Хокинс Карен. Ее властелин и повелитель

   – Мама!
   – Извини, но это правда.
   – Я была предельно вежлива. Это капитан демонстрировал свой злобный нрав. Он так плохо относится ко всем женщинам вообще, что желает даже, чтобы наши усилия по созданию учебного заведения закончились неудачей. Это ужасный, эгоистичный тип.
   – Может быть, он был чем-то расстроен, – осторожно заметила мать. – Он ведь герой войны. Люси разговаривала с одним из его людей.
   – Мама, тебе не следует сплетничать со служанками.
   – Но она знает все о капитане! Как еще мы смогли бы узнать, что он герой войны?
   – Мы до сих пор не знаем, правда ли, что он герой войны. А знаем лишь, что один из людей капитана сказал Люси, что его хозяин является героем войны. А это не совсем одно и то же.
   Мать вздохнула:
   – Ты еще слишком молода, чтобы быть такой уставшей от жизни.
   – А ты достаточно стара, чтобы быть такой наивной. Хотя я должна признаться, что ты выглядишь не старше сорока. Я бы очень хотела выглядеть так молодо в твои годы.
   Мать просияла, словно солнце выглянуло из-за туч.
   – Ты действительно думаешь, что я выгляжу не старше сорока?
   – Я начинаю думать, что доктор Барроу приходит к нам из-за тебя, а не из-за меня.
   Мать хихикнула и принялась пить чай.
   Пруденс доела второе пирожное. Покинув капитана, она была вне себя от гнева, но теперь, когда она сидела перед камином, держа в руках чашку горячего чая с большим количеством сахара и сливок, ее раздражение рассеялось, словно дым, подхваченный ветром.
   Она с довольным видом огляделась вокруг. В гостиной было тепло и уютно. Шторы и обивка кушетки были приятного красного цвета. Цветные подушки и толстый обюссонский ковер, на котором стояли кресла вишневого дерева, добавляли комнате тепла и цвета.
   – Филиппу понравилась бы эта комната, – произнесла она.
   Мать сразу же всполошилась:
   – Ох, Пруденс, извини меня. Что заставило тебя подумать о нем?
   – Я всегда о нем думаю, – со вздохом сказала Пруденс.
   – Я это знаю. – Мать потрепала ее по руке. – Но иногда, Пруденс, мне хочется, чтобы ты... Ладно, это не имеет значения.
   – Что я слышу? Ты не хочешь, чтобы я помнила Филиппа?
   – Это не так, дорогая. Но я хочу, чтобы ты нашла кого-то другого. Ты заслуживаешь счастья.
   – Я счастлива. Очень. Если не считать этой проблемы с овцами.
   – Да уж, это действительно выводит из себя, – сказала мать, искоса поглядывая на Пруденс. – Интересно было бы узнать, каким образом они проникают за калитку.
   – Как бы они это ни делали, капитан категорически отказывается держать их в загоне. От этого человека одни неприятности.
   – Ты действительно так думаешь?
   – Мама, он не только отказывается держать овец в загоне, он еще пригрозил, что обучит своих собак загонять этих безмозглых животных на нашу территорию, если мы не перестанем досаждать ему!
   – Боже милосердный! – воскликнула мать. – Значит, вам не удалось договориться?
   – Не удалось. Но я этого капитана в покое не оставлю! Я найду способ заставить его выслушать нас. Вот увидишь!
   – Да уж, никакой выдержки не хватит терпеть, как это глупое животное пробирается сквозь зеленую изгородь и поедает на грядке всю мяту!
   – Интересно все-таки, каким образом овцы проникают через забор?
   – Да, это всем вопросам вопрос. Я уж начинаю подумывать, не нашли ли они какой-нибудь способ отодвигать задвижку?
   – И задвигать ее снова? Не думаю.
   Возможно, ей следует сходить в деревню и разузнать подробнее, каковы законы относительно домашнего скота. Она отлично знала, реверансом какой глубины следует приветствовать принцессу, герцогиню и виконтессу. Но она абсолютно ничего не знала о домашнем скоте.
   – Если ты будешь так сердито хмуриться, то наживешь себе морщинки на лбу, – сказала мать. – Чем этот человек так сильно тебя расстроил?
   Пруденс с рассеянным видом уставилась в чашку. Капитан не сказал ничего неожиданного. Дело было скорее в том, как он смотрел на нее при этом. Его взгляд смущал ее. Так смотрел на нее Филипп, только взгляд капитана словно поджигал что-то внутри ее тела. С Филиппом она никогда ничего подобного не ощущала.
   – Пруденс? – окликнула ее мать. Она пристально смотрела на нее, удивленно приподняв брови. Пруденс немного покраснела.
   – Извини, мама. Я думала о капитане. Он был груб, и это меня разозлило. – Это было сущей правдой. Может быть, ей и следовало сосредоточить мысли на том, как он ее разозлил? Да, пожалуй, это то, что нужно. Пруденс поставила чашку на поднос. – Мне надоело, что капитан столь недобросовестно относится к содержанию своего скота. Если он не займется своими овцами, то это сделаю я. Уж я приготовлю рагу из баранины под мятным соусом!
   – Пруденс! Нельзя угрожать человеку тем, что приготовишь рагу из его овцы.
   – Мама, мы с тобой находимся в глуши Девона. Лондонские правила здесь неприменимы. Позволь мне самой уладить овечью проблему, а ты занимайся подготовкой к открытию школы. – Пруденс расправила плечи. Она справится с капитаном своими методами. – Мама, что слышно о твоей подруге, леди Маргарет? Она обещала первой отправить свою дочь в твою школу.
   Лицо матери опечалилось.
   – Я собиралась сказать тебе...
   У Пруденс екнуло сердце.
   – Она отказалась?
   – Я уверена, что, давая обещание, она не имела намерения его не сдержать. Должно быть, что-то очень серьезное заставило ее... Вот, почитай сама. – Она сунула руку в карман домашнего платья и протянула Пруденс крошечную записку.
   – Ого! Какое длинное послание, – сдержанно сказала Пруденс, развернув записку. – Значит, она никогда не собиралась присылать сюда Джулию?
   – Уверена, что собиралась. Но школа леди Чизуорт предназначена только для самых избранных... – Мать печально вздохнула.
   – Ты расстроилась из-за того, что подруга, которую ты знала с шестилетнего возраста, предала тебя? Ты бы никогда не разочаровала подругу, которая приходила на помощь всякий раз, когда нездоровилось кому-нибудь из твоих многочисленных отпрысков. Сколько раз ты бросалась на помощь леди Маргарет и выхаживала вместе с ней ее детишек?
   – Пруденс, не надо так говорить...
   Пруденс вздохнула.
   – Ты права, извини меня. Просто меня злит, когда люди тебя обманывают. Мы купили дом, чтобы ты могла открыть школу. Нам всего лишь было нужно заполучить нескольких учениц из обеспеченных семей, а потом ты со всем бы справилась. Я действительно думала, что твои подруги не бросали слова на ветер, обещая помочь тебе.
   Мать понурила голову.
   – Я тоже так думала. Меня подвела не только леди Маргарет, но и леди Каролина тоже. Похоже, что они никогда не были моими настоящими друзьями.
   Пруденс накрыла руку матери своей рукой.
   – Очень жаль, что все обернулось не так, как мы ожидали.
   Мать заставила себя улыбнуться.
   – Я не позволю себе расстраиваться по этому поводу. Мы найдем способ открыть нашу школу.
   – Я в этом уверена. Нам просто надо подумать. Кто еще из наших знакомых имеет дочерей школьного возраста?
   Они на мгновение замолчали, мысленно перебирая своих знакомых. Сделать это было непросто, потому что многие мнимые друзья отошли от них, когда бизнес Филиппа потерпел крах и разразился скандал. При воспоминании об этом тяжелом времени у Пруденс перехватило дыхание.
   Мать вдруг встрепенулась:
   – Пруденс! Я знаю, что нам надо сделать! Я напишу письмо моей старой приятельнице, леди Босуэлл.
   – Леди Босуэлл? Из Шотландии? Той, которая каждый год присылает на Рождество это ужасное черствое печенье? Я не знала, что у нее есть дети.
   – Детей у нее нет, зато имеется более двадцати племянниц. В прошлом году на званом обеде я слышала, как она говорила, что намерена оплатить обучение каждой из них, поскольку ее братья имеют весьма скромные средства. Что бы там о ней ни говорили, но она всегда была ярой сторонницей образования.
   – Двадцать племянниц, мама... Тебе не кажется, что ей следовало бы предоставить скидку?
   – Вот именно! Она чрезвычайно расчетлива. Мы могли бы сразу же заполнить места в пяти группах...
   – Великолепно! – воскликнула Пруденс. – Вот только ремонтные работы в доме надо ускорить. Ты будешь учить девочек осанке, танцам и всем прочим вещам, а я буду обучать их садоводству, рисованию, философии, греческому языку и...
   – Но, прежде всего нам надо решить овечью проблему. Мы просто не можем допустить, чтобы эти животные бродили по нашему огороду. Что, если какая-нибудь овца укусит ученицу? Возможно, тебе придется еще раз поговорить с капитаном, хотя прошу тебя на этот раз говорить с ним помягче.
   – Он не оставляет мне выбора. Я неоднократно просила его сделать что-нибудь с этой проклятой овцой...
   – Пруденс! – В голосе матери чувствовалось неодобрение.
   – Извини. Но я столько раз просила его принять меры, а он ничего не делает и гонит меня, словно какое-то надоедливое насекомое.
   – Это еще не повод для того, чтобы опускаться до вульгарных выражений. Как я неоднократно говорила тебе, о женщине судят...
   – Не только по тому, как она поступает, но и по тому, как она говорит. Я знаю, знаю. Я не хотела грубить, но этот человек вывел меня из себя.
   – Гм-м... Знаешь что, Пруденс, очевидно, твоему раздражению есть какое-то объяснение. Должно быть, есть что-то в этом капитане, если он заставляет тебя терять самообладание.
   – Вздор! Меня часто раздражают мужчины, с которыми я совершенно незнакома. Например, когда я читаю «Морнинг пост». Есть там несколько корреспондентов – заметь, все они мужчины, – которые безумно раздражают меня. Всякий раз, когда они обмакивают перо в чернильницу, я возмущаюсь. Они выражают исключительно собственное мнение, хотя утверждают, что выступают от имени широких масс. Меня выводит из себя подобная самоуверенность.
   Губы матери дрогнули в улыбке.
   – Не будь такой мрачной, дорогая. Все образуется. А если нет, то ты всегда можешь выйти замуж за доктора.
   «Это было бы просто великолепно», – грустно подумала Пруденс. Выйти замуж за доктора было бы равносильно тому, чтобы дремать, слушая оперу.
   Что бы ни случилось, она победит в этой войне с капитаном. Победит и поможет матери сделать ее школу престижной. А там она еще посмотрит, кто будет смеяться последним. Капитан узнает, что она еще не открывала боевых действий.

Глава 4

   Огромное значение имеет первая встреча с вашим хозяином. Именно в этот момент вы должны задать тон вашим будущим отношениям. Это весьма деликатная задача, потому что излишняя фамильярность порождает пренебрежительное отношение, а ее нехватка имеет опасную тенденцию способствовать появлению у хозяина высокомерия в обращении, привычки попирать ваши чувства. В важных вопросах занимайте твердую позицию, но делайте это незаметно, чтобы хозяин мог сохранить свое чувство достоинства. А вы – свое.

Ричард Роберт Ривс. Искусство быть образцовым дворецким

   Тристан откинул голову на высокую спинку любимого кресла, смакуя обжигающее тепло бренди. Чуть изменив позу, он поморщился. Боль у него сосредоточилась где-то очень глубоко, как будто кости терлись друг о друга.
   Он попытался отвлечься от боли и стал думать об экипажах, поднимающихся по дороге на вершину утеса. Прежде всего, ему пришло в голову, что это едет его отец. Но такого просто не могло быть. Да это и не имело значения. Герцогу не найдется места в жизни Тристана. Ни сейчас, ни когда-либо в дальнейшем.
   Он покончил с надеждами. Время, когда Тристан верил в рыцарей в сверкающих доспехах и в сказки со счастливым концом, прошло давным-давно, когда его насильно притащили на борт того проклятого судна. Жизнь научила его одной простой истине: если хочешь чего-нибудь добиться, делай все сам, не дожидаясь, что это сделает для тебя кто-нибудь другой.
   Он перевел взгляд на двери, выходившие на террасу, которая шла вдоль стены. Он любил эту комнату, которую отделал так, чтобы она максимально напоминала его каюту на «Виктории». Она была обставлена такой же мебелью, за исключением его койки. Ночью, если он мог спать, он занимал большую угловую комнату наверху, единственную из всех, не набитую до отказа членами его бывшего экипажа.
   Тристан вздохнул, глядя в стакан. Когда он был ранен и понял, наконец, что для морской службы больше не пригоден, он решил скрыться от всех здесь, чтобы зализывать раны и ждать смерти. Больше никаких целей у него не было.
   Потом кое-что произошло. Вскоре после его прибытия здесь появился Стивенс. Первый помощник был тоже ранен при Трафальгаре. Учитывая крошечную пенсию и отсутствие дома на суше, ему было некуда идти.
   Поэтому Стивенс отправился к своему бывшему капитану. Он не оповестил заранее о своем прибытии, и Тристан, находившийся в трехмесячном запое, был слегка удивлен, но почувствовал облегчение. По крайней мере, ему не грозила смерть в полном одиночестве.
   Стивенс оказался, так сказать, первой ласточкой. Затем начали подтягиваться и другие раненые моряки, которые приезжали навестить капитана, а потом оставались здесь. И теперь почти в каждой комнате коттеджа жили трое или четверо, а иногда и больше человек. Стивенс ввел порядок, существующий на корабле, и даже обедали они в две смены, чтобы не перегружать камбуз.
   Для Тристана присутствие здесь бывшего экипажа было подарком судьбы. Оно давало ему смысл существования. Единственная проблема заключалась в том, что его весьма скромной пенсии не хватало, чтобы обеспечить питание и оплату счетов за лечение. Пока он служил, ему удалось сделать кое-какие инвестиции. Они приносили доход, причем неплохой. Однако Тристан понимал, что при таких расходах недалек тот день, когда ему придется закрыть двери своего небольшого дома.
   Вот, наверное, обрадуется его энергичная соседка! Особенно если он заберет с собой своих овец. Тристан чуть не засмеялся при воспоминании о возмущенном выражении лица этой леди, когда он при ней раскурил трубку. Темпераментная особа, ничего не скажешь. Так и вспыхнула от гнева, словно трут от искры. Нынче утром он получил наслаждение от состоявшейся перепалки. Это, по крайней мере, нарушило монотонное течение жизни. Интересно, как бы она отреагировала, если бы в следующий раз он снял с нее этот плащ?
   Послышался резкий стук, и в приоткрытую дверь просунул голову Стивенс:
   – Капитан?
   Тристан, которого оторвали от приятных размышлений о скрывающихся под плащом прелестях соседки, бросил недовольный взгляд на первого помощника:
   – Ну?
   Стивенс, держа в руке фуражку, вошел в комнату.
   – Извините, что беспокою, но вы не забыли о том, что карета и другие повозки поднимаются по дороге на утес?
   Карета. Он позволил себе забыть об этом, но теперь мысли снова нахлынули на него. У него похолодело сердце, легкое опьянение от выпитого бренди мгновенно испарилось, оставив в абсолютно трезвой голове единственную мысль: «Они уже здесь». Он произнес эти слова вслух.
   – Да, капитан. И их много, но только двое подошли к входной двери. Один высокий, худощавый, а другой низенький и коренастый. Высокий нагоняет на меня страх. – Стивенс оглянулся через плечо, потом, понизив голос, добавил: – Уж больно властный у него вид.
   – Скажи, чтобы убирался ко всем чертям, – резко приказал Тристан.
   Стивенс мял в руках фуражку.
   – Я так и сделаю, капитан. По правде говоря, я им сказал, что вас здесь нет, но высокий так глянул на меня сверху вниз... – Стивенс до такой степени истерзал руками свою фуражку, что ее едва ли можно будет когда-либо надеть снова. – Мне не хотелось беспокоить вас, но вам, возможно, лучше поговорить самому с этим типом.
   – Нет.
   Стивенса такой ответ не удовлетворил.
   – Но...
   – Я знаю, кто эти люди. Они работают на герцога Рочестера, не так ли?
   – Ну да. Можно и так сказать. Но...
   – Я не желаю иметь с ними никакого дела.
   – Но...
   – Это приказ, Стивенс. Ты меня понял?
   – Да, сэр. – Первый помощник тяжело вздохнул. – Я им говорил, что вы не пожелаете их видеть.
   – Так скажи это им еще раз.
   – Да, да, конечно, капитан, – пробормотал Стивенс и ретировался.
   Тристан получил двухминутную передышку, потом снова раздался стук в дверь. Дверь открылась, но на сей раз вошел не Стивенс, а незнакомец.
   Высокий, худощавый, с патрицианскими чертами лица и темными волосами, чуть тронутыми сединой, этот человек держался, словно пэр Англии. Взгляд его голубых глаз окинул Тристана с головы до ног.
   Сердито взглянув на него, Тристан и не подумал встать.
   – Кто вы такой, черт побери?
   Из-за спины первого выглянул второй, приземистый и плотный, в помявшейся в дороге одежде. Он прижимал к груди папку, как будто боялся, что кто-нибудь нападет на него и отнимет ее силой.
   Худощавый поклонился:
   – Милорд, позвольте представиться: меня зовут Ривс. Я дворецкий...
   – Не утруждайте себя. Я не желаю иметь ничего общего с Рочестером. Для меня герцог мертв.
   Низенький человек прокашлялся.
   – Извините, но... милорд, я мистер Данстед, поверенный, и...
   – Я не лорд.
   – Ошибаетесь, – сразу же вмешался в разговор человек по имени Ривс. – Вы лорд. А я, если говорить точнее, дворецкий покойного герцога Рочестера. Сожалею, милорд, но должен сообщить вам, что ваш батюшка умер.
   У Тристана замерло сердце. Герцог мертв. Исчез навсегда. Он знал, что этот день наступит, и представлял себе, какое облегчение испытает, когда это наконец произойдет. Он говорил себе, что мечтает об этом дне, потому что после смерти отца обретет покой, которого был лишен, и жизнь, которая была у него украдена. Возможно, даже вернет своего потерянного брата.
   При мысли о Кристиане он так крепко вцепился в стакан, который держал в руке, что едва не раздавил его. Ему пришлось усилием воли заставить себя ослабить хватку. Он приказал себе не думать об этом.
   Уж лучше он будет думать об утрате человека, которого никогда не знал. Человека, который оставил его без помощи. В глубине души у него шевельнулось какое-то чувство, которое он не сразу опознал: это было горе. Глубокая печаль. Конечно, не по самому этому человеку – Тристан его почти не знал. Но это было чувство утраты того, чего уже никогда не будет. Как будто какая-то его часть так и осталась тем ребенком, который когда-то ждал в комнате на постоялом дворе приезда отца. Ждал хоть какого-то знака, который говорил бы о том, что его любят.
   – Милорд, – уважительно произнес тихий голос, – мы вам соболезнуем.
   Тристан поднял взгляд и увидел, что оба мужчины смотрят на него с жалостью. Он с грохотом поставил стакан на стол возле локтя.
   – Не смотрите на меня так! Зачем вы приехали ко мне? Чтобы сообщить эту бесполезную информацию? Я не могу быть новым герцогом. Этот сукин сын даже не признал меня. Разве могу я унаследовать титул?
   Низенький Данстед поморгал глазами, спрятанными под очками.
   – Видите ли, это сложная история... но ваш отец...
   – Не называйте этого человека моим отцом! Он им не был и никогда не будет.
   Ривс снова прокашлялся.
   – Милорд, я понимаю, почему вы расстроены. Но я должен сказать, что я был с его светлостью до его последнего вздоха. Он был твердо уверен, что вы станете следующим герцогом.
   – Почему? Потому что у него не было других сыновей?
   На лице Ривса промелькнуло страдальческое выражение.
   – Это и так и не так. Но вы герцог. Ему пришлось немало потрудиться, чтобы обеспечить вам это право.
   Тристан откинулся на спинку кресла.
   – Как видно, вы не поняли. Мы с братом внебрачные дети. Как бы я ни любил свою мать, но должен признать, что она была слишком доверчива. Она думала, что он женится на ней, а он не женился. Так что я не могу стать новым герцогом.
   – Да, но у герцога в его смертный час, очевидно, наступило прозрение. Он вдруг вспомнил, что на самом деле женился на вашей матушке. Он даже разыскал священнослужителя, готового удостоверить этот факт.
   Тристан невесело усмехнулся:
   – Он пошел на все эти хлопоты не потому, что сильно любил меня. Если ему был так нужен наследник, то почему же он не женился и не завел этого проклятого наследника?
   – Он пытался, – сказал Ривс. – Но у них с герцогиней не было детей.
   Данстед кивнул, подтверждая его слова:
   – Вы его старший сын. Место отца принадлежит вам по праву.
   Тристан горько рассмеялся:
   – Место моего отца – разве не забавно это звучит?
   Дворецкий и поверенный переглянулись. Мистер Данстед положил на стол свою папку.
   – Возможно, когда вы увидите завещание своими глазами... Предполагается, что я вам его должен зачитать, если позволите...
   – Оставьте его там.
   – Не понял?
   – Положите его на стол и уходите, – сказал Тристан и, опираясь на трость, поднялся на ноги. – Я не хочу, чтобы вы находились здесь.
   – Но, милорд! Я должен объяснить условия завещания.
   – Условия?
   – Да. Вы унаследовали титул. Однако для того, чтобы унаследовать состояние, вы должны получить одобрение попечителей как человек, хорошо зарекомендовавший себя... – Поверенный беспомощно оглянулся на Ривса.
   Дворецкий взглянул в глаза Тристану:
   – Покойный герцог хотел быть твердо уверенным в том, что следующий хозяин Рочестер-Хауса будет достоин имени Рочестеров.
   Достоин? Этот сукин сын так и не позаботился о том, чтобы открыто признать за Тристаном право первородства, а на смертном одре потребовал, чтобы Тристан был достоин его имени?
   – Не нужно мне это проклятое состояние. И этот проклятый титул тоже. А свой проклятый дом он может взять с собой в ад.
   Ривс вздохнул:
   – Он бы так и сделал, если бы мог. Уж поверьте мне.
   – Я не возьму ни пенса из наследства этого старого хрыча.
   Мистер Данстед поморгал. За толстыми линзами очков его глаза казались огромными.
   – Не спешите, милорд! Вы сознаете... Вы понимаете... Это просто неслыханно...
   – Мистер Данстед пытается сказать, – спокойно объяснил Ривс, – что было бы крайне глупо отказываться от двадцати тысяч фунтов дохода в год.
   Тристан повернулся к нему:
   – Вы сказали «от двадцати»?
   – Тысяч. – Ривс приподнял брови. – Плюс Рочестер-Хаус, плюс городская резиденция Рочестеров в Лондоне, причем оба здания – шедевры архитектуры и полностью меблированы самым элегантным образом.
   Данстед кивнул в подтверждение.
   – К тому же они укомплектованы вышколенным персоналом. Вам останется только въехать туда. Конечно, после того, как вы получите одобрение попечителей.
   Двадцать тысяч фунтов. Сколько всего он смог бы сделать с помощью такой суммы! Он мог бы сменить этот коттедж на более просторный или еще того лучше – построить несколько коттеджей для своих людей. Он мог бы нанять доктора, который жил бы здесь же и лечил их всех. А потом он, возможно, смог бы... Открывалось столько возможностей, что он не знал, с чего начать.
   Конечно, эти возможности появились бы при условии «одобрения» со стороны попечителей. Он взглянул на поверенного:
   – Кто такие эти попечители?
   – Современники вашего батюшки. Отлично разбирающиеся в правилах поведения, изяществе манер, умении одеваться – то есть во всем, что следует знать джентльмену.
   – Силы небесные! Значит, я должен стать хлыщом, а потом позволить кучке болванов выносить мне приговор?
   Данстед то и дело поправлял сползавшие с носа очки и переминался с ноги на ногу.
   – Ну что ж, если вам желательно, то можно и так сказать...
   – Я этого делать не буду!
   Трудно себе представить, но его папаша даже из могилы пытается заставить Тристана чувствовать собственную неполноценность. Он сердито вздернул подбородок.
   – Нет, мне ничего не надо. А теперь уходите – оба.
   Данстед изумленно охнул и принялся собирать бумаги, но Ривс не двинулся с места. Он лишь вздохнул.
   – Печально, – промолвил он. – В таком случае нам, наверное, придется отыскать лорда Уэстервилла.
   – Это еще кто?
   – Ваш брат Кристиан.
   Тристан помолчал, впившись взглядом в лицо дворецкого.
   – Кристиан?
   – Если вы не будете соответствовать критериям для получения состояния, оно перейдет к вашему брату, виконту Уэстервиллу.
   Данстед запер замочек на папке.
   – Если вы пожелаете прочесть завещание, оно лежит на вашем столе.
   – Не может быть, чтобы вы нашли моего брата, – сказал Тристан, совершенно игнорируя слова поверенного. – Я пытался сделать это долгие годы, но не смог обнаружить никаких следов.
   – Может быть, вы искали не в том месте?
   Тристан, тяжело опираясь на трость, шагнул к дворецкому:
   – Вы знаете, где он находится?
   Ривс улыбнулся:
   – Вас же мы нашли, не так ли?
   Данстед снова водрузил на место сползшие очки.
   – Нам пора идти, Ривс. Уже темнеет, а нам предстоит долгая дорога.
   Ривс взглянул на дверь, выходящую на террасу.
   – Уже слишком поздно. Экипажам и фургонам опасно спускаться в темноте по этой ужасной дороге. К тому же лошади измучены... – Он взглянул на Тристана: – Я подумал, не позволите ли вы, милорд, нам задержаться здесь на денек-другой? Мы приехали издалека и немного устали. Наши лошади нуждаются в отдыхе, тем более что тащили такой тяжелый груз по отвратительной дороге.
   Если Ривс знает, где найти брата, то было бы глупо выпускать его из поля зрения.
   – Оставайтесь. Только боюсь, что у меня тесновато в доме.
   – С нас будет достаточно и конюшни, – сказал Ривс, как будто предвидел именно такое развитие разговора.
   – Конюшня? – Мистер Данстед поморгал. – Но как...
   – Мы отлично разместимся, – спокойно сказал Ривс. Он поклонился Тристану: – Спасибо, что вы вошли в наше положение. Как только лошади отдохнут, мы сразу же отправимся в путь.