. - Накидка должна быть золотисто-зеленой на белом фоне.
   Пани Кульская охотно согласилась и на золотисто-зеленую. Оправившись от потрясения, она вернулась к столу и продолжила прерванный монолог.
   Старенькая Бася была бесценным источником информации. И спрашивать не надо было ни о чем, сама все рассказывала, только слушай. Вот еще бы узнать, где проживает эта самая Иола! Я знала, что тоже у озера, по другую сторону Бэррис Бэй, но вот какого озера? Ведь их здесь прорва, знаю только, что не у нашего. И как фамилия Иолы, вернее, ее мужа, за которого она здесь вышла? Планы один другого завлекательнее сами стали складываться в голове...