Страница:
- Я часто думаю, что человек совершает ошибку, пытаясь узнать слишком много о других людях.
- Это очень глубокомысленное высказывание! - заметил Ланс.
Так мы подшучивали друг над другом.
Я провела ночь в восхитительной комнате. В камине горел огонь, и, едва коснувшись мягкой постели, я провалилась в глубокий сон.
Меня разбудила служанка, которая принесла горячей воды. Было еще темно, но она сказала, что сэр Ланс просил меня быть готовой к отъезду, как только станет светлее.
Странно, но я почувствовала сожаление, что мое приключение почти закончилось. Я все еще находилась под впечатлением всего происшедшего и только-только начинала понимать, как меня радуют дни, проведенные с Лансом.
Мы оставили уютный дом на Альбемарл-стрит и двинулись на юго-восток. По пути были две остановки, причем последняя - в историческом городке Кентербери. До Эверсли оставался день пути.
Везде, где бы мы ни проезжали, любой завязываемый нами с кем-либо разговор, обязательно сводился к теме восстания шевалье Святого Георга, или Претендента, как его чаще называли.
В воздухе носился страх перед новой войной. Мне было очень тревожно, когда я думала, что если дело действительно кончится войной, то Дикон будет по одну сторону, а моя семья - по другую.
Ланс выглядел немного подавленным, когда мы выехали из Кентербери.
Я спросила его: не думает ли он о том мученике, который был умерщвлен в соборе? Или это судьба святого Томаса занимает его ум и насылает меланхолию?
- Нет! - воскликнул он. - Должен признаться, я о нем почти не думал. Вы, разумеется, знаете, что есть только одна причина моей грусти - скорая разлука с вами.
Я так счастлива была услышать это от него, что засмеялась от удовольствия; но потом я вспомнила Дикона, и мне стало стыдно.
- Вы привыкли говорить то, что люди хотят от вас услышать, - сказала я.
- Неплохая привычка, согласитесь.
- Если вы действительно так считаете...
- Уверяю вас, я говорю сущую правду, когда утверждаю, что редко радовался чему-нибудь в своей жизни больше, чем нашей маленькой прогулке. Благодарю вас, дорогая Кларисса, что удостоился такого счастья.
- Чепуха! Вы же знаете, что это я должна вас благодарить, - ответила я. Боюсь, я была скучной компанией.
- Конечно, нет. Несмотря на все, что случилось, я надеялся, что вы получили удовольствие от нашей поездки.
- Я была счастлива, насколько это возможно, принимая во внимание все происходящее и то, как я беспокоюсь.
Дальше мы ехали молча. Думаю, мы оба были немного взволнованы.
В тот же день мы приехали в Эндерби.
Дамарис удивилась, когда поняла, кто приехал. Она затискала меня, а потом я попала в руки Джереми.
- О, Кларисса.., мы так волновались.., так тревожились.., вся эта ситуация!
Демон прыгал вокруг, и меня радовало, что Ланс ему сразу понравился.
Я должна была увидеть Сабрину, которая подросла, пока я отсутствовала; в Эверсли-корт и в Довер-хаус были посланы письма, и мы ожидали приезда всех родственников в Эндерби. Это было целое событие.
Ланс остался на ночь; все члены семьи благодарили его за то, что он благополучно доставил меня домой. Они были потрясены моей историей, которую я подробно им рассказала, умолчав, конечно, о нашей с Диконом любви.
- Бога надо благодарить за этого Дикона, - сказала Дамарис. - О, дорогая моя, какой опасности ты подвергалась!
- Проклятые якобиты, - ворчал прадедушка Карлтон. - Я бы всех их перевешал. А этого Претендента.., веревка - это для него слишком хорошо.
Итак, я опять очутилась в своей семье, и казалось даже странным, что я вновь сплю в своей кровати.
Наступило Рождество. Дамарис постоянно повторяла, как она рада, что я успела приехать к празднику. Кроме того, не то сейчас время, чтобы путешествовать по стране. Могла бы начаться гражданская война, которая обернулась бы настоящим бедствием, и все из-за того, что какие-то люди хотят посадить этого Претендента на трон.
Дамарис не сомневалась, что преданная королю армия, которой командовал дядя Карл, скоро положит конец всей этой чепухе - но сначала все-таки будут неприятности.
Жанна была счастлива, что я вернулась. Она плакала и приговаривала надо мной:
- О, Кларисса, с тобой все время что-нибудь случается; такая уж у тебя судьба! Тебя тайком увозят из Англии и привозят во Францию; ты живешь в великолепном доме, потом в подвале. Оттуда тебя увозят домой... О, как я счастлива, что ты опять с нами! "Рождество! - говорила я. - Что за Рождество без маленькой Клариссы!" У меня есть малютка Сабрина.., да, у меня есть маленькая. Но к тебе у меня какое-то особое чувство... Понимаешь, - она показала на сердце, - что-то здесь есть,.
- Жанна, я всегда буду любить тебя! - торжественно пообещала я.
И мы обе заплакали.
Я не могла всем сердцем отдаться праздничному веселью, потому что постоянно думала о том, где Дикон и услышу ли я что-нибудь о нем. Кое-какие новости доходили до нас о Претенденте. Он покинул Барле-Дюк, где жил в последнее время, ибо его уже не принимали при французском дворе, и, переодевшись слугой, поехал в Сен-Мало, где пытался сесть на корабль, отплывающий в Шотландию. Это ему не удалось, и в середине декабря он направился в Дюнкерк. С помощью сопровождавших его членов свиты ему удалось найти корабль, который согласился доставить его в Шотландию, и за три дня до Рождества он высадился в Питерхезе.
Эти новости наполнили меня тревогой: я не сомневалась, что произойдет жестокая схватка, а значит, Дикон будет в самой гуще ее.
Дни проходили, не принося новостей. Семья была поражена, узнав, что у меня есть единокровная сестра. Эту тему они не хотели обсуждать открыто; они сожалели о том, что мои родители не были женаты, и считали позором то, что у Хессенфилда была еще одна незаконная дочь.
Я очень много думала о тех днях в Париже, когда Эмма, наверно, жила недалеко от меня, и самым лучшим способом вспомнить их были разговоры с Жанной. Естественно, о нашей жизни там она помнила значительно больше, чем я. Я задавала ей множество вопросов и почувствовала, будто снова вернулась туда.
Я заставила ее рассказать о нашей жизни в отеле.
- Ты слышала когда-нибудь об Эмме и ее матери?
- Никогда, - твердо ответила она. - Никогда.., никогда. Милорд всегда был с твоей матерью, когда находился в Париже. То и дело он уезжал куда-то, и все это в страшной тайне. Он ездил из Парижа ко двору в Сен-Жермен и обратно в Париж. Но я никогда не слышала о других женщинах.
- Ты уверена, Жанна? Жанна энергично закивала. Вспоминая, она закрыла глаза и подняла голову к потолку.
- Я все очень хорошо помню, - сказала она. - Я помню Ивонн, Софи, Армана.., это кучер. Была еще Жермен.., уж больно она нос задирала, важничала. Жермен считала, что ей там не место, что она должна быть госпожой в карете, а не служанкой в таком доме. Потом был Кло, он чистил ботинки и каминные решетки, когда ему приказывали. Славный мальчик, всегда улыбался. Потом там была Клодин, такая же, как Жермен, только менее кичливая. О, я их всех хорошо помню. Однажды, когда милорд и леди Хессенфилд уехали в Сен-Жермен, Жермен оделась в платье миледи. Мы очень смеялись. Она так хорошо представляла. Одно только плохо: ей не хотелось его снимать.., не хотелось снова идти работать.
- Я в то время была там?
- Ты могла быть с милордом и миледи или в детской.
- Я никого не помню, кроме тебя, Жанна.
- Мой Бог! Ты же была совсем младенцем. Я брала тебя с собой иногда.., в аптеку, например, купить что-нибудь для миледи, что-нибудь с нежным запахом.., или к перчаточникам за новыми перчатками. Небольшие поручения, вроде этих. Я помню, однажды утром мимо нас проехала карета - какой-то молодой любовник, преследующий карету своей любовницы, - и тебя забрызгало грязью. Мне пришлось пойти к чистильщику на углу улицы, чтобы он почистил тебя щеткой. Не могла же я привести тебя домой в таком виде, и надо было немедленно счистить грязь, иначе она въелась бы в твою одежду...
- Когда ты рассказываешь, Жанна, я все так ясно вижу.
- Очень многое лучше бы забыть. Мы через все это прошли, правда? Я часто думаю: что стало с Жермен? У нее был любовник, которым она гордилась. Он жил где-то на Левом берегу. Я помню, однажды она осталась с ним на ночь. Кло впустил ее рано утром. Монсеньор Бонтон ничего не узнал. Ты помнишь монсеньера Бонтона? Можно сказать, он руководил нами всеми. Он считался одним из лучших поваров в Париже. Говорили, что сам король хотел бы взять его к себе на кухню. Вероятно, это была пустая болтовня. Но мы все его боялись. Он имел над нами власть. Одно его слово - и нас могли уволить...
- Жанна, мне кажется диким, что существовала эта женщина, мать Эммы.
- Наверно, к тому времени он уже порвал с ней.
- Нет, вряд ли. У нее было его письмо, в котором он писал, что хотел бы, чтобы об Эмме позаботились. Очевидно, он виделся с ней.
- Кто знает этих мужчин? У самых лучших из них есть свои тайны, и часто эта тайна - женщина. Это ведь мужчины, моя маленькая! Не надо удивляться тому, что они делают.
Думаю, Жанна была права, но мне трудно было с этим смириться.
С приходом Нового года начали очень много говорить о Претенденте. Он должен был короноваться в Скоуне, и якобиты уговаривали своих женщин пожертвовать драгоценности, чтобы сделать для него корону.
Но это были только слухи. В распространяемых памфлетах Яков изображался подобным Богу - высокий, красивый, благородный, энергичный, готовый завоевать то, что по поводу принадлежало ему. Но в действительности все было по-другому. В нем не было обаяния; он не умел привлечь на свою сторону простого человека; он не умел вести беседу; более того, он был меланхоликом, более готовым принять поражение, чем вдохновить на победу.
Правда заключалась в том, что он не обладал качествами лидера. Граф Map, являвшийся истинным вдохновителем этого восстания, напрасно старался пробудить в нем способности, необходимые для успеха предприятия. Но это было безнадежно, и даже Map понял, что он втянут в гиблое дело. Единственными, кто был готов поддержать Якова, оставались шотландские горцы. Вскоре стало ясно, что разумнее всего было отступить, пока возможно, и ждать удобного случая, чтобы вновь подняться.
Верные королю Георгу войска были на марше, и Якову оставалось одно возвращаться во Францию.
В Монтрозе он и граф Map сели на судно и поплыли в Нормандию, прижимаясь к берегу, пока не дошли до Грейвлайнс где сошли на берег. Это было десятого февраля. Все было кончено.
- Слава Богу, - сказала Присцилла. - Будем надеяться, что они больше никогда не предпримут такую безрассудную экспедицию.
- Теперь все позади, - откликнулась Дамарис.
Увы, это было еще не все. Имелось много пленных, и вряд ли они могли рассчитывать на снисхождение. Надо было дать всем хороший урок.
Много пленных привезли в Лондон для вынесения приговора. Я места себе не находила от тревоги.
Вернулся домой дядя Карл. Он сказал, что немного побудет здесь, раз эта небольшая неприятность на севере кончилась.
- Твой приятель Френшоу среди пленников, - сообщил он мне. - Казни ему не избежать. У Хессенфилда тоже неприятности. Господи, Кларисса, ты ведь была в самом сердце заговора.
- Слава Богу, она уехала оттуда, - сказала Дама-рис.
Я очень хотела знать, что случилось с Диконом, а также тревожилась и о дяде Хессенфилде, которого успела полюбить.
Приехал Ланс. Он сказал, что хочет встретиться со мной.
Они долго разговаривали с дядей Карлом, и именно Лансу пришлось сообщить мне ужасную новость.
Он пригласил меня прогуляться с ним по саду. Для февраля погода была необычно теплая, в воздухе уже пахло весной.
Скоро я узнала, почему он приехал.
- Кларисса, - сказал Ланс, - это печальные новости, но я думаю, вы должны знать. Я прошептала:
- Это о Диконе, да?
- Он здесь, в Лондоне. Я затаила дыхание.
- Можно мне... Ланс покачал головой.
- Он один из пленных. Его взяли вместе с его дядей. Им не на что надеяться. Все они будут осуждены как изменники.
- Но ведь он молод и...
- Он был достаточно взрослым, чтобы бороться с войском короля.
Я схватила его за руку и умоляюще посмотрела на него.
- Что-то можно.., и нужно сделать. Вспомните, он спас мне жизнь.
- Я помню это. Если бы я мог помочь чем-то, то сделал бы. Но все они обречены. Нельзя, чтобы люди, совершившие преступление против короля, избежали наказания.
- Но Дикон совсем не такой!
- Я знаю, что для вас, Кларисса, Дикон не такой. Но не для судей Его Величества. Я колебался, говорить ли вам о том, что произошло.., или ничего не говорить.
- Нет, нет! Я хочу все знать о нем! Ланс, вы можете отвезти меня к нему?
- Это абсолютно невозможно.
- Но вы можете что-нибудь сделать? Ланс закусил губу, словно в раздумье, и надежды мои воскресли.
- Ланс! - воскликнула я. - Вы можете помочь! Я это знаю. Если кто и может что-нибудь сделать, так это вы.
- Не переоценивайте моих возможностей. Я ничего не могу сделать. Ваш дядя Карл занимает высокое положение в армии...
- Я попрошу его! - закричала я, - Он сейчас здесь.
- Но пусть он не подумает...
- Что вы имеете в виду?
- Было бы хорошо, если бы вы дали понять, что хотите спасти жизнь этого молодого человека из благодарности, за то, что он спас вашу. Если ваш дядя Карл поймет, что в этом присутствует, как он выражается, "романтическая чепуха", ему не очень-то захочется спасать Дикона. Самое последнее, чего может желать Карл или любой из вашей семьи, - это союз с семьей опальных якобитов. Может быть, лучше мне одному поговорить с ним?
- Нет, я хочу быть там.
- Хорошо, - сказал Ланс, - но будьте осторожны. Дядя Карл внимательно выслушал меня.
- Понимаешь, дядя, - сказала я, обуздывая свои эмоции, - он спас мне жизнь. Поэтому мы должны что-то сделать для него.
- Это истинная правда, - присоединился ко мне Ланс. - Вы можете что-нибудь сделать?
- В данный момент вряд ли, - ответил дядя.
- Но стоит попытаться, - настаивал Ланс.
- Для этого надо ехать в Лондон.
- Я поеду с вами, - сказал Ланс.
В тот момент я любила Ланса. Мое дело он сделал своим. Он понимал, что я чувствую, и был на моей стороне. Его поддержка наполнила меня оптимизмом.
- Мы могли бы отправиться завтра же. Их еще ждет справедливый суд.
- Ваше слово может иметь большой вес. В конце концов, он же всего лишь мальчик.
- Сомневаюсь, что это примут во внимание, - сказал дядя Карл. - Кто достаточно взрослый, чтобы сражаться, тот достаточно взрослый, чтобы понести наказание за измену королю.
- Но можно ведь попытаться, - сказал Ланс. Я видела, что дядя Карл считал наше дело безнадежным, и хотя Дикон спас меня, он не хотел ехать в Лондон ради него. Но Ланс убедил дядю. В Лансе было что-то хорошее и доброе. Я поняла это, когда он заступился за пассажиров дилижанса, которым грозили отказать в ужине. Он мог поставить себя на место других и принять их точку зрения. Это редкий дар, и большинство людей, обладающих им, слишком эгоистичны, чтобы что-то с этим делать.
На следующее утро Ланс и дядя Карл уехали в Лондон. Я очень хотела поехать с ними, но Ланс сказал, что без меня они доберутся быстрее, а им нужно попасть в Лондон до суда.
Мне хотелось бы забыть дни после их отъезда - самые несчастные дни в моей жизни.
Меня мучил страх, потому что по виду Ланса я понимала, что надежды почти не было. Каждый день я ожидала новостей. Я не могла есть, не могла спать. Дамарис беспокоилась обо мне.
- Дорогая, Кларисса, - сказала она, - ты не должна так изводить себя. Да, он спас тебя, но ведь потом вернулся обратно, чтобы сражаться вместе с теми...
- Он считал это правильным! - закричала я. - Неужели ты не понимаешь, что значит верить во что-нибудь?
Я нигде не находила покоя и целую неделю была в отчаянии.
- Ты заболеешь, если будешь так вести себя, - сказала Дамарис.
Наконец приехал Ланс; дядю Карла задержали в Лондоне неотложные дела. Я сразу увидела по лицу Ланса, что дела плохи.
- Ланс! - воскликнула я, бросившись к нему. Несколько мгновений Ланс крепко обнимал меня. Потом я высвободилась и посмотрела ему в глаза.
- Скажите мне, - умоляла я. - Скажите правду.
- Его не казнят. Нам удалось избежать этого.
- О, Ланс, благодарю вас.., благодарю вас!
- Но... - он помедлил, и я почувствовала, что сойду с ума от ожидания. Его отправляют в Вирджинию.
- Отправляют! Ланс кивнул.
- Сейчас он уже на пути в колонию, которая находится там. С ним еще несколько человек. Его молодость и то, что удалось сделать Карлу, спасли ему жизнь.
- Но он уехал.., в Вирджинию. Это же многие мили по морю!
- Да, далеко, - согласился Ланс.
- И надолго?
- На четырнадцать лет.
- Четырнадцать лет! Я буду уже старухой...
- О нет, нет, - успокоил Ланс.
- Боюсь, я его больше никогда не увижу, - тихо сказала я.
Ланс печально смотрел на меня.
- Но зато мы спасли ему жизнь, - сказал он.
СВАДЬБА
Стоял жаркий июньский день. Завтра утром моя свадьба. Я пыталась заглянуть в будущее и повторяла себе: все будет хорошо. Это лучшее, что могло случиться. Все довольны. Все уверены, что я буду счастлива. Наверно, они правы.
Прошло уже больше трех лет, как Дикона сослали в Вирджинию, но иногда я ощущала, что он все еще со мной. В эти недели перед свадьбой он мне снился. Я ясно видела его, помнила каждую черточку его лица, когда он прощался со мной; мне казалось, что его глаза были полны упрека.
Мы были детьми, говорила я себе, и встретились при таких странных обстоятельствах. Вполне естественно, что между нами возникли такие отношения. Собственно говоря, мы знали друг друга - совсем не так, как я знала Ланса.
За последние три года Ланс часто приезжал в Эверсли, и когда мне стало ясно, что он приезжал, чтобы увидеть меня, не скрою, я была польщена. Я ожидала его визитов. Он привозил небольшие подарки из Лондона или из другой части страны, в которой ему приходилось бывать. Мы очень много смеялись, ездили верхом, и семья смотрела на нас с растущим одобрением. И наконец это наступило - он сделал мне предложение.
Я отказала ему. Разве я могла выйти за кого-то замуж, если я ждала Дикона? Он приедет за мной, говорила я себе, и когда он приедет, я должна быть готова.
Семья была разочарована. Все уже решили, что Ланс - идеальная партия для меня. Он был старше меня, но, по мнению Дамарис, мне и нужен был зрелый мужчина. Его материальное положение было превосходным; он обладал приятным нравом и был прекрасным собеседником; его одобрял сам дядя Карл, и поэтому ему всегда были рады в Эверсли.
Дамарис пыталась убедить меня еще раз обдумать его предложение. Арабелла намекнула, что было бы хорошо, если бы мы поженились; дядя Карл заметил, что мы будем идеальной парой; и даже прадедушка Карлтон сказал, что не видит ничего плохого в молодом человеке.
Ланс, казалось, спокойнее всех принял мой отказ. Он продолжал приезжать и дал понять, что ему все равно доставляет удовольствие мое общество. Это меня устраивало, потому что теперь я знала, как было бы мне плохо, если бы его дружба и визиты прекратились.
Он сказал мне, что понимает мое отношение к Дикону. Это почти сверхъестественное проникновение в мысли других людей было самой привлекательной гранью характера Ланса. Он был терпелив, мягок, нежен, и создавалось впечатление, что хоть он и не собирается беспокоить меня своими домогательствами, но все же уверен, что в конце концов все будет хорошо.
Однажды я поехала в Лондон вместе с Дамарис и Джереми. Это получилось случайно. Джереми нужно было по делам в Лондон, и Дамарис предложила, а почему бы нам не сопровождать его? Мы приехали к вечеру и сразу же отправились в наш фамильный дом.
На следующее утро я встала рано и вдруг решила, что было бы забавно нанести ранний визит Лансу. Он, конечно, рад будет увидеть меня и узнать, что мы несколько дней пробудем в Лондоне...
Я наняла портшез, чтобы добраться до дома на Альбемарл-стрит. Было только десять часов утра. Я любила лондонские улицы; мне доставляло удовольствие путешествовать по ним в портшезе. Все было так красочно. Я восхищалась портшезами наподобие моего, в которых несли даже в этот ранний час элегантно одетых леди и джентльменов. Можно было познакомиться с последними модами, которые демонстрировали эти накрашенные и напудренные леди и джентльмены в париках. Один-два раза встречные господа в своих креслах пристально посмотрели на меня, и я отпрянула, стараясь спрятаться от них вглубь портшеза, потому что ощущала себя провинциалкой. Яркий контраст с этими блестящими пассажирами составляли нищие и уличные торговцы. Все это меня завораживало; шум стоял невообразимый. Продавцы газет дули в свои жестяные трубы, чтобы известить о том, что у них в продаже есть "Газетт" или какая-нибудь другая газета; мастера по ремонту кузнечных мехов и точильщики ножей сидели на корточках на булыжной мостовой, занимаясь своим делом и то и дело криком зазывая клиентов; булочник продавал свои пироги, стоя рядом с молочницей.
Я улыбалась, думая о том, как обрадуется Ланс, когда увидит меня. Добравшись до его двери, я попросила носильщика подождать, чтобы он доставил меня домой в том случае: если Ланса нет дома.
Я постучала в дверь, и лощеный лакей Ланса открыл ее.
- Здравствуй, Томас, - сказала я. - Это визит без предупреждения.
Он смотрел на меня, словно не веря своим глазам. Первый раз я видела его в замешательстве. Конечно, он хорошо знал меня, потому что мы часто навещали дом на Альбемарл-стрит.
- Сэр Ланс дома? - спросила я. Томас замешкался с ответом, что было странно, так как такого с ним прежде не случалось.
- О да, госпожа Кларисса, но... Я вошла внутрь.
- Я рада, что он дома. Я была бы разочарована, если бы его не оказалось. Пойду и найду его. Это будет сюрприз.
Томас вытянул вперед руки, словно пытаясь удержать меня, но я прошла мимо него, посмеиваясь и представляя лицо Ланса, когда он увидит меня.
Я открыла дверь столовой, ожидая увидеть его за завтраком, но его там не было.
- Госпожа.., нельзя! - Томас стоял за моей спиной.
Я не обратила на него внимания и быстро поднялась по лестнице, перепрыгивая через ступеньку.
Наверно, он еще спит. Я его поддразню, лентяя эдакого. Конечно, мне не стоит идти в его спальню:
Дамарис не одобрила бы этого, но ведь между нами особые отношения. Я не соблюдаю условностей, но Ланс сам часто говорил, что условности предназначаются для прозаичных людей, а индивидуальности отбрасывают их, когда это целесообразно. И вот сейчас я их отбрасывала.
Я подошла к двери его спальни. Томас тяжело дышал позади меня. Я постучалась в дверь.
- Войдите, - откликнулся женский голос. Я открыла дверь. За туалетным столиком сидела дама в пеньюаре, расчесывая длинные черные волосы.
- Поставь поднос там, - сказала она, не поворачивая головы.
Я стояла как вкопанная. Что делает эта женщина в спальне Ланса?
Потом появился и сам Ланс. Я смотрела на него в изумлении. На нем были светлые бриджи, и он был по пояс голый.
- Я уже готов к завтраку, дорогая, а ты? - сказал он и вдруг застыл, увидев меня.
Залившись краской, я повернулась и выбежала из комнаты, чуть не сбив Томаса, который стоял, замерев от ужаса. Спускаясь по лестнице, я слышала как Ланс звал меня:
- Кларисса, Кларисса, вернитесь.
Я ничего не хотела слышать, выбежала из дому и бросилась к портшезу, который, слава Богу, ждал меня.
Теперь я уже не замечала ярких улиц и не слышала хриплых выкриков уличных продавцов. Я видела только Ланса и женщину в его спальне. Ланса.., который просил моей руки.
"Больше не хочу его видеть", - с жаром говорила я себе, чувствуя себя очень несчастной.
Ланс, конечно, не оставил дела так. Он пришел ко мне днем. Я сказала, что у меня болит голова, и отказалась выйти из комнаты. Но он настаивал, пока я не вышла к нему.
- Я хочу объясниться, - сказал он.
- Все и так ясно, - резко ответила я.
- Да, конечно, - уныло согласился он.
- Эта женщина.., кто она?
- Мой очень близкий друг.
- О, как вы бесстыдны!
- Дорогая Кларисса, вы очень молоды. Да, вы сделали правильный вывод. Эльвира Верной моя любовница и является таковой уже некоторое время.
- Ваша любовница! Но вы же просили моей руки.
- А вы отвергли меня. Неужели вы отказываете мне в праве утешиться?
- Я не понимаю вас.
- В мире есть еще очень много такого, что вам предстоит узнать, Кларисса.
- Мне уже очень многое о вас известно! Что если люди узнают...
- Дорогая моя, очень многие знают. В такой ситуации нет ничего ужасного или необычного. Это дружеское соглашение. Эльвира и я хорошо подходим друг к другу.
- Тогда почему вы не женитесь на ней?
- Это не тот род отношений.
- А мне показалось, именно тот... О, как я хорошо сделала, что отказала вам. Если бы...
- Если бы вы согласились выйти за меня замуж? Тогда я прекратил бы всякие отношения с Эльвирой и начал свою жизнь как респектабельный женатый человек.
- Вы такой.., находчивый.
- Послушайте, Кларисса, в какой-то мере мне нравится Эльвира, но я хочу жениться на ней не более, чем она выйти за меня. Мы просто нравимся друг другу. Но вас я люблю и хочу жениться на вас. Вы должны мне поверить.
- Я не верю вам и не желаю вас больше видеть.
Я считаю это.., ужасным и думаю, у вас уже было множество любовниц.
- Некоторое количество, - согласился Ланс.
- Тогда возвращайтесь к ним и оставьте меня в покое. Как хорошо, что я избежала всего этого.
- Значит, все-таки вы думали обо мне?
- Это очень глубокомысленное высказывание! - заметил Ланс.
Так мы подшучивали друг над другом.
Я провела ночь в восхитительной комнате. В камине горел огонь, и, едва коснувшись мягкой постели, я провалилась в глубокий сон.
Меня разбудила служанка, которая принесла горячей воды. Было еще темно, но она сказала, что сэр Ланс просил меня быть готовой к отъезду, как только станет светлее.
Странно, но я почувствовала сожаление, что мое приключение почти закончилось. Я все еще находилась под впечатлением всего происшедшего и только-только начинала понимать, как меня радуют дни, проведенные с Лансом.
Мы оставили уютный дом на Альбемарл-стрит и двинулись на юго-восток. По пути были две остановки, причем последняя - в историческом городке Кентербери. До Эверсли оставался день пути.
Везде, где бы мы ни проезжали, любой завязываемый нами с кем-либо разговор, обязательно сводился к теме восстания шевалье Святого Георга, или Претендента, как его чаще называли.
В воздухе носился страх перед новой войной. Мне было очень тревожно, когда я думала, что если дело действительно кончится войной, то Дикон будет по одну сторону, а моя семья - по другую.
Ланс выглядел немного подавленным, когда мы выехали из Кентербери.
Я спросила его: не думает ли он о том мученике, который был умерщвлен в соборе? Или это судьба святого Томаса занимает его ум и насылает меланхолию?
- Нет! - воскликнул он. - Должен признаться, я о нем почти не думал. Вы, разумеется, знаете, что есть только одна причина моей грусти - скорая разлука с вами.
Я так счастлива была услышать это от него, что засмеялась от удовольствия; но потом я вспомнила Дикона, и мне стало стыдно.
- Вы привыкли говорить то, что люди хотят от вас услышать, - сказала я.
- Неплохая привычка, согласитесь.
- Если вы действительно так считаете...
- Уверяю вас, я говорю сущую правду, когда утверждаю, что редко радовался чему-нибудь в своей жизни больше, чем нашей маленькой прогулке. Благодарю вас, дорогая Кларисса, что удостоился такого счастья.
- Чепуха! Вы же знаете, что это я должна вас благодарить, - ответила я. Боюсь, я была скучной компанией.
- Конечно, нет. Несмотря на все, что случилось, я надеялся, что вы получили удовольствие от нашей поездки.
- Я была счастлива, насколько это возможно, принимая во внимание все происходящее и то, как я беспокоюсь.
Дальше мы ехали молча. Думаю, мы оба были немного взволнованы.
В тот же день мы приехали в Эндерби.
Дамарис удивилась, когда поняла, кто приехал. Она затискала меня, а потом я попала в руки Джереми.
- О, Кларисса.., мы так волновались.., так тревожились.., вся эта ситуация!
Демон прыгал вокруг, и меня радовало, что Ланс ему сразу понравился.
Я должна была увидеть Сабрину, которая подросла, пока я отсутствовала; в Эверсли-корт и в Довер-хаус были посланы письма, и мы ожидали приезда всех родственников в Эндерби. Это было целое событие.
Ланс остался на ночь; все члены семьи благодарили его за то, что он благополучно доставил меня домой. Они были потрясены моей историей, которую я подробно им рассказала, умолчав, конечно, о нашей с Диконом любви.
- Бога надо благодарить за этого Дикона, - сказала Дамарис. - О, дорогая моя, какой опасности ты подвергалась!
- Проклятые якобиты, - ворчал прадедушка Карлтон. - Я бы всех их перевешал. А этого Претендента.., веревка - это для него слишком хорошо.
Итак, я опять очутилась в своей семье, и казалось даже странным, что я вновь сплю в своей кровати.
Наступило Рождество. Дамарис постоянно повторяла, как она рада, что я успела приехать к празднику. Кроме того, не то сейчас время, чтобы путешествовать по стране. Могла бы начаться гражданская война, которая обернулась бы настоящим бедствием, и все из-за того, что какие-то люди хотят посадить этого Претендента на трон.
Дамарис не сомневалась, что преданная королю армия, которой командовал дядя Карл, скоро положит конец всей этой чепухе - но сначала все-таки будут неприятности.
Жанна была счастлива, что я вернулась. Она плакала и приговаривала надо мной:
- О, Кларисса, с тобой все время что-нибудь случается; такая уж у тебя судьба! Тебя тайком увозят из Англии и привозят во Францию; ты живешь в великолепном доме, потом в подвале. Оттуда тебя увозят домой... О, как я счастлива, что ты опять с нами! "Рождество! - говорила я. - Что за Рождество без маленькой Клариссы!" У меня есть малютка Сабрина.., да, у меня есть маленькая. Но к тебе у меня какое-то особое чувство... Понимаешь, - она показала на сердце, - что-то здесь есть,.
- Жанна, я всегда буду любить тебя! - торжественно пообещала я.
И мы обе заплакали.
Я не могла всем сердцем отдаться праздничному веселью, потому что постоянно думала о том, где Дикон и услышу ли я что-нибудь о нем. Кое-какие новости доходили до нас о Претенденте. Он покинул Барле-Дюк, где жил в последнее время, ибо его уже не принимали при французском дворе, и, переодевшись слугой, поехал в Сен-Мало, где пытался сесть на корабль, отплывающий в Шотландию. Это ему не удалось, и в середине декабря он направился в Дюнкерк. С помощью сопровождавших его членов свиты ему удалось найти корабль, который согласился доставить его в Шотландию, и за три дня до Рождества он высадился в Питерхезе.
Эти новости наполнили меня тревогой: я не сомневалась, что произойдет жестокая схватка, а значит, Дикон будет в самой гуще ее.
Дни проходили, не принося новостей. Семья была поражена, узнав, что у меня есть единокровная сестра. Эту тему они не хотели обсуждать открыто; они сожалели о том, что мои родители не были женаты, и считали позором то, что у Хессенфилда была еще одна незаконная дочь.
Я очень много думала о тех днях в Париже, когда Эмма, наверно, жила недалеко от меня, и самым лучшим способом вспомнить их были разговоры с Жанной. Естественно, о нашей жизни там она помнила значительно больше, чем я. Я задавала ей множество вопросов и почувствовала, будто снова вернулась туда.
Я заставила ее рассказать о нашей жизни в отеле.
- Ты слышала когда-нибудь об Эмме и ее матери?
- Никогда, - твердо ответила она. - Никогда.., никогда. Милорд всегда был с твоей матерью, когда находился в Париже. То и дело он уезжал куда-то, и все это в страшной тайне. Он ездил из Парижа ко двору в Сен-Жермен и обратно в Париж. Но я никогда не слышала о других женщинах.
- Ты уверена, Жанна? Жанна энергично закивала. Вспоминая, она закрыла глаза и подняла голову к потолку.
- Я все очень хорошо помню, - сказала она. - Я помню Ивонн, Софи, Армана.., это кучер. Была еще Жермен.., уж больно она нос задирала, важничала. Жермен считала, что ей там не место, что она должна быть госпожой в карете, а не служанкой в таком доме. Потом был Кло, он чистил ботинки и каминные решетки, когда ему приказывали. Славный мальчик, всегда улыбался. Потом там была Клодин, такая же, как Жермен, только менее кичливая. О, я их всех хорошо помню. Однажды, когда милорд и леди Хессенфилд уехали в Сен-Жермен, Жермен оделась в платье миледи. Мы очень смеялись. Она так хорошо представляла. Одно только плохо: ей не хотелось его снимать.., не хотелось снова идти работать.
- Я в то время была там?
- Ты могла быть с милордом и миледи или в детской.
- Я никого не помню, кроме тебя, Жанна.
- Мой Бог! Ты же была совсем младенцем. Я брала тебя с собой иногда.., в аптеку, например, купить что-нибудь для миледи, что-нибудь с нежным запахом.., или к перчаточникам за новыми перчатками. Небольшие поручения, вроде этих. Я помню, однажды утром мимо нас проехала карета - какой-то молодой любовник, преследующий карету своей любовницы, - и тебя забрызгало грязью. Мне пришлось пойти к чистильщику на углу улицы, чтобы он почистил тебя щеткой. Не могла же я привести тебя домой в таком виде, и надо было немедленно счистить грязь, иначе она въелась бы в твою одежду...
- Когда ты рассказываешь, Жанна, я все так ясно вижу.
- Очень многое лучше бы забыть. Мы через все это прошли, правда? Я часто думаю: что стало с Жермен? У нее был любовник, которым она гордилась. Он жил где-то на Левом берегу. Я помню, однажды она осталась с ним на ночь. Кло впустил ее рано утром. Монсеньор Бонтон ничего не узнал. Ты помнишь монсеньера Бонтона? Можно сказать, он руководил нами всеми. Он считался одним из лучших поваров в Париже. Говорили, что сам король хотел бы взять его к себе на кухню. Вероятно, это была пустая болтовня. Но мы все его боялись. Он имел над нами власть. Одно его слово - и нас могли уволить...
- Жанна, мне кажется диким, что существовала эта женщина, мать Эммы.
- Наверно, к тому времени он уже порвал с ней.
- Нет, вряд ли. У нее было его письмо, в котором он писал, что хотел бы, чтобы об Эмме позаботились. Очевидно, он виделся с ней.
- Кто знает этих мужчин? У самых лучших из них есть свои тайны, и часто эта тайна - женщина. Это ведь мужчины, моя маленькая! Не надо удивляться тому, что они делают.
Думаю, Жанна была права, но мне трудно было с этим смириться.
С приходом Нового года начали очень много говорить о Претенденте. Он должен был короноваться в Скоуне, и якобиты уговаривали своих женщин пожертвовать драгоценности, чтобы сделать для него корону.
Но это были только слухи. В распространяемых памфлетах Яков изображался подобным Богу - высокий, красивый, благородный, энергичный, готовый завоевать то, что по поводу принадлежало ему. Но в действительности все было по-другому. В нем не было обаяния; он не умел привлечь на свою сторону простого человека; он не умел вести беседу; более того, он был меланхоликом, более готовым принять поражение, чем вдохновить на победу.
Правда заключалась в том, что он не обладал качествами лидера. Граф Map, являвшийся истинным вдохновителем этого восстания, напрасно старался пробудить в нем способности, необходимые для успеха предприятия. Но это было безнадежно, и даже Map понял, что он втянут в гиблое дело. Единственными, кто был готов поддержать Якова, оставались шотландские горцы. Вскоре стало ясно, что разумнее всего было отступить, пока возможно, и ждать удобного случая, чтобы вновь подняться.
Верные королю Георгу войска были на марше, и Якову оставалось одно возвращаться во Францию.
В Монтрозе он и граф Map сели на судно и поплыли в Нормандию, прижимаясь к берегу, пока не дошли до Грейвлайнс где сошли на берег. Это было десятого февраля. Все было кончено.
- Слава Богу, - сказала Присцилла. - Будем надеяться, что они больше никогда не предпримут такую безрассудную экспедицию.
- Теперь все позади, - откликнулась Дамарис.
Увы, это было еще не все. Имелось много пленных, и вряд ли они могли рассчитывать на снисхождение. Надо было дать всем хороший урок.
Много пленных привезли в Лондон для вынесения приговора. Я места себе не находила от тревоги.
Вернулся домой дядя Карл. Он сказал, что немного побудет здесь, раз эта небольшая неприятность на севере кончилась.
- Твой приятель Френшоу среди пленников, - сообщил он мне. - Казни ему не избежать. У Хессенфилда тоже неприятности. Господи, Кларисса, ты ведь была в самом сердце заговора.
- Слава Богу, она уехала оттуда, - сказала Дама-рис.
Я очень хотела знать, что случилось с Диконом, а также тревожилась и о дяде Хессенфилде, которого успела полюбить.
Приехал Ланс. Он сказал, что хочет встретиться со мной.
Они долго разговаривали с дядей Карлом, и именно Лансу пришлось сообщить мне ужасную новость.
Он пригласил меня прогуляться с ним по саду. Для февраля погода была необычно теплая, в воздухе уже пахло весной.
Скоро я узнала, почему он приехал.
- Кларисса, - сказал Ланс, - это печальные новости, но я думаю, вы должны знать. Я прошептала:
- Это о Диконе, да?
- Он здесь, в Лондоне. Я затаила дыхание.
- Можно мне... Ланс покачал головой.
- Он один из пленных. Его взяли вместе с его дядей. Им не на что надеяться. Все они будут осуждены как изменники.
- Но ведь он молод и...
- Он был достаточно взрослым, чтобы бороться с войском короля.
Я схватила его за руку и умоляюще посмотрела на него.
- Что-то можно.., и нужно сделать. Вспомните, он спас мне жизнь.
- Я помню это. Если бы я мог помочь чем-то, то сделал бы. Но все они обречены. Нельзя, чтобы люди, совершившие преступление против короля, избежали наказания.
- Но Дикон совсем не такой!
- Я знаю, что для вас, Кларисса, Дикон не такой. Но не для судей Его Величества. Я колебался, говорить ли вам о том, что произошло.., или ничего не говорить.
- Нет, нет! Я хочу все знать о нем! Ланс, вы можете отвезти меня к нему?
- Это абсолютно невозможно.
- Но вы можете что-нибудь сделать? Ланс закусил губу, словно в раздумье, и надежды мои воскресли.
- Ланс! - воскликнула я. - Вы можете помочь! Я это знаю. Если кто и может что-нибудь сделать, так это вы.
- Не переоценивайте моих возможностей. Я ничего не могу сделать. Ваш дядя Карл занимает высокое положение в армии...
- Я попрошу его! - закричала я, - Он сейчас здесь.
- Но пусть он не подумает...
- Что вы имеете в виду?
- Было бы хорошо, если бы вы дали понять, что хотите спасти жизнь этого молодого человека из благодарности, за то, что он спас вашу. Если ваш дядя Карл поймет, что в этом присутствует, как он выражается, "романтическая чепуха", ему не очень-то захочется спасать Дикона. Самое последнее, чего может желать Карл или любой из вашей семьи, - это союз с семьей опальных якобитов. Может быть, лучше мне одному поговорить с ним?
- Нет, я хочу быть там.
- Хорошо, - сказал Ланс, - но будьте осторожны. Дядя Карл внимательно выслушал меня.
- Понимаешь, дядя, - сказала я, обуздывая свои эмоции, - он спас мне жизнь. Поэтому мы должны что-то сделать для него.
- Это истинная правда, - присоединился ко мне Ланс. - Вы можете что-нибудь сделать?
- В данный момент вряд ли, - ответил дядя.
- Но стоит попытаться, - настаивал Ланс.
- Для этого надо ехать в Лондон.
- Я поеду с вами, - сказал Ланс.
В тот момент я любила Ланса. Мое дело он сделал своим. Он понимал, что я чувствую, и был на моей стороне. Его поддержка наполнила меня оптимизмом.
- Мы могли бы отправиться завтра же. Их еще ждет справедливый суд.
- Ваше слово может иметь большой вес. В конце концов, он же всего лишь мальчик.
- Сомневаюсь, что это примут во внимание, - сказал дядя Карл. - Кто достаточно взрослый, чтобы сражаться, тот достаточно взрослый, чтобы понести наказание за измену королю.
- Но можно ведь попытаться, - сказал Ланс. Я видела, что дядя Карл считал наше дело безнадежным, и хотя Дикон спас меня, он не хотел ехать в Лондон ради него. Но Ланс убедил дядю. В Лансе было что-то хорошее и доброе. Я поняла это, когда он заступился за пассажиров дилижанса, которым грозили отказать в ужине. Он мог поставить себя на место других и принять их точку зрения. Это редкий дар, и большинство людей, обладающих им, слишком эгоистичны, чтобы что-то с этим делать.
На следующее утро Ланс и дядя Карл уехали в Лондон. Я очень хотела поехать с ними, но Ланс сказал, что без меня они доберутся быстрее, а им нужно попасть в Лондон до суда.
Мне хотелось бы забыть дни после их отъезда - самые несчастные дни в моей жизни.
Меня мучил страх, потому что по виду Ланса я понимала, что надежды почти не было. Каждый день я ожидала новостей. Я не могла есть, не могла спать. Дамарис беспокоилась обо мне.
- Дорогая, Кларисса, - сказала она, - ты не должна так изводить себя. Да, он спас тебя, но ведь потом вернулся обратно, чтобы сражаться вместе с теми...
- Он считал это правильным! - закричала я. - Неужели ты не понимаешь, что значит верить во что-нибудь?
Я нигде не находила покоя и целую неделю была в отчаянии.
- Ты заболеешь, если будешь так вести себя, - сказала Дамарис.
Наконец приехал Ланс; дядю Карла задержали в Лондоне неотложные дела. Я сразу увидела по лицу Ланса, что дела плохи.
- Ланс! - воскликнула я, бросившись к нему. Несколько мгновений Ланс крепко обнимал меня. Потом я высвободилась и посмотрела ему в глаза.
- Скажите мне, - умоляла я. - Скажите правду.
- Его не казнят. Нам удалось избежать этого.
- О, Ланс, благодарю вас.., благодарю вас!
- Но... - он помедлил, и я почувствовала, что сойду с ума от ожидания. Его отправляют в Вирджинию.
- Отправляют! Ланс кивнул.
- Сейчас он уже на пути в колонию, которая находится там. С ним еще несколько человек. Его молодость и то, что удалось сделать Карлу, спасли ему жизнь.
- Но он уехал.., в Вирджинию. Это же многие мили по морю!
- Да, далеко, - согласился Ланс.
- И надолго?
- На четырнадцать лет.
- Четырнадцать лет! Я буду уже старухой...
- О нет, нет, - успокоил Ланс.
- Боюсь, я его больше никогда не увижу, - тихо сказала я.
Ланс печально смотрел на меня.
- Но зато мы спасли ему жизнь, - сказал он.
СВАДЬБА
Стоял жаркий июньский день. Завтра утром моя свадьба. Я пыталась заглянуть в будущее и повторяла себе: все будет хорошо. Это лучшее, что могло случиться. Все довольны. Все уверены, что я буду счастлива. Наверно, они правы.
Прошло уже больше трех лет, как Дикона сослали в Вирджинию, но иногда я ощущала, что он все еще со мной. В эти недели перед свадьбой он мне снился. Я ясно видела его, помнила каждую черточку его лица, когда он прощался со мной; мне казалось, что его глаза были полны упрека.
Мы были детьми, говорила я себе, и встретились при таких странных обстоятельствах. Вполне естественно, что между нами возникли такие отношения. Собственно говоря, мы знали друг друга - совсем не так, как я знала Ланса.
За последние три года Ланс часто приезжал в Эверсли, и когда мне стало ясно, что он приезжал, чтобы увидеть меня, не скрою, я была польщена. Я ожидала его визитов. Он привозил небольшие подарки из Лондона или из другой части страны, в которой ему приходилось бывать. Мы очень много смеялись, ездили верхом, и семья смотрела на нас с растущим одобрением. И наконец это наступило - он сделал мне предложение.
Я отказала ему. Разве я могла выйти за кого-то замуж, если я ждала Дикона? Он приедет за мной, говорила я себе, и когда он приедет, я должна быть готова.
Семья была разочарована. Все уже решили, что Ланс - идеальная партия для меня. Он был старше меня, но, по мнению Дамарис, мне и нужен был зрелый мужчина. Его материальное положение было превосходным; он обладал приятным нравом и был прекрасным собеседником; его одобрял сам дядя Карл, и поэтому ему всегда были рады в Эверсли.
Дамарис пыталась убедить меня еще раз обдумать его предложение. Арабелла намекнула, что было бы хорошо, если бы мы поженились; дядя Карл заметил, что мы будем идеальной парой; и даже прадедушка Карлтон сказал, что не видит ничего плохого в молодом человеке.
Ланс, казалось, спокойнее всех принял мой отказ. Он продолжал приезжать и дал понять, что ему все равно доставляет удовольствие мое общество. Это меня устраивало, потому что теперь я знала, как было бы мне плохо, если бы его дружба и визиты прекратились.
Он сказал мне, что понимает мое отношение к Дикону. Это почти сверхъестественное проникновение в мысли других людей было самой привлекательной гранью характера Ланса. Он был терпелив, мягок, нежен, и создавалось впечатление, что хоть он и не собирается беспокоить меня своими домогательствами, но все же уверен, что в конце концов все будет хорошо.
Однажды я поехала в Лондон вместе с Дамарис и Джереми. Это получилось случайно. Джереми нужно было по делам в Лондон, и Дамарис предложила, а почему бы нам не сопровождать его? Мы приехали к вечеру и сразу же отправились в наш фамильный дом.
На следующее утро я встала рано и вдруг решила, что было бы забавно нанести ранний визит Лансу. Он, конечно, рад будет увидеть меня и узнать, что мы несколько дней пробудем в Лондоне...
Я наняла портшез, чтобы добраться до дома на Альбемарл-стрит. Было только десять часов утра. Я любила лондонские улицы; мне доставляло удовольствие путешествовать по ним в портшезе. Все было так красочно. Я восхищалась портшезами наподобие моего, в которых несли даже в этот ранний час элегантно одетых леди и джентльменов. Можно было познакомиться с последними модами, которые демонстрировали эти накрашенные и напудренные леди и джентльмены в париках. Один-два раза встречные господа в своих креслах пристально посмотрели на меня, и я отпрянула, стараясь спрятаться от них вглубь портшеза, потому что ощущала себя провинциалкой. Яркий контраст с этими блестящими пассажирами составляли нищие и уличные торговцы. Все это меня завораживало; шум стоял невообразимый. Продавцы газет дули в свои жестяные трубы, чтобы известить о том, что у них в продаже есть "Газетт" или какая-нибудь другая газета; мастера по ремонту кузнечных мехов и точильщики ножей сидели на корточках на булыжной мостовой, занимаясь своим делом и то и дело криком зазывая клиентов; булочник продавал свои пироги, стоя рядом с молочницей.
Я улыбалась, думая о том, как обрадуется Ланс, когда увидит меня. Добравшись до его двери, я попросила носильщика подождать, чтобы он доставил меня домой в том случае: если Ланса нет дома.
Я постучала в дверь, и лощеный лакей Ланса открыл ее.
- Здравствуй, Томас, - сказала я. - Это визит без предупреждения.
Он смотрел на меня, словно не веря своим глазам. Первый раз я видела его в замешательстве. Конечно, он хорошо знал меня, потому что мы часто навещали дом на Альбемарл-стрит.
- Сэр Ланс дома? - спросила я. Томас замешкался с ответом, что было странно, так как такого с ним прежде не случалось.
- О да, госпожа Кларисса, но... Я вошла внутрь.
- Я рада, что он дома. Я была бы разочарована, если бы его не оказалось. Пойду и найду его. Это будет сюрприз.
Томас вытянул вперед руки, словно пытаясь удержать меня, но я прошла мимо него, посмеиваясь и представляя лицо Ланса, когда он увидит меня.
Я открыла дверь столовой, ожидая увидеть его за завтраком, но его там не было.
- Госпожа.., нельзя! - Томас стоял за моей спиной.
Я не обратила на него внимания и быстро поднялась по лестнице, перепрыгивая через ступеньку.
Наверно, он еще спит. Я его поддразню, лентяя эдакого. Конечно, мне не стоит идти в его спальню:
Дамарис не одобрила бы этого, но ведь между нами особые отношения. Я не соблюдаю условностей, но Ланс сам часто говорил, что условности предназначаются для прозаичных людей, а индивидуальности отбрасывают их, когда это целесообразно. И вот сейчас я их отбрасывала.
Я подошла к двери его спальни. Томас тяжело дышал позади меня. Я постучалась в дверь.
- Войдите, - откликнулся женский голос. Я открыла дверь. За туалетным столиком сидела дама в пеньюаре, расчесывая длинные черные волосы.
- Поставь поднос там, - сказала она, не поворачивая головы.
Я стояла как вкопанная. Что делает эта женщина в спальне Ланса?
Потом появился и сам Ланс. Я смотрела на него в изумлении. На нем были светлые бриджи, и он был по пояс голый.
- Я уже готов к завтраку, дорогая, а ты? - сказал он и вдруг застыл, увидев меня.
Залившись краской, я повернулась и выбежала из комнаты, чуть не сбив Томаса, который стоял, замерев от ужаса. Спускаясь по лестнице, я слышала как Ланс звал меня:
- Кларисса, Кларисса, вернитесь.
Я ничего не хотела слышать, выбежала из дому и бросилась к портшезу, который, слава Богу, ждал меня.
Теперь я уже не замечала ярких улиц и не слышала хриплых выкриков уличных продавцов. Я видела только Ланса и женщину в его спальне. Ланса.., который просил моей руки.
"Больше не хочу его видеть", - с жаром говорила я себе, чувствуя себя очень несчастной.
Ланс, конечно, не оставил дела так. Он пришел ко мне днем. Я сказала, что у меня болит голова, и отказалась выйти из комнаты. Но он настаивал, пока я не вышла к нему.
- Я хочу объясниться, - сказал он.
- Все и так ясно, - резко ответила я.
- Да, конечно, - уныло согласился он.
- Эта женщина.., кто она?
- Мой очень близкий друг.
- О, как вы бесстыдны!
- Дорогая Кларисса, вы очень молоды. Да, вы сделали правильный вывод. Эльвира Верной моя любовница и является таковой уже некоторое время.
- Ваша любовница! Но вы же просили моей руки.
- А вы отвергли меня. Неужели вы отказываете мне в праве утешиться?
- Я не понимаю вас.
- В мире есть еще очень много такого, что вам предстоит узнать, Кларисса.
- Мне уже очень многое о вас известно! Что если люди узнают...
- Дорогая моя, очень многие знают. В такой ситуации нет ничего ужасного или необычного. Это дружеское соглашение. Эльвира и я хорошо подходим друг к другу.
- Тогда почему вы не женитесь на ней?
- Это не тот род отношений.
- А мне показалось, именно тот... О, как я хорошо сделала, что отказала вам. Если бы...
- Если бы вы согласились выйти за меня замуж? Тогда я прекратил бы всякие отношения с Эльвирой и начал свою жизнь как респектабельный женатый человек.
- Вы такой.., находчивый.
- Послушайте, Кларисса, в какой-то мере мне нравится Эльвира, но я хочу жениться на ней не более, чем она выйти за меня. Мы просто нравимся друг другу. Но вас я люблю и хочу жениться на вас. Вы должны мне поверить.
- Я не верю вам и не желаю вас больше видеть.
Я считаю это.., ужасным и думаю, у вас уже было множество любовниц.
- Некоторое количество, - согласился Ланс.
- Тогда возвращайтесь к ним и оставьте меня в покое. Как хорошо, что я избежала всего этого.
- Значит, все-таки вы думали обо мне?