Генрих замолк, потеряв сознание. Ни уксус, ни розовая вода не привели его в чувство.
   Париж из столицы радости превратился в город траура. Люди, стоя возле Ле Турнель, ждали новостей. Доктора обработали рану, они поили короля отваром из ревеня и ромашки, пускали ему кровь, но не могли спасти жизнь Генриха.
   Через несколько дней мучения короля прекратились; он находился без сознания, и никому не удавалось вывести его из этого состояния.
   Королева в отчаянии шагала по своим покоям; к ней привели детей; она обняла их по очереди и отправила назад, чтобы поплакать в одиночестве.
   Дорогой мой, думала королева. Все эти годы Диана отнимала тебя у меня; неужели теперь тебя заберет смерть?
   Как жестока жизнь! Катрин видела, как стареет Диана, она верила, что придет ее день. Но сейчас смерть угрожала забрать Генриха. Катрин знала, что это произойдет. Лежа на кровати, она видела перед собой Генриха, каким он был в день их знакомства - застенчивым, грустным, юным, готовым ненавидеть ее; она вспоминала, как он приходил к ней по указанию Дианы, думала о долго скрываемой страсти, о надежде, расцветавшей и угасавшей в эти мучительные годы.
   Кем была для него Диана?
   Катрин внезапно горестно засмеялась; она стиснула свои длинные белые пальцы.
   Мадам, подумала она, вы были для него всем. Теперь вы потеряли все.
   Люди, желавшие ободрить Катрин, приносили ей вести. "Королю немного лучше. Похоже, он спит". Лучше? Интуиция подсказывала ей, что он не поправится.
   Она послала Диане записку, выдержанную в надменном тоне. Герцогине приказывалось немедленно вернуть все королевские бриллианты и подарки, преподнесенные ей Генрихом. "Я хорошо помню каждую вещь, - написала Катрин, - так что не вздумайте что-нибудь утаить".
   Получив это послание, Диана подняла свое печальное лицо, посмотрела на гонца и горестно улыбнулась. Она поняла, что никогда не знала по-настоящему королеву. Кое-кто из придворных называл ее Мадам Змея; теперь Диана осознала, что эти люди лучше разобрались в характере Катрин де Медичи.
   - Что, король уже умер, коль со мной так обращаются? - спросила она.
   - Нет, мадам, - ответили ей, - но, похоже, он проживет недолго.
   Поднявшись, Диана высокомерно произнесла:
   - Пока в нем остается хоть капля жизни, я хочу, чтобы мои враги знали: я не боюсь их и не собираюсь подчиняться им. Но я не захочу пережить его; все несчастья, которые они жаждут обрушить на мою голову, покажутся мне пустяком в сравнении с потерей моего короля. Поэтому, жив он или мертв, я не боюсь своих недругов.
   Когда эти слова были переданы Катрин, она поняла, что Диана одержала над ней очередную победу. Любовь снова толкнула королеву на опрометчивый поступок.
   Она отдалась своему горю. Она потеряет Генриха навсегда! Не сможет больше ревновать, видя, как он, наклонив голову, слушает Диану. В ее жизни не будет другого мужчины. Вместе с Генрихом умрет любовь; ее страсть будет погребена одновременно с королем.
   Мария Стюарт, оплакивавшая тестя, не могла скрыть блеск предвкушения в своих глазах. Через несколько дней она станет королевой Франции. Юного Франциска, горячо любившего своего отца, теперь обхаживали де Гизы; умная Мария подготавливала его к новой роли так умело, что возбуждение вытесняло из души мальчика скорбь.
   Теперь Францией будут править де Гизы, а не королева-мать! - подумала Катрин и осознала, что власть для нее была почти столь же желанна, как и любовь короля. Она никогда не забудет то, что сделала Мария Стюарт.
   Она снова заплакала.
   Генрих, вернись ко мне. Дай мне шанс. Диана стареет, а я еще сравнительно молода. Я никогда не знала любви мужчины; если ты покинешь меня сейчас, я никогда не узнаю ее.
   По дворцу пронесся слух: "Королева потеряла от горя рассудок".
   Забальзамированное тело короля положили в свинцовый гроб, который в торжественной и скорбной обстановке перенесли в Нотр-Дам, а оттуда - в Сент-Дени. В траурном шествии приняла участие вся знать страны.
   Церемонией руководил кардинал Лоррен; он произнес прощальную речь; гроб опустили в усыпальницу.
   Монморанси переломил свой фельдмаршальский жезл и бросил его части на гроб; четыре высокопоставленных лица сделали то же самое. Это была трогательная сцена.
   - Король умер. Да здравствует король Франциск! - прокричал герольд.
   Пение труб известило об окончании церемонии. Король Генрих лежал в могиле; королем Франции стал болезненный Франциск, лицо которого было покрыто следами оспы.
   Стены и полы покоев Катрин были убраны черной тканью. Кровать и алтарь тоже находились под мрачным саваном. В комнате горели две восковые свечи; сама Катрин была закутана с головы до пят в черную вуаль, под которой виднелось простое черное платье.
   Она действительно была вне себя от горя. Оно обрушилось на нее так внезапно. Катрин предчувствовала беду, но не думала, что это будет смерть Генриха.
   Она безумно любила его; теперь ей не осталось ничего, кроме возможности отомстить.
   Диана! Око за око, зуб за зуб.
   Почти тридцать лет, мадам, я испытывала унижение. Видела вас сквозь дыру с мужчиной, которого желала. Лионцы целовали сначала вашу руку, а потом мою. Я слышала как вас называли королевой Франции, хотя этот титул принадлежит мне. Мадам, всему этому пришел конец. Ваш день истек; из горечи и страданий родился мой день.
   Она поднялась с кровати и подошла к столу, отперла тайный ящик.
   Пусть смерть Дианы будет долгой, мучительной. Агония станет расплатой за годы унижений королевы.
   - Я уже начала нравиться ему, - прошептала она. - Он гордился мною после Сент-Квентина. Он приходил на собрания моего Круга. Со временем я бы отвоевала его у стареющей вдовы. А теперь я потеряла все... мне осталось только мстить.
   Диана сказала, что она не боится врагов, что любые несчастья кажутся ей пустяком в сравнении с потерей Генриха. Может быть, сохранив ей жизнь, она накажет ее сильнее всего; если Диана внезапно умрет от ада, люди скажут: "Это сделала королева-мать".
   О, если бы она, Катрин, действовала более расчетливо в дни своей страсти, она бы давно завоевала сердце мужа. Но любовь сделала ее слабой. Теперь, потеряв любовь, она обрела способность планировать свои шаги с осторожностью.
   Она бросилась на кровать и зарыдала. Ее фрейлины решили, что она обезумела от горя; они послали к ней того, кто, по их мнению, мог утешить королеву.
   Маленький Генрих смотрел на нее изумленными глазами; она распростерла свои объятия, и он бросился в них. Она обхватила руками голову мальчика и поцеловала его. Затем улыбнулась - ей осталось кого любить.
   У нее были этот мальчик - еще один Генрих - и Франция. Она надеялась обрести власть, как когда-то - любовь мужа.
   Диана правила страной посредством мужа Катрин. Почему бы Катрин не править Францией через своих сыновей?
   Слезы потекли по ее бледным щекам; мальчик вытащил из кармана надушенный носовой платок и вытер их, стоя на коленях перед матерью.
   Видам де Шартр имел самоуверенный вид, однако он был нежен с королевой-матерью.
   Катрин появлялась при дворе в глубоком трауре - она горевала, но не теряла хитрости, казалась охваченной меланхолией, но все замечала.
   Она сдержала свои намерения в отношении Дианы. Не подходила к ящику с ядами. Она понимала, что изгнание страшнее смерти для женщины, так долго блиставшей при дворе. Пусть она вернет подарки и драгоценности, отдаст королеве замок Шенонсо и получит взамен Шомон, который Катрин всегда считала приносящим несчастья. После этого Диана может удалиться в Ане. Королева-мать не должна забывать, что Диана связана узами родства с де Гизами; несмотря на то что после смерти короля она не могла быть им полезна, они не хотели видеть ее отравленной. Более того, эта семья демонстрировала большое уважение к Катрин, которая из-за молодости Франциска практически была регентом, и, не колеблясь, обвинила бы ее, если бы их некогда могущественная родственница внезапно умерла при загадочных обстоятельствах.
   Катрин обрела утешение в своем горе, занявшись разработкой планов относительно ее отавного будущего. Она присматривалась к людям, думая о том, как использовать их для своего возвышения; она стремилась теперь не к любви, а к власти.
   Ее главными врагами были де Гизы; они собирались править страной посредством юной королевской четы.
   Катрин с улыбкой смотрела на галантного Видама; она использовала его, чтобы пробудить ревность короля, но позже решила, что он больше не может быть полезен ей. Она ошиблась: Видам был Бурбоном, а Бурбоны всегда враждовали с де Гизами.
   Почему бы королеве-матери не заключить тайный союз с домом Бурбонов, направленный против дома де Гизов? Если де Гизы потеряют влияние, никто не будет стоять между молодой королевской четой и королевой-матерью. Что касается Марии Стюарт, то она еще ребенок; Катрин справится с ней в отсутствие коварных родственников шотландки.
   Она позволила Видаму тайно навестить ее и поделилась с ним некоторыми своими планами.
   - Я хочу, - сказала Катрин, - чтобы вы доставили мое письмо принцу Конде.
   Глаза Видама стали задумчивыми - Конде был главой дома Бурбонов. Он понял, что означает просьба Катрин.
   - Ради вас я готов на все, - заявил он, поцеловав руку Катрин, - и, служа вам, буду надеяться на награду.
   - У королев не просят наград, месье, - ответила Катрин.
   - Мадам, я прошу не королеву, а женщину.
   Она улыбнулась; в ее улыбке таилось обещание. Катрин с нетерпением ждала, когда он вернется с ответом.
   Но к ней пришел не Видам.
   Паж сообщил Катрин, что герцог де Гиз просит немедленно принять его; она разрешила привести к ней посетителя.
   Дверь открылась и тотчас захлопнулась за герцогом; пламя свечей дрогнуло на сквозняке. Катрин увидела перед собой самоуверенного, мужественного де Гиза; на его обезображенном шрамом лице блуждала улыбка.
   - Я прошу Ваше Величество извинить меня за вторжение, - сказал он. Но... мы узнали о предательстве.
   Она спокойно, изучающе посмотрела на герцога. Ее лицо оставалось бесстрастным.
   - Видам де Шартр арестован.
   - Да? Почему?
   - При нем были обнаружены бумаги, свидетельствующие об измене.
   - Какие бумаги?
   - Письмо принцу Конде.
   - Заговор? - сказала Катрин.
   - Боюсь, да. Его отправят в Бастилию.
   - Я не отдавала подобного приказа, - надменно заявила она.
   Меченый низко поклонился.
   - Мадам, вас решили не беспокоить. У меня есть ордер на его арест, подписанный королем.
   Катрин кивнула.
   Она потерпела поражение. Она поняла, что ее борьба с де Гизами будет такой же тяжелой и долгой, как борьба с Дианой. Завоевать власть не легче, чем завоевать любовь.
   Искусно изменив свою внешность и закутавшись в плащ, Катрин поспешила по улицам Парижа к мрачному зданию Бастилии.
   Она выбрала сумерки для этого визита; ей было важно остаться неузнанной. Взглянув на темные башни и бойницы с пушками, Катрин вздрогнула.
   Человек в плаще, сливавшийся со стеной, шагнул к ней; услышав почтительный голос, она поняла, что ее уже ждали.
   - Мадам, все готово.
   Он провел ее через маленькую дверь в темный коридор; они поднялись по лестнице и оказались в новом коридоре. Катрин ощущала запахи тюрьмы - тут пахло сыростью, плесенью, потом, кровью, смертью.
   Под ней находились ужасные темницы, где люди боролись за свою жизнь с крысами; в непосредственной близости от Катрин располагались карцеры, обитатели которых мерзли зимой и задыхались от жары летом; низкие потолки не позволяли людям стоять в полный рост. Где-то рядом была камера для допросов с пристрастием, где мужчины и женщины знакомились с "испанским сапогом" и водяной пыткой. Но Видам де Шартр, имевший влиятельных друзей, попал в сравнительно комфортабельное помещение; он заявил, что королева-мать является его близким другом.
   Завтра Видама отпустят на свободу; именно поэтому Катрин организовала этот визит.
   Ее проводник остановился перед массивной дверью; он отпер сначала ее, потом другую дверь, находившуюся за первой.
   - Войдите, мадам, - сказал мужчина. - Я подожду снаружи. Вам не следует оставаться здесь более пятнадцати минут. Сюда может прийти надсмотрщик; ваше присутствие будет трудно объяснить.
   - Я понимаю, - сказала Катрин.
   Она вошла в камеру; Видам встал. Он быстро приблизился к Катрин и поцеловал ее руку.
   Тусклый свет, пробивавшийся сквозь узкое зарешеченное окно, падал на лицо узника. Катрин пристально посмотрела на Видама. Три месяца, проведенные в тюрьме, изменили облик этого человека.
   - Как хорошо, что вы пришли... Катрин, - сказал он.
   Она чуть вздрогнула, услышав, что Видам обратился к ней по имени, но он не заметил этого.
   - Завтра вас освободят, - сказала она.
   - Завтра!
   В его голосе зазвенела истерическая радость.
   - И этого добились вы... моя королева.
   Он упал на колени, снова взял ее руку; Катрин почувствовала, что слезы Видама окропили ее кожу.
   Ну и наглец! Он имел большой успех у женщин и считал себя неотразимым сердцеедом; он не понял, что Катрин де Медичи не была обычной женщиной. Он не мог догадываться о том, что она использовала его для пробуждения ревности в своем муже, что теперь, когда он не справился с простой доставкой письма своему могущественному родственнику, он стал не нужен Катрин, что его освобождение было очередным ходом де Гизов, решивших последить за ним на воле и снова поймать на чем-нибудь - возможно, вместе с сообщниками; он не подозревал, что королева-мать меньше всего желает его выхода из тюрьмы.
   Она отступила назад, прислонилась к холодной каменной стене.
   - Как вы проникли сюда? - шепотом спросил он.
   - У меня много верных друзей.
   - Да, - медленно прошептал он. - Да. Понимаю.
   - Когда вас выпустят, за вами будут следить, - быстро произнесла она. - Вам следует покинуть Францию.
   Он приблизился к ней, и она ощутила щекой его дыхание.
   - Покинуть Францию! Вас... Я не в силах поступить так, хоть это и ваша просьба.
   - Это будет мудрым поступком, - сказала она.
   Катрин услышала, как он резко втянул в себя воздух.
   - Вы хотите избавиться от меня?
   В его голосе звучало отчаяние; он ни за что не хотел уезжать. Был согласен рисковать собой. Почему нет? Он обладал честолюбием. Был психологически не готов к изгнанию.
   - Вы окажетесь под подозрением, - сказала она. - За вами установят наблюдение.
   - Надеюсь, вы не считаете, что я боюсь опасности?
   - Я думаю, что вам следует уехать. Отправляйтесь в Италию.
   - Я чувствую, что моя жизнь здесь... рядом с вами... в служении вам...
   Она снова прижалась к стене, но он опять приблизился к Катрин.
   - Тут необходимо многое сделать, - сказал Видам. - Король молод, и он - ваш сын. Маленькая королева... она еще ребенок. Вы и я... с помощью других людей... мы можем натравить протестантов на этих выскочек де Гизов. У меня есть новости. Я не сидел тут без дела. Я разрабатывал планы. Протестанты рвутся в бой. Они лишь ждут появления вождя.
   - И вы станете этим вождем? - спросила она бесстрастным тоном.
   - Вы, Катрин, - регент Франции. Вы должны править этой страной.
   - А вы... будете работать на меня... служить мне... как бы ни была велика опасность?
   - Я всегда буду служить только вам. Не отсылайте меня прочь. Двор видел нашу крепкую и нежную дружбу. Катрин, люди связывают наши имена. Я мог бы рассказать многие секреты...
   Она засмеялась.
   - Мы всего лишь друзья, и не более того.
   - Кто в это поверит? Вы видите, как я предан вам. Вы должны ради сохранения своего лица оставить меня рядом с вами. Клянусь, я так сильно влюблен в вас, что пойду на все ради того, чтобы находиться рядом с вами.
   - Теперь послушайте меня, - сказала Катрин, - я не могу здесь задерживаться. Завтра вас выпустят на свободу. Мы встретимся, но тайно. Поверьте мне, шпионы де Гиза будут следить за вами. Приходите, если сможете, в это же время в дом братьев Руджери. Знаете его! Он стоит у реки.
   - В это же время, - повторил он и добавил: - Да, я знаю их дом.
   - Я буду ждать; мы побеседуем о будущем за бокалом хорошего итальянского вина.
   Он хотел поцеловать ее в губы, но она протянула ему руку.
   Он склонился над ней; Катрин повернулась и быстро вышла из камеры.
   Катрин сидела в своей комнате. Она попросила, чтобы ее оставили одну. Посмотрев в зеркало, она увидела полнеющую женщину, которая не отличалась красотой даже в молодости; у нее были грубоватые черты лица, бледная кожа, хитрый рот и сверкающие черные глаза.
   Это был важный день ее жизни. Прошло три месяца с тех пор, как она потеряла любимого человека, но эта трагедия уже была позади. Она должна смотреть в будущее. Вчера вечером, в сумерках, она посетила дом у реки; там она встретилась с честолюбивым молодым человеком, желавшим стать ее любовником. Этот Видам де Шартр имел большие планы.
   Она говорила с ним спокойно, доброжелательно, с нежностью в голосе; они пили вино.
   Они обсуждали пути устранения могущественных де Гизов. Они договорились встретиться снова этой ночью.
   На хитрых губах появилась улыбка; Катрин поняла, что душевная боль притупилась. Ей предстояло сделать так много. Она посмотрела на шкаф, стоящий в углу комнаты. Только она одна знала его секреты. В нем хранилась смерть для врагов Катрин де Медичи.
   Много лет она планировала убийство Дианы, но сейчас была спокойна. Катрин видела, что убивать Диану бессмысленно. Пополняя все эти годы содержимое шкафа, она думала об убийстве; сейчас убийство стало частью ее жизни, средством, всегда находившимся под рукой, ждавшим момента, когда оно сможет послужить ей.
   Она не была так счастлива, как могла бы быть, если бы Генрих любил ее, но она испытывала прилив сил. Знала, что ее ждет серьезная битва.
   Она даст бой де Гизам, казавшимся всемогущими. На троне находился болезненный Франциск. Как долго он сможет прожить? Затем придет черед Карла. Он был еще мальчиком, его воспитание контролировалось матерью. Она найдет ему гувернера-итальянца. В ее сознании мелькнуло одно лицо. Да она знала, кого она пригласит на эту роль; Карл привыкнет к образу жизни, который кое-кто называл ненормальным. Он не отличался большой физической силой, был капризным... но поддающимся влиянию. Она не хотела, чтобы Карл женился, однако, если это произойдет, он не должен заводить детей. Пока на троне будет Карл, его мать сможет править страной. После Карла настанет очередь ее любимого Генриха, который будет счастлив служить матери, как и она - ему.
   Власть манила Катрин; ей придется бороться за нее, призвав на помощь весь ум и коварство Медичи, двигаясь окольными путями. Она овладела этим искусством за годы унижений. Она предвкушала такую борьбу.
   Мадаленна постучала в дверь.
   - Войди.
   Глаза Мадаленны были широко раскрытыми, лицо - бледным.
   - Ты хочешь что-то сообщить мне?
   - Ужасные новости, мадам.
   - Какие?
   - Видам де Шартр был вчера выпущен из Бастилии.
   - Разве это ужасная новость?
   - Мадам... вы не дослушали. Он умер... этой ночью. Он ходил в город... и, вернувшись, сильно заболел. Он умер в полночь.
   Мадаленна испуганно смотрела на свою госпожу, которая поднесла платок к глазам.
   - Мадам, - пробормотала Мадаленна, - я хочу выразить мое глубокое сочувствие.
   Катрин ответила, не отнимая платок от лица:
   - Ты можешь идти, Мадаленна. Оставь меня... оставь меня...
   Когда дверь захлопнулась за Мадаленной, Катрин заткнула себе рот платком, чтобы сдержать сотрясавший ее смех.
   Сочувствие Мадаленны! Возможно, и другие обитатели дворца пожалеют женщину, потерявшую, по их мнению, любовника.
   Бедняга Видам, подумала она. Это - конец твоего флирта с королевой, а также блестящей карьеры, которую ты запланировал для себя. Ты стал первым человеком, узнавшим, сколь неразумно игнорировать желания Катрин де Медичи.
   Она испытывала приятное возбуждение. Мысли об убийстве долго преследовали ее; теперь она подчинила их себе. Она многое поняла. Будущее, блестящее и славное, ждало ее; она могла добиться желаемого. Она долго была жертвой своих чувств - страстной, импульсивной, совершавшей ошибки. Влюбленной.
   Но теперь она была свободна. Влюбленная Катрин де Медичи умерла.