Содрогнувшись в последний раз, Фиона упала на Джека. Сердце его гулко колотилось: никогда он еще не обладал более эротичной и чувственной женщиной.
Фиона спрятала лицо на шее Джека. Какая головокружительная, потрясающая, заставляющая обо всем забыть любовная схватка! Ее тело все еще не могло окончательно успокоиться.
Судорожно втянув в себя воздух, она выпрямилась. На лице Джека появилась улыбка удовлетворения.
Внезапно до нее дошло, что эпизод с Лусиндой доказал одну вещь: если она не примет меры, ее эмоции способны выйти из-под контроля. С этим мужчиной не нужно было вызывать гром. Он рокотал в ней всякий раз, стоило ей только посмотреть на него.
И как только у нее появится ребенок, Джек уйдет.
Она сползла с его колен.
Джек попытался удержать ее.
– Не спеши.
– Я бы осталась, если бы могла, но я должна вымыться и переодеться. Ты ведь знаешь, что мои братья не умеют терпеливо ждать. Если я не встречусь с ними в самое ближайшее время, они приедут за мной. Я не думаю, что ты жаждешь их видеть.
– Нет. Мне достаточно одного злющего шотландца Хэмиша.
Фиона улыбнулась.
– После того как я повидаюсь с братьями, я намерена навестить Бонд-стрит и поискать там ленту для шляпки, которую я шью.
Джек развел руки.
– Ты свободна, словно птица, любовь.
Она свободна, ничто их не связывало. Казалось, сам дьявол подстрекнул ее к тому, чтобы небрежно сказать:
– Да, конечно, свободна. Я еще не решила, куда я пойду развлекаться сегодня ночью. Возможно, в игорный зал. Так что не жди меня!
Джек вскочил на ноги.
– Ты не пойдешь в игорный зал.
Фиона только вскинула брови.
– Ты не понимаешь, насколько они могут быть опасными. Они переполнены негодяями, ворами и…
– Мужчинами вроде тебя. Если для тебя это достаточно хорошо, то и для меня тоже. Джек, я знаю, что ты ценишь свою свободу больше всего на свете. Когда мы только появились в Лондоне, ты дал мне понять, что будешь делать то, что ты хочешь, и не ожидаешь никаких жалоб с моей стороны.
Джек сунул руки в карманы, пытаясь скрыть от Фионы, насколько он расстроен.
– Фиона, я просто…
– Больше нечего обсуждать, Джек. Ты можешь делать что тебе нравится, и я не буду жаловаться.
Это было хорошо. Она даст ему свободу, позволит жить своей жизнью, это именно то, что он постоянно хотел. Он нахмурился:
– А ты?
– Естественно, я тоже буду ходить туда, куда пожелаю. Мне эта идея современного брака кажется удивительно привлекательной. – Фиона взялась за ручку двери. – А теперь извини меня, я должна идти, иначе будет поздно.
Долго после того, как дверь за Фионой захлопнулась, Джек оставался на одном и том же месте, и в его мозгу бушевали противоречивые мысли. Вероятно, он только что выиграл спор, однако он не чувствовал себя победителем.
Он провел рукой по волосам и невидящим взором посмотрел в окно. Фиона постоянно приводила его в смятение и ставила в тупик. Даже тогда, когда он считал, что хорошо знает ее, она удивляла его. Взять хотя бы эту ее стычку с Лусиндой, которая была отнюдь не робкого десятка. Под покровом фальшивой беспомощности Лусинда на самом деле была нервной и жесткой. Поначалу он находил ее бессердечность забавной, но со временем она ему приелась.
Фиона изменила все. Она предоставила ему свободу, но он не был уверен в том, что не потерял чего-нибудь взамен. Он понимал лишь то, что, поскольку она стала ожидать от него большего, он стал осознавать, что, возможно, его идеальная жизнь была не столь уж идеальной. Были вещи, которые ему следовало бы сделать и следовало делать. Во многих случаях до женитьбы на Фионе он позволял всему идти своим чередом. Теперь этого было уже недостаточно.
– Милорд?
Джек обернулся и увидел в дверях Девонсгейта с бутылкой бренди в руке.
– Я пришел, чтобы наполнить графин бренди. Я не помешаю вам?
– Нет-нет. Действуй.
Дворецкий поклонился и подошел к столику у окна. Джек наблюдал затем, как Девонсгейт наполнил графин, затем протер бокалы и поднос.
– Девонсгейт, как ты думаешь, я хороший хозяин?
Лицо дворецкого приобрело комическое выражение, когда он вскинул брови, что подчеркнуло округлость его головы.
– Милорд?
– Ты слышал меня. Ты считаешь меня хорошим хозяином? И не изрекай банальностей. Я требую правды.
Девонсгейт молча подошел к двери и плотно притворил ее.
– Милорд, это очень трудный вопрос. Вы хороший хозяин… и в то же время не очень хороший.
– Что ты имеешь в виду?
Дворецкий осторожно посмотрел на Джека:
– Ну, вы определенно щедры в смысле платы за работу. Я никогда не слышал, чтобы вы жаловались, будто платите больше, чем кто-то того стоит.
Это происходило потому, что Джек не имел понятия, сколько платили его слугам.
– Далее, – задумчиво проговорил Девонсгейт, – вы редко вмешиваетесь в ведение хозяйства. – Дворецкий поймал мрачный взгляд Джека и поспешил добавить: – Уверяю вас, слуги ценят это качество в хозяине.
– Я не вмешиваюсь в дела своих слуг, потому что не замечаю, что они делают. Вряд ли это хорошее качество. Девонсгейт, сколько у нас лакеев?
– Двенадцать.
– Так много?
– Да, милорд.
– А я не имел понятия! Они все носят ливреи, выглядят настолько похожими друг на друга, что я… – Джек покачал головой. – Я не жалуюсь, потому что не имею понятия, кто они такие. Однако кто об этом заботится?
– Прежде это был мистер Траутмеи, милорд.
– Мой управляющий? Он обычно приходит сюда дважды в неделю, надоедает мне разной болтовней. Я не видел его в последнее время.
– Это потому, что вы прогнали его, милорд.
Джек нахмурился:
– Когда я это сделал?
– Два месяца назад, милорд. Вы сказали, что устали от того, что он всегда хочет, чтобы вы что-то подписывали. Вы велели одному из лакеев выпроводить его.
Джек снова провел ладонью по волосам. Фиона оказалась права, позволив ему идти куда он хочет. Она никогда не останется с таким безответственным человеком.
Он подошел к окну и выглянул на улицу. Ему никогда не приходилось беспокоиться о своем состоянии, поскольку большая часть его была вложена в инвестиции, ему нужно было лишь тратить прибыль. Вплоть до последнего момента он был вполне счастлив, что ничего об этом не знает.
– Девонсгейт, я намерен все изменить. Я понимаю, что во многом был не прав.
– Вы слишком строги по отношению к себе. Большинство деталей по ведению хозяйства в доме ложится на хозяйку дома, а ее до недавнего времени не было.
Джек в задумчивости выпрямился.
– Это верно. Осмелюсь предположить, что я управляю домом вполне приемлемо для холостяка.
Девонсгейт ничего не сказал. Повернувшись, Джек посмотрел на него. Дворецкий, как бы извиняясь, улыбнулся:
– А, да! Вполне.
Джек прищурился.
– Ты работал на графа Беркшира до его женитьбы. Он знал, сколько у него лакеев в услужении?
Девонсгейт заколебался. Сердце Джека упало.
– Он, конечно, знал, не правда ли?
– Да, милорд.
– И Беркшир знал, сколько они получают?
– Да, милорд. Он сам и его управляющий очень следили за этим.
– Мне никогда не нравился этот Беркшир. Смею предположить, что этот негодяй знал имена всех своих слуг.
– Он внимательно следил за хозяйством. Он был щедрый человек, дарил подарки на день рождения. Для камердинеров, обслуживающих хозяев, он даже устраивал дополнительный праздник на Рождество.
– Черт бы побрал этого образцового хозяина! – Джек вздохнул. – Девонсгейт, настало время привести в порядок мой дом. Пожалуйста, проинформируй мистера Траутмена, что я хотел бы видеть его завтра после обеда и обещаю не выпроваживать его из дома.
– Да, милорд, – откликнулся просветлевший Девонсгейт.
– Хорошо. А когда это сделаешь, принеси мне счета к оплате и список слуг с описанием каждого из них.
– С описанием?
– Да. Рост, цвет волос, глаз и все такое прочее. Я собираюсь выучить их имена. Мне понадобится помощь в этом.
– Да, милорд. Я прослежу за этим. – Девонсгейт откашлялся. – Милорд, это очень мудрый шаг. Ее светлость будет очень довольна.
Джек нахмурился:
– Я собираюсь это сделать не ради нее. – Он делает это потому, что это необходимо сделать, и никаких других причин не существует.
Девонсгейт поклонился:
– Разумеется. Я не имел в виду предположить что…
– Когда будешь выходить, распорядись, чтобы лошадь леди Кинкейд подали к дверям.
– Она выезжает на прогулку сегодня?
– Да, со своими братьями. Они скоро приедут.
– Я сейчас же прослежу за этим. – Дворецкий повернулся, чтобы уйти, но затем остановился. – Да, вот еще что. Повар спрашивал, будете ли вы и ее светлость обедать здесь до отъезда вечером, или же вы отобедаете где-то в другом месте.
Гм… Фиона преподнесла ему свободу на блюдечке. Все, что он должен был делать, – это заказать карету и ехать в те места, где он мог пить сколько ему вздумается, сорить деньгами и флиртовать с женщинами, у которых было больше волос, чем мозгов.
Однако эта победа не вызывала ничего, кроме разочарования. После конфронтации с Лусиндой, возможно, неплохой идеей было побыть подальше от сплетен и злых языков. Оставшись дома, он, возможно, найдет убедительные аргументы для того, чтобы отговорить Фиону от шатаний по злачным местам без него.
Джек кивнул дворецкому:
– Скажи повару, что леди Кинкейд и я будем обедать сегодня здесь.
– Да, сэр. Какие-нибудь еще приказания?
– Нет, больше никаких.
Возможно, ему следует сделать этот вечер каким-нибудь особенным. Он может нарвать цветов из сада. Сделать какой-нибудь подарок. Фиона не будет женой, которую он выбрал, но она должна стать матерью его ребенка. Это определенно заслуживает некоторого признания.
Его взгляд упал на кресло, которое они только что освободили. Он улыбнулся. Может, купить ей новую рубашку, сделанную из такого тонкого батиста, что сквозь него будет все просвечивать?
Конечно, такая рубашка требует осторожного обращения и может легко порваться. При мысли о том, что он срывает рубашку с Фионы и приникает к ней, он испытал дрожь. Возможно, он сумеет уговорить Фиону надеть одну из ее новых рубашек, а также пару башмачков.
Джек взглянул на часы. Если он хочет доехать до магазинов и вернуться раньше Фионы, то должен отправляться прямо сейчас.
Ухмыльнувшись, он потянулся за шнурком звонка. Это будет ночь, которая запомнится надолго.
Глава 15
Фиона остановилась перед зеркалом в холле и поправила шляпку с высокой тульей, надвинув ее на один глаз. С поля шляпы свешивалось большое страусовое перо.
Гармонирующий по цвету бархатный костюм плотно облегал ее невысокую фигуру; строгость стиля как нельзя чучше подчеркивала обольстительность ее округлых форм.
Грегору и Дугалу это будет не по душе, она была в этом уверена. Усмехнувшись, она натянула перчатки, улыбнулась лакею Джону, который открыл ей дверь и пожелал счастливого дня.
Грегор и Дугал стояли в конце пешеходной дорожки, держа за повод лошадей. Оба были одеты в модные костюмы для верховой езды, галстуки их были украшены драгоценными камнями, ботинки начищены до блеска. Пребывание в Лондоне пошло им на пользу, но еще удивительнее было то, насколько хорошо отнесся Лондон к ее красивым братьям. В особенности к Грегору.
Хотя Дугалом, обладателем белокурых волос и темных глаз, восхищались многие, именно по Грегору с его печальным ангельским ликом и задумчивым взором больше всего вздыхали женщины. Фиона даже слышала от одной дамы, что, если бы не шрам на лице, он мог бы соперничать со статуей Аполлона в Британском музее, и это было недалеко от истины.
Грегор стоял, прислонясь к дереву, поводья лошади были перекинуты через руку. Шляпу он надвинул низко, и ее поля отбрасывали тень на шрам, обезобразивший ему лицо. Рядом с ним стоял Дугал, белокурый гигант, и плутовские огоньки поблескивали в его глазах.
– Давно пора, – сказал Грегор, легким движением оттолкнувшись от дерева.
– Я приношу извинения за опоздание. Я разговаривала с Джеком и потеряла много времени. – Фиона приложила ладонь к глазам, чтобы разглядеть, ведет ли кучер ее лошадь.
Грегор вскинул бровь.
– Что-нибудь не в порядке?
– Нет-нет, – ответила она, пожалуй, слишком потешно.
Дугал нахмурился:
– Что этот негодяй натворил сейчас?
Он улыбался ей, заставлял трепетать ее сердце и так энергично занимался с ней любовью, что ей трудно было ходить, и еще был самым упрямым из мужчин.
– Он ничего плохого не сделал. – Фиона натянула перчатки. – Тем не менее мне требуется ваш совет.
– Какого рода? – осторожно спросил Грегор.
– Относительно Джека.
Дугал показал жестом на брата:
– Это к тебе.
– Ко мне? А что я знаю о родственных отношениях? Лично мои длятся не более чем несколько недель.
– Это потому, что ты теряешь интерес к даме с того момента, как только покрыл ее.
Грегор сердито покосился на брата:
– Этот лексикон не для нашей сестры.
Дугал вспыхнул.
– Прости, я не подумал.
В их перепалку вмешалась Фиона:
– Грегор, у тебя были раньше связи. Ты был близок с Венецией Оугилви в течение нескольких лет.
Грегор бросил на нее сердитый взгляд:
– Венеция и я знали друг друга с пяти лет от роду. Это не те отношения, которые позволяют мне давать советы по поводу твоего брака.
Дугал почесал подбородок.
– Я всегда считал, что ты и Венеция подходите друг другу.
– Она не в моем вкусе, – сказал Грегор, бросая сердитый взгляд в сторону брата.
– Я думаю, она очаровательна, – проговорила Фиона. – Она умна, легка в общении, образованна и… О да, ты прав! Она не подходит для тебя.
– Ты закончила? – спросил Грегор.
– Она полновата, – сказал Дугал. – Это единственная причина, почему он не бегает за ней. У Грегора тяга к безгрудым женщинам. – Дугал увернулся от удара Грегора. – Это так и есть! Эта девчонка Трейтам похожа на плоскую доску!
– Ты так определенно не думал, когда ухаживал за ней.
Дугал пожал плечами:
– Это потому, что я был ослеплен ее лицом. Как только я оторвал от него взгляд, мне не понадобилось много времени, чтобы заметить все остальное. Точнее, отсутствие оного.
Грегор ухмыльнулся:
– Ты просто не видел ее голой. У нее есть все, что надо для…
– Простите, – поспешила вмешаться Фиона. – Мы говорим обо мне.
Грегор хмыкнул:
– Извини, девочка. Разумеется, мы очень хотим помочь тебе чем только сможем.
– Вот и твоя лошадь, – сказал Дугал, увидев кучера. – Давайте пройдем до конца улицы, чтобы закончить этот разговор подальше от слуг.
Фиона с грустью посмотрела на свои новые ботинки для верховой езды. По всей видимости, это повредит им, если она немного пройдет пешком. Она позволила Дугалу взять поводья Офелии, и они отошли туда, где их не могли услышать слуги.
Гросвенор-стрит была широкой, тенистой улицей, застроенной красивыми домами. Везде было много цветов, и благодаря недавним дождям зелень выглядела свежей и яркой. Как только они отошли подальше от Кинкейд-Хауса, Фиона обратилась к братьям:
– Я нуждаюсь в мужском мнении. Мой брак с Кинкейдом оказался делом более сложным, чем я думала. Существуют такие вещи, по поводу которых мы не можем прийти к согласию, и…
– Ты хочешь изменить его взгляд на некоторые вещи, – закончил Грегор.
– Откуда ты знаешь?
– Я заметил, что у женщин часто возникает желание переделать мужчину, даже если они его любят.
– Я это тоже заметил. – Дугал нахмурился. – Что весьма странно, если в это вдуматься. Потому что если тебе не нравится этот мужчина, то почему ты к нему испытываешь привязанность?
Грегор перевел взгляд на Фиону:
– Может, ты знаешь ответ?
– Я? Я даже не могу найти способа удержать Джека от того, чтобы он не ходил ночью по игорным домам. Он считает, что поскольку у него не было выбора при женитьбе, то он может позволить себе жить точно так же, как он жил до этого.
Дугал пожал плечами:
– Это мне кажется резонным.
Фиона некоторое время сверлила брата глазами.
– В самом деле? Стало быть, у тебя не будет проблем с твоей женой, которая будет веселиться до утра, пьянствуя, играя в карты и занимаясь бог знает чем еще.
Дугал рассердился.
– Я никогда не позволю ей этого! Да это… – Он вдруг оборвал себя и сконфуженно посмотрел на Фиону. – Я, кажется, понимаю, что ты имеешь в виду.
– Итак, что бы ты сделал в этом случае?
Дугал бросил взгляд на Грегора, который шел, о чем-то сосредоточенно думая.
– Так что же?
Грегор кивнул:
– Я знаю, что тебе надо сделать.
Слава Богу! А то она уже начала думать, что обращение к братьям за помощью было ошибкой.
– Я думаю, ты должна удивить его, сделать то, что он меньше всего ожидает. Мужчины любят непредсказуемых женщин.
Фиона повернула голову в сторону Дугала, который, судя по всему, был настроен скептически.
– Знаешь, Грегор, – сказал он, – я не уверен… Ой! – Он запрыгал на одной ноге. – Проклятие, Грегор! Ты наступил мне на палец!
– В самом деле? – спросил Грегор. – Прошу прощения.
Дугал наклонился, чтобы рассмотреть сапог.
– Ты испортил мне весь глянец.
– Вот, возьми. – Грегор бросил брату носовой платок. – А пока ты будешь полировать обувь, мы с Фионой продолжим разговор.
Грегор взял Фиону под руку и повел дальше по улице.
– Фиона, ты должна бросить вызов Кинкейду, заставить его посмотреть на вещи твоими глазами.
– Но он сердится!
– Не обращай внимания. В свою очередь, игнорируй его. Как бы он ни сердился, делай то, что считаешь правильным. Со временем он смирится.
Фиона задумчиво посмотрела своими зелеными глазами на брата:
– Ты думаешь, это сработает?
Он погладил ее по руке.
– Попытайся. Посмотрим, прав ли я.
Фиона улыбнулась:
– Спасибо тебе, Грегор. Я знала, что могу положиться на тебя.
Когда Дугал их догнал, они сели на лошадей и поехали в парк. С голубого ясного неба весело сияло весеннее солнце.
Спустя некоторое время Дугал и Грегор сидели в одном из лучших мужских клубов – клубе «Уайте». Перед ними стояла бутылка бренди и тарелка с хлебом и сыром.
Грегор со стуком поставил на стол стакан.
– Думаю, что я придумал очень хорошо. Никакому мужчине не понравится, когда женщина командует им, а Фиона идет именно в этом направлении.
Дугал кивнул:
– Она из тех девчонок, которые любят командовать. Спокойные дни для Кинкейда сочтены. Она будет бросать ему вызов на каждом шагу.
– Что ей не следовало бы делать, будь она благоразумной.
– Женщины, – вздохнул Дугал, – не бывают благоразумны.
– Ни одна из них. Ты только посмотри на этот смехотворный план женить для начала Кинкейда. Сущий вздор!
Дугал, играя стаканом, угрюмо кивнул:
– Ей удалось приостановить вражду.
– Да, но если Фиона и Кинкейд разведутся, нам не придется встречаться с ним на семейных обедах до конца жизни.
Лицо Дугала просветлело.
– Я не подумал об этом. – Он сделал хороший глоток бренди. – Экая жалость, что Александр говорит, что мы не можем даже пальца поднять против Кинкейдов.
– Да. Он пугал тем, что поразит нас молнией, если мы хотя бы подумаем об этом, – проворчал Грегор. – Настоящий самодур.
Дугал задумчиво проговорил:
– Может быть, Фиона назовет ребенка Каллумом. Это была бы лучшая месть.
Эта идея от души обрадовала Грегора, но он тут же смешался:
– А если будет девочка?
– Каллумия.
– Напоминает какую-то желудочную болезнь.
– А если Каллия?
– Гм… Ну, возможно.
Они с минуту молчали, размышляя о пополнении семейства. Дугал налил еще бренди в стакан.
– Грегор, как ты думаешь, жертва Фионы может рассматриваться как подвиг?
Хотя они и нечасто говорили об этом, но всегда помнили о проклятии, висевшем над их семейством.
Грегор встретил полный надежды взгляд Дугала и пожал плечами:
– Возможно. Это было жертвой, сделанной от чистого сердца. Именно об этом говорится в условиях снятия проклятия.
– Это верно. В них ничего не говорится о том, чтобы она была непременно успешной.
– Да. Мы должны только попытаться. Дугал нахмурился:
– Грегор, возможно, тебе не следовало давать Фионе такой недобрый совет. Она собирается сделать нечто такое, чтобы перейти дорогу Кинкейду, и это может оказаться небезопасным.
Грегор сердито скользнул пустым стаканом по столу.
– Она не дурочка, Дугал.
– Конечно, не дурочка, но с норовом, как все Маклейны. Трудно предугадать, что она может сделать, если рассердится. Спроси об этом у Лусинды Федерингтон.
– Черт бы тебя побрал, Дугал! Ты всегда будешь исполнять погребальную песнь над любой моей идеей?
– Я по крайней мере знаю, что собой представляю. Не в пример тебе, который считает, что должен быть принцем!
– Это вовсе не так, но я не стал бы жаловаться, если бы был им. – Грегор заглянул в янтарную глубину своего стакана. – Как бы там ни было, а Фиона найдет правильный выход.
– А если не найдет?
– Тогда нам придется помочь ей сделать это.
Глава 16
– Надеюсь, у вас была приятная прогулка, миледи. – Девонсгейт поспешил принять от Фионы шляпку.
– Да, замечательная прогулка, – согласилась Фиона, снимая перчатки и также отдавая их дворецкому. – Постараюсь выезжать на прогулку каждый день.
– Отличная идея, миледи, особенно когда нет дождя.
– Сегодня была великолепная погода.
– Отлично, мадам. Хотя недавно… – Дворецкий выглянул в окно, чтобы удостовериться в том, что солнце продолжает светить. После этого удовлетворенно кивнул. – У нас было необычно много неожиданных гроз. Так что вам желательно брать с собой зонт, когда вы выезжаете на прогулку. Неожиданная гроза может все испортить.
Фиона, уже поднимаясь по лестнице, ответила не раздумывая:
– Очень сожалею.
Она замедлила шаг в ответ на последовавшее молчание и посмотрела через плечо на дворецкого. Девонсгейт нахмурился:
– Мадам, я не имел в виду ничего плохого. Просто погода непредсказуема.
Фиона остановилась на лестничной площадке.
– Я знаю. Просто я имела в виду… – О Господи! Как ей выкрутиться теперь и как закончить фразу? – Я просто имела в виду, что сожалею, что вы чувствуете необходимость предупредить меня о внезапных грозах. У нас их бывает много в Шотландии, так что меня это не удивляет.
– Да, мадам, я слышал, что так оно и есть.
– О! У нас погода довольно капризная. – Фиона изобразила улыбку. – Вероятно, она последовала за мной в Лондон.
– В таком случае нам остается лишь пожелать, чтобы она вернулась к себе домой, – сказал Девонсгейт. – Вам прислать ванну, мадам?
– Нет, спасибо. Возможно, несколько позже. – Она повернулась, чтобы уйти, но затем остановилась. – Девонсгейт, у вас есть братья?
– У меня, мадам? – Дворецкий явно удивился вопросу. – Ну да, есть. Даже три.
– Они старше вас?
– Да, мадам. Немножко.
– Вы когда-нибудь спрашивали у них совета и случалось ли так, что они лишь несли околесицу в ответ?
Губы у Девонсгейта дрогнули в усмешке.
– Да, мадам. Несколько лет назад я отправился с визитом к своему старшему брату, и у меня, к несчастью, заболело ухо. Брат заявил мне, что наилучший способ избавиться от боли – это засунуть туда жареный чеснок.
– О Господи! И вы это сделали?
– Да, мадам. В тот момент я готов был попробовать любое средство.
– И что же, оно помогло?
– Нисколечко. На следующий день брат сказал мне, что это средство помогает только лошадям. Самое печальное заключалось в том, что, когда я вынул чеснок, его запах пропитал насквозь мою кожу, и прошло несколько дней, прежде чем люди перестали шарахаться от меня из-за этого запаха. Даже врач не захотел меня осматривать. К счастью, боль прошла сама по себе.
– Но ваш брат по крайней мере хотел как-то помочь вам.
– Я не вполне в этом уверен, – грустно проговорил Девонсгейт. – Я думаю, Роберт мог легко принести в жертву мою гордость, чтобы потом рассказывать эту историю другим нашим братьям.
Фиона рассмеялась.
– Мои братья никогда не совершали таких неблаговидных выходок по отношению ко мне, хотя сегодня, когда я попросила у них совета по поводу одного дела, они дали мне чрезвычайно странный совет. Они надеются, что я последую ему и окажусь в дураках.
– Я рад, что вас не обманули, мадам.
– Когда ты единственная женщина в доме, в котором сплошь одни мужчины, ты быстро учишься. – Фиона покачала головой, подумав о пострадавшем пальце бедняжки Дугала. Ему следовало быть более внимательным, когда Грегор пытался ее надуть. – Девонсгейт, где его светлость?
Фиона спрятала лицо на шее Джека. Какая головокружительная, потрясающая, заставляющая обо всем забыть любовная схватка! Ее тело все еще не могло окончательно успокоиться.
Судорожно втянув в себя воздух, она выпрямилась. На лице Джека появилась улыбка удовлетворения.
Внезапно до нее дошло, что эпизод с Лусиндой доказал одну вещь: если она не примет меры, ее эмоции способны выйти из-под контроля. С этим мужчиной не нужно было вызывать гром. Он рокотал в ней всякий раз, стоило ей только посмотреть на него.
И как только у нее появится ребенок, Джек уйдет.
Она сползла с его колен.
Джек попытался удержать ее.
– Не спеши.
– Я бы осталась, если бы могла, но я должна вымыться и переодеться. Ты ведь знаешь, что мои братья не умеют терпеливо ждать. Если я не встречусь с ними в самое ближайшее время, они приедут за мной. Я не думаю, что ты жаждешь их видеть.
– Нет. Мне достаточно одного злющего шотландца Хэмиша.
Фиона улыбнулась.
– После того как я повидаюсь с братьями, я намерена навестить Бонд-стрит и поискать там ленту для шляпки, которую я шью.
Джек развел руки.
– Ты свободна, словно птица, любовь.
Она свободна, ничто их не связывало. Казалось, сам дьявол подстрекнул ее к тому, чтобы небрежно сказать:
– Да, конечно, свободна. Я еще не решила, куда я пойду развлекаться сегодня ночью. Возможно, в игорный зал. Так что не жди меня!
Джек вскочил на ноги.
– Ты не пойдешь в игорный зал.
Фиона только вскинула брови.
– Ты не понимаешь, насколько они могут быть опасными. Они переполнены негодяями, ворами и…
– Мужчинами вроде тебя. Если для тебя это достаточно хорошо, то и для меня тоже. Джек, я знаю, что ты ценишь свою свободу больше всего на свете. Когда мы только появились в Лондоне, ты дал мне понять, что будешь делать то, что ты хочешь, и не ожидаешь никаких жалоб с моей стороны.
Джек сунул руки в карманы, пытаясь скрыть от Фионы, насколько он расстроен.
– Фиона, я просто…
– Больше нечего обсуждать, Джек. Ты можешь делать что тебе нравится, и я не буду жаловаться.
Это было хорошо. Она даст ему свободу, позволит жить своей жизнью, это именно то, что он постоянно хотел. Он нахмурился:
– А ты?
– Естественно, я тоже буду ходить туда, куда пожелаю. Мне эта идея современного брака кажется удивительно привлекательной. – Фиона взялась за ручку двери. – А теперь извини меня, я должна идти, иначе будет поздно.
Долго после того, как дверь за Фионой захлопнулась, Джек оставался на одном и том же месте, и в его мозгу бушевали противоречивые мысли. Вероятно, он только что выиграл спор, однако он не чувствовал себя победителем.
Он провел рукой по волосам и невидящим взором посмотрел в окно. Фиона постоянно приводила его в смятение и ставила в тупик. Даже тогда, когда он считал, что хорошо знает ее, она удивляла его. Взять хотя бы эту ее стычку с Лусиндой, которая была отнюдь не робкого десятка. Под покровом фальшивой беспомощности Лусинда на самом деле была нервной и жесткой. Поначалу он находил ее бессердечность забавной, но со временем она ему приелась.
Фиона изменила все. Она предоставила ему свободу, но он не был уверен в том, что не потерял чего-нибудь взамен. Он понимал лишь то, что, поскольку она стала ожидать от него большего, он стал осознавать, что, возможно, его идеальная жизнь была не столь уж идеальной. Были вещи, которые ему следовало бы сделать и следовало делать. Во многих случаях до женитьбы на Фионе он позволял всему идти своим чередом. Теперь этого было уже недостаточно.
– Милорд?
Джек обернулся и увидел в дверях Девонсгейта с бутылкой бренди в руке.
– Я пришел, чтобы наполнить графин бренди. Я не помешаю вам?
– Нет-нет. Действуй.
Дворецкий поклонился и подошел к столику у окна. Джек наблюдал затем, как Девонсгейт наполнил графин, затем протер бокалы и поднос.
– Девонсгейт, как ты думаешь, я хороший хозяин?
Лицо дворецкого приобрело комическое выражение, когда он вскинул брови, что подчеркнуло округлость его головы.
– Милорд?
– Ты слышал меня. Ты считаешь меня хорошим хозяином? И не изрекай банальностей. Я требую правды.
Девонсгейт молча подошел к двери и плотно притворил ее.
– Милорд, это очень трудный вопрос. Вы хороший хозяин… и в то же время не очень хороший.
– Что ты имеешь в виду?
Дворецкий осторожно посмотрел на Джека:
– Ну, вы определенно щедры в смысле платы за работу. Я никогда не слышал, чтобы вы жаловались, будто платите больше, чем кто-то того стоит.
Это происходило потому, что Джек не имел понятия, сколько платили его слугам.
– Далее, – задумчиво проговорил Девонсгейт, – вы редко вмешиваетесь в ведение хозяйства. – Дворецкий поймал мрачный взгляд Джека и поспешил добавить: – Уверяю вас, слуги ценят это качество в хозяине.
– Я не вмешиваюсь в дела своих слуг, потому что не замечаю, что они делают. Вряд ли это хорошее качество. Девонсгейт, сколько у нас лакеев?
– Двенадцать.
– Так много?
– Да, милорд.
– А я не имел понятия! Они все носят ливреи, выглядят настолько похожими друг на друга, что я… – Джек покачал головой. – Я не жалуюсь, потому что не имею понятия, кто они такие. Однако кто об этом заботится?
– Прежде это был мистер Траутмеи, милорд.
– Мой управляющий? Он обычно приходит сюда дважды в неделю, надоедает мне разной болтовней. Я не видел его в последнее время.
– Это потому, что вы прогнали его, милорд.
Джек нахмурился:
– Когда я это сделал?
– Два месяца назад, милорд. Вы сказали, что устали от того, что он всегда хочет, чтобы вы что-то подписывали. Вы велели одному из лакеев выпроводить его.
Джек снова провел ладонью по волосам. Фиона оказалась права, позволив ему идти куда он хочет. Она никогда не останется с таким безответственным человеком.
Он подошел к окну и выглянул на улицу. Ему никогда не приходилось беспокоиться о своем состоянии, поскольку большая часть его была вложена в инвестиции, ему нужно было лишь тратить прибыль. Вплоть до последнего момента он был вполне счастлив, что ничего об этом не знает.
– Девонсгейт, я намерен все изменить. Я понимаю, что во многом был не прав.
– Вы слишком строги по отношению к себе. Большинство деталей по ведению хозяйства в доме ложится на хозяйку дома, а ее до недавнего времени не было.
Джек в задумчивости выпрямился.
– Это верно. Осмелюсь предположить, что я управляю домом вполне приемлемо для холостяка.
Девонсгейт ничего не сказал. Повернувшись, Джек посмотрел на него. Дворецкий, как бы извиняясь, улыбнулся:
– А, да! Вполне.
Джек прищурился.
– Ты работал на графа Беркшира до его женитьбы. Он знал, сколько у него лакеев в услужении?
Девонсгейт заколебался. Сердце Джека упало.
– Он, конечно, знал, не правда ли?
– Да, милорд.
– И Беркшир знал, сколько они получают?
– Да, милорд. Он сам и его управляющий очень следили за этим.
– Мне никогда не нравился этот Беркшир. Смею предположить, что этот негодяй знал имена всех своих слуг.
– Он внимательно следил за хозяйством. Он был щедрый человек, дарил подарки на день рождения. Для камердинеров, обслуживающих хозяев, он даже устраивал дополнительный праздник на Рождество.
– Черт бы побрал этого образцового хозяина! – Джек вздохнул. – Девонсгейт, настало время привести в порядок мой дом. Пожалуйста, проинформируй мистера Траутмена, что я хотел бы видеть его завтра после обеда и обещаю не выпроваживать его из дома.
– Да, милорд, – откликнулся просветлевший Девонсгейт.
– Хорошо. А когда это сделаешь, принеси мне счета к оплате и список слуг с описанием каждого из них.
– С описанием?
– Да. Рост, цвет волос, глаз и все такое прочее. Я собираюсь выучить их имена. Мне понадобится помощь в этом.
– Да, милорд. Я прослежу за этим. – Девонсгейт откашлялся. – Милорд, это очень мудрый шаг. Ее светлость будет очень довольна.
Джек нахмурился:
– Я собираюсь это сделать не ради нее. – Он делает это потому, что это необходимо сделать, и никаких других причин не существует.
Девонсгейт поклонился:
– Разумеется. Я не имел в виду предположить что…
– Когда будешь выходить, распорядись, чтобы лошадь леди Кинкейд подали к дверям.
– Она выезжает на прогулку сегодня?
– Да, со своими братьями. Они скоро приедут.
– Я сейчас же прослежу за этим. – Дворецкий повернулся, чтобы уйти, но затем остановился. – Да, вот еще что. Повар спрашивал, будете ли вы и ее светлость обедать здесь до отъезда вечером, или же вы отобедаете где-то в другом месте.
Гм… Фиона преподнесла ему свободу на блюдечке. Все, что он должен был делать, – это заказать карету и ехать в те места, где он мог пить сколько ему вздумается, сорить деньгами и флиртовать с женщинами, у которых было больше волос, чем мозгов.
Однако эта победа не вызывала ничего, кроме разочарования. После конфронтации с Лусиндой, возможно, неплохой идеей было побыть подальше от сплетен и злых языков. Оставшись дома, он, возможно, найдет убедительные аргументы для того, чтобы отговорить Фиону от шатаний по злачным местам без него.
Джек кивнул дворецкому:
– Скажи повару, что леди Кинкейд и я будем обедать сегодня здесь.
– Да, сэр. Какие-нибудь еще приказания?
– Нет, больше никаких.
Возможно, ему следует сделать этот вечер каким-нибудь особенным. Он может нарвать цветов из сада. Сделать какой-нибудь подарок. Фиона не будет женой, которую он выбрал, но она должна стать матерью его ребенка. Это определенно заслуживает некоторого признания.
Его взгляд упал на кресло, которое они только что освободили. Он улыбнулся. Может, купить ей новую рубашку, сделанную из такого тонкого батиста, что сквозь него будет все просвечивать?
Конечно, такая рубашка требует осторожного обращения и может легко порваться. При мысли о том, что он срывает рубашку с Фионы и приникает к ней, он испытал дрожь. Возможно, он сумеет уговорить Фиону надеть одну из ее новых рубашек, а также пару башмачков.
Джек взглянул на часы. Если он хочет доехать до магазинов и вернуться раньше Фионы, то должен отправляться прямо сейчас.
Ухмыльнувшись, он потянулся за шнурком звонка. Это будет ночь, которая запомнится надолго.
Глава 15
Девочки, удостоверьтесь, что вы принимаете правильные решения, и делайте это твердо и быстро. Тот, кто не знает, чего он хочет, имеет то, чего он заслуживает.
Старая Нора из Лох-Ломонда – трем своим маленьким внучкам однажды холодной ночью
Фиона остановилась перед зеркалом в холле и поправила шляпку с высокой тульей, надвинув ее на один глаз. С поля шляпы свешивалось большое страусовое перо.
Гармонирующий по цвету бархатный костюм плотно облегал ее невысокую фигуру; строгость стиля как нельзя чучше подчеркивала обольстительность ее округлых форм.
Грегору и Дугалу это будет не по душе, она была в этом уверена. Усмехнувшись, она натянула перчатки, улыбнулась лакею Джону, который открыл ей дверь и пожелал счастливого дня.
Грегор и Дугал стояли в конце пешеходной дорожки, держа за повод лошадей. Оба были одеты в модные костюмы для верховой езды, галстуки их были украшены драгоценными камнями, ботинки начищены до блеска. Пребывание в Лондоне пошло им на пользу, но еще удивительнее было то, насколько хорошо отнесся Лондон к ее красивым братьям. В особенности к Грегору.
Хотя Дугалом, обладателем белокурых волос и темных глаз, восхищались многие, именно по Грегору с его печальным ангельским ликом и задумчивым взором больше всего вздыхали женщины. Фиона даже слышала от одной дамы, что, если бы не шрам на лице, он мог бы соперничать со статуей Аполлона в Британском музее, и это было недалеко от истины.
Грегор стоял, прислонясь к дереву, поводья лошади были перекинуты через руку. Шляпу он надвинул низко, и ее поля отбрасывали тень на шрам, обезобразивший ему лицо. Рядом с ним стоял Дугал, белокурый гигант, и плутовские огоньки поблескивали в его глазах.
– Давно пора, – сказал Грегор, легким движением оттолкнувшись от дерева.
– Я приношу извинения за опоздание. Я разговаривала с Джеком и потеряла много времени. – Фиона приложила ладонь к глазам, чтобы разглядеть, ведет ли кучер ее лошадь.
Грегор вскинул бровь.
– Что-нибудь не в порядке?
– Нет-нет, – ответила она, пожалуй, слишком потешно.
Дугал нахмурился:
– Что этот негодяй натворил сейчас?
Он улыбался ей, заставлял трепетать ее сердце и так энергично занимался с ней любовью, что ей трудно было ходить, и еще был самым упрямым из мужчин.
– Он ничего плохого не сделал. – Фиона натянула перчатки. – Тем не менее мне требуется ваш совет.
– Какого рода? – осторожно спросил Грегор.
– Относительно Джека.
Дугал показал жестом на брата:
– Это к тебе.
– Ко мне? А что я знаю о родственных отношениях? Лично мои длятся не более чем несколько недель.
– Это потому, что ты теряешь интерес к даме с того момента, как только покрыл ее.
Грегор сердито покосился на брата:
– Этот лексикон не для нашей сестры.
Дугал вспыхнул.
– Прости, я не подумал.
В их перепалку вмешалась Фиона:
– Грегор, у тебя были раньше связи. Ты был близок с Венецией Оугилви в течение нескольких лет.
Грегор бросил на нее сердитый взгляд:
– Венеция и я знали друг друга с пяти лет от роду. Это не те отношения, которые позволяют мне давать советы по поводу твоего брака.
Дугал почесал подбородок.
– Я всегда считал, что ты и Венеция подходите друг другу.
– Она не в моем вкусе, – сказал Грегор, бросая сердитый взгляд в сторону брата.
– Я думаю, она очаровательна, – проговорила Фиона. – Она умна, легка в общении, образованна и… О да, ты прав! Она не подходит для тебя.
– Ты закончила? – спросил Грегор.
– Она полновата, – сказал Дугал. – Это единственная причина, почему он не бегает за ней. У Грегора тяга к безгрудым женщинам. – Дугал увернулся от удара Грегора. – Это так и есть! Эта девчонка Трейтам похожа на плоскую доску!
– Ты так определенно не думал, когда ухаживал за ней.
Дугал пожал плечами:
– Это потому, что я был ослеплен ее лицом. Как только я оторвал от него взгляд, мне не понадобилось много времени, чтобы заметить все остальное. Точнее, отсутствие оного.
Грегор ухмыльнулся:
– Ты просто не видел ее голой. У нее есть все, что надо для…
– Простите, – поспешила вмешаться Фиона. – Мы говорим обо мне.
Грегор хмыкнул:
– Извини, девочка. Разумеется, мы очень хотим помочь тебе чем только сможем.
– Вот и твоя лошадь, – сказал Дугал, увидев кучера. – Давайте пройдем до конца улицы, чтобы закончить этот разговор подальше от слуг.
Фиона с грустью посмотрела на свои новые ботинки для верховой езды. По всей видимости, это повредит им, если она немного пройдет пешком. Она позволила Дугалу взять поводья Офелии, и они отошли туда, где их не могли услышать слуги.
Гросвенор-стрит была широкой, тенистой улицей, застроенной красивыми домами. Везде было много цветов, и благодаря недавним дождям зелень выглядела свежей и яркой. Как только они отошли подальше от Кинкейд-Хауса, Фиона обратилась к братьям:
– Я нуждаюсь в мужском мнении. Мой брак с Кинкейдом оказался делом более сложным, чем я думала. Существуют такие вещи, по поводу которых мы не можем прийти к согласию, и…
– Ты хочешь изменить его взгляд на некоторые вещи, – закончил Грегор.
– Откуда ты знаешь?
– Я заметил, что у женщин часто возникает желание переделать мужчину, даже если они его любят.
– Я это тоже заметил. – Дугал нахмурился. – Что весьма странно, если в это вдуматься. Потому что если тебе не нравится этот мужчина, то почему ты к нему испытываешь привязанность?
Грегор перевел взгляд на Фиону:
– Может, ты знаешь ответ?
– Я? Я даже не могу найти способа удержать Джека от того, чтобы он не ходил ночью по игорным домам. Он считает, что поскольку у него не было выбора при женитьбе, то он может позволить себе жить точно так же, как он жил до этого.
Дугал пожал плечами:
– Это мне кажется резонным.
Фиона некоторое время сверлила брата глазами.
– В самом деле? Стало быть, у тебя не будет проблем с твоей женой, которая будет веселиться до утра, пьянствуя, играя в карты и занимаясь бог знает чем еще.
Дугал рассердился.
– Я никогда не позволю ей этого! Да это… – Он вдруг оборвал себя и сконфуженно посмотрел на Фиону. – Я, кажется, понимаю, что ты имеешь в виду.
– Итак, что бы ты сделал в этом случае?
Дугал бросил взгляд на Грегора, который шел, о чем-то сосредоточенно думая.
– Так что же?
Грегор кивнул:
– Я знаю, что тебе надо сделать.
Слава Богу! А то она уже начала думать, что обращение к братьям за помощью было ошибкой.
– Я думаю, ты должна удивить его, сделать то, что он меньше всего ожидает. Мужчины любят непредсказуемых женщин.
Фиона повернула голову в сторону Дугала, который, судя по всему, был настроен скептически.
– Знаешь, Грегор, – сказал он, – я не уверен… Ой! – Он запрыгал на одной ноге. – Проклятие, Грегор! Ты наступил мне на палец!
– В самом деле? – спросил Грегор. – Прошу прощения.
Дугал наклонился, чтобы рассмотреть сапог.
– Ты испортил мне весь глянец.
– Вот, возьми. – Грегор бросил брату носовой платок. – А пока ты будешь полировать обувь, мы с Фионой продолжим разговор.
Грегор взял Фиону под руку и повел дальше по улице.
– Фиона, ты должна бросить вызов Кинкейду, заставить его посмотреть на вещи твоими глазами.
– Но он сердится!
– Не обращай внимания. В свою очередь, игнорируй его. Как бы он ни сердился, делай то, что считаешь правильным. Со временем он смирится.
Фиона задумчиво посмотрела своими зелеными глазами на брата:
– Ты думаешь, это сработает?
Он погладил ее по руке.
– Попытайся. Посмотрим, прав ли я.
Фиона улыбнулась:
– Спасибо тебе, Грегор. Я знала, что могу положиться на тебя.
Когда Дугал их догнал, они сели на лошадей и поехали в парк. С голубого ясного неба весело сияло весеннее солнце.
Спустя некоторое время Дугал и Грегор сидели в одном из лучших мужских клубов – клубе «Уайте». Перед ними стояла бутылка бренди и тарелка с хлебом и сыром.
Грегор со стуком поставил на стол стакан.
– Думаю, что я придумал очень хорошо. Никакому мужчине не понравится, когда женщина командует им, а Фиона идет именно в этом направлении.
Дугал кивнул:
– Она из тех девчонок, которые любят командовать. Спокойные дни для Кинкейда сочтены. Она будет бросать ему вызов на каждом шагу.
– Что ей не следовало бы делать, будь она благоразумной.
– Женщины, – вздохнул Дугал, – не бывают благоразумны.
– Ни одна из них. Ты только посмотри на этот смехотворный план женить для начала Кинкейда. Сущий вздор!
Дугал, играя стаканом, угрюмо кивнул:
– Ей удалось приостановить вражду.
– Да, но если Фиона и Кинкейд разведутся, нам не придется встречаться с ним на семейных обедах до конца жизни.
Лицо Дугала просветлело.
– Я не подумал об этом. – Он сделал хороший глоток бренди. – Экая жалость, что Александр говорит, что мы не можем даже пальца поднять против Кинкейдов.
– Да. Он пугал тем, что поразит нас молнией, если мы хотя бы подумаем об этом, – проворчал Грегор. – Настоящий самодур.
Дугал задумчиво проговорил:
– Может быть, Фиона назовет ребенка Каллумом. Это была бы лучшая месть.
Эта идея от души обрадовала Грегора, но он тут же смешался:
– А если будет девочка?
– Каллумия.
– Напоминает какую-то желудочную болезнь.
– А если Каллия?
– Гм… Ну, возможно.
Они с минуту молчали, размышляя о пополнении семейства. Дугал налил еще бренди в стакан.
– Грегор, как ты думаешь, жертва Фионы может рассматриваться как подвиг?
Хотя они и нечасто говорили об этом, но всегда помнили о проклятии, висевшем над их семейством.
Грегор встретил полный надежды взгляд Дугала и пожал плечами:
– Возможно. Это было жертвой, сделанной от чистого сердца. Именно об этом говорится в условиях снятия проклятия.
– Это верно. В них ничего не говорится о том, чтобы она была непременно успешной.
– Да. Мы должны только попытаться. Дугал нахмурился:
– Грегор, возможно, тебе не следовало давать Фионе такой недобрый совет. Она собирается сделать нечто такое, чтобы перейти дорогу Кинкейду, и это может оказаться небезопасным.
Грегор сердито скользнул пустым стаканом по столу.
– Она не дурочка, Дугал.
– Конечно, не дурочка, но с норовом, как все Маклейны. Трудно предугадать, что она может сделать, если рассердится. Спроси об этом у Лусинды Федерингтон.
– Черт бы тебя побрал, Дугал! Ты всегда будешь исполнять погребальную песнь над любой моей идеей?
– Я по крайней мере знаю, что собой представляю. Не в пример тебе, который считает, что должен быть принцем!
– Это вовсе не так, но я не стал бы жаловаться, если бы был им. – Грегор заглянул в янтарную глубину своего стакана. – Как бы там ни было, а Фиона найдет правильный выход.
– А если не найдет?
– Тогда нам придется помочь ей сделать это.
Глава 16
Я только однажды встречала покойного лорда Маклейна. Это было очень давно, и мне тогда было не больше лет, чем вам сейчас, Конечно, я мало что запомнила, если не считать его глаз. Они были зеленые, но темные, какими бывают омуты у глубокой реки. Я часто думала, что в такие омуты можно погрузиться и никогда не выплыть.
Старая Нора из Лох-Ломонда – трем своим маленьким внучкам однажды холодной ночью
– Надеюсь, у вас была приятная прогулка, миледи. – Девонсгейт поспешил принять от Фионы шляпку.
– Да, замечательная прогулка, – согласилась Фиона, снимая перчатки и также отдавая их дворецкому. – Постараюсь выезжать на прогулку каждый день.
– Отличная идея, миледи, особенно когда нет дождя.
– Сегодня была великолепная погода.
– Отлично, мадам. Хотя недавно… – Дворецкий выглянул в окно, чтобы удостовериться в том, что солнце продолжает светить. После этого удовлетворенно кивнул. – У нас было необычно много неожиданных гроз. Так что вам желательно брать с собой зонт, когда вы выезжаете на прогулку. Неожиданная гроза может все испортить.
Фиона, уже поднимаясь по лестнице, ответила не раздумывая:
– Очень сожалею.
Она замедлила шаг в ответ на последовавшее молчание и посмотрела через плечо на дворецкого. Девонсгейт нахмурился:
– Мадам, я не имел в виду ничего плохого. Просто погода непредсказуема.
Фиона остановилась на лестничной площадке.
– Я знаю. Просто я имела в виду… – О Господи! Как ей выкрутиться теперь и как закончить фразу? – Я просто имела в виду, что сожалею, что вы чувствуете необходимость предупредить меня о внезапных грозах. У нас их бывает много в Шотландии, так что меня это не удивляет.
– Да, мадам, я слышал, что так оно и есть.
– О! У нас погода довольно капризная. – Фиона изобразила улыбку. – Вероятно, она последовала за мной в Лондон.
– В таком случае нам остается лишь пожелать, чтобы она вернулась к себе домой, – сказал Девонсгейт. – Вам прислать ванну, мадам?
– Нет, спасибо. Возможно, несколько позже. – Она повернулась, чтобы уйти, но затем остановилась. – Девонсгейт, у вас есть братья?
– У меня, мадам? – Дворецкий явно удивился вопросу. – Ну да, есть. Даже три.
– Они старше вас?
– Да, мадам. Немножко.
– Вы когда-нибудь спрашивали у них совета и случалось ли так, что они лишь несли околесицу в ответ?
Губы у Девонсгейта дрогнули в усмешке.
– Да, мадам. Несколько лет назад я отправился с визитом к своему старшему брату, и у меня, к несчастью, заболело ухо. Брат заявил мне, что наилучший способ избавиться от боли – это засунуть туда жареный чеснок.
– О Господи! И вы это сделали?
– Да, мадам. В тот момент я готов был попробовать любое средство.
– И что же, оно помогло?
– Нисколечко. На следующий день брат сказал мне, что это средство помогает только лошадям. Самое печальное заключалось в том, что, когда я вынул чеснок, его запах пропитал насквозь мою кожу, и прошло несколько дней, прежде чем люди перестали шарахаться от меня из-за этого запаха. Даже врач не захотел меня осматривать. К счастью, боль прошла сама по себе.
– Но ваш брат по крайней мере хотел как-то помочь вам.
– Я не вполне в этом уверен, – грустно проговорил Девонсгейт. – Я думаю, Роберт мог легко принести в жертву мою гордость, чтобы потом рассказывать эту историю другим нашим братьям.
Фиона рассмеялась.
– Мои братья никогда не совершали таких неблаговидных выходок по отношению ко мне, хотя сегодня, когда я попросила у них совета по поводу одного дела, они дали мне чрезвычайно странный совет. Они надеются, что я последую ему и окажусь в дураках.
– Я рад, что вас не обманули, мадам.
– Когда ты единственная женщина в доме, в котором сплошь одни мужчины, ты быстро учишься. – Фиона покачала головой, подумав о пострадавшем пальце бедняжки Дугала. Ему следовало быть более внимательным, когда Грегор пытался ее надуть. – Девонсгейт, где его светлость?