Страница:
— Говорю же — нет! Даже об адресованном мне письме я узнала случайно, из их разговора, довольно бестолкового. Да нет, я не подслушивала. Хотя наверняка следовало бы. Просто они совершенно не считаются со мной, и за обедом заговорили о приезде американской крёстной. Разумеется, я попыталась их расспрашивать. В ответ услышала: не твоего ума это дело, не доросла ещё, отвяжись. А то что я уже работаю и тоже участвую в расходах на дом, — это не считается. Как вы думаете, имею я какое-то право?
Нотариус явно огорчился.
— Разумеется, имеете. И я не предполагал… И в принципе, вам все известно, остаются мелочи. Вкратце дело обстоит так: ко мне обратилась одна адвокатская фирма из Нью-Йорка…
И за пятнадцать минут внимательно слушавшая Доротка узнала, что крёстная мать её матери с начала войны застряла в Штатах: там вышла замуж за богатого американца польского происхождения, сколотившего своё состояние на разного рода изобретениях и совершенствованиях. Богач оказался круглым сиротой — просто редкостная удача, и когда помер, упомянутое солидное состояние унаследовала целиком жена, то есть уже вдова, Ванда Паркер.
Потеряв супруга, госпожа Паркер почувствовала себя совсем одинокой. Из знакомых был некий Войцеховский, которого она знала ещё с довоенных польских времён, — он и взял на себя заботу о старушке. Но человек тоже чрезвычайно занятый, у него семья, жена, дети, внуки, не может он заниматься одной Вандой Паркер. И вот она затосковала по давно покинутой родине, хотя там тоже не осталось никого из близких и родных, время и война выкосили всех, так что единственным близким человеком, кого она могла надеяться застать в живых, была её крёстная дочь. Пани Ванда не знала, что последняя тоже умерла, и весьма огорчилась, узнав об этом, но вспомнила, что вроде бы у крестницы была дочь, — так может хоть она жива?
И по просьбе пани Ванды американский нотариус мистер Войцеховский обратился с официальной просьбой разыскать родственников покойной крестницы Ванды Паркер. К сожалению, почти никаких данных о разыскиваемых лицах он сообщить не смог, вот почему поиски продолжались так долго. Наконец Войцеховского и миссис Паркер известили — обнаружена дочь крестницы и три сестры покойной. Пани Паркер очень обрадовалась: пусть не родня, но все-таки близкие люди, они заменят ей родню. Она решила навсегда вернуться на родину. В восемьдесят восемь лет трудно начинать новую жизнь, но американка очень надеется на помощь обретённых близких. Да и на кого ещё ей надеяться? Ванда Паркер бережно хранит фотографию с крестин, на которой она, ещё молодая девушка, стоит перед домом Вуйчицких, бережно держа на руках окрещённого младенца, а рядом девочка — старшая дочь Вуйчицких — Фелиция.
Фотографию пани Ванда непременно покажет по приезде.
Смешанные чувства испытала Доротка, слушая рассказ нотариуса. И тревогу, и смутное беспокойство, и растерянность. Но возобладало сочувствие к одинокой старушке. Богатая — но что с того, если ни одной близкой души в целом мире? Впрочем, хорошо, что богата, заплатит за такси и носильщика, можно будет обойтись без помощи Мартинека. Надо купить небольшой, но красивый букет. Красные и белые цветы — цвета национального флага.
Фелиция не выносила, когда с ней говорили в таком тоне, и немедленно бросилась в атаку:
— Лучше сама вспомни, куда его задевала! Наверняка лежало на столике, но ведь тебе все мешает, вот и сунула его куда-то. Вспомни, как запрятала счёт за телефонные разговоры, — до сих пор удивляюсь, как нам тогда телефон не отключили. А где альбом со старыми фотографиями? Видите ли, Сильвии захотелось полюбоваться на них, и — пожалуйста! — альбом как корова языком слизала.
— Да в кухне он! — крикнула Сильвия. — В кухне на буфете лежит. Всю жизнь провожу в кухне — вот и фотографии там смотрю. Что, законом запрещено?
— Всю жизнь! Ха, ха! — не утерпела Меланья.
В общем, скандал бушевал, как торнадо. Доротка подумала, не сказать ли тёткам, что письмо Войцеховского она нашла. В настоящее время оно спрятано за бачком — там они его не обнаружат, можно не беспокоиться. Пролежит до генеральной уборки, которую раз в две недели производит приходящая уборщица пани Стефча. Она должна прийти через два дня, тогда письмо обнаружат, и все поймут — Фелиция занималась чтением во время… в туалете, короче говоря. А можно перепрятать письмо так, что его никогда не найдут, но тогда как объяснить поездку в аэропорт в нужное время? Однако если о сроке прибытия тётки сейчас узнают, непременно отрядят встречать американку идиота Мартинека, а тот не только помешает вовремя приехать в аэропорт, но ещё что-нибудь непременно выдоит у старушки для себя.
Так ни к какому решению Доротка и не пришла. Впрочем, хорошенько подумать ей не давали, заставили непрестанно курсировать между столовой и кухней, обслуживая тёток. Раздражённые ссорой, они принялась за пиво, а поскольку пиво было в маленьких банках, приходилось то и дело отправляться за новой порцией.
Меланья вдруг вспомнила, что Фелиция уже раз уточняла дату прибытия Ванды с помощью записи в своём календарике, потому как в тот же день вызывали Мартинека для какой-то работы. Фелиция аккуратно записывала все. Может, посмотрит, когда именно вызывали Мартинека?
— Посмотрю, если скажете, какую работу он делал, — проворчала Фелиция. — Парня вызывали неоднократно.
— Прибить полку в чулане, — вспомнила Сильвия.
— А, минутку… Вот… И снова на четырнадцатое, а какое сегодня? Значит, Вандзя прилетает через пять дней. Хорошо, Стефча успеет прибраться. А во сколько прилетает самолёт?
— Этого никто не знает.
— Пусть принцесса выяснит, — распорядилась Меланья. — В конце концов, именно к ней приезжает эта американская развалина, а она и не почешется! Узнать ничего не стоит, наверняка старушенция полетит прямым рейсом, а не с пересадками.
— Ты так в этом уверена?
— А ты нет? Думаешь, божьему одуванчику захотелось поразвлечься? Вот, к примеру, ты бы полетела вокруг света?
— Может, и полетела бы…
— С таким огромным багажом? Ослица!
— Багаж можно отправить отдельно, малой скоростью или, как теперь это называют, фрахтом, грузовым рейсом.
— Кажется, Войцеховский не упоминал о турпоездке по странам Европы. Сильвия!
— А? — очнулась Сильвия. — Нет, ни словечком не упоминал. Экскурсию я бы запомнила. Да о чем спорить! Пусть Доротка узнает обо всех самолётах, которые прилетают четырнадцатого, и дело с концом.
— Не забудь о рейсе из Сингапура! — язвительно напомнила племяннице Меланья. — И об Иоганнесбурге.
— Сингапур и Иоганнесбург находятся не в Европе, — поправила сестру Фелиция.
— Что ты говоришь? — издевательски отозвалась Меланья. — Так ведь наш божий одуванчик может закатить экскурсию на всю железку. Захочет — и через Японию махнёт.
Доротка уже три раза открывала рот, собираясь что-то сказать, да ведь словечка не вставишь. Так тому и быть — ничего не скажет тёткам, спрячет письмо, причём так, чтобы в случае его обнаружения подозрение пало на Фелицию. А она, Доротка, уже давно знает время прибытия нужного самолёта, потом, в последний момент сообщит его тёткам, скажет — только что узнала. И тем самым избавит несчастную американскую старуху, которая ещё не знает, что её ожидает от встречи с милыми соотечественницами. По пути к дому Доротка немного её подготовит — пусть хоть первые минуты пребывания на родине ничто не омрачает. Ещё успеет познать характеры трех сестриц.
— Хорошо, о самолёте из Токио тоже узнаю, — покорно согласилась Доротка. — А сейчас мне надо ещё поработать — ждёт редактура. Сами же учили: не откладывай на завтра…
— Тогда уж и о Шанхае разузнай, — уже из-за двери донёсся до неё голос Фелиции.
У Доротки и в самом деле была срочная работа, хотя она вряд ли назвала бы работой такое приятное занятие. Издательство вручило ей несколько кубинских детективов и попросило ознакомиться с ними для возможного перевода — с мнением Доротки уже считались. Заглянув в один из них, Доротка заинтересовалась и согласилась работать над переводом. Теперь она взяла первую попавшую книжечку в яркой обложке, перо и бумагу, чтобы записывать замечания и светлые мысли, и со вздохом облегчения улеглась на своей постели. По крайней мере, хоть немного побудет одна, вдали от тёток.
Вся беда в том, что проживая в столице, Доротка вела почти отшельнический образ жизни. У неё практически не было ни друзей, ни хороших знакомых. Тётки дружно препятствовали установлению нормальных человеческих контактов. Если при жизни бабушки к Доротке ещё время от времени забегали подружки, да и она сама бывала у них, вместе готовились к урокам и экзаменам, то в последние годы все это стало невозможным. За каждую минуту пребывания вне дома племянница должна была отчитываться перед тётками, а если к ней ненароком заходили подруга или сослуживец, тут уж во время их визита гарантировано было присутствие минимум одной из этих гарпий. И не по злобе — просто потому, что Сильвия скучала по-страшному, вечно сидя в одиночестве, Меланья же с Фелицией обожали молодёжь. Любовь без взаимности… Вот и торчали настырно в гостиной, не давая девушке словом перекинуться с гостем. Бедняжка делала отчаянные попытки завлечь к себе одноклассников, позднее сокурсников, пока один из них, в которого Доротка втайне была влюблена, не сказал ей со всей откровенностью:
— Да пойми же, эти твои ископаемые просто за горло хватают! — И к экзаменам стал готовиться у некой Гражинки. А на курсах иностранных языков большого выбора не было, аудитория в основном женская…
Правда, как-то забежал к Доротке знакомый швед со своей польской девушкой, так ещё хуже получилось. Меланья прямо-таки впилась в племянницу: уж она потешалась над ней, уж наиздевалась вволю! Глядите, наша принцесса завела поклонника, который в гости приходит со своей невестой, а наша-то считала, что ей нет равных; да ей достаточно в зеркало глянуть — перестанет обольщаться, кто в такую влюбится? И хотя Доротке чихать было на шведа — нужен он ей, как прошлогодний снег! — и в зеркале она видела себя ежедневно и ничего противного не замечала, а шведская девушка была её хорошей подружкой, тем не менее тёткины шуточки попортили ей нервы основательно.
Последнего случайно забежавшего потенциального ухажёра Доротки спугнула Фелиция, небрежно заметив, что не узнала его, ведь в доме толкутся сотни поклонников её племянницы. Возможно, Фелиция просто неловко пошутила, намекая на полную изоляцию девушки от сверстников, однако та лишь величайшим усилием воли удержалась от слез в присутствии молодого человека. Да, тактичность и деликатность тёток превосходили всякое понятие.
И вот теперь оказалось — среди её знакомых нет никого с машиной. Вернее, никого из хороших знакомых, которого можно попросить поехать с ней в аэропорт, там ждать неизвестно сколько, потом таскать тяжести, потом доставить крёстную бабушку домой или, того хуже, в отель «Форум», где никогда не найдёшь места для парковки. И зачем этот проклятый Войцеховский заказал для крёстной номер именно в «Форуме»?
В угрюмой отрешённости Доротка решила — станет вкалывать, как вол, а накопит денег на хоть маленькую, подержанную машину… В общем, пока придётся обратиться все-таки к такси, закажет радио-такси, другого выхода нет, не брать же мафиозную машину в аэропорту. Дорого, конечно, обойдётся, но ведь заплатит крёстная бабушка…
А пришёл Мартинек потому, что все деньги кончились, до последнего гроша. Правда, были в Сбербанке на счёту, но счёт он завёл специально такой, что с него нельзя было снимать деньги, копил на экскурсию по Европе. А деньги нужны позарез, вот и отправился к Фелиции с тайной надеждой взять аванс под полку в чулане, решив в крайнем случае даже начать прибивать проклятую полку, во всяком случае поискать на чердаке подходящую доску. Там столько барахла, что на поиски не грех потратить и несколько дней. Завтраком же накормят наверняка, а возможно, и вторым тоже…
Завтраки сразу же выбила из его головы пани Стефча, она как раз бесчинствовала в кухне.
— О, хорошо, что пришёл! — обрадовалась Фелиция, открывая дверь Мартинеку. — Поможешь Стефче освободить чуланчик. Вещи там тяжёлые, ей не управиться одной. Вынесешь на чердак.
— А не лучше ли в подвал? — предложила Стефча. — А ещё лучше — сразу на помойку. Та панина машинка никогда шить не будет, а холодильник — металлолом, так мне сказал племянник, он в холодильниках разбирается, я его спрашивала. По вызовам ездит, ремонтирует холодильники, уж он знает. Сказал — если старше тридцати, смело выбрасывай. К ним запчастей не найдёшь.
— А раз не найдёшь, так может мой как раз на части и пригодится, — подхватила Фелиция. — От одного старого поставят другому.
— Нет, такие старые не ремонтируют, — упорствовала Стефча, — потому…
— …потому что нет запчастей, знаю. А в этом холодильнике их полно.
Пожав плечами, пани Стефча вернулась к уборке кухни, уж она знала — Фелицию не переспоришь. Мартинек мог вмешаться, он знал — в холодильниках такого, типа чаще всего выходит из строя агрегат, сейчас таких агрегатов не производят, а ставить вместо испорченного другой испорченный — дохлый номер. Однако предусмотрительно оставил при себе свои познания, не желая раздражать источник финансирования. И все-таки не испытывал ни малейшего желания тащить на чердак такую тяжесть, лучше в подвал.
Увидев по лицу Фелиции, что она колеблется, Мартинек добавил: в случае чего из подвала проще будет по одной извлекать бесценные запчасти, когда до них дойдёт очередь. Запчасти Фелицию убедили. Она лишь выразила сомнение в том, найдётся ли в подвале для холодильника место.
Место было, это Мартинек знал точно. Он своими руками вытащил из подвала незаметно для Фелиции с полтонны макулатуры и сжёг. Происходило это в пасмурный осенний день, когда ему поручили собрать в садике и сжечь опавшие листья и ветки.
Мокрые листья и хворост не желали гореть, пришлось добавить бумагу, так что всего за два дня управился. Освободившееся от макулатуры место парень заслонил куском древесно-стружечной плиты, так что Фелиция не заметила ущерба в своём хозяйстве, а то подняла бы крик, хотя упомянутая макулатура — обрывки газет и журналов полувековой давности и рассыпавшиеся в руках книги (выпущенные в годы читательского бума, когда печатали их на газетной бумаге, хуже которой на свете не было), какие-то никому не нужные справочники и прочий хлам, выброшенный в подвал ещё Фелициными родителями. Лучше всего горели собранные со стен и сложенные в шестнадцать раз довоенные обои, Бог весть для чего сохранявшиеся. И вот теперь на освободившееся место можно было затолкать холодильник, такое же никому не нужное старьё.
В работе Мартинек опять же неожиданно для себя проявил не свойственную ему смекалку, водрузив на упомянутый холодильник занимавший много места в чулане старый котёл для кипячения белья. А вместо благодарности и заслуженного отдыха, подкреплённого ленчем, его заставили вкалывать до обеда. Жутко несчастный, вконец расстроенный из-за так ненавистной ему спешки, в поте лица, пыхтя и отдуваясь, он помог Стефче совсем очистить чулан. На месте осталась лишь старая гладильная доска, которую пани Стефча первый раз в её, доски, истории, сложила и стоймя прислонила к стене.
— Теперь Сильвия поместится! — обрадовалась Фелиция. — А если тесно ей будет, пусть немного похудеет. Очень полезно для здоровья. Кстати, обнаружился складной столик, за холодильником я его и не заметила, теперь пригодится Сильвии. Сама бы тут поселилась…
Для Доротки же места искать не пришлось, в гостиной-столовой его навалом, девчонка прекрасно переспит на диване. Да и не век же у них пробудет американская старуха.
Пани Стефча получила наконец возможность приступить к обычной уборке, а Фелиция, под нажимом Мартинека, решила вместе с ним перекусить в кухне. За ленчем и произошёл знаменательный разговор.
В ответ на замечание Мартинека, что сразу после ленча он лезет на чердак и ищет там подходящую для полки доску и, возможно, поиски займут не один день, Фелиция решительно заявила:
— Ну нет, полка нужна уже завтра, времени у нас в обрез. Мне совершенно необходима большая полка в чулане, чтобы разместить на ней запас продуктов, больше их девать некуда. К нам из Штатов приезжает наша дальняя… родственница, а я понятия не имею, как кормить американок.
Мартинек понятия не имел о приезде какой-то американки и сначала разговор о ней поддержал лишь из вежливости. Тётки не раз отмечали — это был воспитанный молодой человек с хорошими манерами.
— Кто такая? — с набитым ртом поинтересовался Мартинек.
— Некая Вандзя Ройкувна, крёстная нашей покойной сестры Кристины, матери Доротки. Эмигрировала в Штаты ещё до войны.
— Так сколько же ей сейчас лет? — удивился Мартинек. — Если крёстной была ещё до войны, значит, уже тогда — не ребёнок.
— Наверное. Мы подсчитывали, у нас получилось — восемьдесят восемь, почти девяносто.
— И она приезжает для того, чтобы умереть на родной земле, — догадался Мартинек.
— Ни о каком умирании Войцеховский не писал. Приезжает, чтобы пожить здесь, собирается вроде бы приобрести хорошую квартиру…
— Так зачем же вы освобождали чуланчик? — упрекнул хозяйку Мартинек.
— Вряд ли сразу найдёт квартиру.
— И у неё найдутся средства на покупку квартиры?
Фелиция не очень уверенно ответила:
— Нотариус упоминал о том, что она очень богата, миллионерша, могла бы не только квартиру — особняк приобрести, да мы не очень поверили в такие глупости. У нас ведь чуть ли не всех американцев считают миллионерами.
— И других родственников, кроме вас, у неё нет? Тогда, наверное, все вам оставит?
— Понятия не имею. Не интересуют меня её деньги.
По своему обыкновению, Фелиция усиленно демонстрировала своё бескорыстие. Мартинеку же идея о унаследовании Фелицией американских миллионов показалась весьма заманчивой. Ведь если Фелиция разбогатеет, у него появляются шансы неплохо поживиться. Фелиция станет щедрее и, глядишь, выложит круглую сумму, спонсирует его поездку по Европу.
— Я бы очень хотел, чтобы она завещала все вам! — с обезоруживающей откровенностью признался парень.
— А тебе какая от этого польза?
— Ну как же, и для меня бы нашлось… побольше работы.
— Тебе кажется — составит завещание и сразу помрёт? Неизвестно, кто из нас умрёт раньше.
— Да что пани говорит! В её возрасте хватит и ничтожного насморка. Или, даст Бог, на лестнице споткнётся, ведь зрение у неё, небось, не ахти?
— Если даже и так, наверняка сделала очки, уж у неё на них хватит средств.
— Ну, я не настаиваю на зрении, может съесть что-нибудь такое, от чего здоровье пострадает, у нас с этим запросто. Или вот ещё, станет дорогу переходить под носом транспорта, ведь у них такой порядок — пешеходы идут, а транспорт их пережидает, я в Копенгагене видел, как автобус остановился, дал старушке пройти. А кореш рассказывал, даже и трамвай пережидал, он своими глазами видел! Если пожилые люди привыкли к таким порядкам, у нас долго не протянут.
— Хватит каркать! Ещё чаю налить?
Глупый вопрос! От добавки Мартинек никогда не отказывался. И правильно рассуждал: пока за столом сидит — на работу не погонят.
Пани Стефча мыла верхнюю ванную, не обращаясь за помощью. Сильвия вернулась из магазина, с трудом волоча полнехонькую сумку на колёсиках. Увидев гору продуктов, Фелиция скривилась.
— Ты считаешь, Вандзя все это слопает?
— О, несварение желудка обеспечено! — обрадовался Мартинек.
— И вовсе нет тут ничего неудобоваримого! — обиделась Сильвия, которой уже давно делалось нехорошо при виде Мартинека, склонившегося над полной тарелкой. — А главное, все суну в морозилку. За исключением куриной печёнки и брокколи, их сегодня же приготовлю, иначе пожелтеют. Мяса вот, правда, накупила много, но откуда мне знать, какое именно Вандзя предпочитает? И утку купила, вдруг, бедняжка, всю жизнь об утке мечтала, может, у них в Америке их нету? Утка с яблоками, милое дело…
Фелиция простонала, а Мартинек воодушевился при мысли о вкусном обеде.
Сильвия принялась запихивать продукты в морозилку. Выяснилось, все не помещается.
— Есть у нас второй холодильник, в подвале, — напомнила Фелиция. — У него большой морозильник.
— Ну уж нет! — вскинулась Сильвия. — В тот холодильник ничего не спрячу, потому как, считай, что сунешь — навеки пропало. Полгода не могла допроситься у тебя мяса для жаркого. А блинчики с творогом? Я наготовила столько, что хватило бы на ужин на целую неделю. До сих пор лежат у тебя в холодильнике.
Второй холодильник, который поносила последними словами Сильвия, был гордостью Фелиции. Собственно, это был не холодильник, а большая морозильная камера, купленная лично Фелицией для хранения запасов на какой-то чёрный-пречёрный день. Она лично и загружала камеру в подвале, не разрешая сёстрам даже близко к ней подходить, и уже давно содержимое камеры превратилось в единый ледяной монолит, огромный куб льда, в котором смёрзлось неизвестно что. Сама Фелиция давно забыла, что именно припрятывала.
Отчаявшись загрузить в кухонный холодильник купленное мясо, Сильвия вытащила помещённые в морозилку ранее продукты, чтобы уложить аккуратнее, — авось все и влезет.
— А это что? — вдруг вскричала она, вытащив свёрток с чем-то непонятным.
— Не знаю, — ответила Фелиция. — Забыла. Дай-ка посмотрю.
Сильвия принялась сдирать целлофановый пакет со свёртка, посыпались мелкие кусочки намёрзшего льда. Фелиция помогала сестре. Мартинек, не решаясь оставить тарелку без присмотра, остался сидеть на месте, лишь вытянул шею.
В пакете оказались: килограмм соли в мягкой целлофановой упаковке, два пакетика с колготками, большой конверт с красочными фотографиями цветов из ботанического сада и набор гигиенических салфеток.
— Можно узнать, на кой ты все это заморозила? — поинтересовалась Сильвия.
— Я?! — жутким голосом вскричала Фелиция. — Почему именно я?
— А кто?
— Может, и Меланья. Может, наша принцесса…
— Я бы на твоём месте не стала собственный склероз приписывать другим, тем более тем, кто моложе тебя.
— Склероз не зависит от возраста! — упорствовала Фелиция.
— Я и не утверждаю, что он развился у тебя с возрастом, возможно, ты с детства была склеротичкой. Какого черта запихала все это барахло в морозилку, я спрашиваю, а теперь мясо некуда деть? Вот интересно, что у тебя хранится в подвальном морозильнике?
Фелиция разглядывала замороженные фотографии. Отлично получились.
— Отвяжись, — уже мягче сказала она сестре. — Полюбуйся лучше на фотографии, кажется, Меланья фотографировала. И я уверена, что у тебя, как всегда, вышла соль, так что моя замороженная очень даже пригодится. А вот чьи это колготки — ума не приложу.
— Не мои, это уж точно. Знаешь же, я не выношу колготок, ношу только чулки.
— Слушай, раз снимки Меланьи, может и колготки тоже её?
Сильвия никак не могла успокоиться.
— А ну убирайтесь из кухни! — напустилась она на Фелицию и Мартинека. — Дайте спокойно разобраться с продуктами. И за обед пора приниматься. Вон!
Поняв, что больше ни на какую добавку рассчитывать не приходится, Мартинек покинул кухню. Фелиция из вредности сделала попытку продолжить ссору, но одного вопроса о локализации полки в чулане хватило, чтобы она тут же забыла, из-за чего ссорились. Вот так Сильвия обрела желанный покой, а Мартинек, сосредоточенно насупившись, принялся измерять и перемерять расстояние между стенками чулана, а также отмечать карандашом на стенах места будущих пробок для вкручивания шурупов. Очень вдохновляла уже реальная надежда на предстоящий обед.
Нотариус явно огорчился.
— Разумеется, имеете. И я не предполагал… И в принципе, вам все известно, остаются мелочи. Вкратце дело обстоит так: ко мне обратилась одна адвокатская фирма из Нью-Йорка…
И за пятнадцать минут внимательно слушавшая Доротка узнала, что крёстная мать её матери с начала войны застряла в Штатах: там вышла замуж за богатого американца польского происхождения, сколотившего своё состояние на разного рода изобретениях и совершенствованиях. Богач оказался круглым сиротой — просто редкостная удача, и когда помер, упомянутое солидное состояние унаследовала целиком жена, то есть уже вдова, Ванда Паркер.
Потеряв супруга, госпожа Паркер почувствовала себя совсем одинокой. Из знакомых был некий Войцеховский, которого она знала ещё с довоенных польских времён, — он и взял на себя заботу о старушке. Но человек тоже чрезвычайно занятый, у него семья, жена, дети, внуки, не может он заниматься одной Вандой Паркер. И вот она затосковала по давно покинутой родине, хотя там тоже не осталось никого из близких и родных, время и война выкосили всех, так что единственным близким человеком, кого она могла надеяться застать в живых, была её крёстная дочь. Пани Ванда не знала, что последняя тоже умерла, и весьма огорчилась, узнав об этом, но вспомнила, что вроде бы у крестницы была дочь, — так может хоть она жива?
И по просьбе пани Ванды американский нотариус мистер Войцеховский обратился с официальной просьбой разыскать родственников покойной крестницы Ванды Паркер. К сожалению, почти никаких данных о разыскиваемых лицах он сообщить не смог, вот почему поиски продолжались так долго. Наконец Войцеховского и миссис Паркер известили — обнаружена дочь крестницы и три сестры покойной. Пани Паркер очень обрадовалась: пусть не родня, но все-таки близкие люди, они заменят ей родню. Она решила навсегда вернуться на родину. В восемьдесят восемь лет трудно начинать новую жизнь, но американка очень надеется на помощь обретённых близких. Да и на кого ещё ей надеяться? Ванда Паркер бережно хранит фотографию с крестин, на которой она, ещё молодая девушка, стоит перед домом Вуйчицких, бережно держа на руках окрещённого младенца, а рядом девочка — старшая дочь Вуйчицких — Фелиция.
Фотографию пани Ванда непременно покажет по приезде.
Смешанные чувства испытала Доротка, слушая рассказ нотариуса. И тревогу, и смутное беспокойство, и растерянность. Но возобладало сочувствие к одинокой старушке. Богатая — но что с того, если ни одной близкой души в целом мире? Впрочем, хорошо, что богата, заплатит за такси и носильщика, можно будет обойтись без помощи Мартинека. Надо купить небольшой, но красивый букет. Красные и белые цветы — цвета национального флага.
* * *
— Так когда точно приезжает эта самая Вандзя Райкувна? — спросила за ужином Меланья. — Письма от Войцеховского ты так и не нашла?Фелиция не выносила, когда с ней говорили в таком тоне, и немедленно бросилась в атаку:
— Лучше сама вспомни, куда его задевала! Наверняка лежало на столике, но ведь тебе все мешает, вот и сунула его куда-то. Вспомни, как запрятала счёт за телефонные разговоры, — до сих пор удивляюсь, как нам тогда телефон не отключили. А где альбом со старыми фотографиями? Видите ли, Сильвии захотелось полюбоваться на них, и — пожалуйста! — альбом как корова языком слизала.
— Да в кухне он! — крикнула Сильвия. — В кухне на буфете лежит. Всю жизнь провожу в кухне — вот и фотографии там смотрю. Что, законом запрещено?
— Всю жизнь! Ха, ха! — не утерпела Меланья.
В общем, скандал бушевал, как торнадо. Доротка подумала, не сказать ли тёткам, что письмо Войцеховского она нашла. В настоящее время оно спрятано за бачком — там они его не обнаружат, можно не беспокоиться. Пролежит до генеральной уборки, которую раз в две недели производит приходящая уборщица пани Стефча. Она должна прийти через два дня, тогда письмо обнаружат, и все поймут — Фелиция занималась чтением во время… в туалете, короче говоря. А можно перепрятать письмо так, что его никогда не найдут, но тогда как объяснить поездку в аэропорт в нужное время? Однако если о сроке прибытия тётки сейчас узнают, непременно отрядят встречать американку идиота Мартинека, а тот не только помешает вовремя приехать в аэропорт, но ещё что-нибудь непременно выдоит у старушки для себя.
Так ни к какому решению Доротка и не пришла. Впрочем, хорошенько подумать ей не давали, заставили непрестанно курсировать между столовой и кухней, обслуживая тёток. Раздражённые ссорой, они принялась за пиво, а поскольку пиво было в маленьких банках, приходилось то и дело отправляться за новой порцией.
Меланья вдруг вспомнила, что Фелиция уже раз уточняла дату прибытия Ванды с помощью записи в своём календарике, потому как в тот же день вызывали Мартинека для какой-то работы. Фелиция аккуратно записывала все. Может, посмотрит, когда именно вызывали Мартинека?
— Посмотрю, если скажете, какую работу он делал, — проворчала Фелиция. — Парня вызывали неоднократно.
— Прибить полку в чулане, — вспомнила Сильвия.
— А, минутку… Вот… И снова на четырнадцатое, а какое сегодня? Значит, Вандзя прилетает через пять дней. Хорошо, Стефча успеет прибраться. А во сколько прилетает самолёт?
— Этого никто не знает.
— Пусть принцесса выяснит, — распорядилась Меланья. — В конце концов, именно к ней приезжает эта американская развалина, а она и не почешется! Узнать ничего не стоит, наверняка старушенция полетит прямым рейсом, а не с пересадками.
— Ты так в этом уверена?
— А ты нет? Думаешь, божьему одуванчику захотелось поразвлечься? Вот, к примеру, ты бы полетела вокруг света?
— Может, и полетела бы…
— С таким огромным багажом? Ослица!
— Багаж можно отправить отдельно, малой скоростью или, как теперь это называют, фрахтом, грузовым рейсом.
— Кажется, Войцеховский не упоминал о турпоездке по странам Европы. Сильвия!
— А? — очнулась Сильвия. — Нет, ни словечком не упоминал. Экскурсию я бы запомнила. Да о чем спорить! Пусть Доротка узнает обо всех самолётах, которые прилетают четырнадцатого, и дело с концом.
— Не забудь о рейсе из Сингапура! — язвительно напомнила племяннице Меланья. — И об Иоганнесбурге.
— Сингапур и Иоганнесбург находятся не в Европе, — поправила сестру Фелиция.
— Что ты говоришь? — издевательски отозвалась Меланья. — Так ведь наш божий одуванчик может закатить экскурсию на всю железку. Захочет — и через Японию махнёт.
Доротка уже три раза открывала рот, собираясь что-то сказать, да ведь словечка не вставишь. Так тому и быть — ничего не скажет тёткам, спрячет письмо, причём так, чтобы в случае его обнаружения подозрение пало на Фелицию. А она, Доротка, уже давно знает время прибытия нужного самолёта, потом, в последний момент сообщит его тёткам, скажет — только что узнала. И тем самым избавит несчастную американскую старуху, которая ещё не знает, что её ожидает от встречи с милыми соотечественницами. По пути к дому Доротка немного её подготовит — пусть хоть первые минуты пребывания на родине ничто не омрачает. Ещё успеет познать характеры трех сестриц.
— Хорошо, о самолёте из Токио тоже узнаю, — покорно согласилась Доротка. — А сейчас мне надо ещё поработать — ждёт редактура. Сами же учили: не откладывай на завтра…
— Тогда уж и о Шанхае разузнай, — уже из-за двери донёсся до неё голос Фелиции.
У Доротки и в самом деле была срочная работа, хотя она вряд ли назвала бы работой такое приятное занятие. Издательство вручило ей несколько кубинских детективов и попросило ознакомиться с ними для возможного перевода — с мнением Доротки уже считались. Заглянув в один из них, Доротка заинтересовалась и согласилась работать над переводом. Теперь она взяла первую попавшую книжечку в яркой обложке, перо и бумагу, чтобы записывать замечания и светлые мысли, и со вздохом облегчения улеглась на своей постели. По крайней мере, хоть немного побудет одна, вдали от тёток.
* * *
Проблема транспорта трудноразрешима для тех, у кого нет собственной машины. Доротка слышала, что варшавские такси находятся в руках мафии. Впрочем, кто об этом не слышал? Наверняка таксисты-мафиози обосновались и в международном аэропорту — лакомый кусочек. Как договариваться с мафией? Да и не хотелось бы подвергать почтённую старушку, едва ступившую на родную землю, возможным опасностям, связанным с захваченным преступниками транспортом, за который ей же и придётся платить чудовищные деньги. Может, попытаться арендовать машину? Права девушка получила уже два года назад самым что ни есть честным образом — сдав экзамены, ибо на взятку денег у неё не было. Но и опыта вождения машины — кот наплакал. Поискать среди знакомых — может, и найдётся кто-то с приличной машиной, который согласится привезти из аэропорта крёстную бабулю задарма и с шиком?Вся беда в том, что проживая в столице, Доротка вела почти отшельнический образ жизни. У неё практически не было ни друзей, ни хороших знакомых. Тётки дружно препятствовали установлению нормальных человеческих контактов. Если при жизни бабушки к Доротке ещё время от времени забегали подружки, да и она сама бывала у них, вместе готовились к урокам и экзаменам, то в последние годы все это стало невозможным. За каждую минуту пребывания вне дома племянница должна была отчитываться перед тётками, а если к ней ненароком заходили подруга или сослуживец, тут уж во время их визита гарантировано было присутствие минимум одной из этих гарпий. И не по злобе — просто потому, что Сильвия скучала по-страшному, вечно сидя в одиночестве, Меланья же с Фелицией обожали молодёжь. Любовь без взаимности… Вот и торчали настырно в гостиной, не давая девушке словом перекинуться с гостем. Бедняжка делала отчаянные попытки завлечь к себе одноклассников, позднее сокурсников, пока один из них, в которого Доротка втайне была влюблена, не сказал ей со всей откровенностью:
— Да пойми же, эти твои ископаемые просто за горло хватают! — И к экзаменам стал готовиться у некой Гражинки. А на курсах иностранных языков большого выбора не было, аудитория в основном женская…
Правда, как-то забежал к Доротке знакомый швед со своей польской девушкой, так ещё хуже получилось. Меланья прямо-таки впилась в племянницу: уж она потешалась над ней, уж наиздевалась вволю! Глядите, наша принцесса завела поклонника, который в гости приходит со своей невестой, а наша-то считала, что ей нет равных; да ей достаточно в зеркало глянуть — перестанет обольщаться, кто в такую влюбится? И хотя Доротке чихать было на шведа — нужен он ей, как прошлогодний снег! — и в зеркале она видела себя ежедневно и ничего противного не замечала, а шведская девушка была её хорошей подружкой, тем не менее тёткины шуточки попортили ей нервы основательно.
Последнего случайно забежавшего потенциального ухажёра Доротки спугнула Фелиция, небрежно заметив, что не узнала его, ведь в доме толкутся сотни поклонников её племянницы. Возможно, Фелиция просто неловко пошутила, намекая на полную изоляцию девушки от сверстников, однако та лишь величайшим усилием воли удержалась от слез в присутствии молодого человека. Да, тактичность и деликатность тёток превосходили всякое понятие.
И вот теперь оказалось — среди её знакомых нет никого с машиной. Вернее, никого из хороших знакомых, которого можно попросить поехать с ней в аэропорт, там ждать неизвестно сколько, потом таскать тяжести, потом доставить крёстную бабушку домой или, того хуже, в отель «Форум», где никогда не найдёшь места для парковки. И зачем этот проклятый Войцеховский заказал для крёстной номер именно в «Форуме»?
В угрюмой отрешённости Доротка решила — станет вкалывать, как вол, а накопит денег на хоть маленькую, подержанную машину… В общем, пока придётся обратиться все-таки к такси, закажет радио-такси, другого выхода нет, не брать же мафиозную машину в аэропорту. Дорого, конечно, обойдётся, но ведь заплатит крёстная бабушка…
* * *
В доме Фелиции Мартинек неосмотрительно появился одиннадцатого, вскоре после прихода пани Стефчи. И как забыл, что именно сегодня приходит уборщица? Надо было потерпеть хотя бы до вечера, прийти уже после окончания уборки. Ведь имелся печальный опыт: Фелиция непременно поручала ему в таких случаях перетаскивать всякие тяжести, да и сама пани Стефча, женщина энергичная, безжалостно гоняла парня. И требовала немедленного исполнения поручений, а спешка для Мартинека была просто убийственной. Несчастный чувствовал себя рабом на плантациях, каторжником на галерах, а вредная баба, в отличие от хозяйки дома, не питала слабости к долговязому лоботрясу, её соколиное око сразу же замечало малейшую симуляцию и выводило парня на чистую воду.А пришёл Мартинек потому, что все деньги кончились, до последнего гроша. Правда, были в Сбербанке на счёту, но счёт он завёл специально такой, что с него нельзя было снимать деньги, копил на экскурсию по Европе. А деньги нужны позарез, вот и отправился к Фелиции с тайной надеждой взять аванс под полку в чулане, решив в крайнем случае даже начать прибивать проклятую полку, во всяком случае поискать на чердаке подходящую доску. Там столько барахла, что на поиски не грех потратить и несколько дней. Завтраком же накормят наверняка, а возможно, и вторым тоже…
Завтраки сразу же выбила из его головы пани Стефча, она как раз бесчинствовала в кухне.
— О, хорошо, что пришёл! — обрадовалась Фелиция, открывая дверь Мартинеку. — Поможешь Стефче освободить чуланчик. Вещи там тяжёлые, ей не управиться одной. Вынесешь на чердак.
— А не лучше ли в подвал? — предложила Стефча. — А ещё лучше — сразу на помойку. Та панина машинка никогда шить не будет, а холодильник — металлолом, так мне сказал племянник, он в холодильниках разбирается, я его спрашивала. По вызовам ездит, ремонтирует холодильники, уж он знает. Сказал — если старше тридцати, смело выбрасывай. К ним запчастей не найдёшь.
— А раз не найдёшь, так может мой как раз на части и пригодится, — подхватила Фелиция. — От одного старого поставят другому.
— Нет, такие старые не ремонтируют, — упорствовала Стефча, — потому…
— …потому что нет запчастей, знаю. А в этом холодильнике их полно.
Пожав плечами, пани Стефча вернулась к уборке кухни, уж она знала — Фелицию не переспоришь. Мартинек мог вмешаться, он знал — в холодильниках такого, типа чаще всего выходит из строя агрегат, сейчас таких агрегатов не производят, а ставить вместо испорченного другой испорченный — дохлый номер. Однако предусмотрительно оставил при себе свои познания, не желая раздражать источник финансирования. И все-таки не испытывал ни малейшего желания тащить на чердак такую тяжесть, лучше в подвал.
Увидев по лицу Фелиции, что она колеблется, Мартинек добавил: в случае чего из подвала проще будет по одной извлекать бесценные запчасти, когда до них дойдёт очередь. Запчасти Фелицию убедили. Она лишь выразила сомнение в том, найдётся ли в подвале для холодильника место.
Место было, это Мартинек знал точно. Он своими руками вытащил из подвала незаметно для Фелиции с полтонны макулатуры и сжёг. Происходило это в пасмурный осенний день, когда ему поручили собрать в садике и сжечь опавшие листья и ветки.
Мокрые листья и хворост не желали гореть, пришлось добавить бумагу, так что всего за два дня управился. Освободившееся от макулатуры место парень заслонил куском древесно-стружечной плиты, так что Фелиция не заметила ущерба в своём хозяйстве, а то подняла бы крик, хотя упомянутая макулатура — обрывки газет и журналов полувековой давности и рассыпавшиеся в руках книги (выпущенные в годы читательского бума, когда печатали их на газетной бумаге, хуже которой на свете не было), какие-то никому не нужные справочники и прочий хлам, выброшенный в подвал ещё Фелициными родителями. Лучше всего горели собранные со стен и сложенные в шестнадцать раз довоенные обои, Бог весть для чего сохранявшиеся. И вот теперь на освободившееся место можно было затолкать холодильник, такое же никому не нужное старьё.
В работе Мартинек опять же неожиданно для себя проявил не свойственную ему смекалку, водрузив на упомянутый холодильник занимавший много места в чулане старый котёл для кипячения белья. А вместо благодарности и заслуженного отдыха, подкреплённого ленчем, его заставили вкалывать до обеда. Жутко несчастный, вконец расстроенный из-за так ненавистной ему спешки, в поте лица, пыхтя и отдуваясь, он помог Стефче совсем очистить чулан. На месте осталась лишь старая гладильная доска, которую пани Стефча первый раз в её, доски, истории, сложила и стоймя прислонила к стене.
— Теперь Сильвия поместится! — обрадовалась Фелиция. — А если тесно ей будет, пусть немного похудеет. Очень полезно для здоровья. Кстати, обнаружился складной столик, за холодильником я его и не заметила, теперь пригодится Сильвии. Сама бы тут поселилась…
Для Доротки же места искать не пришлось, в гостиной-столовой его навалом, девчонка прекрасно переспит на диване. Да и не век же у них пробудет американская старуха.
Пани Стефча получила наконец возможность приступить к обычной уборке, а Фелиция, под нажимом Мартинека, решила вместе с ним перекусить в кухне. За ленчем и произошёл знаменательный разговор.
В ответ на замечание Мартинека, что сразу после ленча он лезет на чердак и ищет там подходящую для полки доску и, возможно, поиски займут не один день, Фелиция решительно заявила:
— Ну нет, полка нужна уже завтра, времени у нас в обрез. Мне совершенно необходима большая полка в чулане, чтобы разместить на ней запас продуктов, больше их девать некуда. К нам из Штатов приезжает наша дальняя… родственница, а я понятия не имею, как кормить американок.
Мартинек понятия не имел о приезде какой-то американки и сначала разговор о ней поддержал лишь из вежливости. Тётки не раз отмечали — это был воспитанный молодой человек с хорошими манерами.
— Кто такая? — с набитым ртом поинтересовался Мартинек.
— Некая Вандзя Ройкувна, крёстная нашей покойной сестры Кристины, матери Доротки. Эмигрировала в Штаты ещё до войны.
— Так сколько же ей сейчас лет? — удивился Мартинек. — Если крёстной была ещё до войны, значит, уже тогда — не ребёнок.
— Наверное. Мы подсчитывали, у нас получилось — восемьдесят восемь, почти девяносто.
— И она приезжает для того, чтобы умереть на родной земле, — догадался Мартинек.
— Ни о каком умирании Войцеховский не писал. Приезжает, чтобы пожить здесь, собирается вроде бы приобрести хорошую квартиру…
— Так зачем же вы освобождали чуланчик? — упрекнул хозяйку Мартинек.
— Вряд ли сразу найдёт квартиру.
— И у неё найдутся средства на покупку квартиры?
Фелиция не очень уверенно ответила:
— Нотариус упоминал о том, что она очень богата, миллионерша, могла бы не только квартиру — особняк приобрести, да мы не очень поверили в такие глупости. У нас ведь чуть ли не всех американцев считают миллионерами.
— И других родственников, кроме вас, у неё нет? Тогда, наверное, все вам оставит?
— Понятия не имею. Не интересуют меня её деньги.
По своему обыкновению, Фелиция усиленно демонстрировала своё бескорыстие. Мартинеку же идея о унаследовании Фелицией американских миллионов показалась весьма заманчивой. Ведь если Фелиция разбогатеет, у него появляются шансы неплохо поживиться. Фелиция станет щедрее и, глядишь, выложит круглую сумму, спонсирует его поездку по Европу.
— Я бы очень хотел, чтобы она завещала все вам! — с обезоруживающей откровенностью признался парень.
— А тебе какая от этого польза?
— Ну как же, и для меня бы нашлось… побольше работы.
— Тебе кажется — составит завещание и сразу помрёт? Неизвестно, кто из нас умрёт раньше.
— Да что пани говорит! В её возрасте хватит и ничтожного насморка. Или, даст Бог, на лестнице споткнётся, ведь зрение у неё, небось, не ахти?
— Если даже и так, наверняка сделала очки, уж у неё на них хватит средств.
— Ну, я не настаиваю на зрении, может съесть что-нибудь такое, от чего здоровье пострадает, у нас с этим запросто. Или вот ещё, станет дорогу переходить под носом транспорта, ведь у них такой порядок — пешеходы идут, а транспорт их пережидает, я в Копенгагене видел, как автобус остановился, дал старушке пройти. А кореш рассказывал, даже и трамвай пережидал, он своими глазами видел! Если пожилые люди привыкли к таким порядкам, у нас долго не протянут.
— Хватит каркать! Ещё чаю налить?
Глупый вопрос! От добавки Мартинек никогда не отказывался. И правильно рассуждал: пока за столом сидит — на работу не погонят.
Пани Стефча мыла верхнюю ванную, не обращаясь за помощью. Сильвия вернулась из магазина, с трудом волоча полнехонькую сумку на колёсиках. Увидев гору продуктов, Фелиция скривилась.
— Ты считаешь, Вандзя все это слопает?
— О, несварение желудка обеспечено! — обрадовался Мартинек.
— И вовсе нет тут ничего неудобоваримого! — обиделась Сильвия, которой уже давно делалось нехорошо при виде Мартинека, склонившегося над полной тарелкой. — А главное, все суну в морозилку. За исключением куриной печёнки и брокколи, их сегодня же приготовлю, иначе пожелтеют. Мяса вот, правда, накупила много, но откуда мне знать, какое именно Вандзя предпочитает? И утку купила, вдруг, бедняжка, всю жизнь об утке мечтала, может, у них в Америке их нету? Утка с яблоками, милое дело…
Фелиция простонала, а Мартинек воодушевился при мысли о вкусном обеде.
Сильвия принялась запихивать продукты в морозилку. Выяснилось, все не помещается.
— Есть у нас второй холодильник, в подвале, — напомнила Фелиция. — У него большой морозильник.
— Ну уж нет! — вскинулась Сильвия. — В тот холодильник ничего не спрячу, потому как, считай, что сунешь — навеки пропало. Полгода не могла допроситься у тебя мяса для жаркого. А блинчики с творогом? Я наготовила столько, что хватило бы на ужин на целую неделю. До сих пор лежат у тебя в холодильнике.
Второй холодильник, который поносила последними словами Сильвия, был гордостью Фелиции. Собственно, это был не холодильник, а большая морозильная камера, купленная лично Фелицией для хранения запасов на какой-то чёрный-пречёрный день. Она лично и загружала камеру в подвале, не разрешая сёстрам даже близко к ней подходить, и уже давно содержимое камеры превратилось в единый ледяной монолит, огромный куб льда, в котором смёрзлось неизвестно что. Сама Фелиция давно забыла, что именно припрятывала.
Отчаявшись загрузить в кухонный холодильник купленное мясо, Сильвия вытащила помещённые в морозилку ранее продукты, чтобы уложить аккуратнее, — авось все и влезет.
— А это что? — вдруг вскричала она, вытащив свёрток с чем-то непонятным.
— Не знаю, — ответила Фелиция. — Забыла. Дай-ка посмотрю.
Сильвия принялась сдирать целлофановый пакет со свёртка, посыпались мелкие кусочки намёрзшего льда. Фелиция помогала сестре. Мартинек, не решаясь оставить тарелку без присмотра, остался сидеть на месте, лишь вытянул шею.
В пакете оказались: килограмм соли в мягкой целлофановой упаковке, два пакетика с колготками, большой конверт с красочными фотографиями цветов из ботанического сада и набор гигиенических салфеток.
— Можно узнать, на кой ты все это заморозила? — поинтересовалась Сильвия.
— Я?! — жутким голосом вскричала Фелиция. — Почему именно я?
— А кто?
— Может, и Меланья. Может, наша принцесса…
— Я бы на твоём месте не стала собственный склероз приписывать другим, тем более тем, кто моложе тебя.
— Склероз не зависит от возраста! — упорствовала Фелиция.
— Я и не утверждаю, что он развился у тебя с возрастом, возможно, ты с детства была склеротичкой. Какого черта запихала все это барахло в морозилку, я спрашиваю, а теперь мясо некуда деть? Вот интересно, что у тебя хранится в подвальном морозильнике?
Фелиция разглядывала замороженные фотографии. Отлично получились.
— Отвяжись, — уже мягче сказала она сестре. — Полюбуйся лучше на фотографии, кажется, Меланья фотографировала. И я уверена, что у тебя, как всегда, вышла соль, так что моя замороженная очень даже пригодится. А вот чьи это колготки — ума не приложу.
— Не мои, это уж точно. Знаешь же, я не выношу колготок, ношу только чулки.
— Слушай, раз снимки Меланьи, может и колготки тоже её?
Сильвия никак не могла успокоиться.
— А ну убирайтесь из кухни! — напустилась она на Фелицию и Мартинека. — Дайте спокойно разобраться с продуктами. И за обед пора приниматься. Вон!
Поняв, что больше ни на какую добавку рассчитывать не приходится, Мартинек покинул кухню. Фелиция из вредности сделала попытку продолжить ссору, но одного вопроса о локализации полки в чулане хватило, чтобы она тут же забыла, из-за чего ссорились. Вот так Сильвия обрела желанный покой, а Мартинек, сосредоточенно насупившись, принялся измерять и перемерять расстояние между стенками чулана, а также отмечать карандашом на стенах места будущих пробок для вкручивания шурупов. Очень вдохновляла уже реальная надежда на предстоящий обед.