Хмелевская Иоанна. Бесконечная шайка

   - Как, Гатя не оставила тебе никакого распоряжения?
   - Ну, распоряжений она надавала множество, я должен тысячу дел переделать, а вот насчет "Цыганки" - ни словечка не проронила. Я даже ее сам спросил, что мне делать с ней, если попадется, так Гатя в ответ мне такое... Как бы тебе сказать... Ну, вроде не поняла, о чем я ее спрашиваю, вроде она и не искала по всему дому этот портрет, вроде я все сам придумал.
   - Да, такое трудно придумать, - заметила я, оглядывая разгром в комнате.
   - Разреши напомнить, что по специальности я искусствовед, - продолжал Матеуш. - Так что пресловутая "Цыганка" интересует меня и чисто профессионально. Тем более что нарисована маслом не на полотне, а на дереве. На деревянной доске.
   Матеуш замолчал и отхлебнул кофе. Я тоже молчала, не понимая, к чему он клонит. А он вдруг спросил:
   - Если не ошибаюсь, тогда по телефону, ты спрашивала меня о какой-то Гатиной доске? Я сначала не поняла, потом вспомнила:
   - Да, но речь шла о доске чертежной.
   Матеуш попросил меня подробней рассказать о ней, и я удовлетворила его просьбу. Рассказала о доске и обстоятельствах, при которых вынесла ее из Гатиной квартиры вместе с прикрепленными эскизами. Матеуш внимательно выслушал меня и заявил:
   - Не хочу тебя огорчать, но мне кажется, это единственная возможность... Какого размера была доска?
   - А1. Шестьдесят на восемьдесят четыре сантиметра, ну, может, плюс с каждой стороны еще по два сантиметра. Доска как доска...
   - А ты ее внимательно осмотрела? Я уже собиралась ответить утвердительно, когда вдруг сообразила - совсем нет! Совсем я ее не рассматривала. Работала за ней, факт, но она вся закрыта была эскизами, калькой, бристолем, а что под всем этим - я не видела. Хотя вряд ли я не почувствовала бы, если под чертежом оказалась картина, нарисованная масляными красками. Матеуш добил меня:
   - А обратную сторону доски ты осматривала?
   Я огрызнулась:
   - Спятил? На кой мне рассматривать обратную сторону чертежной доски?
   - Ну вот, видишь...
   - Ничего я не вижу! С обратной стороны у нее ножки.
   - Какие еще ножки?
   Я огляделась - где-то здесь должна была находиться большая чертежная доска Гати, вдвое больше той, что я забрала. Спросила у Матеуша, не видел ли он ее.
   - Выходит, мне опять придется искать доску, - вздохнул Матеуш. - С ума сойду от всего этого. Хотя погоди, кажется, что-то похожее мне тут попадалось...
   Доску мы нашли в соседней комнате, за дверью. Я показала Матеушу то, что назвала ногами - деревянные чурочки, вставленные на верхнем и нижнем концах, одни повыше, другие пониже. Благодаря им доске придавался нужный наклон.
   Матеуш измерил расстояние между чурочками и сказал:
   - Знаешь, моя версия подтверждается. Если та доска была вдвое меньше, значит, подпорки оказались бы здесь и вот здесь... Между ними как раз хватит места на "Цыганку". Вспомни, откуда Гатя достала ту свою доску?
   Мы вернулись к столику с кофе, и я стала вспоминать:
   - На той доске Гатя не работала, по размеру чертежей ей подходила только большая доска. А когда нам пришлось засесть за работу вдвоем, возникла необходимость во второй доске. Сейчас, сейчас... Откуда же она ее достала? Кажется, из-за шкафа извлекла, вся в пыли, но у нас не было времени менять бристоль. Доска была с рейсшиной, помню.
   - А допустим, если бы кто-то в ту доску вмонтировал другую, снизу, причем портретом внутрь, ты бы это заметила?
   - Наверное, не заметила бы, - ответила я, подумав. - Если бы не стала специально разглядывать.
   - Но ты ведь не разглядывала? А технически это было вполне осуществимо.
   Я с сомнением покачала головой:
   - Может, и осуществимо, но сложное дело. И кому это нужно?
   - Если бы ты видела Гатю, когда она искала портрет, не спрашивала бы.
   - Гатя не способна вмонтировать портрет в чертежную доску.
   - А я разве сказал, что это сделала Гатя? Она лишь хотела его найти. После того, как виделась с братом...
   Гатин брат был способен на все, но тогда...
   - Где логика? - возразила я. - Если это сделал брат и послал ее за портретом, он бы ей сказал, что портрет в чертежной доске, и Гатя первым делом принялась бы искать свою доску, а не крушить мебель в квартире.
   Матеуш не согласился со мной.
   - Ведь мы же не знаем наверняка, кто спрятал "Цыганку". Могла это сделать мамуля, мог еще кто-то. Пока же я знаю лишь то, что "Цыганка" была и исчезла. Ты вынесла отсюда доску. Может, идея моя гроша ломаного не стоит, но проверить же можно? Где эта доска?
   Пришлось признаться, что доску я одолжила приятелю сына и даже сама отвезла его с ней на машине к дому приятеля. Матеуш схватился за голову.
   - Ну что ты так переживаешь? Ведь нет же никакой уверенности, что "Цыганка" именно в той доске.
   - Даже если нет уверенности, забери доску у того приятеля. Если бы ты видела, как Гатя искала свою "Цыганку", ты бы тоже переживала.
   Его волнение передалось мне. Матеуш прав. Из-за пустяка Гатя не стала бы разорять квартиру. Только вот не находилось никакого объяснения, кому понадобилось пойти на такие ухищрения, чтобы спрятать портрет. Может, он и в самом деле представляет немалую художественную ценность, и тогда Матеуш просто по долгу службы обязан его разыскать.
   И тут на меня снизошло озарение. Я вдруг вспомнила все непонятные вещи, которые года два назад происходили в моей квартире после того, как я принесла домой проклятую доску. Вскрикнув "Езус-Мария", я взмахнула руками и уронила коробок спичек в свою чашку с кофе.
   Матеуш по-своему воспринял мой отчаянный жест.
   - Не расстраивайся, у меня есть еще кофе. И когда я, не в силах вымолвить слова, лишь
   покачала головой, поспешил заверить, что и спички у него тоже есть.
   - Да нет же, погоди! Ты прав, дело в доске! Это не Гатя! - бессвязно выкрикивала я.
   Зная мой темперамент, Матеуш дал время мне прийти в себя. Выловив коробок спичек, он принес мне свежий кофе, новый коробок спичек, поставил все это на столик передо мной и только тогда потребовал объяснений.
   Я рассказала ему обо всех непонятных, загадочных событиях в моей квартире, и теперь, в свете последних данных, многое стало мне понятным. Кто-то видел, как я покидала Гатину квартиру, держа в объятиях доску. Кто-то принялся шарить в моей квартире - не сразу, года через четыре после отъезда Гати, наверное, раньше мой младший сын больше внимания уделял ключам, и этого таинственного незнакомца интересовали доски, ну конечно же, только теперь я это поняла! Марки лежали на табуретке - на доске! За моей икебаной на стене висела толстая древесностружечная плита! На шкафу лежала большая чертежная доска!
   Матеуш с огромным вниманием выслушал мой рассказ. Особый интерес он проявил к взломщику, на которого свалилась со шкафа мраморная плитка.
   - Ты уверена, что никогда раньше не видела этого человека?
   - Совершенно уверена. Ни раньше, ни после. Матеуш подумал и спросил:
   - Ас Мундей ты была знакома?
   - С каким Мундей?
   - С Гатиным братом.
   - Нет, он уже успел сбежать.
   - И тот человек не похож ни на одного из Га-тиных приятелей? Ведь ты же бывала в ее доме. А у них с Мундей приятели, как правило, были общие.
   - Да нет же, говорю, не встречала я его. Матеуш подошел к куче фотографий, вывалившихся из ящиков письменного стола, и принес мне целую охапку. Мы стали их рассматривать. Наконец на одной из них Матеуш нашел Мундю, Гатиного брата. На фотографии он был снят в большой компании, за столом, на террасе загородного дома.
   - Вот это Мундя, - ткнул Матеуш в одного из них.
   Я потребовала лупу и, когда после долгих поисков Матеуш разыскал и принес ее мне, внимательно рассмотрела Мундю.
   - Знаешь, и лицом он мне тоже не нравится, - заявила я. - Нет, это не тот взломщик.
   - А других ты рассмотрела? С помощью лупы я рассмотрела всех присутствующих на террасе.
   - Нет, моего недобитка здесь нет.
   - Знаешь что, - вдруг очень серьезным голосом предложил мне Матеуш, возьми-ка ты себе эту фотографию. Кто знает, может, один из них и встретится на твоем жизненном пути.
   - Так ведь все эти люди теперь, как минимум, стали старше на десять лет.
   - Ничего, может, они не очень изменились. Что же касается доски, думаю, ты сама понимаешь, вокруг нее все вертится, и тебе обязательно надо ее получить обратно...
   Если бы я знала, сколько мне придется намучиться с этой проклятой доской, ни за что бы с ней не связывалась!
   Неприятности начались с самого начала. Оказалось, что приятель моего сына, некий Клекот, съехал с квартиры, а куда - неизвестно. А поскольку он и с работы уволился, сын не мог его найти. На прежней квартире он не был прописан, о чем я лично узнала, когда явилась в администрацию за новым адресом бывшего жильца. Прописана там была сестра Клекота с мужем и ребенком. Их новый адрес мне дали.
   Поехала я к ним на Урсынов. Никогда не была в этом районе Варшавы, с трудом нашла дом. И говорить с сестрой Клекота было очень трудно. Нет, молодая женщина была общительна и словоохотлива, но ее трехлетний сынишка не переставая дул в свою новую жестяную трубу, что весьма затрудняло общение с его мамой. С трудом мы докричались друг до друга. Выяснилось, что ее брат здесь с ними не живет, отсюда ему далеко до его новой работы. Где живет, сестра не знала, и где работает, не знала тоже. Кажется, на комбинате "Варшава", а может, "Жерань" или еще где.
   - Убью тебя, - в отчаянии пригрозила я сыну. - В конце концов, кто у меня выпросил эту доску? Делай что хочешь, но разыщи своего Клекота!
   - Не могу я все время отпрашиваться с работы! - возмутился ребенок. Придется побегать по отделам кадров. А отпуск на розыски Клекота мне не дадут. Я уже расспрашивал парней, никто не знает. У меня палец болит, столько кручу телефон! Позвони ты.
   Я открыла было рот, чтобы дать достойный ответ этому паршивцу, но вовремя вспомнила, что родители должны расплачиваться за недостатки в воспитании детей.
   По телефону узнать ничего не удалось, пришлось съездить и на комбинат "Варшава", и в "Жерань". Клекот там нигде не фигурировал. Посовещавшись с сыном, мы наметили другие родственные предприятия, и в отделе кадров одного из них мне наконец посчастливилось.
   Среди дамского персонала в отделе кадров этого завода выделялся, как единственный орешек в булке, сотрудник мужского пола, чрезвычайно услужливый и разговорчивый. Услышав, о ком я спрашиваю завкадрами, он сорвался со своего места и бросился к нам с криком:
   - Клекот! Я его знаю! Он работает у нас! А вы его родственница?
   На всякий случай я ответила уклончиво, давая понять, что почти родственница.
   - Ах, как мне неприятно! - выкрикивал неугомонный кадровик. - Ах, как пани не повезло! Только умоляю вас - пожалуйста, не волнуйтесь.
   Я испугалась:
   - Езус-Мария! Он умер?
   - Да нет, нет, говорят, ему уже лучше! Попал под грузовик, но выкарабкается, верьте мне, выкарабкается.
   Узнав, что пострадавший Клекот находится в отделении травматической хирургии в больнице на Белянах, я немедленно отправилась туда. Больница мне знакомая, и у, меня даже давно был разработан метод, как проникать к больным, не дожидаясь дня посещений. Сын, с которым я созвонилась, ждал меня у входа.
   Нужную нам палату на четвертом этаже мы нашли легко. Кадровик сказал Клекот лежит у самого окна, справа. Надо же, какие бывают кадровики!
   Палата оказалась на шесть человек, все койки были заняты. Мы с сыном робко прошли через всю палату к окну и, обескураженные, остановились у койки справа.
   - Это он? - шепотом спросила я.
   - А мне откуда знать? - обиженно шепнул в ответ сын. - Я ведь не Святой Дух!
   И в самом деле, вряд ли родная мать могла бы узнать сына в лежащей на кровати фигуре. Нога на вытяжке - это еще мелочи. Ногу как раз можно было различить, все же остальное было так замотано бинтами, что представляло один большой снежный монолит.
   Возможно, для дыхания где-то в районе носа оставлена дырка. И все. Как тут определить, что это за человек и что он сейчас делает? Может, как раз спит?
   Толкнув сына в бок, я прошептала:
   - Скажи ему что-нибудь! Спроси, это он?
   - Эй, привет! - неуверенно произнес сын. - Ты Клекот?
   Белая глыба вроде немного пошевелилась. Оказывается, для рта тоже оставлено отверстие, потому что оттуда прошуршало с явным любопытством:
   - Привет, а кто там?
   - Я, - ответил сын. - Скажи, ты Клекот или нет, а то тебя не узнаешь.
   - Ясно, Клекот, - возмущенно отозвалась глыба, - а что?
   - Это же надо, как тебя угораздило! - посочувствовал сын. - А где ты сейчас живешь?
   - На Коженевского. Слушай, а ты кто? Что-то я никак не признаю.
   - Роберт я.
   - Какой Роберт? Не знаю я никакого Роберта.
   - Да ты что, память отшибло? Роберт я, ты меня знаешь.
   - Чтоб мне лопнуть... А откуда я тебя знаю?
   - Нешто я помню? - возмутился сын. - Со школы еще. А потом, года два назад, мы с тобой еще вместе халтуру делали. Ну, вспомнил?
   Глыба долго молча вспоминала, потом прошуршала:
   - Первый раз слышу. Что за халтура?
   - Ну, для ресторана в мотеле, мы с тобой оба там вкалывали. Вспомнил?
   Глыба опять посомневалась, потом решительно заявила:
   - В жизни никогда такого не делал!
   - Совсем память потерял! - разозлился сын. - Слушай, а может, это не ты? Ты Клекот?
   - Да Клекот я!
   По фамилии Марцысяк? А зовут тебя Анджей?
   - Какой Марцысяк? - уже громким голосом произнес больной. - Фамилия моя Клекот, а никакого Анджея Марцысяка я не знаю!
   - Да нет же! - настаивал сын. - Ты Клекот Марцысяк, а зовут тебя Анджей!
   - А пошел ты! - совсем разозлился больной. - Я лучше тебя знаю, как меня зовут!
   В полном молчании и с большим интересом слушали этот захватывающий диалог остальные пятеро пострадавших. Я тронула Роберта за плечо.
   - Извините нас, проше пана, - громко обратилась я к белой глыбе. Произошла ошибка, мы приняли вас за другого. Разрешите пожелать вам скорейшего выздоровления и...
   - А это кто там еще? - рассвирепела глыба. - Что за холера, какие-то посторонние повадились ходить...
   Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, я повернулась и выбежала из палаты. Роберт догнал меня на лестнице.
   - Мать, это не он, - открыл сын Америку.
   - Нет, я все-таки тебя убью! - только и могла я произнести. - Так как же зовут твоего Клекота?
   - Какого Клекота?
   - Боже, дай мне терпения! Не этого же, а того, твоего! Которого мы ищем!
   - А, того. Ты ведь слышала - Марцысяк.
   - А я бегаю по учреждениям и спрашиваю про Клекота! Чтоб тебе лопнуть!
   - Я думал, ты знаешь, Клекот - это прозвище.
   - Откуда мне знать? Только и слышу - Клекот, Клекот, я решила, что это фамилия. Откуда вообще взялось такое прозвище - Клекот?
   - А я знаю? Так его с детства прозвали. Да ты не сердись, я думал, ты знаешь. А ты, значит, спрашивала его в кадрах как Клекота?
   Никогда в жизни я не была так близка к тому, чтобы стать убийцей собственного сына. А Роберт вечером рассказал все старшему брату, чтобы и он порадовался, и я слышала, как оба моих сына в своей комнате покатывались от смеха.
   Пришлось еще раз нанести визит сестре нашего Клекота, и я заставила Роберта сопровождать меня.
   На сей раз милое дитя бегало по квартире с машинкой на палочке. Машинка издавала из себя звуки, которым жестяная дудочка и в подметки не годилась. Тут уж всякий разговор с мамой ребенка исключался. Грохот на мгновения стихал, когда дитя убегало в прихожую, но эти мгновения были слишком краткими, мне удалось лишь выяснить, что сестра Клекота что-то слышала о чертежной доске и что с этой доской что-то случилось. В голове не только вертелись, но и крепли преступные мысли относительно того, что некоторых сыновей таки следует убивать.
   И вдруг воцарилась тишина. Мы обе судорожно дернулись и поспешили в прихожую. Мой сын что-то делал с Машинкой, а сын сестры Клекота, разинув рот от любопытства, не сводил глаз с его рук.
   - Теперь я все поняла, - с горечью сказала сестра Клекота. - Эти игрушки мальчику дарит моя подружка, у которой нет своих детей. Она хотела выйти замуж за моего мужа. Мне ее жаль, и я решила - вынесу все!
   - Но у ребенка от этого может испортиться слух, - посочувствовала я.
   - Вы так думаете?
   - Тут и думать нечего, такие децибелы даром не проходят.
   - Не знаю, что и делать, - засомневалась сестра Клекота.
   На меня снизошло вдохновение:
   - Сделайте так. Громогласные игрушки отберите у ребенка и спрячьте. Давайте ему играть только тогда, когда ваша приятельница приходит в гости.
   Сестра Клекота просияла, идея пришлась ей по душе.
   - Ну, в таком случае я вам признаюсь, - сказала она. - Доска у меня в кухне. Правда, я не уверена, что ваша или брата, но на ней исключительно удобно раскатывать тесто. Не хотелось бы с ней расставаться, но раз она вам так нужна...
   Я полностью разделяла мнение женщины относительно пригодности доски в этой новой функции, заверив ее, что и сама неоднократно использовала ее не по назначению и не высказала претензий. Ободренная моей реакцией, сестра Клекота провела меня в кухню. Доска как раз использовалась в ее новой функции, и я с ходу определила - это не та. На всякий случай я все же осмотрела ее снизу, но никаких следов переделки не обнаружила.
   - Это доска вашего брата, - сказала я. - Но, может, вы вспомните, что стало с моей?
   Оба наших сына по уши были заняты раскручиванием машинки, разговору ничто не мешало. Сестра Клекота нежно погладила доску.
   - А я уже испугалась, что вы ее у меня заберете. Знаю, конечно. Когда мы собирались переезжать, много было хлопот с перевозом вещей. И когда обнаружилось, что у брата две чертежные доски, мы решили, одна лишняя. Эту я взяла, брата как раз не было дома, пришлось самой паковаться, ну я и отдала вторую соседу, тому, что жил с нами на одной лестничной площадке.
   - А кто он?
   - Вроде инженер. Нет, архитектор, вспомнила! Еще помогал мне паковать вещи. Я спросила, не нужна ли ему доска. Сказал - возьму, пригодится. Вы не подумайте, я знала, что она чужая, и предупредила соседа, если хозяин объявится - придется отдать. Человек он порядочный, отдаст обязательно. Хотите, я ему записку напишу?
   От записки я отказалась, Тадеуш мне и так отдаст, если доска у него. Я. поспешила убраться из квартиры сестры Клекота, ибо вдруг опять возобновился адский шум игрушечной машинки.
   Нагнав меня на лестнице, Роберт поделился впечатлениями:
   - Знаешь, мать, если бы у нас настоящие машины делали так добротно, как игрушечные, автосервис остался бы без работы. Сколько я намучился, пытаясь испортить это свинство, ты не представляешь! И все без толку, сама видишь. Теперь куда?
   К Тадеушу мы добрались без приключений и застали его дома.
   - Да, доска у меня, - сразу признался он. - Меня предупредили, что чужая. Выходит, твоя?
   - Нет, Гатина.
   - И она только теперь о ней вспомнила? А где сейчас вообще эта Гатя?
   - В Африке. Но возможно, уже и в другом месте.
   - И что же, решила вернуться?
   - Нет, похоже, вообще не собирается возвращаться.
   - Родину предала, - осудил Гатю Тадеуш. - Такая недостойна доски. Не знаю, стоит ли ее отдавать...
   - Ты что, ставишь меня с Гатей на одну доску? - возмутилась я. - Ведь ты ее мне отдаешь, не Гате, а я ничего не предавала.
   - А, ты - другое дело. Просто я протестую против экспорта досок, в последнее время их невозможно стало достать. Хорошо, пошли, посмотрим, что у меня на ней приколото.
   Вместе с Тадеушем мы осмотрели доску. В глаза бросилась привинченная сбоку бирка с надписью:
   "Проектное бюро министерства здравоохранения". Точно, это Гатина доска.
   Тадеуш тоже обратил внимание на бирку и сделал правильный вывод:
   - Выходит, доску Гатя свистнула с места работы. На твоем месте я бы не стал афишировать этого обстоятельства.
   Я заверила его, что не собираюсь афишировать, и попросила позволения позвонить.
   - Слушай, Матеуш, - взволнованно сказала я в трубку, - хорошо, что застала тебя дома. Доска у меня. Я ее нашла! Сейчас привезу.
   Матеуш как-то вяло прореагировал на сенсационное сообщение, бормотал что-то маловразумительное, пытался отговорить меня от немедленного приезда к нему, выклянчил отсрочку хотя бы в полчаса, а когда я набросилась на него с бранью, только простонал:
   - Надо же иметь хоть чуточку такта! Будь человеком!
   Проявляя тактичность, мне пришлось поколесить с доской по городу, приехала я к Матеушу только через час. Вместе с ним мы внимательно изучили доску и ничего необычного в ней не обнаружили. Доска как доска, немного подержанная, но обычная, чертежная. Камень свалился у меня с сердца.
   - Теперь можешь успокоиться, -заявила я, отбирая у Матеуша лупу. - Видишь бирку - "Проектное бюро министерства здравоохранения"? Гатя как раз там работала перед отъездом, оттуда и стибрила доску. И моя совесть теперь чиста, раз доска государственная, я имею на нее такое же право, что и Гатя, и забираю ее себе. Хотя нет, пускай остается у тебя, на всякий случай...
   Тяжело вздохнув, Матеуш прислонил доску к стене.
   - Выходит, "Цыганка" пропала. А из-за этой чертовой доски ты мне такую девушку спугнула...
   Следующие четыре года моей жизни прошли спокойно. Спокойно, разумеется, лишь в том, что касается отношений с Гатей. На самом же деле на меня валились тысячи всевозможных проблем, про Гатю с ее проблемами я начисто забыла. С Матеушем виделись редко, каждый был занят собой, к тому же не совпадало наше пребывание в стране, то он выезжал за границу, то я. И когда после длительного перерыва опять услышала его голос по телефону, немало удивилась. При этом сердце мое не екнуло в злом предчувствии, я просто обрадовалась, что слышу его.
   - Я переезжаю, - объявил Матеуш. - На новую квартиру. Так что у тебя последняя возможность побывать в Гатиных апартаментах.
   - А что, надо побывать? - осторожно поинтересовалась я.
   - Приглашаю тебя. И советую воспользоваться приглашением, не пожалеешь.
   Я подумала - наверное, устраивает отвальную, а таких сборищ я не любила и на всякий случай спросила, на сколько персон планируется прием.
   - На две, - был ответ. - Только ты и я. Очень советую приехать.
   Это было уже интересно.
   - И когда же мне приехать?
   - Лучше всего немедленно.
   Квартира Гати опять выглядела необычно, но по-другому. Свалка была устроена только в одной комнате, все же остальные поражали пустотой. В них сиротливо жались к стенам лишь несколько отдельных предметов меблировки. Видимо, я застала конечную фазу переезда.
   - Ну? - от порога бросила я.
   Взяв меня за руку, Матеуш провел в коридорчик перед кухней. В коридорчике у раскрытого встроенного шкафа стоял стул.
   - Влезай на него, -приказал Матеуш. Я послушно влезла.
   - Что видишь? - спросил Матеуш.
   -Пустой шкаф, -ответила я.-А что нужно увидеть?
   Матеуш немного растерялся, потом стукнул себя по лбу.
   - Ну конечно же, я забыл, что ты ниже меня ростом! Подожди минутку.
   Он кинулся в комнату, я крикнула ему вслед:
   - А мне так и стоять на стуле?
   - Нет, если хочешь, пока можешь слезть. Из комнаты Матеуш принес три толстых тома энциклопедии, смерил меня внимательным взглядом и два положил на стул один на другой.
   - Ну, теперь снова влезай!
   - Ты что, спятил? - возмутилась я. - Стул и без того шатается, а тут еще книжки разъезжаются. Ты пригласил меня для того, чтобы я сломала
   себе ногу? Или руку?
   - Ничего с тобой не случится, я подержу стул.
   Да влезай же!
   Пришлось взобраться на два тома энциклопедии. Они вроде не разъезжались, но на всякий случай я схватилась рукой за полку в шкафу.
   - Ну, что теперь видишь? - взволнованно допытывался Матеуш.
   - То же самое - пустой шкаф. А что я должна увидеть? Скелет или нечто сверхъестественное?
   - Не остри, отвечай, что видишь. Ведь должна же ты что-то там увидеть!
   Прямо на уровне моих глаз я видела полку, покрытую клеенкой. Верхнюю полку шкафа, совершенно пустую.
   - Вижу пустую полку, - доложила я. - Покрытую клеенкой. Может, это памятник старины? Я имею в виду клеенку. Довоенная, должно быть.
   - Все правильно, - радовался внизу Матеуш. - И полка, и клеенка. А теперь присмотрись к ним внимательней.
   Я выполнила приказ и только теперь заметила утолщение посередине полки. Вроде она посередине была немного толще.
   - Слушай, на полке что-то есть!
   Матеуш не отозвался, но в его молчании чувствовался триумф. Недолго думая, я оторвала клеенку, приколотую кнопками, нащупала под ней какую-то доску и извлекла ее. Вроде обычная доска. Повернула ее другой стороной и остолбенела на своем стуле.
   Долго так стояла я на двух томах энциклопедии, не в силах отвести взгляда от портрета цыганки в красном платке на голове. Матеуш молчал
   рядом.
   - Ты думаешь, она была там все это время? - спросила я, решившись наконец сойти со стула.
   - Уверен. И мне очень интересно знать, кто же ее там спрятал.
   - Не Гатя, факт. И вряд ли ее мать.
   - Как же тебе удалось ее обнаружить?
   - Исключительно из-за лени. Шкаф надо было опорожнить, не хотелось тащить из комнаты стремянку, а надо было убедиться, что на верхних полках ничего не осталось. Я подставил стул и, поскольку мои глаза оказались как раз на уровне верхней полки, заметил утолщение под клеенкой. А если бы я стоял на стремянке, глядел бы на полку сверху и ничего не заметил.
   Я понимающе кивнула. Довоенная клеенка была слишком толстой, чтобы простым прощупыванием можно было под ней что-то обнаружить, ведь доска с "Цыганкой" была не толще полутора сантиметров.
   Доску мы отнесли в кухню и положили на стол, над которым свешивалась яркая лампа.
   - А теперь рассмотри ее внимательно, - приказал Матеуш. - Я уже рассматривал, на полку спрятал специально для тебя, чтобы не объяснять, каким образом нашел.