Страница:
— Не бойся, — сказал Стоук, увидев, как расширились от ужаса глаза старика. — Я не причиню тебе зла.
Разрезав стягивавшие монаха путы, Стоук вынул у него изо рта кляп и помог подняться.
— Да благословит тебя Бог, милорд. — Помянув Создателя, монах прикрыл глаза. — Мы уж было подумали, что ты тоже с ними.
— Ты, святой отец, имеешь в виду тех двух негодяев, которые пробрались в монастырь, чтобы убить меня?
— Да, сын мой.
— Но как им удалось проникнуть в обитель?
Стоук присел на корточки, чтобы перерезать путы другого монаха, после чего вручил ему кинжал, принадлежавший первому убийце, и приказал освободить остальных пленников.
— Они приехали в аббатство за несколько минут до того, как здесь появился ты. Прикинувшись монахами нашего ордена, они вошли в ворота аббатства, напали на братьев и связали их. Кстати, сын мой, ты не пострадал? — Монах положил дрожащую руку на мощное предплечье Стоука.
— Бог миловал…
— Чем же нам воздать тебе за твою доброту, милорд? — закричали монахи, освободившиеся с помощью своего собрата.
— У вас есть такая возможность, святые отцы. Если узнаете что-нибудь о тех двух людях, что напали на меня, пошлите гонца с известием в замок Кенилворт.
— Так ты, стало быть, Черный Дракон? — спросил седобородый старик.
— Да, святые отцы, перед вами граф Блэкстоун собственной персоной.
— Я — аббат Хэдриэн, здешний настоятель, — представился седобородый и, указав на монахов, добавил: — Не сомневайтесь, милорд. Наша братия приложит все усилия, чтобы исполнить вашу просьбу.
Выстроившиеся за спиной настоятеля монахи кивнули.
— Спасибо, святые отцы, — сказал Стоук. — Ваша помощь мне была бы очень кстати, поскольку один из убийц удрал, а у меня нет времени его выслеживать.
Мысль о том, что в Кенилворте в его отсутствие могло случиться несчастье, не давала ему покоя.
— Вы с женой должны остаться у нас хотя бы на несколько дней.
— К сожалению, мне пора уезжать. Уже совсем рассвело, а до моего замка день пути.
— Пойдем, милорд, я провожу тебя. — Аббат, опираясь на посох, вышел в коридор. Стоук последовал за ним.
Аббат остановился и коснулся руки Стоука.
— Возможно, мой вопрос покажется тебе бестактным, милорд, но не принимай мои слова близко к сердцу… Скажи, почему все-таки эти люди хотели убить тебя?
— А вот этого, аббат Хэдриэн, я как раз и не знаю. На протяжении последних шести месяцев на мою жизнь было совершено уже несколько покушений. Чтобы остаться в живых, я должен найти человека, который за всем этим стоит.
— У тебя есть враги?
— Только один. — Стоук подумал о Ларк и нахмурился. — Теперь, впрочем, я в этом уже не уверен.
— А враг этот, часом, не женщина? — Аббат устремил на Стоука проницательный взгляд.
— Женщина.
— Ты прав, милорд. О женщине никогда нельзя сказать наверняка — друг она тебе или враг. Женщина — худший враг мужчины уже потому, что знает о его слабостях.
— Этой женщине я не поддамся, — уверенно заявил Стоук. — Ни за что!
Аббат усмехнулся:
— То же самое, наверное, говорили себе Адам и Самсон. — Старик покачал головой. — Увы, милорд, мужчины падки на женщин, а плоть слаба. По этой причине, милорд, тебе надо молиться Богу и просить Его не вводить тебя во искушение. Мы же со своей стороны сделаем все, чтобы помочь тебе.
— Благодарю, святой отец. И прошу — не надо меня провожать. Я сам найду дорогу.
Двинувшись по коридору к их с Ларк покою, Стоук кожей чувствовал проницательный взгляд аббата, устремленный ему в спину. Старик прав, утверждая, что плоть слаба. Стоук оказался бессилен перед чарами Ларк, когда увидел ее горящие страстью глаза.
То, что Ларк девственница, повергло его в изумление. Стоук сразу же вспомнил ее разговор с братом в лесу, после того как она ударила его кинжалом в спину. Хотя Стоук был тогда в полубессознательном состоянии, он все-таки кое-что запомнил. Помнится, Ларк старалась тогда убедить брата, что вовсе не хотела убивать его.
Стоук вспомнил шотландца и подумал, что тот лгал, называя ее шлюхой. Интересно, в чем еще он тогда солгал? Теперь Стоук не сомневался, что Ларк сказала ему о шотландцах правду. С другой стороны, полностью ей довериться он не мог. Ларк была женщиной, а Сесиль научила его не доверять женщинам. Но и отпускать ее на свободу ему тоже не хотелось. Слишком хорошо Стоук помнил, как она стонала от страсти в его объятиях.
Нет уж, Ларк — его пленница и останется в плену.
Когда наступил вечер, кованые копыта Шехема застучали по деревянному подъемному мосту замка Кенилворт.
Стоук всю дорогу гнал как сумасшедший, останавливаясь только для того, чтобы дать лошади передохнуть. В недолгие минуты отдыха они с Ларк ели хлеб с сыром, которым их снабдили в дорогу монахи.
Казалось, Стоук почему-то очень спешил домой. Ларк же была угнетена, поскольку замку Стоука предстояло стать для нее тюрьмой.
За весь день они не обменялись и парой слов. Зато Стоук подолгу и загадочно смотрел на нее.
Молчание не тяготило Ларк. Она не хотела разговаривать со Стоуком. Мысль о том, что он везет ее в тюрьму, избавила ее от желания вести беседы…
Когда они подъехали к Кенилворту, Ларк увидела могучие башни, стены и бастионы из серого камня. Над бастионами и зубцами главной башни плескались черные штандарты Стоука, украшенные его гербом с изображением дракона. Когда дул ветер, драконы шевелили крыльями и подмигивали красным глазом.
Стоук обманул ее. Замок Кенилворт оказался самым большим из тех, какие видела Ларк. Когда они въехали под арку ворот передового укрепления, глазам Ларк открылась площадка для воинских игр с высоким «квентином» — столбом с деревянным болваном, на котором воины отрабатывали технику конного боя на копьях.
Не останавливаясь, они проехали по грязной дороге к другому мосту. Ларк брезгливо поморщилась — здесь, у рва, опоясывавшего второй ряд стен, пахло человеческими экскрементами. На берегу резвились двое мальчуганов, охотившихся на лягушек. Увидев Стоука, они застыли как вкопанные. Наконец один из них узнал Стоука и помахал ему рукой.
— С приездом, хозяин!
Стоук кивнул им и двинул коня шагом по второму подъемному мосту.
— Рады твоему возвращению, милорд! — крикнул какой-то человек, стоявший у парапета. Потом обратился к стражнику: — Эй, бездельник, хозяин приехал! Отворяй ворота!
Заскрипели массивные железные петли, и тяжелые, окованные металлом створки распахнулись.
Блеснувшие при свете луны металлические полосы на воротах походили на зубы древнего чудовища. Ларк, впрочем, ощущала себя не путешественницей, а незваной гостьей, так как четыре вооруженных стражника, сбежавшиеся к воротной башне, поглядывали на нее не слишком любезно.
Когда они со Стоуком оказались во внутреннем дворе замка, ворота у них за спиной со скрипом затворились, а стальная решетка, служившая дополнительной защитой от вторжения, с грохотом и лязгом опустилась.
Лязг стальных зубьев решетки о каменные плиты, которыми был вымощен двор, отозвался в ушах Ларк траурной музыкой. В эту минуту ей показалось, что она и впрямь попала в логово дракона и выбраться из него ей уже не суждено.
Девушка невольно припала к груди Стоука, но, прикоснувшись к нему, тотчас покраснела от смущения. Она выпрямилась и отстранилась от него. Вообще-то Ларк весь день избегала прикосновений Стоука, но он был такой большой…
Пока Шехем рысил к конюшне, Ларк оглядывалась по сторонам. В замке было на удивление безлюдно и пустынно. Вдоль стен полыхали факелы, вырывая из тьмы очертания квадратного внутреннего двора, точно такого же, как в Сент-Вейле, только гораздо больше. По сторонам двора, у самых стен, ютились многочисленные постройки. Но в отличие от Сент-Вейля, где ее отец распорядился выпустить на волю всех охотничьих соколов и ястребов, объяснив это тем, что благородной птице жить в неволе не подобает, в Кенилворте все было по-другому. Ларк с замиранием сердца вглядывалась в развешанные вдоль стен маленькие домики-клетки, откуда доносились тихий клекот и шуршание перьев птиц.
Потом ее внимание привлекло каменное здание, достигавшее пятидесяти футов в длину и двадцати в ширину. На крыше строения красовалась высокая труба, а дверь была заперта на большой висячий замок.
Ларк решила, что это мастерская, где из булатной стали был выкован знаменитый меч Стоука — «Глаз дракона».
Замковая часовня Кенилворта оказалась куда больше и выше часовни в Сент-Вейле. Она была отделана белым мрамором, казавшимся в свете луны голубым, а ее высокие стрельчатые окна украшали цветные витражи. По бокам часовни, в каменных нишах, стояли фигуры святых. Часовня производила величественное впечатление, и Ларк подумала, что убежать оттуда так же трудно, как и из замка.
К Стоуку подошел грум лет шестнадцати и взял его лошадь под уздцы.
— Тод? — спросил Стоук. Это было первое слово, которое он произнес за весь вечер.
— Он самый, милорд. — Тод поклонился.
Стоук подхватил Ларк за талию, чтобы помочь ей соскочить с коня. Она оттолкнула его.
— Оставь, прошу тебя. Я и сама в силах слезть с лошади.
— Не упрямься.
Он помог ей спуститься на землю. При этом Ларк снова прикоснулась к нему, отчего у нее затвердели соски, а ноги сделались ватными. Ей захотелось обвить шею Стоука и поцеловать его в губы, но делать этого она, конечно, не стала.
Отступив на шаг, Ларк сказала:
— С твоего позволения, я буду ходить сама.
— Что ж, походи, разомнись немного. — Стоук нахмурился. — Тебе и вправду нужно привыкнуть к этому месту, ведь ты теперь принадлежишь мне.
Слова «ты теперь принадлежишь мне» эхом отозвались в мозгу Ларк.
Едва переставляя ноги, она последовала за Стоуком. Когда они вошли сквозь массивные дубовые двери в длинный коридор, украшенный висящими на стенах головами кабанов и оленей, Ларк услышала странный скребущий звук и обернулась — за ней, высунув язык и цокая когтями по каменным плитам пола, устало брел Балтазар.
Запахи дыма, жареной оленины и немытого человеческого тела самым причудливым образом смешивались в затхлой атмосфере коридора, напоминая запахи постоялого двора.
Ларк вдруг подумала, что матери стоило больших трудов поддерживать уют и чистоту в Сент-Вейле. Элизабет можно было обвинить во многих грехах, но только не в отсутствии аккуратности и чистоплотности.
Из зала доносился гул множества голосов, но в отличие от Сент-Вейля он не прерывался взрывами смеха, а напоминал низкое гудение рассерженных шмелей. Ларк решила, что обстановка в зале мрачная, а вечерние посиделки за столом проходят в Кенилворте невесело — не так, как у нее дома. Вздохнув, девушка впервые в жизни пожалела, что рядом с ней нет Элизабет.
Ларк вслед за Стоуком вошла в зал, который, по слухам, был точной копией залов в замках знатных нормандских баронов. Потолок из досок орехового дерева был высотой примерно в сто футов. Его поддерживали балки неимоверной толщины, почерневшие от копоти.
Зал окружала деревянная галерея, тянувшаяся вдоль стен на высоте двадцати футов. На стенах висели знамена и штандарты, украшенные гербом Стоука — все тем же крылатым черным драконом с красными глазами, а также вышитыми коврами с изображением сражающихся драконов. В одной из стен зала была прорублена полукруглая арка для огромного очага, возле которого суетилась низенькая плотная женщина. Она вращала за ручку большой вертел с нанизанными на него частями туши дикого оленя. Жир капал на раскаленные угли, отчего из жерла очага доносилось шипение, а вырывавшийся оттуда дым поднимался к потолку.
Два виночерпия ходили вдоль столов, щедро оделяя людей Стоука выпивкой. Пищу на огромных подносах разносили служанки, они же и распределяли ее. В центре, на возвышении, стоял огромный дубовый стол с испещренной царапинами поверхностью.
За столом сидело двое мужчин. Один из них, с золотистыми волосами и мелкими чертами лица, был невысок. Огромные печальные глаза придавали ему сходство с бурундуком. На вид ему было лет двадцать пять — тридцать.
Он брал пищу с того же блюда, что и сидевший рядом с ним могучий рыцарь в зеленой, шитой золотом тунике, с такими же черными волосами и квадратным подбородком, как у Стоука. Однако в отличие от Стоука он смотрел на мир не черными, а голубыми глазами. Кроме того, он выглядел старше Стоука лет на десять. Устремив взгляд перед собой, рыцарь задумчиво жевал мясо.
Когда Стоук вошел в зал, его приближенные разом замолчали. В огромном зале стало так тихо, что Ларк услышала стук собственного сердца.
В следующий момент на девушку устремились пятьдесят хищных и изучающих глаз. Балтазар встал рядом с хозяйкой. Ларк погладила волка дрожащей рукой, не зная, как себя вести. Она догадалась, что все собравшиеся осведомлены о том, что именно она ударила Стоука кинжалом в спину, и впервые в жизни не могла стоять с высоко поднятой головой: уж слишком не равны были силы. Даже если бы она попыталась объяснить людям Стоука, что вовсе не хотела его убивать, ей все равно никто бы не поверил.
— Пойдем, ты же не можешь стоять здесь вечно. — Стоук подхватил девушку под локоток и повел к дубовому столу, предназначавшемуся для хозяина и самых знатных гостей.
Пока они шли, рыцарь в зеленой тунике сначала исследовал лицо Ларк немигающим взглядом голубых глаз, а потом переключил внимание на ее тело.
Стоук давно уже заметил этого человека и, когда подошел с девушкой ближе, сказал:
— Чему обязан честью видеть тебя за своим столом, Луи? Если не ошибаюсь, мы с тобой не встречались по меньшей мере лет пять.
Красивое лицо Луи скривилось, как от приступа зубной боли, он оторвался от созерцания прелестей Ларк и вскинул глаза на Стоука. Некоторое время рыцари рассматривали друг друга в упор. Их взгляды, сталкиваясь, казалось, высекали искры. Первым нарушил молчание Луи.
— Брось, кузен, неужели, чтобы приехать к тебе в гости, мне нужно изыскивать какую-то причину? Но в данном случае причина была, и весьма серьезная. Ты ведь, кажется, собирался вступить в брак? Меня, признаться, задело, что в честь такого события ты не пригласил меня к себе. Потом, правда, сэр Роуленд сообщил мне, в какую передрягу ты попал. — Едва заметная ироничная улыбка тронула губы Луи. — Мне очень жаль, Стоук, что твои планы рухнули. Право, очень жаль.
— Все-таки тебе следовало известить меня о своем визите.
— Ты так стремился приветствовать меня сам? — Луи снова ухмыльнулся. — Впрочем, хотя тебя и не было, я недурно здесь устроился. За мной присматривала Эбба. — Луи многозначительно посмотрел на молодую красивую зеленоглазую служанку с каштановыми косами, спускавшимися до талии, среднего роста, с округлыми формами и пышной грудью.
Встретившись глазами с Луи, молодая женщина вспыхнула и украдкой взглянула на Стоука. Ларк проследила за ее взглядом. У Стоука на шее вздулись вены, а лицо стало наливаться кровью. Ларк поняла, что Стоук в бешенстве, и с сочувствием посмотрела на Эббу. Она подумала, что эта женщина прежде делила со Стоуком ложе.
Между тем Эбба, не выдержав горящего взгляда Стоука, в слезах выбежала из зала.
— По-прежнему пугаешь слабый пол своими глазами, кузен? — осведомился Луи, казалось, донельзя довольный собой и всем происходящим. Пристально посмотрев на Ларк, он добавил: — А это, стало быть, та самая бесстыжая леди, о которой я столько слышал? Ты должен представить меня даме, Стоук. Обязательно.
— Леди Ларк, познакомься с лордом Тревелином, моим кузеном, — проговорил сквозь зубы Стоук.
Ларк посмотрела на лорда Тревелина.
— Я бы с удовольствием сказала, что рада познакомиться с тобой, милорд, если бы приехала сюда по своей воле. Но поскольку я пленница, а не гостья, то… — Ларк пожала плечами, как бы давая понять Тревелину, что разговаривать им, в общем, не о чем.
— Отлично понимаю. — Луи вежливо улыбался, продолжая внимательно исследовать ее тело. — Значит, это ты ударила Черного Дракона кинжалом в спину? Что и говорить, нешуточный поступок, особенно для женщины.
— Я не хотела.
Ларк оглянулась на Стоука, пытаясь по выражению его лица определить, как он относится к столь пристальному вниманию кузена к ее особе. Стоук смотрел на нее тем же тяжелым взглядом, которым прежде одарил Эббу, и она, не выдержав этого, повернулась к Луи.
Тот подмигнул ей:
— Невероятно! Ты ударила человека кинжалом в спину, а теперь заявляешь, что не хотела этого. Интересно… Или, быть может, во всем виноват мой кузен? Если так, ты просто обязана рассказать мне, в чем он перед тобой провинился!
Ларк открыла было рот, но Стоук перебил ее:
— Ничего она тебе не скажет.
— Да брось, кузен! Пусть поговорит. По-моему, она женщина прехитрая и наверняка умеет сочинять занимательные истории. — Хотя Луи улыбался, в его голубых глазах появился нехороший блеск, предупреждающий о том, что его терпение не безгранично и он готов накинуться на всякого, кто будет ему перечить.
— Хитрость, по моему разумению, милорд, не достоинство, а порок, — заявила Ларк.
— Если бы у людей не было пороков, жизнь стала бы пресной и скучной. Взять, к примеру, моего кузена… — Луи указал на Стоука. — Наверняка у него их целая куча. Ты же не просто так пырнула его кинжалом, верно?
— Что-то мне не верится, что у него много пороков. До сих пор по крайней мере я не обнаружила у него недостатков. За исключением небольших пробелов в воспитании. — Она оглянулась на Стоука и заметила, что он недоуменно смотрит на нее.
Луи удивленно выгнул бровь:
— Рад, что ты так высоко ценишь моего кузена. Кстати, я тоже всегда считал, что он — человек чести. — Луи посмотрел на Стоука и улыбнулся. Потом, решив сменить тему, переключил внимание на Балтазара. — Волк в качестве комнатной собачки леди? Любопытный выбор. — Луи протянул руку, намереваясь погладить Балтазара.
Волк присел, оскалил зубы и зарычал.
Луи отдернул руку.
— Теперь я понимаю, почему ты держишь его при себе.
— Да, он охраняет меня. Но это не единственное его достоинство. Балтазар, кроме того, отлично разбирается в людях.
По залу волной прокатился приглушенный смех.
Глаза Луи угрожающе блеснули; Ларк поняла, что совершила ошибку, ответив лорду Тревелину в привычной для себя дерзкой манере. Дерзить этому человеку было крайне опасно.
Но Луи сдержался и, как прежде, заговорил спокойно и вежливо, хотя в его голосе чувствовалась скрытая враждебность.
— Думаю, в твоих словах есть рациональное зерно. Надо будет и мне завести ручного волка. — Он взял с блюда кусок пирога с мясом, швырнул его Балтазару и устремил на Ларк пронзительный взгляд, который, казалось, говорил: «Подожди немного, девушка, я и из тебя сделаю домашнее животное».
Ларк не сомневалась, что Луи постарается воплотить эту невысказанную угрозу в жизнь. Она повернулась и посмотрела на маленького молодого человека, сидевшего рядом с Тревелином. Тот насмешливо прислушивался к разговору. На мгновение их взгляды встретились, и огромные глаза золотоволосого выразили досаду, после чего он с отсутствующим видом взял стоявшую перед ним щербатую чашу.
В зал неожиданно вошел Роуленд. Его сопровождал священник в коричневой сутане. Когда на святого отца падал свет, золотой нагрудный крест, надетый поверх сутаны, сверкал, как звездная россыпь. Для священника он выглядел слишком молодо — Ларк дала бы ему не больше двадцати пяти — и в отличие от других носил на боку длинный меч.
Девушка почувствовала, что Роуленд украдкой смотрит на нее, и бросила на него взгляд. Его голубые глаза выражали осуждение, но он быстро отвел взгляд в сторону.
«Еще один враждебно настроенный ко мне человек», — подумала Ларк и вздохнула. Что и говорить, врагов у нее здесь было многовато. Если бы она стала составлять их список, одного листа пергамента наверняка не хватило бы.
Священник и Роуленд подошли к Стоуку. Видно было, что они хотели что-то сообщить ему, но ни один не отваживался заговорить первым. Наконец Роуленд сказал:
— Варик заболел. Как раз перед тем, как ты приехал.
Стоук нахмурился.
— Что с ним? — спросил он, устремив взгляд на священника.
— Мы не знаем, — мрачно произнес священник. — Сейчас за ним ухаживает лекарь. Он уже пустил ему кровь. Уверяет, что мастер Варик скоро поправится… — Он замолчал, потому что Стоук, не дослушав его, подхватил Ларк под локоть и быстрым шагом направился к лестнице, которая вела в жилые покои замка.
Роуленд посмотрел на Балтазара и сказал:
— Знаешь, Амори, мне всегда казалось, что священники дают перед Богом клятву говорить людям правду. Амори печально опустил голову:
— Да, я часто совершаю поступки, не подобающие священнику. Готов признать также, что ложь и впрямь греховна и к ней чаще всего прибегают трусы. Тем не менее я не мог сказать своему другу, что его единственный сын и наследник при смерти.
Глава 16
Разрезав стягивавшие монаха путы, Стоук вынул у него изо рта кляп и помог подняться.
— Да благословит тебя Бог, милорд. — Помянув Создателя, монах прикрыл глаза. — Мы уж было подумали, что ты тоже с ними.
— Ты, святой отец, имеешь в виду тех двух негодяев, которые пробрались в монастырь, чтобы убить меня?
— Да, сын мой.
— Но как им удалось проникнуть в обитель?
Стоук присел на корточки, чтобы перерезать путы другого монаха, после чего вручил ему кинжал, принадлежавший первому убийце, и приказал освободить остальных пленников.
— Они приехали в аббатство за несколько минут до того, как здесь появился ты. Прикинувшись монахами нашего ордена, они вошли в ворота аббатства, напали на братьев и связали их. Кстати, сын мой, ты не пострадал? — Монах положил дрожащую руку на мощное предплечье Стоука.
— Бог миловал…
— Чем же нам воздать тебе за твою доброту, милорд? — закричали монахи, освободившиеся с помощью своего собрата.
— У вас есть такая возможность, святые отцы. Если узнаете что-нибудь о тех двух людях, что напали на меня, пошлите гонца с известием в замок Кенилворт.
— Так ты, стало быть, Черный Дракон? — спросил седобородый старик.
— Да, святые отцы, перед вами граф Блэкстоун собственной персоной.
— Я — аббат Хэдриэн, здешний настоятель, — представился седобородый и, указав на монахов, добавил: — Не сомневайтесь, милорд. Наша братия приложит все усилия, чтобы исполнить вашу просьбу.
Выстроившиеся за спиной настоятеля монахи кивнули.
— Спасибо, святые отцы, — сказал Стоук. — Ваша помощь мне была бы очень кстати, поскольку один из убийц удрал, а у меня нет времени его выслеживать.
Мысль о том, что в Кенилворте в его отсутствие могло случиться несчастье, не давала ему покоя.
— Вы с женой должны остаться у нас хотя бы на несколько дней.
— К сожалению, мне пора уезжать. Уже совсем рассвело, а до моего замка день пути.
— Пойдем, милорд, я провожу тебя. — Аббат, опираясь на посох, вышел в коридор. Стоук последовал за ним.
Аббат остановился и коснулся руки Стоука.
— Возможно, мой вопрос покажется тебе бестактным, милорд, но не принимай мои слова близко к сердцу… Скажи, почему все-таки эти люди хотели убить тебя?
— А вот этого, аббат Хэдриэн, я как раз и не знаю. На протяжении последних шести месяцев на мою жизнь было совершено уже несколько покушений. Чтобы остаться в живых, я должен найти человека, который за всем этим стоит.
— У тебя есть враги?
— Только один. — Стоук подумал о Ларк и нахмурился. — Теперь, впрочем, я в этом уже не уверен.
— А враг этот, часом, не женщина? — Аббат устремил на Стоука проницательный взгляд.
— Женщина.
— Ты прав, милорд. О женщине никогда нельзя сказать наверняка — друг она тебе или враг. Женщина — худший враг мужчины уже потому, что знает о его слабостях.
— Этой женщине я не поддамся, — уверенно заявил Стоук. — Ни за что!
Аббат усмехнулся:
— То же самое, наверное, говорили себе Адам и Самсон. — Старик покачал головой. — Увы, милорд, мужчины падки на женщин, а плоть слаба. По этой причине, милорд, тебе надо молиться Богу и просить Его не вводить тебя во искушение. Мы же со своей стороны сделаем все, чтобы помочь тебе.
— Благодарю, святой отец. И прошу — не надо меня провожать. Я сам найду дорогу.
Двинувшись по коридору к их с Ларк покою, Стоук кожей чувствовал проницательный взгляд аббата, устремленный ему в спину. Старик прав, утверждая, что плоть слаба. Стоук оказался бессилен перед чарами Ларк, когда увидел ее горящие страстью глаза.
То, что Ларк девственница, повергло его в изумление. Стоук сразу же вспомнил ее разговор с братом в лесу, после того как она ударила его кинжалом в спину. Хотя Стоук был тогда в полубессознательном состоянии, он все-таки кое-что запомнил. Помнится, Ларк старалась тогда убедить брата, что вовсе не хотела убивать его.
Стоук вспомнил шотландца и подумал, что тот лгал, называя ее шлюхой. Интересно, в чем еще он тогда солгал? Теперь Стоук не сомневался, что Ларк сказала ему о шотландцах правду. С другой стороны, полностью ей довериться он не мог. Ларк была женщиной, а Сесиль научила его не доверять женщинам. Но и отпускать ее на свободу ему тоже не хотелось. Слишком хорошо Стоук помнил, как она стонала от страсти в его объятиях.
Нет уж, Ларк — его пленница и останется в плену.
Когда наступил вечер, кованые копыта Шехема застучали по деревянному подъемному мосту замка Кенилворт.
Стоук всю дорогу гнал как сумасшедший, останавливаясь только для того, чтобы дать лошади передохнуть. В недолгие минуты отдыха они с Ларк ели хлеб с сыром, которым их снабдили в дорогу монахи.
Казалось, Стоук почему-то очень спешил домой. Ларк же была угнетена, поскольку замку Стоука предстояло стать для нее тюрьмой.
За весь день они не обменялись и парой слов. Зато Стоук подолгу и загадочно смотрел на нее.
Молчание не тяготило Ларк. Она не хотела разговаривать со Стоуком. Мысль о том, что он везет ее в тюрьму, избавила ее от желания вести беседы…
Когда они подъехали к Кенилворту, Ларк увидела могучие башни, стены и бастионы из серого камня. Над бастионами и зубцами главной башни плескались черные штандарты Стоука, украшенные его гербом с изображением дракона. Когда дул ветер, драконы шевелили крыльями и подмигивали красным глазом.
Стоук обманул ее. Замок Кенилворт оказался самым большим из тех, какие видела Ларк. Когда они въехали под арку ворот передового укрепления, глазам Ларк открылась площадка для воинских игр с высоким «квентином» — столбом с деревянным болваном, на котором воины отрабатывали технику конного боя на копьях.
Не останавливаясь, они проехали по грязной дороге к другому мосту. Ларк брезгливо поморщилась — здесь, у рва, опоясывавшего второй ряд стен, пахло человеческими экскрементами. На берегу резвились двое мальчуганов, охотившихся на лягушек. Увидев Стоука, они застыли как вкопанные. Наконец один из них узнал Стоука и помахал ему рукой.
— С приездом, хозяин!
Стоук кивнул им и двинул коня шагом по второму подъемному мосту.
— Рады твоему возвращению, милорд! — крикнул какой-то человек, стоявший у парапета. Потом обратился к стражнику: — Эй, бездельник, хозяин приехал! Отворяй ворота!
Заскрипели массивные железные петли, и тяжелые, окованные металлом створки распахнулись.
Блеснувшие при свете луны металлические полосы на воротах походили на зубы древнего чудовища. Ларк, впрочем, ощущала себя не путешественницей, а незваной гостьей, так как четыре вооруженных стражника, сбежавшиеся к воротной башне, поглядывали на нее не слишком любезно.
Когда они со Стоуком оказались во внутреннем дворе замка, ворота у них за спиной со скрипом затворились, а стальная решетка, служившая дополнительной защитой от вторжения, с грохотом и лязгом опустилась.
Лязг стальных зубьев решетки о каменные плиты, которыми был вымощен двор, отозвался в ушах Ларк траурной музыкой. В эту минуту ей показалось, что она и впрямь попала в логово дракона и выбраться из него ей уже не суждено.
Девушка невольно припала к груди Стоука, но, прикоснувшись к нему, тотчас покраснела от смущения. Она выпрямилась и отстранилась от него. Вообще-то Ларк весь день избегала прикосновений Стоука, но он был такой большой…
Пока Шехем рысил к конюшне, Ларк оглядывалась по сторонам. В замке было на удивление безлюдно и пустынно. Вдоль стен полыхали факелы, вырывая из тьмы очертания квадратного внутреннего двора, точно такого же, как в Сент-Вейле, только гораздо больше. По сторонам двора, у самых стен, ютились многочисленные постройки. Но в отличие от Сент-Вейля, где ее отец распорядился выпустить на волю всех охотничьих соколов и ястребов, объяснив это тем, что благородной птице жить в неволе не подобает, в Кенилворте все было по-другому. Ларк с замиранием сердца вглядывалась в развешанные вдоль стен маленькие домики-клетки, откуда доносились тихий клекот и шуршание перьев птиц.
Потом ее внимание привлекло каменное здание, достигавшее пятидесяти футов в длину и двадцати в ширину. На крыше строения красовалась высокая труба, а дверь была заперта на большой висячий замок.
Ларк решила, что это мастерская, где из булатной стали был выкован знаменитый меч Стоука — «Глаз дракона».
Замковая часовня Кенилворта оказалась куда больше и выше часовни в Сент-Вейле. Она была отделана белым мрамором, казавшимся в свете луны голубым, а ее высокие стрельчатые окна украшали цветные витражи. По бокам часовни, в каменных нишах, стояли фигуры святых. Часовня производила величественное впечатление, и Ларк подумала, что убежать оттуда так же трудно, как и из замка.
К Стоуку подошел грум лет шестнадцати и взял его лошадь под уздцы.
— Тод? — спросил Стоук. Это было первое слово, которое он произнес за весь вечер.
— Он самый, милорд. — Тод поклонился.
Стоук подхватил Ларк за талию, чтобы помочь ей соскочить с коня. Она оттолкнула его.
— Оставь, прошу тебя. Я и сама в силах слезть с лошади.
— Не упрямься.
Он помог ей спуститься на землю. При этом Ларк снова прикоснулась к нему, отчего у нее затвердели соски, а ноги сделались ватными. Ей захотелось обвить шею Стоука и поцеловать его в губы, но делать этого она, конечно, не стала.
Отступив на шаг, Ларк сказала:
— С твоего позволения, я буду ходить сама.
— Что ж, походи, разомнись немного. — Стоук нахмурился. — Тебе и вправду нужно привыкнуть к этому месту, ведь ты теперь принадлежишь мне.
Слова «ты теперь принадлежишь мне» эхом отозвались в мозгу Ларк.
Едва переставляя ноги, она последовала за Стоуком. Когда они вошли сквозь массивные дубовые двери в длинный коридор, украшенный висящими на стенах головами кабанов и оленей, Ларк услышала странный скребущий звук и обернулась — за ней, высунув язык и цокая когтями по каменным плитам пола, устало брел Балтазар.
Запахи дыма, жареной оленины и немытого человеческого тела самым причудливым образом смешивались в затхлой атмосфере коридора, напоминая запахи постоялого двора.
Ларк вдруг подумала, что матери стоило больших трудов поддерживать уют и чистоту в Сент-Вейле. Элизабет можно было обвинить во многих грехах, но только не в отсутствии аккуратности и чистоплотности.
Из зала доносился гул множества голосов, но в отличие от Сент-Вейля он не прерывался взрывами смеха, а напоминал низкое гудение рассерженных шмелей. Ларк решила, что обстановка в зале мрачная, а вечерние посиделки за столом проходят в Кенилворте невесело — не так, как у нее дома. Вздохнув, девушка впервые в жизни пожалела, что рядом с ней нет Элизабет.
Ларк вслед за Стоуком вошла в зал, который, по слухам, был точной копией залов в замках знатных нормандских баронов. Потолок из досок орехового дерева был высотой примерно в сто футов. Его поддерживали балки неимоверной толщины, почерневшие от копоти.
Зал окружала деревянная галерея, тянувшаяся вдоль стен на высоте двадцати футов. На стенах висели знамена и штандарты, украшенные гербом Стоука — все тем же крылатым черным драконом с красными глазами, а также вышитыми коврами с изображением сражающихся драконов. В одной из стен зала была прорублена полукруглая арка для огромного очага, возле которого суетилась низенькая плотная женщина. Она вращала за ручку большой вертел с нанизанными на него частями туши дикого оленя. Жир капал на раскаленные угли, отчего из жерла очага доносилось шипение, а вырывавшийся оттуда дым поднимался к потолку.
Два виночерпия ходили вдоль столов, щедро оделяя людей Стоука выпивкой. Пищу на огромных подносах разносили служанки, они же и распределяли ее. В центре, на возвышении, стоял огромный дубовый стол с испещренной царапинами поверхностью.
За столом сидело двое мужчин. Один из них, с золотистыми волосами и мелкими чертами лица, был невысок. Огромные печальные глаза придавали ему сходство с бурундуком. На вид ему было лет двадцать пять — тридцать.
Он брал пищу с того же блюда, что и сидевший рядом с ним могучий рыцарь в зеленой, шитой золотом тунике, с такими же черными волосами и квадратным подбородком, как у Стоука. Однако в отличие от Стоука он смотрел на мир не черными, а голубыми глазами. Кроме того, он выглядел старше Стоука лет на десять. Устремив взгляд перед собой, рыцарь задумчиво жевал мясо.
Когда Стоук вошел в зал, его приближенные разом замолчали. В огромном зале стало так тихо, что Ларк услышала стук собственного сердца.
В следующий момент на девушку устремились пятьдесят хищных и изучающих глаз. Балтазар встал рядом с хозяйкой. Ларк погладила волка дрожащей рукой, не зная, как себя вести. Она догадалась, что все собравшиеся осведомлены о том, что именно она ударила Стоука кинжалом в спину, и впервые в жизни не могла стоять с высоко поднятой головой: уж слишком не равны были силы. Даже если бы она попыталась объяснить людям Стоука, что вовсе не хотела его убивать, ей все равно никто бы не поверил.
— Пойдем, ты же не можешь стоять здесь вечно. — Стоук подхватил девушку под локоток и повел к дубовому столу, предназначавшемуся для хозяина и самых знатных гостей.
Пока они шли, рыцарь в зеленой тунике сначала исследовал лицо Ларк немигающим взглядом голубых глаз, а потом переключил внимание на ее тело.
Стоук давно уже заметил этого человека и, когда подошел с девушкой ближе, сказал:
— Чему обязан честью видеть тебя за своим столом, Луи? Если не ошибаюсь, мы с тобой не встречались по меньшей мере лет пять.
Красивое лицо Луи скривилось, как от приступа зубной боли, он оторвался от созерцания прелестей Ларк и вскинул глаза на Стоука. Некоторое время рыцари рассматривали друг друга в упор. Их взгляды, сталкиваясь, казалось, высекали искры. Первым нарушил молчание Луи.
— Брось, кузен, неужели, чтобы приехать к тебе в гости, мне нужно изыскивать какую-то причину? Но в данном случае причина была, и весьма серьезная. Ты ведь, кажется, собирался вступить в брак? Меня, признаться, задело, что в честь такого события ты не пригласил меня к себе. Потом, правда, сэр Роуленд сообщил мне, в какую передрягу ты попал. — Едва заметная ироничная улыбка тронула губы Луи. — Мне очень жаль, Стоук, что твои планы рухнули. Право, очень жаль.
— Все-таки тебе следовало известить меня о своем визите.
— Ты так стремился приветствовать меня сам? — Луи снова ухмыльнулся. — Впрочем, хотя тебя и не было, я недурно здесь устроился. За мной присматривала Эбба. — Луи многозначительно посмотрел на молодую красивую зеленоглазую служанку с каштановыми косами, спускавшимися до талии, среднего роста, с округлыми формами и пышной грудью.
Встретившись глазами с Луи, молодая женщина вспыхнула и украдкой взглянула на Стоука. Ларк проследила за ее взглядом. У Стоука на шее вздулись вены, а лицо стало наливаться кровью. Ларк поняла, что Стоук в бешенстве, и с сочувствием посмотрела на Эббу. Она подумала, что эта женщина прежде делила со Стоуком ложе.
Между тем Эбба, не выдержав горящего взгляда Стоука, в слезах выбежала из зала.
— По-прежнему пугаешь слабый пол своими глазами, кузен? — осведомился Луи, казалось, донельзя довольный собой и всем происходящим. Пристально посмотрев на Ларк, он добавил: — А это, стало быть, та самая бесстыжая леди, о которой я столько слышал? Ты должен представить меня даме, Стоук. Обязательно.
— Леди Ларк, познакомься с лордом Тревелином, моим кузеном, — проговорил сквозь зубы Стоук.
Ларк посмотрела на лорда Тревелина.
— Я бы с удовольствием сказала, что рада познакомиться с тобой, милорд, если бы приехала сюда по своей воле. Но поскольку я пленница, а не гостья, то… — Ларк пожала плечами, как бы давая понять Тревелину, что разговаривать им, в общем, не о чем.
— Отлично понимаю. — Луи вежливо улыбался, продолжая внимательно исследовать ее тело. — Значит, это ты ударила Черного Дракона кинжалом в спину? Что и говорить, нешуточный поступок, особенно для женщины.
— Я не хотела.
Ларк оглянулась на Стоука, пытаясь по выражению его лица определить, как он относится к столь пристальному вниманию кузена к ее особе. Стоук смотрел на нее тем же тяжелым взглядом, которым прежде одарил Эббу, и она, не выдержав этого, повернулась к Луи.
Тот подмигнул ей:
— Невероятно! Ты ударила человека кинжалом в спину, а теперь заявляешь, что не хотела этого. Интересно… Или, быть может, во всем виноват мой кузен? Если так, ты просто обязана рассказать мне, в чем он перед тобой провинился!
Ларк открыла было рот, но Стоук перебил ее:
— Ничего она тебе не скажет.
— Да брось, кузен! Пусть поговорит. По-моему, она женщина прехитрая и наверняка умеет сочинять занимательные истории. — Хотя Луи улыбался, в его голубых глазах появился нехороший блеск, предупреждающий о том, что его терпение не безгранично и он готов накинуться на всякого, кто будет ему перечить.
— Хитрость, по моему разумению, милорд, не достоинство, а порок, — заявила Ларк.
— Если бы у людей не было пороков, жизнь стала бы пресной и скучной. Взять, к примеру, моего кузена… — Луи указал на Стоука. — Наверняка у него их целая куча. Ты же не просто так пырнула его кинжалом, верно?
— Что-то мне не верится, что у него много пороков. До сих пор по крайней мере я не обнаружила у него недостатков. За исключением небольших пробелов в воспитании. — Она оглянулась на Стоука и заметила, что он недоуменно смотрит на нее.
Луи удивленно выгнул бровь:
— Рад, что ты так высоко ценишь моего кузена. Кстати, я тоже всегда считал, что он — человек чести. — Луи посмотрел на Стоука и улыбнулся. Потом, решив сменить тему, переключил внимание на Балтазара. — Волк в качестве комнатной собачки леди? Любопытный выбор. — Луи протянул руку, намереваясь погладить Балтазара.
Волк присел, оскалил зубы и зарычал.
Луи отдернул руку.
— Теперь я понимаю, почему ты держишь его при себе.
— Да, он охраняет меня. Но это не единственное его достоинство. Балтазар, кроме того, отлично разбирается в людях.
По залу волной прокатился приглушенный смех.
Глаза Луи угрожающе блеснули; Ларк поняла, что совершила ошибку, ответив лорду Тревелину в привычной для себя дерзкой манере. Дерзить этому человеку было крайне опасно.
Но Луи сдержался и, как прежде, заговорил спокойно и вежливо, хотя в его голосе чувствовалась скрытая враждебность.
— Думаю, в твоих словах есть рациональное зерно. Надо будет и мне завести ручного волка. — Он взял с блюда кусок пирога с мясом, швырнул его Балтазару и устремил на Ларк пронзительный взгляд, который, казалось, говорил: «Подожди немного, девушка, я и из тебя сделаю домашнее животное».
Ларк не сомневалась, что Луи постарается воплотить эту невысказанную угрозу в жизнь. Она повернулась и посмотрела на маленького молодого человека, сидевшего рядом с Тревелином. Тот насмешливо прислушивался к разговору. На мгновение их взгляды встретились, и огромные глаза золотоволосого выразили досаду, после чего он с отсутствующим видом взял стоявшую перед ним щербатую чашу.
В зал неожиданно вошел Роуленд. Его сопровождал священник в коричневой сутане. Когда на святого отца падал свет, золотой нагрудный крест, надетый поверх сутаны, сверкал, как звездная россыпь. Для священника он выглядел слишком молодо — Ларк дала бы ему не больше двадцати пяти — и в отличие от других носил на боку длинный меч.
Девушка почувствовала, что Роуленд украдкой смотрит на нее, и бросила на него взгляд. Его голубые глаза выражали осуждение, но он быстро отвел взгляд в сторону.
«Еще один враждебно настроенный ко мне человек», — подумала Ларк и вздохнула. Что и говорить, врагов у нее здесь было многовато. Если бы она стала составлять их список, одного листа пергамента наверняка не хватило бы.
Священник и Роуленд подошли к Стоуку. Видно было, что они хотели что-то сообщить ему, но ни один не отваживался заговорить первым. Наконец Роуленд сказал:
— Варик заболел. Как раз перед тем, как ты приехал.
Стоук нахмурился.
— Что с ним? — спросил он, устремив взгляд на священника.
— Мы не знаем, — мрачно произнес священник. — Сейчас за ним ухаживает лекарь. Он уже пустил ему кровь. Уверяет, что мастер Варик скоро поправится… — Он замолчал, потому что Стоук, не дослушав его, подхватил Ларк под локоть и быстрым шагом направился к лестнице, которая вела в жилые покои замка.
Роуленд посмотрел на Балтазара и сказал:
— Знаешь, Амори, мне всегда казалось, что священники дают перед Богом клятву говорить людям правду. Амори печально опустил голову:
— Да, я часто совершаю поступки, не подобающие священнику. Готов признать также, что ложь и впрямь греховна и к ней чаще всего прибегают трусы. Тем не менее я не мог сказать своему другу, что его единственный сын и наследник при смерти.
Глава 16
Стоук мчался по лестнице, перепрыгивая через две ступени, и тянул за собой Ларк. За ними бежал Балтазар.
— Если у тебя заболел сын, я помогу ему!
— Ты уже помогла мне — дальше некуда, — бросил, не оборачиваясь, Стоук.
— Верь мне, прошу тебя! Позволь хотя бы взглянуть на него!
Стоук обернулся, сжал ее плечи и основательно тряхнул.
— К сыну я тебя не подпущу. И больше не говори мне об этом.
— Куда ты ведешь меня?
— В свои покои.
— Но почему в покои? У тебя что — нет другого места для пленницы? Подземелья или башни?
— Не бойся, Ларк. Я не прикоснусь к тебе до тех пор, пока ты меня сама не попросишь об этом. Не в моем обычае насиловать женщин. — Стоук оглянулся. — Если бы ты не давала воли языку, беседуя с Луи, я бы — так и быть — исполнил твою просьбу и посадил тебя в башню или подземелье. Но ты разозлила его. А с этим человеком шутки плохи. Другими словами, он чрезвычайно опасен. И воспользуется малейшей возможностью, чтобы отомстить тебе. Но если Луи попытается причинить тебе вред, мне придется убить его, а королю Ричарду не понравится, если я лишу жизни главнейшего заимодавца, который дает деньги на все его войны.
— Неужели ты убил бы из-за меня такого могущественного человека? — изумилась Ларк.
— Убил бы. Я ревностно охраняю то, что принадлежит мне, а ты — моя. И я тебя никому не отдам.
Они подошли к покоям Стоука. Он отворил дверь и втолкнул девушку внутрь. За ней проскользнул Балтазар.
В тот момент, когда Стоук хотел закрыть дверь, Ларк уцепилась за дверной косяк.
— Умоляю тебя — позволь мне взглянуть на твоего сына! Кровопускания ему только повредят, поверь.
— Я же сказал: ни слова об этом.
Стоук вдруг заколебался и посмотрел на Ларк в упор. Минута, казалось, тянулась бесконечно. Наконец Стоук принял решение. Отцепив пальцы Ларк от косяка, он захлопнул дверь.
— Я могу помочь ему! Прошу тебя, дай мне такую возможность! — закричала Ларк из-за двери.
Стоук ничего не желал слушать. Накинув на задвижку стальной запор, он быстро двинулся по коридору к комнате Варика.
Далия, нянька мальчика, полная женщина с суровым лицом, которое, казалось, никогда не озаряла улыбка, стояла перед дверью скрестив на груди руки. Когда-то Далия была служанкой леди Сесиль, а потом, когда родился Варик, стала его нянькой. Такое повышение по службе вполне устраивало ее, но, когда Варик заболел, выяснилось, что эта должность имеет и отрицательные стороны.
Увидев Стоука, Далия воскликнула:
— Милорд! Как я рада, что ты вернулся! Варик только о тебе и спрашивает.
Стоук подошел к женщине:
— Как это все случилось?
— Представления не имею. — Далия развела большими натруженными руками. — Он прекрасно себя чувствовал. Час назад я принесла ему ужин, предварительно попробовав пищу, как всегда это делаю. Если бы что-нибудь было не так с едой, я бы тоже заболела. Сначала у него появилась сыпь, а потом началась лихорадка. Лекарь говорит, что у него оспа.
Когда Стоук вошел в спальню мальчика, у него перехватило дыхание.
Варик лежал на постели бледный, как пергамент. Длинные черные волосы обрамляли его осунувшееся личико, а глаза были красными и припухшими. Щеки и руки покрывала красная сыпь. У постели стоял лекарь. Подставив под руку Варика миску, он следил за тем, чтобы кровь, стекавшая по руке, не капала на пол. Стоук знал, что кровопускание — лучшее средство против лихорадки, но при виде струившейся по ручонке сына крови нервы у него не выдержали. Сделав шаг, Стоук вырвал из рук эскулапа миску, оттолкнул его и прошипел:
— Ты что это, черт побери, делаешь, а?
Лекарь с длинной, как огурец, головой и большим широким носом выпучил на Стоука выцветшие глаза.
— Как что? Пускаю ребенку кровь. Это при лихорадке первое дело. А еще я дал ему отвар из трав, чтобы он заснул. Ничего другого я сделать не в силах.
— Забинтуй мальчику руку и убирайся! И запомни — если ему не станет лучше, я велю повесить тебя на воротах!
— Слушаю, милорд, — кивнул лекарь.
Наложив трясущимися руками мальчику повязку, он испуганно взглянул на Стоука и торопливо вышел.
В спальню вплыла Далия и, склонившись над кроватью, посмотрела на Варика.
— Как он?
— Спит.
Стоук вперил в няньку полыхнувший гневом взор:
— Не смей больше подпускать к Варику этого болвана!
— Говорят, это очень известный лекарь. Многих людей от смерти спас.
— Если у тебя заболел сын, я помогу ему!
— Ты уже помогла мне — дальше некуда, — бросил, не оборачиваясь, Стоук.
— Верь мне, прошу тебя! Позволь хотя бы взглянуть на него!
Стоук обернулся, сжал ее плечи и основательно тряхнул.
— К сыну я тебя не подпущу. И больше не говори мне об этом.
— Куда ты ведешь меня?
— В свои покои.
— Но почему в покои? У тебя что — нет другого места для пленницы? Подземелья или башни?
— Не бойся, Ларк. Я не прикоснусь к тебе до тех пор, пока ты меня сама не попросишь об этом. Не в моем обычае насиловать женщин. — Стоук оглянулся. — Если бы ты не давала воли языку, беседуя с Луи, я бы — так и быть — исполнил твою просьбу и посадил тебя в башню или подземелье. Но ты разозлила его. А с этим человеком шутки плохи. Другими словами, он чрезвычайно опасен. И воспользуется малейшей возможностью, чтобы отомстить тебе. Но если Луи попытается причинить тебе вред, мне придется убить его, а королю Ричарду не понравится, если я лишу жизни главнейшего заимодавца, который дает деньги на все его войны.
— Неужели ты убил бы из-за меня такого могущественного человека? — изумилась Ларк.
— Убил бы. Я ревностно охраняю то, что принадлежит мне, а ты — моя. И я тебя никому не отдам.
Они подошли к покоям Стоука. Он отворил дверь и втолкнул девушку внутрь. За ней проскользнул Балтазар.
В тот момент, когда Стоук хотел закрыть дверь, Ларк уцепилась за дверной косяк.
— Умоляю тебя — позволь мне взглянуть на твоего сына! Кровопускания ему только повредят, поверь.
— Я же сказал: ни слова об этом.
Стоук вдруг заколебался и посмотрел на Ларк в упор. Минута, казалось, тянулась бесконечно. Наконец Стоук принял решение. Отцепив пальцы Ларк от косяка, он захлопнул дверь.
— Я могу помочь ему! Прошу тебя, дай мне такую возможность! — закричала Ларк из-за двери.
Стоук ничего не желал слушать. Накинув на задвижку стальной запор, он быстро двинулся по коридору к комнате Варика.
Далия, нянька мальчика, полная женщина с суровым лицом, которое, казалось, никогда не озаряла улыбка, стояла перед дверью скрестив на груди руки. Когда-то Далия была служанкой леди Сесиль, а потом, когда родился Варик, стала его нянькой. Такое повышение по службе вполне устраивало ее, но, когда Варик заболел, выяснилось, что эта должность имеет и отрицательные стороны.
Увидев Стоука, Далия воскликнула:
— Милорд! Как я рада, что ты вернулся! Варик только о тебе и спрашивает.
Стоук подошел к женщине:
— Как это все случилось?
— Представления не имею. — Далия развела большими натруженными руками. — Он прекрасно себя чувствовал. Час назад я принесла ему ужин, предварительно попробовав пищу, как всегда это делаю. Если бы что-нибудь было не так с едой, я бы тоже заболела. Сначала у него появилась сыпь, а потом началась лихорадка. Лекарь говорит, что у него оспа.
Когда Стоук вошел в спальню мальчика, у него перехватило дыхание.
Варик лежал на постели бледный, как пергамент. Длинные черные волосы обрамляли его осунувшееся личико, а глаза были красными и припухшими. Щеки и руки покрывала красная сыпь. У постели стоял лекарь. Подставив под руку Варика миску, он следил за тем, чтобы кровь, стекавшая по руке, не капала на пол. Стоук знал, что кровопускание — лучшее средство против лихорадки, но при виде струившейся по ручонке сына крови нервы у него не выдержали. Сделав шаг, Стоук вырвал из рук эскулапа миску, оттолкнул его и прошипел:
— Ты что это, черт побери, делаешь, а?
Лекарь с длинной, как огурец, головой и большим широким носом выпучил на Стоука выцветшие глаза.
— Как что? Пускаю ребенку кровь. Это при лихорадке первое дело. А еще я дал ему отвар из трав, чтобы он заснул. Ничего другого я сделать не в силах.
— Забинтуй мальчику руку и убирайся! И запомни — если ему не станет лучше, я велю повесить тебя на воротах!
— Слушаю, милорд, — кивнул лекарь.
Наложив трясущимися руками мальчику повязку, он испуганно взглянул на Стоука и торопливо вышел.
В спальню вплыла Далия и, склонившись над кроватью, посмотрела на Варика.
— Как он?
— Спит.
Стоук вперил в няньку полыхнувший гневом взор:
— Не смей больше подпускать к Варику этого болвана!
— Говорят, это очень известный лекарь. Многих людей от смерти спас.