— Но я не хочу в нем оставаться, — жалобно протянула Чентел.
   — Ну что ж, — вздохнул Ричард, не устояв перед ее молящим взглядом. Повернувшись к ней и тяжело дыша, как человек, готовящийся к бою, он с суровой решимостью взялся за платье. Попытавшись приподнять волосы Чентел, он тут же запутался в шелковистых прядях, которые зацепились за его перстень с печаткой, и все его усилия освободить руки ни к чему не привели.
   — Ой! Что ты делаешь? Больно! — воскликнула Чентел.
   — Я запутался в твоих волосах, — растерянно произнес Ричард.
   В ответ Чентел захихикала.
   — Неблагодарная! — возмутился он.
   По прошествии некоторого времени Ричарду удалось-таки освободиться, и он занялся верхней пуговицей. Пока он сосредоточенно ее рассматривал, Чентел покачнулась.
   — Стой смирно! — скомандовал он.
   — Я стою совершенно неподвижно! — самоуверенно заявила Чентел.
   — Ничего подобного. Ты качаешься, как ива на ветру.
   Ричард прищурился и ухватился за пуговицу пальцами обеих рук, но Чентел опять пошатнулась.
   — Черт побери, неужели так трудно стоять прямо? — возмутился он.
   — Я и стою прямо! Абсолютно неподвижно! Это, должно быть, ты качаешься, — произнесла девушка, уверенная в истинности своих слов, но впечатление от ее реплики было смазано тем, что под конец она громко икнула.
   Ричард снова набросился на пуговицу, но та предательски не хотела вылезать из петельки. От напряжения у него заболела голова.
   — Как хочешь, но я не в состоянии расстегнуть твое платье!
   — Но я не могу больше в нем находиться! Оно слишком тяжелое! — хныкала Чентел.
   Ричард попытался еще раз сконцентрировать свое внимание на неподатливой пуговице.
   — Ну, подожди! — обратился он к ней. Обеими руками взявшись за верх платья, он рванул изо всех сил — и пуговицы посыпались на пол, как градинки!
   — Ой! Ты порвал его! — испуганно закричала Чентел.
   — Зато ты теперь свободна! — упиваясь своей победой, с гордым видом произнес Ричард.
   — Но платье…
   — Оно все равно для тебя чересчур тяжелое, — борьба с пуговицами окончательно вымотала Ричарда, и он опустился в свое кресло.
   — Ты можешь себе позволить испортить безумно дорогие платья безо всякого сожаления. Как это, должно быть, приятно, — предположила Чентел, исчезнув за ширмой.
   — Это преимущество моего положения, мадам. — Ричард поудобнее откинулся в кресле. К его удивлению, мебель в комнате начала двигаться. Он закрыл глаза, чтобы не видеть этого безобразия. — Вот почему любая нормальная женщина мечтает выйти замуж за графа — и при этом не станет насвистывать, разговаривая с его матерью.
   — А я вот свищу! — упрямо заявила Чентел.
   — Я уже успел в этом убедиться! — усмехнулся Ричард. — Но ты это делаешь только потому, что у тебя самой есть сокровище, в твоем Ковингтон-Фолли! Конечно, чтобы его заполучить, тебе надо выйти замуж за подходящего мужчину, который лишен страсти к игре… Поэтому, мне кажется, ты должна относиться ко мне с большим уважением, разве не так?
   Ширма возмущенно затряслась, и оттуда донеслось:
   — Никогда!
   Ричарда начала забавлять эта ситуация.
   — Что за упрямая девица! Ты просвистишь и графский титул, и свое родовое состояние!
   Ширма пошатнулась:
   — Мне это все равно! Ни один мужчина не стоит… Ой! О нет! У-у-у! — не успела докончить свою гневную реплику Чентел. Следом за воплем, который раздался за ширмой, наступила зловещая тишина. Ричард забеспокоился:
   — Чентел? Чентел, ответь мне!
   — Вы не можете ко мне подойти, милорд? — Голос ее звучал приглушенно. Ричард нахмурился:
   — Почему ты называешь меня «милорд»? Меня зовут Ричард!
   — Ричард, пожалуйста, помоги мне! — взмолилась Чентел.
   Вполне удовлетворенный, Ричард усмехнулся. Он никак не ожидал, что первая брачная ночь подарит ему столько удовольствий! Поднявшись на ноги, он едва не упал. Пришлось сесть обратно.
   — Пожа… пожалуйста! Я сейчас задохнусь! — донесся из-за ширмы совсем слабый голос.
   — Черт побери! — рванулся с кресла Ричард.
   В его голове пронеслось, что, может быть, у Чентел случился приступ какой-то болезни или она умирает, пока он тут прохлаждается. Однако при виде картины, представшей его взгляду, Ричард потрясенно замер. На том месте, где должна была находиться голова Чентел, возвышалась кипа белого шелка. Очевидно, бедняжка застряла в собственном платье, пытаясь его снять. Тем самым Ричард удостоился чести лицезреть обтянутую тонкими панталонами попку и стройные ножки.
   — Гм, это открывает некоторые новые возможности… — промурлыкал он себе под нос.
   — Помоги! — раздался возмущенный голос Чентел из-под юбок. — И не смотри, пожалуйста!
   — Поздно! — вздохнул Ричард. — Как жаль, что я джентльмен!
   — Ты — джентльмен? Да ты… — начала было Чентел, но Ричард перебил ее:
   — Тише, тише! И не забудь, что ты нуждаешься в моей помощи. Как видишь, и мы, мужчины, кое на что можем сгодиться!
   Он погрузил обе руки в массу струящегося шелка, нащупал край подола и потянул за него. Раздался стон: платье не поддавалось.
   — У меня ничего не выходит, — разочарованно произнес Ричард. — Тебе придется так в нем и остаться.
   — Помоги! — чуть не плача, взмолилась Чентел.
   Ричард крепко взялся за скользящие фалды и потянул, потом дернул изо всех сил — раздался звук рвущейся ткани, и Ричард полетел на пол, барахтаясь в шелковых волнах. Платье накрыло его с головой.
   Пытаясь выбраться из-под злосчастного платья, Ричард вполголоса ругался, а в это время Чентел весело хихикала.
   — Какой прекрасный вид — лорд Хартфорд распростерт на полу и накрыт женским платьем! Что бы сказала по этому поводу наша мамочка?
   Наконец Ричард сумел выбраться из-под свадебного наряда Чентел и глубоко вдохнул:
   — Черт побери, это платье чуть меня не доконало!
   Отдышавшись, он разочарованно заметил, что Чентел, какой бы пьяной она ни была, уже успела поставить ширму на место, тем самым лишив возможности ее лицезреть.
   — Хорошо же меня благодарят за все мои усилия! — обиженным тоном произнес он.
   — Наконец-то я свободна! — пропела Чентел, сделав вид, что не слышала намека.
   Из-за ширмы вылетел корсет и приземлился недалеко от Ричарда. Пока Ричард поднимался на ноги, мимо него пролетела нижняя юбка: Чентел избавлялась от своей одежды более чем энергично.
   «Не забудь, старина, — напомнил он сам себе, — это не настоящая брачная ночь». — Он дошел до кровати и упал на нее. Черт, как кружится голова!
   — Теперь я чувствую себя гораздо лучше! — прощебетала Чентел.
   — А я — нет, — пробормотал Ричард себе под нос; его фантазия разыгралась не на шутку, и ему было трудно совладать с ней, тем более что в это время из-за ширмы выпорхнула очередная юбка.
   — Ты скоро? — нетерпеливо спросил он.
   — Я уже закончила и выхожу, — из-за ширмы раздался вздох облегчения. — Только не подсматривай!
   — Не буду, — неискренне, но зато очень убедительно пообещал он.
   Чентел неуверенными шагами вышла из-за ширмы, и глаза Ричарда чуть не вылезли из орбит. На ней была самая страшная ночная рубашка, которую только можно себе представить!
   — Черт возьми, этого я не заказывал! — воскликнул он.
   — Ты подсматриваешь! — уличила его Чентел.
   — Я не подсматриваю, а смотрю, но по причине твоего чудовищного одеяния это не имеет никакого значения. Где ты нашла это безобразие?
   — Я не желаю носить ту рубашку, что ты мне прислал, — заявила она с вызовом. — Эта моя собственная.
   — Черт побери, — ответил Ричард, потрясенный увиденным. — Тебе действительно не помешало бы отыскать фамильное сокровище, чтобы ты смогла одеваться получше!
   — Я одеваюсь так, как мне нравится, а вовсе не для того, чтобы на меня смотрели, — огрызнулась Чентел и упала на подушки. Она безумно хотела спать.
   — Оно и видно.
   Она повернулась к нему, с трудом разлепляя веки.
   — Это моя спальня, разве не так?
   — Да, — односложно ответил Ричард, понимая, к чему она клонит.
   — Тогда что ты здесь делаешь? Это моя кровать. Ты должен отыскать свою собственную, — настоятельно потребовала Чентел.
   Алкоголь не смягчил сердце Чентел Эмберли, и она все так же была резка на язык. Он вспомнил о своей комнате. Теперь он сожалел о своем распоряжении расположить ее в противоположном крыле через холл.
   — Моя кровать в миле отсюда, — простонал он. Глаза Чентел закрывались сами собой.
   — Целая миля? Да, это долгий путь. Что ж, так и быть, оставайся сегодня здесь. Но только в первый и последний раз, — пожалела она Ричарда.
   Более Чентел не могла сопротивляться сну и погрузилась в царство Морфея. Ричард наблюдал за ней.
   — Добрая душа, — пробормотал он и тут же, как будто опомнившись, потряс головой. — Ну и брачная ночь?
   Он устроился поудобнее, немного подумав, притянул к себе Чентел и обнял ее. Во сне она не сопротивлялась, оказавшись в его объятиях, она даже прижалась к нему. Он уткнулся лицом в ее волосы, вдохнул в себя их еле уловимый аромат и закрыл глаза. Блаженная улыбка коснулась его губ, и он сладко произнес:
   — Да, что за свадебная ночь!

5.

   Чентел танцевала в паре с Сент-Джеймсом, она ощущала силу, исходящую от него, и ей это безумно нравилось. Он влюбленными глазами смотрел на нее, они оба смеялись. Притянув ее к себе совсем близко, он прошептал ей что-то на ушко. Что именно он сказал? Его теплое дыхание касалось ее шеи, лица. Она чувствовала силу объятия, но не слышала его голоса.
   В тот момент, когда Чентел поняла, что это сон, она вернулась к реальности. Дыхание Сент-Джеймса действительно щекотало ее щеку, и его руки обнимали ее… Не поверив своим ощущениям, она с трудом открыла глаза.
   Тут же она почувствовала себя отвратительным образом: во рту был неприятный привкус, а в животе… Почему ее так выворачивает изнутри, голова гудит? Нет, это не простуда дает о себе знать, это… шампанское!
   Но все-таки более ужасным открытием ее было то, что она находилась в постели не одна! С ней рядом спал Ричард Сент-Джеймс. Лежа на боку, он обнимал ее сзади, и его большая рука покоилась как раз на ее груди: Чентел ощущала спиной тепло его крепкого тела. Лицо спящего спряталось в ее волосах, а губы слегка касались уха…
   «Вставай, Чентел», — потребовали от нее разум и девичья скромность, но ее непослушное тело, испытывавшее последствие вчерашнего шампанского, не желало двигаться. Тепло, исходившее от Сент-Джеймса, ей было так приятно, в его объятиях было так уютно! Но разум ее взбунтовался и не дал поблаженствовать в этой тихой гавани. В ее голове всплыли воспоминания о минувшем вечере… Она припомнила свое постыдное поведение, когда она позволила Сент-Джеймсу раздеть себя. Она не выгнала его из своей постели и, судя по всему, не собиралась этого делать и сейчас, несмотря на то, что должна вести себя совсем иначе, если желает через полгода с ним расстаться.
   Эта мысль наконец побудила ее к действию. Чентел медленно сняла с себя руку Ричарда, очень, очень медленно и осторожно вытащила из-под него волосы и соскользнула с постели. Едва она опустила ноги на пол, как все поплыло у нее перед глазами, по телу пробежала странная дрожь.
   «Господи милостивый, — взмолилась она про себя, — помоги мне пройти через эти жуткие муки!» Но потом решила, что грешно взывать к Всемогущему после столь непристойного поведения.
   Она посмотрела на Сент-Джеймса. Счастливчик! Он все еще находился в блаженном забытьи, в то время как Чентел, к глубочайшему ее сожалению, пребывала в суровой действительности. Чентел глубоко вздохнула и подошла к шкафу; она намеревалась одеться самостоятельно, без помощи горничной, — менее всего ей хотелось, чтобы та увидела ее в столь неприличном состоянии или заметила Ричарда в ее постели.
   Чентел в гордом одиночестве восседала за завтраком, держа в руке чашку горячего ароматного чая. Его изысканный вкус благотворно воздействовал на ее болезненное состояние и восстанавливал душевное равновесие. Ни одно из роскошных блюд, которыми был уставлен стол, не радовало ее взгляд. Чентел была бледна так же, как светло-бежевые обои, при виде которых ее обуревала тоска. Конечно, никому из Ковингтонов не пришло бы в голову отделать комнату для завтрака в светло-бежевых и светло-зеленых тонах!
   Она сделала глоток чаю и с наслаждением ощутила, как он согревает ее горло. Голова девушки раскалывалась, казалось, что у нее совсем не осталось сил. Она горько усмехнулась: придется поискать другой способ борьбы с ханжеством Сент-Джеймсов, и это будет уже не выпивка, а что-нибудь более безопасное.
   Дверь открылась, и Чентел напряглась при мысли, что это граф.
   Как она посмотрит ему в лицо при свете дня? Из груди ее вырвался облегченный вздох, когда она увидела, что в комнату вошел не хозяин, а его слуга.
   — К вам пришли ваш кузен и ваша тетя, миледи, — объявил дворецкий. — Вы хотите, чтобы я провел их в гостиную?
   Чентел тяжело вздохнула — день обещал быть трудным.
   — Нет, пригласите их сюда… и распорядитесь, чтобы принесли еще приборы. Тот вежливо поклонился:
   — Хорошо, миледи.
   — Миледи-миледи! — передразнила его Чентел, обращаясь к своей чашке. — Никакая я не леди!
   Я даже не уверена сейчас, что я вообще человек, — и она застонала.
   — Чентел, что произошло вчера вечером? — спросил Чед, едва ступив на порог.
   Он выглядел, как всегда, безупречно: на нем был бежевый камзол и ярко-голубые панталоны. Если Чентел и была готова когда-нибудь возненавидеть своего любимого кузена, то именно в тот момент. Утонченные манеры и галантность Чеда слишком ярко контрастировали с внешним видом самой Чентел, которой оставалось лишь надеяться, что хоть пуговицы на ее платье застегнуты правильно.
   — Ничего не произошло, — промямлила она. — А почему ты спрашиваешь?
   — Почему? — вставила свое слово тетя Беатрис, войдя вслед за сыном. — Потому что ты ушла со своего собственного свадебного торжества и не вернулась!
   Чед сел рядом с Чентел и продолжал с легкой усмешкой:
   — Ты действительно разворошила осиное гнездо! Сначала исчезаешь ты, а вслед за тобой — Сент-Джеймс, тем самым всполошив великосветское общество: все решили, что вы даже не смогли дождаться ночи, чтобы броситься друг другу в объятия.
   — Если только вы не успели вступить в интимные отношения еще до венчания, — мрачным тоном предположила тетя Беатрис, усаживаясь в соседнее кресло. — Гости утвердились во мнении, что вы вели себя непристойно.
   Чед предостерегающим жестом заставил ее замолчать и снова обратился к Чентел, которая избегала его взгляда:
   — У тебя все в порядке? Ты выглядишь ужасно.
   — Ничего особенного. Я просто не очень хорошо себя чувствую из-за простуды, — смущенно произнесла Чентел.
   — Простуда? Гм! — Маленькие глазки тети Беатрис, казалось, сверлили ее, как буравчики. — Больше похоже на то, что ты вчера выпила чересчур много шампанского!
   Чед посмотрел на нее пытливым взглядом; лицо его просветлело, и он громко рассмеялся:
   — Так оно и есть! Ах ты, негодница!
   — Тише! Не надо так кричать! — взмолилась Чентел.
   — Ох, извини, пожалуйста, — прошептал он, и глаза его лукаво сощурились. — Жутко болит голова, да?
   Чентел бросила на него злой взгляд, но его понимающая улыбка ее обезоружила, и она виновато усмехнулась в ответ:
   — Ужасно!
   — Так тебе и надо, — позлорадствовала тетя Беатрис. — Пьянство — причина многих разрушенных жиз…
   — Мама! — прервал ее Чед. — Мы пришли узнать, как себя Чентел чувствует, а не усугублять ее состояние.
   — Спасибо, — поблагодарила его Чентел. — Что было вчера после того… гм… после того, как я ушла с приема?
   — О, было очень весело! — ответил Чед. — По правде говоря, если при тебе гости вели себя более чем сдержанно, то после твоего ухода и в отсутствие Сент-Джеймса ханжеский налет с них окончательно спал.
   Чентел презрительно фыркнула.
   — Эти Сент-Джеймсы — придворные подлизы и фаты, не более того, — дала свою оценку гостям тетя Беатрис. — Просто выскочки. А леди Эстер ничего собой не представляет!
   — Мама, ты говоришь недопустимые вещи! Сент-Джеймсы принадлежат к высшему обществу и очень влиятельны, — предостерег ее Чед.
   — Я их не боюсь! — Тетю Беатрис мало кто был в состоянии напугать.
   — А ты, Чентел? Ты их боишься? — спросил Чед серьезным тоном.
   — Нет, — ответила Чентел, вздернув подбородок.
   — Даже Ричарда Сент-Джеймса? — поинтересовался он.
   Перед мысленным взором Чентел предстала картина: Ричард, распростертый на полу, пытается выбраться из-под ее свадебного платья. Она едва не засмеялась.
   — Нет, теперь не боюсь.
   — Вот как? — переспросил Чед. Он хотел что-то добавить, но их прервали: вошел Рид в сопровождении горничной с подносом. Пока она расставляла приборы и наливала чай, все сидели молча. Когда они ушли, Чед, размешивая ложечкой сахар в своей чашке, будто невзначай спросил:
   — А где был Сент-Джеймс вчера вечером, ты случайно не знаешь?
   — Что ты имеешь в виду? — недоуменно посмотрела на него Чентел.
   — Ты не знаешь, куда он направился, когда ушел с приема? — уточнил кузен. Девушка заметно покраснела:
   — Он… он пришел посмотреть, все ли со мной в порядке.
   — И это все? — Чед нахмурил брови.
   — Конечно! — поспешила ответить Чентел. Никогда в жизни она ничего от Чеда не скрывала, но теперь, увидев в его глазах тревогу и чуть ли не страх, решила утаить от него правду. — А теперь, может быть, мы побеседуем о чем-нибудь другом?
   — Ты позволила ему себя соблазнить? — резко спросила тетя Беатрис обвинительным тоном. Чентел чуть не поперхнулась.
   — Ничего подобного! Мы просто… мы просто выпили по бокалу шампанского, — ответила она.
   — Ты напилась, и он тобой овладел! — В голосе тети Беатрис прозвучало презрение.
   — Нет, ничего он не делал! — с вызовом ответила ей Чентел. — Но если бы между нами что-нибудь и произошло, это было бы мое дело, а никак не ваше.
   — Конечно, — примирительным тоном заговорил Чед, — но не вини нас за то, что мы о тебе беспокоимся. Ричард Сент-Джеймс — человек не нашего круга. Пожалуйста, не забывай о том, что он женился на тебе только ради спасения своей репутации. Он никогда не останется с тобой, его семья этого не допустит. Уверяю тебя, Сент-Джеймс имеет возможность выбрать себе жену среди самых знатных девиц Англии, и он так в конечном счете и сделает!
   Чентел несколько задело утверждение, что они с Ричардом не пара. В голове у нее снова застучало, и скрепя сердце она заявила:
   — Если я еще раз от кого-нибудь услышу, что я оборванка, недостойная чистить Сент-Джеймсу сапоги, то я закричу! Предупреждаю вас, я помогу Тедди найти это треклятое сокровище — и тогда посмотрим, что вы все скажете!
   — Я лично скажу: «Браво!» — ухмыльнулся Чед. — Только не забудь, когда разбогатеешь, о своих бедных родственниках, — театральным жестом он протянул Чентел свою чашку.
   — Подайте, миледи, на пропитание!
   Чентел рассмеялась, забыв о своей голове, но тут же остановилась:
   — Это глупо!
   — Никакого сокровища нет и в помине! — рассвирепела тетя Беатрис. — Ты не сможешь таким образом заполучить Сент-Джеймса.
   — Боже, ты такая же, как и леди Эстер, — простонала Чентел. — Я всего лишь пошутила. Я совсем не хочу быть женой Сент-Джеймса. Я пошла на этот брак только ради… ради сохранения своей чести, и все!
   Тетя Беатрис посмотрела на нее скептически, но Чед ободряюще улыбнулся ей:
   — Хорошо, мы тебе верим. Просто я не хочу, чтобы ты каким-нибудь образом пострадала.
   — Почему я должна страдать? — Чентел была настроена по-боевому. — Неужели вы думаете, что после того, как этот человек шантажировал меня, я смогла бы его полюбить?
   — Да, — без обиняков заявила тетя Беатрис. — Ты похожа на свою мать. Когда дело касалось мужчин, она сразу же теряла голову.
   — О господи! В этом отношении я совершенно не похожа на маму, иначе я бы выскочила замуж за первого попавшегося игрока, едва покинув классную комнату. Наверняка я бы не осталась в старых девах!
   — В тебе течет кровь твоей матери, — произнесла тетя Беатрис таким зловещим тоном, будто Чентел страдала чумой. — Я это твердо знаю.
   — Чушь! — разозлилась Чентел.
   — Мама, нам пора идти, прежде чем Чентел спустит тебя с лестницы. Извини, дорогая, мы вовсе не хотели тебя расстраивать. — Он посмотрел на тетю Беатрис, не собиравшуюся вставать со своего кресла и не переставшую бросать гневные взгляды на Чентел. — Мама!
   — Что? — встрепенулась она.
   — Пойдем, нам пора. — Голос Чеда звучал твердо; как бы извиняясь перед Чентел, он пожал плечами.
   — Хорошо. — Подчиняясь сыну, тетя Беатрис встала и направилась к двери, но на пороге обернулась и сказала на прощание: — Но она влюблена в Сент-Джеймса, как кошка, и готова на все, лишь бы его заполучить — меня не обманешь! Ничего из этого не выйдет, кроме трагедии. — И с этими словами она покинула комнату.
   Чентел посмотрела ей вслед с негодованием.
   — Ничего из этого не выйдет, Чентел, — тихо проговорил Чед, глядя на нее грустными глазами.
   — И ты, Брут! — Чентел обратила на него свой пылающий яростью взор. — Я осталась с этим человеком для того, чтобы уберечь Тедди от подозрения в предательстве. Ричард Сент-Джеймс ничего для меня не значит. А что касается прошлой ночи, знай, что между нами ничего не было.
   Чед подозрительно прищурился…
   — Мне кажется, что ты слишком бурно протестуешь, моя дорогая, — вынес он свой вердикт, повернулся и вышел.
   Чентел осталась сидеть за столом, уронив голову на руки. Сент-Джеймс ей совершенно безразличен! Почему ее подозревают в том, в чем она не виновата! Почему ей никто не верит?
   Она успела сделать глоток остывшего к тому времени чая, как снова вошел дворецкий.
   — Что теперь, Рид?
   — Ваш брат, миледи, — бесстрастно сообщил тот.
   — О, нет! — застонала Чентел. — Ну что ж, впустите его.
   — Доброе утро, сестренка! — Тедди, жизнерадостный, как никогда, вихрем ворвался в комнату. Чентел недовольно взглянула на него; ей бросился в глаза его кричаще-пестрый жилет, увешанный бесчисленными цепочками для часов и брелками, бряцание которых было подобно громыханию целой армии, облаченной в доспехи.
   — Что ты нашел в этом утре доброго? — хмуро вопросила она. — И говори, пожалуйста, потише. Тедди уселся в соседнее кресло.
   — В чем дело? Кто-нибудь нас подслушивает? — проговорил он громким шепотом, который показался Чентел еще более раздражающим, чем его обычный голос.
   — Нет, просто у меня очень болит голова, — пояснила она.
   — Да? Жаль. — Тут взгляд Тедди упал на уставленный яствами стол. — Ты собираешься все это съесть?
   — О нет, угощайся, пожалуйста.
   Тедди взял пустую тарелку Чентел и наполнил ее доверху; Чентел поморщилась при виде еды. Поднося кусок ко рту, он с сочувствием посмотрел на сестру:
   — Ты уверена, что с тобой ничего не случилось? Яичница просто великолепна.
   Чентел отвернулась, чтобы не видеть, как он с жадностью поглощает пищу: ее подташнивало.
   — Кстати, что привело тебя сюда так рано? — поинтересовалась она.
   Тедди вдруг перестал жевать. Странный блеск его водянистых глаз вдруг вызвал в ней беспокойство.
   — Что случилось, Тедди? — спросила она.
   — Я влюбился! — светясь от счастья, признался он.
   Его лицо расплылось в широкой глуповатой улыбке. Он никогда не отличался особым пристрастием к женскому полу, поэтому Чентел удивительно было видеть брата в роли страстного влюбленного.
   — В самом деле? — усомнилась она.
   — Признайся, разве она не самая красивая и самая милая девушка на свете? — обратился к Чентел с загадочным видом Тедди.
   — Кто? — осторожно спросила Чентел, моля бога, чтобы она ошиблась в своих предположениях.
   — Алисия! — Тедди произнес это имя с благоговением, будто речь шла о святой.
   — О, нет, — простонала Чентел.
   — Что с тобой? У тебя хуже с головой? — забеспокоился он.
   — Нет, не с головой, а со всей моей жизнью! — с удрученным видом произнесла Чентел. — Мой дорогой, ты же знаешь, что это безнадежно. Даже если Алисия что-то к тебе испытывает…
   — Испытывает, испытывает! — перебил ее Тедди.
   — Откуда ты это знаешь?
   — Она сама мне об этом сказала вчера вечером, — признался влюбленный.
   — Когда? — с подозрением глядя на него, спросила Чентел.
   — Мы… мы встретились в библиотеке, когда ее родителей не было поблизости, — смущенно произнес он.
   Чашка Чентел со звоном ударилась о блюдечко, и она воскликнула:
   — О чем ты говоришь?
   — Ну, ее мама следила, чтобы мы не подходили друг к другу, но, улучив минутку, Алисия улизнула из комнаты, а я, конечно же, последовал за ней.
   — Я просто не верю своим ушам! — воскликнула пораженная Чентел.
   Подумать только! Алисия, эта застенчивая серая мышка, прибегла к такой хитрой уловке, а Тедди, ее непутевый брат, которого она знала как облупленного, побежал за ней! Чентел покачала головой, не зная, что ей делать — смеяться или плакать.
   — Я понимаю, что мой поступок выходит за рамки приличия, — вздохнул Тедди, — но когда ты влюблен, то просто не можешь придерживаться общепринятых условностей. Когда любишь, все кажется неважным по сравнению с твоим чувством.
   — Понимаю, — пробормотала Чентел, все еще пребывая в полнейшем замешательстве. Ее брат читал ей лекцию о любви!