Вообще, с возвратами связано несколько любопытных моментов. Во-первых, их объём совершенно не поддаётся какой бы то ни было оценке. Причина проста: мы можем знать запасы товара только на складах оптовиков, и, очевидно, мы позаботились, чтобы на них никаких бутылок со старой маркой к «часу X» не было. Единственное место, где они могли скопиться, – это розница, а вот по поводу остатков товара в магазинах у нас информации никакой не было. Я, кстати, подозреваю, что не было её и у самих магазинов: даже в тех, где установлена компьютерная система учёта, вряд ли была графа «старая/новая марка»: я к тому, что «Косогоров самогон» там учитывался просто как «Косогоров самогон», а уж с какой он там маркой, одному богу известно. Выявить это без масштабной инвентаризации магазины не могли, а за нее они к июню и взялись.
Во-вторых, возвраты совершенно невозможно не принять. Я не беру в расчет даже моральную сторону проблемы – понятно, что бросить в беде клиента, «влипшего» с твоим ставшим вдруг нелегальным товаром, не слишком красиво (хотя то, что проблемы вашего общего с клиентом сотрудничества расхлебывать предстоит вам одному, тоже, возможно, не вполне справедливо). А просто потому уже, что если вы решили остаться в бизнесе, то возврат вы примете (и оплатите) – ведь вам же потом предстоит работать с теми же контрагентами, что и прежде, и без решения проблемы вашего товара они эту работу вряд ли возобновят. Также ещё и потому, что технически отказаться от возврата вам будет крайне затруднительно. Просто на условиях предоплаты на современном рынке мало кто рассчитывается, а это значит, что у клиента перед поставщиком всегда имеется дебиторская задолженность. Заложником которой поставщик и является. Ах, вы не хотите забирать возврат? Ну, так тогда хрен мы вам заплатим! – в рамках такого рода дискуссии поставщики склонны проявлять завидную сговорчивость.
Хотя руководство магазинов отчасти тоже можно понять (по меньшей мере в отношении импортного алкоголя): верни они товар, торговать бы им было нечем – новая марка-то на импорт ещё не пришла. Вот и торговали до последнего. А в июне как прорвало – возвраты пошли, как лавина.
При этом официально провести возврат было практически невозможно. Существовала некая гипотетическая процедура, в рамках которой следовало отправлять товар на завод или импортеру, но при этом он должен был проходить строго по той же цепочке, по которой изначально продавался. А в первой половине 2006-го все оптовые алкогольные компании вынуждены были поменять лицензии (новые лицензии выдавались после подтверждения увеличения компанией уставного капитала до 10 млн рублей и установки ЕГАИС), и далеко не все через это прошли успешно. В частности, склад, который оказывал нам логистические услуги и через который проходил весь «Косогоров самогон» в 2005-м, лицензию продлить не смог, и в 2006-м мы работали уже с другим складом. В итоге вся цепочка поломалась, поэтому легальный путь осуществления возврата был для нас закрыт.
Как же мы вышли из положения? Выбранное решение было самым простым и естественным: выкупить весь товар со старой маркой на себя. Естественным потому, что мы и так не раз это делали, – такой самогон уходил на всякие корпоративные нужды (для себя, на деловые подарки, на проведение разнообразных мероприятий: «Косогоров» мы вручали как призы в наших рекламных акциях, выставляли в качестве официального напитка на разных тусовках и пр.). Другое дело, что в таких количествах выкупать его прежде не приходилось, но, когда мы принимали это решение, масштабы бедствия были ещё неизвестны. Когда же они прояснились, отступать было уже поздно. В итоге на скупку своего самогона мы спустили круглую сумму – около $70 тыс. О том, куда мы его дели, расскажу чуть позже.
Павел Преженцев: А как выкручивались прочие алкогольные компании? Кто как. Кто-то пытался делать возвраты официально (у некоторых даже получалось). Многие (в первую очередь поставщики импортного алкоголя) бросились распродавать остатки за бесценок. Я лично покупал в последние дни июня дорогущие когда-то виски, текилу, вина за символические 100–300 рублей – скидки в 80–90 % были в порядке вещей, – ощущая себя при этом настоящим браконьером. Я-то прекрасно знал, сколько эти напитки в действительности стоят…
А вслед за июнем наступил июль. 1 июля 2006 года на алкогольном рынке иначе, как «черной субботой», никто не называл. В этот день почти все импортные напитки из продажи исчезли. И не потому, что их успели распродать, а просто потому, что торговать ими было уже нельзя. Следом за импортными начали исчезать и отечественные: торговля спиртным по всей стране замерла. Марки были, товар на складах был, но сделок не было – не работал ЕГАИС. По закону, работать должен, а на деле – не работает, хоть ты тресни. Он и к августу толком не заработал, но было выпущено постановление, разрешавшее временный так называемый «ручной» режим. В чем он состоял: информацию обо всех отгрузках записывали на дискеты и свозили в налоговую. Но и этот вариант, при всей своей дикости, был настоящим спасением. Торговля наконец возобновилась.
К поздней осени ЕГАИС уже работал в нормальном режиме, практически не создавая никаких проблем оптовикам. Казалось, всё вернулось на круги своя. Поэтому совершеннейшей неожиданностью явился разгоревшийся в сентябре-октябре «суррогатный скандал» с якобы разразившейся эпидемией отравлений суррогатным алкоголем. Тем более, что эпидемия-то возникла совершенно на пустом месте, и это все прекрасно понимали: за два месяца встревоженные чиновники насчитали порядка тысячи «суррогатных» смертей, в то время когда, по их же собственной оценке, в год от алкоголезаменителей умирает до 40 тыс. человек (такую оценку приводил, в частности, Геннадий Онищенко), и это без всяких эпидемий. Получается, за два месяца алкоголесодержащие жидкости должны убивать до 7 тыс. человек, а цифры приводились в несколько раз меньше. (Я уже не говорю о том, что суррогаты – технические жидкости, содержащие спирт, – вообще не имеют к собственно алкоголю отношения.) Выходило, что эпидемия была полностью выдумана, и от этого становилось ещё более не по себе. Если выдумана, то для чего, с какой целью? Начали поговаривать о том, что весь этот скандал – подготовка общественного мнения к скорой национализации алкогольной отрасли.
Впрочем, скандал с суррогатами к ноябрю сам по себе затих, а никакой национализации при этом не случилось. Алкогольный бизнес постепенно приходил в себя.
Николай Полуэктов: Наша компания не составила исключение. Проблема, которую оставалось решить, – аномально большие запасы «Косогорова самогона» со старой маркой, не подлежащего легальной продаже. Что-то мы спустили на промо-мероприятиях, что-то раздарили друзьям и знакомым, но сток всё равно был по-прежнему огромным. Но затем проблема неожиданно разрешилась сама собой, причём самым чудесным образом.
Для начала стоит сказать, что в конце года, ближе к ноябрю-декабрю, нам всегда поступает много звонков от не вполне типичных клиентов. Они не занимаются торговлей алкоголем, но при этом желают приобрести «Косогоров» в больших количествах и не особо торгуясь по цене. Для чего? Для корпоративных новогодних подарков. «Корпоративы», кстати, очень неплохой бизнес, причём, как выясняется, не только для звезд эстрады. Они дают возможность не только неплохо заработать, но и «оторваться», придумывая смешные варианты упаковки корпоративного самогона (одному компьютерному холдингу продали самогон, упрятанный… в валенки!), его подачи, «интеграции» с торговой маркой заказчика и т. п. Нас, кстати, так и подмывало «загнать» самогон со старой маркой корпоративным клиентам за наличные, но, честно признаться, страх всегда перевешивал (это же чистой воды незаконное предпринимательство, если на этом поймают, проблем не оберёшься – подробнее об этом ниже).
Также следует отметить, что с лета 2006-го «Косогоров самогон» претерпел небольшой рестайлинг (о его причинах и вообще о том, как процесс рестайлинга происходил – в следующей главе), в частности, бутылка лишилась такого элемента дизайна, как бумажный колпачок, перевязанный скреплённым пломбой шпагатом.
И вот звонит в середине ноября один из наших дистрибуторов и сходу молит о помощи: братцы, выручайте! Огромный корпоративный заказ для очень большой компании. Люди нежадные, но очень капризные, их обязательное условие, чтобы «Косогоров» был именно в старых бутылках, тех, что с бумажным колпачком. Милый человек, говорим, где же мы тебе такие возьмём?! Они полгода как сняты с производства! Но он не отстаёт, стоит на своём: вы, говорит, вообще с ума сошли? Такие деньжищи, да вы что?! Неужто нет никаких вариантов?
Немного подумав, я ему перезвонил. Есть, говорю, вариант, но он тебе не понравится: старая марка. Я тебе передаю этот товар как частное лицо частному лицу (это-то как раз законно), и на его стоимость уменьшаю твой маркетинговый бюджет (формально также абсолютно законная процедура). А уж что ты дальше будешь с этим товаром делать, меня мало волнует. Идёт?
Тот, конечно же, согласился. При нашей следующей встрече я у него из любопытства поинтересовался: ну, как всё прошло? Он смеётся, говорит: не без приключений. Вот его рассказ:
Сложность с этим клиентом была вот в чём: увезти заказ можно было только на «Газели». При этом клиенту нужно было доставить его в офис (самовывоз не «прокатил»), а он, как назло, находился в самом центре, аккурат рядом с Белым домом. На собственной (принадлежащей нашей компании) машине везти было глупо: «спалившись», мы подставляли весь свой бизнес, вместе с лицензией. Делать нечего – нанимаем «Газель». Звоним в транспортную компанию, объясняем, что ехать в центр, поэтому нужна легкая машина, с пропуском.
День, когда должна была состояться поставка, не задался с самого начала: приехавшая по вызову «Газель» оказалась удлиненной и усиленной, причём без пропуска в центр. Ну, и что тут делать? Водитель пробормотал что-то вроде «Да не фиг дрейфить, прорвёмся!» – а у нас-то и выхода другого нет, с клиентом всё же уже оговорено, надо ехать.
Выдвигаемся – «Газель» я сопровождаю лично, сотрудникам такое деликатное дело не доверишь. Водитель как-то странно поехал, зачем-то по третьему кольцу. Но пока вроде спокойно. Вот съезд на Кутузовский (чёрт, как же глупо едем! – думаю). Патруль ГАИ, два инспектора. Проедем? Нет, останавливают! Чёрт… Ну, теперь-то уж точно проверят по полной.
Так и происходит. Пока один милиционер проверяет документы у водителя, другой начинает выяснять у меня, что за груз везём, просит его продемонстрировать. Деваться некуда, открываю кузов, показываю, рассказываю легенду: купил для себя, по дешёвке, цель – организовать большую вечеринку, угостить людей. Милиционер:
– А документы где? Чеки?
– Так без чеков. Давно купил, ещё летом, когда кризис был, потому и по дешёвке, как было такой шанс упустить! А документы не сохранил как-то… Сейчас вот перевожу, к другу на дачу – там и буду вечеринку устраивать.
Легенда откровенно слабая, но формально придраться не к чему. В этот момент появляется водитель «Газели». Чертыхается, изумленно восклицает: «Да как же так?! Я же решил этот вопрос!» Что выясняется: у него права отозваны и находятся в розыске. Человек, оказывается, вообще не имел права садиться за руль! (Разоткровенничавшись после в машине, водила признаётся, что права отобрали после аварии («Да я там был вообще не виноват!»), когда выяснилось, что он управлял машиной пьяным («Да враньё это всё!»), а он их после каким-то образом из дела вытащил («Мне же работать надо!»), вот их в розыск и подали.) На фоне этих новых обстоятельств проблема алкоголя без документов и с запрещённой маркой отходит на второй план. Водитель идёт в милицейскую машину, «договариваться». Как потом выяснилось, за права он выложил 4 тыс. рублей (вдвое больше, чем получил за работу). Вполне умиротворённые гаишники просят меня доплатить ещё пару тысяч за груз и отпускают с миром. Честно говоря, даже не думал, что смогу так легко отделаться. Что сказать, подфартило…
Павел Преженцев: А реальность бывает много жёстче. Пример, с какими неприятностями можно столкнуться при обращении со «старой маркой», – случай, произошедшей с моей хорошей знакомой, до известных событий возившей в Россию вина из Молдавии. По понятным причинам, я не стану называть её настоящего имени – пусть её зовут, условно, Катей. Вот её история:
С момента запрета на оборот молдавского алкоголя моё вино со старой маркой стояло опечатанное налоговой инспекцией на одном из складов. Продавать его было нельзя, и оставалось два выхода – или вернуть в Молдавию, или утилизировать. При этом представители Роспотрбенадзора периодически звонили на склад и спрашивали, когда будет утилизировано вино.
Возврат был на практике невозможен, так как механизм реэкспорта вообще не был прописан в документах. Кроме того, было абсолютно не ясно, как вернуть уплаченные пошлины и т. п. Утилизировать вино продажной стоимостью $300 тыс. было, согласитесь, жалко – это поставило бы крест на бизнесе. И я решилась на следующую операцию. Найдя фирму, которая занимается утилизаций, я договорилась официально уничтожить лишь 2 % продукции, при этом по документам будет уничтожено всё. Оставшееся вино собиралась вывезти на один из уже не алкогольных складов и, постепенно продавая по знакомым, друзьям, друзьям друзей и т. п., за год-два выручить хотя бы что-то. Помочь с прикрытием перевозки продукции, а это несколько фур нелегального молдавского вина с нелегальной старой акцизной маркой, я попросила одного из знакомых, близкого, так скажем, к органам. Он нашел человека, также связанного с органами, который должен был сопроводить нашу процессию. Стоит отметить, что я перед этим буквально за день в срочном порядке обзванивала склады на предмет возможности вывезти туда вино. Так что информация о предполагаемом мной деле просочилась наружу…
В означенный день были найдены автомобили, загружены, подготовлены документы – формально вино вывозилось на утилизацию. Приехавший человек для «прикрытия», назовем его «крыша», вдруг предложил продать сразу всё вино своим знакомым. В тот момент я не придала этому особого значения и отказалась, сославшись на то, что у меня всё подготовлено, и ничего менять я не намерена. На первом же посту нас останавливают. На переговоры к милиционерам идёт «крыша». Результат неутешителен – постовые хотят задержать всё вино для выяснения и экспертизы или за $1500 отпустить. Моё предложение – у меня есть лишь 15 тыс. рублей, и при этом они гарантируют нам «зеленый коридор» до склада. Тут «крыша», которая, кстати, вела все переговоры с милиционерами, я даже не заходила к ним в «будку», предлагает снова продать вино его знакомым, которые здесь совсем рядом, и возьмут они хоть и дёшево, но все за наличные. Я понимаю, что если милиционеры задержат товар и начнут «копать», то установят, что утилизация липовая, и под давлением всех обстоятельств соглашаюсь продать его знакомым, при этом передав 15 тыс. рублей для постовых.
Нас отпускают, и мы оказываемся на складе знакомых моей «крыши». Приходит человек и берет пару бутылок на пробу – проверить, не мороженое ли вино. Качество его устраивает, и минут через 30 появляется «директор» с деньгами и предлагает пересчитать деньги в машине. Мы садимся – я спереди, директор и «крыша» – на заднем сиденье. Директор передаёт деньги и просит «крышу» выйти, чтобы не мешать. Я пересчитываю деньги, кладу их в пакет. И тут происходит всё, как в кино. Возле машины появляются сотрудники УБЭП с понятыми, изымают деньги, раскладывают пачки на капоте, всё снимают на камеру.
В итоге у меня конфискуют всё вино, меня увозят в УБЭП и вменяют незаконное предпринимательство и незаконную торговлю акцизным товаром, что в особо крупном размере грозит штрафом и лишением свободы от 2 до 6 лет. В этот момент о спасении вина я уже не думала, а думала, как не сесть в тюрьму. Наняла адвоката, следователя посещала только в его присутствии. Мы решили отказаться от дачи каких-либо показаний и выступить лишь в суде. В итоге умелых действий адвоката суд назначил наказание в виде штрафа за административное правонарушение. А я осталась без вина и лишь с вопросом, кто всё-таки стал инициатором всей этой операции.
Николай Полуэктов: К концу 2006 года кризис, как уже было сказано, закончился и ситуация на рынке в общем нормализовалась. Но интересно отметить, что как раз сейчас, в 2007-м, вновь проявились его последствия. С чем они связаны? С тем, что какое-то время (примерно с полгода) после «черной субботы» рынок был пуст, и все компании принялись наперегонки завозить товар. При этом вовсю заработали заводы внутри России – отечественное виноделие не знало такого счастливого времени, как вторая половина 2006-го, когда иностранные конкуренты были нейтрализованы. Результат этой гонки более чем плачевен: рынок в настоящее время страшно затоварен. Как признаются многие наши партнеры, продажи упали в разы, даже по сравнению с докризисным периодом. Если разобраться, то ничего удивительного в этом нет. Своего рода «эффект маятника»: если вывести маятник из равновесия, отклонив в сторону (для определенности, влево), то он сначала начнёт возвращаться в точку равновесия, а потом её со свистом проскочит, причём, как известно из школьной физики, скорость его как раз в этой точке будет максимальна. И он продолжит двигаться, пока не дойдёт до крайнего правого положения – зеркального отражения первоначального. То же самое случилось и с алкоголем: сначала появился дефицит, потом все стали активно завозить товар и проскочили, не заметив, равновесную точку. И влетели в ситуацию серьёзного затоваривания.
Кстати, «Косогоров самогон» это затоваривание на удачу не затронуло. Просто потому, что он как был единственным самогоном, так пока и остался. О том, как случилось, что у него до сих пор не появились конкуренты, мы обязательно расскажем в следующих главах.
ГЛАВА 13. СКОЛЬКО СТОИТ РЕБРЕНДИНГ
Вздорная причина. – Нетоварный вид. – Прощание с винтовой пробкой. – «И зачем вы это сделали?» – Груз из Италии. – Затор на польско-литовской границе. – Суеты много, толку чуть. – Правила деления на два. – Неудачи преследуют не только идиотов
Николай Полуэктов: Для начала стоит ответить на вопрос: для чего нам этот ребрендинг вообще понадобился? Казалось бы, первоначальный дизайн совершенно удовлетворял как нас самих, так и всех, кому мы его демонстрировали (а демонстрировали, признаться, всем подряд – и друзьям, и знакомым дизайнерам, и людям на выставках, всем «Косогоров» очень нравился). Так с чего вдруг было его менять?
Причина на первый взгляд совершенно вздорная. Дело в том, что изначально бутылку с «Косогоровым» венчал бумажный колпачок, перевязанный шпагатом, скрепленным свинцовой пломбой. Этот элемент дизайна выделял наш самогон из массы других бутылок, был своего рода «изюминкой», которая добавляла «Косогорову» шарма и придавала такой домашний вид. Идея пломбы вообще пришла мне во сне, в ноябре 2003-го, во время одной из наших командировок в Прасковею, когда мы пребывали в эйфории, напробовавшись самогона из первых партий. Я этой идеей был очень горд. Но этот же колпачок страдал неизбывным недостатком: он не был жестко связан с бутылкой и с доброй половины из них по дороге до магазина попросту слетал. И на полках «Косогоров» вид являл просто ужасный и, уж конечно, совершенно нетоварный.
Нельзя сказать, что мы не пытались решить эту проблему. Думали колпачки приклеивать к пробке, но это был не выход: во-первых, до перехода к новому типу акцизных марок таковые наклеивались на горлышко, и к маркам нужно было всегда оставлять свободный доступ, чтобы налоговикам можно было проверить легальность товара. Во-вторых, приклеенный колпачок осложнил бы процесс открывания бутылки, а этого допускать также не хотелось.
Тогда попытались зайти с другой стороны: доставлять колпачки непосредственно в магазины. Решение казалось идеальным. Но как его реализовать? Предположим, мы нанимаем специальный штат людей, которые ходят по магазинам и украшают бутылки колпачками. За день такому сотруднику по силам обежать примерно десять магазинов, за рабочую неделю – пятьдесят. Реже, чем раз в неделю, инспектировать розницу бессмысленно, и за пару дней ситуация там может измениться. Значит, только в Москве нам потребовалось бы нанять человек шесть, чтобы выкладывать колпачки (про регионы речь не идёт вообще: там этих сотрудников невозможно было бы контролировать). Но это всё равно не позволит достичь поставленных целей: в магазинах посетителей, совершающих загадочные пассы с выставленным на полках товаром, персонал вряд ли встретит приветливо. Если повезёт, пару недель получится «партизанить», после чего наших агентов вычислят и погонят из торгового зала взашей.
Логично предположить, что проблема обращения с товаром непосредственно в магазинах стоит не только перед нами, и, значит, скорее всего, её решение давным-давно придумано. Так и оказалось: решением этой проблемы, как выяснилось, занимается целая индустрия под названием трейд-маркетинг. Выкладка же товара в магазинах и забота о его внешнем виде – это мерчандайзинг, подраздел трейд-маркетинга. Мерчандайзинг, вообще говоря, полезен сам по себе, безотносительно к каким-то там колпачкам. Дело в том, что если не следить за товаром непосредственно в рознице, то судьба его будет, скорее всего, плачевной. За место на магазинной полке идёт нешуточная борьба, и мерчандайзеры конкурирующих поставщиков стремятся выставить свой товар получше, а ваш задвинуть как можно дальше. Кроме того, нередко случается, что товара на полке нет вовсе: его просто никто не принёс со склада. Наконец, мерчандайзеры – это ваши «глаза»: только из их отчётов можно узнать, где товар ещё есть, а где заканчивается и куда его нужно срочно везти.
Поскольку услуги по мерчандайзингу востребованы, фирм, их оказывающих, достаточно много – спрос рождает предложение. Но с ними тоже не всё просто: с одной стороны, у сотрудников этих фирм уже, скорее всего, есть доступ в магазины, что, конечно, большой плюс. С другой – стоимость их услуг оказывается такова, что делает сотрудничество с такими фирмами совершенно нерентабельным. В нём ещё может быть смысл для крупных поставщиков с большим ассортиментом, когда стоимость визита мерчандайзера распыляется на много разных товаров. Но поскольку у нас товар один, то всё бремя затрат ложилось на него и оказывалось совершенно неподъёмным.
Кстати, несколько раньше мы рассуждали о том, что выкладку товара можно целиком доверить дистрибутору, мол, он вполне может обойтись своими силами. Это ещё одно проявление нашей прежней наивности. На самом деле, в современной торговле работа представителей дистрибутора и мерчандайзеров разделена. Связано это с тем, что мерчандайзинг отнимает немало времени, и если торговый представитель будет им заниматься, то основную свою работу – собственно торговлю – он попросту завалит. Кроме того, торговый представитель и не уполномочен заниматься выкладкой товара – у него, скорее всего, даже нет банального допуска в торговый зал (а без этого из магазина его выгонит взашей администрация). Наконец, полезно, когда исполнительские и контрольные функции выполняют разные люди.
Получалось, что решения у нашей проблемы не было? Нет, оно было, и мы его нашли: разумным выходом оказалось связаться с какой-нибудь очень крупной трейд-маркетинговой компанией, в этом случае можно было надеяться на снижение затрат на мерчандайзинг. Тут очень простая логика: такие компании работают с большим числом крупных поставщиков, что позволяет нанимать такое количество «мерчей», что тем нет нужды метаться между магазинами: ведь фактически на каждый магазин приходится по мерчандайзеру. При этом работа с новым клиентом для такой компании не приводит к увеличению затрат – просто у «мерча» прибавляется работы. Соответственно услуги крупной трейд-маркетинговой компании оказываются существенно дешевле тех, что предлагают их более мелкие конкуренты.
Наведя справки, мы довольно быстро разузнали обо всех крупнейших трейд-маркетинговых компаниях (это было несложно, поскольку таковых всего две) и вскоре договорились с одной из них – ITM. В сравнении с предложениями мелких фирм, продающих «визитный» мерчандайзинг, стоимость услуг ITM была ниже в разы. При этом услуги оказывались не еженедельно, а ежедневно, к тому же мы сразу «накрывали» все московские (а потом и петербуржские) сети. Нужно признать, что положение с нашими колпачками вскоре качественно улучшилось, равно как и с наличием «Косогорова» в магазинах (отчеты «мерчей» переадресовывались дистрибуторам, и они знали, в какие магазины нужно везти товар). Мы также наконец решили проблему размещения бумажных пакетов, которые до этого до магазинов почти никогда не доходили (ни дистрибуторы, ни работники магазинов им внимания не уделяли).
Павел Преженцев: Но идея избавиться от колпачков всё равно не оставляла: ведь, решив проблему в Москве и Питере (да и здесь – только в крупных розничных сетях), мы никоим образом не приблизились к её решению в регионах.
Вообще, сами колпачки были придуманы тогда, когда мы решали, как закрыть не вполне органичную для самогонной бутылки винтовую пробку. От винтовой пробки мы планировали в будущем уйти. Так и случилось, как раз к середине 2006-го всё было готово к переходу на новую, невинтовую бутылку. Правда, пробку пришлось использовать не корковую, а синтетическую (из мягкого пластика): корковая пробка окрашивает напитки, и невыдержанное, бесцветное спиртное ей укупоривать нельзя. Но в любом случае, «Косогоров» с новой пробкой приобретал вид весьма солидный – уже не было нужды прятать пробку под бумажным колпачком. Он смотрелся отлично, но, казалось, ему чего-то не хватало – и этот недостающий элемент вскоре тоже появился. На горлышко начали наклеивать похожий на почтовую марку прямоугольник, который, во-первых, придавал бутылке законченный вид, а во-вторых, служил дополнительной степенью защиты: вскрыть бутылку, не повредив эту марку-«пломбу», было невозможно.