Страница:
В памяти тотчас всплыли рассказы, которые она слышала в Кезике краем уха. Деревенские девушки со смехом учили друг друга, как избавиться от назойливого кавалера, который не может справиться со своей необузданной страстью. Нужно сделать ему больно – только и всего, – и он тотчас позабудет, как быть настойчивым.
Девушка просунула руку между их распаленными телами, нащупав зверя в брюках графа, и изо всех сил сжала пальцы чуть ниже выпуклости.
Он подскочил, рыча проклятие, и уставился на нее невидящим взглядом. Глаза у него стали почти черные от гнева, и Флоренс испугалась.
– Я... я сделала слишком больно? Прости, – пискнула она, прижав ладони к губам.
– Больно? Господи Боже! – Эдвард запустил пальцы в волосы и провел ими ото лба до затылка. Затем он запрокинул голову назад и несколько раз шумно вздохнул, отчего колыхнулась могучая грудная клетка. Флоренс смотрела на него с жалостью и смущением. Опустив глаза, она увидела то, что тыкалось ей в живот – массивную выпуклость на брюках, – и ей снова стало нестерпимо жарко. Да она сошла с ума! Она не должна жалеть о том, что остановила его!
Словно почувствовав ее взгляд, Эдвард открыл глаза и взглянул ей в лицо. В отличие от Флоренс он уже взял себя в руки.
– Ты сделала именно то, что требовалось, – сказал он спокойно. – Это я должен просить извинения. Похоже, сегодня я выпил чересчур много пунша. Я был слишком настойчив и воспользовался твоей неопытностью. Это было жестоко и некрасиво по отношению к тебе. Клянусь, это больше не повторится.
Значит, он целовал ее только потому, что был пьян? Почему это заявление так разочаровало ее? Почему его вежливые извинения так больно ранили ее?
Флоренс сложила руки на коленях и скромно опустила глаза.
– Ваш поступок был не так уж и ужасен.
Граф рассмеялся, но смех вышел колючим.
– Мне льстит, что он не показался тебе ужасным. Но то, что произошло, было в корне неверным. Ты невинна и наивна и не должна позволять мужчинам так вести себя.
– Я не так уж и наивна, как вы полагаете, ваше сиятельство, – фыркнула Флоренс, чувствуя, что злится. – Дело именно в вас. В том, кто должен вести себя корректно, как настоящий кузен!
– Верно, – вздохнул Эдвард и снова запустил руку в волосы, отчего те забавно встопорщились. Не зря он так приглаживает их каждый раз, подумала Флоренс. Они и вправду ужасно непослушные. Дикие, как и он сам. – Тебе лучше уйти, – кивнул он в сторону дорожки. – Не хочу, чтобы тебя хватились.
Флоренс понимала, что он прав. Она встала и оправила юбки.
– Ты уверен, что с тобой все в порядке?
– Да, – кивнул Эдвард. – Уходи скорее.
Она сделала пару шагов прочь и обернулась.
– Твои волосы...
Граф непонимающе уставился на нее. Его лицо снова приняло обычное мрачное выражение.
– Они... топорщатся. Тебе стоит их пригладить, прежде чем вернуться к гостям.
– Я так и сделаю, – заверил ее Эдвард и отвернулся. У Флоренс больше не осталось предлогов задержаться, и она поспешила по дорожке через оранжерею.
Пока Флоренс шла прочь, Эдвард следил за ней, выпрямившись и нахмурив брови. Но стоило ей исчезнуть из поля зрения, как он опустился на скамейку. Лицо его приняло растерянное выражение. Как он мог так забыться? Любой из гостей мог выйти подышать свежим воздухом и застукать их в оранжерее! Репутация мисс Фэрли была бы разрушена, не говоря уже о том, что план спасения Фредди с треском провалился бы. Что на него нашло? Что вообще с ним творится в последнее время? Всю свою жизнь Эдвард воспитывал в себе сдержанность, он всегда был хозяином своих эмоций и отвечал за свои поступки. Даже пока были живы родители, он был образцом дисциплинированности – не плакал, расшибив в кровь колени при падении, не позволял себе раскисать под насмешками школьных товарищей, когда он отказался потешаться над младшими детьми. Эдвард с самого рождения ощущал себя будущим графом Грейстоу, а для этого требовался сильный характер. Он следовал раз и навсегда установленным правилам и ни разу не оступился.
Неужели это именно он довел себя и дочь викария до умопомрачения? Неужели он действительно не остановился бы, если бы она не причинила ему боль?
– Проклятие! – выругался он.
Тяжело и шумно вздохнув, он поднялся на ноги, а затем старательно пригладил волосы, чтобы они не топорщились. Спасибо Флоренс, что она его предупредила насчет этого! Что она думает о нем теперь? Наверняка впредь она будет опасаться и избегать его.
Впрочем, это только к лучшему. Теперь он не может доверять собственной выдержке. И все-таки почему Флоренс так странно влияет на него?
Он столкнулся с Имоджин Харгрив в коридоре, когда она как раз выходила из зала для танцев. У него не было ни единого шанса избежать ее, поэтому он вежливо улыбнулся ей. Отделенные от остальных гостей мраморными колоннами и статуями нимф, держащих в руках букеты желтых роз, они могли поговорить без свидетелей.
– Так вот ты где! – удивленно воскликнула Имоджин, порхнув к Эдварду в шлейфе легких юбок. – Хорошо, что я тебя нашла. Сегодня Чарлз проведет всю ночь в клубе. Так что у нас есть немного времени, чтобы провести его вместе. Ну что же ты! – Она недовольно наморщила точеный носик. – Я ожидала, что ты задушишь меня в объятиях после такой чудесной новости.
Граф поймал ее руку, гладящую его грудь, и внимательно прислушался к своим ощущениям. Сияющие волосы Имоджин, матовая кожа оттенка слоновой кости, нежный румянец на щеках – она была хороша как богиня, такая же притягательная и волнующая. Но сегодня ее красота тянула Эдварда к себе не более, чем красота мраморных нимф вокруг.
– Я собираюсь домой, – как можно мягче сказал граф.
– Неужели? Я знаю, что вечера у Вэнсов бывают довольно скучными, но ведь твоя тетка со своей протеже в восторге от сегодняшнего бала. Кстати, присматривай за своей кузиной: не успеешь глазом моргнуть, и она обзаведется муженьком. Вот и Фредди что-то ею увлекся не на шутку!
Эдварду не понравилась такая болтовня.
– Флоренс Фэрли – достойная девушка. И если мой брат решит ухаживать за ней, а впоследствии сделает предложение, я сочту за честь благословить их.
Глаза Имоджин сузились.
– Разумеется. Я так и знала, что она вполне достойная.
– Именно.
Имоджин пожала плечами, обескураженная его холодным тоном.
– Послушай, дорогой, – потянула она его за руку, – давай не будем обсуждать родственников. Коль скоро ты не желаешь оставаться у Вэнсов, я могу подвезти тебя до дома. До своего, как ты понимаешь. – Ее тонкие брови поднялись в безмолвном вопросе.
Эдвард колебался. Он знал, что такое короткое путешествие должно закончиться в постели любовницы. И это его беспокоило: ему больше не хотелось туда. С другой стороны, он может сослаться на неотложные дела и просто прокатиться с Имоджин, а заодно и попытаться объяснить ей свою позицию. В конце концов, этот разговор рано или поздно должен состояться.
– Я собираюсь к себе домой. Но если предложение подвезти меня остается в силе, я приму его.
– Конечно, оно еще в силе, дорогой! – с облегчением воскликнула Имоджин. Похоже, она приняла происходящее за игру, в которой ее роль была уговаривать графа, а его роль – сопротивляться и сомневаться.
Они вышли из залитого ярким светом особняка. Эдвард помог Имоджин подняться в экипаж. Она сразу порхнула на свое сиденье и задернула на окнах шторки, скрывшие их от любопытных глаз. Граф видел ее настойчивый взгляд, нетерпеливые жесты, и почему-то ему стало неприятно. Как раз в этот момент Имоджин потянулась к нему и поцеловала. Поцелуй был опытным, умелым, и Эдвард не стал останавливать ее. Он хотел – нет, он надеялся, – что этот поцелуй заставит его тело откликнуться так же яростно, как робкие, неуверенные поцелуи Флоренс. Но ничего не произошло, он не чувствовал ничего, кроме холодного любопытства и разочарования. Нежные, испуганные ласки Флоренс ощущались острее, правильнее, чем настойчивые прикосновения любовницы.
Он отстранился.
– Нам надо поговорить.
– Эдвард, – сказала Имоджин высоким, неприятным голосом, – мне совсем не нравится то, как это звучит.
Эдвард взял ее руку в свою и постарался вложить в свои слова как можно больше нежности, которой совсем не чувствовал:
– Ты знаешь, что нравишься мне. Ты одна из самых красивых и достойных женщин света. Я благодарен тебе за время, что ты подарила мне.
– Эдвард, – Имоджин высвободила руку и откинулась на сиденье, – мне нужна не твоя благодарность. Мне нужен ты. Зачем ты мне это говоришь? Разве нам было плохо вместе? Страсть, которая разгорается между нами от каждого прикосновения, – это нечто особенное.
Эдвард неотрывно смотрел на ее изящные руки, лежащие на коленях. Пальцы теребили ткань. Значит, Имоджин ранит мысль о возможном разрыве. И все же он должен закончить то, что начал, иначе рискует завязнуть в этих отношениях, боясь обидеть ее. Придется быть жестоким, даже если она его возненавидит.
– Наши отношения никогда не были для меня чем-то особенным. Прости, – сказал Эдвард негромко.
Она потрясла головой, словно не в силах поверить тому, что слышит.
– Моя тетя была права. Она предупреждала меня, что все Грейстоу – бессердечные ублюдки! – выкрикнула Имоджин ему в лицо. – Я знала, что ты расчетливый делец, но не знала, что настолько бездушный! Или... или здесь замешана женщина? – Она даже наклонилась вперед, словно силясь прочитать ответ на лице Эдварда. – Надеюсь, ты не попал в сети к Миллисент Парминстер? Этой двуличной стерве! Да я выдеру ее рыжие лохмы!
– Дело не в женщине, – спокойно прервал ее граф. Он все еще раздумывал по поводу того, кто такая тетка Имоджин и где они могли встречаться. – Я просто устал от этого. В наших отношениях есть нечто недостойное.
Он пожалел о своих словах в тот же момент, как произнес их, но было уже поздно. Видит Бог, он не хотел говорить этого! Имоджин беззвучно пошевелила губами, словно пробуя последнее слово на вкус. Когда она заговорила, в ее голосе клокотало такое бешенство, что граф отшатнулся.
– Ах вот как? Так ты боишься запятнать себя! – фыркнула Имоджин ему в лицо. – За чей же счет ты решил очиститься? Уж не за счет ли своей юной кузины, невинной, как цветок лилии? Девчонка, положившая глаз на твоего брата! Она достаточно чиста для тебя, Эдвард? Достаточно чиста, чтобы помочь тебе отмыться от меня?
– Нет никакой женщины, – устало сказал граф. Значит, Имоджин оказалась проницательнее, чем он думал.
– Дьявол и преисподняя! Всесильный и независимый Эдвард Бербрук запал на деревенскую мышку, уготованную его брату! – И она засмеялась неприятным колючим смехом.
Эдвард схватил ее за локоть.
– Если ты решишь поделиться своей догадкой хоть с одной душой, ты сильно пожалеешь об этом! – Он знал, что никогда не сможет поступить так жестоко, не сможет разрушить ее репутацию, но надеялся изо всех сил, что Имоджин поверит его угрозе.
– О нет, – нехорошо улыбнулась та. – Ты сам попал впросак, увязнув больше, чем я. Одна мысль о том, что ты оказался в столь незавидном положении, проливается бальзамом на мою рану. Я даже не стану мстить. Ты жалок и недостоин моей мести. Мне остается только надеяться, что ты еще пожалеешь о том, как жестоко поступил со мной. – Несмотря на злой тон, последняя фраза вышла горькой. И, словно осознав это, Имоджин ехидно добавила: – Желаю тебе провести всю оставшуюся жизнь, мечтая о женщине, заполучить которую ты не в силах!
Высказав это пожелание, она велела извозчику остановить экипаж, чтобы высадить графа прямо на обочине дороги. Они были в нескольких милях от дома Эдварда, но он не возразил. Неблизкий путь он решил пройти пешком.
После разговора с Имоджин Эдварду было не по себе. Видит Бог, он не знал, что разрыв так сильно ранит любовницу.
Глава 5
Девушка просунула руку между их распаленными телами, нащупав зверя в брюках графа, и изо всех сил сжала пальцы чуть ниже выпуклости.
Он подскочил, рыча проклятие, и уставился на нее невидящим взглядом. Глаза у него стали почти черные от гнева, и Флоренс испугалась.
– Я... я сделала слишком больно? Прости, – пискнула она, прижав ладони к губам.
– Больно? Господи Боже! – Эдвард запустил пальцы в волосы и провел ими ото лба до затылка. Затем он запрокинул голову назад и несколько раз шумно вздохнул, отчего колыхнулась могучая грудная клетка. Флоренс смотрела на него с жалостью и смущением. Опустив глаза, она увидела то, что тыкалось ей в живот – массивную выпуклость на брюках, – и ей снова стало нестерпимо жарко. Да она сошла с ума! Она не должна жалеть о том, что остановила его!
Словно почувствовав ее взгляд, Эдвард открыл глаза и взглянул ей в лицо. В отличие от Флоренс он уже взял себя в руки.
– Ты сделала именно то, что требовалось, – сказал он спокойно. – Это я должен просить извинения. Похоже, сегодня я выпил чересчур много пунша. Я был слишком настойчив и воспользовался твоей неопытностью. Это было жестоко и некрасиво по отношению к тебе. Клянусь, это больше не повторится.
Значит, он целовал ее только потому, что был пьян? Почему это заявление так разочаровало ее? Почему его вежливые извинения так больно ранили ее?
Флоренс сложила руки на коленях и скромно опустила глаза.
– Ваш поступок был не так уж и ужасен.
Граф рассмеялся, но смех вышел колючим.
– Мне льстит, что он не показался тебе ужасным. Но то, что произошло, было в корне неверным. Ты невинна и наивна и не должна позволять мужчинам так вести себя.
– Я не так уж и наивна, как вы полагаете, ваше сиятельство, – фыркнула Флоренс, чувствуя, что злится. – Дело именно в вас. В том, кто должен вести себя корректно, как настоящий кузен!
– Верно, – вздохнул Эдвард и снова запустил руку в волосы, отчего те забавно встопорщились. Не зря он так приглаживает их каждый раз, подумала Флоренс. Они и вправду ужасно непослушные. Дикие, как и он сам. – Тебе лучше уйти, – кивнул он в сторону дорожки. – Не хочу, чтобы тебя хватились.
Флоренс понимала, что он прав. Она встала и оправила юбки.
– Ты уверен, что с тобой все в порядке?
– Да, – кивнул Эдвард. – Уходи скорее.
Она сделала пару шагов прочь и обернулась.
– Твои волосы...
Граф непонимающе уставился на нее. Его лицо снова приняло обычное мрачное выражение.
– Они... топорщатся. Тебе стоит их пригладить, прежде чем вернуться к гостям.
– Я так и сделаю, – заверил ее Эдвард и отвернулся. У Флоренс больше не осталось предлогов задержаться, и она поспешила по дорожке через оранжерею.
Пока Флоренс шла прочь, Эдвард следил за ней, выпрямившись и нахмурив брови. Но стоило ей исчезнуть из поля зрения, как он опустился на скамейку. Лицо его приняло растерянное выражение. Как он мог так забыться? Любой из гостей мог выйти подышать свежим воздухом и застукать их в оранжерее! Репутация мисс Фэрли была бы разрушена, не говоря уже о том, что план спасения Фредди с треском провалился бы. Что на него нашло? Что вообще с ним творится в последнее время? Всю свою жизнь Эдвард воспитывал в себе сдержанность, он всегда был хозяином своих эмоций и отвечал за свои поступки. Даже пока были живы родители, он был образцом дисциплинированности – не плакал, расшибив в кровь колени при падении, не позволял себе раскисать под насмешками школьных товарищей, когда он отказался потешаться над младшими детьми. Эдвард с самого рождения ощущал себя будущим графом Грейстоу, а для этого требовался сильный характер. Он следовал раз и навсегда установленным правилам и ни разу не оступился.
Неужели это именно он довел себя и дочь викария до умопомрачения? Неужели он действительно не остановился бы, если бы она не причинила ему боль?
– Проклятие! – выругался он.
Тяжело и шумно вздохнув, он поднялся на ноги, а затем старательно пригладил волосы, чтобы они не топорщились. Спасибо Флоренс, что она его предупредила насчет этого! Что она думает о нем теперь? Наверняка впредь она будет опасаться и избегать его.
Впрочем, это только к лучшему. Теперь он не может доверять собственной выдержке. И все-таки почему Флоренс так странно влияет на него?
Он столкнулся с Имоджин Харгрив в коридоре, когда она как раз выходила из зала для танцев. У него не было ни единого шанса избежать ее, поэтому он вежливо улыбнулся ей. Отделенные от остальных гостей мраморными колоннами и статуями нимф, держащих в руках букеты желтых роз, они могли поговорить без свидетелей.
– Так вот ты где! – удивленно воскликнула Имоджин, порхнув к Эдварду в шлейфе легких юбок. – Хорошо, что я тебя нашла. Сегодня Чарлз проведет всю ночь в клубе. Так что у нас есть немного времени, чтобы провести его вместе. Ну что же ты! – Она недовольно наморщила точеный носик. – Я ожидала, что ты задушишь меня в объятиях после такой чудесной новости.
Граф поймал ее руку, гладящую его грудь, и внимательно прислушался к своим ощущениям. Сияющие волосы Имоджин, матовая кожа оттенка слоновой кости, нежный румянец на щеках – она была хороша как богиня, такая же притягательная и волнующая. Но сегодня ее красота тянула Эдварда к себе не более, чем красота мраморных нимф вокруг.
– Я собираюсь домой, – как можно мягче сказал граф.
– Неужели? Я знаю, что вечера у Вэнсов бывают довольно скучными, но ведь твоя тетка со своей протеже в восторге от сегодняшнего бала. Кстати, присматривай за своей кузиной: не успеешь глазом моргнуть, и она обзаведется муженьком. Вот и Фредди что-то ею увлекся не на шутку!
Эдварду не понравилась такая болтовня.
– Флоренс Фэрли – достойная девушка. И если мой брат решит ухаживать за ней, а впоследствии сделает предложение, я сочту за честь благословить их.
Глаза Имоджин сузились.
– Разумеется. Я так и знала, что она вполне достойная.
– Именно.
Имоджин пожала плечами, обескураженная его холодным тоном.
– Послушай, дорогой, – потянула она его за руку, – давай не будем обсуждать родственников. Коль скоро ты не желаешь оставаться у Вэнсов, я могу подвезти тебя до дома. До своего, как ты понимаешь. – Ее тонкие брови поднялись в безмолвном вопросе.
Эдвард колебался. Он знал, что такое короткое путешествие должно закончиться в постели любовницы. И это его беспокоило: ему больше не хотелось туда. С другой стороны, он может сослаться на неотложные дела и просто прокатиться с Имоджин, а заодно и попытаться объяснить ей свою позицию. В конце концов, этот разговор рано или поздно должен состояться.
– Я собираюсь к себе домой. Но если предложение подвезти меня остается в силе, я приму его.
– Конечно, оно еще в силе, дорогой! – с облегчением воскликнула Имоджин. Похоже, она приняла происходящее за игру, в которой ее роль была уговаривать графа, а его роль – сопротивляться и сомневаться.
Они вышли из залитого ярким светом особняка. Эдвард помог Имоджин подняться в экипаж. Она сразу порхнула на свое сиденье и задернула на окнах шторки, скрывшие их от любопытных глаз. Граф видел ее настойчивый взгляд, нетерпеливые жесты, и почему-то ему стало неприятно. Как раз в этот момент Имоджин потянулась к нему и поцеловала. Поцелуй был опытным, умелым, и Эдвард не стал останавливать ее. Он хотел – нет, он надеялся, – что этот поцелуй заставит его тело откликнуться так же яростно, как робкие, неуверенные поцелуи Флоренс. Но ничего не произошло, он не чувствовал ничего, кроме холодного любопытства и разочарования. Нежные, испуганные ласки Флоренс ощущались острее, правильнее, чем настойчивые прикосновения любовницы.
Он отстранился.
– Нам надо поговорить.
– Эдвард, – сказала Имоджин высоким, неприятным голосом, – мне совсем не нравится то, как это звучит.
Эдвард взял ее руку в свою и постарался вложить в свои слова как можно больше нежности, которой совсем не чувствовал:
– Ты знаешь, что нравишься мне. Ты одна из самых красивых и достойных женщин света. Я благодарен тебе за время, что ты подарила мне.
– Эдвард, – Имоджин высвободила руку и откинулась на сиденье, – мне нужна не твоя благодарность. Мне нужен ты. Зачем ты мне это говоришь? Разве нам было плохо вместе? Страсть, которая разгорается между нами от каждого прикосновения, – это нечто особенное.
Эдвард неотрывно смотрел на ее изящные руки, лежащие на коленях. Пальцы теребили ткань. Значит, Имоджин ранит мысль о возможном разрыве. И все же он должен закончить то, что начал, иначе рискует завязнуть в этих отношениях, боясь обидеть ее. Придется быть жестоким, даже если она его возненавидит.
– Наши отношения никогда не были для меня чем-то особенным. Прости, – сказал Эдвард негромко.
Она потрясла головой, словно не в силах поверить тому, что слышит.
– Моя тетя была права. Она предупреждала меня, что все Грейстоу – бессердечные ублюдки! – выкрикнула Имоджин ему в лицо. – Я знала, что ты расчетливый делец, но не знала, что настолько бездушный! Или... или здесь замешана женщина? – Она даже наклонилась вперед, словно силясь прочитать ответ на лице Эдварда. – Надеюсь, ты не попал в сети к Миллисент Парминстер? Этой двуличной стерве! Да я выдеру ее рыжие лохмы!
– Дело не в женщине, – спокойно прервал ее граф. Он все еще раздумывал по поводу того, кто такая тетка Имоджин и где они могли встречаться. – Я просто устал от этого. В наших отношениях есть нечто недостойное.
Он пожалел о своих словах в тот же момент, как произнес их, но было уже поздно. Видит Бог, он не хотел говорить этого! Имоджин беззвучно пошевелила губами, словно пробуя последнее слово на вкус. Когда она заговорила, в ее голосе клокотало такое бешенство, что граф отшатнулся.
– Ах вот как? Так ты боишься запятнать себя! – фыркнула Имоджин ему в лицо. – За чей же счет ты решил очиститься? Уж не за счет ли своей юной кузины, невинной, как цветок лилии? Девчонка, положившая глаз на твоего брата! Она достаточно чиста для тебя, Эдвард? Достаточно чиста, чтобы помочь тебе отмыться от меня?
– Нет никакой женщины, – устало сказал граф. Значит, Имоджин оказалась проницательнее, чем он думал.
– Дьявол и преисподняя! Всесильный и независимый Эдвард Бербрук запал на деревенскую мышку, уготованную его брату! – И она засмеялась неприятным колючим смехом.
Эдвард схватил ее за локоть.
– Если ты решишь поделиться своей догадкой хоть с одной душой, ты сильно пожалеешь об этом! – Он знал, что никогда не сможет поступить так жестоко, не сможет разрушить ее репутацию, но надеялся изо всех сил, что Имоджин поверит его угрозе.
– О нет, – нехорошо улыбнулась та. – Ты сам попал впросак, увязнув больше, чем я. Одна мысль о том, что ты оказался в столь незавидном положении, проливается бальзамом на мою рану. Я даже не стану мстить. Ты жалок и недостоин моей мести. Мне остается только надеяться, что ты еще пожалеешь о том, как жестоко поступил со мной. – Несмотря на злой тон, последняя фраза вышла горькой. И, словно осознав это, Имоджин ехидно добавила: – Желаю тебе провести всю оставшуюся жизнь, мечтая о женщине, заполучить которую ты не в силах!
Высказав это пожелание, она велела извозчику остановить экипаж, чтобы высадить графа прямо на обочине дороги. Они были в нескольких милях от дома Эдварда, но он не возразил. Неблизкий путь он решил пройти пешком.
После разговора с Имоджин Эдварду было не по себе. Видит Бог, он не знал, что разрыв так сильно ранит любовницу.
Глава 5
Устроить маленький пикник было идеей Фредди. Небольшое вознаграждение за три успешных бала, пояснил он Флоренс. Несколько дней назад она выдержала даже аудиенцию у королевы. Девушка так тряслась всю неделю до этого события, что на волнение во время визита во дворец у нее просто не хватило сил. Королева оказалась милой, приятной женщиной, напомнившей Флоренс вдовушек Кезика, с которыми она общалась столько лет. И все равно она была рада, когда аудиенция наконец закончилась.
На этой неделе не планировалось никаких грандиозных выходов, поэтому Флоренс могла расслабиться. Сейчас они с Фредом направлялись в глубь аллеи, к небольшой полянке вдали от дома герцогини. Там была крохотная беседка и скамья в тени кустов акации. День выдался теплым и солнечным, поэтому Фред и выбрал местечко, где не так пекло. Впервые за последние дни Флоренс могла побыть сама собой в компании Фреда – впервые с того вечера, когда его брат потерял контроль над собой и целовал ее до дрожи в коленях.
Они уселись на мягкие покрывала, которые захватили из дома, и Фред принялся выкладывать из корзины фрукты и свежие бутерброды, за ними последовала пузатая бутылка с вином. Солнце играло в волосах и на плечах виконта, и Флоренс без стеснения любовалась его безупречной одеждой и неторопливыми движениями. Сама она надела то старое платье, в котором приехала из Кезика, и тихо радовалась, что не должна ни перед кем отчитываться за свой вид.
Ее спутник открыл вино и подал ей прохладный бокал. Сам он улегся на живот подле нее и надкусил розовый персик. Рукава рубашки он закатал, боясь испачкать их соком. Флоренс могла смотреть на него часами. У него был греческий профиль, как на старинных монетах, и сильное тренированное тело. Он лежал и неторопливо жевал, иногда отпивая из бокала, и солнечные лучи, проникавшие сквозь заросли акации, светлыми пятнами плясали на его рубашке.
Сегодня он говорил мало, все чаще бросая на Флоренс странные взгляды, словно что-то прикидывая в уме. Девушку всегда удивляло то, что он не был очарован ею, но почему-то гордился и наслаждался ее обществом. Возможно, сестры Уэйнрайт были правы относительно его увлекающегося характера. Что ж, тем лучше. Флоренс не собиралась завоевывать сердце Фреда и радовалась тому, что с ним так легко дружить.
– Даю пенни за твои мысли! – неожиданно хмыкнул Фред и быстрым движением сорвал с нее соломенную шляпку, швырнув ее на траву. – О чем ты думала?
– Я? Я просто счастлива, – улыбнулась Флоренс. – Ты даже не представляешь себе, как хорошо сидеть вот так в тени акаций и не чувствовать удушающих объятий французского корсета!
Фред ухмыльнулся и принялся деловито рисовать круги на покрывале.
– Я по-джентльменски притворюсь, что не слышал твоего признания, – заявил он.
Флоренс засмеялась, запрокинув голову. Действительно, что это с ней? Впрочем, только Фреду она могла пожаловаться на столь интимную тему. До чего же с ним легко! Девушка коснулась пальцем его плеча:
– Можно тебя кое о чем спросить?
– Конечно, – ответил Фред, переворачиваясь на спину, чтобы лучше ее видеть.
– Это личный вопрос. Ты не обязан отвечать. Он может навеять тебе грустные воспоминания.
– Я все равно разрешаю его задать.
Флоренс отставила бокал с вином, и теперь он выглядывал из травы, чуть покосившись на один бок.
– Я слышала, что твои родители умерли, когда вам с... Эдвардом было совсем мало лет. Как это произошло? – Она запнулась, говоря о графе, но Фредди не обратил на это внимания.
– А, вот ты о чем! – Он закрыл глаза и чуть улыбнулся. Похоже, вопрос не показался ему бестактным. – Родители отправились в Египет – обоим безумно хотелось увидеть пирамиды. Кто-то из пассажиров судна подцепил желтую лихорадку, и на обратном пути разразилась эпидемия. За то время, пока ждали врачей, погибло двадцать два человека. Наши родители были в числе заболевших. Мать ухаживала за больными, ей даже удалось нескольких спасти, но лихорадка не пощадила ее. Думаю, что отец мог бы гордиться ею. Но он тоже погиб.
В его голосе Флоренс расслышала грустные нотки. Ей захотелось сказать слова утешения, но она поняла, что это будет лишним. Почему он сказал, что отец мог гордиться женой, так неуверенно? Разве мог он быть в гневе на нее за излишнее милосердие? Что за человек он был?
– И после этого Эдвард стал твоим опекуном? – спросила Флоренс, опустив глаза и увидев небольшую зеленую гусеницу, взбиравшуюся по подолу платья. Девушка сняла ее и отбросила прочь.
– Нашим опекуном стала тетя Ипатия, потому что Эдварду было всего семнадцать, а мне и того меньше – двенадцать. Но я понимаю, что ты имела в виду. Мой старший брат возился со мной и беспокоился за меня. Но он вел себя так еще до смерти родителей. Я не знаю никого, кто так ответственно относился бы к роли старшего брата. – Фредди улыбнулся воспоминаниям, а затем вновь посерьезнел. – Знаешь, ведь наш отец был очень суровым и требовательным человеком. Иногда он бывал по-настоящему жесток к своим близким. Таким же был и дед. Поговаривали, что наш прадед был расточительным мотом и чуть не пустил все состояние Грейстоу по ветру. Чтобы вернуть роду былое великолепие и богатство, наши родители должны были много работать и были требовательными к себе. Возможно, поэтому отец был так суров к нам. Но что бы ни случилось, Эдвард всегда приходил мне на помощь, всегда готов был защитить меня от гнева отца.
Фредди оперся на локоть и накрыл ладонью руку Флоренс.
– Хочешь, я расскажу тебе кое-что про Эдварда? Это очень добрая история.
Флоренс совершенно не хотелось слушать рассказы про старшего брата Фреда – мысли о нем и так постоянно тревожили ее, – но отказ прозвучал бы странно, и она кивнула, соглашаясь.
– Почему бы и нет, расскажи.
– Ты наверняка не знаешь, что поместье Грейстоу выстроено на берегу озера. В самой его середине есть чудесный остров, на котором гнездится стая черных лебедей. Каждый год они возвращаются на остров, и наша семья считает их прекрасным украшением фамильного парка.
– Черные лебеди? Черные? – удивилась Флоренс.
– Да, – кивнул Фред. – Сказать по правде, это очень шумные и суетливые создания, но красивые и грациозные. Да и рассказ вовсе не о них. Когда Эдварду было семнадцать, отец вбил себе в голову, что его старший сын должен научиться плавать. Он отвез его на лодке в самый дальний конец озера, к глубоким омутам, и столкнул в воду. Эдвард, конечно, камнем пошел ко дну. Когда отцу показалось, что сын достаточно наглотался воды, он вытащил его, дал прокашляться и отдышаться, а затем снова вытолкнул из лодки.
– Господь милосердный! – воскликнула потрясенная Флоренс, прижав руки к груди.
– Я же предупреждал, что наш отец был суров. Полагаю, что его отец, наш дед, в свое время поступил с ним точно так же. Наши предки гордились тем, что все мужчины рода Грейстоу крепки как кремень.
– Но Эдвард мог утонуть!
– Да, он научился держаться на воде только с четвертой попытки, – вздохнул Фредди и осторожно взял руку Флоренс в свою. – И когда пришла моя очередь учиться плавать, он выдержал сложный разговор с отцом и настоял на том, что учить меня будет сам. Эдвард очень беспокоился за меня, но отцу сказал, что желает обучать меня потому, что хочет стать таким же сильным и непоколебимым, как он. Мой брат всегда был прирожденным лидером.
Флоренс пытливо взглянула Фреду в лицо.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что он тоже бросал тебя в озеро?
– Э, нет, – засмеялся тот, и Флоренс ощутила, как ее плечи расслабились от облегчения. – Эдвард предупредил меня, что на постижение этой науки мне дастся всего лишь день, иначе отец решит учить меня сам. Мы до темноты проторчали в воде. Было довольно холодно, и к концу дня мы напоминали две сморщенные синие сливы.
– И ты... научился плавать?
– Довольно посредственно. Но этого было достаточно, чтобы удовлетворить отца. Наступало лето, Эдвард стал давать мне уроки. Очень скоро я стал отличным пловцом и даже выиграл состязания в средней школе. Кстати, Эдвард до сих пор хранит мою медаль в рабочем кабинете, хотя думает, что я об этом не знаю.
Флоренс отвернулась, часто замигав. Почему-то на глаза навернулись слезы.
– Какая трогательная история! Я горжусь тем, что вы приняли меня в свою семью.
– Я знал, что тебе понравится. – Он пальцем снял слезинку со щеки девушки. – А теперь моя очередь задать вопрос, ладно?
– О, Фред, , ты же знаешь, что я плохая рассказчица.
– Мой вопрос не потребует долгого рассказа. По крайней мере я на это надеюсь.
– Ну, хорошо, – улыбнулась Флоренс. – Задавай. Фред ненадолго уставился взглядом на кусты акации, словно прикидывая, как лучше спросить.
– Что ты думаешь о Питере Вэнсе?
– Сыне герцога Монмута? – удивилась девушка.
– Да. Тетя Ипатия сказала, что сегодня утром он прислал тебе букет свежих фиалок и пригласил в оперу вместе с его родными.
Флоренс вспомнила изящный букет и карточку, приложенную к нему. Что-то насчет «прекрасного цветка с нежными лепестками» и «удивительной красоты, осеняющей тех, кто ее коснулся» – вполне поэтично, но довольно избито, подумала она тогда. Вообще послание Питера Вэнса не столько польстило ей, сколько обеспокоило.
– Уверена, что он прислал фиалки и приглашение только для того, чтобы его сестрица не скучала в опере, – не слишком убежденно сказала она. – И кроме того, он ведь сын герцога!
– Да, но младший сын, – возразил Фред.
– Зато я всего лишь дочь бедного викария.
– Это не значит, что ты не можешь претендовать на титул и богатство. Ты очень красива и мила. Вопрос в другом. Как ты находишь Питера Вэнса?
Флоренс вдруг заметила, какие белые кружевные облачка плывут по синему небу, какие удивительно раскидистые у акации ветви и какой свежий, аппетитный запах у булочек в корзине. Нравится ли ей Питер? Да у него нет и трети красоты Фреда, он не может быть интересным и не сумеет расположить ее к себе, как Фред. Да нет, он вполне неплох, сын герцога. Он заслужил лучшей доли, чем брак с ней, провинциальной девушкой без гроша в кармане. Если она сможет очаровать его и заполучить в мужья, он станет заботливым и добрым супругом, сможет обеспечить ее – разве не этого она так ждала, разве не об этом просила мистера Моубри, обратившись к нему за помощью? И все же... и все же где-то в глубине ее сердца, в самом далеком уголке, что-то тянуло и ныло при воспоминании о другом, совершенно непохожем на него мужчине. И этим мужчиной был даже не Фред Бербрук.
Флоренс грустно улыбнулась.
– По твоему задумчивому молчанию я понимаю, что Питер Вэнс тебе нравится?
– Отрицать сложно: я нахожу его приятным человеком. Но как я могу судить о нем по единственному танцу и пустому разговору? Он принес мне пунш и осыпал комплиментами мой наряд и прическу. Разве этого достаточно? Все, что я знаю о нем, – это то, что он любит лошадей, хорош собой и что у него чудесная сестра.
– Последнее особенно важно, – поддел Фред.
– Наверное, ты считаешь меня расчетливой и холодной, да?
– Тебя? Расчетливой? Ты сама не знаешь, что говоришь!
– Но я рассуждаю о потенциальном муже так, словно это чистокровный жеребец или кусок отличной вырезки в витрине мясника! Или мешок с деньгами на худой конец.
– Ужас какой! – притворно испугался Фред. – Особенно рассуждения про чистокровного жеребца!
Флоренс ткнула его кулачком в плечо.
– Болтун! Вечно ты найдешь повод для шутки. Знаешь, я бы хотела найти такого мужа, как ты. Это был бы наилучший вариант.
Фред резко оборвал веселый смех и уставился на Флоренс.
– Правда? – Казалось, все мускулы его лица окаменели в одно мгновение.
– Боюсь, что правда, – ответила Флоренс беспечным тоном, отвернувшись. Что его так взволновало в ее словах? Откровенность? – Только умоляю, не говори об этом тете Ипатии. Она будет в ужасе!
– Почему бы это? Она в восторге от тебя.
– Только не тогда, когда речь коснется того, что-оо бы пригласить безродную дочь викария в свою семью.
Фред снова взглянул на нее как-то оценивающе. Он все чаще бросал на нее такие взгляды сегодня, и Флоренс совсем обеспокоилась.
– Возможно, ты не права. – Он оправил воображаемую складку на покрывале прямо возле руки девушки. – Так ты действительно хотела бы найти себе такого мужа, как я?
– А почему ты сомневаешься в моих словах? Ты чудесный человек, с тобой мне хорошо и комфортно. Рядом с тобой я чувствую себя смелее и увереннее.
Фред насмешливо прижал руки к груди.
– О Боже! Никто никогда не называл меня образчиком идеального мужа. Я польщен!
Флоренс засмеялась и показала ему язык. До чего же с Фредом все-таки легко!
Как раз тогда, когда ей показалась, что разговор исчерпан, Фред вдруг стал невероятно серьезен и взял ее за руку.
– Флоренс?
– Что?
Он прокашлялся и неожиданно заговорил скороговоркой:
– Ты выйдешь за меня? Выйдешь за меня, Флоренс? Не подумай, что я шучу! Я знаю, что не так хорош, чтобы стать тебе достойным мужем, но я постараюсь, я сделаю все возможное, чтобы ты была счастлива. Возможно, у меня куча недостатков и я не слишком усидчив, но я приложу все усилия, чтобы ты не пожалела о том, что дашь согласие. Скажи «да», Флоренс! Скажи «да»!
– Ты шутишь? – прошептала Флоренс почти испуганно. Сейчас она даже не знала, чего больше хочет: чтобы слова Фреда были правдой или оказались веселой игрой.
– Я совсем не шучу. – Фред придвинулся и сжал ладони девушки в своих. – Я буду счастлив, если ты согласишься стать моей женой. Ты сказала, что тебе хорошо со мной. Прошу, не отказывай.
На этой неделе не планировалось никаких грандиозных выходов, поэтому Флоренс могла расслабиться. Сейчас они с Фредом направлялись в глубь аллеи, к небольшой полянке вдали от дома герцогини. Там была крохотная беседка и скамья в тени кустов акации. День выдался теплым и солнечным, поэтому Фред и выбрал местечко, где не так пекло. Впервые за последние дни Флоренс могла побыть сама собой в компании Фреда – впервые с того вечера, когда его брат потерял контроль над собой и целовал ее до дрожи в коленях.
Они уселись на мягкие покрывала, которые захватили из дома, и Фред принялся выкладывать из корзины фрукты и свежие бутерброды, за ними последовала пузатая бутылка с вином. Солнце играло в волосах и на плечах виконта, и Флоренс без стеснения любовалась его безупречной одеждой и неторопливыми движениями. Сама она надела то старое платье, в котором приехала из Кезика, и тихо радовалась, что не должна ни перед кем отчитываться за свой вид.
Ее спутник открыл вино и подал ей прохладный бокал. Сам он улегся на живот подле нее и надкусил розовый персик. Рукава рубашки он закатал, боясь испачкать их соком. Флоренс могла смотреть на него часами. У него был греческий профиль, как на старинных монетах, и сильное тренированное тело. Он лежал и неторопливо жевал, иногда отпивая из бокала, и солнечные лучи, проникавшие сквозь заросли акации, светлыми пятнами плясали на его рубашке.
Сегодня он говорил мало, все чаще бросая на Флоренс странные взгляды, словно что-то прикидывая в уме. Девушку всегда удивляло то, что он не был очарован ею, но почему-то гордился и наслаждался ее обществом. Возможно, сестры Уэйнрайт были правы относительно его увлекающегося характера. Что ж, тем лучше. Флоренс не собиралась завоевывать сердце Фреда и радовалась тому, что с ним так легко дружить.
– Даю пенни за твои мысли! – неожиданно хмыкнул Фред и быстрым движением сорвал с нее соломенную шляпку, швырнув ее на траву. – О чем ты думала?
– Я? Я просто счастлива, – улыбнулась Флоренс. – Ты даже не представляешь себе, как хорошо сидеть вот так в тени акаций и не чувствовать удушающих объятий французского корсета!
Фред ухмыльнулся и принялся деловито рисовать круги на покрывале.
– Я по-джентльменски притворюсь, что не слышал твоего признания, – заявил он.
Флоренс засмеялась, запрокинув голову. Действительно, что это с ней? Впрочем, только Фреду она могла пожаловаться на столь интимную тему. До чего же с ним легко! Девушка коснулась пальцем его плеча:
– Можно тебя кое о чем спросить?
– Конечно, – ответил Фред, переворачиваясь на спину, чтобы лучше ее видеть.
– Это личный вопрос. Ты не обязан отвечать. Он может навеять тебе грустные воспоминания.
– Я все равно разрешаю его задать.
Флоренс отставила бокал с вином, и теперь он выглядывал из травы, чуть покосившись на один бок.
– Я слышала, что твои родители умерли, когда вам с... Эдвардом было совсем мало лет. Как это произошло? – Она запнулась, говоря о графе, но Фредди не обратил на это внимания.
– А, вот ты о чем! – Он закрыл глаза и чуть улыбнулся. Похоже, вопрос не показался ему бестактным. – Родители отправились в Египет – обоим безумно хотелось увидеть пирамиды. Кто-то из пассажиров судна подцепил желтую лихорадку, и на обратном пути разразилась эпидемия. За то время, пока ждали врачей, погибло двадцать два человека. Наши родители были в числе заболевших. Мать ухаживала за больными, ей даже удалось нескольких спасти, но лихорадка не пощадила ее. Думаю, что отец мог бы гордиться ею. Но он тоже погиб.
В его голосе Флоренс расслышала грустные нотки. Ей захотелось сказать слова утешения, но она поняла, что это будет лишним. Почему он сказал, что отец мог гордиться женой, так неуверенно? Разве мог он быть в гневе на нее за излишнее милосердие? Что за человек он был?
– И после этого Эдвард стал твоим опекуном? – спросила Флоренс, опустив глаза и увидев небольшую зеленую гусеницу, взбиравшуюся по подолу платья. Девушка сняла ее и отбросила прочь.
– Нашим опекуном стала тетя Ипатия, потому что Эдварду было всего семнадцать, а мне и того меньше – двенадцать. Но я понимаю, что ты имела в виду. Мой старший брат возился со мной и беспокоился за меня. Но он вел себя так еще до смерти родителей. Я не знаю никого, кто так ответственно относился бы к роли старшего брата. – Фредди улыбнулся воспоминаниям, а затем вновь посерьезнел. – Знаешь, ведь наш отец был очень суровым и требовательным человеком. Иногда он бывал по-настоящему жесток к своим близким. Таким же был и дед. Поговаривали, что наш прадед был расточительным мотом и чуть не пустил все состояние Грейстоу по ветру. Чтобы вернуть роду былое великолепие и богатство, наши родители должны были много работать и были требовательными к себе. Возможно, поэтому отец был так суров к нам. Но что бы ни случилось, Эдвард всегда приходил мне на помощь, всегда готов был защитить меня от гнева отца.
Фредди оперся на локоть и накрыл ладонью руку Флоренс.
– Хочешь, я расскажу тебе кое-что про Эдварда? Это очень добрая история.
Флоренс совершенно не хотелось слушать рассказы про старшего брата Фреда – мысли о нем и так постоянно тревожили ее, – но отказ прозвучал бы странно, и она кивнула, соглашаясь.
– Почему бы и нет, расскажи.
– Ты наверняка не знаешь, что поместье Грейстоу выстроено на берегу озера. В самой его середине есть чудесный остров, на котором гнездится стая черных лебедей. Каждый год они возвращаются на остров, и наша семья считает их прекрасным украшением фамильного парка.
– Черные лебеди? Черные? – удивилась Флоренс.
– Да, – кивнул Фред. – Сказать по правде, это очень шумные и суетливые создания, но красивые и грациозные. Да и рассказ вовсе не о них. Когда Эдварду было семнадцать, отец вбил себе в голову, что его старший сын должен научиться плавать. Он отвез его на лодке в самый дальний конец озера, к глубоким омутам, и столкнул в воду. Эдвард, конечно, камнем пошел ко дну. Когда отцу показалось, что сын достаточно наглотался воды, он вытащил его, дал прокашляться и отдышаться, а затем снова вытолкнул из лодки.
– Господь милосердный! – воскликнула потрясенная Флоренс, прижав руки к груди.
– Я же предупреждал, что наш отец был суров. Полагаю, что его отец, наш дед, в свое время поступил с ним точно так же. Наши предки гордились тем, что все мужчины рода Грейстоу крепки как кремень.
– Но Эдвард мог утонуть!
– Да, он научился держаться на воде только с четвертой попытки, – вздохнул Фредди и осторожно взял руку Флоренс в свою. – И когда пришла моя очередь учиться плавать, он выдержал сложный разговор с отцом и настоял на том, что учить меня будет сам. Эдвард очень беспокоился за меня, но отцу сказал, что желает обучать меня потому, что хочет стать таким же сильным и непоколебимым, как он. Мой брат всегда был прирожденным лидером.
Флоренс пытливо взглянула Фреду в лицо.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что он тоже бросал тебя в озеро?
– Э, нет, – засмеялся тот, и Флоренс ощутила, как ее плечи расслабились от облегчения. – Эдвард предупредил меня, что на постижение этой науки мне дастся всего лишь день, иначе отец решит учить меня сам. Мы до темноты проторчали в воде. Было довольно холодно, и к концу дня мы напоминали две сморщенные синие сливы.
– И ты... научился плавать?
– Довольно посредственно. Но этого было достаточно, чтобы удовлетворить отца. Наступало лето, Эдвард стал давать мне уроки. Очень скоро я стал отличным пловцом и даже выиграл состязания в средней школе. Кстати, Эдвард до сих пор хранит мою медаль в рабочем кабинете, хотя думает, что я об этом не знаю.
Флоренс отвернулась, часто замигав. Почему-то на глаза навернулись слезы.
– Какая трогательная история! Я горжусь тем, что вы приняли меня в свою семью.
– Я знал, что тебе понравится. – Он пальцем снял слезинку со щеки девушки. – А теперь моя очередь задать вопрос, ладно?
– О, Фред, , ты же знаешь, что я плохая рассказчица.
– Мой вопрос не потребует долгого рассказа. По крайней мере я на это надеюсь.
– Ну, хорошо, – улыбнулась Флоренс. – Задавай. Фред ненадолго уставился взглядом на кусты акации, словно прикидывая, как лучше спросить.
– Что ты думаешь о Питере Вэнсе?
– Сыне герцога Монмута? – удивилась девушка.
– Да. Тетя Ипатия сказала, что сегодня утром он прислал тебе букет свежих фиалок и пригласил в оперу вместе с его родными.
Флоренс вспомнила изящный букет и карточку, приложенную к нему. Что-то насчет «прекрасного цветка с нежными лепестками» и «удивительной красоты, осеняющей тех, кто ее коснулся» – вполне поэтично, но довольно избито, подумала она тогда. Вообще послание Питера Вэнса не столько польстило ей, сколько обеспокоило.
– Уверена, что он прислал фиалки и приглашение только для того, чтобы его сестрица не скучала в опере, – не слишком убежденно сказала она. – И кроме того, он ведь сын герцога!
– Да, но младший сын, – возразил Фред.
– Зато я всего лишь дочь бедного викария.
– Это не значит, что ты не можешь претендовать на титул и богатство. Ты очень красива и мила. Вопрос в другом. Как ты находишь Питера Вэнса?
Флоренс вдруг заметила, какие белые кружевные облачка плывут по синему небу, какие удивительно раскидистые у акации ветви и какой свежий, аппетитный запах у булочек в корзине. Нравится ли ей Питер? Да у него нет и трети красоты Фреда, он не может быть интересным и не сумеет расположить ее к себе, как Фред. Да нет, он вполне неплох, сын герцога. Он заслужил лучшей доли, чем брак с ней, провинциальной девушкой без гроша в кармане. Если она сможет очаровать его и заполучить в мужья, он станет заботливым и добрым супругом, сможет обеспечить ее – разве не этого она так ждала, разве не об этом просила мистера Моубри, обратившись к нему за помощью? И все же... и все же где-то в глубине ее сердца, в самом далеком уголке, что-то тянуло и ныло при воспоминании о другом, совершенно непохожем на него мужчине. И этим мужчиной был даже не Фред Бербрук.
Флоренс грустно улыбнулась.
– По твоему задумчивому молчанию я понимаю, что Питер Вэнс тебе нравится?
– Отрицать сложно: я нахожу его приятным человеком. Но как я могу судить о нем по единственному танцу и пустому разговору? Он принес мне пунш и осыпал комплиментами мой наряд и прическу. Разве этого достаточно? Все, что я знаю о нем, – это то, что он любит лошадей, хорош собой и что у него чудесная сестра.
– Последнее особенно важно, – поддел Фред.
– Наверное, ты считаешь меня расчетливой и холодной, да?
– Тебя? Расчетливой? Ты сама не знаешь, что говоришь!
– Но я рассуждаю о потенциальном муже так, словно это чистокровный жеребец или кусок отличной вырезки в витрине мясника! Или мешок с деньгами на худой конец.
– Ужас какой! – притворно испугался Фред. – Особенно рассуждения про чистокровного жеребца!
Флоренс ткнула его кулачком в плечо.
– Болтун! Вечно ты найдешь повод для шутки. Знаешь, я бы хотела найти такого мужа, как ты. Это был бы наилучший вариант.
Фред резко оборвал веселый смех и уставился на Флоренс.
– Правда? – Казалось, все мускулы его лица окаменели в одно мгновение.
– Боюсь, что правда, – ответила Флоренс беспечным тоном, отвернувшись. Что его так взволновало в ее словах? Откровенность? – Только умоляю, не говори об этом тете Ипатии. Она будет в ужасе!
– Почему бы это? Она в восторге от тебя.
– Только не тогда, когда речь коснется того, что-оо бы пригласить безродную дочь викария в свою семью.
Фред снова взглянул на нее как-то оценивающе. Он все чаще бросал на нее такие взгляды сегодня, и Флоренс совсем обеспокоилась.
– Возможно, ты не права. – Он оправил воображаемую складку на покрывале прямо возле руки девушки. – Так ты действительно хотела бы найти себе такого мужа, как я?
– А почему ты сомневаешься в моих словах? Ты чудесный человек, с тобой мне хорошо и комфортно. Рядом с тобой я чувствую себя смелее и увереннее.
Фред насмешливо прижал руки к груди.
– О Боже! Никто никогда не называл меня образчиком идеального мужа. Я польщен!
Флоренс засмеялась и показала ему язык. До чего же с Фредом все-таки легко!
Как раз тогда, когда ей показалась, что разговор исчерпан, Фред вдруг стал невероятно серьезен и взял ее за руку.
– Флоренс?
– Что?
Он прокашлялся и неожиданно заговорил скороговоркой:
– Ты выйдешь за меня? Выйдешь за меня, Флоренс? Не подумай, что я шучу! Я знаю, что не так хорош, чтобы стать тебе достойным мужем, но я постараюсь, я сделаю все возможное, чтобы ты была счастлива. Возможно, у меня куча недостатков и я не слишком усидчив, но я приложу все усилия, чтобы ты не пожалела о том, что дашь согласие. Скажи «да», Флоренс! Скажи «да»!
– Ты шутишь? – прошептала Флоренс почти испуганно. Сейчас она даже не знала, чего больше хочет: чтобы слова Фреда были правдой или оказались веселой игрой.
– Я совсем не шучу. – Фред придвинулся и сжал ладони девушки в своих. – Я буду счастлив, если ты согласишься стать моей женой. Ты сказала, что тебе хорошо со мной. Прошу, не отказывай.