Страница:
И все-таки пришлось отправлять Земляка в Камыш-Бурун с танками еще раз обойтись без него мы не могли. В том, действительно последнем перед ремонтом, рейсе его взяла на буксир канонерская лодка: свои машины отказывали совсем...
Скромный азовский теплоход, мобилизованный на военную службу, остался в моей памяти самоотверженным тружеником, делавшим свое дело, пока не иссякнут все силы. Его экипаж не блистал выправкой, но отличался высокой морской выучкой, большой любовью к своему кораблю и с честью прошел через все испытания войны. Настало время, когда Н. В. Хухаев снова поднялся на мостик гражданским капитаном. А теперь капитанит его сын Марк - на океанском теплоходе Аркадий Гайдар.
После того как наладилась транспортировка тяжелых танков, потребовалось перевезти в Крым еще более громоздкую и тяжеловесную технику: на Керченском полуострове понадобились железнодорожные паровозы.
Подобная задача уже возникала полгода назад в осажденной Одессе, откуда паровозы вывозились в один из ближайших портов в плавучем доке. Не будучи тогда знакомы с этим одесским опытом, в штабе Новороссийской базы пришли к той же мысли - использовать имевшийся на Кавказе плавдок водоизмещением 6 тысяч тонн. Вероятно, придумать что-либо иное было просто невозможно.
Кроме семи паровозов в доке поместилось полтора десятка четырехосных товарных пульманов, и чисто техническая сторона дела оказалась не слишком сложной. Грузились паровозы под парами, своим ходом входя в док по рельсам, соединившим его с пристанью так, как если бы это был предназначенный для перевозки железнодорожных составов паром. Весь вопрос состоял в том, как уберечь док на переходе от атак вражеской авиации.
Охранять его должны были тральщик капитан-лейтенанта Б. П. Фаворского и группа катеров-охотников. Зенитные орудия и пулеметы имелись также на буксировщиках и на самом доке. Однако в защите от ударов с воздуха важнейшую роль, наряду с огнем, играл маневр. А медленно буксируемый, неповоротливый док уклоняться от бомб и торпед совсем не мог. Цель же он представлял крупную, различимую и при плохой видимости.
Словом, тревог за эту проводку было немало. В штабе базы облегченно вздохнули, получив рано утром радиограмму, что конвой благополучно прибыл к месту назначения. В Керчи паровозы и вагоны были выведены на оборудованный рельсовыми путями причал металлургического завода имени Войкова.
Отбиваться от фашистских самолетов, не обнаруживших караван раньше, пришлось лишь на обратном пути, когда пустой док вели притопленным. Маленький ледокол Торос, который использовался в качестве буксира, пришел с десятками пробоин. Но док корабли охранения довели невредимым.
В конвоировании судов накапливался все больший опыт. Молодые командиры сторожевых катеров и тральщиков (в основном именно на эти корабли легла охрана нашего судоходства у кавказских берегов) действовали при отражении неприятельских атак решительно и инициативно. Научились и капитаны транспортов искусно уклоняться от вражеских ударов. Однажды фашистский торпедоносец подкараулил в сумерках Курск, шедший в Новороссийск из Камыш-Буруна с тысячей раненых на борту. Две торпеды были выпущены с короткой дистанции, но капитан успел сманеврировать так, что они проскользнули вдоль бортов, не задев судна.
Однако без потерь морские перевозки не обходились. Погиб в феврале транспорт Чапаев, многократно доставлявший в прифронтовые порты особо важные грузы, в том числе дивизион катюш в Одессу. Настигла вражеская торпеда большое судно Фабрициус, только что вышедшее из Цемесской бухты. Капитану удалось спасти людей и груз, посадив тонущий транспорт на мель вблизи мыса Утриш. Экипаж долго оставался на борту, надеясь, что будет спасено и судно, но тогда это оказалось невозможным. Такие потери были особенно тяжелы своей невосполнимостью: откуда могли взяться на Черном море новые крупные суда, пока шла война?
За зимние месяцы черноморцы и азовцы перевезли на Керченский полуостров около трехсот тысяч бойцов, пятнадцать тысяч орудий и минометов, столько же лошадей, огромное количество боеприпасов, продовольствия, фуража. Весьма значительная часть всего этого прошла через новороссийские причалы.
Своим чередом отправлялись конвои в Севастополь. Помимо маршевого пополнения и всякого рода довольствия для остававшегося в осаде гарнизона главной базы, туда были доставлены несколько артиллерийских полков.
В течение зимы из Новороссийска выходили на огневые позиции в Феодосийском заливе корабли, поддерживавшие своей артиллерией левый фланг Крымского фронта. Для этого использовались и эсминцы, и крейсера, и флагман Черноморского флота - линкор Парижская коммуна. Чтобы линкор с его двенадцатидюймовыми орудиями находился ближе к фронту, он в феврале и марте базировался у нас постоянно.
Часто появлялся в Новороссийском порту лидер эсминцев Ташкент - тезка погибшего в Феодосии старого транспорта. Это был новейший (он вступил в строй перед самой войной) и самый быстроходный на Черном море боевой корабль. Стремительный лидер посылали то со срочными грузами в Севастополь, то для огневых налетов по береговым целям под Феодосией или Судаком.
Ташкентом командовал капитан 3 ранга Василий Николаевич Ерошенко. Он пользовался репутацией командира смелого и удачливого, в высокой степени обладающего тем чувством корабля, которое позволяет мгновенно находить верный маневр в самой сложной обстановке.
Огонь по берегу из Феодосийского залива корабли вели по ночам. Подводники из отдельного дивизиона капитана 2 ранга Петрова помогали им точно выходить на огневые позиции, выставляя буи, как делали и перед высадкой десантов. Захватившие юг холода держались долго, и если на море штормило, корабли возвращались с боевых стрельб, обросшие до самых мостиков ледяным панцирем. Никогда не думал, что так бывает и на Черном море.
Мы не могли обеспечить крупным кораблям такую спокойную стоянку, как в далеких от фронта Батуми и Поти. К порту нередко устремлялись фашистские самолеты, в иные дни зенитчики линкора и крейсеров не отходили от орудий с утра до вечера. А при нелетной погоде досаждал норд-ост. Даже когда он не достигал ураганной силы и не выгонял корабли из гавани, в воздух поднимались тучи всепроникающей цементной пыли, от которой трудно защитить вооружение и технику. Наши тыловики старались хоть в какой-то мере возместить все эти тревоги и неудобства заботливым обслуживанием принимаемых на базовое довольствие кораблей. С величайшей готовностью делали для них все, что требовалось, и новороссийские рабочие.
За месяцы, прошедшие с тех пор как впервые возникла угроза прорыва врага на Кавказ и понадобилось готовиться к защите Новороссийска на суше, наша военно-морская база и город, все новороссийцы - военные и гражданские - стали как бы единым боевым коллективом. Чувствовалось это во всем.
Приведу лишь один пример. Среди грузов, перевозимых на Керченский полуостров, большое место занимали мука и фуражное зерно. Причем по условиям разгрузки в Керчи и Камыш-Буруне требовалось отправлять их обязательно в мешках. Насыпать же муку и зерно в мешки приходилось вручную: предназначенные для этого механизмы новороссийского элеватора были разбиты еще при осенних бомбежках. Заменить технику могли лишь сотни добавочных рук, и на элеватор стали приходить ученики городских школ - целыми классами во главе с педагогами. Когда отправлялись крупные партии зерна, они работали день и ночь, в три смены. Если не хватало мешков, ребята приносили из дома свои - только бы не задержались засыпка и погрузка, только бы отплыли в срок суда!
В городском Комитете обороны обсуждались предложения рабочих различных предприятий о дополнительной, сверх заданий, помощи фронту. Вагоноремонтники и паровозное депо взялись соорудить по бронепоезду (в порту нашлась для них старая корабельная броня, и эти бронепоезда ушли на фронт с экипажами, укомплектованными в основном моряками). На цементных заводах создали новый сорт быстрозатвердевающего цемента - специально для полевых укреплений, освоили производство сборных дотов.
С помощью города расширялось судоремонтное хозяйство нашего техотдела. Использовав оборудование, вывезенное из Одессы, и эвакуированных оттуда специалистов, Шахназаров пустил в ход новый цех в штольне у цементных заводов, защищенной от любых бомбежек. Ремонтные возможности базы увеличивал оставшийся у вас плавучий док - тот, в котором перевозили паровозы. Теперь уже не только малые суда, но и значительно более крупные, получившие боевые повреждения где-то вблизи Новороссийска, могли здесь же возвращаться в строй.
Наши инженеры по праву гордились спасением базового тральщика Груз. Взрыв авиабомбы у борта едва не переломил его надвое. С трудом доведенный до порта корабль сумели поднять на слип, куда ставились раньше лишь плоскодонные баржи. Тут выяснилось, что корпус тральщика вдобавок еще и сильно изогнут взрывной волной. Неприспособленность слипа для устранения повреждений такого рода не смутила докмейстера Долгова, руководившею корпусными работами. Усилиями судоремонтной роты и собственного экипажа корабль был восстановлен.
Вступавшая в свои права весна предвещала большие бои на сухопутных фронтах.
В апреле резко усилились вражеские воздушные валеты. Таких бомбежек - по нескольку раз в сутки - не было и в ноябре, когда гитлеровцы пытались наступать на Кубань от Ростова. Как видно, противник оценил значение новороссийских заводов и порта... Потом стало ясно, что эти удары по тылам Крымского фронта входили в подготовку наступления на Керчь, начатого фашистами месяц спустя.
Летчики-истребители и зенитчики, защищавшие базу и город, сражались геройски. С отражением апрельских налетов связан подвиг сержанта морской авиации Леонида Севрюкова: он врезался в строй юнкерсов, сбил один, до последнего патрона вел огонь по остальным, а затем пошел на таран и, разрубив фашистский бомбардировщик, погиб сам (Л. И. Севрюкову посмертно присвоено звание Героя Советского Союза). Стойко держались, будучи части первыми объектами вражеских атак, батареи 62-го флотского зенитно-артиллерийского полка и подразделения девушек-зенитчиц, прикрывавшие цементные заводы.
Были в апреле 1942 года такие десять дней, когда на Новороссийск упало более полутора тысяч фугасных бомб и несколько тысяч зажигалок... О последствиях бомбежек в городе мне докладывал комендант Петр Давыдович Бородянский, человек, в чьем характере твердость и решительность сочетались с добротой и огромным вниманием к людям. Никогда не забуду, как он, внешне спокойно и без лишних слов, но с невыразимой душевной болью в глазах, доложил о гибели группы врачей и медсестер, ожидавших отправки в Севастополь: фугасная бомба попала в общежитие, где он сам только накануне заботливо их разместил... В другой раз, после ночи, когда пожарники и красноармейцы отстаивали засыпанное зажигалками здание городской библиотеки, комендант, закончив доклад, достал из кармана лоскут обгоревшей ткани и, развернув ее, показал тоже обгоревший комсомольский билет.
- Младшего политрука Ивана Никитина, - пояснил он. - Погиб вместе со своим другом Касаткиным. Выносили детей из жилого этажа над библиотекой, пока не рухнул пролет...
Это были его подчиненные, работники комендатуры.
В тот же день попал под бомбежку только что прибывший эшелон с боеприпасами - их готовились прямо из вагонов перегружать на суда. Состав загорелся, в вагонах начали взрываться снаряды. Дежурный по штабу базы послал на помощь железнодорожникам всех, кто оказался под рукой. Под руководством коменданта штаба мичмана Т. П. Кантарева (раньше он служил боцманом на эсминце) моряки расцепляли горящие вагоны, которые каждое мгновение могли взлететь на воздух, разгоняли их по свободным путям. Из бухты насосами качали воду.
Потом казалось почти чудом, что эшелон в основном уцелел. Люди, отстоявшие его, несомненно спасли также многое вокруг. В том числе и здание нашего штаба. Начиная с марта управление базой не раз переносилось при напряженной воздушной обстановке на 9-й километр. Но тот КП мы все еще считали запасным. Без крайней необходимости не хотелось переселяться в штольню из штаба на Стандарте, откуда видишь своими глазами - только выйди на балкон - все происходящее в порту и в бухте.
Загоралась и нефть в хранилищах Цемесской долины: бомбы повредили один из баков, И хотя насыпанный не так давно земляной вал не пустил огненный поток к другим бакам и вниз по долине, к порту, справиться с пламенем было нелегко. Вместе с городскими и портовыми пожарными его тушили команды МПВО, караульные подразделения, судоремонтная рота. Начальник тыла базы капитан 2 ранга Масленников вернулся в штаб черным от гари. В таком виде он и доложил мне о ликвидации пожара. При этом присутствовал прибывший в Новороссийск нарком Военно-Морского Флота Н. Г. Кузнецов. Нарком тут же распорядился о награждении отличившихся.
Город некоторое время оставался без основного источника пресной воды: был перебит Пенайский водовод. А из ущерба, нанесенного новороссийским предприятиям, самым существенным явилось разрушение механического цеха Красного двигателя - завода, выпускавшего разнообразную военную продукцию. Его директор Н. Н. Орлов, прекрасный организатор, мобилизовал коллектив на восстановление цеха, и через месяц Красный двигатель снова работал на полную мощность.
Кстати сказать, этот завод был первым в Новороссийске, где с общего согласия рабочих ввели такое правило: при объявлении в городе воздушной тревоги работа не прекращается, пока свой пункт МПВО не подаст особого сигнала, означающего, что вражеская авиация приближается к данному району, только тогда все быстро уходят в убежище.
В конце концов гитлеровцам пришлось довольно надолго отказаться от массированных дневных налетов: наша авиация и зенитчики сбивали над Новороссийском все больше фашистских самолетов. Тактика врага изменилась бомбардировщики пытались прорываться небольшими группами, чаще всего в предвечерние часы.
Однажды они появились над портом, когда я шел с Лесной пристани, от подводников, на Элеваторную. Еще не разглядев, откуда заходят самолеты, услышал голос командира охраны рейда капитан-лейтенанта Каткова: Товарищ капитан первого ранга, идите сюда! Он звал меня к вырытой неподалеку щели, куда бежал сам. Но меня почему-то потянуло в другую щель. Едва спрыгнул в нее, как засвистели бомбы.
Высунувшись минуту спустя, я увидел вблизи щели Каткова свежую воронку. Засыпанную щель быстро откопали. Подобные случаи уже бывали, и большей частью людей, которых завалило землей, находили живыми. Но спасти Каткова не успели?
Командиром охраны рейда стал старший лейтенант И. Д. Данилкин, с которым читатель еще встретится.
В это же время в нашу военно-морскую базу был назначен новый начальник штаба капитан 2 ранга Александр Иванович Матвеев - в прошлом подводник, знакомый мне с тридцатых годов по Тихому океану.
События второго военного лета начались не так, как думалось: 8 мая гитлеровцы перешли в наступление на Керченском полуострове. Какое положение создалось там через несколько дней, мы поняли из поступившего 13 мая приказания главкома Северо-Кавказского направления маршала С. М. Буденного: прекратить всякую отправку грузов в Керчь и немедленно направить туда весь тоннаж, пригодный для переправы через пролив.
Вытеснение наших войск с Керченского полуострова резко ухудшало общую обстановку на юге. Что и как там, под Керчью, произошло, известно теперь всем, кто интересуется военной историей. Но тогда потерю, да еще такую быструю, большого и бесперебойно снабжаемого плацдарма в Восточном Крыму трудно было объяснить даже самому себе. Как ни силен враг, неужели, думалось, нельзя было не дать ему вновь вернуться туда, откуда его выбили?..
И снова с мучительной остротой вставал вопрос, казавшийся после Керченско-Феодосийского десанта окончательно снятым: как же будет с Севастополем?
Одиссея подводных транспортов
За две-три недели до керченских событий в Новороссийске побывал командующий флотом, впервые с дека при отлучившийся из Севастополя на Кавказ.
У нас в базе Ф. С. Октябрьский захотел посмотреть новые береговые батареи и по пути туда в машине (он любил обсуждать волновавшие его вопросы не в кабине те, а на ходу, в движении) заговорил о положении с перевозками в Севастополь.
Обеспечивать их становилось все труднее. Относительное затишье на сухопутных рубежах вокруг осажденного города, наступившее после того как часть фашистских войск отвлек Керченский полуостров, отнюдь не сопровождалось затишьем на морских путях, связывающих СОР с Большой землей. Прекрасно понимая, что значит для севастопольцев регулярное снабжение, гитлеровцы все время наращивали силы, действовавшие против наших конвоев.
Впору было задуматься: надолго ли - учитывая неизбежные потери - хватит наличных транспортных средств? Еще в марте пришлось отказаться от посылки в Севастополь тихоходных, не достаточно маневренных судов. Находясь в апреле на Черном море, нарком Н. Г. Кузнецов приказал планировать каждый рейс в главную базу как самостоятельную операцию. Фактически так оно уже делалось. А маршевое пополнение для СОР и важнейшие грузы, особенно орудия и боеприпасы, отправлялись большей частью на боевых кораблях - эсминцах, лидерах, крейсерах.
Командующий флотом вспомнил последнюю потерю на севастопольской коммуникации: торпедоносцы потопили возвращавшуюся на Кавказ Сванетию отличный транспорт, бывший пассажирский теплоход. На борту его находились эвакуируемые на Большую землю раненые. Корабли охранения спасли и доставили в Новороссийск около ста пятидесяти человек, погибло вдвое больше...
- Как ни меняй маршруты, они остаются в зоне действий немецкой авиации, говорил Филипп Сергеевич. - И зенитным огнем от нее отобьешься не всегда, а наши истребители могут прикрыть корабли лишь в нескольких десятках миль от своего берега... - Он обернулся ко мне и невесело спросил: - Как же дальше будешь нас в Севастополе кормить?
И, не дожидаясь ответа, продолжал:
- Скоро, вероятно, станет еще труднее прорываться к нам и уходить обратно - враг бьет на срыв снабжения... Так что надо иметь на крайний случай нечто более надежное, чем надводные корабли. Вот я и думаю: не пора ли на время превратить в транспорты часть лодок? Что ты на это скажешь, Георгий Никитич, как старый подводник?
Вопрос не явился неожиданным. Если не выходить за пределы зависящего от флота, поиск новых способов доставки в Севастополь хотя бы самых важных грузов обязательно приводил к подводным лодкам. Я сказал, что такое использование их считаю сейчас вполне назревшим и непреодолимых трудностей тут не предвижу. Октябрьский был того же мнения и перевел разговор на обсуждение практических деталей дела.
Мне вспомнились стахановские походы наших щук на Дальнем Востоке, когда изыскивались возможности разместить на них как можно больше продовольствия, соляра и всего прочего. Теперь соляра можно было, наоборот, брать меньше нормы - только на обратный путь, увеличивая за счет этого количество перевозимого груза. Дополнительный резерв представляло освобождение лодок от ненужных в транспортных рейсах торпед. Примерные подсчеты показывали, что крупные лодки смогут принять до 70 - 80 тонн каких-то компактных грузов.
- Что ж, нельзя пренебрегать и этим, - заключил командующий.
Не знаю, с кем еще советовался Ф. С. Октябрьский, но перед тем как отбыть с Кавказа, он отдал приказ о немедленном выделении для грузовых рейсов Новороссийск - Севастополь пяти больших подлодок из бригады капитана 1 ранга П. И. Болтунова. Было определено, что перевозиться на них должны продовольствие, боеприпасы, ручное оружие, медикаменты.
Через несколько дней я встречал на Лесной пристани первую из этих лодок Д-4. Командир капитан-лейтенант Е. П. Поляков и военком старший политрук Д. М. Атран (знакомый мне еще по Находке, где он был политработником на одной из щук) доложили о готовности корабля к выполнению новой задачи.
Мы спустились в лодку. Командир, военком и инженер-механик Н. Н. Прозумешциков (спустя много лет после войны его дочь Галина стала олимпийской чемпионкой по плаванию) подробно рассказали, как подготовились к транспортным рейсам, как думают размещать на борту грузы. Лодку уже освободили от всего лишнего. В артпогребе оставили минимальный запас снарядов, в цистернах строго ограниченное количество соляра и пресной воды. Командир и комиссар серьезно позаботились также о том, чтобы экипаж, живший все время одним стремлением - топить вражеские корабли, осознал важность и ответственность предстоящих небоевых походов.
Вслед за Д-4 встала под погрузку Л-4. Две лодки приняли 114 тонн продовольствия. Контрольное погружение в гавани показало, что груз уложен правильно и не помешает маневрировать, быстро уходить под воду.
Эти две лодки пришли в Севастополь 9 мая, в тот самый день, когда в связи с наступлением противника на Керченском полуострове гарнизон СОР приводился в повышенную боевую готовность. Дальнейшее развитие событий подтвердило, что перевозка грузов на подводных кораблях была начата весьма своевременно.
Вслед за большими лодками стали посылать в транспортные рейсы и средние. Потом чрезвычайная обстановка заставила использовать таким же образом несколько малюток. На стоявшей в Новороссийске плавбазе Очаков разместился штаб подводных перевозок - оперативная группа во главе с начальником отдела подводного плавания штаба флота А. В. Крестовским. Тут же находились командиры обеих черноморских бригад подплава П. И. Болтунов и М. Г. Соловьев. Благодаря этому возникавшие в новом деле затруднения устранялись быстро.
Мы продолжали отправлять в Севастополь и надводные корабли. К ним я еще вернусь, а пока сознательно ухожу вперед, чтобы не прерывать рассказа о подводниках.
Главным грузом, поручавшимся им, стали боеприпасы - снаряды, мины, патроны, мелкие авиабомбы. Заполнив всем этим трюмы, торпедные аппараты и каждое свободное место в отсеках, лодки уходили, начиненные от носа до кормы взрывчатым веществом. Не так давно что-либо подобное, пожалуй, трудно было и представить. Но разве меньшему риску подвергались эсминцы, которые грузили десятки тонн снарядов для Севастополя не в погреба, занятые боезапасом для своих орудий, а просто в кубрики?
А затем потребовалось перевозить и еще более опасный груз - бензин. Он был необходим севастопольским ястребкам, защищавшим город от начавшихся перед новым штурмом яростных бомбежек, да и автотранспорту. И доставить его с Большой земли практически могли только подводники.
Само размещение жидкого груза в одной из балластных цистерн (несколько тонн на малой лодке и 20 - 30 тонн на большой) не представляло ничего особо сложного. На Тихом океане еще в тридцатые годы балластные цистерны щук заполняли соляром для увеличения радиуса плавания и сроков автономности. Однако бензин - не соляр. Надежно ли защитят лодку от его паров добавочные прокладки в вентиляционных клапанах балласта и предусмотренное продувание цистерн после откачки горючего - это могла показать лишь практика.
5 июня мы отправили в Севастополь первые 40 тонн бензина на подводных лодках Л-23 и Л-24, взявших, кроме того, 85 тонн боеприпасов и 50 тонн продовольствия. И сразу начали спешно готовить к перевозке бензина еще несколько лодок. Передавая мне приказание об этом, И. Д. Елисеев сообщил, что в Севастополе осталось автомобильного горючего на шесть дней, а авиационного на пять.
С 7 июня на севастопольских рубежах шли ожесточеннейшие бои. Из-за непрерывных бомбежек лодки разгружались уже не в Южной бухте, как сначала, а в Стрелецкой или Камышевой - за чертой города. Но и там разгрузка стала возможной только ночью, и если ее не успевали закончить к утру, лодка ложилась до следующего вечера на дно бухты. В таких условиях и дала себя знать неполная герметичность балластных цистерн: пары, остававшиеся от выкачанного бензина, проникали в отсеки. На двух или трех лодках дело дошло до взрывов, - к счастью, не катастрофических.
У Леонида Соболева есть новелла Держись, старшина... - о том, как на лодке, которая должна до наступления темноты лежать на грунте, вся команда, под воздействием бензиновых паров, впадает в тяжелое забытье и лишь один моряк остается в сознании и производит в назначенный час всплытие. Эта драматическая, хотя и с благополучным концом, история взята писателем из действительности тех дней - такой случай произошел на подводной лодке М-32.
21 июня она ушла из Новороссийска в Севастополь с боеприпасами в отсеках и авиационным бензином в балластной цистерне. На четвертые сутки малютка вернулась. Происшествие, чуть не приведшее к гибели корабля и людей, было уже позади. Спас лодку старшина Николай Пустовойтенко.
Как рассказали мне моряки этой лодки, к ее спасению был причастен также инженер-майор из строительною отдела флота, попавший на борт в качестве пассажира: он был ранен и подлежал эвакуации на Большую землю. Когда Пустовойтенко, приготовив корабль к всплытию, пытался привести в чувство хоть кого-нибудь из товарищей, чтобы было кому дать лодке ход, очнулись один краснофлотец и этот раненый пассажир. Встать на ноги он еще не мог, но по просьбе старшины начал повторять во всю силу голоса команды, которые тот подавал из центрального поста, И произошло то, на что рассчитывал бывалый старшина: привычные слова команд помогли еще нескольким морякам вырваться из дурманящего забытья. Уже открыв рубочный люк, обессилевший Пустовойтенко лишился сознания сам, но свежий воздух постепенно оживил всех...
Скромный азовский теплоход, мобилизованный на военную службу, остался в моей памяти самоотверженным тружеником, делавшим свое дело, пока не иссякнут все силы. Его экипаж не блистал выправкой, но отличался высокой морской выучкой, большой любовью к своему кораблю и с честью прошел через все испытания войны. Настало время, когда Н. В. Хухаев снова поднялся на мостик гражданским капитаном. А теперь капитанит его сын Марк - на океанском теплоходе Аркадий Гайдар.
После того как наладилась транспортировка тяжелых танков, потребовалось перевезти в Крым еще более громоздкую и тяжеловесную технику: на Керченском полуострове понадобились железнодорожные паровозы.
Подобная задача уже возникала полгода назад в осажденной Одессе, откуда паровозы вывозились в один из ближайших портов в плавучем доке. Не будучи тогда знакомы с этим одесским опытом, в штабе Новороссийской базы пришли к той же мысли - использовать имевшийся на Кавказе плавдок водоизмещением 6 тысяч тонн. Вероятно, придумать что-либо иное было просто невозможно.
Кроме семи паровозов в доке поместилось полтора десятка четырехосных товарных пульманов, и чисто техническая сторона дела оказалась не слишком сложной. Грузились паровозы под парами, своим ходом входя в док по рельсам, соединившим его с пристанью так, как если бы это был предназначенный для перевозки железнодорожных составов паром. Весь вопрос состоял в том, как уберечь док на переходе от атак вражеской авиации.
Охранять его должны были тральщик капитан-лейтенанта Б. П. Фаворского и группа катеров-охотников. Зенитные орудия и пулеметы имелись также на буксировщиках и на самом доке. Однако в защите от ударов с воздуха важнейшую роль, наряду с огнем, играл маневр. А медленно буксируемый, неповоротливый док уклоняться от бомб и торпед совсем не мог. Цель же он представлял крупную, различимую и при плохой видимости.
Словом, тревог за эту проводку было немало. В штабе базы облегченно вздохнули, получив рано утром радиограмму, что конвой благополучно прибыл к месту назначения. В Керчи паровозы и вагоны были выведены на оборудованный рельсовыми путями причал металлургического завода имени Войкова.
Отбиваться от фашистских самолетов, не обнаруживших караван раньше, пришлось лишь на обратном пути, когда пустой док вели притопленным. Маленький ледокол Торос, который использовался в качестве буксира, пришел с десятками пробоин. Но док корабли охранения довели невредимым.
В конвоировании судов накапливался все больший опыт. Молодые командиры сторожевых катеров и тральщиков (в основном именно на эти корабли легла охрана нашего судоходства у кавказских берегов) действовали при отражении неприятельских атак решительно и инициативно. Научились и капитаны транспортов искусно уклоняться от вражеских ударов. Однажды фашистский торпедоносец подкараулил в сумерках Курск, шедший в Новороссийск из Камыш-Буруна с тысячей раненых на борту. Две торпеды были выпущены с короткой дистанции, но капитан успел сманеврировать так, что они проскользнули вдоль бортов, не задев судна.
Однако без потерь морские перевозки не обходились. Погиб в феврале транспорт Чапаев, многократно доставлявший в прифронтовые порты особо важные грузы, в том числе дивизион катюш в Одессу. Настигла вражеская торпеда большое судно Фабрициус, только что вышедшее из Цемесской бухты. Капитану удалось спасти людей и груз, посадив тонущий транспорт на мель вблизи мыса Утриш. Экипаж долго оставался на борту, надеясь, что будет спасено и судно, но тогда это оказалось невозможным. Такие потери были особенно тяжелы своей невосполнимостью: откуда могли взяться на Черном море новые крупные суда, пока шла война?
За зимние месяцы черноморцы и азовцы перевезли на Керченский полуостров около трехсот тысяч бойцов, пятнадцать тысяч орудий и минометов, столько же лошадей, огромное количество боеприпасов, продовольствия, фуража. Весьма значительная часть всего этого прошла через новороссийские причалы.
Своим чередом отправлялись конвои в Севастополь. Помимо маршевого пополнения и всякого рода довольствия для остававшегося в осаде гарнизона главной базы, туда были доставлены несколько артиллерийских полков.
В течение зимы из Новороссийска выходили на огневые позиции в Феодосийском заливе корабли, поддерживавшие своей артиллерией левый фланг Крымского фронта. Для этого использовались и эсминцы, и крейсера, и флагман Черноморского флота - линкор Парижская коммуна. Чтобы линкор с его двенадцатидюймовыми орудиями находился ближе к фронту, он в феврале и марте базировался у нас постоянно.
Часто появлялся в Новороссийском порту лидер эсминцев Ташкент - тезка погибшего в Феодосии старого транспорта. Это был новейший (он вступил в строй перед самой войной) и самый быстроходный на Черном море боевой корабль. Стремительный лидер посылали то со срочными грузами в Севастополь, то для огневых налетов по береговым целям под Феодосией или Судаком.
Ташкентом командовал капитан 3 ранга Василий Николаевич Ерошенко. Он пользовался репутацией командира смелого и удачливого, в высокой степени обладающего тем чувством корабля, которое позволяет мгновенно находить верный маневр в самой сложной обстановке.
Огонь по берегу из Феодосийского залива корабли вели по ночам. Подводники из отдельного дивизиона капитана 2 ранга Петрова помогали им точно выходить на огневые позиции, выставляя буи, как делали и перед высадкой десантов. Захватившие юг холода держались долго, и если на море штормило, корабли возвращались с боевых стрельб, обросшие до самых мостиков ледяным панцирем. Никогда не думал, что так бывает и на Черном море.
Мы не могли обеспечить крупным кораблям такую спокойную стоянку, как в далеких от фронта Батуми и Поти. К порту нередко устремлялись фашистские самолеты, в иные дни зенитчики линкора и крейсеров не отходили от орудий с утра до вечера. А при нелетной погоде досаждал норд-ост. Даже когда он не достигал ураганной силы и не выгонял корабли из гавани, в воздух поднимались тучи всепроникающей цементной пыли, от которой трудно защитить вооружение и технику. Наши тыловики старались хоть в какой-то мере возместить все эти тревоги и неудобства заботливым обслуживанием принимаемых на базовое довольствие кораблей. С величайшей готовностью делали для них все, что требовалось, и новороссийские рабочие.
За месяцы, прошедшие с тех пор как впервые возникла угроза прорыва врага на Кавказ и понадобилось готовиться к защите Новороссийска на суше, наша военно-морская база и город, все новороссийцы - военные и гражданские - стали как бы единым боевым коллективом. Чувствовалось это во всем.
Приведу лишь один пример. Среди грузов, перевозимых на Керченский полуостров, большое место занимали мука и фуражное зерно. Причем по условиям разгрузки в Керчи и Камыш-Буруне требовалось отправлять их обязательно в мешках. Насыпать же муку и зерно в мешки приходилось вручную: предназначенные для этого механизмы новороссийского элеватора были разбиты еще при осенних бомбежках. Заменить технику могли лишь сотни добавочных рук, и на элеватор стали приходить ученики городских школ - целыми классами во главе с педагогами. Когда отправлялись крупные партии зерна, они работали день и ночь, в три смены. Если не хватало мешков, ребята приносили из дома свои - только бы не задержались засыпка и погрузка, только бы отплыли в срок суда!
В городском Комитете обороны обсуждались предложения рабочих различных предприятий о дополнительной, сверх заданий, помощи фронту. Вагоноремонтники и паровозное депо взялись соорудить по бронепоезду (в порту нашлась для них старая корабельная броня, и эти бронепоезда ушли на фронт с экипажами, укомплектованными в основном моряками). На цементных заводах создали новый сорт быстрозатвердевающего цемента - специально для полевых укреплений, освоили производство сборных дотов.
С помощью города расширялось судоремонтное хозяйство нашего техотдела. Использовав оборудование, вывезенное из Одессы, и эвакуированных оттуда специалистов, Шахназаров пустил в ход новый цех в штольне у цементных заводов, защищенной от любых бомбежек. Ремонтные возможности базы увеличивал оставшийся у вас плавучий док - тот, в котором перевозили паровозы. Теперь уже не только малые суда, но и значительно более крупные, получившие боевые повреждения где-то вблизи Новороссийска, могли здесь же возвращаться в строй.
Наши инженеры по праву гордились спасением базового тральщика Груз. Взрыв авиабомбы у борта едва не переломил его надвое. С трудом доведенный до порта корабль сумели поднять на слип, куда ставились раньше лишь плоскодонные баржи. Тут выяснилось, что корпус тральщика вдобавок еще и сильно изогнут взрывной волной. Неприспособленность слипа для устранения повреждений такого рода не смутила докмейстера Долгова, руководившею корпусными работами. Усилиями судоремонтной роты и собственного экипажа корабль был восстановлен.
Вступавшая в свои права весна предвещала большие бои на сухопутных фронтах.
В апреле резко усилились вражеские воздушные валеты. Таких бомбежек - по нескольку раз в сутки - не было и в ноябре, когда гитлеровцы пытались наступать на Кубань от Ростова. Как видно, противник оценил значение новороссийских заводов и порта... Потом стало ясно, что эти удары по тылам Крымского фронта входили в подготовку наступления на Керчь, начатого фашистами месяц спустя.
Летчики-истребители и зенитчики, защищавшие базу и город, сражались геройски. С отражением апрельских налетов связан подвиг сержанта морской авиации Леонида Севрюкова: он врезался в строй юнкерсов, сбил один, до последнего патрона вел огонь по остальным, а затем пошел на таран и, разрубив фашистский бомбардировщик, погиб сам (Л. И. Севрюкову посмертно присвоено звание Героя Советского Союза). Стойко держались, будучи части первыми объектами вражеских атак, батареи 62-го флотского зенитно-артиллерийского полка и подразделения девушек-зенитчиц, прикрывавшие цементные заводы.
Были в апреле 1942 года такие десять дней, когда на Новороссийск упало более полутора тысяч фугасных бомб и несколько тысяч зажигалок... О последствиях бомбежек в городе мне докладывал комендант Петр Давыдович Бородянский, человек, в чьем характере твердость и решительность сочетались с добротой и огромным вниманием к людям. Никогда не забуду, как он, внешне спокойно и без лишних слов, но с невыразимой душевной болью в глазах, доложил о гибели группы врачей и медсестер, ожидавших отправки в Севастополь: фугасная бомба попала в общежитие, где он сам только накануне заботливо их разместил... В другой раз, после ночи, когда пожарники и красноармейцы отстаивали засыпанное зажигалками здание городской библиотеки, комендант, закончив доклад, достал из кармана лоскут обгоревшей ткани и, развернув ее, показал тоже обгоревший комсомольский билет.
- Младшего политрука Ивана Никитина, - пояснил он. - Погиб вместе со своим другом Касаткиным. Выносили детей из жилого этажа над библиотекой, пока не рухнул пролет...
Это были его подчиненные, работники комендатуры.
В тот же день попал под бомбежку только что прибывший эшелон с боеприпасами - их готовились прямо из вагонов перегружать на суда. Состав загорелся, в вагонах начали взрываться снаряды. Дежурный по штабу базы послал на помощь железнодорожникам всех, кто оказался под рукой. Под руководством коменданта штаба мичмана Т. П. Кантарева (раньше он служил боцманом на эсминце) моряки расцепляли горящие вагоны, которые каждое мгновение могли взлететь на воздух, разгоняли их по свободным путям. Из бухты насосами качали воду.
Потом казалось почти чудом, что эшелон в основном уцелел. Люди, отстоявшие его, несомненно спасли также многое вокруг. В том числе и здание нашего штаба. Начиная с марта управление базой не раз переносилось при напряженной воздушной обстановке на 9-й километр. Но тот КП мы все еще считали запасным. Без крайней необходимости не хотелось переселяться в штольню из штаба на Стандарте, откуда видишь своими глазами - только выйди на балкон - все происходящее в порту и в бухте.
Загоралась и нефть в хранилищах Цемесской долины: бомбы повредили один из баков, И хотя насыпанный не так давно земляной вал не пустил огненный поток к другим бакам и вниз по долине, к порту, справиться с пламенем было нелегко. Вместе с городскими и портовыми пожарными его тушили команды МПВО, караульные подразделения, судоремонтная рота. Начальник тыла базы капитан 2 ранга Масленников вернулся в штаб черным от гари. В таком виде он и доложил мне о ликвидации пожара. При этом присутствовал прибывший в Новороссийск нарком Военно-Морского Флота Н. Г. Кузнецов. Нарком тут же распорядился о награждении отличившихся.
Город некоторое время оставался без основного источника пресной воды: был перебит Пенайский водовод. А из ущерба, нанесенного новороссийским предприятиям, самым существенным явилось разрушение механического цеха Красного двигателя - завода, выпускавшего разнообразную военную продукцию. Его директор Н. Н. Орлов, прекрасный организатор, мобилизовал коллектив на восстановление цеха, и через месяц Красный двигатель снова работал на полную мощность.
Кстати сказать, этот завод был первым в Новороссийске, где с общего согласия рабочих ввели такое правило: при объявлении в городе воздушной тревоги работа не прекращается, пока свой пункт МПВО не подаст особого сигнала, означающего, что вражеская авиация приближается к данному району, только тогда все быстро уходят в убежище.
В конце концов гитлеровцам пришлось довольно надолго отказаться от массированных дневных налетов: наша авиация и зенитчики сбивали над Новороссийском все больше фашистских самолетов. Тактика врага изменилась бомбардировщики пытались прорываться небольшими группами, чаще всего в предвечерние часы.
Однажды они появились над портом, когда я шел с Лесной пристани, от подводников, на Элеваторную. Еще не разглядев, откуда заходят самолеты, услышал голос командира охраны рейда капитан-лейтенанта Каткова: Товарищ капитан первого ранга, идите сюда! Он звал меня к вырытой неподалеку щели, куда бежал сам. Но меня почему-то потянуло в другую щель. Едва спрыгнул в нее, как засвистели бомбы.
Высунувшись минуту спустя, я увидел вблизи щели Каткова свежую воронку. Засыпанную щель быстро откопали. Подобные случаи уже бывали, и большей частью людей, которых завалило землей, находили живыми. Но спасти Каткова не успели?
Командиром охраны рейда стал старший лейтенант И. Д. Данилкин, с которым читатель еще встретится.
В это же время в нашу военно-морскую базу был назначен новый начальник штаба капитан 2 ранга Александр Иванович Матвеев - в прошлом подводник, знакомый мне с тридцатых годов по Тихому океану.
События второго военного лета начались не так, как думалось: 8 мая гитлеровцы перешли в наступление на Керченском полуострове. Какое положение создалось там через несколько дней, мы поняли из поступившего 13 мая приказания главкома Северо-Кавказского направления маршала С. М. Буденного: прекратить всякую отправку грузов в Керчь и немедленно направить туда весь тоннаж, пригодный для переправы через пролив.
Вытеснение наших войск с Керченского полуострова резко ухудшало общую обстановку на юге. Что и как там, под Керчью, произошло, известно теперь всем, кто интересуется военной историей. Но тогда потерю, да еще такую быструю, большого и бесперебойно снабжаемого плацдарма в Восточном Крыму трудно было объяснить даже самому себе. Как ни силен враг, неужели, думалось, нельзя было не дать ему вновь вернуться туда, откуда его выбили?..
И снова с мучительной остротой вставал вопрос, казавшийся после Керченско-Феодосийского десанта окончательно снятым: как же будет с Севастополем?
Одиссея подводных транспортов
За две-три недели до керченских событий в Новороссийске побывал командующий флотом, впервые с дека при отлучившийся из Севастополя на Кавказ.
У нас в базе Ф. С. Октябрьский захотел посмотреть новые береговые батареи и по пути туда в машине (он любил обсуждать волновавшие его вопросы не в кабине те, а на ходу, в движении) заговорил о положении с перевозками в Севастополь.
Обеспечивать их становилось все труднее. Относительное затишье на сухопутных рубежах вокруг осажденного города, наступившее после того как часть фашистских войск отвлек Керченский полуостров, отнюдь не сопровождалось затишьем на морских путях, связывающих СОР с Большой землей. Прекрасно понимая, что значит для севастопольцев регулярное снабжение, гитлеровцы все время наращивали силы, действовавшие против наших конвоев.
Впору было задуматься: надолго ли - учитывая неизбежные потери - хватит наличных транспортных средств? Еще в марте пришлось отказаться от посылки в Севастополь тихоходных, не достаточно маневренных судов. Находясь в апреле на Черном море, нарком Н. Г. Кузнецов приказал планировать каждый рейс в главную базу как самостоятельную операцию. Фактически так оно уже делалось. А маршевое пополнение для СОР и важнейшие грузы, особенно орудия и боеприпасы, отправлялись большей частью на боевых кораблях - эсминцах, лидерах, крейсерах.
Командующий флотом вспомнил последнюю потерю на севастопольской коммуникации: торпедоносцы потопили возвращавшуюся на Кавказ Сванетию отличный транспорт, бывший пассажирский теплоход. На борту его находились эвакуируемые на Большую землю раненые. Корабли охранения спасли и доставили в Новороссийск около ста пятидесяти человек, погибло вдвое больше...
- Как ни меняй маршруты, они остаются в зоне действий немецкой авиации, говорил Филипп Сергеевич. - И зенитным огнем от нее отобьешься не всегда, а наши истребители могут прикрыть корабли лишь в нескольких десятках миль от своего берега... - Он обернулся ко мне и невесело спросил: - Как же дальше будешь нас в Севастополе кормить?
И, не дожидаясь ответа, продолжал:
- Скоро, вероятно, станет еще труднее прорываться к нам и уходить обратно - враг бьет на срыв снабжения... Так что надо иметь на крайний случай нечто более надежное, чем надводные корабли. Вот я и думаю: не пора ли на время превратить в транспорты часть лодок? Что ты на это скажешь, Георгий Никитич, как старый подводник?
Вопрос не явился неожиданным. Если не выходить за пределы зависящего от флота, поиск новых способов доставки в Севастополь хотя бы самых важных грузов обязательно приводил к подводным лодкам. Я сказал, что такое использование их считаю сейчас вполне назревшим и непреодолимых трудностей тут не предвижу. Октябрьский был того же мнения и перевел разговор на обсуждение практических деталей дела.
Мне вспомнились стахановские походы наших щук на Дальнем Востоке, когда изыскивались возможности разместить на них как можно больше продовольствия, соляра и всего прочего. Теперь соляра можно было, наоборот, брать меньше нормы - только на обратный путь, увеличивая за счет этого количество перевозимого груза. Дополнительный резерв представляло освобождение лодок от ненужных в транспортных рейсах торпед. Примерные подсчеты показывали, что крупные лодки смогут принять до 70 - 80 тонн каких-то компактных грузов.
- Что ж, нельзя пренебрегать и этим, - заключил командующий.
Не знаю, с кем еще советовался Ф. С. Октябрьский, но перед тем как отбыть с Кавказа, он отдал приказ о немедленном выделении для грузовых рейсов Новороссийск - Севастополь пяти больших подлодок из бригады капитана 1 ранга П. И. Болтунова. Было определено, что перевозиться на них должны продовольствие, боеприпасы, ручное оружие, медикаменты.
Через несколько дней я встречал на Лесной пристани первую из этих лодок Д-4. Командир капитан-лейтенант Е. П. Поляков и военком старший политрук Д. М. Атран (знакомый мне еще по Находке, где он был политработником на одной из щук) доложили о готовности корабля к выполнению новой задачи.
Мы спустились в лодку. Командир, военком и инженер-механик Н. Н. Прозумешциков (спустя много лет после войны его дочь Галина стала олимпийской чемпионкой по плаванию) подробно рассказали, как подготовились к транспортным рейсам, как думают размещать на борту грузы. Лодку уже освободили от всего лишнего. В артпогребе оставили минимальный запас снарядов, в цистернах строго ограниченное количество соляра и пресной воды. Командир и комиссар серьезно позаботились также о том, чтобы экипаж, живший все время одним стремлением - топить вражеские корабли, осознал важность и ответственность предстоящих небоевых походов.
Вслед за Д-4 встала под погрузку Л-4. Две лодки приняли 114 тонн продовольствия. Контрольное погружение в гавани показало, что груз уложен правильно и не помешает маневрировать, быстро уходить под воду.
Эти две лодки пришли в Севастополь 9 мая, в тот самый день, когда в связи с наступлением противника на Керченском полуострове гарнизон СОР приводился в повышенную боевую готовность. Дальнейшее развитие событий подтвердило, что перевозка грузов на подводных кораблях была начата весьма своевременно.
Вслед за большими лодками стали посылать в транспортные рейсы и средние. Потом чрезвычайная обстановка заставила использовать таким же образом несколько малюток. На стоявшей в Новороссийске плавбазе Очаков разместился штаб подводных перевозок - оперативная группа во главе с начальником отдела подводного плавания штаба флота А. В. Крестовским. Тут же находились командиры обеих черноморских бригад подплава П. И. Болтунов и М. Г. Соловьев. Благодаря этому возникавшие в новом деле затруднения устранялись быстро.
Мы продолжали отправлять в Севастополь и надводные корабли. К ним я еще вернусь, а пока сознательно ухожу вперед, чтобы не прерывать рассказа о подводниках.
Главным грузом, поручавшимся им, стали боеприпасы - снаряды, мины, патроны, мелкие авиабомбы. Заполнив всем этим трюмы, торпедные аппараты и каждое свободное место в отсеках, лодки уходили, начиненные от носа до кормы взрывчатым веществом. Не так давно что-либо подобное, пожалуй, трудно было и представить. Но разве меньшему риску подвергались эсминцы, которые грузили десятки тонн снарядов для Севастополя не в погреба, занятые боезапасом для своих орудий, а просто в кубрики?
А затем потребовалось перевозить и еще более опасный груз - бензин. Он был необходим севастопольским ястребкам, защищавшим город от начавшихся перед новым штурмом яростных бомбежек, да и автотранспорту. И доставить его с Большой земли практически могли только подводники.
Само размещение жидкого груза в одной из балластных цистерн (несколько тонн на малой лодке и 20 - 30 тонн на большой) не представляло ничего особо сложного. На Тихом океане еще в тридцатые годы балластные цистерны щук заполняли соляром для увеличения радиуса плавания и сроков автономности. Однако бензин - не соляр. Надежно ли защитят лодку от его паров добавочные прокладки в вентиляционных клапанах балласта и предусмотренное продувание цистерн после откачки горючего - это могла показать лишь практика.
5 июня мы отправили в Севастополь первые 40 тонн бензина на подводных лодках Л-23 и Л-24, взявших, кроме того, 85 тонн боеприпасов и 50 тонн продовольствия. И сразу начали спешно готовить к перевозке бензина еще несколько лодок. Передавая мне приказание об этом, И. Д. Елисеев сообщил, что в Севастополе осталось автомобильного горючего на шесть дней, а авиационного на пять.
С 7 июня на севастопольских рубежах шли ожесточеннейшие бои. Из-за непрерывных бомбежек лодки разгружались уже не в Южной бухте, как сначала, а в Стрелецкой или Камышевой - за чертой города. Но и там разгрузка стала возможной только ночью, и если ее не успевали закончить к утру, лодка ложилась до следующего вечера на дно бухты. В таких условиях и дала себя знать неполная герметичность балластных цистерн: пары, остававшиеся от выкачанного бензина, проникали в отсеки. На двух или трех лодках дело дошло до взрывов, - к счастью, не катастрофических.
У Леонида Соболева есть новелла Держись, старшина... - о том, как на лодке, которая должна до наступления темноты лежать на грунте, вся команда, под воздействием бензиновых паров, впадает в тяжелое забытье и лишь один моряк остается в сознании и производит в назначенный час всплытие. Эта драматическая, хотя и с благополучным концом, история взята писателем из действительности тех дней - такой случай произошел на подводной лодке М-32.
21 июня она ушла из Новороссийска в Севастополь с боеприпасами в отсеках и авиационным бензином в балластной цистерне. На четвертые сутки малютка вернулась. Происшествие, чуть не приведшее к гибели корабля и людей, было уже позади. Спас лодку старшина Николай Пустовойтенко.
Как рассказали мне моряки этой лодки, к ее спасению был причастен также инженер-майор из строительною отдела флота, попавший на борт в качестве пассажира: он был ранен и подлежал эвакуации на Большую землю. Когда Пустовойтенко, приготовив корабль к всплытию, пытался привести в чувство хоть кого-нибудь из товарищей, чтобы было кому дать лодке ход, очнулись один краснофлотец и этот раненый пассажир. Встать на ноги он еще не мог, но по просьбе старшины начал повторять во всю силу голоса команды, которые тот подавал из центрального поста, И произошло то, на что рассчитывал бывалый старшина: привычные слова команд помогли еще нескольким морякам вырваться из дурманящего забытья. Уже открыв рубочный люк, обессилевший Пустовойтенко лишился сознания сам, но свежий воздух постепенно оживил всех...