. — Ты что тут стоишь? — удивился Павлик при виде сестры. — Я собирался зайти за тобой, чтобы вместе идти домой, да задержался, кое о чем надо было со Стефеком переговорить.
   А Бартек сказал, взглянув на дом, возле которого стояла Яночка:
   — Здесь Веська живёт.
   — Что? — вздрогнула Яночка.
   — Веська, говорю, живёт в этом доме. На третьем этаже.
   — Езус-Мария! На третий этаж, в квартиру восемь зашёл тот самый кудлатый болван, который пытался увести машину у пана Зайжала. Я случайно встретила его на улице и пошла с Хабром по его следам. И выходит, он зашёл в квартиру номер восемь, где как раз живёт Веська!
   — Кудлатый, говоришь? — почесал в затылке Бартек. — Веськин брат как раз порядочно кудлатый.
   — Такие чёрные патлы, немного вроде вьются? — уточнила Яночка. — Башка здоровенная, сам не высокий, не низкий. И не очень худой…
   — Он точно! Жирдяй порядочный. Постой-ка, говоришь, он хотел увести машину?
   — Собственными глазами видела, — торжественно произнесла Яночка. — Как раз тогда впервые столкнулась с таким. А узнала его сейчас у киоска, тоже стоял ко мне в профиль. Веськин брат! Машины крадёт лично!
   — И мы ещё собирались этого Веську в долю взять! — возмутился Павлик.
   — Не удивляюсь теперь, что тогда, как начал я его агитировать, Веська был сам не свой! И все потом старался меня за язык потянуть.
   Павлик проявил бдительность:
   — Тогда нечего торчать тут, как на витрине. Их окна выходят на улицу? Могут выглянуть и нас засекут. Спрячемся!
   — Не дрейфь! — успокоил друга Бартек. — Я к Веське часто прихожу. И сейчас могу к нему идти, вроде как есть дело, он из школы помчался домой так, что пятки засверкали. Ну да ладно, отойдём в сторонку.
   — А как зовут Веськиного брата? — спросила Яночка, когда они завернули за угол.
   — Кароль, — ответил Бартек. — А фамилия ихняя Жепак. Кароль Жепак, значит. Чего же ты его машину… не того? Ведь зонтик с собой.
   Яночка покачала головой.
   — Во-первых, Хабр сказал, что этот Кароль покрутился у своей машины. Видел, значит, колёса в порядке. А если в окно потом видел меня или теперь всю нашу компанию, мог скумекать.
   — Ничего ещё не потеряно. Зонтик у нас и в самом деле есть, нас там уже нет, мог кто угодно проткнуть, — высказал Павлик творческое предложение.
   — Не знаю, не знаю… — сомневалась Яночка. — Надо бы как-то по-умному использовать этого Жепака.
   — Как использовать?
   Надо подумать. Вот, к примеру, мы хотим разыскать Селера. Брат Веськи, раз он в этой шайке, должен знать и Пурхеля, и других. Даже если сам и не знает Селера, узнать может. А вдруг и сам встречался с ним? Деньги передавал или ещё что… Не все дела можно по телефону делать.
   — Так он нам сразу и выложит, даже если знает! — возразил Павлик.
   — Сразу не выложит, вот и надо что-то придумать.
   — Придумал! — крикнул Павлик. — Надо выкинуть что-то такое, чтобы их испугать. И тогда они обязательно к Селеру кинутся, предостеречь…
   — Предостеречь как раз можно по телефону, — не согласилась с братом Яночка. — Это во-первых, Во-вторых, предостерегать может кто-то другой, не обязательно этот кудлатый Кароль. Ну и в-третьих, мы даже не знаем, кого надо предостеречь. Хорошо бы Веська узнал хотя бы фамилию этого Селера, тогда уж не впустую будем думать. Вот только как к Веське подобраться?
   — Знаю! — оживился Бартек. — Просто скажу Веське, намекну, что глинам известно кое-что о Кароле. И если Кароль вовремя расколется, оставят его в покое, а нет — сидеть братцу за решёткой.
   — А Веська спросит — откуда знаешь?
   — Скажу, есть у меня знакомый среди ментов, он мне и поручил связаться, зная мою дружбу с Веськой. Привру маленько.
   — И не очень даже приврёшь, — сказала Яночка. — Знакомый у тебя и в самом деле есть, а поручик все равно оставил бы этого Жепака в покое, ведь он явно из тех, которые уводят машины лишь для того, «чтобы прокатиться». Такому при всем желании ничего… как он сказал? Ничего не инкриминируешь. Что ж, попробуй. И поручику о Жепаке скажем, вдруг ему пригодится…
   — Веськин брат ногу сломал! — с таким криком ворвался Павлик в комнату. Яночка была не одна. С изумлением Павлик увидел своего приятеля Стефека, с которым они не так давно расстались в школе. Странно. Стефек ни словом не упомянул о том, что собирается к ним в гости. Выходит, совсем недавно что-то случилось? Но Павлик не был бы Павликом, если бы сначала не огорошил сестру своими потрясающими новостями. И, повалившись на Яночкину тахту, он и огорошил:
   — Веська раскололся! Все Бартеку выложил. Ну, почти все…
   — Говори по порядку и понятнее! — потребовала сестра. — Я только что пришла, Стефек уже меня ждал, у него тоже новости. Вот и проведём собрание. А Бартеку потом расскажем. Как сломал?
   Павлика не нужно было просить.
   — Не сам сломал, ему сломали. Теперь в кровати лежит. Попросил Веську одно дело для него провернуть, мы знаем какое, Бартек видит — Веська не в себе, спросил, что с ним, тот брякнул, что Кароля этой ночью здорово побили. На Урсинове.
   У Яночки заблестели глаза.
   — Кажется, я знаю, кто его побил. Сегодня мы после школы занимались у Беаты, когда шла от неё — встретила пана Зайжала, и он мне все рассказал. Только я не знала, что это был Веськин брат.
   Вот это новость! Павлик уселся поудобнее на тахте и потребовал:
   — Тогда ты выкладывай! И по порядку. Откуда здесь взялся пан Зайжал? И что он сказал?
   Стефек тоже явился с новостями, но он не торопился выложить их раньше других, не лез на передний план, не обижался, что говорят без него, а тихонько сидел в своём углу и был счастлив уже тем, что находится в одной комнате с обожаемым существом, видит её и слышит. Тем более что обожаемое существо сообщает такие потрясающие новости:
   — Пан Зайжал вчера был в гостях, они играли в карты, и возвращался он домой очень поздно. Может, немного поддавши, потому что никак не мог открыть парадное, все ключ не поворачивался. И тут на улице взвыла сигнальная установка. А пан Зайжал, сами знаете, на пункте вытья травмированный, он и выскочил из парадного. Выла машина у соседнего дома, и пан Зайжал видел, как из дверей выбежал какой-то мужчина в пижаме. Это был владелец машины, он потом рассказывал пану Зайжалу, что услышал собственный вой и выскочил из дому, схватив первое, что подвернулось под руку Оказалось, ему подвернулась тяжеленная длинная ваза из литого стекла с такой блямбой внизу. Выскочил он, значит, и видит, как вор в его машину забрался, а это был «фольксваген-пассат», у него такая сирена… специфическая, видит, вор забрался в кабину и отключил сирену, а забрался не совсем, одна нога ещё снаружи оставалась, ну владелец и звезданул вазой по этой ноге. Потом вытащил бандюгу из машины и ещё немного подушил его на земле голыми руками, а пан Зайжал, сдаётся мне, помог ему. А потом пан Зайжал домой пошёл, а владелец сказал, что отъедет на машине куда-нибудь подальше и вызовет «скорую помощь», мол, видел по пути, как на стоянке у такого-то дома раненый человек лежит. Вернётся, когда его заберут.
   — Это ещё зачем такие сложности? — удивился Павлик.
   — Пан Зайжал мне объяснил — дурацкие у нас законы, вору ничего не сделают, а владельца машины привлекут за то, что защищал свою собственность и обезвредил мошенника. Вот за это и будет отвечать перед судом!
   — А что ему оставалось делать?
   — Как что? Подойти к бандюге и вежливо попросить, чтобы вылез из его машины. Он поступил по-другому, но в тюрьму идти не хотел, вот и пришлось действовать инкогнито. И рассчитывал на то, что вор тоже не пожалуется. Не скажет же, что пришёл красть…
   — Гляди-ка, выходит, этот Веськин брат любит красть на Урсинове?
   — Любил, — поправила Яночка. — А что тебе ещё сказал Бартек?
   — Он узнал, где живёт Селер!
   Павлик не разочаровался в своих ожиданиях — Яночка со Стефеком были потрясены. Гордясь такими потрясающими достижениями друга, мальчик стал рассказывать:
   — Он как раз туда мчался. Веська, значит. А Бартек и присосался к нему, как пиявка. Брат Веську послал. Тот и стал жаловаться на телефоны, никогда не дозвонишься, приходится самому сломя голову лететь… Веська и за себя переживал, и за брата, и в нервах много чего лишнего наговорил. И о том, как трудно от отца скрывать, чем Кароль занимается, а теперь вот с ногой и вовсе не скроешь, и больше всех достаётся ему, Веське, мотайся по всему городу. И так по намёкам Бартек догадался, что сначала Веська смотался к Пурхелю, не застал того, и пришлось ещё тащиться к какому-то жутко важному типу, на Фалата живёт, и, хотя шишка важная, живёт не на вилле, а просто в квартире, роскошной, конечно. А на вилле не захотел, зачем ему заниматься крышей, если протечёт, или ещё какой садик пропалывать, вот и не захотел брать виллу, хотя вполне мог. И много ещё чего Веська выболтал о шишке, так что Бартек догадался — не иначе, тот самый Селер.
   — И какая же его настоящая фамилия? — жадно спросила Яночка.
   — Не знаю.
   — Как это не знаешь? Бартек не узнал?
   — Как же ему узнать, ведь Хабра с ним не было.
   — Так ты же только что сказал — присосался к Веське, как пиявка.
   — На обратном пути присосался, когда взмыленный Веська уже весь город обегал, и у Пурхеля был, и вот теперь от Селера возвращался. С улицы Фалата!
   — Ну и рассказываешь же ты! — упрекнула Яночка брата. — Я тебя поняла — сначала присосался, а потом вместе с ним и бегал.
   — Ничего такого я не говорил! — возмутился Павлик. — Бартек встретил Веську, когда тот от Селера возвращался, ну и узнал, что он был на Фалата.
   Стефек попытался прийти другу на помощь:
   — Ничего такого, немного наоборот рассказал…
   — И нечего придираться! — беззаботно заметил Павлик. — В конце концов, улица Фалата не такая уж длинная…
   — Вот именно! — снова встрял Стефек. И таким тоном он сказал эти два слова, что Яночка и Павлик с любопытством уставились на него.
   — Ну! — потребовала Яночка.
   Тем самым девочка спасла от гибели свой любимый пластиковый треугольник, который Стефек тщетно пытался сломать с момента своего прихода, вертя в руках. Ему надо было обязательно чем-то занять руки, ибо в присутствии обожаемого существа совершенно переставал владеть собой. Ободрённый таким явным вниманием Яночки, он небрежно произнёс, стараясь скрыть распиравшую его гордость:
   — Подумал я немного и решил — имеет смысл наведаться к одной знакомой редакторше. Пани Полинская, слышали, наверное? Не совсем знакомая, но все же… В школе у нас выступала. Вот я к ней и подкатился, будто от школы. Будто мы интересуемся, какие у нас в Сейме комиссии, чем занимаются и какие депутаты в какой состоят. С фамилиями и адресами! Она обрадовалась и обещала дать мне списки. И если депутат из комиссии по законодательству против преступников проживает на Фалата — значит он и есть Селер, так ведь?
   — Гениально! — восхитился Павлик, и его приятель расцвёл от похвалы, бросая украдкой на Яночку робкие взгляды. Павлик же гордо сказал:
   — И не только они отличились! Я тоже! Бартек Веську прижал, а я поручика!
   — Как это? — в один голос воскликнули Яночка и Стефек.
   — А вот так! Углядел его, как он остановился на красный свет. И немного проехался с ним. И он мне кое-что о пане Вольском рассказал. Так вот, тот с полицией сотрудничать отказался! Наотрез!
   — Почему?!
   — А у него свои задачи, сказал. Пожалуйста, он может поделиться своими сведениями — что, когда и где собираются красть. И все!
   — Не понимаю! Они, эти угонщики, что же, до сих пор не узнали, что он их подслушивает?
   — Не узнали, в том-то и весь секрет! А не узнали потому, что наш пан Вольский — хитрая бестия. Во-первых, он вовсе не Вольский.
   И Павлик замолчал, довольный произведённым эффектом. Сестра угрожающе произнесла:
   — Если ты сию секунду не расскажешь всего толком, я за себя не ручаюсь!
   — Говорю, говорю, успокойся! Ну так вот, та квартира, которую мы с тобой открыли, — вовсе не его квартира. Он живёт где-то на Черняковской — А на Олькусской?
   — А на Олькусской просто временно пребывает в квартире друга, некоего Вольского, надолго уехавшего в Канаду. Живёт в двух местах! Вот почему и свет оставляет, и исчезнуть старается незаметно. Потому и ключи тогда не подошли к двери, помнишь? Бандюги пытались открыть двери его квартиры на Черняковской, а они были от этой, на Олькусской.
   — И что же, они не знали, что он их подслушивает?
   — В том-то и дело! А он знал об их явке, ещё по старым каналам, потому и занял квартиру в этом доме. Они о ней понятия не имели.
   — Значит, он располагает доказательствами их преступной деятельности…
   — …и сидит на них, как собака на сене. Ну, может, теперь не совсем. Но присоединиться к полиции наотрез отказался. Такой борец-одиночка, будет и дальше продолжать. У него есть возможности.
   — Но почему же одиночка?
   Мы об этом немного с поручиком покалякали, пока ехали. О политике и вообще. Видишь, так получается, что с нашими законами они могли в этой мафии чуть ли не легально состоять, и ничего им не сделаешь. Там такие деньги загребают, сказать страшно. И пользуются ими все! На всех хватает, вплоть до министров и даже выше. А вот те, что пониже, немного дрейфят, ведь случись что, тем шишкам ничего не будет, посадят пешки. Такое среднее звено, вроде нашего Пурхеля. Вот это звено и старается держаться в тени, делают вид, что они ни при чем, ни с каким преступным миром не связаны, чтобы потом на суде им ничего нельзя было ик… ирки…
   — Инкриминировать!
   — Вот-вот! К примеру, наш Пурхель. Он может до посинения общаться со всякими прокурорами, депутатами и прочими Левчиками, это не запрещается, но вот знакомство с преступниками… Потому он и держится от них подальше, и встречается в том дворе втайне. На всякий случай…
   — Так что же, пан Вольский… Ты сказал, он не Вольский?
   — Не Вольский. Вольский тот, что в Канаду уехал, он под его именем и живёт в его квартире.
   — А как зовут нашего пана Вольского?
   — Не знаю. Будем и дальше так его звать.
   — И как он, будем и дальше… А?
   — Ещё бы! Жаль ведь, Бартек столько труда положил…
   Пан Хабрович вышел из своей новой машины смертельно усталый и безгранично счастливый. Решительно все вызывало восторг: дом, жена, дети, Хабр и прочие родичи. С восторгом также воспринял гараж, уже подготовленный к приёму новой машины, потому что весь путь от Алжира до Варшавы очень тревожился о её безопасности, понаслушавшись рассказов об автомобильных кражах, этом биче Европы наших дней.
   Вся родня высыпала встречать пана Романа к калитке. Объятия, поцелуи, приветствия. Наконец выгрузили и внесли в дом багаж, «вольво» поставили в гараж, и измученный путешественник сел за стол. Яночка приготовила самый любимый суп отца — ничего сложного, обыкновенный картофельный суп с клёцками, заправленный шкварками и жареным луком. Сколько времени несчастный был лишён любимого лакомства! Все семейство с умилением наблюдало, как путешественник опустошает тарелку за тарелкой, и не очень расстраивалось, что им самим почти ничего не осталось.
   Яночка тщательно разработала стратегию и тактику поведения их с Павликом на короткий период пребывания отца в доме. Из Алжира он вернулся только на праздники. В первые дни по приезде отца нет смысла особенно стараться, все равно он не заметит в этой своей эйфории. Ему все будет казаться чудесным, так что нечего лезть из кожи. Потом будет Рождество, потом Новый год, то есть праздники, подарки, гости, короче, столпотворение когда тоже никакие особые заслуги не будут замечены.
   А вот потом… Вся эта эйфория немного спадёт у отца ещё останется неделя от отпуска, — самое время продемонстрировать все свои немыслимые достоинства.
   — Завтра можете отдохнуть, — великодушно разрешила Яночка родителям за ужином в последний день праздников. — Обед приготовим мы сами. В том числе специальное блюдо для отца.
   — А что это будет? — с любопытством спросил пан Роман.
   — Секрет! — ответила дочь. — Завтра увидишь. Мама поинтересовалась:
   — Обед вы намерены приготовить только завтра?
   — Не только, потом ещё можем. Не каждый день, но несколько раз сделаем. И обязательно будут любимые блюда папы.
   На следующий день пан Хабрович с женой решил поездить по магазинам. Когда пан Роман выезжал в командировку за границу, магазины во всей Польше стояли пустые, а теперь, как ему сообщили, просто ломились от товаров. Вот он и пожелал убедиться в этом собственными глазами.
   Очень хорошо все складывалось. Родители уехали, никто мешать не будет. Яночка с Павликом оккупировали кухню с самого утра. Командовала парадом, естественно, Яночка.
   — А теперь вот эти куски свинины надо так отбить вот этой деревяшкой, чтобы получились такие большие лепёшки, в которые я заверну китайскую начинку, — сказала девочка брату.
   — А что это будет?
   — Сама толком не знаю. Я решила сегодня приготовить отцу все самое им любимое. Все сразу! Вон, видишь, готовится китайская начинка, её мы завернём в отбитые тобой лепёшки из свинины… Вот соус, тоже китайский. И хорошо бы все это обернуть сверху ещё и лепёшками из сырого картофеля, отец сто раз повторял, что соскучился по ним страшно.
   — Сырого? — удивлялся Павлик, повязываясь фартуком.
   — Делаются они из сырого, а потом жарятся на сковороде. Так что тебе придётся ещё натереть сырую картошку, или нет, в «роботе» смелешь. Но сначала раздолбай свинину!
   Испуганная страшным грохотом, от которого сотрясались стены дома, в кухню заглянула бабушка, хотя и обещала сегодня в приготовление обеда не вмешиваться. Внук и внучка метались по кухне в грохоте и дыме, в облаках пара.
   Подозрительно поглядев на все эти кипящие и шкворчащие кастрюли и сковородки, бабушка не удержалась от вопроса:
   — Это все на один обед? Сегодня ведь гостей не предвидится.
   И получив ответ, что да, это они готовят обед только для папы и мамы, бабушка осторожно заметила:
   — Разрешите напомнить, ваш папа — как-никак мой родной сын, уж я-то знаю, сколько он сможет съесть за один обед. А тут и суп, и свинина, и говядина, и курица, и утка, и ещё что-то, никак не пойму что…
   — Все правильно, — ответила Яночка, разрезая на мелкие кусочки куриное мясо, — это будет одно блюдо, не волнуйся.
   — Ка… какое блюдо?!
   — Китайское, — невозмутимо ответила внучка. — Папа любит китайское, сколько раз говорил. Вот только пришлось немного подправить рецепт, не все ингредиенты достали. Нет бамбуковых побегов!
   — Удилище не подходит, я проверил, — информировал Павлик. — Разве что дать сначала Хабру его разгрызть.
   Бабушка заглянула в большую сковородку, где аппетитно булькала подлива из перца, лука и помидоров, заглянула внуку через плечо, осмотрела остальные ингредиенты и высказала робкое предположение, что внуки готовят зразы.
   — Пусть будут зразы, — согласился покладистый Павлик. — Зразы по-китайски.
   — Учтите, — предостерегла бабушка, воспользовавшись кратким затишьем между ударами колотушки, — они могут сильно разбухнуть.
   — Ничего! — перекрикивая колотушку Павлика, ответила Яночка. — Разбухнут, так даже лучше! Будут большие, а отец всегда радуется, когда больше еды!
   Заткнув уши, бабушка кинулась прочь из кухни.
   Три часа понадобилось для приготовления экзотического блюда. Когда супруги Хабровичи, очень голодные, вернулись домой, оно было уже почти готово. В столовой ожидал красиво накрытый стол. Папе, который быстренько вымыл руки и уже устремился в кухню, дочка сказала железным голосом:
   — Стол накрыт в комнате! Садитесь, сейчас я подам обед.
   Родители послушно сели за стол, стараясь не обмениваться взглядами. На огромном подносе Яночка внесла в комнату суп, разлитый по тарелкам.
   Пани Кристина заметила дочери:
   — Если уж ты хотела устроить такой торжественный приём, надо было суп подать на стол в супнице, а мы бы уже здесь сами разлили его по тарелкам.
   — Ну уж нет! — возразила дочь. — Папа съел бы опять всю супницу, и у него не хватило бы места на второе. Папа, больше супа не получишь!
   Разнообразием первых блюд Яночка не баловала родителей. Опять был приготовлен любимый картофельный суп отца, только на сей раз не было времени заниматься клёцками, их заменили обыкновенные макаронные изделия, но пан Роман все равно опустошил тарелку в мгновение ока и с любопытством ждал обещанный сюрприз. Пани Кристина ждала не с таким любопытством, дочь поделилась с ней секретом и заверила, что никаких червей, предусмотренных китайским рецептом, у неё не будет. Поэтому мама ждала спокойно.
   И вот появился обещанный сюрприз. Прибыл он в столовую на огромном блюде, специально подогретом, как в лучших ресторанах, поэтому Павлик держал блюдо руками в толстых кухонных рукавичках.
   Пан Роман с любопытством рассматривал сюрприз. То ли зразы, то ли гигантские вареники, но не в тесте из муки, а завёрнутые в картофельные лепёшки.
   На тарелку поместилось только одно изделие. Пани Кристина пока воздержалась от второго блюда, решив посмотреть, как с ним справится муж. Тот некоторое время с недоверием рассматривал изделие, но, заметив, что все глаза устремлены на него, поступил как мужчина. Вооружившись ножом и вилкой, он перестал колебаться и решительно воткнул их в сочную мякоть. Струя горячего жира ударила ему прямо в глаз.
   — Что это? — отпрянув, крикнул папа.
   — Думаю, это называется «На всякий случай», — ответила мама, невозмутимо стирая салфеткой жир с волос.
   Дети застыли над своими тарелками и с ужасом наблюдали, как родители приводят себя в порядок.
   — Бабушка недаром предупреждала, что разбухнет, — напомнил Павлик. Яночка только вздохнула.
   — Как, ты сказала, это называется? — поинтересовался папа, вытерев досуха лицо.
   — «На всякий случай», — терпеливо повторила мама.
   Наученный горьким опытом, папа осторожненько отрезал кусочек диковинного блюда и положил его в рот. Все замерли. Папа ничего не сказал, отрезал ещё кусочек, с помощью ножа набрал на вилку начинку и все это отправил в рот. А потом с криком «Потрясающе!» принялся с жадностью уничтожать экзотическое блюдо.
   — Так какое название у этого чуда? — в третий раз спросил папа, попросив добавки.
   Яночка не дала матери ответить, укоризненно поглядев на неё:
   — Это китайское блюдо. Возможно, сразу два китайских блюда. И ещё кое-что из того, что ты любишь.
   Папа с нескрываемым восхищением смотрел на своих замечательных детей. Какие молодцы! И такой обед соорудили, и вообще ведут себя так, что сердце радуется. И маму избавили от кухонных забот, теперь она может все время посвятить мужу, которому скоро снова возвращаться в далёкую Африку.
   А пани Кристина с тем же самым непроницаемым выражением лица задумчиво произнесла:
   — Кажется мне, что завтра нас тоже угостят блюдом под названием «На всякий случай», хотя оно, возможно, будет совсем другим. Например, пицца по-китайски.
   Отец не прореагировал на это замечание, возможно, потому, что рот был набит, у Яночки же с Павликом аппетит вдруг пропал.
   — Ты думаешь, мама догадалась? — спросил Павлик, когда они с сестрой после обеда мыли в кухне посуду.
   — Может, не обо всем, но о чем-то — наверняка, — ответила сестра. — И ясно дала понять, что не нажалуется отцу, если мы угомонимся. Думаю, поручик побеседовал с ней…
   — И что теперь?:
   — Вот я и думаю, что теперь. В какой-то степени нам очень помог пан Вольский. О том, что он прокалывал шины, поручик знает точно, а о нас только догадывается. Можно все свалить на пана Вольского. И если поручик сказал маме о пане Вольском, она должна малость поуспокоиться. А я совсем не против все свалить на пана Вольского, раз он такой противный! Не захотел вместе с нами работать! Вот теперь пускай на него и думают.
   — Ты что, собираешься опять?.. Сунув в мойку новую гору посуды, сестра ответила, подумав:
   — Не сразу. Слушай, здорово мы придумали с этими обедами! Как можно придираться к людям, которые готовят потрясающие блюда? Одно из двух: или не потрясающие — тогда не ешь, или потрясающие — тогда не придирайся.
   Павлик кивнул. И в самом деле, есть блюда, приготовленные руками любящих деток, и пилить этих деток… Или что-то им, например, категорически запрещать… Да, сестра у него голова, он всегда это знал. И совершенно не завидовал, что такая блестящая идея пришла в её голову. Ещё бы, кухонная идея…
   — Только бы мать не подговорила его перед отъездом провести с нами душеспасительную беседу и заставить нас клятвенно пообещать какую-нибудь глупость, — озабоченно сказал мальчик, до блеска натирая полотенцем тарелку.
   — Не подговорит, — успокоила Яночка брата. — На завтра у меня запланированы те самые вареники, его любимые.
   Павлик опять кивнул.
   — Ты права. Подождём пока. А не мешало бы как следует взяться за Селера. Ну ничего, ведь Стефеку с Бартеком никто не мешает?.. Эх, я уже так привык к своей чупаге. И на улицу Фалата надо наведаться.
   — Ведь мы же решили переждать немного, — напомнила брату Яночка. — Можем себе позволить, и так много сделали. Не все же нам!
   — А я разве говорю, что все? — возмутился Павлик. — Я пока не собираюсь Сейм разгонять. И законы умные принимать не намерен. И министров менять… Может, когда-нибудь и займусь этим. Когда стану президентом. А пока все-таки похожу с чупагой. На всякий случай…