Холт Виктория. Дочь Сатаны

   Такую жизнь Бартли и его люди смогли чудом выдержать в течение шестнадцати лет. В последние четыре года Бартли готовил побег и наконец осуществил свой план с помощью других рабов.
   Дисциплина в тюрьме была слабая, число тюремщиков малое, и, воспользовавшись случаем, когда за стенами их тюрьмы нагрузили готовую к отплытию галеру, они вырвались из темницы и, привычные грести, сумели быстро уплыть от преследователей.
   Это была история о приключениях, страданиях и отваге, типичная для моряков того времени. Они воспринимали тяжкие испытания и смерть как нечто естественное. Как сказал Бартли, каждый из них, до того как поставил парус, знал, что им придется пережить.
   Тамар понимала, что с приходом галеры ее судьба изменилась. Прежде она готова была примириться с жизнью с Хьюмилити, она жила надеждой на предстоящий отъезд из страны. Но теперь… Бартли вернулся.
   В первый же день своего возвращения, под вечер, Бартли приехал в Пенникомкуик. На пристани им удалось лишь обняться на мгновение. Затем толпа окружила его, и она воспользовалась этим, чтобы убежать. Тамар необходимо было побыть одной, подумать наедине о событии, грозившем перевернуть ее жизнь.
   Она увидела, что Бартли подъезжает к дому, и вышла ему навстречу.
   Бартли сидел на лошади и смотрел на нее сверху вниз. Он подстриг бороду и надел элегантный наряд, который носил до отъезда. Он висел на нем, как на вешалке, но придавал ему еще большее достоинство.
   — Итак, — сказал он, и его голубые глаза сверкнули, — ты вышла за пуританина!
   — Да.
   Бартли засмеялся громко и скептически.
   — Почему это так забавляет тебя?
   — Почему? В самом деле! Ведьма… и пуританин!
   — У меня трое детей.
   — Сколько сыновей?
   — Один сын и две дочери.
   — Ты теперь настоящая матрона.
   «Он вовсе не изменился, — подумала она, — я ненавижу его, как прежде».
   В этот момент из конюшни вышел Нед Свонн, и Бартли спрыгнул с лошади.
   — Мы рады, что вы воротились, сэр Бартли, — сказал Нед.
   — Спасибо, Нед. — Бартли подарил ему ослепительную улыбку.
   — Иди в дом, — сказала Тамар. — Ричард жаждет видеть тебя и послушать рассказы о твоих приключениях.
   Они пошли к дому, Бартли не сводил с нее глаз.
   Ричард тепло принял его.
   — Бартли! Я уже не надеялся на такую радость…
   — Я тоже, сэр.
   — Бартли, дорогой мой мальчик, иди сюда. Дай мне поглядеть на тебя. Какая сила воли! Терпеть подобное шестнадцать лет!
   — Я сделан из прочного материала. Я сказал себе: «Видит Господь и Пресвятая Матерь Божия, я вырвусь из этой тюрьмы, даже если для этого придется убить двадцать стражников».
   — И ты убил их всех? — спросила Тамар.
   — Нет, только десятерых.
   Вошел Хьюмилити, и Бартли насмешливо поклонился ему.
   — Никак это садовник?
   Он бросил на него надменный взгляд, искривив в улыбке чувственные губы.
   — Я помню этого парня.
   Тамар вспыхнула, а Ричард сказал:
   — Ты еще не слыхал? Хьюмилити — мой зять.
   — Странные вещи творятся на свете, как дома, так и в чужих странах, — дерзко ответил Бартли.
   Потом он развалился в кресле и стал рассказывать, как ни в чем не бывало. Он рассказывал про то, как был галерным рабом, про пережитые ужасы, про верность друзей. За годы рабства он ожесточился и огрубел. Он пересыпал свою речь грубыми ругательствами, отчего Хьюмилити каждый раз вздрагивал.
   — Не скрою, — продолжал он, — я страдал менее других, потому что принял мусульманство. И они стали лучше относиться ко мне. На мне шрамы, я могу показать вам свою спину. Шрамы, которые я буду носить до могилы. Но я легко отделался. Некоторых забили до смерти. Но не меня. Я кланялся Аллаху и спас свою шкуру.
   Тамар видела, что Хьюмилити молится. Бартли это тоже заметил.
   — Что вы там шепчете, любезный? — резко спросил он.
   — Молитвы, — ответил Хьюмилити. Бартли рассвирепел.
   — Я шокирую вас. В самом деле, мил человек, вы не выдержали бы на галере и дня, и молитвы ваши не помогли бы вам. Что в том худого? Мусульманину было легче устроить побег, чем христианину. Клянусь Богом, кабы я цеплялся за свою веру и молитвы, мы бы сейчас сидели, прикованные к галере. Гораздо лучше было стать на время мусульманином.
   — Разумеется! — сказала Тамар, с насмешкой глядя на Хьюмилити.
   Но когда Бартли засмеялся, она бросила на него надменный взгляд.
   Казалось, в этот момент она перестала быть женщиной, которой перевалило за тридцать, матерью троих детей. Она стала снова юной девушкой, трепещущей оттого, что человек, бывший когда-то ее любовником, вернулся домой.
   Ричард рассказал Бартли о предполагаемом отплытии в Новый Свет. Бартли выслушал его с большим интересом. Когда он смотрел на Тамар, его глаза начинали сверкать.
   — Стало быть, вы покидаете эту страну, будете искать счастья в других краях? — Он поднял свой бокал и, глядя в лицо Тамар, добавил: — Желаю вам удачи. Надеюсь, вы найдете счастье, которого заслуживаете.
   Тамар наклонила голову, она испугалась чувства, которое могло возникнуть в ее сердце. Сославшись на то, что ей нужно приглядеть за детьми, она хотела уйти, но Бартли захотел посмотреть на детей, и ей оставалось лишь привести их.
   Дик, уже слышавший о чудесном побеге Бартли, стоял перед ним с раскрасневшимися от волнения щеками, его черные глаза сияли от восхищения. Роуан тут же забралась к Бартли на колени. Когда он попросил поцеловать его, она принялась без конца целовать его и дергать за бороду. Лишь маленькая Лорея, не похожая на брата и сестру, робко стояла в сторонке. Но когда он протянул к ней руку и привлек к себе, девочка тоже подпала под его обаяние. Бартли поглядел в глаза Тамар, словно желая сказать: «Они могли бы быть нашими. Пуританин не должен был стать их отцом».
   Она поспешила уйти под благовидным предлогом. Она была готова плакать и смеяться. Тамар снова ожила… потому что Бартли вернулся.
 
   Она боялась ездить на прогулку по вересковой пустоши, чтобы не встретить его. Слишком много воспоминаний роилось в ее памяти. Она осмеливалась говорить с ним лишь в присутствии других. Каждый раз, встречаясь с ним, она видела, как мало он изменился. Он, как и прежде, бросал на нее насмешливые взгляды. Тамар видела, как его глаза становились жгуче яркими, когда он смотрел на нее, и презрительную ненависть, обращенную к Хьюмилити. «Однажды, — думала она, — он придет ко мне с предложением: „Если вы не… то я…“ Да, он очень мало изменился.
   Она старалась не думать ни о чем, кроме отъезда. Она сидела с Ричардом и Хьюмилити и составляла список необходимого провианта. Была весна, а они собирались уплыть до окончания лета.
   Бартли очаровал Дика и Роуан, и даже Лорея полюбила сидеть у него верхом на плечах. Дети Аннис бегали за ним по пятам и просили его позволить им прокатиться на его лошади. Они все обожали его. Из окон Тамар часто видела, как он лежит на траве, а рядом с ним сидит юный Дик. По выражению его лица она понимала, что он слушает рассказы об удивительных морских приключениях. А Бартли, верно, думает: «Этот мальчик мог бы быть моим сыном».
   Тамар радовалась тому, что скоро они уплывут из Англии, прочь от всего, что напоминает ей о Бартли.
   Она солгала Хьюмилити, что снова забеременела, потому что не могла больше выносить его близость. Она знала, что если он снова опустится на колени возле ее постели и станет молиться, чтобы Бог сделал ее плодовитой, она крикнет ему что-нибудь, о чем после пожалеет. Она могла бы даже признаться ему в том, что он ей отвратителен, что она была близка с Бартли до замужества.
   В тишине своей комнаты, закрыв окна на засов, она твердила себе: «Я ненавижу этого человека, я жила спокойно до того, как он вернулся. А теперь он снова мучает и смущает меня. Как хорошо, что скоро я уплыву и никогда более его не увижу. Он не дает мне покоя, кланяется вежливо, а после бросает на меня жадные взгляды. Все время придумывает, как бы смутить меня. Я чувствую это».
 
   Было начало лета. Их корабль «Либерти»¹³ стоял в гавани.
   Аннис укладывала в своем домике свои любимые, самые дорогие ее сердцу вещи, рассказывая детям о том, как они будут жить в прекрасной заморской стране. Туда собирались отправиться Свонны и еще сорок семейств. Миссис Элтон со слезами на глазах умоляла взять и ее. После истории с Джейн Свонн ее тоже заподозрили в колдовстве, мол, она знала, где находится девчонка, и не сказала. Что будет с ней, если ее оставят здесь? Ответ был ясен: дома у нее не будет, а бездомную женщину, которая будто бы якшается с нечистой силой, ничего хорошего не ждет.
   Ричард и Тамар презирали ее, они знали, что она жестока и к тому же доносчица. И все же она стала пуританкой и имела право отправиться с ними. И миссис Элтон тоже собиралась в путь.
   Однажды Ричард и Хьюмилити позвали Тамар, чтобы потолковать о важном деле.
   Ричард был сильно взволнован.
   — Мы чуть было не попали в беду, — сказал он. — Этот человек, Флейм, имеющий наилучшие рекомендации, не кто иной, как пират. А его люди — банда негодяев. Без сомнения, они собираются увезти нас в открытое море, убить большинство из нас, забрать наше имущество, а после отправиться грабить другие корабли. Мы счастливо избежали беды.
   — Слава тебе, Господи! — воскликнула Хьюмилити.
   — Стало быть, нам снова придется отложить отплытие? — спросила Тамар. — Нам придется искать нового капитана и новую команду. А кому тогда можно доверять? Капитан Флейм казался таким славным человеком.
   — Откладывать отплытие ни к чему, — ответил Ричард. — Я полагаю, мы нашли капитана и команду, кому мы можем доверять.
   Тамар взглянула на него с надеждой.
   — Бартли, — продолжал Ричард, — обещал привести корабль в Новый Свет.

Глава ШЕСТАЯ

 
   Итак, «Либерти» готовился к отплытию под командованием Бартли. Во время прилива корабль плясал на волнах.
   Все утро на корабль грузили провиант: рубленую баранину, тушенную в масле и уложенную в глиняные горшки, жареную говядину в уксусе, копченые свиные окорока, овсяную муку крупного помола и прекрасную пшеничную муку, вино и эль, масло, имбирь, сахар, корицу, чернослив, сыры и лимонный сок против цинги.
   Капитан, штурман и вся команда уже были на борту, врач со своими лекарствами, бондарь и плотник со своими инструментами. Боцман проверял тали и паруса, а его помощник поднимал якоря, бондарь и плотник о чем-то толковали.
   Тамар стояла на палубе с Ричардом и детьми. Хьюмилити вел за собой вереницу пуритан, распевающих псалмы. Они только что кончили молиться о благополучном путешествии.
   Глядя на берег, на страну, где она жила, Тамар ощущала сильное волнение. И все же она не жалела о том, что покидает ее… теперь.
   Дети прыгали от радости, даже Лорея не могла стоять спокойно. Дик громким голосом объяснил Роуан все, что знал о корабле, указывая пальцами на паруса и оснастку. Его приятель, боцман, показывал ему иглы и бечевки, которыми чинят паруса.
   — Если поднимется сильный шторм, он может порвать паруса. Тогда нас посадят в лодки. Мы можем утонуть.
   — А я не утону, — заявила Роуан, — я сяду в лодку капитана.
   — И я тоже! — крикнула Лорея. — Я тоже поплыву в лодке капитана. И ты, мама, тоже! Ведь правда?
   Тамар не ответила, она смотрела на берег.
   — Вряд ли мы пересечем океан и нас не застигнет шторм, — с важным видом заявил Дик.
   А девочки завизжали от восторга. Бартли был занят беседой со своим помощником.
   — Он объясняет ему, как ставить паруса! — крикнул всезнающий Дик. — Говорит ему, в какой порт мы прибудем!
   — Я вижу, ты много знаешь о кораблях, мой мальчик, — заметил Ричард.
   — О да! Сэр Бартли много мне рассказывал. Когда я вырасту, то стану плавать с сэром Бартли.
   Тамар улыбнулась.
   — Милый Ричард, — сказала она, — как я рада видеть вас веселым и беззаботным, как дети. Для вас было большой жертвой продать большую часть своих угодий и покинуть родную страну.
   Ричард пожал плечами, но она знала, что он надеется вернуться домой. Он не продал свой дом, а передал его дальнему родственнику, кузену, на время до его возвращения. Если он не вернется, дом достанется кузену. Но Ричард был уверен, что вернется.
   Вот дети заплясали вокруг Бартли.
   Тамар видела, как его рука легла на плечо Дика. Дик засыпал его вопросами.
   Ричард уловил ее взгляд.
   — Ты все еще ненавидишь его? — спросил он. Она не ответила.
   — Мы должны помнить, что теперь Бартли наш капитан, — сказал Ричард, — мы должны беспрекословно повиноваться ему.
   — Его приказы касаются команды, а не пассажиров.
   Они помолчали. Начался прилив.
   До них доносились хриплые голоса перекликающихся матросов и юнг. Вот матросы запели, стали крутить ворот, поднимая якоря, брасопить реи, ставить паруса. «Либерти» отошел от Саунда.
   Они были уже два дня в пути, когда подул свежий ветер. Многих пассажиров укачало, и они лежали в каютах, им было до того худо, что хотелось вернуться назад.
   Тамар поднялась из душной каюты на верхнюю палубу подышать свежим воздухом.
   Дети остались внизу с Аннис. Тамар надеялась, что они уже спят. Даже Дик устал за эти два бурных дня.
   К ней вышел Бартли, он остановился у фальшборта очень близко от нее.
   — Я всегда хотел отправиться путешествовать с тобой, — сказал он, — но не рассчитывал брать с собой твоего мужа.
   Она не ответила, но отодвинулась от него. Он взял ее под руку и придвинул к себе.
   — Сильный ветер, — сказал он, — высокая качка. Как тебе это нравится, Тамар?
   — Еще рано говорить об этом, — ответила она.
   — В самом деле рано! — Он приблизил губы к ее уху. — Куда мы отправляемся с тобой, ты и я?
   — Думаю, в Новый Свет. Если можно доверять тебе.
   — А куда же еще? На развлекательную прогулку? Что нас ждет? Радость? Или убогая бесцветная жизнь?
   — Ты, верно, знаешь.
   — Я надеялся, что ты задашь тон.
   — Я?
   Голос его стал резким и злым.
   — Шестнадцать лет я страдал. Ты не можешь и вообразить подобный ад, подобные унижения. Этого не случилось бы со мной… если бы не ты. Я мог бы все эти шестнадцать лет провести дома с тобой и нашими детьми. Но твоя гордость и твоя глупость погубили не только мою жизнь, но и твою. Неужто ты думаешь, я забыл это? Неужто думаешь, что я позволю тебе забыть это?
   — Ты ушел в море по собственному желанию, — холодно ответила она, — ты сказал, что знаешь, какому риску подвергаешься. Разве моя вина, что турки захватили тебя в плен? Если бы я даже предвидела это, могла ли я выйти за тебя, если я чувствовала лишь ненависть?
   — Ты хотела меня. Лишь твоя гордость мешала тебе признаться в этом. Ты гордая и глупая женщина, Тамар, и я никогда не прощу тебе, что ты натворила! — Внезапно в его голосе послышалась нежность. — Что значат эти слезы на твоих щеках?
   — Слезы? — сердито воскликнула Тамар. — Это соленые брызги. Я пойду вниз к детям.
   — Ты останешься здесь.
   — Если я хочу идти, то пойду. Никто не смеет мне приказывать.
   — Я приказываю тебе.
   — Ах, капитан отдает команду!
   — Точно. А того, кто не подчиняется, заковывают в цепи.
   — Посмей только заковать меня!
   — Если потребуется, закую.
   Она расхохоталась, и он засмеялся вместе с ней.
   — Ты делаешь вид, что не хочешь остаться, а не можешь заставить себя сдвинуться с места.
   — А что твой корабль? Разве тебе не нужно постоянно присматривать, как идут дела?
   — Этим занимается команда.
   — И каковы твои планы?
   — Привести корабль в Новый Свет.
   — Я имею в виду тебя… и себя.
   Она услышала раскатистый смех.
   — Мои планы в отношении тебя мало изменились с тех пор, как я впервые взглянул на тебя.
   — Так я жду. Что же будет? Если я не приглашу тебя в свою каюту, ты всех закуешь в цепи? Убьешь их всех? Или отдашь меня туркам?
   — Ты подаешь мне идеи, — предостерег он ее.
   — У меня есть муж, и он находится в моей каюте, — напомнила Тамар.
   — Черт бы побрал этого пуританина! — воскликнул он. С минуту они помолчали, потом Бартли продолжил: — В плену я выжил лишь потому, что, влача кошмарную жизнь, мечтал о жизни другой. Надрываясь на галерах, я воображал, будто скачу по зеленой вересковой пустоши рядом с тобой, будто мы смеемся над тем, как глупы были в юности. Я мечтал о том, как мы подъедем к Стоуку и наши дети выбегут нам навстречу. Я мечтал о жизни, ради которой стоит жить, которой будешь довольна даже ты, дьявольски гордая чертовка с развевающимися черными волосами.
   — Я жалею о том, что случилось с тобой, — пробормотала она, — но в этом нет моей вины. Ты виноват сам… сам… Еще в ту пору, когда мне было четырнадцать. Кабы ты был добр ко мне, когда мне более всего была нужна доброта, наша с тобой история могла бы быть иной. Но что толку упрекать друг друга? Что случилось, то случилось; ничто не может нас изменить. Ты жесток и всегда будешь жестоким. Что толку ждать нежности, которую может породить одна лишь доброта.
   — Во всем виновата ты! — крикнул Бартли. — Неужто ты думаешь, я не мог поймать тебя? Четырнадцатилетнюю девчонку! Просто я увидел в твоих глазах неподдельный страх и позволил тебе уйти. Что же до тех ночей… Почему я заставил тебя впустить меня к себе? Потому что ты этого хотела. Ты обманывала себя и потому было легко тебя обмануть. Ты думаешь, что всегда будешь убегать от меня? Ты думаешь, я позволю твоему замужеству с этим пуританином встать между нами? Я скажу тебе кое-что, и ты поймешь, что я готов на все. Капитан Флейм вовсе не злодей, он превосходный капитан и достойный человек. Но лишь один на свете капитан должен повести корабль, на котором плывет Тамар. И этот капитан — я. И… так оно и случилось.
   Она повернулась и посмотрела на него с изумлением.
   — Придет ли конец твоим злодействам? — спросила Тамар.
   Бартли многозначительно улыбнулся.
   — Конец может быть только один.
 
   Они плыли уже целый месяц, и интуиция подсказывала Тамар, что назревает эмоциональный взрыв.
   Все, что делал или говорил Хьюмилити, до крайности раздражало ее, чувства к нему оборачивались ненавистью. Она смеялась про себя, видя, как он борется с собой. Они спали в одной каюте, и Хьюмилити, думая, что она беременна, мучился и желал ее. Тамар слышала, как он молился, лежа на верхней койке, и знала, о чем он просит Бога.
   Ей не давали покоя мысли о Бартли. Она чувствовала, что в его руках ее судьба, так же как судьба корабля. Она знала, что он лишь ждет удобного случая.
   Бартли унижал пуритан, как только мог, и вся команда следовала его примеру. Когда Хьюмилити подходил к группе моряков, они начинали пересыпать свою речь непристойными словами. А Хьюмилити, исполненный сознанием собственного долга, не обращал внимания на их уколы и изо всех сил старался обратить их в пуританскую веру.
   Условия жизни на корабле повлияли на всех, кто к ним не привык. Штормы, страх при виде любого незнакомого судна, однообразная пища, все это, будучи вначале в новинку, в конце начинает раздражать пассажиров.
   Дети быстро со всем освоились и чувствовали себя отлично. Они меньше страдали от качки, для них было главным поесть досыта. Пятеро старших детей Аннис — Кристиан, Ристрейнт, Пруденс, Фелисити и Лав¹⁴ нянчили грудных, а Чэрити, Пейшнс¹⁵, Джошуа, Мозес, Мэтью, Руфь и крошка Мирем играли в игры, в которых Дик всегда был заводилой.
   Даже глядя на детей, Тамар тревожилась. Дик подрастал и все больше становился похожим на Бартли, разумеется, не внешностью, а характером и жестами, манерой говорить все напрямик. Дик старался во всем подражать капитану.
   Вот и в этот момент Дик играл, представляя себя капитаном. С ним были и другие дети, каждому из них он давал какую-нибудь должность как моряку из своей команды.
   Дик, раскрасневшийся, с сияющими глазами громко отдавал приказы. Он стоял, точно как Бартли, широко расставив ноги, и говорил так же, как он, гортанным и чуть хрипловатым голосом.
   — Парус! Парус на горизонте!
   Аннис тоже смотрела на них. Потом она что-то пробормотала себе под нос и бросила тревожный взгляд на свою госпожу.
   — Что тебя беспокоит? — спросила Тамар. — У тебя печальный вид. Можно подумать, будто ты не ждала этого путешествия… годы…
   — Я буду рада, когда ступлю на берег, — отвечала Аннис, — на новую землю… Тогда я в самом деле буду рада. Уж слишком долгое это путешествие и до того тяжелое… Ночью я вся дрожу в своей каюте, когда корабль перекатывается с боку на бок и матросы кричат.
   — Быстрее догоняйте его! — кричал Дик. — Что стоите разинув рот? Веселее! Или, клянусь, я закую вас в кандалы. Все по местам! Поставить марсель! Отдать ему честь! Откуда ваше судно?
   Роуан, которой была дана роль испанского капитана, крикнула:
   — Из Испании. А откуда ваше?
   — Из Англии! — крикнул Дик. — Дать ему бортовой залп и обогнать! Святой Георг за Англию!
   — Да замолчи ты! — воскликнула Аннис. — Ты только и толкуешь про испанцев! Накликаешь беду!
   — Все может статься, — презрительно ответил Дик. — Вы должны быть готовы! Сэр Бартли говорит…
   Но Аннис с возмущением отвернулась. Ее испуганный взгляд остановился на Тамар.
   — Мальчик обожает капитана, — сказала она дрожа.
   — Аннис, — спросила Тамар, — что тебя тревожит?
   — Вы меня спрашивали и прежде, миссис, это все из-за корабля…
   — И капитана?
   — Ну да. Из-за капитана и его команды. Ах, батюшки-светы! Не хотела бы я встать на пути сэра Бартли!
   — Почему, Аннис?
   — Потому что боюсь дьявольского взгляда его пронзительных голубых глаз. Он всегда был бешеным… еще до того, как он попал к туркам, а теперь стал еще свирепее.
   — Это тебе кажется, потому что его крик раздается по всему кораблю, — с легкой иронией в голосе ответила Тамар.
   — Вот-вот, он такой. Вы думаете, он добр к своим матросам? Вовсе нет. Он — суровый хозяин. А они ему преданы, что бы он с ними ни делал. В нем есть колдовская сила. Я это чувствую… дьявольская сила. И к тому же он насмехается над таким достойным человеком, как мистер Браун. Он приворожил юного Дика… и всех ребятишек. Глаза у них так и сверкают, стоит ему сказать им хоть словечко… Даже если он ругает их, они счастливы, что он позволяет им постоять рядом с ним. Жаль, что его никак нельзя спасти. Это была бы большая победа для праведных и потеря для дьявола.
   — Дьявол никогда не выпустит из когтей этого человека! — сказала Тамар.
   — Я боюсь всех этих грубых людей. Мне кажется, однажды что-то случится. Вы видите, какими глазами он смотрит на женщин? Некоторые из них, поди, месяцами не видят женщин. А тут столько женщин на борту… А капитан… он не сводит глаз кое с кого…
   — Капитан смотрит на всех женщин, — возразила Тамар.
   — Но на некоторых по-особенному. К примеру, на Полли Игл.
   — Полли Игл!
   — Ее первый ребенок не от Томаса Игла.
   — Аннис, прекрати сплетничать.
   — Хорошо, миссис. Я слыхала, что птицы, которых мы взяли на корабль, вот-вот передохнут. Помета там целые кучи, слабенькие цыплята прямо-таки вязнут в нем…
   — Так ты говоришь, капитан и Полли Игл?
   — Не теперь, миссис. Это было до нашего отплытия. Ведь вы сами знаете, волосы льняные, глазки голубые… Да, не теперь… Нынче капитан не сводит глаз лишь с одной…
   — Ну, давай, продолжай…
   — Это-то меня и пугает, миссис. Его глаза на загорелом лице так сильно сверкают. А как он обходится с мистером Брауном! Худо это. И я вижу, что это значит.
   — Ты видишь слишком много, Аннис.
   — Может, так оно и есть, только я прошу вас поостеречься. Нельзя играть с таким достойным человеком, как мистер Браун. И негоже вам играть с таким худым человеком, как сэр Бартли. Когда вы начинаете играть с такими мужчинами… ничего хорошего из того не выйдет. Вот я и боюсь, миссис, кабы не вышло худо!
   — Неужто ты думаешь, Аннис, что я не сумею предотвратить ссору между ними?
   — Нет, миссис. В вас есть колдовская сила, но и у Бартли она есть. Он объездил весь свет и повидал то, чего мы не видели. Я слыхала, что эти люди чудом спаслись, убежав из тюрьмы… чудом, да и только. Я смотрела на него, когда он кричал на своих людей. Этим кораблем управляет сам дьявол! Вот я и спрашиваю себя: неужто он продал душу нечистому за то, что тот вызволил его из плена?
   — О нет! — крикнула Тамар. Она внезапно расхохоталась. — Он продал душу нечистому еще до того, как попал в плен к туркам.
   Мимо них пробежали дети.
   — Качай насос! Нас пробило насквозь. Корабль горит!
   Тамар посмотрела на них невидящим взором, она думала о дьявольском огне, который светится в глазах Бартли.
   — Слава Господу! — завопил Дик. — Огонь потушен. Позаботьтесь о раненых. Матросы! Вымыть палубу! Починить паруса и ванты! Заделать пробоины! С нами святой Георг!