- Так кто же он, в конце концов? - рассердилась Люцина. - Мясник?
   - При чем тут мясник? Он коллекционер.
   - И что же он коллекционирует? Драгоценности?
   - Да нет, садовые растения. Хобби у него такое.
   - Успокойся и скажи наконец внятно, кто же он такой - чем торгует, что коллекционирует, что у него за хобби. Не торопись, no-порядку все изложи, может, мы и поймем. Начни с начала, - предложила я.
   Тереса, похоже, меня не слышала. Глядя сквозь меня, она бормотала:
   - И эта язва - его жена? Фамилию она могла взять какую угодно, неужели же и в самом деле он на ней женился? Значит, это она! Двоемужница проклятая! Как она могла? А теперь собирается обвести вокруг пальца несчастных Джорджа и Вивьен?..
   И она с такой яростью грохнула кулаком по столу, что с него чуть не свалился термос, который Лилька подхватила буквально в последнее мгновенье. Отец наконец прореагировал - грохот привлек его внимание к нам, опоясавшим Тересу тесным кольцом.
   - Что, больше не надо чистить? - спросил он.
   - Откуда у тебя эта открытка? - заорала Тереса, развернувшись лицом к отцу. - Всем молчать! Не перебивать! Откуда открытка, отвечай!
   Услышать-то отец услышал, но, не видя открытки, не понял, о чем его спрашивают. С недочищенным карпом в руке он приблизился к столу, тщательно вытер карпа о юбку Люцины и с интересом оглядел открытку, в которую Тереса энергично тыкала перстом.
   - А что это такое? - спросил отец.
   - Это я тебя спрашиваю - что это такое?!!
   - Откуда мне знать? - удивился отец. - Открытка какая-то...
   Пришлось подключиться мне.
   - Оставь его! - сказала я Тересе. - Ты не умеешь разговаривать с отцом, у меня есть опыт. Папа!!! Эта открытка оказалась под бумагой, в которую были завернуты бутерброды. Откуда она могла там взяться?
   - А, вспомнил! - сказал отец. - Это открытка той женщины, которая меня привезла к прудам. Она отдала мне свой завтрак в бумажке вместе с салфетками. И это оказалось среди салфеток. А обнаружил я открытку, когда та женщина уже уехала, так что вернуть не мог. Вместе все было - бутерброды в бумаге, салфетки, ну и это. Салфетки бумажные, - счел отец необходимым добавить, видя, что мы молчим и смотрим на него.
   Набрав воздух в легкие, я проорала следующий вопрос:
   - Откуда она вытащила свои бутерброды?
   - А они лежали на полочке, в машине, внизу, ну ты тоже, когда сидишь за рулем, все туда кладешь.
   - Точно, - подтвердила я нормальным голосом. - Кладу все, что попадает под руку. Наверное, открытку она собиралась бросить в ящик и в темноте не заметила, что отдала ее отцу вместе с бутербродами. Видимо, это и в самом деле была панна Эдита. Теперь остается только выяснить, кто такой этот мясник, пардон, торговец, пардон, коллекционер...
   - Ядя говорит - он жив, а она не развелась, - продолжала Тереса свой монолог, не очень понятный нам. - А коллекционер - как раз тот миллионер, которого я не знаю.
   - Что-нибудь одно - знаешь или не знаешь? Решайся, наконец - потеряла терпение Люцина.
   - Лично не знаю, - пояснила Тереса, - но его адрес мне прекрасно известен, мы давно переписываемся. Я ведь тоже увлекаюсь цветами, а он известный в Канаде садовод-любитель, его все знают. Раз он мне прислал семена, которые я давно разыскивала, а я как-то послала ему семена тех цветочков, что вы мне прислали из Польши, забыла, как они называются. И еще я ему посылала семена той самой вашей фиолетовой розы. Вы еще говорили - не вырастет, а у него выросла...
   - Роза? - не поверила Люцина. - Из семян?
   - Роза! Из семян! Я тут ни при чем! У меня не получилось, а у него выросла. У этого миллионера остались дочь и сын от первого брака. Сам он тяжко болен, скоро умрет, а эта шшш... змея подколодная наверняка собирается перевести на себя все капиталы. А я их знаю, такие симпатичные...
   - Так значит, муж Эдиты известный садовод-любитель? - уточнила я.
   - Какой там садовод! Он известный торговец драгоценными камнями и ювелирными изделиями, но с тех пор, как разбогател, больше времени уделяет своему хобби. А состояние составил на торговле.
   - Не тот ли это ювелир, который подделал твое кольцо? поинтересовалась тетя Ядя.
   - Что ты! Тот мелкая сошка, а этот миллионер! Известный на всю Канаду! Свои дела он ведет честно, его фирма славится на весь мир.
   - А теперь помолчите, - потребовала я. - Дайте подумать. Кажется, кое-что проясняется. Вот только не могу понять, зачем она приехала в Польшу. Может, все-таки этот ее Доробек умер и ей потребовалось получить свидетельство о смерти?
   - Доробек жив! - заявила тетя Ядя с совершенно ей несвойственным темпераментом. - И даже, если бы умер, сомневаюсь, что Эдита захотела бы получить свидетельство о его смерти. И вообще сомневаюсь, что ей вздумалось приезжать к нему.
   - Почему сомневаешься?
   - Потому что у них во время войны были... крупные неприятности! Я точно не знаю какие, но помню - были. И у него, и у нее. У него, кажется, больше.
   Я взглянула на Марека. Изучив внимательно открытку, он вернулся к прерванному занятию. Я не сомневалась - для него все стало ясным. Если уж в моей голове кое-что прояснилось...
   - Скажи что-нибудь! - потребовала я. - Что сидишь, будто тебя тут, и вовсе нет!
   - Вот именно! - подхватила Тереса. - Что это все значит?
   - Мне бы хотелось узнать, кто сейчас живет в Тоньче, - сказал Марек, по своему обыкновению избегая отвечать на прямой вопрос. - Кто-нибудь из ваших родственников?
   - Марыська! - ответила мамуля. - Весь июль там живет, у нее отпуск. Но живут они не в доме наших предков, а в фургоне, который поставили во дворе. В доме, кажется, сейчас никто не живет.
   - А кому он сейчас принадлежит?
   - Наследникам дяди Витольда. Их восемь штук, и они никак не могут разделить наследство. Поэтому Марыська и живет в фургоне.
   Похоже, Марек понимал, о чем мамуля говорила, а вот Лилька не поняла и потребовала разъяснений, какой такой фургон и почему Марыська не может жить нормально в доме. Мамуля охотно объяснила:
   - Марыська с Хенриком купили вагончик, в котором обычно живут строительные рабочие. Знаете, такой барак на колесах? Оборудовали его и теперь всегда проводят в нем отпуска. В доме жить нельзя, говорят, вот-вот обрушится, того и гляди крыша завалится. Вагончик поставили поблизости, в поле под деревьями. У Хенрика золотые руки, он бы давно отремонтировал дом, но вот наследники дяди Витольда... Их восемь человек, давно по свету разъехались, связи не поддерживают, перессоренные все страшно и знай только следят друг за дружкой, как бы кто-то не отхватил себе что из наследства. Марыська - добрейшая душа, сколько раз пыталась с ними договориться - все без толку. Вот и приходится жить в фургоне, а дом ветшает. Она сама мне все это рассказала.
   - Марыська?
   - Марыська. Хенрик тоже рассказывал, но он выражается осторожнее, ведь это не его родные, а ее. То есть наши.
   - А с каких пор усадьба перешла наследникам дяди Витольда? - спросил Марек.
   - А сразу же после смерти нашей бабушки, - вздохнула мамуля. - Еще до войны.
   - Ну что ты глупости говоришь! - рассердилась Люцина. - Не после смерти бабушки, а после смерти дядюшки Витольда. Бабушка умерла в тридцать восьмом году и оставила все дяде Витольду. А уже после него все перешло к этим наследникам.
   Какие-то смутные детские воспоминания пронеслись в голове, и мне тоже захотелось кое-что уточнить.
   - А когда умер дядя Витольд? В войну он был еще жив, помню, раз даже приезжал к нам. Хотя, может, приезжал и не раз, но я запомнила только один его приезд. Он меня еще катал тогда на велосипеде, и мы раздавили курицу. С тех пор во мне навсегда осталась боязнь раздавить курицу, когда веду машину.
   - Странно, - удивилась Лилька. - Для машины куры ведь не так опасны, как для велосипедов.
   - Да если бы я даже на танке ездила, все равно объезжала бы их...
   Мамуля сказала:
   - Дядя Витольд умер в сорок четвертом году.
   Всеми наследственными формальностями наверняка занимались уже после войны. Дядя Витольд давно болел и за домом не следил, так что разрушаться он начал еще при его жизни.
   - А зная наследников дядюшки, можно было заранее предсказать, что при них и вовсе разрушится, - заметила Люцина. - Они перегрызлись друг с другом еще при живом отце. Не знаю, зачем нам все это вспоминать.
   Я опять взглянула на Марека. Он скреб очередного карпа так самозабвенно, словно участвовал в конкурсе "Кто больше начистит рыбы", главный приз которого - миллион долларов золотом, а всех, кто займет места ниже третьего, сошлют на галеры. Созревшая у меня в голове неясная концепция обрела более четкие очертания, хотя до конца и не прояснилась.
   - Наверняка со всем этим как-то связана панна Эдита. Не случайно же на той карте была Тоньча... Она могла знать наследников дяди Витольда? Могла знать, что он умер, а наследство переходит к ним?
   - Не знаю, после войны я уже с ней не водилась. Думаю, могла, потому что прекрасно была в курсе всех дел нашего семейства, - недовольно ответила Тереса. И, обращаясь к сестрам, добавила:
   - Правда ведь, она всех нас знала с детства? Помню, даже и в Тоньчу приезжала. Как-то раз поехала с нами туда на каникулы.
   - А могла она знать, что дядя тяжело болен и усадьба перейдет к его детям? - упорно добивалась я ответа.
   - Могла, конечно, - ответила Тереса.
   - Не могла, - ответила мамуля, - Как она могла знать, если в Тоньче была еще при жизни нашей бабушки! Тогда еще не было известно, кто из нас унаследует родительский дом.
   - Нет, вы только послушайте! - возмутилась Люцина. - Давно всем было известно - дом и хозяйство достанутся дяде Витольду, бабуля не скрывала этого, наоборот, остальным детям заранее выплачивала их долю, чтобы все хозяйство оставить старшему, дяде Витольду, чтобы земля перешла одному из ее детей. Говорили, дедушка на смертном одре так ей наказал...
   - Но тогда дядя Витольд еще был здоров.
   Тереса и тетя Ядя молчали, только переглядывались. Как-то подозрительно переглядывались. Ох, они явно что-то еще скрывали.
   - Тереса, а ну-ка признавайся! - потребовала я. - Наверняка эта самая Эдита бывала в Тоньче и позже. Наверняка знала, что дядя болен, наверняка знала и кому достанется наследство, наверняка знала, что дядя умер и наследство перешло его потомкам. Иначе у меня не сходится...
   - А так все сойдется? - ехидно поинтересовалась Люцина. - Все-все?
   - Почти все. Во всяком случае, достаточно много. Тереса, признавайся!
   Тереса уставилась невидящим взглядом в окно, потом перевела его на нас.
   - Что ж, - сказала она. - Наверное, ничего другого не остается, придется рассказать вам. Какое-то время Эдита именно в Тоньче прятала своего ребенка, того самого младенца Войдарского, вернее, Доробека. Один раз и я с ней ездила туда.
   - Это что же получается? - возмущенно вскричала мамуля. - А я ничего не знала?
   - Так ведь ребенка специально там прятали, чтобы никто не знал, ответила младшая сестра. - Как же можно было тебе об этом говорить?
   - Нет, чтобы я, старшая, ничего не знала! Ведь даже о своей поездке туда ты мне не сообщила...
   Люцина, не обращая внимания на перепалку сестер, обратилась ко мне:
   - А ну-ка выкладывай, что тебе пришло в голову! Что у тебя сойдется, если Эдите было известно все о наследниках?
   - Если бы, скажем, тебе надо было что-то спрятать, где, как не в Тоньче, ты бы это сделала? - ответила я и в свою очередь накинулась на Марека:
   - Что ты нашел под грушей? Ведь она наверняка там что-то спрятала, за этим специально вернулась в Польшу! Голову даю на отсечение, ты уже там побывал и проверил. Что там нашел?
   До тети Яди наконец дошло.
   - И в самом деле! - вскричала она. - Ведь на карте стоял крестик.
   - И в самом деле! - дошло и до Люцины.
   Мамуля и Тереса прекратили несколько запоздалую ссору из-за внебрачного младенца Доробека и тоже обратили свои взоры на Марека. Тетя Ядя выбралась из своего утла, чтобы тоже уставиться на него. Марек внимательно разглядывал последнего карпа. И молчал.
   - В том-то и дело, что ничего не нашел! - наконец ответил он, изрядно потрепав нам нервы. - Груша там действительно росла, этот факт удалось установить, но ее давно нет. Насколько я мог проверить, в этом месте ничего не спрятано. Проверять было затруднительно, в фургоне живут люди, и на участке все время кто-то околачивается. Возможно, наши враги ждут, пока обитатели уедут.
   Мы подождали, не скажет ли он еще чего-нибудь, потом мамуля разочарованно произнесла:
   - И это все? А что же тогда сходится? Груши нет, под грушей тоже ничего не обнаружено, в фургоне живет Марыська со своим Хенриком. Тоже мне открытие!
   - Неужели Марыська с Хенриком мешали тебе в поисках? - не поверила Мареку Люцина.
   - Они просто-напросто вышвырнули меня оттуда, - спокойно ответил Марек. - Вежливо, но решительно потребовали, чтобы я покинул их территорию, так что на поиски у меня была всего одна ночь. Ссылались на наследников, так я понял теперь. Тогда не понял, они как-то туманно упоминали каких-то сутяг, которые и Марыську могут погнать с принадлежащей им усадьбы, если на ней будут сшиваться посторонние, вроде меня. Теперь я понял, в чем дело.
   Итак, появилась новая информация к размышлению, требовалось ее обдумать как следует.
   Мы напряженно думали, потом я обратилась к Тересе:
   - Ну и что скажешь? Как по-твоему, что теперь будем делать?
   Тереса хмуро взглянула на меня, потом па Марека, потом на тетю Ядю и наконец ответила:
   - Не знаю! Если бы не Джордж и Вивьен, я бы, скорее всего, вообще не вмешивалась в это дело. Пусть ее накажет Господь Бог, а я отступлюсь. Но вот Джордж и Вивьен...
   Мамуля не выдержала:
   - Скажите же наконец, что это все значит? Нервируете меня, а толком никто не разъяснит. Я требую объяснений!
   Поскольку никто не торопился разъяснять, пришлось это сделать мне.
   - Панна Эдита выкинула номер... Нет, не только тогда, во время войны, я имею в виду не внебрачного отпрыска. Из всего, что мы тут узнали, можно сделать вывод: после войны она махнула в Канаду и там вышла замуж за миллионера Тома Уолтерса, оставив на родине законного мужа Доробека и адаптированного им ее ребенка от этого...
   - Войдарского, - подсказала тетя Ядя.
   - ...оставив на родине законного супруга и подкинутого ему незаконного младенца Войдарского. А теперь ее цель - унаследовать миллионы Тома Уолтерса, захапать их целиком, ничего не оставив детям упомянутого миллионера от первого брака. Законным детям, надеюсь?
   - Законным! - мрачно подтвердила Тереса.
   - Запутаться можно во всех этих браках и детях! - вздохнула Лилька, а я продолжала:
   - И теперь она панически боится, что Тереса наябедничает миллионеру о ее небезупречном прошлом, а это может повлиять на завещание старика. Как-никак, она бигамистка. Интересно, почему не могла развестись с Доробеком?
   Забывшись, Тереса выпалила:
   - Потому что торопилась!
   - Ну, рассказывай же! - насели мы на нее, и Тересе пришлось выложить то, что она собиралась от нас утаить:
   - Не ручаюсь за точность, ведь обо всем я узнала на собраниях нашего кружка садоводов-любителей. Когда собираемся, о чем только не болтаем, так что, может, это и сплетни. Там в основном бабы, сами понимаете, а он один такой. И знаток, и самый богатый, о ком же и посплетничать, как не о нем? Ну и бабы говорили: он в какую-то катастрофу попал, чудом остался жив, дети еще маленькие, их мать умерла давно, вот он и женился скоропалительно на первой подвернувшейся кандидатке, которая поклялась заботиться о детях, как о своих собственных. Все думали - он вот-вот помрет, очень пострадал в катастрофе, а он выжил. И уже тогда был очень богатый. Думал, помрет, и перед смертью сочетался с ней законным браком, она убедила его, что законной вдове легче достойно воспитать детей. А он не помер, но теперь старый и больной, того и гляди помрет, а бабы говорят, она настраивает его против собственных детей. Наверное, правду говорят, хотя я тогда и не знала, что жена Тома Уолтерса - Эдита. Лилька прокомментировала:
   - Если после катастрофы и в самом деле торопилась поскорее окрутить миллионера, где уж тут оформлять развод!
   - А дальше что? - гнула свое мамуля. - При чем тут наследники дяди Витольда? Что общего у канадского миллионера с крестиком на нашей Тоньче?
   Тереса опять заткнулась, и но всему было видно - теперь прочно! Марек ни за что словечка не проронит, пришлось мне опять взять слово:
   - Лично я думаю, в Тоньче она что-то спрятала во время войны или сразу после нее и теперь явилась забрать спрятанное. Видимо, ознакомившись с нашей Тоньчей, она поняла, что лучшего места не найти. Знала - дядя умер, знала, что представляют собой его наследники, и могла быть спокойна, что усадьба будет стоять в таком состоянии, как есть, никто там шуровать не будет, все останется в неприкосновенности. Понятно, к такому выводу я пришла сама, никто мне об этом не рассказывал, могу и ошибиться, но вроде бы все сводится к этому. Одного не понимаю - зачем ей понадобилось рисовать карту? Она же прекрасно знала, где находится Тоньча. Боялась, что забудет? С возрастом развивается склероз...
   Несколько карпов Люцина собиралась пожарить сегодня, а оставшуюся рыбу принялась заталкивать в холодильник.
   - А этот поместится? - спрашивала она Лильку, подавая ей последнего. Съесть его сегодня мы никак не сможем. Насчет наследников Эдита правильно думала, какая бы она там ни была, а в глупости ее заподозрить никак нельзя. Хотя тут особого ума не требовалось. Тереса, что она там припрятала?
   - Откуда мне знать? - пожала плечами Тереса. - Я же говорила - в те годы я уже не хотела с ней знаться.
   Оставив рыбу в покое, Люцина обернулась и, внимательно посмотрев на сестру, спросила самым невинным голосом:
   - А почему ты не желала с ней знаться?
   Тереса открыла было рот, но закрыла, не произнеся ни слова. Мы выжидающе смотрели на нее.
   - Не хотела и все тут! - буркнула наконец Тереса.
   - Нет, довольно! - вдруг вырвалось у тети Яди. - Тереса, скажи им все! Нечего жалеть эту... эту...
   - ...потаскуху! - подсказала Люцина.
   - ...потаскуху! - с разгону выпалила культурная тетя Ядя. - Ой, что я говорю! Эту мерзавку без стыда и совести. Скажи им наконец, чем занималась эта Эдита!
   Не веря ушам своим, слушала ошеломленная Тереса взрыв столь эмоционального негодования всегда такой спокойной и деликатной подруги. Люцина у холодильника тихо злорадствовала.
   Поскольку Тереса все еще не решалась произнести последнего слова, я решила ее спровоцировать.
   - Не хочет - пусть не говорит. Я скажу! Эдита была шпионкой!
   - Кем?! - изумилась мамуля.
   - Шпионкой! Обыкновенной немецкой шпионкой!
   - Какой шпионкой! - не выдержала Тереса. - Шлюхой она была! Обыкновенной немецкой шлюхой!
   - Не могла бы ты выражаться покультурнее? - одернула ее старшая сестра.
   Тересу теперь было не унять:
   - Не желаю покультурнее! Не заслуживает она культурного отношения! И вообще не желаю с этой паршивой Эдитой иметь ничего общего! Она спала с немцами! За деньги! Все гестапо обслуживала! Но не шпионила! Отвяжитесь вы все от меня! Была той самой... как я некультурно выразилась!
   - Врешь! - не поверила Люцина.
   В ярости схватила Тереса доску, на которой лежали разрезанные на куски и обвалянные в муке два крупных карпа, и запустила ее в сестру. Карпы в муке попали в отца, доску в последний момент успел перехватить Марек. Тереса оглянулась в поисках другого метательного снаряда.
   - Ну что ты ее злишь! - упрекнула Люцину тетя Ядя. - Ведь прекрасно знаешь, почему она так нервничает. Тогда, в тридцать девятом году, Тадеуш немного увлекся Эдитой, а та его напропалую охмуряла. Тогда говорили обольщала. Выходит, он тоже мог быть замешан в шпионаже, а шпионажем Эдита и в самом деле не занималась. Занималась другим...
   - Нет! - Громкий крик Лильки заставил ее замолчать. А Лилька наступала на Тересу:
   - Брось нож! Если уж обязательно хочешь зарезать сестру - только не в моем доме! Выйдите хоть на лестницу!
   - Надо же, какая дрянь! - удивлялась мамуля. - А я еще удивлялась, с чего это вдруг Тереса на нее так взъелась! А она, оказывается, еще и с Тадеушем...
   Тереса глотнула воды, успокоилась немного и положила нож на место, ограничившись тем, что погрозила Люцине кулаком.
   - Заставила-таки меня все рассказать! В самое больное место забралась! У Тадеуша из-за этой Эдиты после войны были крупные неприятности, она его оговорила, так беднягу затаскали по инстанциям. А после войны, сами знаете, как было. Попробуй, докажи, что ты не виновен. А эта... эта... с самого начала с немцами снюхалась, я ни о чем не знала, еще помогала подруге спрятать ребенка. Обвела меня вокруг пальца как последнюю дуру, лучшая подруга называется! Ну и когда я все про нее узнала - не хотела больше вообще о ней слышать.
   - И почему сразу нам ничего не сказала! - упрекнула я Тересу. - Эдиту покрываешь, Доробека не могла припомнить, а в результате... погляди на отца!
   Отец пытался смахнуть с лица и одежды следы карпа в муке. Тереса сорвала с него пиджак и направилась в ванную. Задержавшись в дверях, она с достоинством произнесла:
   - О Доробеке я ничего не знала. В те времена, когда мы еще дружили, никакого Доробека в ее жизни не было. Я знала только о Войдарском. О Доробеке знала Ядя.
   Глядя вслед пиджаку и Тересе, отец робко предложил:
   - Может, рыбой займется кто-нибудь другой? Тереске, видимо, не приходилось ее жарить, не очень умело она с ней обращается...
   И переключившись на Марека и Лильку, заметавших пол в кухне, стал высказывать им свои соображения о том, что, сколько он Тересу помнит, она вообще не отличалась кулинарными способностями.
   За рыбу принялась Люцина, самая большая ее любительница. Поставив на газ сковородку, она только отмахивалась от упреков тети Яди:
   - А если бы я не поддразнивала Тересу, та бы до сих пор не разродилась! Сама же видела, никакими силами невозможно было из нее вытянуть сведения о бывшей подружке! Скажи пожалуйста, какие секреты! Тоже мне, благородство развели, а мы тут ломай голову, за что теперь на Тереску охотятся! Интересно все-таки, что эта гадюка спрятала в нашей Тоньче? Даже если она и не была шпионкой, ведь ясно - хочет оттуда что-то забрать.
   - Так чего же мы ждем? - удивилась мамуля. - Кто нам мешает немедленно отправиться самим в Тоньчу? Может, там, на месте, во всем и разберемся...
   Отложить хотя бы на два дня наш фамильный наезд на Тоньчу стоило мне нечеловеческих сил. Помогли Збышек и рыба. Удалось как-то убедить жаждущую деятельности мамулю, что рыбу надо съесть на месте, она, рыба, не вынесет дороги в летнюю жару. Двадцать одна штука могучих карпов - это не шуточки, потребовалось время, чтобы их съесть, хотя в наших рядах и была Люцина. Збышек только что вернулся из служебной командировки и, поскольку находился на большом расстоянии от нас, сохранил способность трезво мыслить. Узнав, что Лилька вместе с нами уезжает в Тоньчу, причем на их машине, примирился с временной потерей и той, и другой, но настоял на непременном техосмотре последней. Как я была ему признательна!
   Задержать семейку в Чешине потребовал Марек. Я отвозила его к поезду в Зебжидовице, и по дороге он обратился ко мне с просьбой:
   - Постарайтесь задержаться в Чешине как можно дольше. Мне совершенно необходима свобода действий, а они обязательно такой шум там поднимут, что сбежится вся округа! И попробуй им втолковать, обе с Лилькой попытайтесь им втолковать, чтобы ни о чем не болтали. У меня есть все основания полагать Люцина права, там спрятано что-то очень важное.
   - А как ты думаешь, что именно? - с волнением допытывалась я.
   - Думаю, документы. Если она и в самом деле была связана с немцами, то могла припрятать там какие-нибудь важные документы, чтобы потом выгодно продать или с какой другой целью. И мне вовсе не улыбается, чтобы весть о спрятанных ценностях разнеслась по округе до того, как я узнаю, в чем дело.
   - Ты отказался взять от нас рекомендательное письмо к Марыське и Хенрику. Как же собираешься действовать?
   - Не волнуйся, я уже все продумал.
   - А если на тебя там нападут все эти Доробеки вместе с панной Эдитой?
   - Во-первых, Доробеки ждут, пока уедут обитатели фургона. А во-вторых, я намного больше боюсь твоих родичей. И представить невозможно, что эти люди способны отколоть, когда свалятся кучей на бедную Тоньчу!..
   Теперь я уже и сама не пойму, как мне удалось проехать из Чешина в Тоньчу через Гарволин и Седльце. Чтобы как можно дольше растянуть время в пути, мы с Лилькой выбирали самые что ни на есть проселочные дороги, старательно избегая всех мало-мальски приличных. Неимоверно извилистая трасса отняла у нас весь день, и только поздним вечером я остановила машину у исторического треугольника, образованного развилкой двух дорог, перед лужей, увековеченной ездой мамули на кабанчике. Носом машина уперлась прямо в ворота усадьбы моей светлой памяти прабабушки.
   Ворот, собственно, не было. На трухлявых столбах сохранились проржавевшие остатки железных петель. Ряд высоких деревьев по-прежнему тянулся вдоль дороги, за ним, в глубине двора, виднелся старый амбар. Полуразвалившаяся, с заколоченными окнами, прабабушкина хата представляла собой жалкий вид. И вообще вся усадьба выглядела удручающе - тлен и запустение. Глаз отдыхал только на вагончике, стоявшем в саду под деревьями - новенький, свежепокрашенный, с аккуратным крылечком и белыми занавесками на окнах, он резко контрастировал с окружающими развалюхами.
   Выслушав наше сообщение о свалившихся на семью бедствиях и намерении заняться поисками неизвестных ценностей, Марыська сначала схватилась за голову, а потом поспешила выгнать из вагончика своих детей-подростков. В вагончике, кроме нее, осталось восемь человек.