Холостяков Георгий. Вечный огонь

   Разработал Куников также наставление для командиров боевых групп. Оно явилось результатом изучения опыта прошлых десантов и вероятных условий предстоящего.
   Сначала Куникову очень хотелось, чтобы в отряде была своя артиллерия. Но ему пришлось согласиться, что даже самые легкие пушки усложнили бы высадку. Зато организации огневой поддержки десанта с восточного берега бухты уделялось особое внимание.
   Чем дальше, тем сильнее верилось: если высадка удастся, снимать десант с плацдарма не придется. Говорю это о себе, а что касается бойцов штурмового отряда, то они с самого начала, еще не зная, где высадятся, настраивались на то, чтобы уцепиться за берег накрепко. Словом, надо было думать и о подкреплениях десанту, о втором эшелоне, хотя он пока и не предусматривался для этого направления общим планом операции.
   Внутри базы резервом для усиления десанта могли стать боевые участки ПДО, тем более что охрана побережья вновь передавалась пограничным подразделениям НКВД. С середины января личный состав трех боевых участков - пятьсот с лишним человек - включился в тренировки по той же программе, которую проходили куниковцы. Майор Куников знал, что эти люди вольются после высадки в его отряд, и получил право контролировать их подготовку.
   Начались в Геленджикской бухте и тренировки более крупного масштаба: батальоны 255-й морской бригады А. С. Потапова, предназначенной для основного десанта - у Южной Озерейки, отрабатывали погрузку на канонерские лодки с артиллерией и прочей техникой.
   К концу января в нашей базе собралось много начальства. Прибыли командующий флотом Ф. С. Октябрьский, члены Военного совета Н. М. Кулаков и И. И. Азаров, командующий черноморскими ВВС В. В. Ермаченков, многие работники штаба флота. В Геленджике развертывался командный пункт управления основным десантом.
   Из Москвы приехала группа политработников центрального аппарата во главе с И. В. Роговым, который был теперь в звании генерал-лейтенанта.
   То, за что непосредственно отвечала Новороссийская база, занимало довольно скромное место в общем плане готовившегося удара по врагу. Но начальник Главного политуправления ВМФ побывал и в отряде Куникова, и на катерах Сипягина. Насколько я понял, у взыскательного Рогова сложилось неплохое впечатление о них.
   25 января я докладывал командующему флотом о готовности отряда Куникова, а также участвующих в операции кораблей и береговых батарей Новороссийской базы.
   В связи с тем что намечавшиеся сроки действий затем несколько отодвинулись, утром 2 февраля был сделан повторный доклад о том же. О снятии куниковцев с западного берега Цемесской бухты, после того как они отвлекут на себя и свяжут часть сил противника, речи больше не было. Предполагалось, что вспомогательный десант соединится в ходе операции с основным, а затем и с частями, наступающими на суше. Я получил добро высаживать вслед за штурмовым отрядом подготовленный второй эшелон.
   В тот день под Сталинградом завершилась ликвидация армии Паулюса последние ее остатки сдались в плен. Важные события происходили и на юге. Гитлеровцев выбили из Сальска. Северная группа Закавказского фронта вышла к Армавиру, освобождены были Майкоп, Белореченская. Перешла уже в наступление и 47-я армия - наш непосредственный сосед. С 27 января береговые батареи помогали ей взламывать вражескую оборону в районе горы Долгая и Сахарной Головы.
   Вспомогательный становится главным
   Уточненный план операции предусматривал, что высадка основного и вспомогательного десантов начнется одновременно с выходом ударной группы 47-й армии на Маркотхский и Неберджаевский перевалы.
   Но 3 февраля перевалы оставались еще в руках противника. Тем не менее рано утром командующий фронтом принял решение: десанты высадить следующей ночью, начало высадки - 01.00.
   Взаимодействующие в наступлении силы на этом этапе как бы поменялись ролями. Если по первоначальному замыслу прорыв сухопутной обороны противника на новороссийском направлении предварял и тем самым облегчал вторжение в его тылы с моря, то теперь атаки с моря должны были помочь быстрее продвинуться на суше, преодолеть возникшую там заминку.
   Отряду майора Куникова объявили боевой приказ. Сперва весь командный состав, а затем и бойцы узнали, что им предстоит высадиться в районе Станичка - рыбозавод, другими словами - на окраине Новороссийска.
   Вероятно, многие ожидали услышать другой адрес: десанты редко высаживают так близко от линии фронта. Но необычность задачи, за которой виделось освобождение Новороссийска, еще больше воодушевила куниковцев.
   Как документ, выразивший их боевой порыв и словно переносящий в незабываемое героическое время, храню я текст клятвы, которую дали в тот день десантники:
   Мы получили приказ командования - нанести удар по тылам врага, опрокинуть и разгромить его.
   Идя в бой, мы даем клятву Родине в том, что будем действовать стремительно и смело, не щадя своей жизни ради победы над врагом. Волю свою, силы свои и кровь свою, каплю за каплей, мы отдадим за жизнь и счастье нашего народа, за тебя, горячо любимая Родина.
   Нашим законом есть и будет движение только вперед!
   Мы победим! Да здравствует наша победа!
   Майор Куников прочел эти строки перед отрядом и, поцеловав край развернутого знамени, первым скрепил клятву подписью. Вслед за, командиром поцеловали знамя и подписались все десантники. От имени личного состава выделенных для высадки катеров поставил свою подпись капитан-лейтенант Сипягин.
   Присутствовать при этом мне не довелось, но от куниковцев, здравствующих поныне, я знаю, что минуты, когда отряд давал клятву, остались для них священными на всю жизнь.
   В тот же день имел место по-своему памятный эпизод, характерный для методов работы Куникова с людьми. Чтобы донести до читателя живые детали, позволю себе обратиться к воспоминаниям, переданным мне заместителем командира отряда по политической части Героем Советского Союза Николаем Васильевичем Старшиновым, ныне уже покойным.
   Начальник штаба Котанов, - писал он, - доложил командиру, что отряд в составе 273 человек, в полном боевом, построен.
   Мы с Цезарем Львовичем решили еще раз посмотреть на бойцов, которых через несколько часов предстояло вести в бой.
   Внешний вид людей был безупречен, снаряжение подогнано. А лицо каждого словно говорило: На меня можно положиться.
   Обойдя строй, Куников обратился к отряду с краткой речью. Он напомнил, что нам придется столкнуться с врагом, который, несомненно, будет иметь численное превосходство. Но на то мы и советские бойцы, чтобы разгромить фашистов независимо от того, сколько их окажется перед нами.
   - Однако надеяться на легкую победу не стоит, - говорил Цезарь Львович. Будут тяжелые бои, будут среди нас раненые и убитые. Готов ли каждый из вас к этому испытанию? Может быть, кто-нибудь передумал идти с нами? Или плохо себя чувствует? Таких прошу, не приказываю, а прошу - выйти из строя.
   Отряд не шелохнулся. Немного подождав, Куников приказал начальнику штаба объявить перекур на десять минут. А отряду сказал:
   - Товарищи, кто постеснялся выйти из строя при всех, может при новом построении не становиться.
   Мы отошли в сторону. Котанов, как бы спрашивая сам себя, сказал:
   - Неужели кто-нибудь не встанет?..
   - Если кто-то пал духом, пусть лучше уйдет из наших рядов сейчас, ответил Куников.
   Я курил уже вторую папиросу. Не докурив ее, зажег третью. Десять минут истекли. Люди снова строятся в две шеренги, производится расчет... Начальник штаба докладывает Куликову:
   - Товарищ майор, отряд построен. В строю двести семьдесят... - он запнулся и закончил очень тихо: - ... два человека.
   - Повторите цифру! - не выдержал я.
   - Двести семьдесят два, - еще тише произнес Котанов.
   Куников громко, чтобы слышали все, сказал начальнику штаба:
   - Прекрасно! Ведите отряд.
   Выяснять, кого именно недостает, он не стал. Нас с Куниковым догнал старшина отряда Алешичев и доложил, что в строй не встал краснофлотец Капустин.
   - Он здоров? - спросил Куников.
   - Так точно, здоров.
   - В таком случае, товарищ Алешичев, - спокойно приказал командир отряда, передайте начальнику снабжения, что краснофлотец Капустин остается в его распоряжении здесь.
   Повторяю, все это очень характерно для Куникова, каким я его знал. А Капустин, тяжело пережив тогдашнее свое малодушие, добился потом возвращения в боевой строй отряда и постарался доказать товарищам, что достоин сражаться вместе с ними.
   Приехав к куниковцам, я удостоверился в полной боевой готовности отряда.
   Куников рассказал, что многие десантники просили разрешить взять меньше харчей (кухни в штурмовом отряде не было, сухой паек на трое суток выдавался каждому на руки), а за счет этого - больше патронов, гранат. Такие просьбы удовлетворялись. Выдача боеприпасов практически не ограничивалась. Сокращение пайка позволяло бойцу взять, не перегружая себя, до восьмисот патронов, две-три противотанковые гранаты, а лимонок - и до пяти.
   Проводить отряд прибыл член Военного совета флота контр-адмирал Н. М. Кулаков. Личный состав построился - в последний раз перед боем. Десантники уже натянули на левую руку широкие белые повязки: отличительный знак, чтобы распознавать своих в темноте.
   Николай Михайлович Кулаков умел поговорить с идущими в бой людьми не только непринужденно, но и весело.
   - А нет ли тут таких, кто холодной воды боится? Или вообще плавать не умеет? - басит он, подмигивая бойцам из-под густых черных бровей.
   - Напомните мне, товарищ Котанов, сколько у нас не умеющих плавать, подхватив тот же тон, обращается Куников к начальнику штаба.
   Котанов готов уже вполне серьезно доложить, что таких в отряде нет. Но Кулаков успевает опередить его:
   - Да что это мы! Позабыли, какие морские волки здесь собрались! Они, хитрецы, спрятали свои тельняшки под ватники, так их не сразу и узнаешь!
   В строю оживление, смех. Вместе с бойцами раскатисто смеется и Николай Михайлович. Затем, что-то вспомнив, оборачивается к начальнику штаба: Постойте, постойте, капитан! Так это вы и есть тот Котанов, который по случаю контузии был отправлен из Севастополя на Большую землю учить командиров из запаса и бомбил Военный совет письмами, требуя, чтобы вернули с курсов на фронт! Где вы его нашли, Георгий Никитич?
   - Он сам нас нашел, - отвечаю я. - И как раз вовремя. Чуть не опоздал!..
   На этом шутки кончаются. Член Военного совета говорит о значении начинающихся боев за Новороссийск, о том, как нужна эта база флоту, чтобы активнее использовать крупные корабли, которым тесно в небольших южных портах Закавказья.
   - Даешь Новороссийск! - гремит в ответ из рядов. - Будет база!
   Кулаков медленно идет вдоль строя, всматриваясь в молодые лица, словно хочет каждое запомнить. Останавливаясь, заговаривает с одним, с другим. Вот спросил о чем-то главного старшину Николая Кириллова, возглавляющего команду бронебойщиков.
   - Все будет в порядке, товарищ адмирал, танки не пропустим! - заверяет старшина. - У нас кроме ПТР противотанковые гранаты есть. Ну а если что - сами пойдем на танки, по-севастопольски...
   Кулаков кладет ему руку на плечо, смотрит в глаза.
   - Верю, что готовы и на это, но больше всего не хотел бы, чтобы до этого дошло. Вы все очень нужны флоту, вы - это экипажи наших новых кораблей. Так что старайтесь не подставлять грудь ни пуле, ни танку!
   Уже в темноте отряд марширует к причалу. Ведут боевые группы лейтенант Василий Пшеченко, капитан Антон Бахмач, командовавший раньше комендантской ротой, старший лейтенант Алексей Тарановский, которого знаю с тех сентябрьских дней, когда создавалась оборона у цементных заводов, лейтенанты Григорий Слепов и Сергей Пахомов. Шагают лейтенант Николай Воронкин со своими корректировщиками, начальник связи Владимир Катещенков с радистами. Среди них - краснофлотец Галина Воронина, известная в базе как мастер держать связь в самых сложных условиях. Добилась, что взяли в десант и ее!..
   Посадка дружная, быстрая - каждая группа хорошо знакома со своим катером. Сипягин и Куников, приняв на причале все доклады, садятся последними.
   Дав добро на выход, обнимаю Цезаря Львовича, Николая Ивановича, желаю боевой удачи. Сердце не почуяло, кого вновь увижу невредимым, а кого уже нет...
   За полтора часа до того, как отошли от Северной пристани семь катеров с куниковцами, командир высадки основного десанта контр-адмирал Н. Е. Басистый вывел из Геленджикской бухты два эсминца, три канлодки, три тральщика с баржами-болиндерами на буксире, группу катеров и вспомогательных судов. На них двинулась к Южной Озерейке бригада А. С. Потапова.
   Те, кто был посвящен в план операции, знали, что из Туапсе вышли корабли, принявшие на борт еще одну бригаду морской пехоты - 83-ю Краснознаменную подполковника Д. В. Красникова. А из Батуми шли крейсера и эсминцы, которым скоро предстояло начать артиллерийскую подготовку высадки.
   Погода выдалась типично февральская - порывистый ветер, холодный дождь. Тревожил прогноз на дальнейшее усиление ветра. Тем более что командиры канонерских лодок оказались перед необходимостью принять дополнительные грузы, а тральщикам предстояло буксировать неповоротливые болиндеры с танками. Состояние моря при высадке десанта значит немало - от этого никуда не денешься.
   Выход из Геленджика основного десанта несколько задержался, и перегруженные корабли уже вряд ли могли нагнать опоздание.
   С причалов, где стало пусто и тихо, возвращаюсь к себе на КП, на Толстый мыс. Присутствие в Геленджике командующего флотом, который руководит отсюда всей десантной операцией, обязывает меня оставаться тут. Для непосредственного управления высадкой вспомогательного десанта и затем переправой второго эшелона у нас создан передовой командный пункт базы на берегу Цемесской бухты, на 9-м километре Сухумского шоссе, куда перешел с оперативной группой штаба капитан 2 ранга А. В. Свердлов.
   Противник, как обычно, вел методический огонь по восточному берегу Цемесской бухты. Знал ли он что-либо о наших планах, сумел ли и в какой мере раскрыть подготовку к десанту?
   Ночь на 4 февраля 1943 года памятна старым черноморцам. В ней переплелись боевой успех и горькая неудача, непредвиденный срыв одной части оперативного замысла и прояснение новых возможностей в другой. И все это - под Новороссийском.
   Но я рассказываю прежде всего о том, к чему имел непосредственное отношение сам.
   Точно в срок Сипягин передал условный сигнал о том, что катера с вспомогательным десантом прибыли в точку развертывания. В Цемесскую бухту они вошли без помех. Артиллеристы на нашем берегу были в готовности подавлять прожектора, но освещать бухту противник пока не пытался.
   Невдалеке от отряда высадки держался катерный тральщик Скумбрия, бывшее рыболовецкое судно. Командование гвардейских минометных частей фронта поделилось с нами своей боевой техникой, и мы смогли - специально к десантной операции - превратить этот скромный корабль в маленький ракетоносец (такого слова, правда, еще не было во флотском лексиконе). На палубе тральщика разместили батарею пусковых устройств для 82-миллиметровых реактивных снарядов. Скумбрия могла давать залп девяносто шестью эрэсами, что значительно превышало огневую мощь ракетных установок, имевшихся на отдельных катерах-охотниках.
   Скумбрия получила боезапас на пять залпов. Для управления новым оружием на борту находился капитан-лейтенант Г. В. Терновский. А командовал катерным тральщиком, с которого эрэсы впервые на флоте использовались для поддержки десанта, главный старшина В. С. Жолудев. Он был из местных рыбаков и знал Цемесскую бухту, как родной дом.
   Ровно в час ночи, когда Синягин в заранее рассчитанной точке подал катерам сигнал к повороту все вдруг, наша артиллерия ударила через бухту по двухкилометровому участку западного берега между мысом Любви и Суджукской косой. Через десять минут, за которые было выпущено полторы тысячи снарядов, Малахов перенес огонь в глубину плацдарма высадки.
   Потом я слышал не от одного десантника, будто майор Куников специально объехал все батареи, чтобы сверить часы, в чем, конечно, не было необходимости. Эта маленькая легенда, проникнутая верой бойцов в своего командира, который решительно все предусмотрел, родилась, быть может, в ту минуту, когда у них на глазах смерч разрывов передвинулся дальше, освобождая обработанное место для высадки.
   Короткая артподготовка, естественно, подавила не все, чем располагал враг на берегу. Уцелевшие орудия и пулеметы обнаружили себя, открыв огонь по замеченным теперь катерам. Наиболее сильный огонь велся с правого края участка высадки, от мыса Любви. Туда и послала первый ракетный залп Скумбрия. Катера, устремившиеся к берегу, били по огневым точкам, ближайшим к каждому. С нашего передового КП видели, как заполыхало над Станичкой пересекаемое разноцветными трассами зарево.
   С Толстого мыса увидеть это было нельзя. Мы лишь слышали залпы своих батарей и, следя за мучительно медленным движением часовых стрелок, ждали с надеждой и тревогой известий оттуда - с места высадки.
   Напряжение разрядила радиограмма Куликова: Полк высадился успешно. Продвигаемся вперед. Жду подкреплений.
   Мы так и условились - если высадка удастся, передать об этом открытым текстом, причем отряд именовать полком.
   Как стало известно некоторое время спустя, почти всем катерам удалось подойти вплотную к берегу (один из семи был сильно поврежден, и его команда пошла в бой вместе с десантниками). Весьма удачно - прямо на берег и именно там, где было намечено, - высадил командование штурмового отряда с Куниковым во главе командир сторожевого катера МО-134 старший лейтенант П. И. Крутень. Потеряв при самой высадке лишь одного бойца, отряд ринулся вперед, действуя всем наличным оружием - от гранат и пулеметов до кинжалов.
   Враг не выдержал этого стремительного натиска. Бросив свои позиции у уреза воды с десятками дзотов и блиндажей, фашисты откатились за полотно идущей вдоль бухты железной дороги.
   Впоследствии трофеем советских войск стал журнал боевых действий немецкой армейской группы А. Как свидетельствует этот штабной документ высшего оперативного объединения противника, атака с моря у Станички застала гитлеровцев врасплох. Командир одной из артиллерийских батарей, констатируется в журнале, приказал взорвать свои орудия, в результате чего возникла паника... На некоторых немецких батареях пушки просто бросили. Десантники захватили несколько исправных орудий, много боеприпасов. В первом расширенном донесении Куников сообщал, что четыре трофейных орудия уже бьют по врагу.
   Так отряд, имевший лишь легкое оружие, обзавелся собственной артиллерией. Быстро ввести ее в действие помогло то, что всех бывших артиллеристов Куников держал в одной боевой группе. Ее замполит старший лейтенант С. Д. Савалов возглавил трофейный артдивизион. Те же катера, с которых высадился штурмовой отряд, стали перебрасывать на занятый плацдарм второй эшелон - боевые группы В. А. Ботылева, И. В. Жернового, И. М. Ежеля. Первая из них прибыла к Станичке и с ходу включилась в бой примерно через два часа после захвата плацдарма. Спешить надо было не только потому, что Куникову требовались подкрепления. Задул норд-ост...
   Связь с передовым КП была непрерывной. Вслед за докладом Свердлова о том, что катера вторично пошли к Станичке, с 9-го километра передали: наши корабли обстреливают долину Озерейки - видно, как за Мысхако рвутся в воздухе осветительные снаряды.
   Как я уже знал, артподготовка и высадка десанта на главном направлении были отодвинуты на полтора часа: к первоначальному сроку корабли не поспевали. Теперь, значит, началось и там. Под впечатлением удачной высадки куниковцев мы надеялись, что соединение большого и малого десантов может произойти скоро. А тогда, особенно если и армейцы поднажмут у перевалов, пусть попробуют фашисты удержаться в Новороссийске!..
   Когда грузились на катера последние подразделения второго эшелона, связисты соединили меня с причалом у Кабардинки. К телефону подошел Сипягин. Доклада о сделанном мне от него не требовалось - все главное было известно из донесений с нашего передового КП. Хотелось просто услышать его голос, почувствовать настроение.
   - Как там, капитан-лейтенант? Горячо?
   - В общем, довольно горячо, да что поделать! Важно, что наша берет!..
   Пересекать бухту становилось все труднее - уплотнялись вражеские огневые завесы, крепчал ветер, поднимая волну. К тому же начало светать. А многие катера уже имели повреждения. Однако и третий рейс к Станичке прошел успешно. Потери всего второго эшелона на переходе свелись к шести раненым.
   Всего в Станичке было высажено 870 бойцов и командиров. В восьмом часу утра катера ушли из Цемесской бухты, прикрываясь дымовыми завесами. Флагманский катер Сипягина вернулся в Геленджик последним.
   Отряд Куникова, в который влились все переброшенные подкрепления, в это время занимал плацдарм шириною около трех километров по береговой черте и до двух с половиной в глубину. Сюда входили почти вся Станичка, рыбозавод с его пристанью, Азовская улица Новороссийска. По оценке Куникова, гитлеровцы потеряли в ночном бою (в том числе от огня нашей артиллерии и ударов штурмовой авиации) до тысячи солдат и офицеров. Потери десантников были пока невелики.
   По-настоящему порадоваться успеху куниковцев не дали плохие новости об основном десанте.
   Что там, у Озерейки, неладно, я почувствовал по нервной напряженности Ф. С. Октябрьского, по мрачному лицу Н. М. Кулакова, когда явился к ним на КП с очередным докладом. Догадка эта, увы, вскоре подтвердилась.
   При высадке основного десанта не удалось обеспечить столь важной в таких операциях внезапности. Противник обнаружил в море наши корабли и был начеку, причем у него оказалось в этом районе гораздо больше огневых средств, чем предполагалось. Участники первого броска начали высаживаться в тяжелейших условиях - при шторме и под сильным вражеским огнем. Были потеряны болиндеры и еще несколько вспомогательных судов. Контр-адмирал Н. Е. Басистый признал, что продолжать высадку нельзя, и отдал кораблям приказ отходить.
   Общая картина прояснилась, конечно, не сразу. Сперва мне стало известно лишь одно: корабли уходят от Озерейки, не высадив морские бригады, так как это почему-то оказалось невозможным. Я поспешил на КП командующего флотом Ф. С. Октябрьского. Раз уж так вышло, думалось мне, есть смысл повернуть часть кораблей - хотя бы канонерские лодки - в Цемесскую бухту, высадить морскую пехоту на плацдарм, захваченный у Станички, и развивать оттуда наступление на Новороссийск...
   Командующего я застал еще более взволнованным и сумрачным, чем час назад. Его состояние попять было нетрудно. Я доложил свои соображения, стараясь быть предельно кратким. Да они, казалось мне, и не нуждались в многословных обоснованиях. Плацдарм существовал. Пристань рыбозавода, способная принять канлодки, была в наших руках. Береговые батареи и флотские летчики, взаимодействовавшие с куниковским отрядом, прикрыли бы и эту высадку... Словом, перестройка плана операции представлялась оправданной. Я даже ожидал, что командующий прервет меня и скажет: Это уже решено.
   Ф. С. Октябрьский выслушал до конца. Быстро шагая взад и вперед по комнате, он задал два-три вопроса, из которых я понял, что все это, должно быть, уже обсуждалось тут. Так за чем же дело стало? - думал я.
   Отпущенный к себе на КП, я еще некоторое время, пока не рассвело совсем, ждал приказания обеспечить прием кораблей у Станички. Однако тогда оно не последовало. Наверное, я не мог учесть всех обстоятельств, мешавших командующему принять решение немедленно.
   Днем корабли, ходившие к Южной Озерейке, вернулись в Геленджик и Туапсе. Многие из них, в том числе канонерские лодки, получили повреждения, имели потери в личном составе. Требовался экстренный ремонт, и Шахназаров с Баришпольцем бросили на это все свои силы, Морские пехотинцы выгрузились на берег, но из их вооружения снимали с кораблей только то, что мешало работам. Никто не сомневался, что высадка главных сил десанта отставлена ненадолго.
   Командир дивизиона канлодок капитан 1 ранга Григорий Александрович Бутаков был среди моряков, находившихся в ночь на 4 февраля у Озерейки, наверняка старше всех годами. Но из всех вернувшихся оттуда, с кем я в тот день встречался, он меньше, чем кто-либо, выказывал подавленность происшедшей неудачей, хотя, конечно, тяжело ее переживал. Представитель старинной русской морской династии, военный человек до мозга костей, он держался с обычным спокойным достоинством и, не теряя ни часа, делал все, чтобы новый боевой приказ застал его дивизион готовым к выходу в море.
   Минувшей тяжелой ночью Бутаков действовал смело и инициативно. Когда болиндеры (они должны были после высадки штурмового отряда с танками послужить причалами для других кораблей) загорелись у берега от немецких снарядов и подойти к ним стало невозможно, командир дивизиона предложил полковнику А. С. Потапову высадить подразделения его бригады у Абрау-Дюрсо. И высадка с двух канонерских лодок там началась.
   Всего вместе с первым штурмовым отрядом, состоявшим из батальона капитан-лейтенанта О. И. Кузьмина, под Озерейкой сошли на сушу почти полторы тысячи десантников и несколько танков. Зацепившись за берег, они дрались геройски. Батальон Кузьмина продвинулся дальше всех, отвлек на себя немало неприятельских сил и этим помог куниковцам.