Страница:
15 сентября. Мать в письме сообщила, что снова беременна. Ну, на что это похоже? Моя сестренка или мой братишка, мать не написала, кем беременна, будет на двадцать один год младше меня! Слава Богу, что мы с ней уже давно живем отдельно.
Удивляюсь, как это ей удалось достать разрешение на рождение ребенка? Пришлось немало, видать, похлопотать. Но стоит ли овчинка выделки?
Сегодня днем меня навестила и провела у меня несколько часов Джоанна Кайз. Она живет на тридцать шестом этаже — чуть ниже меня — и учится на последнем курсе университета. Специальность: политика и исполнительная власть. Джоанна — личность эксцентричная, а внешне — весьма привлекательная. Энергия бьет через край. Выглядит ярко. В этой четверти у нас с ней есть один общий курс — «Бизнес». Выпускники с её специальностью — обычно знакомятся с подобными курсами куда раньше.
Ей интересно, как делается бизнес в НовоЙорке. И не только всякие образцово-показательные моменты типа: из чего складываются доходы и как эта часть соотносится с расходной. Джоанну интересует в основном Зазеркалье — подводные течения, закулисная возня. Кто за кем стоит, кто предположительно пройдет на выборах, а кто — нет, у кого в настоящее время в руках реальные рычаги власти? Я задала Кайз несколько аналогичных вопросов, касающихся политики и бизнеса в Америке, и получила целый ряд на удивление обстоятельных и тонких по мысли ответов.
Я всегда считала, что дореволюционная система управления государством была более продумана, чем сегодняшняя. Но она позволяла концентрировать в руках у одного человека неоправданно много власти. Кайз заметила: раньше люди, по крайней мере, точно знали, что за человек стоит у штурвала. Теперь картина иная: тот, кто представляет лобби в Конгрессе, никогда в действительности не принимает серьезных решений. Истинные лидеры трудно вычисляемы и никогда не несут перед обществом ответственности за свои действия. Если марионетка попадает впросак, её тут же приносят в жертву общественному мнению и заменяют другой марионеткой.
Не сомневаюсь в том, что Джоанна права — права, по крайней мере, применительно к сегодняшнему дню. Сомневаюсь в том, что этим исчерпывается вся правда. Если какие-либо партии или блоки постоянно действуют вразрез с интересами народа, много ли голосов соберут они на выборах? На мой вопрос Кайз ответила, что воздушные замки создаются циниками: результаты выборов отражают только одно — сколько денег потратили те или иные лоббисты на рекламную кампанию.
Что ж, это только подтверждает общепринятое у нас мнение — мол-де, кроты готовы круглые сутки сидеть у экранов домашних телекубов. Но если с этим согласиться, то кто же те люди, что наводняют улицы городов Земли? Как они представляют себе развитие сложнейшего, и в социальном, и в техническом отношении, общества и кого поддерживают в качестве избирателей? У каждого из них ветер в голове, что ли? Чушь.
Взгляд Кайз на политику показался мне несколько прямолинейным. Идеальной власти не существует; в идее любой системы заложена определенная доля осознанной лжи. Благо уже то, что и в Америке, и в Ново-Йорке создана избирательная система, действительно соответствующая духу времени. А вы посмотрите на Англию или на Советский Союз… У нас, по крайней мере, воля народа хоть время от времени оказывает реальное влияние на действия руководителей государств. И, в принципе, ситуация может в корне измениться в любой момент.
В чем-то я не согласна с Джоанной; но сама она мне очень нравится. Женщина огонь, она не боится ставить перед собой труднейшие вопросы и пытается честно ответить на них. А ведь так много моих сверстников стараются пробиться наверх и в бизнесе, и в политике, просто-напросто приспосабливаясь к обстоятельствам и, как говорится, протирая штаны на студенческих скамьях и в чиновничьих креслах!
Джоанне хотелось вытащить меня из общежития на улицу и отвезти выпить в Ист-Ривер, но я и тут отказалась. Я намеревалась готовиться к семинару по Крейну. Мне предстояло прочитать кое-какую критику по творчеству Крейна. Мне не хотелось оплошать в глазах Шауманна. Иначе я бы на долгое время сделалась настоящей трезвенницей, вновь завоевывая у Шауманна потерянный авторитет. Я пообещала Джоанне, что мы съездим в Ист-Ривер на следующей неделе. Кайз сказала мне, что там собираются прелюбопытнейшие личности и многие из них весьма здраво рассуждают о политике.
И вот мне пришло в голову, что я не столько живу среди всех этих людей, сколько изучаю их. Вот уж «энтомолог» выискался! (Пример. Кайз Джоанна, рост 150 см, вес 40 кг, кожа смуглая, волосы короткие, черные, цвет глаз — угольночерный, нос с горбинкой, телосложение подростка, в одежде отсутствует стиль; склонна высказывать радикальные взгляды, но с известной долей цинизма; остроумна, эрудированна. Вероятно, поддерживает со мной контакт вовсе не потому, что интересуется политикой Ново-Йорка. По-моему, её больше занимает вопрос: чью сторону приму я здесь, на Земле?) Замечают ли окружающие мое увлечение «энтомологией»?
16 сентября. Провела в библиотеке целый день. А до этого у нас была лабораторная по «Развлечениям». Нас знакомили с американским фольклором. Банджо — очень своеобразный инструмент. До сих пор я слышала банджо лишь в составе оркестра, аккомпанемент — ритм, диксиленд. Сегодня на банджо не бренчали. Музыкант перебирал струны, как на соло-гитаре, и делал это просто виртуозно. Партия была заучена им наизусть. Казалось, он грезит наяву и абсолютно не обращает внимания на свои пальцы. Второй музыкант играл на скрипке и вел себя совершенно иначе. Он рассматривал струны и гриф как бы с изумлением: неужели скрипка так прекрасно поет в моих руках?! Скрипач, большой и толстый, был обладателем широкой седой бороды. Я поразилась, как он играет своими длиннющими пальцами на маленькой скрипочке. На мой взгляд, ему требовался инструмент покрупнее, например контрабас. Толстяк смычком высекал из струн нежнейшую мелодию. К семинару по менеджменту мы готовились в читальном зале библиотеки, потому что нашим домашним заданием был анализ двух дюжин газет. Газеты мы отбирали по своему вкусу. К нам в общежитие они не поступали. Те из студентов, кто мог позволить себе раскошелиться на аренду множительной техники, быстро сделали копии и понесли их домой. Я и Хокинс такой возможностью не располагали и поэтому проторчали в читалке целый день, выписывая из статей цитаты. Я обнаружила ещё одну привлекательную черточку у Хокинса: он не богат.
17 сентября. С утра до вечера читала Крейна и литературу об его творчестве. Хороший писатель, но трудно привыкнуть к его стилевой манере, к использованию архаизмов и диалектных форм: «Чтобъ имъ однолично ни въ чемъ нужи ни которыя не было, а жили бъ и ходили просты…» Я долго соображала, прежде чем поняла — это ведь и о вольной судьбе Миров!
18 сентября. Я изрядно нервничала, идя на собеседование по Крейну, но все обошлось. Шауманн дает студенту задание изучить творчество того или иного автора, и «перескочить» через данный зачет нельзя. Не явился — приходи через месяц. В течение получаса Шауманн экзаменует студента по биографии и книгам писателя, затемвы берете себе новую тему. Оценки не ставятся. Шауманн уверяет, что придерживается этой системы исключительно из-за своей лени. На самом же деле таким образом он обеспечивал себе полную преподавательскую часовую нагрузку и убивал при том сразу двух зайцев: вопросы, которые он готовил своей жертве, «не повисали в воздухе», а студент усваивал программу в срок.
Сразу после пары «Религии Америки» я отправилась в Ист-Ривер на встречу с Кайз. Ист-Ривер — маленький городок, построенный на речке с одноименным названием около двадцати лет назад группой земледельцев. Вскоре они обанкротились. Суд до сих пор не разобрался с мешками документов, в которых оказалось много путаницы. Городок стал на время ничейным, бесхозным. Здесь нет больших зданий, которые можно было бы заселить или сдать под производственные площади. Однако вдоль речки стоят блочные коробки, совершенно пустые. Над водой высится недостроенная конструкция моста. Пространство между опорами и балками затянуто, в целях безопасности, металлической сеткой. Забравшись на мост, вы видите буксиры, баржи и катера, идущие вверх и вниз по реке прямо у вас под ногами.
Мы встретились с Кайз в заведении с философским названием «Месть Виноградной Косточки». Кайз сидела в углу просторного помещения, которое в свое время, очевидно, предназначалось под товарный склад и занимало примерно одну двенадцатую территории торгового комплекса.
Меня здесь поразила акустика — нечто невероятное! Место, на мой взгляд, никак не годилось для политических сходок, для сборищ революционеров и тайных заговоров. Слова звучали звонко, как на сцене; обыкновенный шепот становился эффектным театральным шепотом. Электричества не было, и свет из окон, из-за их отсутствия, тоже не падал. На каждом столике стояло по свече, народ тем и довольствовался. Разномастная, на свалках собранная, что ли, мебель была беспорядочно расставлена на холодном полу. Я бы не удивилась, различив на стене портреты Ковальского и Ленина.
Кайз заприметила меня, несмотря на то, что я блуждала по залу почти впотьмах. Я пробиралась меж столов в основном на ощупь. Но вскоре и мои глаза привыкли к слабому свету. Кайз провела меня к заменяющей стол старой деревянной двери, к которой хозяева приколотили ножки. Кайз представила меня трем своим друзьям.
Один из них выглядел как заправский революционер. Его звали Уилл. Фамилии, как и принадлежность к клану, тут не сообщались. Маленькое обезьянье лицо Уилла обрамляли курчавые баки, борода и растрепанная шевелюра. Легкий, мосластый, подвижный, он носил рабочую спецовку. Хотя на мой вопрос: «Чем Уилл занимается?» — он ответил, что сидит и размышляет. Двое других моих новых знакомых представились студентами. Они обращались друг с другом с неподдельной нежностью. Это были, вне всякого сомнения, настоящие влюбленные. Изящная, бледная, как будто она из Ново-Йорка, блондинка Лилиан Стерн прекрасно смотрелась в паре с высоким негром Мухаммедом Твелвом. Негр был приятно удивлен, когда узнал, что мне известно, как знаменита в Африке фамилия Твелв. Мы выяснили, что великий Твелв, доводился прапрадеду Мухаммеда родным братом. То было кровавое время.
В «Виноградной Косточке» мне предстояло выдержать своеобразное собеседование. Я уже знала, что ранее подобный экзамен устраивался и для Кайз. Процедура оказалась не из приятных. Вопросы задавал в основном Уилл. По отношению ко мне он держался очень высокомерно. В его голосе звучали злые, враждебные нотки, хотя сами вопросы облекались в весьма корректную форму. Когда Уилл открывал рот, остальные замолкали и ловили каждое слово лидера. Да, Уилл привык тут лидировать, это бросалось в глаза.
Боюсь, я слегка переиграла, уходя от прямых ответов. Не то чтобы я намеренно искажала факты и откровенно пудрила Уиллу мозги, — я просто выдавала ему то, что он ожидал от меня услышать. Пожалуй, я не удержалась от искушения немного побесить его.
Уилл: — Предположим, оба Координатора — люди бесчестные.
Я: — На то они и политики.
Уилл: — Хорошо. Что мешает им попирать законы и злоупотреблять властью, получая мзду за многомиллионные операции по импорту и экспорту?
Я: — Через их руки постоянно проходят десятки миллионов долларов.
Уилл: — Но, в конце концов, они обязаны отчитываться перед своими налогоплательщиками, парламентом. Кроме того, здесь на Земле существует таможенная служба.
Я: — В Торговой палате их слово решающее.
Уилл: — Ваш прогноз. Во сколько будет оценена привилегия получить доступ к шлангу с кислородом?
Я: — Вы, наверное, имеете в виду водород? Кислород мы сами производим. За водород придется раскошелиться, это точно.
И так далее. Конечно же, о многом я умолчала. О том, например, что никто не рассчитывается за водород деньгами. Это наш чистый бартер с Америкой: ваш водород — наша сталь. Что же касается Координатора и его возможностей наварить себе миллионы… Что он станет с ними дедать? Пересчитывать под подушкой? Чтобы потратить хоть часть крупной суммы, Координатору придется лететь на Землю или на Девон. Но разве не будет там отслежен буквально каждый шаг столь высокопоставленного лица? Обязательно будет. Гарантия тому — Тайный Совет, в который, по Положению, входят экс-Координаторы. Они тотчас лишат Координатора-взяточника права голоса в Тайном Совете.
Безусловно, идея быстрого обогащения незаконным путем вводит в соблазн многих политиков Земли. Что в принципе понятно. Кого-то из наших, наверное, тоже бы попутал черт, когда бы в Мирах население исчислялось сотнями миллионов людей…
Стоит обратить внимание и на такой факт: отчего в Мирах так мало диссидентов? Где политическая оппозиция? Ее практически нет. Нет потому, что у вас всегда есть выбор — если вам не нравится политическая система и государственное устройство Мира, в котором вы живете, вы легко переселитесь на другую орбитальную станцию. Неожиданно до меня дошло, что политический спектр Миров чрезвычайно широк. Систем и партий в них больше, чем по всей Земле было за последнюю сотню лет!
А по поводу «Виноградной Косточки» должна заметить — это одно из самых тихих мест, которые я видела в Нью-Йорке. И цены здесь очень низкие. Так дело обстоит, вероятно, потому, что ресторан находится на безлюдной и далекой окраине Нью-Йорка, практически за городом. Представьте, большой бокал вполне сносного вина стоит всего три доллара! Надо приехать сюда вместе с Бенни.
19 сентября. Увлеклась курсом «Новая политика». Я ещё в своем университете узнала, что на Земле солидные, с многовековой историей лобби фактически были основаны бандитами и пиратами. Теперь мне представилась редкая возможность в деталях проследить эволюцию лобби: шантаж и взятки — основные инструменты теневиков. Американская история замешана на грязных деньгах!
Сегодня в «Космос-клубе» посмотрела программу «Новости Миров». Программу вела Джулис Хаммонд. Я измерила свой пульс: ни одного лишнего удара. Никакой ностальгии. А вечер, в связи с предстоящими выборами, перенесен на следующую неделю, на среду.
Клэр Освальд посчитала своим долгом предупредить меня, что я связалась с опасными людьми, с грязной компанией. Клэр живет с Кайз на одном этаже. Соседки-студентки стараются держаться от Кайз подальше. Долорес добавила к этому, что «Виноградная Косточка» скорее всего находится под негласным надзором полиции или спецслужб. Мораль — об этом в первую очередь надо помнить именно мне, потому что я иностранка.
Может, взять с собой в «Виноградную Косточку» не Бенни, а Хокинса? И поглядеть, не кивнет ли там ненароком Хокинс кому-нибудь из своих?
20 сентября. «Мир тесен!» — восклицают земляне, имея в виду свои необъятные просторы. Правда, однако, заключается в том, что одним из завсегдатаев «Косточки» является Бенни Аронс. Бенни знаком с Уиллом. Уилл Аронсу не симпатичен, это я поняла. Кстати, Бенни пригласил меня съездить в «Виноградную Косточку», а не я его. Похоже, Аронс решил, что я уже вполне созрела для подобных вылазок.
Я буквально высмеяла Аронса: разве будет настоящий поэт пачкать руки в политике? Или Аронс — не настоящий поэт? Аронс ответил, что сейчас он — непризнанный человечеством правовед. Что он этим хотел сказать, мне, вероятно, ещё предстоит узнать.
В общежитии мы наскоро перекусили бутербродами из автоматов и отправились в Ист-Ривер. Вечером владельцы ресторана явно не могли пожаловаться на нехватку посетителей. Уилл в тот вечер отсутствовал, чему я была весьма рада, а Лилиан и Мухаммед оказались тут как тут — мы сели за один столик, и я проболтала с ними часа два.
Это красивая пара. Красивая не только потому, что они прекрасно смотрятся вместе. Они знакомы друг с другом всего семь месяцев, но их отношения столь глубоки и серьезны, словно Лилиан и Мухаммед прожили вместе долгую, трудную и счастливую жизнь.
Они поведали мне, что собираются эмигрировать на Циолковский. Я попыталась их отговорить: Циолковский — безрадостный Мир. Жить там — сущее наказание, на мой взгляд. Люди стараются построить там свой собственный рай на отдельно взятой, отгороженной от всех остальных Миров «железным занавесом» орбитальной станции. Своего рода пионеры, первопроходцы. Быть может, в чем-то я ошибаюсь, предвзято оценивая энтузиазм строителей Мира Циолковского, и просто во мне не силен этот пионерский запал?
Я объяснила влюбленным, что граждане Мира Циолковского, к несчастью, не очень гостеприимны. И вряд ли оплатят перелет Лилиан и Мухаммеда на орбиту, разве что сочтут, что специальности, которыми владеют молодые люди, в большом дефиците на станции. Увы, это не так. Мухаммед — философ, специальность — этика. Лилиан — инженер-электронщик, профессия, распространенная и на Земле, и в Мирах. К тому же Стерн — еврейка. Не верующая, не иудейка, не талмудистка… Но какая-то пометка в личном деле непременно будет. Им нужны не просто законопослушные граждане, но верноподданные — на сто процентов.
Я пожалела молодых и не стала упоминать об Общем Иммиграционном Пакте, Сначала Стерн и Твелву предстоит добраться до Ново-Йорка или какого-то иного Мира и доказать, что они прибыли на орбиту с добрыми и честными намерениями. Только потом на Циолковском подумают: а не принять ли нам этих двоих в свою коммуну? Но и решив их принять, сделают это не с распростертыми объятиями. Каждый из Миров нуждается прежде всего в дешевой рабочей силе, готовой убирать дерьмо, — именно этим и суждено будет заниматься Лилиан и Мухаммеду до конца своих дней.
Я не смогла отговорить людей от полета на Циолковский. Но все же посеяла в их душах по зернышку сомнения. А так… Я была бы рада видеть их на орбите. Но только не на Циолковском — задохнувшихся под серым ватным одеялом старой Революции.
У меня появилось ощущение, что в «Виноградной Косточке» происходит и нечто такое, что мне пока не открылось. Не исключено, конечно, что мне просто передалось беспокойство Долорес, и я потихоньку становлюсь шизофреничкой. И всетаки какая-то тайна витает над этими свечами и над головами Лилиан, Мухаммеда и Бенни — это заметно по тому, как они переглядываются между собой. Бенни сегодня необычайно серьезен. А впрочем, все мои сегодняшние выводы — на уровне ощущений. Никаких факторов.
В рассказе «Украденное письмо» Эдгар По утверждает: если хочешь спрятать какую-либо вещь, положи её на самое видное место. Исходя из этой логики — не является ли «Виноградная Косточка» тихим гнездышком, полным революционеров?
Мы покинули ресторан в третьем часу ночи. Бенни, вооруженный своим знаменитым ножом, провожал меня до самого дома. Мы поднялись ко мне в комнату, и я угостила Аронса чашкой чая. За чаем мы толковали с Бенни о Джеймсе и Фицджеральде. Бенни вновь стал самим собой — раскованный, оживленный, он блистал остроумием. Я ожидала «увертюры» к секс-балету, все-таки глубокая ночь, мы одни, и я сама заманила Аронса наверх, но «увертюры» не последовало. Аронс — гомосексуалист? Или он дал обет воздержания? А может, кто-то затмил меня в его глазах, и не я самое восхитительное создание в мире? Скромно имею в виду всю Вселенную. Тянет перечитать последнее письмо Дэниела. Перечитать в одиночку.
21 сентября. Забыла упомянуть об одном вчерашнем событии. Еще до встречи с Бенни я виделась на семинаре с Хокинсом и Лу. Они посоветовали мне попробовать себя в каком-нибудь новом для меня виде спорта. Принцип: если не вычисляется траектория полета мяча, то совсем не надо мяча. Они сказали, что, если мне и удастся перестроить весь свой рефлексо-двигательный аппарат на земной лад и выучиться играть в гандбол или волейбол на Земле, это сослужит мне плохую службу в Ново-Йорке. Там, на спортплощадках, придется начинать все сначала.
Хокинс предложил мне заняться фехтованием. Он очень удивился, узнав, что я никогда не держала в руках никакого оружия и даже не ведаю, с какой стороны за него браться. Кажется, я хохотала чуть ли не до коликов в животе. В спортцентре есть секция фехтования. Группа новичков занимается утром по четвергам. Так что сегодня я начну.
Они практикуют два вида фехтования, или две «школы»: спортивное фехтование и самооборона. Полагаю, Хокинс был уверен, что я выберу «самооборону». Тихое мирное времяпрепровождение. Смешной человек! Уж если я несусь куданибудь, то непременно — сломя голову!
Поначалу ты выглядишь на дорожке страшно неуклюжей. Позы и шаги кажутся тебе надуманными, искусственными. Но мало-помалу ты втягиваешься. Я никогда прежде не занималась требующим физических усилий видом спорта, в котором должна была бы одолевать, переигрывать партнера-соперника. Шахматы в этом плане — ясно, не в счет. А тут, на дорожке, только-только оперившиеся новички уже старались держаться с грацией балетных танцоров. Физическая нагрузка притом достаточно велика, это мне подходит. Я сразу ощутила, как отяжелели икры ног.
На семинаре «Развлечения» сегодня мы вновь знакомились с музыкой двадцатого века. В течение двух часов слушали джаз, рок, блюзы. О диксиленде, правда, никто и не заикнулся.
26 сентября. Не бралась за дневник несколько дней. Их я провела в больнице. Трудно даже писать об этом.
В четверг вечером прямо у входа в общежитие на меня напал какой-то жлоб. Я как раз возвращалась домой после ужина. Дело происходило в двух шагах от подъезда. Он накинулся на меня сзади, зажал мне рот ладонью, приставил к горлу нож и приказал бросить сумку на землю. Я бросила, и детина ногой отшвырнул её в сторону.
Он перерезал пояс на моих брюках, спустил их, затем стал рвать нижнее белье. И в этот момент я стукнула его что было сил. Он убрал ладонь с моего рта, и я закричала. Я даже не почувствовала, как он вонзил мне в ягодицу нож. Потом он швырнул меня на землю — я продолжала кричать Он дважды ударил меня головой о тротуар, лицом, лбом, схватил за волосы и дернул их на себя. Я все ещё визжала, когда он пытался перерезать мне горло. Но тут двери подъезда распахнулись, и шестеро или семеро парней выскочили из общежития на лестницу. Когда они оторвали от меня этого кретина, я, по-моему, уже совсем не воспринимала боль. Но помню, как парни молотили моего обидчика ногами. Надо мной склонилась женщина. Она приподняла мою голову, положила её себе на колено, и я смутно, словно сквозь сон, услышала вой сирены.
Последующие два дня я провела как в тумане, накачанная обезболивающими лекарствами и транквилизаторами. Диагноз: перелом носа, легкое сотрясение мозга, три выбитых зуба, вывих плечевого сустава, неглубокая ножевая рана под подбородком, глубокая колотая рана в левой ягодице. И вся я — в царапинах и в синяках.
Нападавший и впрямь намеревался убить меня. Полагаю, он сначала хотел убить меня и лишь потом, ещё тепленькую, изнасиловать. Боже, что за зверь! Опомниться не могу. Как только подумаю о нем — сердце переполняется гневом. И страхом. Мне сообщили, что сейчас он практически уже не жилец на этом свете. Спасители мои постарались. Надеюсь, он умрет. Страстно желаю ему смерти. И очень хочу домой.
27сентября. Чувствую себя лучше. Медики обработали все раны, в первый же день вставили мне новые зубы, но выписывать меня из больницы не спешат — обследуют и проводят курс терапии. Курс помогает. Иначе я по-прежнему плакала бы, не переставая. Иногда я плакала по нескольку часов подряд. Похоже, полностью теряла самообладание.
Не знаю, правда, чем и как меня отхаживали, потому что курс лечения проводился в основном тогда, когда я находилась в состоянии гипнотического сна. Каждое утро ко мне в палату заходит врач, осматривает меня. Сегодня в разговоре со мной он заметил, что моя речь весьма путана, но это всего лишь побочный эффект воздействия лекарств. Речь скоро восстановится. Ну, да я и сама понимаю что к чему. Приму лекарства — и горожу всякую чушь.
На днях появлялся Бенни. Он принес кое-какие мои книги, Я отослала Бенни прочь и сделала это в весьма грубой форме. Не хочу, чтоб он видел, как я плачу: слезы сами текут из глаз, помимо воли. И вообще я не желаю видеть никого из мужчин. Насмотрелась, с меня достаточно. Сегодня много посетителей. Забегала Кайз. Мы с ней слегка помыли косточки противоположному полу и посочувствовали им: что с них возьмешь? Неполноценные особи. Когда пришел Бенни, мы тут же сменили тему разговора — после посещения «Виноградной Косточки» меня не удивляет, что Бенни и Кайз знакомы, — немного поиграли в карты, и гости мои отправились на занятия. Затем нагрянули Лу и Хокинс. Они, как было мне сказано, завернули в больницу по дороге в университет. Лу оставил мне кассету с записью лекций, прочитанных студентам в понедельник, и пообещал вечером принести новые. Хокинс сообщил, что ему удалось связаться с одним из своих приятелей из департамента полиции Нью-Йорка, и тот выдал Хокинсу следующую информацию: на счету человека, напавшего на меня, похоже, как минимум пять за последние два года жертв — убитых и изнасилованных. Сейчас психиатры определяют, вменяем ли убийца.
Удивляюсь, как это ей удалось достать разрешение на рождение ребенка? Пришлось немало, видать, похлопотать. Но стоит ли овчинка выделки?
Сегодня днем меня навестила и провела у меня несколько часов Джоанна Кайз. Она живет на тридцать шестом этаже — чуть ниже меня — и учится на последнем курсе университета. Специальность: политика и исполнительная власть. Джоанна — личность эксцентричная, а внешне — весьма привлекательная. Энергия бьет через край. Выглядит ярко. В этой четверти у нас с ней есть один общий курс — «Бизнес». Выпускники с её специальностью — обычно знакомятся с подобными курсами куда раньше.
Ей интересно, как делается бизнес в НовоЙорке. И не только всякие образцово-показательные моменты типа: из чего складываются доходы и как эта часть соотносится с расходной. Джоанну интересует в основном Зазеркалье — подводные течения, закулисная возня. Кто за кем стоит, кто предположительно пройдет на выборах, а кто — нет, у кого в настоящее время в руках реальные рычаги власти? Я задала Кайз несколько аналогичных вопросов, касающихся политики и бизнеса в Америке, и получила целый ряд на удивление обстоятельных и тонких по мысли ответов.
Я всегда считала, что дореволюционная система управления государством была более продумана, чем сегодняшняя. Но она позволяла концентрировать в руках у одного человека неоправданно много власти. Кайз заметила: раньше люди, по крайней мере, точно знали, что за человек стоит у штурвала. Теперь картина иная: тот, кто представляет лобби в Конгрессе, никогда в действительности не принимает серьезных решений. Истинные лидеры трудно вычисляемы и никогда не несут перед обществом ответственности за свои действия. Если марионетка попадает впросак, её тут же приносят в жертву общественному мнению и заменяют другой марионеткой.
Не сомневаюсь в том, что Джоанна права — права, по крайней мере, применительно к сегодняшнему дню. Сомневаюсь в том, что этим исчерпывается вся правда. Если какие-либо партии или блоки постоянно действуют вразрез с интересами народа, много ли голосов соберут они на выборах? На мой вопрос Кайз ответила, что воздушные замки создаются циниками: результаты выборов отражают только одно — сколько денег потратили те или иные лоббисты на рекламную кампанию.
Что ж, это только подтверждает общепринятое у нас мнение — мол-де, кроты готовы круглые сутки сидеть у экранов домашних телекубов. Но если с этим согласиться, то кто же те люди, что наводняют улицы городов Земли? Как они представляют себе развитие сложнейшего, и в социальном, и в техническом отношении, общества и кого поддерживают в качестве избирателей? У каждого из них ветер в голове, что ли? Чушь.
Взгляд Кайз на политику показался мне несколько прямолинейным. Идеальной власти не существует; в идее любой системы заложена определенная доля осознанной лжи. Благо уже то, что и в Америке, и в Ново-Йорке создана избирательная система, действительно соответствующая духу времени. А вы посмотрите на Англию или на Советский Союз… У нас, по крайней мере, воля народа хоть время от времени оказывает реальное влияние на действия руководителей государств. И, в принципе, ситуация может в корне измениться в любой момент.
В чем-то я не согласна с Джоанной; но сама она мне очень нравится. Женщина огонь, она не боится ставить перед собой труднейшие вопросы и пытается честно ответить на них. А ведь так много моих сверстников стараются пробиться наверх и в бизнесе, и в политике, просто-напросто приспосабливаясь к обстоятельствам и, как говорится, протирая штаны на студенческих скамьях и в чиновничьих креслах!
Джоанне хотелось вытащить меня из общежития на улицу и отвезти выпить в Ист-Ривер, но я и тут отказалась. Я намеревалась готовиться к семинару по Крейну. Мне предстояло прочитать кое-какую критику по творчеству Крейна. Мне не хотелось оплошать в глазах Шауманна. Иначе я бы на долгое время сделалась настоящей трезвенницей, вновь завоевывая у Шауманна потерянный авторитет. Я пообещала Джоанне, что мы съездим в Ист-Ривер на следующей неделе. Кайз сказала мне, что там собираются прелюбопытнейшие личности и многие из них весьма здраво рассуждают о политике.
И вот мне пришло в голову, что я не столько живу среди всех этих людей, сколько изучаю их. Вот уж «энтомолог» выискался! (Пример. Кайз Джоанна, рост 150 см, вес 40 кг, кожа смуглая, волосы короткие, черные, цвет глаз — угольночерный, нос с горбинкой, телосложение подростка, в одежде отсутствует стиль; склонна высказывать радикальные взгляды, но с известной долей цинизма; остроумна, эрудированна. Вероятно, поддерживает со мной контакт вовсе не потому, что интересуется политикой Ново-Йорка. По-моему, её больше занимает вопрос: чью сторону приму я здесь, на Земле?) Замечают ли окружающие мое увлечение «энтомологией»?
16 сентября. Провела в библиотеке целый день. А до этого у нас была лабораторная по «Развлечениям». Нас знакомили с американским фольклором. Банджо — очень своеобразный инструмент. До сих пор я слышала банджо лишь в составе оркестра, аккомпанемент — ритм, диксиленд. Сегодня на банджо не бренчали. Музыкант перебирал струны, как на соло-гитаре, и делал это просто виртуозно. Партия была заучена им наизусть. Казалось, он грезит наяву и абсолютно не обращает внимания на свои пальцы. Второй музыкант играл на скрипке и вел себя совершенно иначе. Он рассматривал струны и гриф как бы с изумлением: неужели скрипка так прекрасно поет в моих руках?! Скрипач, большой и толстый, был обладателем широкой седой бороды. Я поразилась, как он играет своими длиннющими пальцами на маленькой скрипочке. На мой взгляд, ему требовался инструмент покрупнее, например контрабас. Толстяк смычком высекал из струн нежнейшую мелодию. К семинару по менеджменту мы готовились в читальном зале библиотеки, потому что нашим домашним заданием был анализ двух дюжин газет. Газеты мы отбирали по своему вкусу. К нам в общежитие они не поступали. Те из студентов, кто мог позволить себе раскошелиться на аренду множительной техники, быстро сделали копии и понесли их домой. Я и Хокинс такой возможностью не располагали и поэтому проторчали в читалке целый день, выписывая из статей цитаты. Я обнаружила ещё одну привлекательную черточку у Хокинса: он не богат.
17 сентября. С утра до вечера читала Крейна и литературу об его творчестве. Хороший писатель, но трудно привыкнуть к его стилевой манере, к использованию архаизмов и диалектных форм: «Чтобъ имъ однолично ни въ чемъ нужи ни которыя не было, а жили бъ и ходили просты…» Я долго соображала, прежде чем поняла — это ведь и о вольной судьбе Миров!
18 сентября. Я изрядно нервничала, идя на собеседование по Крейну, но все обошлось. Шауманн дает студенту задание изучить творчество того или иного автора, и «перескочить» через данный зачет нельзя. Не явился — приходи через месяц. В течение получаса Шауманн экзаменует студента по биографии и книгам писателя, затемвы берете себе новую тему. Оценки не ставятся. Шауманн уверяет, что придерживается этой системы исключительно из-за своей лени. На самом же деле таким образом он обеспечивал себе полную преподавательскую часовую нагрузку и убивал при том сразу двух зайцев: вопросы, которые он готовил своей жертве, «не повисали в воздухе», а студент усваивал программу в срок.
Сразу после пары «Религии Америки» я отправилась в Ист-Ривер на встречу с Кайз. Ист-Ривер — маленький городок, построенный на речке с одноименным названием около двадцати лет назад группой земледельцев. Вскоре они обанкротились. Суд до сих пор не разобрался с мешками документов, в которых оказалось много путаницы. Городок стал на время ничейным, бесхозным. Здесь нет больших зданий, которые можно было бы заселить или сдать под производственные площади. Однако вдоль речки стоят блочные коробки, совершенно пустые. Над водой высится недостроенная конструкция моста. Пространство между опорами и балками затянуто, в целях безопасности, металлической сеткой. Забравшись на мост, вы видите буксиры, баржи и катера, идущие вверх и вниз по реке прямо у вас под ногами.
Мы встретились с Кайз в заведении с философским названием «Месть Виноградной Косточки». Кайз сидела в углу просторного помещения, которое в свое время, очевидно, предназначалось под товарный склад и занимало примерно одну двенадцатую территории торгового комплекса.
Меня здесь поразила акустика — нечто невероятное! Место, на мой взгляд, никак не годилось для политических сходок, для сборищ революционеров и тайных заговоров. Слова звучали звонко, как на сцене; обыкновенный шепот становился эффектным театральным шепотом. Электричества не было, и свет из окон, из-за их отсутствия, тоже не падал. На каждом столике стояло по свече, народ тем и довольствовался. Разномастная, на свалках собранная, что ли, мебель была беспорядочно расставлена на холодном полу. Я бы не удивилась, различив на стене портреты Ковальского и Ленина.
Кайз заприметила меня, несмотря на то, что я блуждала по залу почти впотьмах. Я пробиралась меж столов в основном на ощупь. Но вскоре и мои глаза привыкли к слабому свету. Кайз провела меня к заменяющей стол старой деревянной двери, к которой хозяева приколотили ножки. Кайз представила меня трем своим друзьям.
Один из них выглядел как заправский революционер. Его звали Уилл. Фамилии, как и принадлежность к клану, тут не сообщались. Маленькое обезьянье лицо Уилла обрамляли курчавые баки, борода и растрепанная шевелюра. Легкий, мосластый, подвижный, он носил рабочую спецовку. Хотя на мой вопрос: «Чем Уилл занимается?» — он ответил, что сидит и размышляет. Двое других моих новых знакомых представились студентами. Они обращались друг с другом с неподдельной нежностью. Это были, вне всякого сомнения, настоящие влюбленные. Изящная, бледная, как будто она из Ново-Йорка, блондинка Лилиан Стерн прекрасно смотрелась в паре с высоким негром Мухаммедом Твелвом. Негр был приятно удивлен, когда узнал, что мне известно, как знаменита в Африке фамилия Твелв. Мы выяснили, что великий Твелв, доводился прапрадеду Мухаммеда родным братом. То было кровавое время.
В «Виноградной Косточке» мне предстояло выдержать своеобразное собеседование. Я уже знала, что ранее подобный экзамен устраивался и для Кайз. Процедура оказалась не из приятных. Вопросы задавал в основном Уилл. По отношению ко мне он держался очень высокомерно. В его голосе звучали злые, враждебные нотки, хотя сами вопросы облекались в весьма корректную форму. Когда Уилл открывал рот, остальные замолкали и ловили каждое слово лидера. Да, Уилл привык тут лидировать, это бросалось в глаза.
Боюсь, я слегка переиграла, уходя от прямых ответов. Не то чтобы я намеренно искажала факты и откровенно пудрила Уиллу мозги, — я просто выдавала ему то, что он ожидал от меня услышать. Пожалуй, я не удержалась от искушения немного побесить его.
Уилл: — Предположим, оба Координатора — люди бесчестные.
Я: — На то они и политики.
Уилл: — Хорошо. Что мешает им попирать законы и злоупотреблять властью, получая мзду за многомиллионные операции по импорту и экспорту?
Я: — Через их руки постоянно проходят десятки миллионов долларов.
Уилл: — Но, в конце концов, они обязаны отчитываться перед своими налогоплательщиками, парламентом. Кроме того, здесь на Земле существует таможенная служба.
Я: — В Торговой палате их слово решающее.
Уилл: — Ваш прогноз. Во сколько будет оценена привилегия получить доступ к шлангу с кислородом?
Я: — Вы, наверное, имеете в виду водород? Кислород мы сами производим. За водород придется раскошелиться, это точно.
И так далее. Конечно же, о многом я умолчала. О том, например, что никто не рассчитывается за водород деньгами. Это наш чистый бартер с Америкой: ваш водород — наша сталь. Что же касается Координатора и его возможностей наварить себе миллионы… Что он станет с ними дедать? Пересчитывать под подушкой? Чтобы потратить хоть часть крупной суммы, Координатору придется лететь на Землю или на Девон. Но разве не будет там отслежен буквально каждый шаг столь высокопоставленного лица? Обязательно будет. Гарантия тому — Тайный Совет, в который, по Положению, входят экс-Координаторы. Они тотчас лишат Координатора-взяточника права голоса в Тайном Совете.
Безусловно, идея быстрого обогащения незаконным путем вводит в соблазн многих политиков Земли. Что в принципе понятно. Кого-то из наших, наверное, тоже бы попутал черт, когда бы в Мирах население исчислялось сотнями миллионов людей…
Стоит обратить внимание и на такой факт: отчего в Мирах так мало диссидентов? Где политическая оппозиция? Ее практически нет. Нет потому, что у вас всегда есть выбор — если вам не нравится политическая система и государственное устройство Мира, в котором вы живете, вы легко переселитесь на другую орбитальную станцию. Неожиданно до меня дошло, что политический спектр Миров чрезвычайно широк. Систем и партий в них больше, чем по всей Земле было за последнюю сотню лет!
А по поводу «Виноградной Косточки» должна заметить — это одно из самых тихих мест, которые я видела в Нью-Йорке. И цены здесь очень низкие. Так дело обстоит, вероятно, потому, что ресторан находится на безлюдной и далекой окраине Нью-Йорка, практически за городом. Представьте, большой бокал вполне сносного вина стоит всего три доллара! Надо приехать сюда вместе с Бенни.
19 сентября. Увлеклась курсом «Новая политика». Я ещё в своем университете узнала, что на Земле солидные, с многовековой историей лобби фактически были основаны бандитами и пиратами. Теперь мне представилась редкая возможность в деталях проследить эволюцию лобби: шантаж и взятки — основные инструменты теневиков. Американская история замешана на грязных деньгах!
Сегодня в «Космос-клубе» посмотрела программу «Новости Миров». Программу вела Джулис Хаммонд. Я измерила свой пульс: ни одного лишнего удара. Никакой ностальгии. А вечер, в связи с предстоящими выборами, перенесен на следующую неделю, на среду.
Клэр Освальд посчитала своим долгом предупредить меня, что я связалась с опасными людьми, с грязной компанией. Клэр живет с Кайз на одном этаже. Соседки-студентки стараются держаться от Кайз подальше. Долорес добавила к этому, что «Виноградная Косточка» скорее всего находится под негласным надзором полиции или спецслужб. Мораль — об этом в первую очередь надо помнить именно мне, потому что я иностранка.
Может, взять с собой в «Виноградную Косточку» не Бенни, а Хокинса? И поглядеть, не кивнет ли там ненароком Хокинс кому-нибудь из своих?
20 сентября. «Мир тесен!» — восклицают земляне, имея в виду свои необъятные просторы. Правда, однако, заключается в том, что одним из завсегдатаев «Косточки» является Бенни Аронс. Бенни знаком с Уиллом. Уилл Аронсу не симпатичен, это я поняла. Кстати, Бенни пригласил меня съездить в «Виноградную Косточку», а не я его. Похоже, Аронс решил, что я уже вполне созрела для подобных вылазок.
Я буквально высмеяла Аронса: разве будет настоящий поэт пачкать руки в политике? Или Аронс — не настоящий поэт? Аронс ответил, что сейчас он — непризнанный человечеством правовед. Что он этим хотел сказать, мне, вероятно, ещё предстоит узнать.
В общежитии мы наскоро перекусили бутербродами из автоматов и отправились в Ист-Ривер. Вечером владельцы ресторана явно не могли пожаловаться на нехватку посетителей. Уилл в тот вечер отсутствовал, чему я была весьма рада, а Лилиан и Мухаммед оказались тут как тут — мы сели за один столик, и я проболтала с ними часа два.
Это красивая пара. Красивая не только потому, что они прекрасно смотрятся вместе. Они знакомы друг с другом всего семь месяцев, но их отношения столь глубоки и серьезны, словно Лилиан и Мухаммед прожили вместе долгую, трудную и счастливую жизнь.
Они поведали мне, что собираются эмигрировать на Циолковский. Я попыталась их отговорить: Циолковский — безрадостный Мир. Жить там — сущее наказание, на мой взгляд. Люди стараются построить там свой собственный рай на отдельно взятой, отгороженной от всех остальных Миров «железным занавесом» орбитальной станции. Своего рода пионеры, первопроходцы. Быть может, в чем-то я ошибаюсь, предвзято оценивая энтузиазм строителей Мира Циолковского, и просто во мне не силен этот пионерский запал?
Я объяснила влюбленным, что граждане Мира Циолковского, к несчастью, не очень гостеприимны. И вряд ли оплатят перелет Лилиан и Мухаммеда на орбиту, разве что сочтут, что специальности, которыми владеют молодые люди, в большом дефиците на станции. Увы, это не так. Мухаммед — философ, специальность — этика. Лилиан — инженер-электронщик, профессия, распространенная и на Земле, и в Мирах. К тому же Стерн — еврейка. Не верующая, не иудейка, не талмудистка… Но какая-то пометка в личном деле непременно будет. Им нужны не просто законопослушные граждане, но верноподданные — на сто процентов.
Я пожалела молодых и не стала упоминать об Общем Иммиграционном Пакте, Сначала Стерн и Твелву предстоит добраться до Ново-Йорка или какого-то иного Мира и доказать, что они прибыли на орбиту с добрыми и честными намерениями. Только потом на Циолковском подумают: а не принять ли нам этих двоих в свою коммуну? Но и решив их принять, сделают это не с распростертыми объятиями. Каждый из Миров нуждается прежде всего в дешевой рабочей силе, готовой убирать дерьмо, — именно этим и суждено будет заниматься Лилиан и Мухаммеду до конца своих дней.
Я не смогла отговорить людей от полета на Циолковский. Но все же посеяла в их душах по зернышку сомнения. А так… Я была бы рада видеть их на орбите. Но только не на Циолковском — задохнувшихся под серым ватным одеялом старой Революции.
У меня появилось ощущение, что в «Виноградной Косточке» происходит и нечто такое, что мне пока не открылось. Не исключено, конечно, что мне просто передалось беспокойство Долорес, и я потихоньку становлюсь шизофреничкой. И всетаки какая-то тайна витает над этими свечами и над головами Лилиан, Мухаммеда и Бенни — это заметно по тому, как они переглядываются между собой. Бенни сегодня необычайно серьезен. А впрочем, все мои сегодняшние выводы — на уровне ощущений. Никаких факторов.
В рассказе «Украденное письмо» Эдгар По утверждает: если хочешь спрятать какую-либо вещь, положи её на самое видное место. Исходя из этой логики — не является ли «Виноградная Косточка» тихим гнездышком, полным революционеров?
Мы покинули ресторан в третьем часу ночи. Бенни, вооруженный своим знаменитым ножом, провожал меня до самого дома. Мы поднялись ко мне в комнату, и я угостила Аронса чашкой чая. За чаем мы толковали с Бенни о Джеймсе и Фицджеральде. Бенни вновь стал самим собой — раскованный, оживленный, он блистал остроумием. Я ожидала «увертюры» к секс-балету, все-таки глубокая ночь, мы одни, и я сама заманила Аронса наверх, но «увертюры» не последовало. Аронс — гомосексуалист? Или он дал обет воздержания? А может, кто-то затмил меня в его глазах, и не я самое восхитительное создание в мире? Скромно имею в виду всю Вселенную. Тянет перечитать последнее письмо Дэниела. Перечитать в одиночку.
21 сентября. Забыла упомянуть об одном вчерашнем событии. Еще до встречи с Бенни я виделась на семинаре с Хокинсом и Лу. Они посоветовали мне попробовать себя в каком-нибудь новом для меня виде спорта. Принцип: если не вычисляется траектория полета мяча, то совсем не надо мяча. Они сказали, что, если мне и удастся перестроить весь свой рефлексо-двигательный аппарат на земной лад и выучиться играть в гандбол или волейбол на Земле, это сослужит мне плохую службу в Ново-Йорке. Там, на спортплощадках, придется начинать все сначала.
Хокинс предложил мне заняться фехтованием. Он очень удивился, узнав, что я никогда не держала в руках никакого оружия и даже не ведаю, с какой стороны за него браться. Кажется, я хохотала чуть ли не до коликов в животе. В спортцентре есть секция фехтования. Группа новичков занимается утром по четвергам. Так что сегодня я начну.
Они практикуют два вида фехтования, или две «школы»: спортивное фехтование и самооборона. Полагаю, Хокинс был уверен, что я выберу «самооборону». Тихое мирное времяпрепровождение. Смешной человек! Уж если я несусь куданибудь, то непременно — сломя голову!
Поначалу ты выглядишь на дорожке страшно неуклюжей. Позы и шаги кажутся тебе надуманными, искусственными. Но мало-помалу ты втягиваешься. Я никогда прежде не занималась требующим физических усилий видом спорта, в котором должна была бы одолевать, переигрывать партнера-соперника. Шахматы в этом плане — ясно, не в счет. А тут, на дорожке, только-только оперившиеся новички уже старались держаться с грацией балетных танцоров. Физическая нагрузка притом достаточно велика, это мне подходит. Я сразу ощутила, как отяжелели икры ног.
На семинаре «Развлечения» сегодня мы вновь знакомились с музыкой двадцатого века. В течение двух часов слушали джаз, рок, блюзы. О диксиленде, правда, никто и не заикнулся.
26 сентября. Не бралась за дневник несколько дней. Их я провела в больнице. Трудно даже писать об этом.
В четверг вечером прямо у входа в общежитие на меня напал какой-то жлоб. Я как раз возвращалась домой после ужина. Дело происходило в двух шагах от подъезда. Он накинулся на меня сзади, зажал мне рот ладонью, приставил к горлу нож и приказал бросить сумку на землю. Я бросила, и детина ногой отшвырнул её в сторону.
Он перерезал пояс на моих брюках, спустил их, затем стал рвать нижнее белье. И в этот момент я стукнула его что было сил. Он убрал ладонь с моего рта, и я закричала. Я даже не почувствовала, как он вонзил мне в ягодицу нож. Потом он швырнул меня на землю — я продолжала кричать Он дважды ударил меня головой о тротуар, лицом, лбом, схватил за волосы и дернул их на себя. Я все ещё визжала, когда он пытался перерезать мне горло. Но тут двери подъезда распахнулись, и шестеро или семеро парней выскочили из общежития на лестницу. Когда они оторвали от меня этого кретина, я, по-моему, уже совсем не воспринимала боль. Но помню, как парни молотили моего обидчика ногами. Надо мной склонилась женщина. Она приподняла мою голову, положила её себе на колено, и я смутно, словно сквозь сон, услышала вой сирены.
Последующие два дня я провела как в тумане, накачанная обезболивающими лекарствами и транквилизаторами. Диагноз: перелом носа, легкое сотрясение мозга, три выбитых зуба, вывих плечевого сустава, неглубокая ножевая рана под подбородком, глубокая колотая рана в левой ягодице. И вся я — в царапинах и в синяках.
Нападавший и впрямь намеревался убить меня. Полагаю, он сначала хотел убить меня и лишь потом, ещё тепленькую, изнасиловать. Боже, что за зверь! Опомниться не могу. Как только подумаю о нем — сердце переполняется гневом. И страхом. Мне сообщили, что сейчас он практически уже не жилец на этом свете. Спасители мои постарались. Надеюсь, он умрет. Страстно желаю ему смерти. И очень хочу домой.
27сентября. Чувствую себя лучше. Медики обработали все раны, в первый же день вставили мне новые зубы, но выписывать меня из больницы не спешат — обследуют и проводят курс терапии. Курс помогает. Иначе я по-прежнему плакала бы, не переставая. Иногда я плакала по нескольку часов подряд. Похоже, полностью теряла самообладание.
Не знаю, правда, чем и как меня отхаживали, потому что курс лечения проводился в основном тогда, когда я находилась в состоянии гипнотического сна. Каждое утро ко мне в палату заходит врач, осматривает меня. Сегодня в разговоре со мной он заметил, что моя речь весьма путана, но это всего лишь побочный эффект воздействия лекарств. Речь скоро восстановится. Ну, да я и сама понимаю что к чему. Приму лекарства — и горожу всякую чушь.
На днях появлялся Бенни. Он принес кое-какие мои книги, Я отослала Бенни прочь и сделала это в весьма грубой форме. Не хочу, чтоб он видел, как я плачу: слезы сами текут из глаз, помимо воли. И вообще я не желаю видеть никого из мужчин. Насмотрелась, с меня достаточно. Сегодня много посетителей. Забегала Кайз. Мы с ней слегка помыли косточки противоположному полу и посочувствовали им: что с них возьмешь? Неполноценные особи. Когда пришел Бенни, мы тут же сменили тему разговора — после посещения «Виноградной Косточки» меня не удивляет, что Бенни и Кайз знакомы, — немного поиграли в карты, и гости мои отправились на занятия. Затем нагрянули Лу и Хокинс. Они, как было мне сказано, завернули в больницу по дороге в университет. Лу оставил мне кассету с записью лекций, прочитанных студентам в понедельник, и пообещал вечером принести новые. Хокинс сообщил, что ему удалось связаться с одним из своих приятелей из департамента полиции Нью-Йорка, и тот выдал Хокинсу следующую информацию: на счету человека, напавшего на меня, похоже, как минимум пять за последние два года жертв — убитых и изнасилованных. Сейчас психиатры определяют, вменяем ли убийца.