Хмелевская Иоанна. Гарпии

   Получив от Фелиции аванс под упомянутые оконные рамы, Мартинек энергично принялся за работу. Сначала внимательно осмотрел рамы. Очень внимательно, полдня ушло на это. Затем принялся подбирать орудия труда. Нашёл наконец отвёртку, она оказалась мала, пришлось искать другую. Фелиция сама вручила ему инструмент нужного размера. Работник, воспользовавшись случаем, потребовал у хозяйки наждачную бумагу, чтобы ошкурить рамы, это хозяйка особо подчёркивала.
   Наждачная бумага, ответила хозяйка, хранится в ящике, в чулане. Получив столь нужную информацию, работник счёл себя вправе на сегодня покончить с трудами, замаялся. Тем более, что уйму времени отнимали перерывы на завтрак, обед и ужин.
   На следующий день он вновь изучал первую раму и нечаянно разбил её. Бранить его у Фелиции не хватило духу — таким сокрушённым выглядел парень, каялся, бил себя в грудь и настоятельно требовал вычесть из будущей оплаты стоимость рамы. В просьбе Фелиция великодушно отказала, тем более что современные шведские рамы, вернее, целые окна в комплекте, стоили безумно дорого, и неизвестно, какие же тогда платить работнику деньги. Взамен она обязала Мартинека просто вставить разбитое стекло. Тот немного оживился, открутил винты, вынул раму и потащил её к стекольщику. Там он провёл остаток дня, наблюдая за работой мастера и овладевая новой профессией, а также следя за тем, чтобы все делалось путём. К ужину парень вернулся со вставленным стеклом и даже прикрутил раму на прежнее место, после чего отлично справился с заслуженным ужином.
   Половина третьего дня ушла на выбор наждачной бумаги. Парень не привередничал, испробовал и новую бумагу, и уже бывшую в употреблении, возвращался к отвергнутому варианту и ещё не пришёл к решению, когда, к сожалению, пришлось прерваться на обеденный перерыв. После обеда Фелиция попросила работника достать с верхней полки стеллажа в её комнате атласы и карты — что-то ей понадобилось в них найти. После долгих поисков в одном из атласов была обнаружена нужная бумажка. Мартинек с ангельским терпением пережидал все это время, не торопил хозяйку, развлекая её красочным описанием своей мартирологии, а затем аккуратно, без суетливости, вернул на полки географические пособия и по собственной инициативе красиво выровнял их.
   Если учесть, что рост Фелиции не превышал метра с половиной, а рост Мартинека равнялся метру и семидесяти восьми сантиметрам, не приходится удивляться, что хозяйка решение приняла правильное. Сидя в кресле, она с удовольствием наблюдала за работой этого верзилы — всю жизнь любила высоких мужчин. Будь Мартинек коротышкой, наверняка он бы не пользовался её симпатией.
   Покончив с книгами, оба продолжили приятную беседу до самого ужина.
   С утра четвёртого дня Мартинек приступил наконец к ошкуриванию. Задумчиво прошёлся шкуркой по дереву раза два. И тут Сильвия оторвала его от работы. Надо сбегать в магазин за картошкой. На обед она запланировала отбивные, а к ним лучшим гарниром, как известно, являются картофельные клёцки, «копытки». Если картошки не принесут, она, Сильвия, слагает с себя ответственность за обед, не будет сегодня обеда — и баста! Устрашённый такой перспективой, Мартинек вынужден был с болью в сердце отложить малярные работы и отправиться в магазин, даже не испросив разрешения Фелиции. И, как ни странно, из магазина вернулся быстро. Сообразил, наверное, что приготовление «копыток» требует много времени. А вернувшись, сам, по собственной инициативе сел помогать Сильвии чистить картошку, и очистил целых три штуки. Остальные девять очистила Сильвия, зато Мартинек вынес мусор и даже самостоятельно подготовил торбу для следующего. С присущей ему старательностью и аккуратностью, так что торба заняла часа два, в общем, как раз до обеда.
   После обеда вернулся к окнам — допекла Меланья. Аккуратненько и не торопясь ошкурил один угол рамы, содрал с него старую краску, так что стало видно дерево, продемонстрировал его Фелиции, получил от неё порцию благодарностей и для отдохновения вместе с хозяйкой уселся смотреть по телевизору футбольный матч. В футболе Фелиция совсем не разбиралась, зато Мартинек владел всеми его тайнами и теперь без устали и с энтузиазмом принялся знакомить с ними хозяйку, вследствие чего та прониклась большим уважением к познаниям эрудированного молодого человека.
   На пятый день пришлось опять браться за проклятое окно. Медленно и раздумчиво проводил Мартинек шкуркой по слою старой краски, не нанося ей ни малейшего ущерба. Деревянная основа рамы проглядывала в тех местах, где краска сошла сама, в остальных местах держалась неплохо, и Мартинек с ней особо не боролся. Фелиция не контролировала работника, напомнила лишь, что перед покраской следует заклеить стекло у рамы клейкой лентой, чтобы потом не соскребать краску со стекла.
   Сильвия, уверенная, что наготовила «копытки» на два дня, была немного озадачена: отбивные остались на второй день, это правда, но лишь потому, что на стол она подала лишь половину мяса, а «копытки» неосторожно принесла все. В принципе, Сильвия любила кухарничать, но особым трудолюбием не отличалась, снова чистить картошку и готовить клёцки не хотелось; решила — завтра к отбивным подаст отварной рис. Правда, к рису со свиным соусом понадобятся шампиньоны. И вот теперь, поскольку Доротки дома не было, в магазин за шампиньонами опять погнала Мартинека.
   Мартинек прекрасно понимал, что добавить шампиньоны в соус потушить — это вопрос четверти часа, поэтому с покупками вернулся из магазина через полтора часа. В оставшееся до обеда время не имело смысла приниматься за окна. Отдохнув за чтением журналов, парень принялся рассматривать коллекцию Фелициных зажигалок. Как всегда, та не решалась выбросить уже опустевшие зажигалки, и теперь попросила Мартинека наполнить газом одну из них. Попытка выполнить поручение не удалась, несмотря на то что зажигалка была ему подарена, и парень пообещал, когда будет время, сходить к одному такому, в общем, специалисту, который наполнит все пустые зажигалки — зачем же добру пропадать? Фелиция обрадовалась. Золотой юноша! Теперь в доме появятся восемнадцать действующих зажигалок. Поинтересовалась, правда, во что это обойдётся, и одобрила идею.
   За обедом Сильвия с большим интересом наблюдала за тем, как со стола сметаются её блюда. Она привыкла к тому, что сестры вечно пилили её за нерациональное расходование продуктов. Сильвия не могла приготовить еды в самый раз, вечно у неё получалась прорва, которую никто не хотел доедать, и масса добра пропадала. Тщетными оказались попытки склонить Доротку к пожиранию завалявшихся Сильвиных кулинарных поделок — девушка наконец в отчаянии заявила: нет у неё возможности покупать новую одежду, а на старой уже трещат петли и «молнии». Толстая Сильвия считала Доротку худющей и очень обижалась, что та не хочет чуточку постараться — могла бы и доесть.
   И вдруг оказалось, ничего лишнего не готовится, никаких остатков от обедов нет, ничего не приходится выбрасывать, и если бы, например, она, Сильвия, завела кабанчика, как ей зловредно советовали сестры, бедняга просто бы помер с голоду.
   И вот теперь Сильвия в немом восторге наблюдала, как в Мартинеке, словно в бездонной пропасти, исчезает рис под грибным соусом. Не привыкшая делать далекоидущие выводы, она сначала просто радовалась, потом устыдилась — парень так старательно подбирал хлебом остатки со своей тарелки, может ему ещё чего предложить? Подумает, она жалеет… Вон и Меланья как-то странно смотрит на парня.
   И Сильвия принялась лихорадочно думать над завтрашним обедом. Что бы такое посытнее изготовить? Впрочем, на очереди ещё сегодняшний ужин. Остались шампиньоны: может, гренки с сыром и шампиньонами?
   Вернувшуюся с работы Доротку немедленно погнали в магазин для закупки целого списка продуктов. Доротка удивилась — что за приём готовится? С трудом приволокла мясо, птицу, сыры, разные овощи и фрукты. Уже в кухне, глядя на принесённую ею кучу продуктов, девушка почувствовала, как в душе зреет протест — ведь это ноша для сильного мужчины. Сделала попытку объясниться с Сильвией, но той было не до разговоров, все душевные силы поглощало приготовление сытного ужина.
   На шестой день Мартинек занимался работой с большим удовольствием. Заклеивать стекло в раме на стыке с деревом клейкой лентой было занятием не очень утомительным, зато требовало большого внимания и аккуратности, работка как раз для него. Она заняла все дообеденное время. Обед тоже занял много времени. Сильвия впала в амбицию и приготовила такой обед, что даже если бы сто человек сели за стол — все равно что-то да осталось бы на завтра!
   Закуска в виде селёдочки тронула в Фелиции какие-то душевные струны, и она потребовала спиртного.
   — Рыбка любит плавать! — заявила Фелиция, разливая непочатые пол-литра.
   Сестры очень умеренно употребляли алкоголь, Мартинек тоже не был пьянчугой. Две стопочки всех удовлетворили. А Фелиция опять удивила. Потребовала бутылку красного. Бутылку принесли и дали открывать Мартинеку. Красное вино под говяжьи зразы с макаронами, зелёным салатом и помидорами оказалось в самый раз. Впрочем, оно неплохо шло и под изысканное блюдо — тушёную утку с рисом. На десерт были поданы пирожные из слоёного теста с кремом и вареньем, а тут как нельзя кстати пришлась горьковатая вишнёвая наливка. Она же хорошо пилась с кофе, в виде исключения заменившего обычный чай.
   Никто не был пьян, но все пришли в отличное настроение. Все, за исключением Сильвии. Последняя с ужасом наблюдала за исчезновением — без остатка! — всех блюд. Всех, начиная с первого и кончая последним. Ни кусочка не осталось от зраз и уточки, слоёные пирожные исчезли как сон, как утренний туман. Все пожирал Мартинек.
   Тупо уставившись на пустые тарелки, Сильвия мысленно прикидывала возможность приготовить завтрашний обед в старом котле для кипячения белья, который давно пропадал без дела. Сварить в нем, скажем, луковый суп или густую похлёбку, которая удовлетворит аппетиты целого взвода оголодавших десантников. Придя к такому решению, Сильвия совершенно успокоилась.
   Остаток вечера прошёл в приятной, тёплой атмосфере, в дружеской беседе. В ней не принимала участия одна Доротка, которой предстояла ещё редактура перевода венгерского детектива. Сытный обед с капелькой вина положительно сказался на творческих способностях редакторши, и шпионский детектив засверкал всеми цветами радуги.
   На седьмой день, в полдень, Мартинек торжественно приступил наконец к покраске оконной рамы. До двенадцати готовил краску, по капельке добавляя растворитель и без конца пробуя получившийся раствор, затем долго выбирал кисточку.
   Но вот все готово, больше тянуть нельзя. И парень в отчаянии мазнул кистью по раме.
   Мартинек не был совсем уж кретином, кое-какими познаниями в данной области обладал и понимал, что покраску одной рамы непременно следует закончить за один раз, ну, хотя бы с одной стороны.
   Сосредоточенно нахмурившись, он осторожно поводил несколько раз по одному и тому же месту, чтобы покрыть дерево толстым, ровным слоем краски. Наблюдавшая за парнем Фелиция постояла, посмотрела, сделала попытку заставить работника немного живее водить кистью, но это было не в её власти. Тут зазвонил телефон, пришлось переключиться на другие дела.
   До обеда Мартинеку удалось окрасить целых три четверти рамы с одной стороны! Потом он тщательно, как хирург, с полчаса мыл руки, хотя не очень их запачкал. Кончил мыть как раз в тот момент, когда на стол в столовой въехал суп. Не в котле, конечно, но все-таки в самой большой кастрюле, какая была в доме.
   Луковый суп в исполнении Сильвии был классическим луковым супом в самой популярной его версий, то есть в его состав входили, кроме заглавного лука, бульон, чудовищное количество наструганного сыра и такое же количество гренок. В кастрюле помещалось шестнадцать порций, если считать на обычные глубокие тарелки. Сестры очень любили луковый суп, каждая съела по две порции. Весь остальной суп слопал Мартинек. Все десять тарелок, поскольку Доротки не было.
   И вот тогда Сильвия возненавидела прожорливого юнца. Она уже не замечала его милой, добродушной физиономии, позабыла о его услужливости и готовности помогать всегда и во всем, из её памяти улетучились вежливость и воспитанность молодого человека, которые приводили сестёр в восторг. Теперь она видела перед собой прожорливое чудище, от которого надо было спасаться. Мысля поварскими категориями, Сильвия подумала о приготовлении чего-то такого, чего этот обжора был бы не в состоянии умять. В сознании смутно замаячил бык, целиком запечённый на чудовищном вертеле, даже не бык, а слон, мамонт! Сильвия не знала, каков слон на вкус, тем более мамонт, и годятся ли они в пищу. Да и деньги кончились, спохватилась она. Выданные Фелицией на неделю средства были угроханы за три дня. Что же теперь делать? Фелиция очень не любила, когда у неё просили дополнительные суммы на питание.
   И опять заметила Сильвия взгляд, каким Меланья наблюдала за пожирателем супа. Было что-то такое в этом взгляде… и ужас, и восхищение. И Сильвия преисполнилась надежды, что младшая сестра, пожалуй, её поймёт. Фелиция же ничего не замечала.
   На второе приготовлены были деликатесные филейчики из свиной вырезки, а к ним куча овощей: цветная капуста, брокколи, кукуруза, зелёный горошек и морковка. Мрачно наблюдая за исчезновением деликатесов, Сильвия невольно возвращалась мысленно к целиком зажаренному мамонту. Мелькнувшую было мысль о куриной печеночке — её много продаётся в магазине, тесно спрессованной и замороженной, — тут же пришлось отогнать. Ни в одном магазине не найдётся нужного ей количества; разве что закупить прямо на ферме, специализирующейся на экспортных поставках, да где взять деньги? Что же ей, несчастной, приготовить такое, чтобы насытился этот прожорливый дракон, эта бездонная бочка?
   Вечером Сильвия поплакалась Меланьи, и та решила:
   — Выдам тебе денег из своего кошелька, просто из любопытства. Хочу знать, сколько он способен сожрать? Ведь внешне совсем не похож на обжору. А что, действительно не осталось у тебя ни гроша?
   — Вчера потратила последние, собственные, — захлюпала Сильвия.
   — Все записала?
   — Разумеется.
   — Не помешало бы показать счета Фелиции. Непонятно, почему она ничего не замечает? Впрочем, мальчик довольно милый…
   На восьмой день Сильвия поднатужилась и нажарила двести блинчиков с мясом. А Мартинек закончил покраску рамы с одной стороны. Вторую красить было нельзя, потому как он вовремя не соскрёб со второй стороны старую краску, теперь же приходилось ждать, пока подсохнет свежая. Фелиция нашла парню занятие на весь оставшийся день: собрать с их небольшого садика засохшие ветки и сложить в кучу. Хотя садик был крохотный, с нескольких растущих там деревьев сухих веток нападало достаточно.
   Разумеется, к работе парень приступил только после обеда. За обедом Сильвия с Меланьей внимательно глядели ему в рот, считая исчезающие там блинчики. Слопал шестьдесят восемь штук. У Сильвии немного отлегло от сердца: наконец-то что-то осталось на завтра.
   — Маленькая собачка… — задумчиво проговорила Меланья, глядя в окно на парня, который неторопливо волочил за собой первую веточку.
   — Что ты сказала? — не поняла Сильвия.
   — Да ничего особенного. Слышала от кого-то или где-то читала, что у маленьких собачек желудки обладают свойствами растягиваться.
   — Ты о каких собачках? — рассеянно поинтересовалась Фелиция.
   — О маленьких.
   — При чем здесь собачки? Что-то не понимаю.
   — Неважно. Может, тебе стоит обратиться к окулисту?
   — Зачем? Зрение у меня в порядке.
   — А мне сдаётся, ты страдаешь близорукостью. Даже на близком расстоянии плохо видишь, — упорствовала Меланья.
   — Отвяжись! Я прекрасно вижу на все расстояния, не морочь голову.
   — Ну как знаешь…
   До вечера трудяга Мартинек собрал в кучу четырнадцать больших веток и тридцать семь сухих прутиков. А главное, сложил аккуратно, даже изящно: основаниями в одну сторону, развилками — в другую. Просто загляденье!
   На девятый день с утра Мартинек принялся за свою основную работу по окраске рам, и весь день, с завтрака до ужина, не торопясь шуровал наждачной бумагой другую сторону рамы. Сильвия же приготовила сытную пищу: сварила полтора килограмма риса и к нему гуляш с густым соусом, таким густым, что ложка стояла. И мстительно планировала другие блюда, обильные, сытные и не такие трудоёмкие, как блинчики. Теперь продукты закупались на личные средства Меланьи, дотаций от Фелиции Сильвия просить не осмелилась.
   На десятый день Матинек приступил к окраске, а Меланья напустилась на сестру:
   — Ну и глупа же ты! Зачем столько готовишь? На этого обжору не напасёшься, а я отказываюсь его кормить!
   — Так что же делать? — растерялась Сильвия. — Раз он столько ест.
   — Сделаешь меньше — так и съест меньше. Как все это в нем помещается? Не волнуйся, с голоду не помрёт.
   Сильвия послушалась сестры и прекратила безнадёжную войну с желудочно-кишечным трактом их работника. А вечером собралась с духом и предъявила Фелиции счета на продукты. Естественно, та была оскорблена в своих лучших чувствах.
   — Ведь до конца месяца ещё целых четыре дня, почему же все деньги вышли?
   — Ты что, не заметила, что у нас одним ртом стало больше? И как этот рот жрёт!
   — Да ничего особенного. Парень молодой, растущий организм требует…
   — Какой растущий, ты что? Да он давно вырос. Впрочем, если растёт — его дело, пусть растёт хоть до старости, но на него пошли все наши деньги! НАШИ! Потому как я и свои тратила, и Меланьины.
   — А зачем такую прорву готовишь? Сколько раз тебя учила — готовь столько, чтобы съедалось, а не выбрасывалось! Вот тебе пятьдесят злотых, надеюсь, до первого хватит.
   Сильвия рассердилась.
   — Хватит, если станете питаться картошкой и макаронами! А о мясе позабудь!
   — Я и не настаиваю на мясе, мне вполне хватит яиц. А к хлебу можешь подать творожок с укропчиком. Укропчик бесплатный, свой, нарви в огороде.
   Сильвия пожала плечами и прекратила бесполезный спор. Желая облегчить себе жизнь, на следующий день нажарила прорву котлет, причём в фарше хлеб значительно превалировал над мясом. И на стол предусмотрительно подала лишь половину, остальные спрятав в глубинах холодильника.
   Уже шёл одиннадцатый день, Мартинек закончил красить оконную раму.
   На двенадцатый день он с утра занялся выполнением нового задания Фелиции и до обеда вбивал два гвоздя в чулане, чтобы можно было растянуть дополнительную верёвку для сушки белья, а после обеда стал сдирать со стекла рамы предохранительные полосы клейкой ленты. К вечеру эта сложнейшая операция была закончена, но мыть стекло было уже поздно. Мытьём Мартинек занялся на тринадцатый день своего подряда.
   Поскольку это совпало с первым числом следующего месяца, а обычно в эти дни происходит выплата зарплаты, Фелиция сочла своим долгом произвести расчёт с работником. Расчёт производился подённый, и только тут Фелиция сообразила, наскоро перемножив в уме стоимость покраски одной рамы на количество окон в доме, что, пожалуй, получается дороговато. В то же время ей не хотелось лишаться всегда готового к услугам миловидного пажа, привыкла она к нему… Ладно, пусть остаётся, но на других условиях.
   — Впредь буду платить тебе за сделанную работу. Покрасил окно — получай. А там уж твоё дело, сколько времени потратишь на окно, хоть год, я не тороплюсь. Учти это!
   — Надо же, как мне не везёт! — огорчился Мартинек. — Кого ни возьми, все норовят платить аккордно, прямо мания какая-то. Я бы предпочёл все-таки подённую плату, проше пани… Деньги мне страсть как нужны, послезавтра начинаются занятия, так что работа затянется. И придётся мне вернуться домой, ведь у меня все вещи там. А может, сюда принести?
   — Что принести?
   — Ну, мои вещи… Книжки, одежду…
   — Как ты себе это представляешь? Ведь в доме — все забито до отказа.
   Мартинек беспомощно огляделся, словно первый раз оказался в этом доме.
   — И правда, — печально констатировал он. — Факт. А жаль. Выходит, завтра мне возвращаться домой? После обеда, ладно? Суббота и воскресенье у меня свободны. Так я приду?
   — Очень хорошо, можешь приходить. Начнёшь второе окно…
   Таким вот образом Мартинек прочно обосновался в доме трех сестёр и их племянницы. В выходные дни он по-прежнему спал на полу в кухне, и продолжалось это до тех пор, пока в его родном доме шёл ремонт. После этого он перестал ночевать в гостеприимном доме, но появлялся там довольно часто, берясь за любую работу, которую ему поручали.
   А недостатка в работе не было. Да вот хотя бы то, первое окно, покрашенное им. Оказалось, старую краску юноша соскрёб недостаточно старательно, в тех местах, где он не уделил ей должного внимания, новая краска вздыбилась пузырями и слезала целыми полосами. Фелиция потребовала устранить брак, безжалостно отказавшись платить за дополнительную работу. Однако бедняга Мартинек так ныл, причитал и канючил, что она пошла на некоторые уступки, а именно: начав бесплатно устранять брак на первом окне, Мартинек получил аванс под второе и обязался приступить к работе немедленно и сразу над двумя окнами. Понял — надо постараться, приложил максимум усилий, и не прошло и двух лет, как все окна оказались покрашенными, а довольная Фелиция оплатила парню двухдневную экскурсию в Данию.
   Фелиция явно питала к парню слабость, в которой ни за что не хотела признаться. Что это было? Нерастраченные материнские чувства или запоздалая любовь пожилой женщины — неизвестно, да это и неважно, важен факт; к парню она относилась со снисходительностью, которой тот явно не заслуживал. Не лыком шитый, Мартинек сразу смекнул, какие выгоды это ему сулит, и, пригревшись на груди почтённой матроны, всячески старался упрочить своё положение.
   Остальные сестры со временем тоже привыкли к Мартинеку. Меланья изредка давала ему кое-какие поручения, не требующие спешки, — спешка и Мартинек — вещи несовместимые — и даже иногда выручала его небольшими суммами.
   Сильвия долго не могла ему простить расходов, которые совершила по его вине, и на её симпатию Мартинеку рассчитывать не приходилось. Неприязнь и даже презрение — вот какие чувства питала к парню средняя сестра, а если изредка и общалась с ним, то не иначе, как им помыкала. Будучи кроткого нрава, Мартинек и на помыкание был согласен, быстренько сообразив, что чем больше Сильвия им помыкала, тем больше Фелиция ему платила. Заполучив и стол, и дом, Мартинек всей душой искренне желал всем бабам в нем всяческого благосостояния и богатства, тогда в этом теплом гнёздышке и ему обломится.
   Доротка не выносила Мартинека и не скрывала этого. Поскольку они были представителями одного поколения, девушка сразу поняла, что имеет дело с расхлябанным кретином, чудовищно прожорливым и в высшей степени эгоистичным. Она одна не поверила ни в жестокосердного отца, ни в подлую мать, ни в жестокость замужней сестры, выгнавшей брата из своего дома. Ей было ясно, что, не выгони она вовремя брата, тот сожрал бы весь дом с её семьёй впридачу и глазом не моргнул. Опять же Доротка понимала — единственное тёплое и хорошо оплачиваемое местечко такой бездельник мог найти лишь у тётки Фелиции, явно питавшей к парню слабость, ибо считать его добросовестным работником мог лишь человек, утративший способность вообще что-то соображать.
   Девушка старалась избегать Мартинека и ни разу не обращалась к нему ни с просьбой, ни просто так. Кстати, примирившись с аккордной оплатой его услуг, Мартинек завёл бухгалтерию и тщательно записывал в особую книжечку все, что делал по дому, настоятельно требуя оплаты малейшей услуги.
   К счастью для Доротки, днём её почти никогда не было дома, так что она редко встречалась с Мартинеком. Понятно, что теперь, решив встречать крёстную бабушку в аэропорту, Доротка не желала иметь на шее ещё и Мартинека…

* * *

   Два дня потратила Доротка на поиски нотариуса, фамилию которого, к счастью, Войцеховский назвал в своём письме. Отсидев в нотариальной конторе несколько часов и дождавшись ухода последнего клиента, девушка вошла наконец в кабинет юриста.
   — Могу я надеяться на то, что о визите к вам не узнают мои родные? — задала она вопрос в лоб.
   — Нотариус — что ксёндз, проше пани, — был ответ. — Мы свято блюдём тайны наших клиентов.
   — Очень хорошо. Надеюсь, пан заметил — я совершеннолетняя, мне двадцать два года, вот мой паспорт, если желаете. Мои тётки этого как-то не заметили, я для них все ещё пребываю в детском возрасте. Совершенно случайно я узнала, что вы разыскивали мою мать по поручению её американской крёстной и нашли меня, а теперь выясняется — эта крёстная приезжает. Вот все, что мне известно. А поскольку, если не ошибаюсь, в деле фигурирую я, не могли бы вы информировать меня о нем подробнее?
   — А разве три пани… урождённые Вуйчицкие, вас не информировали?