Холт Виктория. Роковой шаг

   Поскольку я не могу здесь остаться, я чувствую, что моя жизнь рушится. Вернуться во Францию невозможно. Я не нужна своей матери. У нее новая семья, пасынки. Нет, я не выдержу этого. Благодарю Бога и нашего отца, что не нуждаюсь в деньгах. Я чувствую себя лишенной всего.., одна, без семьи и друзей. Я часто думаю о моей маленькой сестре, единственной родственнице, которая у меня здесь есть.
   Дорогая Кларисса, можно ли мне приехать к тебе и побыть немного, пока я не решу, что мне делать".
   Когда я читала письмо, вошла Жанна.
   - Что такое, дорогая? - спросила она. - Вы выглядите немного рассеянной.
   - Я получила письмо от сестры. Жанна нахмурилась.
   - И что? - тихо спросила она.
   - Она хочет приехать и ненадолго остаться у меня.
   - Но вы только что вышли замуж и хотите побыть вдвоем с мужем.
   - Это моя единокровная сестра, Жанна.
   - Почему она хочет приехать?
   - Много чего случилось там. Мой дядя умер, титул и замок перешли к его племяннику. Очевидно, произошли изменения, и Эмма поняла, что стала неугодной. У нас в лондонском доме и за городом полно свободных комнат. Конечно, она должна приехать. Может быть, она выйдет замуж, если приедет в Лондон. Там у нее почти нет возможности встречаться с людьми. Там их интересует только одно - как бы посадить Якова на трон.
   Жанна щелкнула языком.
   - Тратят время на глупые заговоры вместо того, чтобы жениться и завести кучу ребятишек, Я засмеялась.
   - Я расскажу Лансу и узнаю, что он думает об этом, - сказала я.
   Мне заранее было известно, что он скажет: "Конечно, твоя сестра должна приехать".
   Итак, я написала ей, что она может приехать в любое время.
   ***
   Мы с Лансом приехали в Лондон через неделю после свадьбы. Я была очарована Лондоном. Мне нравился городской дом Ланса с его высокими окнами, которые пропускали максимум света, и его большими опрятными комнатами. После Эндерби он казался полным воздуха и приветливым - счастливым домом.
   Мое восхищение всем увиденным стало для Ланса источником удовольствия. Он полностью посвятил себя мне. Он хотел показать мне Лондон, этот город контрастов; я никогда не думала, что такое место существует, ведь раньше мои визиты в Лондон были короткими. Я поражена была тем, что богатство и роскошь соседствовали с бедностью и запустением. Я хотела дать милостыню каждому нищему, которого видела, и всякий раз, когда цветочница пересекала мой путь, я покупала у нее всю корзину. Продавцы цветов всегда вызывали во мне горькие воспоминания.
   Мы часто ходили в театры. Один был на Друри-лейн, другой, под названием Новый театр, на Португал-стрит; еще был театр и опера у сенного рынка. Ланс любил оперу и хотел, чтобы я разделяла его вкусы. Эти дни были невообразимо волнующими, полными новых впечатлений.
   Мы занимали места, предназначенные для высшего общества, и часто зрители казались мне интереснее, чем пьеса. После первого акта кто-нибудь из театральных служащих обходил зрителей и собирал плату за места, что было для многих сигналом улизнуть - не потому, что им не нравилась пьеса, просто они не хотели платить за свои места. Ланс сказал, что есть множество любителей приходить на первые акты, потом они уходят в кофейни, где со знающим видом обсуждают пьесу и называют себя завсегдатаями театров.
   Лакеи, которые пришли в театр вместе со своими господами, занимали галерку, где места были бесплатными, и как ни странно, часто именно они становились самыми шумными зрителями, выражая свое удовольствие или, чаще всего, недовольство.
   - Хотя они и не платили за свои места, - заметил Ланс, - но считают, что имеют право возмущаться пьесой, а это свидетельствует о том, что чем больше люди получают, тем больше они требуют. Удивляюсь, почему они не просят, чтобы им заплатили за место, на котором они сидят.
   Ланс интересовался людьми, но его отношение к ним было ироничным и даже циничным. Он искал в них что-то скрытное за фасадом, и я не сомневалась, что он часто бывал прав в своих суждениях. Когда я жалела какого-нибудь бедного бродягу на улицах, Ланс уверял, что его скорбный вид составляет часть его игры.
   - Когда-то я знал человека, - рассказал он мне, - который был крупной фигурой в ночной жизни Лондона. Он мог поспорить на тысячу фунтов и с легкостью выплатить проигрыш. Он жил на широкую ногу в Сент-Джеймсе. Однажды я увидел его так замаскированным, что еле узнал его. Он подстерегал богатых женщин, когда они выходили из своих домов, и рассказывал им такую жалостную историю, что едва ли среди них нашлась одна, которая не вынула кошелек и не дала этому умеющему внушать доверие жулику сколько-нибудь денег. Я сыграл с ним шутку. Сделав вид, что не узнал его, я дал ему пять фунтов при условии, что он вернет мне в три раза больше, когда сможет. "Благослови вас Господь, сэр", - сказал он. Он умел вести разговор, и хотя вечерами он говорил высококультурным языком, для него не составляло труда переключиться на уличный жаргон. "Я с радостью сделаю, великодушный сэр, - сказал он, - Я никогда не забываю тех, кто поддерживает бедного нищего, когда тот в нужде". - Ланс засмеялся, вспоминая. - Через две недели я увидел его в кофейне "Соломенная хижина" в Сент-Джеймсе. "Привет, старый жулик, ты должен мне пятнадцать фунтов", - сказал я. Он был сильно изумлен, но когда я рассказал ему, что узнал его в лохмотьях нищего, он так развеселился, что отдал мне пятнадцать фунтов, но заставил меня поклясться, что я никому не скажу о его маленькой уловке.
   - Я уверена, это не типичный случай.
   - Вероятно. Но можно ли с уверенностью сказать, сколько светских людей прячутся за этими лохмотьями? Сколько светских женщин рассказывают страдальческие байки прохожим? Встречая их, я всегда вспоминаю своего знакомого. Это хоть чему-то учит.
   - Меня это учит тому, что ему, наверно, не очень везло за игральным столом, если он должен был возмещать свои проигрыши таким способом. О да, это учит меня пониманию, что игра - глупый способ терять свои деньги.
   - Сдаюсь, - сказал Ланс. - Я не стал бы рассказывать тебе об этом, если бы знал, что мы придем к такому выводу. Кстати, ему чертовски везло за карточным столом. Я думаю, он просил милостыню из озорства.
   После этого, должна признаться, я пристально рассматривала нищих и была менее щедра.
   У меня появилась портниха, которая обновила весь мой гардероб. Одежда, которую я носила в Эндерби, вряд ли годилась для жизни в Лондоне. Я узнала, что все последние моды пришли из Парижа - факт, приводящий Жанну в восторг. А если какой-то моды придерживались в Версале, это было высшей аттестацией. Портниха приносила большие куклы, присланные от ее компаньона в Париже; эти куклы были одеты по последней моде до мельчайших деталей; плотно прилегающие лифы, рукава до локтя, заканчивающаяся умопомрачительными оборками. Большие воротники и кружевные косынки были очень популярны, как и кринолины; широкая юбка подчеркивала тонкую талию. Появился новый вид платья, называемый "сак": спереди лиф прилегающий, а спина свободная, что мне очень нравилось. Платья делались из шелка, атласа, парчи, бархата.
   - Материал - это самое важное, - говорила моя портниха Элисон с таким серьезным видом, словно обсуждала Утрехтский договор.
   Все это было очень захватывающе. А ведь кроме этого существовала косметика. Я должна была приклеивать мушки и пудриться, как всякая модница. Жанна быстро научилась всему этому, как раньше научилась делать прически.
   - Я не дам этим модным парикмахерам делать вам прически, миледи, решительно объявила она.
   Мне было приятно отдать себя в умелые руки Жанны и Элисон.
   Я сказала Лансу:
   - Скоро я буду такая же элегантная, как ты. Через месяц после того, как я получила письмо от Эммы, пришло второе. Она писала:
   "Моя дорогая сестра!
   Со мной случилась чудесная вещь. Я выхожу замуж. Как раз тогда, когда я думала, что осталась совсем одна и всеми покинута, - это было несколько дней спустя после моего первого письма, - я встретила Ральфа. Он живет рядом с замком Хессенфилд в чудесном старом доме. Не странно ли, что мы раньше с ним не встречались? Он не любил общества, пока мы не встретились. Мы понравились друг другу; потом встретились еще и еще раз, и потом, к моему удивлению, он сказал: "Выходите за меня замуж!" Я, конечно, была крайне удивлена, но потом, но потом сказала "Эй". Ом немного старше меня.., честно говоря, на тридцать лет. Но я этого не замечаю.., я так счастлива. Дорогая сестричка, ты должна приехать к нам. Ведь ты когда-нибудь приедешь, да? У меня чудесный дом, и я в нем хозяйка. Я счастлива, что кому-то нужна. В Хессенфилде я чувствовала себя лишней, и даже дорогой дядя Пол никогда не был слишком привязан ко мне. Он был несколько консервативен, и ему, конечно, не нравилась "не правильностью нашего рождения. Но с нашим отцом.., как могло быть иначе? Благодарю тебя за твое сердечное приглашение. Оно меня очень обрадовало. Когда-нибудь мы опять увидимся..."
   Я написала ответ, как меня радует, что она нашла свое счастье с Ральфом. Я представляла Эмму хозяйкой какого-нибудь громадного дома с мужем много старше ее, который обожает свою жену.
   Летние деньки пролетели, а я была слишком молода и неопытна и верила, что они будут продолжаться вечно.
   Я не могла желать себе лучшего друга, чем Ланс. Он чувствовал себя в Лондоне, как рыба в воде, значительно лучше, как я поняла, чем в сельской местности. Он любил поболтать в кофейнях, и мы часто ходили туда, одетые попроще, чтобы не выделяться среди присутствующих. "Голова теленка", "Аполлон", "Октябрь"... Я везде побывала с Лансом. Мы сидели, слушая всякие разговоры, умные и даже остроумные, и Ланс часто принимал в них участие.
   - Кофейни - это самое лучшее, что есть в Лондоне, - объявил он.
   После театра мы шли в один из ресторанов, которые появились по всему городу. Мы ужинали у Понтака или у Локета - в двух самых шикарных ресторанах, но иногда шли в менее элегантные - для разнообразия, как говорил Ланс. Например, в "Приветствие" на Ньюгейт-стрит или в "Митру" на Флит-стрит.
   Дни и ночи были наполнены новыми впечатлениями, и вообще брак оказался чем-то чудесным. Теперь я могла отвечать на страсть Ланса, что приводило его в восторг. Я уже больше не была смущающейся, нерешительной девушкой; впрочем, обо мне нельзя было сказать, что я стала искушенной в этих делах, просто я становилась полноценной женщиной.
   Хотя ночные улицы были опасны и в темноте скрывались воры-карманники или еще кое-кто похуже, я чувствовала себя в безопасности с Лансом. Его карета с дюжим кучером и лакеем всегда поджидала нас.
   - Слава Богу, мы избавились от "Золотой молодежи", - сказал Ланс Скандальный это был клуб...
   Они творили разные бесчинства. Никто не чувствовал себя в безопасности. Они могли проткнуть шпагой портшез, а однажды спустили женщин в бочках со Снежной горы Уже несколько лет как их разогнали, но память о них все еще сохраняется, и хотя улицы продолжают оставаться опасными, все же с тех пор стало спокойнее.
   Мы часто ходили в гости. У Ланса было много друзей в фешенебельной части Лондона. Я наносила с ним визиты в добропорядочные дома, и мы тоже устраивали у себя приемы. Это не доставляло мне лишних волнений, ибо все приготовления лежали на слугах: моя обязанность заключалась только в том, чтобы быть гордостью Ланса.
   Общество приняло меня хорошо. Я была известна как член семьи Эверсли, а Ланс везде был любимцем. Двор мы не посещали, хотя Ланс считал, что когда-нибудь это придется сделать.
   - При дворе сейчас невероятно скучно, - сказал он. - Эти германские обычаи здесь не годятся. Король скучный, нудный, королевы нет.., только эти алчные любовницы, которые сколачивают себе состояния, дорого продавая свои милости. Короля критикуют за то, что он отстранил свою бедную жену Софию Доротею (говорят, она на положении узницы), и все только потому, что он подозревал ее в связи с графом Кениг-смарком. Если это и так, то она просто последовала примеру своего мужа.
   Лондонская жизнь поглотила меня, и я была немного разочарована, когда Ланс сказал, что нам надо ненадолго съездить в его имение.
   Клаверинг-холл был родовым гнездом в течение двухсот лет, и я оказалась в доме, который напоминал мне Эверсли и Эндерби. После простора и комфорта современного дома на Альбемарл-стрит загородный дом немного давил на меня. Как и все подобные дома, он нес на себе ауру прошлого, будто те, кто жил в нем раньше, наделили это место своими радостями и печалями - большей частью печалями.
   Правда, ни один дом, в котором жил Ланс, не мог быть мрачным. Занавеси, ковры и другие подобные вещи были исполнены изящества, но массивные буфеты, широкие кровати и большие трапезные столы напоминали об ушедших веках.
   Зал, конечно, был центром дома; две красивые лестницы с перилами вели в восточное и западное части дома; деревянные детали были превосходны, двери покрыты замысловатой резьбой; великолепные камины тоже украшались резьбой, воспроизводящей сцены из Библии. На стенах висели гобелены, выполненные в красиво сочетающихся тонах. Это был добрый, милый дом, и Ланс гордился им.
   У него было большое имение, требующее много внимания. Несколько человек выполняли необходимую работу под присмотром очень добросовестного управляющего. Это устраивало Ланса, который, как я поняла, не мог отдавать много времени одному делу. Несколько дней он с энтузиазмом занимался хозяйственными делами, но потом это ему надоедало.
   Дом часто заполнялся людьми, жившими по соседству; они приходили пообедать и, как я обнаружила, поиграть в азартные игры.
   Однажды я очень встревожилась: после обеда дамы покинули стол, чтобы поболтать без мужчин, когда же я вновь вышла в зал, то увидела, что мужчины рассаживаются за карты.
   В глазах Ланса я увидела азарт и поняла, что, когда Лансом овладевает игровая лихорадка, он становится другим человеком. Прежде я всегда чувствовала его ласковое внимание к себе на таких вечерах. Он постоянно был рядом, в чем я особенно нуждалась, когда он первый раз представлял меня своим друзьям. Он давал мне подробное и всегда занимательное описание людей, которых мы встречали, рассказывая мне, что им нравится, что не нравится, предупреждая меня об их недостатках, облегчая мне путь к успеху в обществе. Я всегда чувствовала эту особую заботу и была благодарна ему за нее. А теперь он попросту забыл про меня. И этот блеск в его глазах мне суждено теперь видеть многие годы.
   Игра началась. Те, кто не принимал в ней участия, вынуждены были занимать себя сами. Несколько женщин присоединились к играющим, и я заметила, что они играют так же азартно, как и мужчины.
   Когда те, кто не хотел сидеть за картами, уехали, я пошла в спальню. Ланс продолжал играть. Я лежала в постели, ожидая, когда он придет. Он пришел уже в четвертом часу, подошел к кровати и посмотрел на меня.
   - Не спишь? - спросил он. - Ты должна была уже крепко спать.
   - Ты тоже, - сказала я.
   Он наклонился и поцеловал меня.
   - Сегодня была хорошая игра. Я выиграл двести фунтов.
   - Ты ведь мог их проиграть, - ужаснулась я.
   - Что за мрачная точка зрения! Я выиграл двести фунтов, а ты говоришь о проигрыше. Ладно. Я куплю тебе новое платье, когда мы вернемся в Лондон.
   - У меня достаточно новых платьев.
   - Ну что ты, платье для женщины никогда не лишнее. Ты сердишься, дорогая. Это потому, что я надолго оставил тебя одну?
   - Я хочу, чтобы ты не так сильно увлекался картами.
   - С твоей стороны очень мило так заботиться обо мне, - беспечно сказал Ланс.
   - Придет день... - начала я.
   - Довлеет дневи злоба его, - процитировал он. - Хороший девиз. Это один из моих девизов. Ты должна сделать его своим, Кларисса. Ну вот, я пришел и через миг буду с тобой.
   Пока Ланс не вернулся, я лежала в тревоге. Он тихонько скользнул под одеяло и обнял меня.
   - Позволь мне поцелуями разгладить эти насупленные брови. Помни, я тот, кого ты любишь.., у меня полно недостатков.., но ты все равно меня любишь.
   Он был так пылок в любви, и я совсем забыла, что была оставлена одна. В глубине души я знала, что произошло что-то, с чем я должна смириться, но в тот момент я предпочла обо всем забыть.
   ДУТОЕ ПРЕДПРИЯТИЕ
   Наступило Рождество. Ланс и я поехали в Эндерби. Жанна, конечно, поехала с нами. Было так чудесно опять вернуться в лоно семьи.
   Дамарис обрадовалась нашему приезду, и я была тронута той серьезностью, с которой она изучала меня, чтобы убедиться, что я счастлива в замужестве. Джереми стоял рядом с ней, встречая нас, и хотя он был более сдержан, я знала, что радость его искренна. Сабрина с разбегу налетела на меня и обняла мои колени.
   - Ты приехала домой, - кричала она. - Кларисса приехала домой! Ты теперь останешься? Я хочу показать тебе моего нового пони. Его зовут Цыган, потому что дедушка Ли купил его у цыган. Он может много миль пробежать галопом и никогда не устанет, как другие пони. Пойдем, посмотрим его!
   - Не сейчас, дорогая. Еще будет время, - сказала Дамарис.
   - Нет, сейчас.., ну, пожалуйста!
   - Дай мне сначала помыться и переодеться, Сабрина, - сказала я.
   Это была все так же Сабрина, чьи собственные дела оказывались настолько неотложными, что ей было трудно представить, как может существовать еще что-то столь же важное.
   Она прибежала в нашу комнату. Это была комната, в которой мы провели нашу первую ночь; комната, будившая в Дамарис такие воспоминания. Прочитав ее записи, я все поняла. Дорогая Дамарис! Теперь я была близка с ней как никогда зная, сколько она страдала и как наконец-то пришла к своему счастью с помощью Джереми и меня. Это по-особому связало нас. Я никогда не забуду, что мы значили друг для друга, и хотя сейчас я уже не нуждалась в ее заботе и вела свою собственную жизнь, связь между нами была все еще сильна.
   - Можно я останусь здесь с тобой, Кларисса? - спросила Сабрина. - Эта комната лучше, чем моя.
   Она прислонилась щекой к пологу и умоляюще посмотрела на меня. Ланс сказал:
   - Ты не можешь теперь спать с Клариссой, ведь я здесь.
   - А почему не могу?
   - Потому что это мое место.
   - Ты можешь спать на моей кровати.
   - Ты очень добра, но, знаешь, я предпочитаю эту кровать.
   Она бочком подошла к нему.
   - Моя кровать хорошая. Нэнни Керлью придет и укроет тебя одеялом - Вынужден отказаться от этого удовольствия, - сказал Ланс.
   Сабрина нахмурилась, но без всякой враждебности. Он нравился ей; единственное, что она имела против него, это то, что он забрал меня отсюда.
   Ланс взял ее на руки, причем она немного посопротивлялась для виду. Он выставил малышку за двери и закрыл за ней. Я услышала, как Сабрина засмеялась и побежала по коридору.
   - Вот кто будет жить так, как захочет, - сказал он. - Она своего добьется, вот увидишь.
   - Это славное существо.
   - Мне кажется, все ее немного балуют, за исключением достойной Нэнни Керлью.
   Он прижал меня к себе; я знала, что он вспомнил о первой ночи, которую мы провели в этой комнате.
   Это было счастливое Рождество. Надо было навестить родственников, и все праздники по традиции проходили в основном в Эверсли-корте. Были украшения из остролиста и плюща; церемония внесения рождественского полена; рождественские гимны; всенощная в канун Рождества; поцелуи под белою омелой; сладкие пироги в форме гробов, которые изображали вифлеемские ясли. Сабрина любила раздавать "рождественские коробочки" на другой день после Рождества, когда всякий, кто оказал услугу семье, получал "коробочку", то есть денежный подарок. Прадедушка Карлтон ворчал о том, что он и так оказал торговцам услугу, купив их товар, и ему непонятно, почему он должен награждать своих слуг. Это они должны дать ему "рождественскую коробку".
   - Чепуха, - сказала прабабушка Арабелла. - Ты же знаешь, что никогда не отменишь "рождественских коробок".
   - Бедный прадедушка, - вставила Сабрина. - Никто не дает ему "рождественской коробочки".
   И тут она подошла и сунула ему в руки блестящий новый пенни, и старик, по сути очень сентиментальный, сказал, что это лучший рождественский подарок, который он когда-либо получал, и что он будет носить его с собой до конца своих дней и его положат ему в гроб.
   Это очень заинтриговало Сабрину и испортило ее щедрый жест, ибо было ясно, что она теперь станет жить в предвкушении этого зрелища.
   - Не ворчи, Карлтон, - сказала Арабелла. - Если тебе позволить, ты у всех отобьешь охоту веселиться.
   Казалось, ничто не изменилось в Эверсли. Одно Рождество было похоже на другое. Но, конечно, каждый раз были какие-то изменения. Сабрине теперь было пять лет, а прадедушка Карлтон сильнее задыхался, когда гулял в саду; у Арабеллы появилось больше седины; седина стала появляться и у Присциллы. Я уже несколько месяцев была замужней женщиной. Да, время не стояло на месте.
   Когда мы вернулись в Лондон, Ланс вдруг заразился энтузиазмом, охватившим весь город. Однажды он пришел домой, лихорадочно возбужденный.
   Помню, был уже вечер, холодный январский вечер. Дул северный ветер, пошел снег. В гостиной горел камин, и я сидела возле него, когда Ланс ворвался в комнату.
   Он сбросил с себя тяжелое пальто и подошел к огню, поднял меня и крепко прижал к себе, смеясь.
   - Мы будем богаты.., богаче, чем ты мечтала, - сказал он. - Боже, это величайший шанс из всех, достававшихся кому-либо.
   Меня охватила легкая дрожь. Я всегда очень беспокоилась, когда Ланс играл; он это знал и старался, чтобы мне было поменьше известно о его деятельности. Иногда он сообщал мне о каком-нибудь фантастическом выигрыше, но всякий раз при этом я думала, какие же огромные проигрыши ему предшествовали.
   - Поставь меня, Ланс, - сказала я, - и если это еще одна игра...
   - Это величайшая из всех игр.
   - О нет, Ланс!
   Он поставил меня на пол, и я отодвинулась от него, глядя ему прямо в глаза.
   - О да, Кларисса, - сказал он, смеясь и сверкая глазами от предвкушения. Подожди, сначала послушай, а потом осуждай, - продолжал он. - Нет, это не лошади и не карты... Можно сказать, это правительственное предприятие.
   - Я всегда подозрительно отношусь к попыткам накопить денег игрой.
   - Это совсем другое. Вот послушай. Я тщательно все обдумал и точно знаю, что и как. Когда я тебе объясню, ты увидишь, что это совсем безопасно. Большая торговая компания под названием "Компания южных морей" внесла в палату общин предложение скупить невыкупаемые ренты, которые были пожалованы в годы правления Вильгельма, Марии и Анны, и объединить все общественные фонды в один фонд, который станет единственным общественным кредитором. Понимаешь?
   - Нет, - сказала я.
   - Все равно. Потом поймешь. Английский банк вступил в эту сделку, и они уже начали борьбу между собой. А теперь принято предложение со стороны "Компании южных морей" дать сумму в семь с половиной миллионов, чтобы скупить ренты. Правительственные рантье бросились обменивать деньги на акции "Компании". Уже две трети их обменяли. Очевидно, будут огромные дивиденды. Это способ разбогатеть в кратчайшее время. Мы должны быстрее вступить в это дело, Кларисса.
   - Разве сотни людей не говорят то же самое?
   - Конечно. Это же очевидно. Будет масса желающих быстро разбогатеть. Мы должны спешить. Акции в пятьдесят фунтов уже стоят сотню.
   - Мне это кажется непостижимым. Как они могут так дорого стоить?
   - В связи с видами на будущее, моя дорогая. Говорят, дивиденды будут пятьдесят процентов. Все дело в том, чтобы купить дешевле, а продать дороже.
   - Наверняка каждому придет в голову эта идея.
   - Но главное - угадать нужный момент, когда купить и когда продать.
   - А разве можно быть уверенным в этом? Ланс обнял меня и крепко стиснул.
   - Дорогая моя, осторожная Кларисса, ты можешь довериться твоему старому Ланселоту.
   Я помолчала, как всегда, встревоженная его игровыми подвигами.
   - Ну, а если не получится так, как ты надеешься?
   - Любимая, неужели ты думаешь, что я не угадаю правильного момента, чтобы продать?
   - Я бы не стала связываться с подобными авантюрами.
   - Что? И продолжать жить так всю жизнь!
   - Это очень спокойный образ жизни.
   - И видеть, как все вокруг нас делают состояния!
   - Если кто-то их делает, можешь быть уверен, что кто-то их теряет.
   - Предоставь это решать мне, любимая.
   - Ланс.., много ли денег ты собираешься вложить в эту "Компанию южных морей"?
   - Если немного, то вообще не имеет смысла этим заниматься. К тому же, Кларисса, я думал, что ты захочешь принять долевое участие.
   - Я?
   - А почему бы и нет? Ты состоятельная женщина.
   - Я не игрок. Мне нравится существующее положение дел. Кроме того, я не могу трогать мое наследство, которым управляет Ли.
   - Может быть. Но есть еще деньги, которые оставил тебе твой отец.
   - О нет. Я не хотела бы их трогать. Он пожал плечами и засмеялся, но больше не стал об этом говорить. Вскоре он опять куда-то ушел, и весь остаток дня я его не видела. В тот вечер мы ужинали одни, и он казался рассеянным.
   - Наверно, ты все еще мечтаешь о состоянии, которое намерен нажить на этом деле.
   - Оно ошеломит тебя, Кларисса.
   - Надеюсь, ты не слишком много вложил.
   - Достаточно, чтобы сделаться богатым, очень богатым.
   Я пожала плечами.
   - У нас всего достаточно. Мы можем иметь то, что захотим, конечно, в разумных пределах. Я не понимаю, зачем нам так страстно желать больше.