Холостяков Георгий. Вечный огонь

   Вот такая нехитрая система при первом же ее опробовании позволила подводной лодке Щ-113 в течение часа ходить под дизелями на перископной глубине. Это было, между прочим, за несколько лет до того, как немецкие конструкторы придумали свой шноркель.
   Клевенский надеялся заменить примитивное устройство для всасывания воздуха, изготовленное своими силами, более надежным. Командир дивизиона А. Т. Заостровцев поддерживал его. Однако командир 2-й морбригады счел тогда продолжение опытов рискованным. Плавать под водой на дизельном ходу наши лодки стали лишь в сороковых годах.
   Но речь сейчас не о том, почему это начинание не оценили по достоинству сразу. Нового рождалось много, и многое быстро получало признание. Достаточно сказать, что еще в 1936 году наркомвоенмор, основываясь на опыте наших походов, официально утвердил новые сроки автономности щук, вдвое увеличенные по сравнению с прежними. В развитии флота наступал такой этап, когда достижения передовых экипажей уже могли становиться нормой для других.
   После назначения М. В. Викторова начальником Морских сил страны в командование Тихоокеанским флотом вступил флагман 1 ранга Г. П. Киреев. Начальником штаба оставался капитан 1 ранга О. С. Солонников.
   Об этом своеобразном человеке, старом холостяке, на флоте сочинялись и полулегенды, и анекдоты, причем последние были тоже данью его популярности. Уверяли, будто настроение Солонникова можно определить по тому, как он гладит свою знаменитую бороду: если сверху вниз, смело ставь любой вопрос - сразу решит, а вот если взбивает ее снизу, то лучше, мол, ему и же показываться...
   Быть может, начальник штаба и имел некоторые причуды, дававшие пищу острословам. Но службе он отдавался всецело и безраздельно. Кто-то хорошо сказал, что лично Солонникову ничего не нужно, кроме стакана крепкого чая. Пристрастие его к этому напитку было известно всему флоту, и как только начштаба появлялся на каком-нибудь корабле, там немедленно заваривали крепчайший, как деготь, чай специально для него.
   Солонникова отличала независимость суждений. Если он находил что-то полезным, то твердо это отстаивал. И не в правилах начальника штаба было ограничивать самостоятельность командиров соединений - в частности, в планировании боевой подготовки.
   А в наших планах от года к году менялось многое. Утвердившийся в командирском коллективе дух новаторства помогал быстрее двигаться вперед. Прежде, например, приступали к торпедным стрельбам лишь во второй половине лета, как бывало и на Балтике. Но там уйма времени тратилась на восстановление навыков, утраченных за время зимней стоянки. Здесь же первичные учебные задачи могли отрабатываться гораздо быстрее. В 1937 году наша бригада смогла начать торпедные стрельбы уже ранней весной. А это давало немало: чем раньше заканчивалась подготовка одиночной лодки, тем больше времени оставалось на более сложные задачи, на отработку взаимодействия с другими силами флота.
   Слов нет, зимние плавания давались нелегко, начиная с того, что при выходе из базы лодки преодолевали от одной до двух ледовых миль. Приходилось строго следить за соблюдением специальных мер по защите ото льда корпуса и цистерн. Но зато обеспечивались и непрерывность учебы в море, и несение дозорной службы. Всю бригаду можно было в любое время года развернуть на тех позициях, где потребуется.
   Осенью 1937 года, когда мы готовились к тактическим учениям, на Тихоокеанский флот прибыл назначенный первым заместителем командующего флагман 2 ранга Николай Герасимович Кузнецов. Было известно, что он недавно вернулся из Испании, где второй год шла война с фашистами.
   Вскоре Н. Г. Кузнецов посетил нашу базу. Он подробно знакомился с бригадой, стремясь, как видно, получить представление не только о соединении в целом, но и об отдельных кораблях, об их командирах. В его подходе к делу чувствовался очень опытный моряк.
   Помню, как Николай Герасимович наблюдал с мостика Саратова за выходом в море двух дивизионов щук. У нас по-прежнему часто практиковались тревоги с рассредоточением кораблей, и как только на фалах плавбазы взвился соответствующий сигнал с позывными этих дивизионов, лодки начали сниматься со швартовов. Из бухты они быстро вышли двумя кильватерными колоннами. Такой картиной моряку трудно не залюбоваться. Кажется, Кузнецов был удовлетворен организацией группового выхода. А вопросы, которые он тут же задавал о командире той или иной лодки, свидетельствовали, что не остались незамеченными никакие детали маневрирования. Командиров, хорошо показавших себя хотя бы при выполнении какого-то одного маневра, Николай Герасимович обычно уже не упускал из виду, постоянно интересовался ими.
   Через несколько месяцев Н. Г. Кузнецов прибыл в нашу бригаду уже в качестве командующего флотом. Оп провел тогда у нас почти две недели и вникал в боевую учебу подводников еще доскональнее. Состояние бригады было признано вполне удовлетворительным. Такая оценка всех обрадовала. Тихоокеанцы уже знали: новый командующий скуп на похвалу.
   5-й морской бригадой я командовал до мая 1938 года. Потом, уже в пятидесятые годы, довелось снова служить на Тихом океане, командовать одним из двух флотов, существовавших тогда на этом театре. К тому времени дела тридцатых годов успели стать далеким прошлым. Но не таким прошлым, которое забывается!
   Мощный военно-морской флот, возникший на Дальнем Востоке волею Коммунистической партии и всего советского народа, флот, созданный в кратчайшие сроки, в полном смысле слова - ударно, занял важное место в системе обороны Родины. Сознавать, что для этого что-то сделал и ты, - большое счастье.
   Как и многим тихоокеанцам воевать мне пришлось на другом море. И конечно, не один я оценил там как бы заново школу службы, пройденную на Дальнем Востоке. Наверное, всем, кто провел тридцатые годы на неспокойных восточных рубежах страны - сухопутных или морских, - потом уже никакая степень боевой готовности не казалась слишком трудной: привычка к ней вошла в плоть и кровь
   На Дальнем Востоке прочно усваивалось то, что нужно на войне. Недаром Тихоокеанский флот заслужил репутацию хорошей кузницы военных кадров. Когда понадобилось, он смог послать на запад - как бы возвращая свой долг старым флотам, которые помогали ему окрепнуть, - готовые к бою части, корабли с умелыми и закаленными экипажами, опытных командиров.
   Читатель уже знает, как сложилась дальнейшая судьба многих тихоокеанских подводников, с которыми он познакомился в этой книге. Не могу не сказать и о некоторых других своих сослуживцах.
   Бывший старшина из 1-го дивизиона подводных лодок МСДВ А. Л. Расскин боевой партийный вожак, ставший затем офицером-политработником, в разгар войны возглавил политическое управление Черноморского флота. Он погиб на этом посту в 1943 году, но в строю остался и после смерти: там же, на Черном море, воевал с врагом до победы Краснознаменный тральщик Арсений Расскин.
   В. А. Касатонов, командовавший в тридцатые годы одной из лодок 5-й морской бригады, стал адмиралом флота, первым заместителем главнокомандующего ВМФ. Командир другой нашей щуки Н. И. Виноградов руководил боевыми действиями подводников Северного флота и закончил службу адмиралом, как и И. И. Банков командир малютки, которая первой ходила в зимний дозор. Контр-адмиралами ушли в запас мои товарищи по 1-му дивизиону А. Т. Заостровцев и Н. С. Ивановский, инженер-контр-адмиралом - Г. В. Дробышев.
   Я говорю лишь о тех, с кем служил вместе, кого близко знал в те годы. Большой путь прошли на флоте и многие другие тихоокеанские ветераны. Их можно было встретить на всех морских театрах Великой Отечественной войны. Имена некоторых из них стали известны всей стране.
   Черноморцы вступают в бой
   Перед тем как грянуть тревоге
   Осенью 1940 года в Москве, у Н. Г. Кузнецова - тогда уже народного комиссара Военно-Морского Флота, - решался вопрос о дальнейшей моей службе.
   - Так куда же хотели бы теперь? - спросил Николай Герасимович.
   Я ответил, что для меня важно одно - чтобы было море и подводные лодки. Но вот жене, как считают врачи, хорошо бы пожить какое-то время на юге. Никогда еще в подобных случаях я не ссылался на семейные обстоятельства, однако на сей раз счел себя вправе о них упомянуть. Минувшую зиму, когда развернулись бои с белофиннами, Прасковья Ивановна провела на фронте под своим родным Ленинградом, на передовом эвакопункте действующей армии, куда пошла добровольцем. Словом, воевала вместо меня, так уж вышло. С Карельского перешейка она вернулась с боевой медалью и с основательно пошатнувшимся здоровьем.
   Нарком сказал, что как раз на юге есть подходящая вакансия. Через несколько дней я был назначен командиром 3-й бригады подводных лодок Черноморского флота.
   Этим флотом командовал контр-адмирал Ф. С. Октябрьский, недавний дальневосточник. Он держал флаг на линейном корабле Парижская коммуна, стоявшем в севастопольской Северной бухте. На борту линкора я и представился командующему.
   Филипп Сергеевич, с которым я в последний раз виделся на другом краю страны, встретил меня сердечно, по-товарищески:
   - Прибыл? Ну вот и хорошо. Принимай бригаду и будем служить!
   Так в октябре сорокового года я стал черноморцем. В 3-ю бригаду подлодок входили знакомые мне щуки. Прежний командир бригады А. С. Фролов переводился в штаб флота. Сдачу-прием соединения мы закончили в канун 23-й годовщины Октября и на следующее утро вместе обошли на катере строй лодок, выведенных в Южную бухту на парад - последний октябрьский парад перед войной...
   Черноморцы ревниво относились к командирам с других флотов, и я старался не выглядеть новой метлой. Но, разумеется, не собирался отказываться от использования дальневосточного опыта. Тем более что такие начинания тихоокеанских подводников, как продление сроков автономности, получили широкое признание.
   Однако командовать бригадой довелось недолго. В середине зимы на Черное море прибыл Н. Г. Кузнецов. На совещании командиров-подводников он объявил о введении на флотах отделов подводного плавания, подчиняемых непосредственно командующим. Нарком подчеркивал, что это делается в целях совершенствования организации службы на лодках и лучшего освоения техники.
   - С чьим-либо нежеланием идти на эту работу считаться не станем, - сказал он почему-то взглянув на меня.
   Затем зачитали приказ, и я услышал: ... Начальником отдела подводного плавания назначить капитана 1 ранга Холостякова.
   Сразу две неожиданности - повышение в звании и новая должность! Товарищи поздравили меня, поздравил и нарком. Однако внезапное назначение не обрадовало казалось обидным садиться за кабинетный стол в то время, когда перед подводниками стоят большие практические задачи. Неужели не доверяют живое дело, наиболее близкое мне?.. Что был совершенно неправ, понял уже потом.
   В отдел подобрали опытных подводников-специалистов из разных бригад: штурмана, минера, инженер-механика, связиста... Моим заместителем был назначен Илья Михайлович Нестеров - недавний командир подводной лодки, которая совершила самое длительное на Черном море автономное плавание.
   Обсудив, как будем работать, решили, что постараемся писать поменьше бумаг и побольше бывать на лодках. Месяца через два отдел имел представление о каждом подводном корабле флота. Это позволяло дифференцированно определить, чего следует требовать от того или иного командира, кому и в чем надо помочь. Соответственно уточнялись учебные задачи.
   Когда потребовалось в первый раз составить доклад для командующего, помню, я предварительно показал его кое-кому из старых работников штаба флота. Один товарищ пожал плечами:
   - Обо всем подплаве - три странички? С таким докладом идти к командующему несолидно...
   Переделывать доклад мы все же не стали. Представляя его Ф. С. Октябрьскому, я сказал:
   - Кажется, принято писать длиннее. Но тут только то, на что нужны права командующего флотом.
   - И правильно! - одобрил Филипп Сергеевич. - Так и надо.
   Вопросы, которые мы докладывали Октябрьскому, решались быстро.
   Незаметно пролетела весна, вступило в свои права южное лето.
   Вспоминая, как начиналось то лето в нашей стране, иногда рисуют слишком уж спокойную картину безмятежно-мирной жизни. А было все же не так.
   Так жили мы по-мирному. Народ не испытывал особых тревог за завтрашний день, веря в несокрушимое могущество страны. Однако разве не чувствовалось, как нарастает напряженность международной обстановки? Фашисты, захватившие год назад Францию, а до того - ряд других стран Европы, появились уже на Балканах. Мы стояли лицом к лицу с ними в сущности вдоль всей нашей западной границы. Рассчитывать, что Гитлер будет долго соблюдать пакт о ненападении, было трудно.
   Пусть мы не представляли, как скоро разразится боевая гроза. Но ведь еще с тех пор, как кончилась гражданская война, мое поколение привыкло считать наступившее мирное время только передышкой. Угроза войны - то обостренная, близкая, то более отдаленная - существовала всегда, сколько я себя помнил. И мы, военные люди, лучше, чем кто-нибудь, знали, как настойчиво и неустанно укрепляется оборона страны. На моих глазах изготовлялся к отпору врагу Дальний Восток. Обновленный, намного повысивший свою боеспособность флот застал я на Черном море.
   Весной и в начале лета командующий и штаб флота принимали энергичные меры, чтобы ускорить ввод в строй достраивавшихся и ремонтировавшихся кораблей. В Севастополе участились учебные тревоги, тренировки по отражению воздушных налетов. На стенах домов появились броские надписи, указывающие путь в ближайшее бомбоубежище.
   Интенсивно велась боевая подготовка кораблей. В середине июня, намного раньше обычных сроков, начались общефлотские маневры - большие тактические учения. В качестве главного посредника по подводным силам я вышел в море на плавбазе Эльбрус.
   Учения закончились 18 июня, а последние корабли, в том числе Эльбрус, вернулись в Севастополь 21-го. Как только плавбаза ошвартовалась, дежурный по пристани доложил, что звонила моя жена и просила передать, чтобы шел не в гостиницу, а домой.
   Несколько месяцев мы с Прасковьей Ивановной прожили в номере Северной, у Приморского бульвара. Только недавно получили ордер на квартиру, которая еще ремонтировалась. Значит, пока я плавал, ремонт окончили. Снова свой дом...
   Но у меня еще были дела. Потом провожали на московский поезд начальника Главного морского штаба адмирала И. С. Исакова. Он приезжал на маневры, собирался присутствовать и на разборе, однако, переговорив по ВЧ с Москвой, объявил, что должен сегодня же уехать. Прощаясь в штабе, Исаков сказал:
   - Обстановка серьезная, товарищи. Можно ждать чего угодно...
   Флот получил приказ оставаться после учений в оперативной готовности номер два, предусматривавшей, в частности, затемнение кораблей. Но заранее назначенный вечер отдыха семей начсостава в Доме флота не отменялся. На моем рабочем столе лежали пригласительные билеты.
   Удостоверившись, что подводные лодки, вернувшиеся с моря, приняли топливо и прочие запасы, я отправился на новую квартиру. Жена, вообще отнюдь не домоседка, на этот раз не проявила к билетам на вечер никакого интереса.
   - Если хочешь, сходи один, - великодушно предложила она, - а у меня, как видишь, еще не наведен порядок.
   Разумеется, никуда не пошел и я. Откупорив бутылку Массандры, мы вдвоем отметили новоселье.
   Спать все эти дни приходилось мало, и я крепко заснул, едва голова коснулась подушки. Но скоро Прасковья Ивановна меня разбудила.
   - Георгий, к соседям прибежали оповестители - всех командиров вызывают в части. У вас опять какое-то учение. А наш новый адрес, наверное, в штабе еще не записан...
   Жена включила репродуктор радиотрансляции, и из него раздались слова, вероятно повторявшиеся уже не раз: Большой сбор! Гарнизону главной базы объявляется большой сбор!..
   Никаких учений больше не готовилось - это мне было известно точно. Сразу вспомнилась настораживающая фраза адмирала Исакова: Можно ждать чего угодно. Я быстро оделся, повесил на плечо противогаз, взял свой всегда готовый походный чемоданчик.
   Уличные фонари были выключены. В темноте слышались негромкие голоса и торопливые шаги по асфальту. Так же торопливо зашагал и я к штабу флота, уже не сомневаясь: иду на войну.
   В штабе узнал, что около часа ночи поступил телеграфный приказ наркома, адресованный Северному, Балтийскому, Черноморскому флотам, Пинской и Дунайской флотилиям: Оперативная готовность номер один немедленно.
   Приказ этот выполнялся. Других событий пока не произошло. Однако они не заставили себя ждать.
   ... Врезались в память такие минуты той ночи.
   Из приемной командующего, куда выходила и моя рабочая комната, приоткрыта дверь в его кабинет. На пороге - ожидающий приказаний адъютант. Слышен взволнованный голос Филиппа Сергеевича Октябрьского, разговаривающего по ВЧ с Москвой. Должно быть, оттуда переспрашивают, и Октябрьский повторяет: да, Севастополь подвергся воздушному налету, да, неизвестные самолеты бомбят город и бухты. А за окнами штаба - пальба зениток, гул моторов в небе...
   Донесения о неизвестных самолетах, летящих над морем в сторону Севастополя, стали поступать от дальних береговых постов еще до того как командующий прибыл в штаб. Начальник ПВО флота требовал указаний - как быть, когда самолеты приблизятся, можно ли открывать огонь? Вопрос не должен казаться странным - ведь обстановка была неясной, никаких приказов, кроме телеграммы о переходе на высшую оперативную готовность флот еще не получил.
   Помню, как в комнату, где находились я и другие командиры, быстро вошел замначштаба Александр Сергеевич Фролов - в парадной тужурке и накрахмаленной сорочке, должно быть не успевший переодеться после вечера в Доме флота. Не повышая голоса, почти спокойно он сообщил:
   - Приказано открыть по самолетам огонь.
   Это приказание отдал, приняв на себя всю связанную с ним ответственность, начальник штаба флота контрадмирал Иван Дмитриевич Елисеев. Охваченный тревожными предчувствиями, он так и не ушел субботним вечером домой и встретил грозный час на своем посту.
   С залпами береговых и корабельных зениток слился грохот недалеких от штаба взрывов. Уже потом выяснилось, что рвались не бомбы, а морские мины. Они попали на сушу, очевидно, потому, что вражеским самолетам, сбрасывавшим их, помешал наш зенитный огонь. Вскоре поступил доклад о первом сбитом самолете противника.
   Севастополь не дал врагу застигнуть себя врасплох. Зенитчики, прожектористы, летчики-истребители оказались готовыми к бою. Задолго до налета был полностью затемнен город. Ни один из стоявших в базе кораблей не пострадал.
   Но жертвы уже были. Мины, упавшие в городе, разрушили жилые дома. Под развалинами погибли мирные люди, в том числе дети...
   Флот быстро и деловито втягивался в страду военных будней. На рассвете началось траление севастопольских бухт и фарватеров. Правда, минеры столкнулись с довольно неприятным фактом: сброшенные врагом мины оказались незнакомыми - неконтактного действия. Возникали и другие неожиданности. Однако это не задержало развертывания действий флота.
   23 июня флотская авиация бомбила базы противника на западном побережье Черного моря. Двое суток спустя нанесли удар по Констанце наши корабли. В соответствии с планом прикрытия своих баз на подступах к Севастополю и другим портам ставились минные заграждения. В первый же день войны мы проводили на позиции пять подводных лодок.
   Прослужив полтора десятка лет в подплаве, я привык к мысли, что буду воевать именно на лодках. Оказавшись к началу войны в штабе флота, снова почувствовал себя не на месте. Не провожать бы мне сейчас лодки в боевые походы, а идти на позицию самому!..
   Но и по штабной линии я ведал подводными лодками лишь две первые военные недели. 4 июля командующий, вызвав меня, объявил:
   - Назначаетесь начальником штаба Новороссийской военно-морской базы.
   - За что, товарищ адмирал? - Ошарашенный услышанным, я не нашел в ту минуту других слов.
   - Как за что? - не понял Октябрьский.
   - За что в тыл?..
   В руке командующего была трубка аппарата ВЧ.
   - Говорит, что но хочет в тыл, - сказал он кому-то в трубку, продолжая прерывавшийся почему-то разговор. Затем слегка повернул трубку ко мне, и я узнал голос Н. Г. Кузнецова:
   - Напомните ему, что сейчас война. Уговаривать не будем...
   Командующий положил трубку и встал из-за стола.
   - Слышал? Понятно?
   - Понятно. Когда прикажете отбыть?
   - В Новороссийск идут Красный Кавказ и Червона Украина. Снимаются через час.
   Мы жили в штабе на казарменном положении, все самое необходимое было при себе. Передав И. М. Нестерову дела отдела подводного плавания, я поспешил на Минную пристань, где ждал баркас.
   В наступившей темноте два крейсера, сопровождаемые эсминцами, покинули севастопольский рейд. Им предстояло базироваться впредь на Новороссийск: налеты вражеской авиации на главную базу продолжались, и Военный совет флота признал необходимым рассредоточить корабли.
   Новороссийская база
   Утреннее солнце осветило широкую Цемесскую бухту и поднимающиеся за нею голые, словно вылизанные ветрами, отроги гор. Сверяясь со штурманской картой, я разглядывал с мостика Красного Кавказа приближающийся берег. Слева, у западного края бухты, - мыс Хако, или просто Мысхако, с горой Колдун. Справа, где белеет красивая башенка маяка, - мыс Дооб. Еще правее угадывался узкий проход к Геленджику меж двух мысков со смешными названиями - Толстый и Тонкий.
   А прямо по курсу - Новороссийск с батареями дымящих заводских труб, характерным зданием элеватора, стрелами кранов над причалами. Промышленный, пролетарский город и крупнейший торговый порт, он уже с моря выглядел по-рабочему, не так, как соседние курорты.
   Вспоминались связанные с этим городом исторические события. Тут еще в девятьсот пятом году брал власть в свои руки Совет рабочих депутатов, провозглашалась Новороссийская республика. Твердыня революции была здесь и в девятьсот восемнадцатом, когда разгорелась гражданская война... Где-то в виду этих вот берегов ушли на дно линкор Свободная Россия и восемь эсминцев, подняв гордый сигнал Погибаю, но не сдаюсь. Матросы-большевики выполнили приказ Ленина, не допустили захвата кораблей германскими империалистами.
   О том, что немцы подступали когда-то к Новороссийску, думалось лишь как о далекой странице истории. Представить, что они еще раз дойдут до Кавказа, я тогда не мог.
   Дежурный буксир развел плавучее заграждение между массивными, крупной кладки, каменными молами, пропуская корабли на внутренний рейд просторного порта. Загрохотала цепь отданного якоря. Я был в Новороссийске, попасть в который еще вчера утром не думал, не гадал. И все еще верилось, что в эту тыловую базу судьба занесла меня ненадолго.
   Командир Новороссийской военно-морской базы (сокращенно - НВМБ) капитан 1 ранга А. П. Александров встретил меня радушно, устроил в бывшей гостинице Интурист и повез показывать ближайшие базовые объекты. Прежде всего поехали на мыс Дооб, где оборудовался на выступе горы, высоко над морем, командный пункт.
   Чувствовалось, командир базы настроен не по-тыловому. Он готовился к боевым действиям - и не где-нибудь, а в Цемесской бухте... С Дооба вся она просматривалась великолепно, и Александр Петрович стал высказывать свои соображения насчет того, откуда может появиться противник и где выгоднее развернуть наши силы. Получалось, что с КП на мысу очень удобно наблюдать за морским сражением при Новороссийске...
   Но почему, спрашивал я себя, оно должно тут произойти? Следовало ли всерьез опасаться нападения на эту нашу базу, пока противник располагает на Черном море лишь небольшим количеством легких надводных кораблей? Или я чего-то не понимал?
   На то, как сложатся боевые действия на море и чего можно ждать тут от врага, смотрели в начале войны по-разному. Старожилы помнили, как в первую мировую войну по кавказским портам вели огонь немецкие крейсера Гебен и Бреслау. Поговаривали, что теперь у наших берегов может появиться итальянский флот - особенно если к блоку фашистских агрессоров примкнет Турция. Понадобилось известное время, чтобы всем стало яснее, какой характер принимает война на Черноморском театре. Однако и в июле сорок первого, как я вскоре убедился, далеко не все в штабе базы разделяли представления А. П. Александрова насчет вероятности удара по Новороссийску с моря. Большие сомнения вызывала у многих правильность выбора места для командного пункта. (Невыгодность его расположения, уязвимость с воздуха, трудность маскировки сделались потом очевидными, и от использования этого КП пришлось отказаться. )
   Мой предшественник капитан 2 ранга В. С. Грозный, спешно сдав дела, отбыл к новому месту службы. Детальнее познакомиться с обширным хозяйством базы помогли мне начальник артиллерии НВМБ В. Л. Вилыпанский, начальник инженерной службы П. И. Пекшуев, флагманский инженер-механик В. С. Причастенко, начальник техотдела А. А. Шахназаров. А особенно - начальник связи И. Н. Кулик, служивший в Новороссийской базе с ее основания и досконально знавший весь район.