– Нам нужно больше красивых вещей, гораздо больше! – вещала она. – Настоящая леди должна иметь столько платьев, чтобы можно было надевать их весь сезон, ни разу не повторившись!
   – Это просто безумие! – хваталась за голову Флоренс. – Человек, который возьмет меня в жены, попадет в долговую зависимость!
   Ипатия только милостиво улыбалась над этой шуткой. Между тем Флоренс и не думала шутить.
   В субботу пришли карточки с приглашениями. На них было обозначено имя герцогини, а внизу добавлено имя Флоренс.
   Ипатия сделала все, чтобы о ее протеже услышали. Всего было тридцать карточек, и если Флоренс и поразило их количество, она лишь только кивнула Ипатии.
   – Мы должны выбрать, с кого начать, – назидательным тоном произнесла герцогиня.
   Был поздний вечер, и они сидели в будуаре вдовы – сама Ипатия в шезлонге, Флоренс подле нее. Странно было сидеть так, ничего не делая и не занимаясь домашними делами. В доме Флоренс почти не было слуг, и потому хозяева сами готовились ко сну. Здесь все было иначе. Камин был жарко растоплен, и комната наполнялась теплом после прохладного майского дня. Возле шезлонга стоял небольшой столик с чаем. Все это приготовили невидимые слуги, и Флоренс за пару недель так и не привыкла к подобной роскоши.
   – В чью пользу мы должны сделать выбор? – спросила она.
   – Прежде всего это должны быть те, кто наделен властью. Богатые и уважаемые люди. Те, в чей круг попасть сложнее всего, почти невозможно.
   – Но для вас нет ничего невозможного, тетя.
   Герцогиня взглянула на Флоренс строго, но глаза ее смеялись.
   – Разве я учила тебя лести?
   – Нет, ваша милость, – ответила девушка, тоже едва заметно улыбаясь. – У вас не было на это времени.
   – Ах, детка, – засмеялась Ипатия открыто. – Тебе так к лицу улыбка. Когда ты напугана, ты выглядишь слишком чопорной.
   – Если я верно поняла, большинству людей нравится внушать страх. Им по душе люди, которые принимают их игру.
   – Да, – вздохнула герцогиня, отпивая из чашки. – Увы, это так.
   Она протянула руку и погладила Флоренс по щеке. Это было такое мягкое и естественное движение, что девушка даже не удивилась. Она смотрела на вдову, видела ее прямой и тонкий нос, глубокие и ясные глаза. Кто она такая, эта герцогиня? Расчетливый делец или добрая женщина, мучимая одиночеством? Как ни боролась с собой Флоренс, мучаясь сомнениями и подозрениями, но сердце уже тянулось к «тетушке Ипатии», и она ничего не могла с этим поделать. Мать Флоренс умерла так рано, что она не познала материнской заботы и ласки. И то робкое, несмелое чувство, поднявшееся в груди, когда рука герцогини коснулась ее щеки, было так похоже на нежность, что Флоренс сдалась.
   Какая разница, пытаются ее использовать или нет! В конце концов, она тоже выиграет от этой сделки, а потому подозрения лишены всякого смысла. Флоренс угадывала внутренним чутьем, что герцогиня была одинока и нуждалась в близком человеке. Что плохого, если этим человеком станет она, Флоренс Фэрли, которой не место здесь, но которую приняли как равную?
   И она робко улыбнулась восседавшей возле нее женщине.
   Утро субботы началось для Флоренс с невыносимой пытки: Лиз пыталась затянуть на ней ее старый корсет по всем правилам. Герцогиня, вошедшая проследить за процессом, давала указания. Новые корсеты должны были прислать через неделю, а старый был жестким и неудобным.
   – Вдохни и задержи дыхание! – приказала Ипатия. – И лучше держись обеими руками за спинку кровати, пока Лиззи не оторвала все ленточки. Нечего дергаться, как будто тебя пытают! Придется привыкнуть.
   Флоренс вцепилась пальцами в деревянную спинку и слабо застонала при очередном рывке. Она почти не могла дышать.
   – Если упадешь в обморок, мы ослабим завязки, – хмыкнула герцогиня.
   Жесткие косточки корсета еще сильнее вонзились в ребра и талию. «Господи, – подумала Флоренс, – неужели в этом панцире можно еще и танцевать?»
   – Вам... надо... в чем-то помочь, тетя? Вы за этим... пришли? – спросила она, задыхаясь.
   – Помощь мне не требуется. А вот твое присутствие на завтраке просто необходимо. Потрудись надеть кисейное платье кремового цвета. Ну, то, что с бархатными бантами, – приказала герцогиня. – Сегодня к нам приедут наши мальчики. Так что у тебя будет пробный светский завтрак.
   – Мальчики? – спросила Флоренс обеспокоенно, не оборачиваясь.
   Ипатия простучала тростью за ее спиной, приближаясь.
   – Мои племянники. И твои кузены, если ты не забыла! – Герцогиня назидательно подняла вверх указательный палец. – Так что никаких «милорд» или «виконт». Для тебя они Фредди и Эдвард.
   – О! – слабо пискнула Флоренс. Сердце взволнованно зачастило, и из-за узкого корсета перед глазами замелькали темные мушки.
   Завтрак в обществе мужчин! Богатых мужчин! Титулованных особ! Что с того, что они всего лишь родственники герцогини, и по легенде – родственники самой Флоренс. Девушка так разволновалась, что ее стало подташнивать. Да ей кусок в горло не полезет!
   Но беспокоилась она напрасно, потому что едва ее представили Фредди, как тот немедленно вовлек ее в легкую беседу.
   – Привет, кузина! – весело воскликнул он, едва появился в прихожей.
   Флоренс подумала, что никогда не встречала такого красивого мужчину. У него были густые волнистые волосы золотисто-коричневого оттенка и ярко-голубые глаза. А уж улыбаться он умел так, что сразу располагал к себе – безо всяких предисловий.
   – Как поживаете? – смущенно пробормотала Флоренс, не осмелившись улыбнуться в ответ.
   Брат Фреда был совсем другим. Поначалу девушка вовсе не заметила его мрачный силуэт на фоне окна – так была заворожена улыбкой виконта, поэтому когда он беззвучно возник совсем рядом, протягивая руку для знакомства, она очень удивилась и уставилась на него во все глаза вопреки этикету.
   – Доброе утро, – поприветствовал ее Эдвард учтиво, но холодно. У него были такие же синие глаза, как и у брата, только ресницы оказались гуще и чернее, что придавало его взгляду колючесть и настороженность. Он тоже изучал ее, и это совсем не понравилось девушке. Она в очередной раз ощутила, как косточки корсета сдавили ребра, грозясь раздавить.
   – Ну давай же, поцелуй ей руку, – подбодрила графа Ипатия. – Этой юной леди не мешает узнать все тонкости этикета.
   Эдвард повиновался, хотя от Флоренс не укрылось легкое раздражение, мелькнувшее в его взгляде, будто все происходящее казалось ему глупым и ненужным. Губы коротко коснулись ее холодных пальцев, не задержавшись ни на мгновение, но Флоренс еле сдержалась, чтобы не отдернуть руку. Губы оказались горячими, и, когда Эдвард выпрямился и взглянул на девушку, ее щеки тоже стали горячими и запылали от смущения.
   – Ох, братец, – фыркнул Фред, – ну почему ты всегда такой деревянный? Он не умеет быть таким галантным, как я, – пояснил он девушке и, чуть потеснив Эдварда плечом, тоже приложился к ее руке.
   После этого он легко перехватил ее руку под локоть и повел девушку к столу, накрытому для завтрака. У Флоренс даже дух занялся при виде такого количества блюд и закусок. На серебряных подносах высились кокотницы с вареными яйцами, лежали веером лосось и семга, нарезанные тонкими ломтиками, пирамидкой были уложены тосты и свежий хлеб, овечий сыр и ветчина рядком занимали узкую фарфоровую тарелку, а в горшочках и вазочках были густой джем и мед, похожий на темный янтарь. Флоренс сомневалась, что четыре человека могут все это съесть за неделю, даже если двое из них – сильные крепкие мужчины.
   – Могу я предложить тебе свою помощь? – спросил Фредди, улыбнувшись девушке.
   – Благодарю... Фредди, – ответила она, потупившись, и была вознаграждена его веселым мальчишеским смехом.
   – Думаю, мы поладим, кузина, – уверенно сказал виконт, – несмотря на то, что ты такая застенчивая.
   После этого заявления он уже болтал без умолку, и завтрак протек в непринужденной атмосфере. Фред оказался хорошим рассказчиком, слушать его было приятно, тем более что все его истории были забавными, и он обильно приправлял их шутками.
   – Мой брат, – заявил он в какой-то момент, махнув рукой в сторону Эдварда, молчаливо отправившего в рот кусочек семги, – это просто повод к отчаянию для множества девиц на выданье и их мамаш во всем Лондоне!
   – Вот как? – спросила Флоренс вежливо, бросив короткий взгляд в сторону графа. Похоже, тому не слишком нравилось быть объектом обсуждения.
   – Да-да, можешь мне верить! – ответил Фредди, заговорщицки толкнув плечом Флоренс и делая вид, что не замечает сурового взгляда брата. – Они пытаются – все до единой – затащить его под венец, но пока ни одна не могла похвастаться, что хотя бы флиртовала с ним. Он ужасный бука, мой братец! Представь, ни одна даже не флиртовала!
   Эдвард нахмурился, глядя в тарелку, но снова промолчал.
   – Не все мужчины рождены для флирта, – возразила Флоренс, с удивлением отмечая, что защищает графа. – Возможно, он... о, прошу прощения, лорд Грейстоу, я не хотела говорить о вас, словно вас здесь нет... тем более говорить от вашего имени, граф, – смутилась девушка.
   – Эдвард, – только холодно поправил тот, изучая ее лицо.
   – Эдвард, – повторила Флоренс и зарделась под этим оценивающим взглядом. – Наверняка, у вас есть весьма веские причины, чтобы не флиртовать с этими девушками.
   – Ха! – фыркнул Фред, совершенно не пугаясь все более мрачного лица Эдварда. – Мой брат женат на своих обязанностях, вот и вся разгадка. На своих кукурузных полях, хлопковой фабрике и своих шотландских овцах!
   Эдвард отложил нож и вилку в сторону.
   – Вот что, Фред, – произнес он спокойно и размеренно, – уверен, ты сам понимаешь, что не слишком прилично утверждать в обществе юной леди, что человек женат... на овцах.
   Флоренс подавилась кусочком тоста с маслом. Она так долго кашляла, что один из слуг подошел и постучал ей по спине.
   – Тебя задела моя фраза? – обернулся к ней Эдвард. – Наверняка девушка из провинции должна достаточно знать об этой стороне жизни, чтобы не смущаться от подобных двусмысленностей. И не говори, что никогда в жизни не видела овец и не знаешь, что это такое!
   Что-то подсказало Флоренс, что он насмехается над ней – то ли чуть дернувшийся уголок рта, то ли сузившиеся глаза. При этом у него был до неприличия серьезный тон. Она смяла и расправила салфетку на коленях. Чего он ждет, этот странный Эдвард? Что она будет говорить сальности и смеяться, как деревенская девица? Хочет ее провала? Проверяет ее способность быть истинной леди? Пусть она всего лишь дочь викария, но это не значит, что она необразованна и невоспитанна. Конечно, Флоренс приходилось слышать скользкие шуточки деревенских девушек «об этом», но по чистой случайности.
   – Я знаю, что такое овцы. У наших соседей было небольшое стадо. Отец говорил, что хозяин обожает своих овец, – сказала она совершенно невинным тоном, опустив ресницы. При этом она наблюдала за реакцией графа.
   Но если Фред закашлялся, чтобы не выдать смеха, лицо Эдварда осталось бесстрастным.
   – Овцы – прекрасные животные, если за ними верно ухаживать. Попробуйте овечий сыр, рекомендую, – негромко произнес он.
   Его голова была немного опущена, но когда он выпрямился и протянул ей тарелочку с сыром, Флоренс заметила усмешку в его глазах. Ей никогда не приходилось встречать человека, который умел так смеяться – одними глазами, притом что губы сжаты в прямую линию. Девушка уставилась на графа, не в силах оторвать взгляд, лишь прижав ладонь к груди. Что он за человек, этот Эдвард Бербрук, граф Грейстоу?
   – Эдвард! – строго произнесла Ипатия. – Перестань смущать свою кузину! И как только тебе это удается?
   Флоренс хотела вежливо возразить, что это совсем не так, но ничего не сказала.
   – Не беспокойся, тетя, – утешил герцогиню Фред. – Ты же знаешь, как молчалив мой брат. Следующую реплику мы услышим от него лишь в конце завтрака, когда придет время прощаться. А следующую шутку, боюсь, не раньше конца года!
   – Фредди! – с укором бросила Ипатия.
   Флоренс сидела и заливалась краской. Эта дружеская перепалка несказанно смущала ее. Два брата – две противоположности! Слава Богу, что Фред настолько не похож на Эдварда – лишь его присутствие помогало Флоренс расслабиться. Приятно было слушать его шутки, потому что не она была их объектом. А эта странная подначка старшего брата? Зачем граф так изучающе смотрел на нее?
   Как раз в этот момент она услышала, что Эдвард сдержанно извинился за свое поведение. Не было ничего легче, чем принять эти извинения.
   – Вот видишь, брат, – хмыкнул Фред, – она не только хороша собой, но еще и незлопамятна.
   Флоренс ответила ему улыбкой. Что за чудесный мужчина, подумала она. Если он типичный джентльмен, каких много в Лондоне, то найти себе мужа окажется легче легкого.

Глава 3

   Всю следующую неделю Флоренс, сопровождаемая герцогиней, «наносила визиты», по выражению Ипатии. Мешанина лиц и имен утомляла и беспокоила девушку. Порой она не могла вставить и слова в светские разговоры, происходившие в элегантных или безвкусно обставленных гостиных. Она не знала тех, о ком говорили, и едва могла поддержать беседу.
   – Не бойся показаться скучной, – наставляла ее герцогиня. – Пусть рассматривают тебя и твои наряды, пусть любуются твоей красотой – этого достаточно. Молчание в этих кругах принимают за скромность, а смущение – за добродетель. Хвала Богу, что он дал людям глаза, потому что грех не любоваться тобой.
   И она рассмеялась над гримасой, которая исказила лицо девушки.
   Флоренс не нравилось быть предметом разглядывания, но разве был у нее другой выбор? Герцогиня была куда старше и опытнее своей подопечной, наверняка она знала секрет успеха в обществе.
   Все свободные от визитов часы она проводила с Фредом. Только с ним она могла расслабиться и быть собой. Они гуляли в парках и катались на лошадях. Виконт развлекал ее шутками и историями о жизни в Лондоне. Он так же ненавязчиво расспрашивал девушку о жизни за городом и к концу недели знал о ней больше, чем кто-либо другой.
   В один из солнечных дней он пригласил ее покататься на пароходе, и она с радостью приняла приглашение. Темза искрилась сотнями бликов, а вдалеке высились шпили Лондонского моста. Воздух был влажным и свежим. Фред стоял так близко, что касался ее плечом, и это давало ей чувство защищенности. Флоренс пришлось напомнить себе, что герцогиня едва ли пожелала бы ей увлечься своим племянником. Безусловно, тетя Ипатия хотела лучшей судьбы для своего ненаглядного Фреда. Например, брака с одной из богатых американок, шумно щебетавших на скамейках верхней палубы. Она даже поделилась своими мыслями с Фредом.
   – Ты так думаешь? – удивился тот. Лицо его омрачилось всего на мгновение, но Флоренс заметила это. Похоже, ее догадка верна, и какая-то американка уже успела разбить его сердце.
   – А что, тебе не нравятся американки? – спросила она, пытливо вглядываясь в лицо виконта.
   Он обернулся к ней и некоторое время молчал.
   – Нет, мне больше по душе англичанки, – наконец проговорил он. – Застенчивые и скромные. С каскадом темных волос и глазами цвета ирландского стекла. Зелеными-зелеными.
   Флоренс решила не задаваться вопросом, почему Фред ответил именно так. Вежливость? Попытка флирта? Разве имеет значение эта фраза, когда виконт Бербрук для нее все равно запретный плод? Поэтому она только улыбнулась Фреду и снова стала смотреть на проплывающие мимо здания.
   Старший из братьев тоже иногда присоединялся к их прогулкам, и тогда Флоренс каменела и даже над шутками Фредди смеялась принужденно. Похоже, Эдвард за что-то невзлюбил ее, и Флоренс терялась в догадках за что. Фред был прав, утверждая, что его брат молчалив. Он и вправду говорил очень мало, словно отмеряя каждую реплику десертной ложкой. И хотя рот Фреда, напротив, почти не закрывался, Флоренс чувствовала себя не в своей тарелке, если они были втроем. Она была готова умолять Фреда не встречаться всем вместе, но молчала, видя, как тот обожает старшего брата. И самым странным было то, что Эдвард, несмотря на свою замкнутость и молчаливость, отвечал ему тем же.
   Нет-нет, граф был подчеркнуто вежлив и корректен и представлял Флоренс встречавшимся знакомым как свою кузину. Но его скрытая неприязнь ранила девушку и удивляла. Откуда этот холодный взгляд? Неужели он не может хотя бы притвориться, что общество Флоренс доставляет ему удовольствие? Но она молча принимала игру Эдварда и держалась так же отстраненно, хотя и с подчеркнутой вежливостью.
   Нельзя сказать, что граф некрасив, решила она. Такой же высокий, как брат, но с более крепкими плечами и мрачным лицом, он был по-своему привлекателен. Его взгляд никогда не задерживался на Флоренс надолго, но был таким тяжелым и внимательным, что девушка каждый раз заливалась румянцем. У Эдварда был тот же прямой и хищный нос, как и у тетушки Ипатии, а подбородок был упрямо выдвинут вперед. Рот, сжатый в прямую линию, был скорее чувственным, чем злым, и если Флоренс случалось смотреть на графа, она не могла оторвать взгляда от его губ.
   А его руки! У графа были большие широкие ладони и ухоженные пальцы и ногти. Казалось, нет работы, которая не под силу этим рукам, и Флоренс невольно восхищалась их мужской силой.
   Сегодня они решили покататься на лошадях в Роттен-роу, и девушка в глубине души гордилась, что ее спутники привлекают к себе внимание. Фред, стройный и грациозный, ловил восхищенные женские взгляды и так и лучился от удовольствия. Эдвард ехал на красивом жеребце, своем любимце, как доложил ей Фредди. Это было крупное животное, с сильными ногами и могучей шеей, раздувавшее ноздри и державшееся с невероятным достоинством. В отличие от непоседливой лошади Фреда, жеребец Эдварда не прядал ушами и не гарцевал на месте, повинуясь малейшему движению бедер графа. Казалось, лошадь гордилась тем, что несет такого всадника. Эдвард назвал черного жеребца Самсоном за гриву карамельного оттенка. Сам он держался в седле уверенно и прямо и был похож на неподвижное каменное изваяние.
   Для Флоренс лошадь взяли напрокат в одной из лондонских конюшен. Это была молодая кобылка по кличке Стрекоза, явно неравнодушная к черному жеребцу Эдварда. Она то и дело косилась на него, подергивая рыжими ушками, и стоило девушке не уследить за ней, тотчас оказывалась возле жеребца и начинала тереться мордой о его могучую шею.
   – Она точно влюбилась в него! – в который раз воскликнул Фред, заметив эти маневры. Флоренс, не слишком ловкая в верховой езде, испуганно натягивала поводья, пытаясь выровнять шаг кобылы. – Эдвард, может, стоит купить ее и отвезти в гарем Самсона?
   Этот разговор позабавил девушку – он был ничуть не хуже, чем разговор о погоде. Все, что говорил и делал Фред, никоим образом не смущало ее, даже если он касался тем, не принятых этикетом. Но то ли присутствие Эдварда, украдкой разглядывавшего ее – она чувствовала его взгляд на щеке и начинала краснеть, – то ли то, как нежно прижималась ее лошадь к его жеребцу, тревожило ее. Флоренс снова и снова удивлялась, как этот мужчина, с ледяным спокойствием сидевший в седле, заставлял ее нервничать до дрожи в пальцах. Странное тепло начиналось где-то в районе висков, зажигая лицо и шею темно-красным румянцем и спускаясь все ниже, к груди и бедрам.
   Как раз в этот момент кобылка прянула в сторону и игриво прильнула к жеребцу. Не ожидая ничего подобного, Флоренс вскрикнула и инстинктивно протянула руку в сторону графа, боясь, что прыжок лошади придавит ее ногу к его ноге. Ладонь легла на бедро Эдварда, скользнув по животу вниз. Крепкая нога напряглась так, словно была выкована из железа, и мышцы бедра дрогнули и резко сократились.
   Она отдернула руку, словно обожглась, и как раз в эту же секунду граф дернул поводья и со злостью произнес:
   – Господь милосердный! Смотри, куда кладешь руку, ради своей же безопасности.
   – Я... я... – пролепетала Флоренс, желая извиниться, но Эдвард уже не слышал ее. С силой ударив пятками в бока Самсона, он унесся далеко вперед, оставив брата и Флоренс вдвоем.
   Чувствуя себя униженной, девушка изо всех сил старалась сдержать слезы. За всю ее жизнь ни один человек не разговаривал с ней таким холодным и жестоким тоном. Конечно, она заслужила эту отповедь, зазевавшись и позволив лошади ее глупый скачок, а затем так неосторожно тронув графа совсем не по правилам этикета. Пусть даже это вышло случайно, но она была виновата.
   Буквально в нескольких метрах от себя девушка услышала неприятное хихиканье и, обернувшись, заметила двух девушек на лошадях, которые смотрели на нее насмешливо, зажав ладонями рты. Где она видела их раньше? Ах да, Уэйнрайты, девицы на выданье, чья мамаша так много расспрашивала о Фреде и Эдварде. Как они радуются досадной неприятности, приключившейся с Флоренс! Мерзкие наседки! Не их ли противную мамашу хотела обставить тетя Ипатия, приняв в свой дом дочь викария и выдав за свою племянницу? Какая досада, что Флоренс дала этим кумушкам повод посмеяться над собой! И наверняка дурочки разнесут всем новость о ее промахе!
   Спасибо Фреду, подъехавшему ближе и как ни в чем не бывало улыбнувшемуся ей. Похоже, он не придал инциденту особого значения.
   – Не держи зла на Эдварда. Этот угрюмый малый часто бывает не в духе. На самом деле он прекрасный человек, и ты еще в этом убедишься.
   – Нет-нет, я вовсе не злюсь. Это моя вина – я плохая наездница, – покаялась Флоренс.
   – Чушь! Ты сидишь в седле не многим хуже других. Эдварду стоило подумать, прежде чем выбрать тебе лошадь, неравнодушную к Самсону.
   – Эдвард выбирал мне лошадь? – Сердце Флоренс странно ухнуло вниз.
   – Ну, разумеется! Он никому не позволил бы сделать это за него. Мой брат прекрасно разбирается в лошадях. В конюшне он говорил что-то вроде «не слишком норовистую, но и не слишком вялую». А про одну сказал «эта не слишком красива». Вот и выбрал на свою голову!
   И Фред весело рассмеялся. Флоренс присоединилась к нему, чувствуя облегчение. Но странная тревога никуда не исчезла. Слова и тон Эдварда ранили и задели ее.
   Когда его мнение стало важным для Флоренс?
   Эдвард скакал во весь опор до самого Кенсингтон-Гар-денз, и только там, где повозок и экипажей стало меньше, он спешился. До этого момента он не позволял себе даже думать о том, как рука мисс Фэрли легла на его бедро, и теперь воспоминание об этом снова растревожило его. Она была так невинна, эта девушка, и прикосновение ее ладони было, разумеется, ненамеренным, случайным, но Эдвард ничего не мог поделать со своей реакцией. Флоренс не ведала, что творит, зато граф хорошо понимал, что происходит с его телом.
   Он медленно пошел вдоль берега, ведя Самсона под уздцы. Возбуждение не покидало его и отзывалось пульсацией между ног при воспоминании о руке Флоренс. Что ж, ему пора привыкнуть к тому, что он так реагирует на ее прикосновения – да что там, даже на ее присутствие рядом! Эдварда беспокоило другое: мисс Фэрли начинала ему нравиться, и остановить это было невозможно. Она не заигрывала с ним, как делали многие другие, не пыталась понравиться его брату, но они оба попали под ее естественное обаяние, о котором она, похоже, не подозревала. Граф опять поймал себя на мысли, что ему нравится смущать Флоренс и видеть, как она краснеет, как заливаются румянцем сначала щеки, потом шея и даже лоб. Эдвард почувствовал мучительный спазм между ног и напомнил себе, что Флоренс – будущая жена его брата. Он рывком снял шляпу и пальцами расчесал непослушные волосы, уронившие несколько прядей на брови. Остановившийся жеребец обернулся к нему и ткнул теплой мордой ему в лицо, фыркнув и обдав влажным дыханием. Самсон ждал похвалы после того бешеного галопа, в который пустил его хозяин.
   – Да-да, мальчик, ты молодец. – Эдвард рассеянно потрепал коня по холке и отпихнул от себя настойчивую морду. – Хороший Самсон, хороший...
   Да, ему было чему поучиться у жеребца. В отличие от графа Самсон не потерял контроля над собой, когда молодая кобылка боком потерлась о него. И это притом, что у коня не было возможности выпустить пар в объятиях пылкой и страстной любовницы. Сам Эдвард за эту неделю уже трижды ездил к Имоджин – так часто он никогда не навещал ее! И что? Одно прикосновение робкой ладони – и ему пришлось немало проскакать, утомив коня, прежде чем он смог взять себя в руки!
   Он покачал головой и ослабил воротничок, позволив ветру обдувать шею. Так не может продолжаться! Нельзя постоянно думать о той, кого он прочил в жены родному брату. Это неправильно и нечестно, а граф Грейстоу не имел права поступать нечестно. Пусть даже никто не знает о его наваждении, ни Фред, ни тетка, ни даже любовница, отнесшая его возросший темперамент на свой счет. Флоренс принадлежит виконту Бербруку, а значит, Эдварду придется думать о ней как о будущей родственнице, жене брата.
   И похоже, что Фред тоже заинтересован мисс Фэрли! Он явно находил приятной ее компанию и постоянно говорил о ней, когда ее не было рядом. Кажется, и ей нравится проводить с ним время. Как она смеется его шуткам, откинув изящную головку назад! Как удалось Фреду добиться того, чтобы она расслабилась и стала самой собой?
   – Представь себе, – как-то раз поделился с ним брат, – лошадь чуть не съела ее соломенную шляпку! Когда хозяин конюшни увидел, что натворила его кобыла, он пришел в замешательство и начал бормотать извинения. А эта девушка – ты только подумай! – засмеялась и сказала, что может оставить шляпку в стойле для лошади, если та находит ее такой вкусной! Невероятно! Такая скромная и застенчивая и такая затейница! Согласись, довольно необычный ответ для той, которая пугается даже собственной тени!