Страница:
Диего лежал на деревянной лавке, стоявшей в углу монастырской кельи. Он так устал, что не мог заснуть.
Тем временем приор монастыря Санта-Мария-де-ла-Рабида успел поговорить с одним из своих монахов и послать за Христофором.
В небольшой комнате, из обстановки имевшей только распятие на стене, стол и два канделябра с зажженными свечами, Христофор разложил прямо на полу морские карты и рассказал настоятелю о своем замысле.
Отец Хуан оценил грандиозность и далеко идущие перспективы его планов. Взглянув на его обветренное лицо, приор сказал себе: этот человек – гений.
От услышанного у него захватило дух. Было уже поздно, но он все не отпускал гостя.
И вот, проговорив с ним несколько часов подряд, он вдруг произнес:
– Христофор, я верю вам. Я верю, что вы откроете ваш новый мир.
Христофор замер, затем закрыл лицо руками. Из-под пальцев потекли слезы. Он стыдился себя, но все равно не мог сдержать чувств.
– Вы поможете мне добиться аудиенции у королевы? – не отнимая рук от лица, спросил он.
– Приложу все силы, – пообещал отец Хуан. – Это будет нелегко, у нее почти не бывает свободного времени. Слишком много важных дел: все эти неприятности с Наваррой, борьба с ересью, война с Гранадой… Возможно, нам придется запастись терпением.
– Отец Хуан, я надеюсь на вас!
– Повторяю, запаситесь терпением, Христофор… Впрочем, у меня тоже созрел кое-какой план. Я сообщу о ваших замыслах своему хорошему приятелю Фернандо Талавере – хотя нет, он сейчас тоже занят войной с неверными, поэтому у него может не хватить времени, чтобы оценить важность вашего проекта. Лучше вот что. Дам-ка я вам рекомендацию к герцогу Медины-Сидонии. Он богат, влиятелен и, уж во всяком случае, сможет представить вас ко двору.
– Как мне выразить свою признательность вам, святой отец?
– Откройте ваш новый мир, Христофор, – оправдайте мою веру в вас.
– Я его открою, – произнес Христофор таким торжественным тоном, словно давал клятву.
– И еще одну проблему нам предстоит решить, – помолчав, сказал отец Хуан. – Я имею в виду воспитание вашего сына.
Христофор тяжело вздохнул.
Увидев его отчаяние, настоятель ободряюще улыбнулся.
– Мне бы хотелось хотя бы частично облегчить бремя ваших забот, Христофор. Ступайте к королеве, заручитесь ее поддержкой и отправляйтесь в плавание к новой земле. А о сыне не беспокойтесь, я присмотрю за ним. Здесь, в моем монастыре, он найдет самый гостеприимный приют. К вашему возвращению мы даже дадим ему достойное образование.
Христофор встал. От волнения он потерял дар речи, по его щекам вновь потекли слезы.
– Не благодарите меня, не надо, – сказал отец Хуан. – Давайте лучше преклоним колена и помолимся Богу. Помолимся вместе, сын мой.
КОРОЛЕВСКАЯ СЕМЬЯ
Тем временем приор монастыря Санта-Мария-де-ла-Рабида успел поговорить с одним из своих монахов и послать за Христофором.
В небольшой комнате, из обстановки имевшей только распятие на стене, стол и два канделябра с зажженными свечами, Христофор разложил прямо на полу морские карты и рассказал настоятелю о своем замысле.
Отец Хуан оценил грандиозность и далеко идущие перспективы его планов. Взглянув на его обветренное лицо, приор сказал себе: этот человек – гений.
От услышанного у него захватило дух. Было уже поздно, но он все не отпускал гостя.
И вот, проговорив с ним несколько часов подряд, он вдруг произнес:
– Христофор, я верю вам. Я верю, что вы откроете ваш новый мир.
Христофор замер, затем закрыл лицо руками. Из-под пальцев потекли слезы. Он стыдился себя, но все равно не мог сдержать чувств.
– Вы поможете мне добиться аудиенции у королевы? – не отнимая рук от лица, спросил он.
– Приложу все силы, – пообещал отец Хуан. – Это будет нелегко, у нее почти не бывает свободного времени. Слишком много важных дел: все эти неприятности с Наваррой, борьба с ересью, война с Гранадой… Возможно, нам придется запастись терпением.
– Отец Хуан, я надеюсь на вас!
– Повторяю, запаситесь терпением, Христофор… Впрочем, у меня тоже созрел кое-какой план. Я сообщу о ваших замыслах своему хорошему приятелю Фернандо Талавере – хотя нет, он сейчас тоже занят войной с неверными, поэтому у него может не хватить времени, чтобы оценить важность вашего проекта. Лучше вот что. Дам-ка я вам рекомендацию к герцогу Медины-Сидонии. Он богат, влиятелен и, уж во всяком случае, сможет представить вас ко двору.
– Как мне выразить свою признательность вам, святой отец?
– Откройте ваш новый мир, Христофор, – оправдайте мою веру в вас.
– Я его открою, – произнес Христофор таким торжественным тоном, словно давал клятву.
– И еще одну проблему нам предстоит решить, – помолчав, сказал отец Хуан. – Я имею в виду воспитание вашего сына.
Христофор тяжело вздохнул.
Увидев его отчаяние, настоятель ободряюще улыбнулся.
– Мне бы хотелось хотя бы частично облегчить бремя ваших забот, Христофор. Ступайте к королеве, заручитесь ее поддержкой и отправляйтесь в плавание к новой земле. А о сыне не беспокойтесь, я присмотрю за ним. Здесь, в моем монастыре, он найдет самый гостеприимный приют. К вашему возвращению мы даже дадим ему достойное образование.
Христофор встал. От волнения он потерял дар речи, по его щекам вновь потекли слезы.
– Не благодарите меня, не надо, – сказал отец Хуан. – Давайте лучше преклоним колена и помолимся Богу. Помолимся вместе, сын мой.
КОРОЛЕВСКАЯ СЕМЬЯ
В королевстве Гранада был объявлен всенародный траур, и для такой скорби имелись основания: еще никогда мавританский султан не попадал в руки христиан. Но пленением Боабдила трагедия не исчерпывалась. Вместе с ним в христианских тюрьмах оказались многие видные военачальники, и, зная характер Фердинанда, арабы были готовы предположить, что тот потребует немалый выкуп за их возвращение.
– Видать, Аллах отвернулся от нас, – роптали люди. – Силы природы и звезды перестали нам покровительствовать. Уж не значит ли это, что пришел конец исламской империи?
Создавшееся положение Мули Абул Хасан обсудил со своим братом Эль Загалом.
– Нужно немедленно вызволить Боабдила из плена. Иначе в Гранаде может начаться еще одно восстание.
Эль Загал согласился с братом. Он тоже полагал, что возвращение Боабдила предотвратит беспорядки.
– Предложи Фердинанду выкуп, – сказал Эль Загал. – Предложи такой выкуп, от которого он не сможет отказаться.
– Я так и сделаю, – кивнул Абул Хасан.
Зорая разрывалась между яростью и тревогой. Ее сын оказался во вражеском плену! Его нужно немедленно освободить. Она злилась на Боабдила, показавшего себя таким никудышным воином. Ну ничего! Когда все образуется, она займется его воспитанием и сделает из него настоящего полководца.
Вот только нужно вернуть Боабдила на родину. Если он останется в плену, арабы забудут о том, что они провозгласили его своим султаном. Или, что еще хуже, вновь признают правителем Абул Хасана. Что тогда случится с Боабдилом? Какая несчастная судьба будет ждать его в христианском плену? И что случится с ней самой?
Узнав о выкупе, предложенном за Боабдила, она решила действовать. Ее сын не должен попасть в отцовские руки.
– Какую сумму предложил Абул Хасан? – спросила она. – Передайте Фердинанду, что я дам больше.
Фердинанд ликовал. Какая нежданная удача! Сам султан Боабдил попал в руки графа Кабрского, захваченный в плен его подчиненными!
«Ваше Величество, – гласила победная графская реляция, – Боабдил содержится под стражей в моем Баэнском замке. Здесь я оказываю ему почести, подобающие его титулу, и жду Ваших дальнейших указаний».
Фердинанд и Изабелла собрали королевских советников. Им предстояло решить судьбу Боабдила.
Изабелла знала, что Фердинанд намерен начать торг с Абул Хасаном и Зораей, предложившими выкуп за пленника.
Обратившись к совету, Фердинанд сказал, что интересы Испании требуют вернуть султана в обмен на деньги, которые пойдут на продолжение войны с неверными.
Советники возмутились. Как? Отдать такого ценного пленника и не получить ничего, кроме денег? Не противоречит ли это рыцарским правилам ведения войны?
Изабелла внимательно слушала их взволнованные выступления.
Маркиз де Кадис поднялся со своего места и сказал:
– Ваше Величество король, Ваше Величество королева, многоуважаемые господа советники! Позвольте напомнить, наша первоочередная задача – ослабить врага перед последним, решающим сражением. Поэтому сейчас мы должны подумать, где Боабдил принесет максимальную пользу Испании – здесь, в нашем плену, или в Гранаде, где его возвращение послужит поводом для новых беспорядков и раздоров среди мавританской знати.
– Он наш пленник! – последовал ответ. – Когда еще нам удавалось захватить самого султана? И на что способна арабская армия, лишенная предводителя?
Маркиз возразил:
– У арабов есть двое других предводителей: Абул Хасан и его брат Эль Загал. Оба они показали себя более достойными воинами, чем Боабдил.
Наконец слово взял Фердинанд, и Изабелла мысленно одобрила его проницательность.
– В создавшейся ситуации решение напрашивается само собой, – сказал он. – Если Боабдил останется у нас, в Гранаде скоро установится всеобщее согласие, восторжествует порядок. На трон вернется Абул Хасан, и его брат поможет ему собрать новую армию. Тогда больше не будет противостояния старого и нового правителей, поэтому арабы будут вынуждены подчиниться Хасану. Но устраивает ли нас гражданский мир в Гранаде? Не благоразумней ли мы поступим, если будем способствовать разжиганию междоусобицы в стане наших врагов?
В комнате все еще роптали. Изабелла встала со своего кресла и подняла руку.
– Король прав, Боабдила нужно отдать арабам. С его возвращением гражданская война в Гранаде вспыхнет с новой силой.
– А кроме того, за его освобождение нам предлагают солидный выкуп, – улыбнулся Фердинанд. – Если Абул Хасан не увеличит ставку, мы согласимся на деньги, которые нам дает Зорая. Да поможет нам Бог сокрушить наших врагов.
В конце концов, совет согласился на предложение Фердинанда, после чего королевская чета и несколько наиболее знатных советников выехали в замок Баэна – подписывать договор с Боабдилом.
Наконец встреча состоялась. Приведенный в просторный холл замка, Боабдил хотел встать на колени, но Фердинанд удержал его, коснувшись рукой плеча.
– Королям не положено преклонять колена – ни перед кем, даже перед другим королем, – сказал он.
Они сели в приготовленные для них кресла.
– Думаю, вам повезло с матерью, – вкрадчиво произнес Фердинанд. – Не всякая женщина так заботится о своем сыне, как она.
– Это верно, – сказал Боабдил.
– Она так усердно хлопотала за вас, что мы с королевой решили удовлетворить ее просьбу.
– Да воздастся вам за ваше милосердие, – пробормотал Боабдил. – Своим благородным поступком вы окажете честь мне и всему народу Гранады.
Фердинанд этого не отрицал.
– Если вы примете наши условия, то сразу после получения выкупа мы позволим вам вернуться на родину. Ведь вы сдержите те обещания, которые дадите нам, не так ли? Боабдил кивнул.
– Со своей стороны мы обещаем в течение двух лет не вести военные действия на той части Гранады, которую вы провозгласите своим доминионом.
– Благодарю вас, Ваше Величество, – сказал Боабдил. – Не сомневаюсь, мои подданные оценят вашу доброту.
– Что касается наших подданных, то они вправе требовать за вас репарацию, – все тем же вкрадчивым тоном продолжал Фердинанд. – Ведь вы захвачены в плен на поле битвы, поэтому мой народ не захочет отпускать вас просто так, за обычный выкуп.
– Ваш народ можно понять, – согласился Боабдил.
– Ну, а если так, то мы потребуем вернуть нам четыреста рабов из числа христиан, каким-либо образом оказавшихся на вашей территории. Разумеется, за них мы не дадим никакого выкупа.
– Хорошо, мы вернем вам четыреста ваших бывших подданных.
– И кроме того, вы будете ежегодно выплачивать дополнительные двенадцать тысяч золотых дублонов – лично мне и королеве.
Боабдил вздохнул. Он заранее знал, что Фердинанд потребует денежную компенсацию за свое милосердие. Сумма оказалась чересчур уж велика – но Боабдилу приходилось соглашаться на нее.
– И последнее. Мы желаем иметь право свободного прохода через вашу территорию – для ведения военных действий против вашего отца и дяди.
Боабдил опешил, не поверил своим ушам. Неужели Фердинанд предлагает ему изменить родине? Правда, он и сам хотел объявить войну отцу – однако выступить в ней на стороне христиан он не решался.
Фердинанд осторожно добавил:
– Приняв наши условия, вы выйдете на свободу. Однако для осуществления дальнейших переговоров о судьбе вашего королевства я буду вынужден оставить у себя заложниками вашего сына и детей некоторых ваших приближенных. Видя их у себя, я смогу быть уверенным в том, что вы будете добросовестно следовать всем вашим обещаниям.
Это требование повергло Боабдила в отчаяние. Он не согласился бы на него, если бы не сознавал настоятельную необходимость своего скорейшего освобождения. Поколебавшись, он принял все условия, которые поставил ему Фердинанд.
Вскоре выкуп был уплачен, и Боабдил вернулся в Гранаду – сломленный, униженный и понимавший свою нынешнюю зависимость от Фердинанда. Сейчас он больше всего на свете жалел о том, что поддался на уговоры матери и не выступил против христиан на стороне отца.
Перед отъездом в Арагон Фердинанд прощался с Изабеллой.
Успехи, достигнутые в борьбе против мавров, Изабеллу не радовали. Ей хотелось начать более решительные боевые действия, но на серьезную военную кампанию в казне не хватало средств.
– Как всегда! – выслушав ее сетования, воскликнул Фердинанд. – Вечно у нас нет денег – ни на что, даже на священную войну с неверными!
Изабелла тяжело вздохнула. Сейчас она не укоряла Фердинанда за его постоянную озабоченность денежными вопросами – хотя и не принимала упрека, который услышала в его словах. Фердинанд уже не первый раз выражал недовольство ее упорным нежеланием воспользоваться предоставленной ей возможностью и пополнить королевскую казну новыми поступлениями. Но ведь она твердо решила, что в ее правление не будет ни несправедливости, ни мздоимства, ни подкупов. Могла ли она принимать деньги за отказ от правосудия – пусть ситуация благоприятствовала решающему наступлению на мавров, а средств на ведение войны по-прежнему не было? Она боялась, что Господь отвернется от нее, если она поступится принципами.
– На что мы сейчас можем рассчитывать? – не унимался Фердинанд. – Да, мы можем разбить часть их армии, можем взять десяток крепостей, спалить пару городов, поджечь пастбища и посевы – но и только-то! Без сильной, хорошо снаряженной армии решающей победы мы не добьемся.
– Средства для армии найдутся, – сказала Изабелла. – Не сомневайся.
– Да – но когда? Боюсь, к тому времени мы утратим стратегическое преимущество перед неприятелем.
– Пусть так. Если это произойдет, мы вновь добьемся перевеса. Наша победа угодна Господу Богу, а уж Он-то найдет возможность сделать нас правителями христианской Испании.
– Ага! Вот кто за нас порадеет – нам останется только почивать на лаврах, да?
– Увы, сейчас у нас нет средств на ведение войны.
– Так надо их отыскать, черт возьми! Изабелла примирительно улыбнулась.
– Когда пробьет наш час, Господь и все святые будут с нами, – сказала она. – К тому же сейчас ты нужен у себя, в Арагоне – как же ты можешь думать о немедленном походе на Гранаду?
Фердинанд с досадой поморщился. Несговорчивость супруги была ему не по душе, и он все чаще возлагал на нее всю вину за их неспособность продолжать военные действия.
Что касается Изабеллы, то она не сомневалась в своей правоте. Что бы ни говорил Фердинанд, ей следовало поступать по совести, в согласии со своими высокими замыслами – иначе она бы лишилась чести и достоинства, потеряла бы веру в себя. Бог лишь до тех пор будет с ней, думала она, пока ее поступки будут угодны Ему и закону справедливости, который Он завещал людям.
Впрочем, сейчас ее волновал еще один вопрос, а именно: сказать ли Фердинанду, что она снова ждет ребенка? Времени прошло не так уж много – надежды могли и не оправдаться, а ведь он мечтал о втором сыне. И, кроме того, среди ее четверых детей был только один мальчик, поэтому пятый ребенок вполне мог оказаться девочкой.
Изабелла решила держать свой секрет при себе до тех пор, пока Фердинанд и Торквемада не вернутся из Арагона. Оттуда стали поступать донесения об участившихся случаях ереси, и Торквемада горел желанием расправиться с тамошними еретиками теми же методами, которые он с успехом применял в Кастилии. Собственно, Торквемада и настоял на немедленной поездке в Барселону.
– Может быть, Господь желает видеть у себя на Небе истерзанные души грешников, оскверняющих твою родину, Фердинанд, – сказала она. – Если так, то после твоего визита в Арагон Он поможет нам одержать скорейшую победу над маврами.
– Может быть, может быть, – согласился Фердинанд. – Ну, прощай, дорогая супруга. Мне пора в дорогу.
Напоследок он еще раз обнял ее. Прижимаясь к нему, она вновь гадала о том, куда он направится в первую очередь – в Барселону или к матери того мальчика, которого так безумно любил, что возвел его, шестилетнего ребенка, в сан архиепископа?
В то лето Изабелла нашла возможность принять у себя Беатрис де Бобадиллу.
– Какая странная закономерность! – улыбнулась она. – Почему-то получается так, что только во время беременности я могу видеть своих друзей и семью.
– Ваше Величество, когда священная война с нехристями закончится, у вас появится больше свободного времени, и мы будем чаще наслаждаться вашим обществом.
– Ах, Беатрис! Надеюсь, этого времени осталось недолго ждать. Инквизиторы сейчас усердствуют по всей Кастилии – значит, за одну часть моих планов я могу не беспокоиться. Пожалуйста, принеси алтарное покрывало, над которым я работала вчера. Будем совмещать приятное с полезным: разговаривать и трудиться на благо церкви.
Беатрис послала служанку за рукоделием. Когда покрывало принесли, они устроились поудобней и склонились над ним.
Изабелла сосредоточенно вышивала цветной узор. Работа помогала ей отвлечься от повседневных обязанностей, успокаивала нервы.
– Как дела в Арагоне? – спросила Беатрис. Изабелла нахмурилась.
– Говорят, там многие сопротивляются инквизиции, – не отводя взгляда от полотна, сказала она. – Но Фердинанд и Торквемада наведут порядок в Арагоне, в этом я не сомневаюсь. Скоро святой трибунал там будет действовать так же эффективно, как в Кастилии.
– В Арагоне новых христиан больше, чем здесь, Ваше Величество.
– Да, и я полагаю, что все они тайно совершают гнусные еврейские ритуалы – человеческие жертвоприношения, надругательства над святой католической церковью… Иначе с чего бы им бояться инквизиции?
Беатрис пробормотала:
– Еще бы им не бояться, если в случае обвинения в ереси ни один из них не сможет доказать свою невиновность.
– Не понимаю! – воскликнула Изабелла. – Если они не совершали преступлений, то почему же это невозможно доказать?
– Потому что под пытками человеку не до правдивых показаний, Ваше Величество, – он готов оклеветать самого себя, лишь бы прекратились его мучения. Возможно, они боятся не столько инквизиции, сколько самих себя.
– Если они сразу скажут правду и назовут имена сообщников, то в пытках уже не будет необходимости. Поэтому я надеюсь, что трудности, с которыми инквизиторы встретятся в Арагоне, будут преодолены еще быстрее, чем неприятности, поджидавшие их в Севилье. Помнишь, как быстро им удалось раскрыть заговор Диего Сусана?
– Помню, Ваше Величество.
– Вместе с Торквемадой в Арагон поехали двое людей, на которых можно положиться. Я говорю об Арбуэзе и Джугларе.
– Будем надеяться, что они не переусердствуют – по крайней мере, в первые дни, – спокойно сказала Беатрис. – Арагонцам нужно дать время, чтобы они привыкли к тем суровым требованиям, которые им предъявит святой трибунал.
– Едва ли это возможно – переусердствовать в служении вере, – твердо возразила Изабелла.
Беатрис подумала, что поступит мудро, если переменит тему разговора. Помолчав, она справилась о здоровье инфанты Изабеллы.
Королева вздохнула.
– Признаться, я очень беспокоюсь за нее, Беатрис. Слишком уж часто она болеет. Да и не только она… Пожалуй, самым крепким, физически здоровым членом нашей семьи оказалась наша малышка Мария – ты не находишь, Беатрис?
– По-моему, у Марии такое же превосходное здоровье, как у Хуана и Хуаны. Что касается Изабеллы, то она и впрямь частенько простужается – но, думаю, с годами это пройдет.
– Ах, Беатрис!.. – Изабелла оторвалась от работы. – Я надеюсь на мальчика – на то, что у меня будет сын.
– Потому что этого желает Фердинанд? – спросила Беатрис.
– Да, отчасти. Во всяком случае, сама я была бы рада и девочке.
– Но ведь у него уже есть один сын.
– Как ни огорчительно – больше, чем один, – поколебавшись, сказала Изабелла. – Во всяком случае, об одном его внебрачном сыне мне известно достоверно. Это нынешний архиепископ Сарагосский. Фердинанд его так обожает, что возвел в сан, когда тому исполнилось всего шесть лет от роду. И еще, я знаю, у него есть несколько дочерей.
– Ваше Величество, тут уж ничего не поделаешь. Почти у всех женатых мужчин есть внебрачные дети.
– Наверное, это глупо, но, когда Фердинанд в отъезде, мне всегда кажется, что он проводит время у одной из своих бесчисленных любовниц.
Беатрис осторожно взяла королеву за руку.
– Ваше Величество, позвольте вашей давней подруге сказать вам несколько слов напрямик, без обиняков.
– Сделай одолжение, Беатрис. Ты ведь знаешь, я ценю искренность.
– Ваше Величество, мои мысли часто возвращаются к тем временам, когда вы еще не были замужем. Тогда вы идеализировали Фердинанда, не видели в нем недостатков. Он казался вам доблестным воином, мудрым политиком, будущим примерным семьянином. Но идеальных людей не бывает, Ваше Величество.
– Ты права, Беатрис.
– И все же вы не ошиблись в нем. Сейчас у вас есть надежный помощник, умеющий управлять страной, у вас есть дети. А сколько королей мечтают об одном-единственном ребенке, но не могут зачать его? Подумайте об участи их жен, о несчастном уделе их подданных!
– Беатрис, дорогая моя, разговоры с тобой придают мне силы, уверенности в себе… Конечно, чего гневить Бога, я довольна своей судьбой. И, знаешь, если Он пошлет мне еще дочь, я не расстроюсь. Не стану слишком часто вспоминать, что я мечтала о сыне.
Изабелла улыбалась. Она решила на несколько месяцев отложить все дела и наслаждаться отдыхом в кругу семьи: больше времени проводить в детской, с сыном и дочерьми, чаще наведываться в классную комнату. Ей хотелось быть не королевой Кастилии, а просто матерью троих прелестных девочек и очаровательного мальчика. К тому же она готовилась к рождению еще одного ребенка.
Фердинанд вернулся из Арагона – как показалось Изабелле, с неохотой.
Впрочем, говорила она себе, нет ничего странного в том, что его мысли в первую очередь заняты Арагоном, а уж потом – Кастилией и семьей. Как-никак, там живут его подданные.
Лишь одно обстоятельство ее по-настоящему настораживало, и она сама удивлялась причине своего беспокойства. Обычно, вернувшись после долгой разлуки, он проявлял себя страстным любовником. Но это было только в первые годы брака. Увы, теперь она знала, чему обязана таким поведением супруга. Он любил новизну – во всем, в том числе и в постели.
Она не жаловалась – принимала его таким, каким он был.
Поднялся он рано, еще только за окном забрезжил рассвет. Казалось, его одолевала жажда деятельности.
Надев шитый золотом халат, он сел на край постели. Она молча наблюдала за ним.
Прошло несколько минут.
– Фердинанд, – наконец сказала она, – у тебя озабоченный вид. Не желаешь поведать мне о своих тревогах?
Он вздохнул.
– В тяжелое время живем мы с тобой, Изабелла. Каждый из нас правит королевством – своим, ради которого приходится пренебрегать интересами другого.
Изабелла нахмурилась.
– Что касается Кастилии, то здесь все идет к нашей победе, – уверенно произнесла она. – После пленения Боабдила у мавров не осталось никаких шансов выиграть войну.
– Гранада – крепкая держава. Раньше ее название навевало мне сравнение с гранатом: казалось, надави на него посильнее – сок и вытечет. Но вот мы его сжали со всех сторон, а он все не иссякает… А тем временем французы захватили две мои провинции – Русильон и Чердань. Изабелла вздрогнула.
– Фердинанд, мы не сможем вести войну на два фронта.
– Французам нужно преподать урок.
– Война против мавров – священная. Фердинанд насупился.
– Все равно, мне нужно вернуться в Арагон, – сказал он. Выражение его лица заставило Изабеллу задаться вопросом:
уж не ее ли он так торопился покинуть – чтобы провести время с какой-то другой женщиной, повидать детей, зачатых не на супружеском ложе, а в постели любовницы? Ей было тяжело вспоминать о его изменах. И все же, глядя на него, красивого и уверенного в себе, она как будто вновь услышала слова Беатрис. Она ведь и вправду мечтала о браке с ним. Молодой и обаятельный, он всегда выгодно отличался от других ее поклонников.
Нет, подумала она, он едет не к другой женщине и не к какой-то там побочной семье: ему нужно в Арагон. Он слишком умудрен в политике и слишком честолюбив, чтобы, поддавшись эмоциям, забыть о благоразумии.
Только нужды Арагона могли так быстро положить конец его пребыванию в Кастилии. Женщине это было бы не под силу.
Сама она всей душой желала нравиться ему. Порой ей даже хотелось изменить своим привычкам и обыкновениям – стать обольстительной и неотразимой, как его любовницы. Носить изысканные наряды, чаще улыбаться, для виду заигрывать с другими мужчинами. Она не давала воли этим мыслям.
Такая жизнь была не для нее. Королева Кастилии не могла пренебрегать своим долгом – тем более, в угоду плотским удовольствиям. Благополучие ее королевства было важнее, чем мимолетные забавы и соблазны.
Она подавила в себе желание взять его за руку и сказать: «Фердинанд, милый, люби только меня – меня одну… Ни одна другая женщина не сможет дать тебе того, что ты получишь от меня».
Ей вдруг вспомнилась библейская притча об искушениях Христа в пустыне. Она холодно произнесла:
– Ради священной войны против мавров мы должны прекратить все другие военные кампании.
Фердинанд встал с постели. Подойдя к окну, он молча уставился на первые лучи солнца, сверкавшие на городских крышах.
По его заложенным за спину подрагивающим рукам она догадалась, что он разозлился на нее.
Подобные сцены не были редкостью в их семейной жизни. Она вновь дала ему понять, что королева Кастилии имеет больше власти, чем король Арагона.
Дети радовались материнскому обществу: пожалуй, за исключением Хуаны. Та была слишком непоседлива и своенравна, ей не хотелось выполнять строгие требования Изабеллы, не хотелось подолгу простаивать на церковных службах, не хотелось признаваться исповеднику во всех своих грехах и проступках. Ее поведение тревожило взрослых.
Изабелла была на шестом месяце беременности, а во время беременности она старалась больше следить за собой – пусть даже в ущерб государственным делам.
«Как-никак, я мать четверых детей, – оправдывала она себя. – Когда-нибудь они станут правителями каких-нибудь европейских государств, поэтому я должна относиться к ним как к важной части моей жизни».
Продолжать с прежним размахом войну против мавров сейчас не было возможности: сначала предстояло увеличить и перевооружить армию. Этой работой Изабелла и намеревалась заняться после родов – но на ближайшие несколько месяцев посвятить себя материнским заботам.
– Видать, Аллах отвернулся от нас, – роптали люди. – Силы природы и звезды перестали нам покровительствовать. Уж не значит ли это, что пришел конец исламской империи?
Создавшееся положение Мули Абул Хасан обсудил со своим братом Эль Загалом.
– Нужно немедленно вызволить Боабдила из плена. Иначе в Гранаде может начаться еще одно восстание.
Эль Загал согласился с братом. Он тоже полагал, что возвращение Боабдила предотвратит беспорядки.
– Предложи Фердинанду выкуп, – сказал Эль Загал. – Предложи такой выкуп, от которого он не сможет отказаться.
– Я так и сделаю, – кивнул Абул Хасан.
Зорая разрывалась между яростью и тревогой. Ее сын оказался во вражеском плену! Его нужно немедленно освободить. Она злилась на Боабдила, показавшего себя таким никудышным воином. Ну ничего! Когда все образуется, она займется его воспитанием и сделает из него настоящего полководца.
Вот только нужно вернуть Боабдила на родину. Если он останется в плену, арабы забудут о том, что они провозгласили его своим султаном. Или, что еще хуже, вновь признают правителем Абул Хасана. Что тогда случится с Боабдилом? Какая несчастная судьба будет ждать его в христианском плену? И что случится с ней самой?
Узнав о выкупе, предложенном за Боабдила, она решила действовать. Ее сын не должен попасть в отцовские руки.
– Какую сумму предложил Абул Хасан? – спросила она. – Передайте Фердинанду, что я дам больше.
Фердинанд ликовал. Какая нежданная удача! Сам султан Боабдил попал в руки графа Кабрского, захваченный в плен его подчиненными!
«Ваше Величество, – гласила победная графская реляция, – Боабдил содержится под стражей в моем Баэнском замке. Здесь я оказываю ему почести, подобающие его титулу, и жду Ваших дальнейших указаний».
Фердинанд и Изабелла собрали королевских советников. Им предстояло решить судьбу Боабдила.
Изабелла знала, что Фердинанд намерен начать торг с Абул Хасаном и Зораей, предложившими выкуп за пленника.
Обратившись к совету, Фердинанд сказал, что интересы Испании требуют вернуть султана в обмен на деньги, которые пойдут на продолжение войны с неверными.
Советники возмутились. Как? Отдать такого ценного пленника и не получить ничего, кроме денег? Не противоречит ли это рыцарским правилам ведения войны?
Изабелла внимательно слушала их взволнованные выступления.
Маркиз де Кадис поднялся со своего места и сказал:
– Ваше Величество король, Ваше Величество королева, многоуважаемые господа советники! Позвольте напомнить, наша первоочередная задача – ослабить врага перед последним, решающим сражением. Поэтому сейчас мы должны подумать, где Боабдил принесет максимальную пользу Испании – здесь, в нашем плену, или в Гранаде, где его возвращение послужит поводом для новых беспорядков и раздоров среди мавританской знати.
– Он наш пленник! – последовал ответ. – Когда еще нам удавалось захватить самого султана? И на что способна арабская армия, лишенная предводителя?
Маркиз возразил:
– У арабов есть двое других предводителей: Абул Хасан и его брат Эль Загал. Оба они показали себя более достойными воинами, чем Боабдил.
Наконец слово взял Фердинанд, и Изабелла мысленно одобрила его проницательность.
– В создавшейся ситуации решение напрашивается само собой, – сказал он. – Если Боабдил останется у нас, в Гранаде скоро установится всеобщее согласие, восторжествует порядок. На трон вернется Абул Хасан, и его брат поможет ему собрать новую армию. Тогда больше не будет противостояния старого и нового правителей, поэтому арабы будут вынуждены подчиниться Хасану. Но устраивает ли нас гражданский мир в Гранаде? Не благоразумней ли мы поступим, если будем способствовать разжиганию междоусобицы в стане наших врагов?
В комнате все еще роптали. Изабелла встала со своего кресла и подняла руку.
– Король прав, Боабдила нужно отдать арабам. С его возвращением гражданская война в Гранаде вспыхнет с новой силой.
– А кроме того, за его освобождение нам предлагают солидный выкуп, – улыбнулся Фердинанд. – Если Абул Хасан не увеличит ставку, мы согласимся на деньги, которые нам дает Зорая. Да поможет нам Бог сокрушить наших врагов.
В конце концов, совет согласился на предложение Фердинанда, после чего королевская чета и несколько наиболее знатных советников выехали в замок Баэна – подписывать договор с Боабдилом.
Наконец встреча состоялась. Приведенный в просторный холл замка, Боабдил хотел встать на колени, но Фердинанд удержал его, коснувшись рукой плеча.
– Королям не положено преклонять колена – ни перед кем, даже перед другим королем, – сказал он.
Они сели в приготовленные для них кресла.
– Думаю, вам повезло с матерью, – вкрадчиво произнес Фердинанд. – Не всякая женщина так заботится о своем сыне, как она.
– Это верно, – сказал Боабдил.
– Она так усердно хлопотала за вас, что мы с королевой решили удовлетворить ее просьбу.
– Да воздастся вам за ваше милосердие, – пробормотал Боабдил. – Своим благородным поступком вы окажете честь мне и всему народу Гранады.
Фердинанд этого не отрицал.
– Если вы примете наши условия, то сразу после получения выкупа мы позволим вам вернуться на родину. Ведь вы сдержите те обещания, которые дадите нам, не так ли? Боабдил кивнул.
– Со своей стороны мы обещаем в течение двух лет не вести военные действия на той части Гранады, которую вы провозгласите своим доминионом.
– Благодарю вас, Ваше Величество, – сказал Боабдил. – Не сомневаюсь, мои подданные оценят вашу доброту.
– Что касается наших подданных, то они вправе требовать за вас репарацию, – все тем же вкрадчивым тоном продолжал Фердинанд. – Ведь вы захвачены в плен на поле битвы, поэтому мой народ не захочет отпускать вас просто так, за обычный выкуп.
– Ваш народ можно понять, – согласился Боабдил.
– Ну, а если так, то мы потребуем вернуть нам четыреста рабов из числа христиан, каким-либо образом оказавшихся на вашей территории. Разумеется, за них мы не дадим никакого выкупа.
– Хорошо, мы вернем вам четыреста ваших бывших подданных.
– И кроме того, вы будете ежегодно выплачивать дополнительные двенадцать тысяч золотых дублонов – лично мне и королеве.
Боабдил вздохнул. Он заранее знал, что Фердинанд потребует денежную компенсацию за свое милосердие. Сумма оказалась чересчур уж велика – но Боабдилу приходилось соглашаться на нее.
– И последнее. Мы желаем иметь право свободного прохода через вашу территорию – для ведения военных действий против вашего отца и дяди.
Боабдил опешил, не поверил своим ушам. Неужели Фердинанд предлагает ему изменить родине? Правда, он и сам хотел объявить войну отцу – однако выступить в ней на стороне христиан он не решался.
Фердинанд осторожно добавил:
– Приняв наши условия, вы выйдете на свободу. Однако для осуществления дальнейших переговоров о судьбе вашего королевства я буду вынужден оставить у себя заложниками вашего сына и детей некоторых ваших приближенных. Видя их у себя, я смогу быть уверенным в том, что вы будете добросовестно следовать всем вашим обещаниям.
Это требование повергло Боабдила в отчаяние. Он не согласился бы на него, если бы не сознавал настоятельную необходимость своего скорейшего освобождения. Поколебавшись, он принял все условия, которые поставил ему Фердинанд.
Вскоре выкуп был уплачен, и Боабдил вернулся в Гранаду – сломленный, униженный и понимавший свою нынешнюю зависимость от Фердинанда. Сейчас он больше всего на свете жалел о том, что поддался на уговоры матери и не выступил против христиан на стороне отца.
Перед отъездом в Арагон Фердинанд прощался с Изабеллой.
Успехи, достигнутые в борьбе против мавров, Изабеллу не радовали. Ей хотелось начать более решительные боевые действия, но на серьезную военную кампанию в казне не хватало средств.
– Как всегда! – выслушав ее сетования, воскликнул Фердинанд. – Вечно у нас нет денег – ни на что, даже на священную войну с неверными!
Изабелла тяжело вздохнула. Сейчас она не укоряла Фердинанда за его постоянную озабоченность денежными вопросами – хотя и не принимала упрека, который услышала в его словах. Фердинанд уже не первый раз выражал недовольство ее упорным нежеланием воспользоваться предоставленной ей возможностью и пополнить королевскую казну новыми поступлениями. Но ведь она твердо решила, что в ее правление не будет ни несправедливости, ни мздоимства, ни подкупов. Могла ли она принимать деньги за отказ от правосудия – пусть ситуация благоприятствовала решающему наступлению на мавров, а средств на ведение войны по-прежнему не было? Она боялась, что Господь отвернется от нее, если она поступится принципами.
– На что мы сейчас можем рассчитывать? – не унимался Фердинанд. – Да, мы можем разбить часть их армии, можем взять десяток крепостей, спалить пару городов, поджечь пастбища и посевы – но и только-то! Без сильной, хорошо снаряженной армии решающей победы мы не добьемся.
– Средства для армии найдутся, – сказала Изабелла. – Не сомневайся.
– Да – но когда? Боюсь, к тому времени мы утратим стратегическое преимущество перед неприятелем.
– Пусть так. Если это произойдет, мы вновь добьемся перевеса. Наша победа угодна Господу Богу, а уж Он-то найдет возможность сделать нас правителями христианской Испании.
– Ага! Вот кто за нас порадеет – нам останется только почивать на лаврах, да?
– Увы, сейчас у нас нет средств на ведение войны.
– Так надо их отыскать, черт возьми! Изабелла примирительно улыбнулась.
– Когда пробьет наш час, Господь и все святые будут с нами, – сказала она. – К тому же сейчас ты нужен у себя, в Арагоне – как же ты можешь думать о немедленном походе на Гранаду?
Фердинанд с досадой поморщился. Несговорчивость супруги была ему не по душе, и он все чаще возлагал на нее всю вину за их неспособность продолжать военные действия.
Что касается Изабеллы, то она не сомневалась в своей правоте. Что бы ни говорил Фердинанд, ей следовало поступать по совести, в согласии со своими высокими замыслами – иначе она бы лишилась чести и достоинства, потеряла бы веру в себя. Бог лишь до тех пор будет с ней, думала она, пока ее поступки будут угодны Ему и закону справедливости, который Он завещал людям.
Впрочем, сейчас ее волновал еще один вопрос, а именно: сказать ли Фердинанду, что она снова ждет ребенка? Времени прошло не так уж много – надежды могли и не оправдаться, а ведь он мечтал о втором сыне. И, кроме того, среди ее четверых детей был только один мальчик, поэтому пятый ребенок вполне мог оказаться девочкой.
Изабелла решила держать свой секрет при себе до тех пор, пока Фердинанд и Торквемада не вернутся из Арагона. Оттуда стали поступать донесения об участившихся случаях ереси, и Торквемада горел желанием расправиться с тамошними еретиками теми же методами, которые он с успехом применял в Кастилии. Собственно, Торквемада и настоял на немедленной поездке в Барселону.
– Может быть, Господь желает видеть у себя на Небе истерзанные души грешников, оскверняющих твою родину, Фердинанд, – сказала она. – Если так, то после твоего визита в Арагон Он поможет нам одержать скорейшую победу над маврами.
– Может быть, может быть, – согласился Фердинанд. – Ну, прощай, дорогая супруга. Мне пора в дорогу.
Напоследок он еще раз обнял ее. Прижимаясь к нему, она вновь гадала о том, куда он направится в первую очередь – в Барселону или к матери того мальчика, которого так безумно любил, что возвел его, шестилетнего ребенка, в сан архиепископа?
В то лето Изабелла нашла возможность принять у себя Беатрис де Бобадиллу.
– Какая странная закономерность! – улыбнулась она. – Почему-то получается так, что только во время беременности я могу видеть своих друзей и семью.
– Ваше Величество, когда священная война с нехристями закончится, у вас появится больше свободного времени, и мы будем чаще наслаждаться вашим обществом.
– Ах, Беатрис! Надеюсь, этого времени осталось недолго ждать. Инквизиторы сейчас усердствуют по всей Кастилии – значит, за одну часть моих планов я могу не беспокоиться. Пожалуйста, принеси алтарное покрывало, над которым я работала вчера. Будем совмещать приятное с полезным: разговаривать и трудиться на благо церкви.
Беатрис послала служанку за рукоделием. Когда покрывало принесли, они устроились поудобней и склонились над ним.
Изабелла сосредоточенно вышивала цветной узор. Работа помогала ей отвлечься от повседневных обязанностей, успокаивала нервы.
– Как дела в Арагоне? – спросила Беатрис. Изабелла нахмурилась.
– Говорят, там многие сопротивляются инквизиции, – не отводя взгляда от полотна, сказала она. – Но Фердинанд и Торквемада наведут порядок в Арагоне, в этом я не сомневаюсь. Скоро святой трибунал там будет действовать так же эффективно, как в Кастилии.
– В Арагоне новых христиан больше, чем здесь, Ваше Величество.
– Да, и я полагаю, что все они тайно совершают гнусные еврейские ритуалы – человеческие жертвоприношения, надругательства над святой католической церковью… Иначе с чего бы им бояться инквизиции?
Беатрис пробормотала:
– Еще бы им не бояться, если в случае обвинения в ереси ни один из них не сможет доказать свою невиновность.
– Не понимаю! – воскликнула Изабелла. – Если они не совершали преступлений, то почему же это невозможно доказать?
– Потому что под пытками человеку не до правдивых показаний, Ваше Величество, – он готов оклеветать самого себя, лишь бы прекратились его мучения. Возможно, они боятся не столько инквизиции, сколько самих себя.
– Если они сразу скажут правду и назовут имена сообщников, то в пытках уже не будет необходимости. Поэтому я надеюсь, что трудности, с которыми инквизиторы встретятся в Арагоне, будут преодолены еще быстрее, чем неприятности, поджидавшие их в Севилье. Помнишь, как быстро им удалось раскрыть заговор Диего Сусана?
– Помню, Ваше Величество.
– Вместе с Торквемадой в Арагон поехали двое людей, на которых можно положиться. Я говорю об Арбуэзе и Джугларе.
– Будем надеяться, что они не переусердствуют – по крайней мере, в первые дни, – спокойно сказала Беатрис. – Арагонцам нужно дать время, чтобы они привыкли к тем суровым требованиям, которые им предъявит святой трибунал.
– Едва ли это возможно – переусердствовать в служении вере, – твердо возразила Изабелла.
Беатрис подумала, что поступит мудро, если переменит тему разговора. Помолчав, она справилась о здоровье инфанты Изабеллы.
Королева вздохнула.
– Признаться, я очень беспокоюсь за нее, Беатрис. Слишком уж часто она болеет. Да и не только она… Пожалуй, самым крепким, физически здоровым членом нашей семьи оказалась наша малышка Мария – ты не находишь, Беатрис?
– По-моему, у Марии такое же превосходное здоровье, как у Хуана и Хуаны. Что касается Изабеллы, то она и впрямь частенько простужается – но, думаю, с годами это пройдет.
– Ах, Беатрис!.. – Изабелла оторвалась от работы. – Я надеюсь на мальчика – на то, что у меня будет сын.
– Потому что этого желает Фердинанд? – спросила Беатрис.
– Да, отчасти. Во всяком случае, сама я была бы рада и девочке.
– Но ведь у него уже есть один сын.
– Как ни огорчительно – больше, чем один, – поколебавшись, сказала Изабелла. – Во всяком случае, об одном его внебрачном сыне мне известно достоверно. Это нынешний архиепископ Сарагосский. Фердинанд его так обожает, что возвел в сан, когда тому исполнилось всего шесть лет от роду. И еще, я знаю, у него есть несколько дочерей.
– Ваше Величество, тут уж ничего не поделаешь. Почти у всех женатых мужчин есть внебрачные дети.
– Наверное, это глупо, но, когда Фердинанд в отъезде, мне всегда кажется, что он проводит время у одной из своих бесчисленных любовниц.
Беатрис осторожно взяла королеву за руку.
– Ваше Величество, позвольте вашей давней подруге сказать вам несколько слов напрямик, без обиняков.
– Сделай одолжение, Беатрис. Ты ведь знаешь, я ценю искренность.
– Ваше Величество, мои мысли часто возвращаются к тем временам, когда вы еще не были замужем. Тогда вы идеализировали Фердинанда, не видели в нем недостатков. Он казался вам доблестным воином, мудрым политиком, будущим примерным семьянином. Но идеальных людей не бывает, Ваше Величество.
– Ты права, Беатрис.
– И все же вы не ошиблись в нем. Сейчас у вас есть надежный помощник, умеющий управлять страной, у вас есть дети. А сколько королей мечтают об одном-единственном ребенке, но не могут зачать его? Подумайте об участи их жен, о несчастном уделе их подданных!
– Беатрис, дорогая моя, разговоры с тобой придают мне силы, уверенности в себе… Конечно, чего гневить Бога, я довольна своей судьбой. И, знаешь, если Он пошлет мне еще дочь, я не расстроюсь. Не стану слишком часто вспоминать, что я мечтала о сыне.
Изабелла улыбалась. Она решила на несколько месяцев отложить все дела и наслаждаться отдыхом в кругу семьи: больше времени проводить в детской, с сыном и дочерьми, чаще наведываться в классную комнату. Ей хотелось быть не королевой Кастилии, а просто матерью троих прелестных девочек и очаровательного мальчика. К тому же она готовилась к рождению еще одного ребенка.
Фердинанд вернулся из Арагона – как показалось Изабелле, с неохотой.
Впрочем, говорила она себе, нет ничего странного в том, что его мысли в первую очередь заняты Арагоном, а уж потом – Кастилией и семьей. Как-никак, там живут его подданные.
Лишь одно обстоятельство ее по-настоящему настораживало, и она сама удивлялась причине своего беспокойства. Обычно, вернувшись после долгой разлуки, он проявлял себя страстным любовником. Но это было только в первые годы брака. Увы, теперь она знала, чему обязана таким поведением супруга. Он любил новизну – во всем, в том числе и в постели.
Она не жаловалась – принимала его таким, каким он был.
Поднялся он рано, еще только за окном забрезжил рассвет. Казалось, его одолевала жажда деятельности.
Надев шитый золотом халат, он сел на край постели. Она молча наблюдала за ним.
Прошло несколько минут.
– Фердинанд, – наконец сказала она, – у тебя озабоченный вид. Не желаешь поведать мне о своих тревогах?
Он вздохнул.
– В тяжелое время живем мы с тобой, Изабелла. Каждый из нас правит королевством – своим, ради которого приходится пренебрегать интересами другого.
Изабелла нахмурилась.
– Что касается Кастилии, то здесь все идет к нашей победе, – уверенно произнесла она. – После пленения Боабдила у мавров не осталось никаких шансов выиграть войну.
– Гранада – крепкая держава. Раньше ее название навевало мне сравнение с гранатом: казалось, надави на него посильнее – сок и вытечет. Но вот мы его сжали со всех сторон, а он все не иссякает… А тем временем французы захватили две мои провинции – Русильон и Чердань. Изабелла вздрогнула.
– Фердинанд, мы не сможем вести войну на два фронта.
– Французам нужно преподать урок.
– Война против мавров – священная. Фердинанд насупился.
– Все равно, мне нужно вернуться в Арагон, – сказал он. Выражение его лица заставило Изабеллу задаться вопросом:
уж не ее ли он так торопился покинуть – чтобы провести время с какой-то другой женщиной, повидать детей, зачатых не на супружеском ложе, а в постели любовницы? Ей было тяжело вспоминать о его изменах. И все же, глядя на него, красивого и уверенного в себе, она как будто вновь услышала слова Беатрис. Она ведь и вправду мечтала о браке с ним. Молодой и обаятельный, он всегда выгодно отличался от других ее поклонников.
Нет, подумала она, он едет не к другой женщине и не к какой-то там побочной семье: ему нужно в Арагон. Он слишком умудрен в политике и слишком честолюбив, чтобы, поддавшись эмоциям, забыть о благоразумии.
Только нужды Арагона могли так быстро положить конец его пребыванию в Кастилии. Женщине это было бы не под силу.
Сама она всей душой желала нравиться ему. Порой ей даже хотелось изменить своим привычкам и обыкновениям – стать обольстительной и неотразимой, как его любовницы. Носить изысканные наряды, чаще улыбаться, для виду заигрывать с другими мужчинами. Она не давала воли этим мыслям.
Такая жизнь была не для нее. Королева Кастилии не могла пренебрегать своим долгом – тем более, в угоду плотским удовольствиям. Благополучие ее королевства было важнее, чем мимолетные забавы и соблазны.
Она подавила в себе желание взять его за руку и сказать: «Фердинанд, милый, люби только меня – меня одну… Ни одна другая женщина не сможет дать тебе того, что ты получишь от меня».
Ей вдруг вспомнилась библейская притча об искушениях Христа в пустыне. Она холодно произнесла:
– Ради священной войны против мавров мы должны прекратить все другие военные кампании.
Фердинанд встал с постели. Подойдя к окну, он молча уставился на первые лучи солнца, сверкавшие на городских крышах.
По его заложенным за спину подрагивающим рукам она догадалась, что он разозлился на нее.
Подобные сцены не были редкостью в их семейной жизни. Она вновь дала ему понять, что королева Кастилии имеет больше власти, чем король Арагона.
Дети радовались материнскому обществу: пожалуй, за исключением Хуаны. Та была слишком непоседлива и своенравна, ей не хотелось выполнять строгие требования Изабеллы, не хотелось подолгу простаивать на церковных службах, не хотелось признаваться исповеднику во всех своих грехах и проступках. Ее поведение тревожило взрослых.
Изабелла была на шестом месяце беременности, а во время беременности она старалась больше следить за собой – пусть даже в ущерб государственным делам.
«Как-никак, я мать четверых детей, – оправдывала она себя. – Когда-нибудь они станут правителями каких-нибудь европейских государств, поэтому я должна относиться к ним как к важной части моей жизни».
Продолжать с прежним размахом войну против мавров сейчас не было возможности: сначала предстояло увеличить и перевооружить армию. Этой работой Изабелла и намеревалась заняться после родов – но на ближайшие несколько месяцев посвятить себя материнским заботам.