Страница:
— Это место битвы? — Я обернулся с вопросом к проводнику.
Он кивнул. Я огляделся по сторонам, затем поскакал галопом вперед. Копыта моей лошади увязали в грязи, и казалось, что сквозь эту вспенившуюся грязь сочится кровь. Я подъехал к тому месту, где Наполеон разбил лагерь в день своего окончательного поражения. Сидя в седле, я обозревал эту долину смерти.
Пшеница колыхалась от легкого дуновения ветерка. Мне казалось, что я слышу, как она шепчет мое имя. Я почувствовал, как странная легкость наполняет меня, я поскакал вперед, пытаясь стряхнуть ее. Но грязь под ногами засасывала меня все глубже и глубже. Я пустил коня галопом по полоске травы. Однако грязь все еще просачивалась. Я посмотрел вниз и увидел, что трава окрашена в красный цвет. Куда бы ни ступала нога моей лошади, везде из земли пузырилась кровь.
Я огляделся по сторонам Я был один. Не было никаких следов моих спутников, небо вдруг потемнело и окрасилось пурпуром. Все звуки смолкли — пение птиц, стрекотание кузнечиков, шелест пшеницы. Тишина, как и небо, была холодной и мертвой. Никаких признаков жизни по всей широкой равнине.
Вдруг из-за холма до меня донесся еле уловимый звук. Это была барабанная дробь. Она смолкла, затем сильнее, чем прежде, раздалась вновь. Я направил туда своего коня. Бой барабана стал убыстряться. Когда я взбирался на холм, дробь, казалось, эхом отдавалась в небесах. Достигнув вершины, я остановил лошадь. Сидя в седле, я наблюдал разворачивающуюся передо мной картину.
Кровь сочилась из земли так, словно та была бинтом, наложенным на незаживающую рану. Земля смешалась с лужами запекшейся крови, и по всему полю комья грязи и кровь стали приобретать очертания. Вскоре я смог различить человеческие тела, освобождающиеся из своих могил. Они рядами вставали из-под земли, я видел сгнившие лоскуты их обмундирования. Я завороженно смотрел на эти полки, батальоны и армии мертвецов. Я видел их остекленевшие глаза. Их кожа разлагалась, носы провалились, тела вызывали омерзение видом крови и слизи. Через секунду все стихло. Затем, словно повинуясь единому порыву, солдаты сделали шаг вперед. Они сорвали свои шляпы и с чудовищной медлительностью подбросили их вверх, приветствуя меня.
— Да здравствует император!
— Да здравствует император! Повелитель мертвых!
Я выпрямился в седле, вспомнив последнюю ночь, проведенную на Пикадилли. Меня охватила уверенность, что это видение тоже родилось в моем воображении. И я искал существо, которое походило бы на пашу. Я увидел его на коне, вырисовывающимся силуэтом на фоне пурпурного неба.
— Вахель-паша? — Я прищурился. — Неужели это вы?
Он приподнял шляпу, подражая приветствию мертвых солдат. Затем пустил лошадь галопом, удаляясь от меня; я бросился вслед за ним, чтобы уничтожить его и вернуть контроль над своими видениями. Существо обернулось. На его лице было выражение удивления. Внезапно, прежде чем я успел заметить его стремительное движение, я ощутил его пальцы на своем горле. Под натиском я отпрянул назад. Давно я не сталкивался с силой, подобной моей. Я стал бороться с ним и снова заметил на лице паши удивление и сомнение. Я почувствовал, как он слабеет. Я стал хлестать его по лицу. Он оступился и покатился на землю. Я шагнул к нему и тут услышал крик.
Я обернулся. Полидори пристально смотрел на меня. Он заглянул в мои глаза и снова закричал. Я вновь обратил взор туда, где лежал паша, — его там не было. Я выругался и вздохнул. Теперь я слышал пение птиц и, взглянув на поле битвы, увидел лишь траву и невытоптанные колосья.
Я бросил взгляд на Полидори. Он все еще был без сознания и, стеная и корчась от боли, катался по земле. Наши проводники подбежали к нему. Хорошо, подумал я. Они помогли Полидори. Я развернул коня и поехал по полю. Крестьяне предлагали мне сломанные сабли и черепа. Я купил несколько. Теперь я ехал один, размышляя о крушении наполеоновской армии и фатальной быстротечности человеческой жизни.
Когда мы возвращались в Брюссель, Полидори продолжал молча смотреть на меня. Его глаза были полны подозрения и ужаса. Я не обращал на него внимания. Только поздно ночью, убив жертву, напившись крови и чувствуя сытость, я занялся им. Он спал. Я грубо растолкал его и схватил за горло. Я предупредил его, чтобы он никогда впредь не пытался проникать в мои видения.
— Но я видел, что вы в трансе, — выдавил, задыхаясь, Полидори. — Я подумал, что это может быть интересно, прочесть ваши мысли. В самом деле, — воздух со свистом вырвался из его груди, — как ваш врач, я полагал, что это мой долг.
Я провел пальцем по его щеке.
— Не пытайтесь сделать это вновь, — прошептал я. Полидори злобно посмотрел на меня.
— Но почему нет, милорд? — спросил он. — Неужели вы думаете, что мой разум не такой, как ваш? Я улыбнулся.
— Да, я так думаю, — мягко прошептал я.
Полидори открыл было рот, но, увидев мои глаза, побледнел и издал какой-то невнятный звук. Наконец, он склонил свою голову. Затем повернулся и вышел. Я надеялся, я думал, что он понял.
Но ничто не могло сдержать его тщеславие. Полидори продолжал размышлять об этом.
— Почему, — внезапно спросил он несколько дней спустя, — солдаты приветствовали вас как императора?
Я с удивлением посмотрел на него и холодно улыбнулся.
— Это был всего лишь сон, Полидори.
— Сон? — Он выпучил глаза и в возбуждении закивал головой. — Сон.
Я отвернулся и уставился в окно экипажа, наслаждаясь красотами Рейна, вдоль которого мы ехали. Я посоветовал Полидори сделать то же. Он послушался моего совета. Несколько миль мы ехали в полном молчании. Затем Полидори начал тыкать мне пальцем в грудь.
— Почему вы? — снова разразился он. — Почему? Он похлопал себя по груди.
— Почему не я?
Я взглянул на него и расхохотался. Полидори тяжело дышал, он был разъярен, затем он перевел дыхание и попытался успокоиться.
— Умоляю вас, милорд, скажите, что именно вы умеете делать лучше, чем я?
Я слегка улыбнулся.
— Не считая написания стихов, которые я продаю? — Я наклонился вперед. — Три вещи. — Я достал пистолет и взвел курок. Полидори отпрянул назад. — Я могу попасть в замочную скважину с тридцати шагов. — Я жестом показал на Рейн. — Я могу переплыть эту реку. И третье… — Я поднес дуло пистолета к виску Полидори. Я заглянул в его глаза и овладел его волей. Я вызвал в его сознании видение, будто он сам с содранной кожей пригвожден к собственному операционному столу. Я заметил, как краска сходит с лица Полидори. Я рассмеялся и откинулся назад. — И в-третьих, — повторил я, — как видите, я могу наполнить вас таким ужасом, который сведет вас с ума. Итак, доктор… не искушайте меня.
Полидори дрожал, судорожно глотая воздух. Мы вновь погрузились в тишину. Он не проронил ни слова, пока экипаж не остановился для ночлега. Выходя из него, Полидори обернулся ко мне.
— Почему именно вы стали императором? — спросил он. — Почему солдаты приветствовали вас?
Чувства обиды и зависти омрачили его лицо. Он отвернулся и побежал в гостиницу.
Я не останавливал его. Мне нравились его вопросы. Леди Мельбурн называла меня преемником паши, а сам паша был кем-то вроде короля. Я не желал подобной власти, времена королей прошли, и, хотя я был вампиром, я все еще дорожил свободой. Но те мертвецы на поле Ватерлоо, что боготворили меня, были ли они заколдованы, словно в насмешку надо мной? Но кем? Самим пашой? Но он был мертв, в этом я был уверен, я сам пронзил его сердце. Я почувствовал, что он мертв, я знал, что я это почувствовал.
Это не могло быть его лицо — в таком случае чье лицо я видел на Пикадилли и чью мертвенно-бледную маску наблюдал на фоне неба над Ватерлоо? Я стал ограждать свои мысли, не позволяя им вновь удивлять себя. Если какое-то существо за пределами этого мира собирается помериться со мной силами, что ж, пусть, но я сомневался, что оно обладает силой, равной моей.
Мы продолжали путешествие и вскоре пересекли границу Швейцарии. Заснеженные и величественные Альпы возвышались над нами. Все это время я не видел ничего необычного. Ничто не вторгалось в мои сны. То существо, кем бы оно ни было, оставалось в тени. Я был доволен, но не удивлен. Мне вспомнилось, как я хлестал его лицо на поле Ватерлоо. Было бы глупо осмелиться бороться со мной дальше. Когда мы прибыли в Женеву, я стал понемногу успокаиваться… Что, как оказалось, было непростительной ошибкой.
Байрон замолчал и задумался.
Ребекка ждала
— Паша? — спросила она наконец.
— Нет, нет. — Лорд Байрон покачал головой. — Нет, это было другого рода потрясение. Мы прибыли в отель «Англетер». Я вышел из экипажа и направился в холл. И тут я ощутил запах. Это был до боли знакомый, непреодолимый смертельный запах. Я похолодел от ужаса, затем огляделся по сторонам, предполагая увидеть Августу. Но возле меня был только Полидори и персонал отеля. В оцепенении я заполнил журнал для прибывающих. Добравшись до графы «Возраст», я ощутил ужасное, давящее отчаяние. «Сто лет» — написал я. Я поднялся в свою комнату, стараясь ни о чем не думать, но это было невозможно. Везде висел резкий аромат золотистой крови.
Спустя час я получил записку. Разорвав конверт, я прочел: «Любимый, мне жаль, что ты так постарел, хотя мне показалось, что прошло целых двести лет за время твоего долгого путешествия. Я здесь с Мэри и Шелли. Надеюсь, мы скоро увидимся. Я так много хочу тебе сказать. Но сейчас пусть небеса пошлют тебе сладкие сны, я так счастлива».
Письмо было подписано просто: «Клер».
— Плохие новости? — спросил Полидори с обычной тактичностью.
— Да, — медленно произнес я. — Можно сказать так.
Полидори ухмыльнулся.
— О Господи, — сказал он.
В течение двух дней я ухитрялся избегать Клер. Но она докучала мне своими записками, и я знал, что в конце концов она доберется до меня. Ведь она пересекла пол-Европы, чтобы оказаться рядом со мной, поэтому не приходилось сомневаться в ее безумии. Однажды утром она нашла меня, когда я совершал прогулку в лодке по озеру вместе с Полидори. Она стояла на берегу вместе с двумя спутниками, ожидая меня. Я оказался в западне. Приближаясь к ней, я ощущал запах все сильнее и сильнее. Я выбрался из лодки и медленно подошел к ней. Она протянула мне руку, и я неохотно поцеловал ее. И тут от жажды у меня закружилась голова. Я решительно отпустил руку Клер и повернулся к ней спиной — к ней и к нашему еще не родившемуся ребенку.
— Лорд Байрон?
Один из спутников Клер вышел вперед, чтобы поприветствовать меня. Я пристально посмотрел ему в лицо. Оно было тонким и нежным в обрамлении длинных золотистых волос — лицо поэта, подумал я, почти лицо вампира.
— Мистер Шелли? — осведомился я. — Я рад встретиться с вами, — сказал я, беря его за руку.
Я пожал ее, затем взглянул на третьего спутника Шелли, проследив за моим взглядом, взял девушку за руку и подвел ко мне.
— Я полагаю, вы уже встречались с Мэри, сестрой Клер?
Я улыбнулся и кивнул.
— Да, я уже встречался с вашей женой.
— Она мне не жена.
Я с удивлением посмотрел на Шелли.
— О, простите, я полагал…
— Шелли не верит в брак, — просто сказала Мэри. Шелли застенчиво улыбнулся, глядя на меня.
— Я слышал, у вас самого мало находится времени для исполнения супружеского долга.
Я рассмеялся, лед между нами был растоплен. Клер подбежала ко мне, сердясь на то, что ее оставили одну. Она пыталась взять меня за руку, но я отстранил ее.
— Приходите ко мне на ужин, — прошептал я на ухо Мэри. — Но не берите с собой Клер.
Затем, поклонившись двум сестрам, я сел обратно в лодку.
Шелли действительно пришел тем вечером, и пришел один. Мы проговорили до рассвета. Его речи очаровали меня. Он был неисправимым бунтовщиком. Он проклинал не только брак, он проклинал священников, тиранов и самого Господа Бога.
— Это зима мира, — сказал он мне. — Все кажется серым и скованным.
Но эти выводы все же не вызывали в нем отчаяния, напротив, его вера в будущее разгоралась подобно пламени, и я, тот, который забыл, что такое страстная надежда, слушал его с восторгом. Шелли верил в человека, честно, верил, что он достигнет высот. Я, конечно, насмехался над ним, над многими его идеями, так как он говорил о вещах, которые не мог знать. Я был также заинтригован, когда услышал, что его разум открыт космосу и что его ощущения натянуты подобно струнам лиры, так что его воображаемые чувства могут бесконечно расширяться и обогащаться.
— В мире существуют странные силы, — поведал он мне, — невидимые для нас, но такие же реальные, как вы и я.
Я улыбнулся.
— Каким образом вы собираетесь войти с ними в контакт? — спросил я.
— С помощью страха, — тотчас ответил Шелли. — Ужаса и секса. Оба эти чувства могут помочь открыть нам мир неизведанного.
Я снова улыбнулся и пристально посмотрел в глаза Шелли. И снова подумал, какой красивый вампир получился бы из него.
Я решил остаться в Швейцарии. Шелли и его родственницы уже обосновались в доме на берегу озера. Я снял виллу приблизительно в двухстах ярдах от них, на этом расстоянии запах, исходящий из чрева Клер, был не таким сильным. Сама Клер все еще продолжала вести себя назойливо, и бывали времена, когда она отказывалась оставаться в стороне. Но в основном я успешно избегал ее и ту пытку, которую она носила в своем чреве. С Шелли, конечно, я виделся все это время. Мы катались на лодке, ездили верхом и вели беседы до поздней ночи.
После нескольких недель, проведенных здесь, погода стала заметно ухудшаться. Стоял бесконечный туман, не прекращались шторм и проливной дождь. Мы все дни и ночи проводили на моей вилле, вечерами собирались в гостиной. Огонь мерцал в огромном камине, пока за окном ревел на озере ветер, ударяя в стекла балконных дверей. Мы часто стояли у окон и смотрели на молнии над пиками заснеженных гор. Эти картины заставляли меня снова задуматься о вопросах гальванизма, электричества и принципах жизни. Шелли также интересовали подобные спорные вопросы, и в Оксфорде, как оказалось, он даже ставил какие-то эксперименты.
— И успешные? — спросил я. Шелли рассмеялся и покачал головой.
— Но я все еще верю, что возможно воссоздать жизнь, — сказал он. — Вернуть мертвое тело к жизни.
— О да, — заявил Полидори, вмешиваясь в наш разговор. — Лорд Байрон знает об этом все, не так ли, милорд?
Его лицо стало подергиваться.
— Император мертвецов, — прошипел он.
Я слабо улыбнулся и пропустил его слова мимо ушей. Полидори ревновал меня к Шелли. И у него были на то причины. Мы с Шелли продолжали беседу. После нескольких попыток вмешаться в наш разговор Полидори выругался и в негодовании удалился.
Он принес свою трагедию и начал вслух громко читать ее. Клер захихикала. Полидори прервался и вспыхнул. Он внимательно обвел взглядом комнату. Все молчали.
— Вы, — внезапно сказал Полидори, указывая на Шелли. — Моя поэма. Что вы думаете о ней? Шелли молчал.
— Вы превосходный доктор, — произнес он наконец.
Полидори покачал головой.
— Вы оскорбляете меня? — спросил он тихим дрожащим голосом.
Шелли с удивлением смотрел на него.
— Нет, я не хотел вас обидеть. — Он пожал плечами. — Но боюсь, что ваша поэма не удалась.
Полидори с шумом бросил рукопись на пол.
— Я требую сатисфакции, — закричал он и подбежал к Шелли. — Да, сэр, я требую сатисфакции! Шелли залился смехом.
— Ради Бога, Полидори, — произнес я, растягивая слова, — Шелли миролюбивый человек. Если вам так хочется драться на дуэли, бросьте вызов мне.
Полидори мельком взглянул на меня:
— Вы насмехаетесь надо мной, милорд. Я улыбнулся:
— Да, если вам угодно.
Внезапно плечи Полидори поникли. Удрученный, он повернулся к Шелли.
— В чем, как вы думаете, не удалась моя поэма? Шелли задумался. В этот момент сверкнула молния, озарив серебряным светом всю комнату.
— Поэзия, — сказал Шелли, когда стих гром, — должна быть, — он помолчал, — должна быть вспышкой огня, электрическим разрядом, дающим жизнь этому мертвому миру, открывающим глаза, которые долго были закрыты.
Я улыбнулся его словам.
— Как и ужас?
Шелли кивнул, его глаза были широко раскрыты и вдохновенны.
— Да, Байрон, как ужас. Я поднялся.
— У меня есть идея, — сказал я. — Давайте проверим, верна ли теория Шелли. Мэри нахмурилась.
— Как? — спросила она. — Что вы имеете в виду? Я подошел к полке и достал книгу.
— Я прочту вам истории о привидениях, — сказал я. — И затем каждый из нас, по очереди, расскажет свою историю.
Я прошел по комнате, наполовину погасив свет. Шелли единственный, кто помогал мне. Полидори смотрел с презрением, в то время как Мэри и Клер выглядели неуверенными и испуганными. Я собрал всех у камина и начал. Снаружи раздался подобающий случаю раскат грома. Но я не нуждался в буре, мой голос сам по себе наводил ужас, и я знал об этом. Другим казалось, что я читаю по книге, но я не нуждался в ней — ужасная история, рассказанная мной, была моей собственной. В ту ночь я сочинил две истории. В первой любовник обнимает свою невесту, целует ее и вдруг чувствует, как она превращается в труп всех девушек, которым он изменил. А во второй…
Лорд Байрон замолчал. Он улыбнулся Ребекке.
— Вторая история повествует об одной семье. Ее основатель за свои грехи был обречен даровать поцелуй смерти всем своим потомкам.
Лорд Байрон замолк.
— Всем своим близким по крови. Да. Он кивнул, глядя на Ребекку, которая застыла в своем кресле, похолодев от ужаса.
— Я помню, что Клер не понравилась эта история. Она начала сжимать свой живот, как это делала Белл. И тогда запах ее ужаса ободрил меня. Я рассказал им мою собственную историю, вызывающую, конечно, отвращение, историю о двух друзьях, которые путешествовали по Греции, и о том, что произошло там с одним из них. Когда я закончил, стояла гробовая тишина. Я с удовольствием заметил, какое сильное впечатление произвела она на Шелли. Его широко раскрытые глаза почти вылезли из орбит из-за судороги мышц, а его лицо напоминало маску. Его волосы, казалось, сверкали, а кожа побледнела настолько, что почти просвечивала насквозь.
— И это… это была всего лишь выдумка? — спросил он наконец.
Я приподнял бровь.
— А почему вы спрашиваете?
— То, как вы рассказали историю, — его глаза расширились еще больше, — кажется… ну… вы рассказали ее так, словно в ней заключена какая-то страшная правда.
Я слабо улыбнулся и собрался было ответить, как Полидори прервал меня.
— Теперь моя очередь! — сказал он, вскакивая на ноги. — Предупреждаю вас, леди, — добавил он, галантно кланяясь Мэри, — я расскажу вам леденящую кровь историю. История была, конечно, нелепая. У одной женщины по неизвестной причине вместо головы был череп. Она любила подсматривать в замочные скважины. Что-то удивительное с ней произошло, я не помню, что именно. В конце концов…
Полидори упорно продолжал свой рассказ, он закончил дни своей героини в могиле, опять же, кпк я понял, по неизвестной причине. Этот вечер, который, казалось, был наэлектризован страхом, теперь перешел в глупое веселье.
Внезапно в разгар нашего хохота Мэри пронзительно вскрикнула. Балконные двери распахнулись, и ветер пронесся по комнате, задув все свечи. Мэри снова вскрикнула.
— Все в порядке! — Шелли бросился закрывать двери. — Это всего лишь буря!
— Нет, — сказала Мэри, указывая куда-то. — Там что-то есть на балконе. Я видела его.
Я нахмурился и вышел вместе с Шелли на балкон. Там было пусто. Мы пытались что-то разглядеть в темноте, но дождь лил на Озере стеной, мешая что-либо увидеть. Я не чувствовал никакого запаха.
— Я видела лицо, — настаивала Мэри, когда мы начали зажигать свечи. — Отвратительное, дьявольское лицо.
— Оно было бледным? — спросил я. — С горящими глазами?
— Да. — Она закивала головой. — Нет. Его глаза… — она взглянула на меня, — его глаза, Байрон, были совсем как ваши.
Шелли мельком взглянул на меня. Выражение его лица было странным. Внезапно я рассмеялся.
— В чем дело? — спросил Шелли.
— Ваша теория, кажется, подтверждается, — сказал я. — Посмотрите на нас. Все нервничают. Полидори, примите мои поздравления.
Полидори улыбнулся и поклонился.
— Ваша история не так уж и смешна, как мне показалось. У всех нас была галлюцинация.
— Мне это не привиделось, — возразила Мэри. — Там действительно что-то было.
Шелли подошел к ней и взял за руку, но все это время он продолжал пристально смотреть на меня. Он дрожал.
— Я хочу спать, — сказала Клер низким голосом. Я посмотрел на нее.
— Хорошо.
Она поднялась, оглядела комнату и вышла.
— Шелли? — обратился я.
Он нахмурился. На его бледном лице выступила испарина.
— Существует некая сила, — сказал он, — какая-то ужасная тень невидимой силы.
Я знал, что он все глубже и глубже погружается в темноту моих глаз. Я заглянул в его мысли и увидел, какую любовь он питает к наслаждению страхом. Подобно лунному свету на поверхности моря, я отбрасывал отблеск какого-то отдаленного мира на его душу. Он задрожал, приветствуя нарастающий в себе ужас, повернулся к Мэри, пытаясь унять свой страх. Но ему было не так-то легко убежать от меня. Снова моя сила овладела его разумом. Когда Шелли взглянул на Мэри, он увидел ее обнаженной, бледной, ужасной; вместо ее сосков были закрытые глаза, внезапно они открылись, и их отблеск был подобен отблеску в глазах вампира — насмешливому, зовущему. Шелли вскрикнул и посмотрел на меня. Кожа на его лице покрылась бесчисленными морщинками, застыв в непередаваемой гримасе ужаса. Он обхватил голову руками и выбежал из комнаты. Полидори взглянул на меня и последовал за ним. Мэри также поднялась.
— Этот вечер был слишком трудным для всех нас, — сказала она после долгой паузы. Она бросила взгляд в темноту ночи.
— Я полагаю, мы можем спать здесь? Я кивнул.
— Конечно. Вы можете располагаться там, где вам захочется. Но мы так и не услышали вашей истории.
— Я знаю. Но я очень плохая выдумщица. Я попытаюсь что-нибудь придумать. Она поклонилась и вышла.
— Мэри, — позвал я ее.
Она обернулась и посмотрела на меня.
— Не беспокойся о Шелли. С ним все будет в порядке.
Мэри слабо улыбнулась. Затем, не говоря ни слова, вышла, оставив меня одного.
Я стоял на балконе. Дождь прекратился, но буря все еще неистовствовала. Я вдыхал носом ветер, надеясь почувствовать запах того существа, которое видела Мэри. Но ничего не было. У нее, должно быть, после всех этих рассказов разыгралось воображение. Хотя странно, подумал я, что ее галлюцинация была так похожа на мою собственную. Я пожал плечами. Была странная, опьяняющая ночь. Я снова загляделся на яростную бурю. Вдалеке, подобно клыкам, мерцали горы, и луна, скрытая облаками, была полной, и я знал это. Знание собственной власти стучало в моей крови. В далекой Женеве часы пробили два. Я повернулся и закрыл балконные двери. Затем в полной тишине я прошел через всю виллу в комнату Шелли.
Они лежали обнявшись, обнаженные и бледные.
Мэри застонала, когда моя тень легла на нее, она повернулась во сне, Шелли тоже зашевелился и повернулся так, что его лицо и грудь обратились ко мне. Я стоял подле него. Как он был прекрасен! Подобно отцу, поглаживающему щеки спящей дочери, я пробежался по его мыслям. Они были очаровательными и странными. Мне никогда еще не доводилось встречать такого смертного. Он говорил о желании познать секрет власти, власти мира, лежащего за пределами человеческого сознания, и я знал, что Шелли достоин этого. Этим вечером внизу, в гостиной, я дал ему возможность увидеть мельком то, что лежит за пределами этой жизни. И все же я мог дать ему значительно больше, я мог создать его в собственном воображении, я мог дать ему вечную жизнь.
Внезапно я ощутил отчаянное страдание. Как страстно я желал иметь спутника такого же, как я, которого бы любил. Да, мы были бы вампирами, это правда, отрезанными от всего остального мира, но не жалкими и одинокими, каким я был сейчас. Я склонился над спящим Шелли. И не было греха в том, чтобы сделать его таким же, как я сам. Я даровал бы ему другую жизнь, а жизнь была даром Божьим. Я положил руку ему на грудь. Его сердце билось, готовое раскрыться моему поцелую. Нет. Я бы создал не раба, не монстра, а любовника на все времена. Нет. Не ошибка, не грех. Я пробежал пальцами по груди Шелли.
Он не пошевелился, но Мэри снова застонала, словно пытаясь пробудиться от какого-то кошмара. Я взглянул на нее, затем на Шелли и медленно отвел губы от его груди.
Паша смотрел на меня. Он стоял у двери, закутанный в черный плащ, его бледное лицо было бесстрастным. Его глаза, подобно свету, пронзили мою душу. Он отвернулся и исчез. Я поднялся с постели Шелли и, крадучись, последовал за пашой.
Но он исчез. Дом казался пустым, даже в воздухе не осталось запаха, свидетельствовавшего о присутствии постороннего. Хлопнула дверь, я услышал, как сквозняк промчался по коридору. Я поспешил вслед за ним. Дверь в конце коридора хлопала при порывах ветра. За ней был сад. Я вышел из дома в поисках своей жертвы. Буря не утихала, стояла непроницаемая тьма. Вдруг вспышка молнии сверкнула над вершинами, осветив чей-то темный силуэт на фоне волн озера. Я полетел вслед за ветром и опустился на берег. Когда я приблизился к призраку, он взглянул на меня. Его лицо имело тот же желтый оттенок, и все черты казались более жестокими, чем в жизни. Но это был он. Я был уверен в этом.
Он кивнул. Я огляделся по сторонам, затем поскакал галопом вперед. Копыта моей лошади увязали в грязи, и казалось, что сквозь эту вспенившуюся грязь сочится кровь. Я подъехал к тому месту, где Наполеон разбил лагерь в день своего окончательного поражения. Сидя в седле, я обозревал эту долину смерти.
Пшеница колыхалась от легкого дуновения ветерка. Мне казалось, что я слышу, как она шепчет мое имя. Я почувствовал, как странная легкость наполняет меня, я поскакал вперед, пытаясь стряхнуть ее. Но грязь под ногами засасывала меня все глубже и глубже. Я пустил коня галопом по полоске травы. Однако грязь все еще просачивалась. Я посмотрел вниз и увидел, что трава окрашена в красный цвет. Куда бы ни ступала нога моей лошади, везде из земли пузырилась кровь.
Я огляделся по сторонам Я был один. Не было никаких следов моих спутников, небо вдруг потемнело и окрасилось пурпуром. Все звуки смолкли — пение птиц, стрекотание кузнечиков, шелест пшеницы. Тишина, как и небо, была холодной и мертвой. Никаких признаков жизни по всей широкой равнине.
Вдруг из-за холма до меня донесся еле уловимый звук. Это была барабанная дробь. Она смолкла, затем сильнее, чем прежде, раздалась вновь. Я направил туда своего коня. Бой барабана стал убыстряться. Когда я взбирался на холм, дробь, казалось, эхом отдавалась в небесах. Достигнув вершины, я остановил лошадь. Сидя в седле, я наблюдал разворачивающуюся передо мной картину.
Кровь сочилась из земли так, словно та была бинтом, наложенным на незаживающую рану. Земля смешалась с лужами запекшейся крови, и по всему полю комья грязи и кровь стали приобретать очертания. Вскоре я смог различить человеческие тела, освобождающиеся из своих могил. Они рядами вставали из-под земли, я видел сгнившие лоскуты их обмундирования. Я завороженно смотрел на эти полки, батальоны и армии мертвецов. Я видел их остекленевшие глаза. Их кожа разлагалась, носы провалились, тела вызывали омерзение видом крови и слизи. Через секунду все стихло. Затем, словно повинуясь единому порыву, солдаты сделали шаг вперед. Они сорвали свои шляпы и с чудовищной медлительностью подбросили их вверх, приветствуя меня.
— Да здравствует император!
— Да здравствует император! Повелитель мертвых!
Я выпрямился в седле, вспомнив последнюю ночь, проведенную на Пикадилли. Меня охватила уверенность, что это видение тоже родилось в моем воображении. И я искал существо, которое походило бы на пашу. Я увидел его на коне, вырисовывающимся силуэтом на фоне пурпурного неба.
— Вахель-паша? — Я прищурился. — Неужели это вы?
Он приподнял шляпу, подражая приветствию мертвых солдат. Затем пустил лошадь галопом, удаляясь от меня; я бросился вслед за ним, чтобы уничтожить его и вернуть контроль над своими видениями. Существо обернулось. На его лице было выражение удивления. Внезапно, прежде чем я успел заметить его стремительное движение, я ощутил его пальцы на своем горле. Под натиском я отпрянул назад. Давно я не сталкивался с силой, подобной моей. Я стал бороться с ним и снова заметил на лице паши удивление и сомнение. Я почувствовал, как он слабеет. Я стал хлестать его по лицу. Он оступился и покатился на землю. Я шагнул к нему и тут услышал крик.
Я обернулся. Полидори пристально смотрел на меня. Он заглянул в мои глаза и снова закричал. Я вновь обратил взор туда, где лежал паша, — его там не было. Я выругался и вздохнул. Теперь я слышал пение птиц и, взглянув на поле битвы, увидел лишь траву и невытоптанные колосья.
Я бросил взгляд на Полидори. Он все еще был без сознания и, стеная и корчась от боли, катался по земле. Наши проводники подбежали к нему. Хорошо, подумал я. Они помогли Полидори. Я развернул коня и поехал по полю. Крестьяне предлагали мне сломанные сабли и черепа. Я купил несколько. Теперь я ехал один, размышляя о крушении наполеоновской армии и фатальной быстротечности человеческой жизни.
Когда мы возвращались в Брюссель, Полидори продолжал молча смотреть на меня. Его глаза были полны подозрения и ужаса. Я не обращал на него внимания. Только поздно ночью, убив жертву, напившись крови и чувствуя сытость, я занялся им. Он спал. Я грубо растолкал его и схватил за горло. Я предупредил его, чтобы он никогда впредь не пытался проникать в мои видения.
— Но я видел, что вы в трансе, — выдавил, задыхаясь, Полидори. — Я подумал, что это может быть интересно, прочесть ваши мысли. В самом деле, — воздух со свистом вырвался из его груди, — как ваш врач, я полагал, что это мой долг.
Я провел пальцем по его щеке.
— Не пытайтесь сделать это вновь, — прошептал я. Полидори злобно посмотрел на меня.
— Но почему нет, милорд? — спросил он. — Неужели вы думаете, что мой разум не такой, как ваш? Я улыбнулся.
— Да, я так думаю, — мягко прошептал я.
Полидори открыл было рот, но, увидев мои глаза, побледнел и издал какой-то невнятный звук. Наконец, он склонил свою голову. Затем повернулся и вышел. Я надеялся, я думал, что он понял.
Но ничто не могло сдержать его тщеславие. Полидори продолжал размышлять об этом.
— Почему, — внезапно спросил он несколько дней спустя, — солдаты приветствовали вас как императора?
Я с удивлением посмотрел на него и холодно улыбнулся.
— Это был всего лишь сон, Полидори.
— Сон? — Он выпучил глаза и в возбуждении закивал головой. — Сон.
Я отвернулся и уставился в окно экипажа, наслаждаясь красотами Рейна, вдоль которого мы ехали. Я посоветовал Полидори сделать то же. Он послушался моего совета. Несколько миль мы ехали в полном молчании. Затем Полидори начал тыкать мне пальцем в грудь.
— Почему вы? — снова разразился он. — Почему? Он похлопал себя по груди.
— Почему не я?
Я взглянул на него и расхохотался. Полидори тяжело дышал, он был разъярен, затем он перевел дыхание и попытался успокоиться.
— Умоляю вас, милорд, скажите, что именно вы умеете делать лучше, чем я?
Я слегка улыбнулся.
— Не считая написания стихов, которые я продаю? — Я наклонился вперед. — Три вещи. — Я достал пистолет и взвел курок. Полидори отпрянул назад. — Я могу попасть в замочную скважину с тридцати шагов. — Я жестом показал на Рейн. — Я могу переплыть эту реку. И третье… — Я поднес дуло пистолета к виску Полидори. Я заглянул в его глаза и овладел его волей. Я вызвал в его сознании видение, будто он сам с содранной кожей пригвожден к собственному операционному столу. Я заметил, как краска сходит с лица Полидори. Я рассмеялся и откинулся назад. — И в-третьих, — повторил я, — как видите, я могу наполнить вас таким ужасом, который сведет вас с ума. Итак, доктор… не искушайте меня.
Полидори дрожал, судорожно глотая воздух. Мы вновь погрузились в тишину. Он не проронил ни слова, пока экипаж не остановился для ночлега. Выходя из него, Полидори обернулся ко мне.
— Почему именно вы стали императором? — спросил он. — Почему солдаты приветствовали вас?
Чувства обиды и зависти омрачили его лицо. Он отвернулся и побежал в гостиницу.
Я не останавливал его. Мне нравились его вопросы. Леди Мельбурн называла меня преемником паши, а сам паша был кем-то вроде короля. Я не желал подобной власти, времена королей прошли, и, хотя я был вампиром, я все еще дорожил свободой. Но те мертвецы на поле Ватерлоо, что боготворили меня, были ли они заколдованы, словно в насмешку надо мной? Но кем? Самим пашой? Но он был мертв, в этом я был уверен, я сам пронзил его сердце. Я почувствовал, что он мертв, я знал, что я это почувствовал.
Это не могло быть его лицо — в таком случае чье лицо я видел на Пикадилли и чью мертвенно-бледную маску наблюдал на фоне неба над Ватерлоо? Я стал ограждать свои мысли, не позволяя им вновь удивлять себя. Если какое-то существо за пределами этого мира собирается помериться со мной силами, что ж, пусть, но я сомневался, что оно обладает силой, равной моей.
Мы продолжали путешествие и вскоре пересекли границу Швейцарии. Заснеженные и величественные Альпы возвышались над нами. Все это время я не видел ничего необычного. Ничто не вторгалось в мои сны. То существо, кем бы оно ни было, оставалось в тени. Я был доволен, но не удивлен. Мне вспомнилось, как я хлестал его лицо на поле Ватерлоо. Было бы глупо осмелиться бороться со мной дальше. Когда мы прибыли в Женеву, я стал понемногу успокаиваться… Что, как оказалось, было непростительной ошибкой.
Байрон замолчал и задумался.
Ребекка ждала
— Паша? — спросила она наконец.
— Нет, нет. — Лорд Байрон покачал головой. — Нет, это было другого рода потрясение. Мы прибыли в отель «Англетер». Я вышел из экипажа и направился в холл. И тут я ощутил запах. Это был до боли знакомый, непреодолимый смертельный запах. Я похолодел от ужаса, затем огляделся по сторонам, предполагая увидеть Августу. Но возле меня был только Полидори и персонал отеля. В оцепенении я заполнил журнал для прибывающих. Добравшись до графы «Возраст», я ощутил ужасное, давящее отчаяние. «Сто лет» — написал я. Я поднялся в свою комнату, стараясь ни о чем не думать, но это было невозможно. Везде висел резкий аромат золотистой крови.
Спустя час я получил записку. Разорвав конверт, я прочел: «Любимый, мне жаль, что ты так постарел, хотя мне показалось, что прошло целых двести лет за время твоего долгого путешествия. Я здесь с Мэри и Шелли. Надеюсь, мы скоро увидимся. Я так много хочу тебе сказать. Но сейчас пусть небеса пошлют тебе сладкие сны, я так счастлива».
Письмо было подписано просто: «Клер».
— Плохие новости? — спросил Полидори с обычной тактичностью.
— Да, — медленно произнес я. — Можно сказать так.
Полидори ухмыльнулся.
— О Господи, — сказал он.
В течение двух дней я ухитрялся избегать Клер. Но она докучала мне своими записками, и я знал, что в конце концов она доберется до меня. Ведь она пересекла пол-Европы, чтобы оказаться рядом со мной, поэтому не приходилось сомневаться в ее безумии. Однажды утром она нашла меня, когда я совершал прогулку в лодке по озеру вместе с Полидори. Она стояла на берегу вместе с двумя спутниками, ожидая меня. Я оказался в западне. Приближаясь к ней, я ощущал запах все сильнее и сильнее. Я выбрался из лодки и медленно подошел к ней. Она протянула мне руку, и я неохотно поцеловал ее. И тут от жажды у меня закружилась голова. Я решительно отпустил руку Клер и повернулся к ней спиной — к ней и к нашему еще не родившемуся ребенку.
— Лорд Байрон?
Один из спутников Клер вышел вперед, чтобы поприветствовать меня. Я пристально посмотрел ему в лицо. Оно было тонким и нежным в обрамлении длинных золотистых волос — лицо поэта, подумал я, почти лицо вампира.
— Мистер Шелли? — осведомился я. — Я рад встретиться с вами, — сказал я, беря его за руку.
Я пожал ее, затем взглянул на третьего спутника Шелли, проследив за моим взглядом, взял девушку за руку и подвел ко мне.
— Я полагаю, вы уже встречались с Мэри, сестрой Клер?
Я улыбнулся и кивнул.
— Да, я уже встречался с вашей женой.
— Она мне не жена.
Я с удивлением посмотрел на Шелли.
— О, простите, я полагал…
— Шелли не верит в брак, — просто сказала Мэри. Шелли застенчиво улыбнулся, глядя на меня.
— Я слышал, у вас самого мало находится времени для исполнения супружеского долга.
Я рассмеялся, лед между нами был растоплен. Клер подбежала ко мне, сердясь на то, что ее оставили одну. Она пыталась взять меня за руку, но я отстранил ее.
— Приходите ко мне на ужин, — прошептал я на ухо Мэри. — Но не берите с собой Клер.
Затем, поклонившись двум сестрам, я сел обратно в лодку.
Шелли действительно пришел тем вечером, и пришел один. Мы проговорили до рассвета. Его речи очаровали меня. Он был неисправимым бунтовщиком. Он проклинал не только брак, он проклинал священников, тиранов и самого Господа Бога.
— Это зима мира, — сказал он мне. — Все кажется серым и скованным.
Но эти выводы все же не вызывали в нем отчаяния, напротив, его вера в будущее разгоралась подобно пламени, и я, тот, который забыл, что такое страстная надежда, слушал его с восторгом. Шелли верил в человека, честно, верил, что он достигнет высот. Я, конечно, насмехался над ним, над многими его идеями, так как он говорил о вещах, которые не мог знать. Я был также заинтригован, когда услышал, что его разум открыт космосу и что его ощущения натянуты подобно струнам лиры, так что его воображаемые чувства могут бесконечно расширяться и обогащаться.
— В мире существуют странные силы, — поведал он мне, — невидимые для нас, но такие же реальные, как вы и я.
Я улыбнулся.
— Каким образом вы собираетесь войти с ними в контакт? — спросил я.
— С помощью страха, — тотчас ответил Шелли. — Ужаса и секса. Оба эти чувства могут помочь открыть нам мир неизведанного.
Я снова улыбнулся и пристально посмотрел в глаза Шелли. И снова подумал, какой красивый вампир получился бы из него.
Я решил остаться в Швейцарии. Шелли и его родственницы уже обосновались в доме на берегу озера. Я снял виллу приблизительно в двухстах ярдах от них, на этом расстоянии запах, исходящий из чрева Клер, был не таким сильным. Сама Клер все еще продолжала вести себя назойливо, и бывали времена, когда она отказывалась оставаться в стороне. Но в основном я успешно избегал ее и ту пытку, которую она носила в своем чреве. С Шелли, конечно, я виделся все это время. Мы катались на лодке, ездили верхом и вели беседы до поздней ночи.
После нескольких недель, проведенных здесь, погода стала заметно ухудшаться. Стоял бесконечный туман, не прекращались шторм и проливной дождь. Мы все дни и ночи проводили на моей вилле, вечерами собирались в гостиной. Огонь мерцал в огромном камине, пока за окном ревел на озере ветер, ударяя в стекла балконных дверей. Мы часто стояли у окон и смотрели на молнии над пиками заснеженных гор. Эти картины заставляли меня снова задуматься о вопросах гальванизма, электричества и принципах жизни. Шелли также интересовали подобные спорные вопросы, и в Оксфорде, как оказалось, он даже ставил какие-то эксперименты.
— И успешные? — спросил я. Шелли рассмеялся и покачал головой.
— Но я все еще верю, что возможно воссоздать жизнь, — сказал он. — Вернуть мертвое тело к жизни.
— О да, — заявил Полидори, вмешиваясь в наш разговор. — Лорд Байрон знает об этом все, не так ли, милорд?
Его лицо стало подергиваться.
— Император мертвецов, — прошипел он.
Я слабо улыбнулся и пропустил его слова мимо ушей. Полидори ревновал меня к Шелли. И у него были на то причины. Мы с Шелли продолжали беседу. После нескольких попыток вмешаться в наш разговор Полидори выругался и в негодовании удалился.
Он принес свою трагедию и начал вслух громко читать ее. Клер захихикала. Полидори прервался и вспыхнул. Он внимательно обвел взглядом комнату. Все молчали.
— Вы, — внезапно сказал Полидори, указывая на Шелли. — Моя поэма. Что вы думаете о ней? Шелли молчал.
— Вы превосходный доктор, — произнес он наконец.
Полидори покачал головой.
— Вы оскорбляете меня? — спросил он тихим дрожащим голосом.
Шелли с удивлением смотрел на него.
— Нет, я не хотел вас обидеть. — Он пожал плечами. — Но боюсь, что ваша поэма не удалась.
Полидори с шумом бросил рукопись на пол.
— Я требую сатисфакции, — закричал он и подбежал к Шелли. — Да, сэр, я требую сатисфакции! Шелли залился смехом.
— Ради Бога, Полидори, — произнес я, растягивая слова, — Шелли миролюбивый человек. Если вам так хочется драться на дуэли, бросьте вызов мне.
Полидори мельком взглянул на меня:
— Вы насмехаетесь надо мной, милорд. Я улыбнулся:
— Да, если вам угодно.
Внезапно плечи Полидори поникли. Удрученный, он повернулся к Шелли.
— В чем, как вы думаете, не удалась моя поэма? Шелли задумался. В этот момент сверкнула молния, озарив серебряным светом всю комнату.
— Поэзия, — сказал Шелли, когда стих гром, — должна быть, — он помолчал, — должна быть вспышкой огня, электрическим разрядом, дающим жизнь этому мертвому миру, открывающим глаза, которые долго были закрыты.
Я улыбнулся его словам.
— Как и ужас?
Шелли кивнул, его глаза были широко раскрыты и вдохновенны.
— Да, Байрон, как ужас. Я поднялся.
— У меня есть идея, — сказал я. — Давайте проверим, верна ли теория Шелли. Мэри нахмурилась.
— Как? — спросила она. — Что вы имеете в виду? Я подошел к полке и достал книгу.
— Я прочту вам истории о привидениях, — сказал я. — И затем каждый из нас, по очереди, расскажет свою историю.
Я прошел по комнате, наполовину погасив свет. Шелли единственный, кто помогал мне. Полидори смотрел с презрением, в то время как Мэри и Клер выглядели неуверенными и испуганными. Я собрал всех у камина и начал. Снаружи раздался подобающий случаю раскат грома. Но я не нуждался в буре, мой голос сам по себе наводил ужас, и я знал об этом. Другим казалось, что я читаю по книге, но я не нуждался в ней — ужасная история, рассказанная мной, была моей собственной. В ту ночь я сочинил две истории. В первой любовник обнимает свою невесту, целует ее и вдруг чувствует, как она превращается в труп всех девушек, которым он изменил. А во второй…
Лорд Байрон замолчал. Он улыбнулся Ребекке.
— Вторая история повествует об одной семье. Ее основатель за свои грехи был обречен даровать поцелуй смерти всем своим потомкам.
Лорд Байрон замолк.
— Всем своим близким по крови. Да. Он кивнул, глядя на Ребекку, которая застыла в своем кресле, похолодев от ужаса.
— Я помню, что Клер не понравилась эта история. Она начала сжимать свой живот, как это делала Белл. И тогда запах ее ужаса ободрил меня. Я рассказал им мою собственную историю, вызывающую, конечно, отвращение, историю о двух друзьях, которые путешествовали по Греции, и о том, что произошло там с одним из них. Когда я закончил, стояла гробовая тишина. Я с удовольствием заметил, какое сильное впечатление произвела она на Шелли. Его широко раскрытые глаза почти вылезли из орбит из-за судороги мышц, а его лицо напоминало маску. Его волосы, казалось, сверкали, а кожа побледнела настолько, что почти просвечивала насквозь.
— И это… это была всего лишь выдумка? — спросил он наконец.
Я приподнял бровь.
— А почему вы спрашиваете?
— То, как вы рассказали историю, — его глаза расширились еще больше, — кажется… ну… вы рассказали ее так, словно в ней заключена какая-то страшная правда.
Я слабо улыбнулся и собрался было ответить, как Полидори прервал меня.
— Теперь моя очередь! — сказал он, вскакивая на ноги. — Предупреждаю вас, леди, — добавил он, галантно кланяясь Мэри, — я расскажу вам леденящую кровь историю. История была, конечно, нелепая. У одной женщины по неизвестной причине вместо головы был череп. Она любила подсматривать в замочные скважины. Что-то удивительное с ней произошло, я не помню, что именно. В конце концов…
Полидори упорно продолжал свой рассказ, он закончил дни своей героини в могиле, опять же, кпк я понял, по неизвестной причине. Этот вечер, который, казалось, был наэлектризован страхом, теперь перешел в глупое веселье.
Внезапно в разгар нашего хохота Мэри пронзительно вскрикнула. Балконные двери распахнулись, и ветер пронесся по комнате, задув все свечи. Мэри снова вскрикнула.
— Все в порядке! — Шелли бросился закрывать двери. — Это всего лишь буря!
— Нет, — сказала Мэри, указывая куда-то. — Там что-то есть на балконе. Я видела его.
Я нахмурился и вышел вместе с Шелли на балкон. Там было пусто. Мы пытались что-то разглядеть в темноте, но дождь лил на Озере стеной, мешая что-либо увидеть. Я не чувствовал никакого запаха.
— Я видела лицо, — настаивала Мэри, когда мы начали зажигать свечи. — Отвратительное, дьявольское лицо.
— Оно было бледным? — спросил я. — С горящими глазами?
— Да. — Она закивала головой. — Нет. Его глаза… — она взглянула на меня, — его глаза, Байрон, были совсем как ваши.
Шелли мельком взглянул на меня. Выражение его лица было странным. Внезапно я рассмеялся.
— В чем дело? — спросил Шелли.
— Ваша теория, кажется, подтверждается, — сказал я. — Посмотрите на нас. Все нервничают. Полидори, примите мои поздравления.
Полидори улыбнулся и поклонился.
— Ваша история не так уж и смешна, как мне показалось. У всех нас была галлюцинация.
— Мне это не привиделось, — возразила Мэри. — Там действительно что-то было.
Шелли подошел к ней и взял за руку, но все это время он продолжал пристально смотреть на меня. Он дрожал.
— Я хочу спать, — сказала Клер низким голосом. Я посмотрел на нее.
— Хорошо.
Она поднялась, оглядела комнату и вышла.
— Шелли? — обратился я.
Он нахмурился. На его бледном лице выступила испарина.
— Существует некая сила, — сказал он, — какая-то ужасная тень невидимой силы.
Я знал, что он все глубже и глубже погружается в темноту моих глаз. Я заглянул в его мысли и увидел, какую любовь он питает к наслаждению страхом. Подобно лунному свету на поверхности моря, я отбрасывал отблеск какого-то отдаленного мира на его душу. Он задрожал, приветствуя нарастающий в себе ужас, повернулся к Мэри, пытаясь унять свой страх. Но ему было не так-то легко убежать от меня. Снова моя сила овладела его разумом. Когда Шелли взглянул на Мэри, он увидел ее обнаженной, бледной, ужасной; вместо ее сосков были закрытые глаза, внезапно они открылись, и их отблеск был подобен отблеску в глазах вампира — насмешливому, зовущему. Шелли вскрикнул и посмотрел на меня. Кожа на его лице покрылась бесчисленными морщинками, застыв в непередаваемой гримасе ужаса. Он обхватил голову руками и выбежал из комнаты. Полидори взглянул на меня и последовал за ним. Мэри также поднялась.
— Этот вечер был слишком трудным для всех нас, — сказала она после долгой паузы. Она бросила взгляд в темноту ночи.
— Я полагаю, мы можем спать здесь? Я кивнул.
— Конечно. Вы можете располагаться там, где вам захочется. Но мы так и не услышали вашей истории.
— Я знаю. Но я очень плохая выдумщица. Я попытаюсь что-нибудь придумать. Она поклонилась и вышла.
— Мэри, — позвал я ее.
Она обернулась и посмотрела на меня.
— Не беспокойся о Шелли. С ним все будет в порядке.
Мэри слабо улыбнулась. Затем, не говоря ни слова, вышла, оставив меня одного.
Я стоял на балконе. Дождь прекратился, но буря все еще неистовствовала. Я вдыхал носом ветер, надеясь почувствовать запах того существа, которое видела Мэри. Но ничего не было. У нее, должно быть, после всех этих рассказов разыгралось воображение. Хотя странно, подумал я, что ее галлюцинация была так похожа на мою собственную. Я пожал плечами. Была странная, опьяняющая ночь. Я снова загляделся на яростную бурю. Вдалеке, подобно клыкам, мерцали горы, и луна, скрытая облаками, была полной, и я знал это. Знание собственной власти стучало в моей крови. В далекой Женеве часы пробили два. Я повернулся и закрыл балконные двери. Затем в полной тишине я прошел через всю виллу в комнату Шелли.
Они лежали обнявшись, обнаженные и бледные.
Мэри застонала, когда моя тень легла на нее, она повернулась во сне, Шелли тоже зашевелился и повернулся так, что его лицо и грудь обратились ко мне. Я стоял подле него. Как он был прекрасен! Подобно отцу, поглаживающему щеки спящей дочери, я пробежался по его мыслям. Они были очаровательными и странными. Мне никогда еще не доводилось встречать такого смертного. Он говорил о желании познать секрет власти, власти мира, лежащего за пределами человеческого сознания, и я знал, что Шелли достоин этого. Этим вечером внизу, в гостиной, я дал ему возможность увидеть мельком то, что лежит за пределами этой жизни. И все же я мог дать ему значительно больше, я мог создать его в собственном воображении, я мог дать ему вечную жизнь.
Внезапно я ощутил отчаянное страдание. Как страстно я желал иметь спутника такого же, как я, которого бы любил. Да, мы были бы вампирами, это правда, отрезанными от всего остального мира, но не жалкими и одинокими, каким я был сейчас. Я склонился над спящим Шелли. И не было греха в том, чтобы сделать его таким же, как я сам. Я даровал бы ему другую жизнь, а жизнь была даром Божьим. Я положил руку ему на грудь. Его сердце билось, готовое раскрыться моему поцелую. Нет. Я бы создал не раба, не монстра, а любовника на все времена. Нет. Не ошибка, не грех. Я пробежал пальцами по груди Шелли.
Он не пошевелился, но Мэри снова застонала, словно пытаясь пробудиться от какого-то кошмара. Я взглянул на нее, затем на Шелли и медленно отвел губы от его груди.
Паша смотрел на меня. Он стоял у двери, закутанный в черный плащ, его бледное лицо было бесстрастным. Его глаза, подобно свету, пронзили мою душу. Он отвернулся и исчез. Я поднялся с постели Шелли и, крадучись, последовал за пашой.
Но он исчез. Дом казался пустым, даже в воздухе не осталось запаха, свидетельствовавшего о присутствии постороннего. Хлопнула дверь, я услышал, как сквозняк промчался по коридору. Я поспешил вслед за ним. Дверь в конце коридора хлопала при порывах ветра. За ней был сад. Я вышел из дома в поисках своей жертвы. Буря не утихала, стояла непроницаемая тьма. Вдруг вспышка молнии сверкнула над вершинами, осветив чей-то темный силуэт на фоне волн озера. Я полетел вслед за ветром и опустился на берег. Когда я приблизился к призраку, он взглянул на меня. Его лицо имело тот же желтый оттенок, и все черты казались более жестокими, чем в жизни. Но это был он. Я был уверен в этом.