Страница:
- Ты должна немного подрасти, - сказал он с улыбкой. - Но на один палец он все-таки подойдет. Такой палец нашелся. Это был указательный палец.
- Вот, - сказал он. - Оно твое. Ты передашь его твоей старшей дочери. Старшие дочери в семье всегда носят его.
Я внимательно посмотрела на него и сказала:
- Но Эмма...
Он опять нахмурился.
- Да, полагается дать его ей. Но у меня есть сомнения. Твой отец хотел жениться на твоей матери, и он сделал бы это, если бы она не была уже замужем. Он относился к ней как к своей законной жене, а к тебе - как к законной дочери. Он не мог испытывать таких же чувств к Эмме и ее матери, потому что никогда не говорил мне о ней.., кроме этого последнего письма. Я думаю, в его жизни было много женщин, которые значили для него то же, что и она. Мною движет инстинкт. Сохрани его. Оно стоит состояния. Посмотри на оправу. Она сделана по рисунку любимого ювелира Елизаветы, и эксперты признают это. Сама королева носила его.
- Я никогда раньше не видела такого камня...
- Сейчас он довольно редко встречается, но в свое время его очень любили монархи. Они носили такие кольца, потому что им постоянно грозила опасность быть отравленными. Говорят, эти камни поглощают мышьяк из любой жидкости, и обычно их носили люди, которые боялись, что кто-нибудь может попытаться убить их.
- Все это очень интересно, но я не думаю, что кто-нибудь захочет положить мышьяк в мой бокал. Дядя улыбнулся.
- Кольцо - это что-то вроде талисмана.., такими становятся вещи, передаваемые из поколения в поколение.
- Весьма необычный камень, - сказала я.
- Да. Он образуется в органах пищеварения персидского горного козла.
Я невольно выдала возникшее у меня отвращение.
- Все нормально! - засмеялся дядя. - Камень очищен, но что есть, то есть! Он образуется из переваренной шерсти животного, и это делает его хорошим противоядием. На персидском языке слово "безоар" означает "против яда". Таково название камня.
- Очень интересно.
Я вытянула руку и внимательно посмотрела на кольцо. Дядя взял мою руку и крепко сжал ее.
- Теперь ты выглядишь как истинный Хессенфилд. Я горячо поблагодарила его, и так как я стояла перед ним на коленях, он взял в руки мое лицо и поцеловал меня.
- Удачи тебе, маленькая Кларисса. Возвращайся к нам скорее.
Когда мы уже собирались ложиться спать, я сказала Эмме, что хочу поговорить с ней. Она предложила:
- Пойдем в мою комнату. И я пошла к ней.
Она легла на кровать, красивые темные волосы обрамляли ее лицо, в глазах застыл настороженный интерес. Я села на стул возле кровати, глядя на нее и думая, какая она все-таки привлекательная, не будучи по-настоящему красивой.
- Я пришла попрощаться, - сказала я. - Рано утром я уезжаю.
Эмма недоверчиво смотрела на меня.
- Дядя Пол считает, что так лучше, - продолжала я, - Скоро начнутся волнения.
- О, эти несчастные! Якобиты и ганноверцы, кажется?
- Да.
- Дядя, наверно, огорчен, что ты не маленькая якобитка.
- Дядя слишком умен для этого. Он не станет пытаться убедить кого-нибудь быть тем, кем они не хотят быть.
- А ты против якобитов? Я пожала плечами:
- У нас есть король, которого мы короновали. Будут только неприятности, если попытаться силой посадить на трон другого.
- Здесь, в Хессенфилде, думают, что для народа будет лучше, если вернется Яков.
- Неразумно решать, что хорошо для других, и пытаться навязать это им только потому, что это хорошо для нас. В любом случае, народ сам решит, чего он хочет.
- Я вижу, ты маленький политик.
- Если ты под этим подразумеваешь, что у меня есть немного здравого смысла, я согласна с тобой.
- Но все-таки почему ты уезжаешь?
- Наш дядя думает, что лучше мне уехать сейчас, до начала серьезных волнений. Он считает, что я должна вернуться домой в Эверсли.
Эмма медленно кивнула.
- Они поддерживают другую сторону, да? Значит, ты с нами прощаешься?
- Только на время. Я снова увижусь с тобой, Эмма. Ты должна приехать к нам в Эверсли. Я знаю, что моя тетя Дамарис будет рада видеть тебя...
Я замолчала. Будет ли? А Джереми, а Присцилла и Арабелла? Им не понравится, что у Хессенфилда была любовница, когда он был почти женат на их дорогой Карлотте. Но Эмма - моя сестра. У них сильно развито чувство семьи, и они будут помнить об этом.
Эмма заметила мои колебания и улыбнулась. Иногда мне казалось, что она читает мои самые сокровенные мысли. Эмма была умна и проницательна, но, может быть, я была чуть похитрее, чем она думала. Она выразила сожаление по поводу моего отъезда, но мне почудилась в ее интонациях затаенная радость. Очевидно, она немного ревниво относилась к моей дружбе с дядей Полом и была рада, что я оставляю ей поле деятельности.
Я попрощалась, заверив ее, что мы с ней встретимся, как только представится случай. Потом я пошла в свою комнату и завершила последние приготовления к отъезду. Когда все было готово, я легла, но заснуть не могла, боясь проспать, хотя дядя сказал, что меня разбудят за полчаса до рассвета и принесут холодный бекон, хлеб и эль.
Продукты на первую часть пути были уложены в седельные сумки, чтобы нам не нужно было останавливаться в трактирах, пока мы не отъедем подальше.
Все шло по плану, и когда забрезжил рассвет, я попрощалась с моим вновь обретенным дядей. Меня тронуло, что Эмма спустилась вниз, чтобы проводить меня.
Итак, в рассветный час я отъехала от замка Хессенфилд и в сопровождении моих грумов направилась на юг.
В ПЛЕНУ
Направив лошадь на юг, я не могла не почувствовать радости, предвкушая встречу с семьей. Они, конечно, знали, что происходит на севере, и беспокоились обо мне.
Сельская природа в это утро была красива. На болотах, над которыми повис густой туман, цвел дрок; тут и там деревья поднимали к небу свои оголенные ветви. Мы оставили позади открытую местность и поехали по тропинкам мимо леса, где переплетающиеся ветви деревьев образовывали красивое кружево на фоне неба. Зима здесь наступала раньше, чем на юге, но мы должны были успеть в Эверсли до того, как придут снежные бураны.
Мы остановились перекусить под прикрытием кустарника, отдав должное всем вкусным вещам, которыми нас снабдили в Хессенфилде. Там были свежий хлеб, каплун и эль, чтобы запить все это. Грумы сказали, что пища превосходная и что самое лучшее в северянах - это их умение поесть.
Грумов звали Джим, Джек, Фред и Гарри; как я догадалась, им понравилось в Хессенфилде главным образом из-за изобилия еды. Не то чтобы их плохо кормили в Эверсли, но в Хессенфилде, по выражению одного из них, была "гора еды".
Однако, они с удовольствием возвращались домой, считая эту увеселительную прогулку приключением.
Подкрепившись, мы продолжали наш путь и как раз до наступления сумерек подъехали к трактиру, который нам рекомендовал дядя Пол. Первая часть путешествия была успешно завершена. Мы все устали, хотели есть и готовы были проглотить все, что хозяин мог нам предложить: горячий суп, жареную говядину, телятину, пирог с ветчиной и сыром и фрукты на десерт. К счастью, для нас были комнаты, и мы решили рано лечь спать, чтобы на рассвете отправиться в путь.
После обильного ужина я пошла в свою комнату, которая окнами выходила на двор трактира, с удовольствием сняла одежду, легла и тут же уснула, поскольку почти не спала в предыдущую ночь.
Я проснулась от цокота копыт внизу. Еще кто-то приехал, догадалась я, вслушиваясь в голоса грумов и хозяина. Похоже было на какие-то препирательства, но я подумала, что это обычное явление в придорожных трактирах. Кто-то приехал слишком поздно, а комнат уже нет. Я знала, что я и мои грумы заняли достаточно много места, но ведь это были всего лишь две комнаты - одна комната для четырех грумов и одна для меня. Как бы то ни было, перебранка продолжалась так долго, что я встала с кровати и выглянула в окно.
Лучше бы я этого не делала, потому что надежду на отдых пришлось оставить. Один из всадников был Френшоу, которого я по-прежнему называла человеком в коричневом бобриковом пальто. Что он делает в трактире? Меня охватил ужас при мысли, что он ищет меня.
Я ждала у окна, стараясь держаться в тени. Хозяин заламывал руки. Его трактир полон, что довольно необычно. "Восходящее солнце" - небольшой трактир, и милорд должен понять. Здесь можно устроить только троих, если они согласны спать в одной комнате; остальные должны будут поехать в другое место. Всего в двух милях по этой дороге есть "Олень и охотник". Очень много путников.., что странно в это время года.
Кажется, они поладили. Френшоу и еще один останутся, остальные поедут в "Олень и охотник".
Я больше не ложилась. Мы должны уехать очень рано. Утром, может быть, даже до рассвета. Я догадывалась, что Френшоу будет искать нас, и очень возможно, что искать он будет и здесь.
Торопливо одевшись, я пошла в комнату, где спали грумы. Нужно было уезжать без промедления - украдкой, пока все спят.
Я постучала в дверь. Потребовалось время, чтобы разбудить их, так крепко они спали. Когда я сказала, что мы сейчас же должны уехать, грумы расстроились.
- Лошадям нужен отдых, госпожа, - сказал Джим.
- Я знаю, и нам тоже, но надо бежать из этого трактира. Мы уехали так поспешно, потому что дядя боялся за нас. Теперь я знаю, что нас выследили, и нам нужно немедленно и тихо уйти. Я рассчиталась вечером с хозяином, так что мы можем быстро уехать.
Я не сразу смогла убедить их в опасности, но наконец мне это удалось. До них доходили слухи о всяких неприятностях на севере, так как они разговаривали с другими конюхами в Хессенфилде. Окончательно проснувшись, они сказали, что сейчас же пойдут в конюшню и подготовят лошадей.
Я вернулась в свою комнату, собрала вещи и приготовилась к отъезду.
Ночь была звездная; в два часа ночи мы покинули трактир "Восходящее солнце", и я вздохнула с облегчением, когда он остался далеко позади нас. Мы проехали мимо "Оленя и охотника", и я подумала, сколько же там людей Френшоу.
С наступлением рассвета настроение мое улучшилось, и я с радостью продолжала путешествие. По пути в Йорк мы должны были проехать через маленькую деревню Лангторн. Наша увеселительная прогулка на тамошнюю ярмарку осталась далеко в прошлом, и я уже почти забыла Ланса Клаверинга, которого заслонили последующие впечатления; но будет замечательно, если он еще в Йорке.
Приближался полдень. Я намеревалась запастись едой в трактире, но у нас не было для этого времени. Осталось лишь немного каплуна и хлеба и капелька эля, но все это было уже несвежее, и еда не казалась такой вкусной, как накануне.
Мы подъехали к лесу. Все очень устали, лошадям тоже надо было отдохнуть. Поблизости протекал ручей, и Гарри повел к нему лошадей. Мы растянулись под деревом и вскоре уснули.
Внезапно я проснулась, дрожа от холода. Через час солнце должно было зайти. Это было бледное зимнее солнце, но все-таки оно светило, и мне стало досадно, что мы так долго спали. Нам уже следовало позаботиться о ночлеге.
Грумы крепко спали, лошади были привязаны к деревьям. Мне захотелось размять ноги, прежде чем будить грумов, и я пошла к ручью. Во рту у меня пересохло, а вода наверняка будет свежей и холодной.
Я знала, что ручей недалеко, потому что Гарри водил туда лошадей, и знала, в каком направлении идти. Вот и она, прозрачная чистая вода.
Я оглянулась. Грумы и лошади скрылись за деревьями. Мне нельзя было задерживаться: мои люди встревожатся, если проснутся и увидят, что меня нет. Кроме того, нам уже пора отправляться в путь, чтобы до наступления ночи найти трактир.
Едва я наклонилась к ручью, как услышала движение за спиной. Я обернулась. Внезапно меня обхватили чьи-то сильные руки. Я вскрикнула, и мне мгновенно закрыли рот, а на голову накинули что-то вроде капюшона, так что я не могла кричать.
- Хорошая работа, - сказал кто-то. - Теперь к лошадям.
Я попыталась бороться, но это было бесполезно.
Я очень испугалась. Мне было неизвестно, кто захватил меня, но я боялась, что это имеет отношение к Френшоу. Они гнались за мной до "Восходящего солнца", а утром обнаружили, что мы уехали. Дорога шла на юг, и мои преследователи знали, что я поеду по этой дороге, поэтому им не составило труда найти меня.
Я не знала, что делать. Нечего было и пытаться на такой скорости вывернуться из рук моего захватчика. Мне оставалось одно: ждать, чтобы узнать, чего они хотят от меня.
Казалось, прошло несколько часов скачки; темп начал сбавляться, и я догадалась, что мы прибыли на место назначения. Затем мы въехали во двор.
- Браво! - услышала я голос Френшоу. Меня сняли с лошади и сорвали с головы капюшон. Несколько мгновений я ничего не видела, потом разглядела дом. По обе стороны от входа горели факелы, в дверях стоял человек. Это был Френшоу.
- Введите ее, - сказал он.
Меня схватили за руку и потащили в дом вслед за Френшоу. Мы оказались в зале - небольшом сравнительно с Эндерби; по потолку были проложены тяжелые балки, в большом камине горел огонь. У меня кружилась голова, ноги не гнулись. Меня слегка покачивало.
- Дайте ей стул, - сказал Френшоу. Приказ был выполнен, и я села.
- А теперь я хочу, чтобы вы немедленно рассказали нам, что вы узнали в Хессенфилде и кому послали свое сообщение.
Я была поражена тем, что меня схватили и привезли сюда таким образом. Я боялась этого человека с того самого момента, как увидела его в замке; но и до этого мной владело жуткое предчувствие, что в его руках ничего хорошего мне ждать не придется.
Я сказала, заикаясь:
- Вы ошибаетесь. Я ничего не знаю и ничего никому не посылала. Я не разбираюсь в ваших делах. Они меня не касаются. Я не интересуюсь...
- Ваш дядя поступил не правильно, отослав вас, - сказал Френшоу. - Он ответит за это. Я сам застал вас подслушивающей у двери. Совершенно ясно, что вы были посланы шпионить за нами. Генерал Эверсли проинструктировал вас, что надо делать. Ему казалось гениальной хитростью послать молодую девушку в лагерь врага. Для него счастливой случайностью стало ваше родство с Хессенфилдом.
- Вы совершенно не правы. Никто даже не говорил о том, что я должна что-то разведать. Про эту попытку посадить другого короля на трон я узнала только приехав в замок.
- Не думайте обмануть нас детским лепетом. Вы знаете, что мы уже много лет пытаемся вернуть трон истинному королю.
- Я не думала об этом.
- Как же, как же.., находясь в самом рассаднике приверженцев ганноверца! Все мы знаем, что генерал Эверсли - один из командующих Георга. Скажите нам, что вы обнаружили. Нам известно, что вы послали какие-то сведения генералу в Йорк.
- Ничего подобного я не делала. Я не имела с ним никакой связи с тех пор, как оставила его в Йорке.
- Думаете, мы поверим вам?
- Не имею ни малейшего понятия. Один из охранников ударил меня по лицу. Я вскрикнула от боли, и Френшоу сказал:
- В этом нет необходимости.., пока.
- Она была груба с вами, сэр.
- Со временем она все скажет нам.
- Когда же? - спросил человек, которого я только сейчас заметила.
Я безумно устала, и только схвативший меня ужас не давал мне уснуть. Прошлую ночь я совсем не спала, мне удалось только часок вздремнуть в лесу, как раз перед моим пленением. Я была голодна, но больше всего хотела спать.
- Мы узнаем от нее все, что хотим, - сказал Френшоу. - Сейчас она ничего не соображает.
- Она же прошлую ночь не спала, поскольку посреди ночи покинула "Восходящее солнце". Посмотри, она совсем без сил.
Я поняла, что лучше всего притвориться уснувшей. Это даст мне время подумать, что делать и можно ли отсюда убежать.
Когда Френшоу поднялся и подошел к моему стулу, я закрыла глаза и уронила голову набок. Он наклонился и встряхнул меня. Я сонно открыв глаза, спросила:
- Где.., я? - и вновь закрыла глаза.
- Ты прав, - сказал Френшоу. - Запри ее на ночь. Мы поговорим с ней утром. Время еще есть.
Меня растолкали и поставили на ноги. Я стояла, зевая, пока меня не потащили через зал к лестнице. Сквозь полуприкрытые веки я попыталась заметить, куда меня ведут. Когда мы вышли из зала, двое людей, сопровождавших меня, взяли свечи с полки у лестницы и стали освещать дорогу. Мы поднялись на площадку, на которую выходили несколько дверей. Меня подтолкнули к другой лестнице; мы поднялись по ней; она вела на длинную галерею. Мы пошли по этой галерее, дошли до деревянной двери, за которой находился коридор со множеством комнат. Потом мы поднялись на несколько ступеней в своего рода мансарду. Мансарда была большая, с крутой крышей, в которой было два окна. Я увидела кровать, стул и стол. Меня толкнули внутрь, захлопнули дверь, и я услышала, как в замке повернулся ключ.
Я стояла в центре комнаты; сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди. Мне совершенно не хотелось спать, несмотря на усталость. Как же выйти отсюда? Окна расположены на крыше. Чтобы выглянуть из них, надо встать на стул, и все равно я увижу только небо. В одном конце комнаты висел занавес. Я подошла и отдернула его, обнаружив за ним крохотную ванну и маленький стол. Я повернулась, подошла к кровати и села на нее.
Как бы мне убежать? Если я скажу им все, что знаю, это их не удовлетворит, потому что я не знаю ничего такого, что имело бы большое значение. Общеизвестно, что якобиты всегда представляли собой угрозу. Это длится уже много лет. Что сказать?
Они не поверят мне.
Я легла на кровать и, несмотря на мое замешательство и страх, несмотря на растущее предчувствие чего-то ужасного, быстро уснула.
Когда я проснулась, мансарда была залита светом, проникавшим в окна на крыше. Меня сковал холод. Сначала я не могла вспомнить, где нахожусь, но потом, к своему ужасу, все поняла.
Встав с кровати, я подошла к двери и попыталась ее открыть, что было, конечно, глупо, ведь она была дубовой и я слышала, как меня запирали на ключ. Интересно, что собираются сделать со мной мои похитители? В голову полезли всякие ужасные мысли. Я вспомнила слухи о заключенных, которых пытают в лондонском Тауэре. Мне ясно представились клещи для пальцев, дыба и тиски, этот страшный железный ящик в форме женщины, утыканный гвоздями: жертв помещали в этот ящик, и под шутки мучителей он сжимал жертву в "объятиях", пока гвозди не вонзались в тело.
Они не посмеют такого сделать, уверяла я себя. Но ведь есть и другие пытки, без столь изощренных инструментов.
С каждой минутой во мне рос страх. Раньше я мечтала о приключениях. Теперь мне хотелось только одного: оказаться опять в моем уютном коконе.
Я вздрогнула, так как послышались шаги. Я посмотрела на свои часы, все еще висящие на цепочке, и удивилась, увидев, что было уже девять часов.
Да, кто-то подошел к моей двери. В замке повернулся ключ, дверь с трудом открылась. Позднее мне стало известно, что мансардой пользовались редко.
Я ожидала увидеть гнусного Френшоу, но вместо него там стоял юноша. Я удивилась, потому что он был примерно одного со мной возраста, и это успокоило меня. Более того, по сравнению с ожидаемым Френшоу или одним из его людей этот мальчик казался красивым. Он был без парика, и его вьющиеся волосы образовывали сияющий ореол вокруг лица. Кожа у него была гладкая и бледная, глаза синие. Я решила, что это мне снится или, может быть, меня убили и я попала на небо. Лицо мальчика поражало такой чистотой выражения, что его можно было принять за ангела.
Он внимательно посмотрел на меня и сказал:
- Вы готовы сказать нам, что вы передали врагу? Значит, все-таки он один из них. Странно, что он был так молод и выглядел таким невинным.
- Я уже сказала, что ничего не знаю, - резко ответила я. - Больше мне нечего сказать. Лучше отпустите меня. Когда моя семья узнает, как со мной обращались..
Он поднял руку, останавливая меня.
- Я не выпущу вас отсюда, пока вы не откроете нам все, что знаете.
Я в отчаянии закричала.
- Что я могу сказать, когда я ничего не знаю! Если даже вы будете держать меня здесь, пока я не умру от холода и голода, я все равно ничего не смогу вам сообщить, потому что ничего не знаю.
- Вы голодны? - спросил он.
- Я уже давно не ела.
- Подождите, - сказал он и вышел, заперев за собой дверь.
Настроение мое немного улучшилось. Он был очень молод и, может быть, обратит внимание на мои слова, и тогда мне удастся убедить его, что я говорю правду. Но как быть с другими?
Прошли долгих десять минут, прежде чем юноша вернулся. Я слышала, как он шел по галерее, поднимался по ступенькам в мансарду. Он открыл дверь и вошел с подносом, на котором стояла чашка с овсяной кашей.
- Вот, съешьте это, - сказал он. Я взяла поднос. Меня мучил зверский голод, и еда никогда не пахла так вкусно.
Когда я все съела, юноша сказал:
- Теперь, когда вам лучше.., теперь вы будете говорить?
- Я чувствую себя лучше, - ответила я, - и хочу говорить, но не могу сказать вам того, что вы хотите услышать просто потому, что я не знаю этого.
- Вы хорошая шпионка, - сказал он почти восхищенно, - но в конце концов сдадитесь.
- Сколько вы собираетесь держать меня здесь? Он пожал плечами.
- Это зависит от многого.
Я сидела на кровати; он сел в кресло и стал внимательно изучать меня.
- Когда вы родились? - спросил он.
- В феврале тысяча семьсот второго года.
- Я родился в ноябре тысяча семьсот первого года, то есть я чуть старше вас.
- Всего на три месяца.
- Три месяца могут значить очень много. Теперь я ваш тюремщик до тех пор, пока не вернутся мужчины.
- Вернутся? Откуда?
Сердце мое забилось. Все казалось светлее с приходом в мансарду этого симпатичного юноши.
- Вы слышали ночью шум?
- Нет.
- Вероятно, здесь, наверху, не было слышно. Все спешно уехали. Скоро дело будет сделано. Верные горцы маршируют в Англию. Они призывают всех присоединиться к победной армии шотландцев. Они идут на Престон.
- Вы хотите сказать, что они вторглись в Англию? Значит, будет война?
- Все скоро кончится. Англичане отступают перед храбрыми горцами. Яков скоро будет здесь, чтобы предъявить свои права на трон.
- Вы преданный якобит?
- Конечно. Вас не правильно воспитали. Я все о вас знаю. Кое-что мне рассказали, об остальном я догадался. Они не знали, что с вами делать. Некоторые хотели убить вас.
- Убить меня! Они, наверно, с ума сошли.
- Они говорили, что это мой дядя сошел с ума, оставив вас в живых.
- Кто ваш дядя?
- Сэр Томас Френшоу.
- О, значит, вы его племянник. Он кивнул.
- Я живу здесь с ним. Он меня вырастил. К сожалению, я очень мало его вижу. Он храбрый и добрый человек.
- Вряд ли он был добр ко мне. Что касается его храбрости, то, чтобы запугивать невиновную девушку, требуется не много храбрости.
- У вас острый язык.
- Острые языки часто бывают хорошим оружием. Не таким эффективным как шпага, но тоже вполне пригодным.
- Вы необычная девушка. Вы кажетесь намного старше своего возраста.
- Этого потому, что вы слишком юны для вашего возраста.
- Нет. Я могу обскакать многих грумов, и мой учитель фехтования говорит, что я хоть завтра могу выиграть дуэль.
- Большие достижения! - насмешливо сказала я. - Еще вы можете быть тюремщиком девушки, которая не в состоянии напасть на вас.., разве что своим острым языком.
Юноша засмеялся.
- Вы не похожи ни на кого из тех, с кем я был знаком раньше.
- Конечно, ведь я шпионка.
- Значит, вы признаете это, - быстро сказал он.
- Вы совсем еще мальчик, - надменно сказала я. - Вы даже не понимаете, что я смеюсь над вами.
- Помните, что вы моя пленница. Пока не вернутся люди, я полностью за вас отвечаю.
- Тогда берегитесь.., я могу убежать.
- Не сможете. Здесь полно слуг. Все они знают, что вас надо сторожить. Мой дядя и его друзья скоро вернутся.
- Если они вернутся с победой и бедного Георга отправят в Ганновер, а святого Якова коронуют, тогда мои маленькие грешки уже не будут иметь никакого значения.
Он задумался.
- Верно. Это может быть вашим спасением. Значит, вы надеетесь, что Яков победит?
- Нет! - воскликнула я. - Только Георг!
- Это измена.
- Наоборот, это вы виновны в измене.
- Вы действительно шпионка.
Я иронически засмеялась. Как ни странно, все это начинало мне нравится. Я была пленницей, это так, но моим тюремщиком был мальчик, и я надеялась, что перехитрю его.
Он рассердился на меня. Взял поднос и вышел, тщательно заперев за собой дверь. Я поступила глупо. Надо было подольше поиграть с ним, узнать побольше об устройстве дома. И тогда я могла бы спланировать побег.
Я села на кровать. Спустя совсем немного времени опять послышались шаги. Мой страж вернулся, ведя за собой испуганную девушку.
- Это Дженет, - сказал он. - Она покажет вам, где можно умыться. Я буду начеку, так что не пытайтесь убежать.
Я обрадовалась и вышла вслед за Дженет из мансарды. Мы спустились вниз по лестнице в небольшое помещение, где я могла помыться и привести себя в порядок. Там стояли баки с горячей водой, кувшин и таз. Дженет сказала, что будет ждать меня снаружи, и закрыла за собой дверь.
Через некоторое время я вышла, и меня опять провели туда, где ждал мой маленький тюремщик. Мы вернулись в мансарду, и по его молчанию я поняла, что он все еще дуется на меня. Тем не менее я поблагодарила его:
- С вашей стороны это было очень любезно. Шпионка даже не могла предполагать такого обращения.
- Мы не дикари, - сказал он и ушел, заперев дверь. Теперь я почувствовала себя лучше и даже ощутила некоторый душевный подъем. Я была пленницей в этом доме; мои похитители спешно уехали, чтобы принять, как они ожидали, участие в победе; мой надзиратель был мальчиком примерно моего возраста. Ситуация не казалась такой безвыходной, как в начале, когда меня привезли сюда.
- Вот, - сказал он. - Оно твое. Ты передашь его твоей старшей дочери. Старшие дочери в семье всегда носят его.
Я внимательно посмотрела на него и сказала:
- Но Эмма...
Он опять нахмурился.
- Да, полагается дать его ей. Но у меня есть сомнения. Твой отец хотел жениться на твоей матери, и он сделал бы это, если бы она не была уже замужем. Он относился к ней как к своей законной жене, а к тебе - как к законной дочери. Он не мог испытывать таких же чувств к Эмме и ее матери, потому что никогда не говорил мне о ней.., кроме этого последнего письма. Я думаю, в его жизни было много женщин, которые значили для него то же, что и она. Мною движет инстинкт. Сохрани его. Оно стоит состояния. Посмотри на оправу. Она сделана по рисунку любимого ювелира Елизаветы, и эксперты признают это. Сама королева носила его.
- Я никогда раньше не видела такого камня...
- Сейчас он довольно редко встречается, но в свое время его очень любили монархи. Они носили такие кольца, потому что им постоянно грозила опасность быть отравленными. Говорят, эти камни поглощают мышьяк из любой жидкости, и обычно их носили люди, которые боялись, что кто-нибудь может попытаться убить их.
- Все это очень интересно, но я не думаю, что кто-нибудь захочет положить мышьяк в мой бокал. Дядя улыбнулся.
- Кольцо - это что-то вроде талисмана.., такими становятся вещи, передаваемые из поколения в поколение.
- Весьма необычный камень, - сказала я.
- Да. Он образуется в органах пищеварения персидского горного козла.
Я невольно выдала возникшее у меня отвращение.
- Все нормально! - засмеялся дядя. - Камень очищен, но что есть, то есть! Он образуется из переваренной шерсти животного, и это делает его хорошим противоядием. На персидском языке слово "безоар" означает "против яда". Таково название камня.
- Очень интересно.
Я вытянула руку и внимательно посмотрела на кольцо. Дядя взял мою руку и крепко сжал ее.
- Теперь ты выглядишь как истинный Хессенфилд. Я горячо поблагодарила его, и так как я стояла перед ним на коленях, он взял в руки мое лицо и поцеловал меня.
- Удачи тебе, маленькая Кларисса. Возвращайся к нам скорее.
Когда мы уже собирались ложиться спать, я сказала Эмме, что хочу поговорить с ней. Она предложила:
- Пойдем в мою комнату. И я пошла к ней.
Она легла на кровать, красивые темные волосы обрамляли ее лицо, в глазах застыл настороженный интерес. Я села на стул возле кровати, глядя на нее и думая, какая она все-таки привлекательная, не будучи по-настоящему красивой.
- Я пришла попрощаться, - сказала я. - Рано утром я уезжаю.
Эмма недоверчиво смотрела на меня.
- Дядя Пол считает, что так лучше, - продолжала я, - Скоро начнутся волнения.
- О, эти несчастные! Якобиты и ганноверцы, кажется?
- Да.
- Дядя, наверно, огорчен, что ты не маленькая якобитка.
- Дядя слишком умен для этого. Он не станет пытаться убедить кого-нибудь быть тем, кем они не хотят быть.
- А ты против якобитов? Я пожала плечами:
- У нас есть король, которого мы короновали. Будут только неприятности, если попытаться силой посадить на трон другого.
- Здесь, в Хессенфилде, думают, что для народа будет лучше, если вернется Яков.
- Неразумно решать, что хорошо для других, и пытаться навязать это им только потому, что это хорошо для нас. В любом случае, народ сам решит, чего он хочет.
- Я вижу, ты маленький политик.
- Если ты под этим подразумеваешь, что у меня есть немного здравого смысла, я согласна с тобой.
- Но все-таки почему ты уезжаешь?
- Наш дядя думает, что лучше мне уехать сейчас, до начала серьезных волнений. Он считает, что я должна вернуться домой в Эверсли.
Эмма медленно кивнула.
- Они поддерживают другую сторону, да? Значит, ты с нами прощаешься?
- Только на время. Я снова увижусь с тобой, Эмма. Ты должна приехать к нам в Эверсли. Я знаю, что моя тетя Дамарис будет рада видеть тебя...
Я замолчала. Будет ли? А Джереми, а Присцилла и Арабелла? Им не понравится, что у Хессенфилда была любовница, когда он был почти женат на их дорогой Карлотте. Но Эмма - моя сестра. У них сильно развито чувство семьи, и они будут помнить об этом.
Эмма заметила мои колебания и улыбнулась. Иногда мне казалось, что она читает мои самые сокровенные мысли. Эмма была умна и проницательна, но, может быть, я была чуть похитрее, чем она думала. Она выразила сожаление по поводу моего отъезда, но мне почудилась в ее интонациях затаенная радость. Очевидно, она немного ревниво относилась к моей дружбе с дядей Полом и была рада, что я оставляю ей поле деятельности.
Я попрощалась, заверив ее, что мы с ней встретимся, как только представится случай. Потом я пошла в свою комнату и завершила последние приготовления к отъезду. Когда все было готово, я легла, но заснуть не могла, боясь проспать, хотя дядя сказал, что меня разбудят за полчаса до рассвета и принесут холодный бекон, хлеб и эль.
Продукты на первую часть пути были уложены в седельные сумки, чтобы нам не нужно было останавливаться в трактирах, пока мы не отъедем подальше.
Все шло по плану, и когда забрезжил рассвет, я попрощалась с моим вновь обретенным дядей. Меня тронуло, что Эмма спустилась вниз, чтобы проводить меня.
Итак, в рассветный час я отъехала от замка Хессенфилд и в сопровождении моих грумов направилась на юг.
В ПЛЕНУ
Направив лошадь на юг, я не могла не почувствовать радости, предвкушая встречу с семьей. Они, конечно, знали, что происходит на севере, и беспокоились обо мне.
Сельская природа в это утро была красива. На болотах, над которыми повис густой туман, цвел дрок; тут и там деревья поднимали к небу свои оголенные ветви. Мы оставили позади открытую местность и поехали по тропинкам мимо леса, где переплетающиеся ветви деревьев образовывали красивое кружево на фоне неба. Зима здесь наступала раньше, чем на юге, но мы должны были успеть в Эверсли до того, как придут снежные бураны.
Мы остановились перекусить под прикрытием кустарника, отдав должное всем вкусным вещам, которыми нас снабдили в Хессенфилде. Там были свежий хлеб, каплун и эль, чтобы запить все это. Грумы сказали, что пища превосходная и что самое лучшее в северянах - это их умение поесть.
Грумов звали Джим, Джек, Фред и Гарри; как я догадалась, им понравилось в Хессенфилде главным образом из-за изобилия еды. Не то чтобы их плохо кормили в Эверсли, но в Хессенфилде, по выражению одного из них, была "гора еды".
Однако, они с удовольствием возвращались домой, считая эту увеселительную прогулку приключением.
Подкрепившись, мы продолжали наш путь и как раз до наступления сумерек подъехали к трактиру, который нам рекомендовал дядя Пол. Первая часть путешествия была успешно завершена. Мы все устали, хотели есть и готовы были проглотить все, что хозяин мог нам предложить: горячий суп, жареную говядину, телятину, пирог с ветчиной и сыром и фрукты на десерт. К счастью, для нас были комнаты, и мы решили рано лечь спать, чтобы на рассвете отправиться в путь.
После обильного ужина я пошла в свою комнату, которая окнами выходила на двор трактира, с удовольствием сняла одежду, легла и тут же уснула, поскольку почти не спала в предыдущую ночь.
Я проснулась от цокота копыт внизу. Еще кто-то приехал, догадалась я, вслушиваясь в голоса грумов и хозяина. Похоже было на какие-то препирательства, но я подумала, что это обычное явление в придорожных трактирах. Кто-то приехал слишком поздно, а комнат уже нет. Я знала, что я и мои грумы заняли достаточно много места, но ведь это были всего лишь две комнаты - одна комната для четырех грумов и одна для меня. Как бы то ни было, перебранка продолжалась так долго, что я встала с кровати и выглянула в окно.
Лучше бы я этого не делала, потому что надежду на отдых пришлось оставить. Один из всадников был Френшоу, которого я по-прежнему называла человеком в коричневом бобриковом пальто. Что он делает в трактире? Меня охватил ужас при мысли, что он ищет меня.
Я ждала у окна, стараясь держаться в тени. Хозяин заламывал руки. Его трактир полон, что довольно необычно. "Восходящее солнце" - небольшой трактир, и милорд должен понять. Здесь можно устроить только троих, если они согласны спать в одной комнате; остальные должны будут поехать в другое место. Всего в двух милях по этой дороге есть "Олень и охотник". Очень много путников.., что странно в это время года.
Кажется, они поладили. Френшоу и еще один останутся, остальные поедут в "Олень и охотник".
Я больше не ложилась. Мы должны уехать очень рано. Утром, может быть, даже до рассвета. Я догадывалась, что Френшоу будет искать нас, и очень возможно, что искать он будет и здесь.
Торопливо одевшись, я пошла в комнату, где спали грумы. Нужно было уезжать без промедления - украдкой, пока все спят.
Я постучала в дверь. Потребовалось время, чтобы разбудить их, так крепко они спали. Когда я сказала, что мы сейчас же должны уехать, грумы расстроились.
- Лошадям нужен отдых, госпожа, - сказал Джим.
- Я знаю, и нам тоже, но надо бежать из этого трактира. Мы уехали так поспешно, потому что дядя боялся за нас. Теперь я знаю, что нас выследили, и нам нужно немедленно и тихо уйти. Я рассчиталась вечером с хозяином, так что мы можем быстро уехать.
Я не сразу смогла убедить их в опасности, но наконец мне это удалось. До них доходили слухи о всяких неприятностях на севере, так как они разговаривали с другими конюхами в Хессенфилде. Окончательно проснувшись, они сказали, что сейчас же пойдут в конюшню и подготовят лошадей.
Я вернулась в свою комнату, собрала вещи и приготовилась к отъезду.
Ночь была звездная; в два часа ночи мы покинули трактир "Восходящее солнце", и я вздохнула с облегчением, когда он остался далеко позади нас. Мы проехали мимо "Оленя и охотника", и я подумала, сколько же там людей Френшоу.
С наступлением рассвета настроение мое улучшилось, и я с радостью продолжала путешествие. По пути в Йорк мы должны были проехать через маленькую деревню Лангторн. Наша увеселительная прогулка на тамошнюю ярмарку осталась далеко в прошлом, и я уже почти забыла Ланса Клаверинга, которого заслонили последующие впечатления; но будет замечательно, если он еще в Йорке.
Приближался полдень. Я намеревалась запастись едой в трактире, но у нас не было для этого времени. Осталось лишь немного каплуна и хлеба и капелька эля, но все это было уже несвежее, и еда не казалась такой вкусной, как накануне.
Мы подъехали к лесу. Все очень устали, лошадям тоже надо было отдохнуть. Поблизости протекал ручей, и Гарри повел к нему лошадей. Мы растянулись под деревом и вскоре уснули.
Внезапно я проснулась, дрожа от холода. Через час солнце должно было зайти. Это было бледное зимнее солнце, но все-таки оно светило, и мне стало досадно, что мы так долго спали. Нам уже следовало позаботиться о ночлеге.
Грумы крепко спали, лошади были привязаны к деревьям. Мне захотелось размять ноги, прежде чем будить грумов, и я пошла к ручью. Во рту у меня пересохло, а вода наверняка будет свежей и холодной.
Я знала, что ручей недалеко, потому что Гарри водил туда лошадей, и знала, в каком направлении идти. Вот и она, прозрачная чистая вода.
Я оглянулась. Грумы и лошади скрылись за деревьями. Мне нельзя было задерживаться: мои люди встревожатся, если проснутся и увидят, что меня нет. Кроме того, нам уже пора отправляться в путь, чтобы до наступления ночи найти трактир.
Едва я наклонилась к ручью, как услышала движение за спиной. Я обернулась. Внезапно меня обхватили чьи-то сильные руки. Я вскрикнула, и мне мгновенно закрыли рот, а на голову накинули что-то вроде капюшона, так что я не могла кричать.
- Хорошая работа, - сказал кто-то. - Теперь к лошадям.
Я попыталась бороться, но это было бесполезно.
Я очень испугалась. Мне было неизвестно, кто захватил меня, но я боялась, что это имеет отношение к Френшоу. Они гнались за мной до "Восходящего солнца", а утром обнаружили, что мы уехали. Дорога шла на юг, и мои преследователи знали, что я поеду по этой дороге, поэтому им не составило труда найти меня.
Я не знала, что делать. Нечего было и пытаться на такой скорости вывернуться из рук моего захватчика. Мне оставалось одно: ждать, чтобы узнать, чего они хотят от меня.
Казалось, прошло несколько часов скачки; темп начал сбавляться, и я догадалась, что мы прибыли на место назначения. Затем мы въехали во двор.
- Браво! - услышала я голос Френшоу. Меня сняли с лошади и сорвали с головы капюшон. Несколько мгновений я ничего не видела, потом разглядела дом. По обе стороны от входа горели факелы, в дверях стоял человек. Это был Френшоу.
- Введите ее, - сказал он.
Меня схватили за руку и потащили в дом вслед за Френшоу. Мы оказались в зале - небольшом сравнительно с Эндерби; по потолку были проложены тяжелые балки, в большом камине горел огонь. У меня кружилась голова, ноги не гнулись. Меня слегка покачивало.
- Дайте ей стул, - сказал Френшоу. Приказ был выполнен, и я села.
- А теперь я хочу, чтобы вы немедленно рассказали нам, что вы узнали в Хессенфилде и кому послали свое сообщение.
Я была поражена тем, что меня схватили и привезли сюда таким образом. Я боялась этого человека с того самого момента, как увидела его в замке; но и до этого мной владело жуткое предчувствие, что в его руках ничего хорошего мне ждать не придется.
Я сказала, заикаясь:
- Вы ошибаетесь. Я ничего не знаю и ничего никому не посылала. Я не разбираюсь в ваших делах. Они меня не касаются. Я не интересуюсь...
- Ваш дядя поступил не правильно, отослав вас, - сказал Френшоу. - Он ответит за это. Я сам застал вас подслушивающей у двери. Совершенно ясно, что вы были посланы шпионить за нами. Генерал Эверсли проинструктировал вас, что надо делать. Ему казалось гениальной хитростью послать молодую девушку в лагерь врага. Для него счастливой случайностью стало ваше родство с Хессенфилдом.
- Вы совершенно не правы. Никто даже не говорил о том, что я должна что-то разведать. Про эту попытку посадить другого короля на трон я узнала только приехав в замок.
- Не думайте обмануть нас детским лепетом. Вы знаете, что мы уже много лет пытаемся вернуть трон истинному королю.
- Я не думала об этом.
- Как же, как же.., находясь в самом рассаднике приверженцев ганноверца! Все мы знаем, что генерал Эверсли - один из командующих Георга. Скажите нам, что вы обнаружили. Нам известно, что вы послали какие-то сведения генералу в Йорк.
- Ничего подобного я не делала. Я не имела с ним никакой связи с тех пор, как оставила его в Йорке.
- Думаете, мы поверим вам?
- Не имею ни малейшего понятия. Один из охранников ударил меня по лицу. Я вскрикнула от боли, и Френшоу сказал:
- В этом нет необходимости.., пока.
- Она была груба с вами, сэр.
- Со временем она все скажет нам.
- Когда же? - спросил человек, которого я только сейчас заметила.
Я безумно устала, и только схвативший меня ужас не давал мне уснуть. Прошлую ночь я совсем не спала, мне удалось только часок вздремнуть в лесу, как раз перед моим пленением. Я была голодна, но больше всего хотела спать.
- Мы узнаем от нее все, что хотим, - сказал Френшоу. - Сейчас она ничего не соображает.
- Она же прошлую ночь не спала, поскольку посреди ночи покинула "Восходящее солнце". Посмотри, она совсем без сил.
Я поняла, что лучше всего притвориться уснувшей. Это даст мне время подумать, что делать и можно ли отсюда убежать.
Когда Френшоу поднялся и подошел к моему стулу, я закрыла глаза и уронила голову набок. Он наклонился и встряхнул меня. Я сонно открыв глаза, спросила:
- Где.., я? - и вновь закрыла глаза.
- Ты прав, - сказал Френшоу. - Запри ее на ночь. Мы поговорим с ней утром. Время еще есть.
Меня растолкали и поставили на ноги. Я стояла, зевая, пока меня не потащили через зал к лестнице. Сквозь полуприкрытые веки я попыталась заметить, куда меня ведут. Когда мы вышли из зала, двое людей, сопровождавших меня, взяли свечи с полки у лестницы и стали освещать дорогу. Мы поднялись на площадку, на которую выходили несколько дверей. Меня подтолкнули к другой лестнице; мы поднялись по ней; она вела на длинную галерею. Мы пошли по этой галерее, дошли до деревянной двери, за которой находился коридор со множеством комнат. Потом мы поднялись на несколько ступеней в своего рода мансарду. Мансарда была большая, с крутой крышей, в которой было два окна. Я увидела кровать, стул и стол. Меня толкнули внутрь, захлопнули дверь, и я услышала, как в замке повернулся ключ.
Я стояла в центре комнаты; сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди. Мне совершенно не хотелось спать, несмотря на усталость. Как же выйти отсюда? Окна расположены на крыше. Чтобы выглянуть из них, надо встать на стул, и все равно я увижу только небо. В одном конце комнаты висел занавес. Я подошла и отдернула его, обнаружив за ним крохотную ванну и маленький стол. Я повернулась, подошла к кровати и села на нее.
Как бы мне убежать? Если я скажу им все, что знаю, это их не удовлетворит, потому что я не знаю ничего такого, что имело бы большое значение. Общеизвестно, что якобиты всегда представляли собой угрозу. Это длится уже много лет. Что сказать?
Они не поверят мне.
Я легла на кровать и, несмотря на мое замешательство и страх, несмотря на растущее предчувствие чего-то ужасного, быстро уснула.
Когда я проснулась, мансарда была залита светом, проникавшим в окна на крыше. Меня сковал холод. Сначала я не могла вспомнить, где нахожусь, но потом, к своему ужасу, все поняла.
Встав с кровати, я подошла к двери и попыталась ее открыть, что было, конечно, глупо, ведь она была дубовой и я слышала, как меня запирали на ключ. Интересно, что собираются сделать со мной мои похитители? В голову полезли всякие ужасные мысли. Я вспомнила слухи о заключенных, которых пытают в лондонском Тауэре. Мне ясно представились клещи для пальцев, дыба и тиски, этот страшный железный ящик в форме женщины, утыканный гвоздями: жертв помещали в этот ящик, и под шутки мучителей он сжимал жертву в "объятиях", пока гвозди не вонзались в тело.
Они не посмеют такого сделать, уверяла я себя. Но ведь есть и другие пытки, без столь изощренных инструментов.
С каждой минутой во мне рос страх. Раньше я мечтала о приключениях. Теперь мне хотелось только одного: оказаться опять в моем уютном коконе.
Я вздрогнула, так как послышались шаги. Я посмотрела на свои часы, все еще висящие на цепочке, и удивилась, увидев, что было уже девять часов.
Да, кто-то подошел к моей двери. В замке повернулся ключ, дверь с трудом открылась. Позднее мне стало известно, что мансардой пользовались редко.
Я ожидала увидеть гнусного Френшоу, но вместо него там стоял юноша. Я удивилась, потому что он был примерно одного со мной возраста, и это успокоило меня. Более того, по сравнению с ожидаемым Френшоу или одним из его людей этот мальчик казался красивым. Он был без парика, и его вьющиеся волосы образовывали сияющий ореол вокруг лица. Кожа у него была гладкая и бледная, глаза синие. Я решила, что это мне снится или, может быть, меня убили и я попала на небо. Лицо мальчика поражало такой чистотой выражения, что его можно было принять за ангела.
Он внимательно посмотрел на меня и сказал:
- Вы готовы сказать нам, что вы передали врагу? Значит, все-таки он один из них. Странно, что он был так молод и выглядел таким невинным.
- Я уже сказала, что ничего не знаю, - резко ответила я. - Больше мне нечего сказать. Лучше отпустите меня. Когда моя семья узнает, как со мной обращались..
Он поднял руку, останавливая меня.
- Я не выпущу вас отсюда, пока вы не откроете нам все, что знаете.
Я в отчаянии закричала.
- Что я могу сказать, когда я ничего не знаю! Если даже вы будете держать меня здесь, пока я не умру от холода и голода, я все равно ничего не смогу вам сообщить, потому что ничего не знаю.
- Вы голодны? - спросил он.
- Я уже давно не ела.
- Подождите, - сказал он и вышел, заперев за собой дверь.
Настроение мое немного улучшилось. Он был очень молод и, может быть, обратит внимание на мои слова, и тогда мне удастся убедить его, что я говорю правду. Но как быть с другими?
Прошли долгих десять минут, прежде чем юноша вернулся. Я слышала, как он шел по галерее, поднимался по ступенькам в мансарду. Он открыл дверь и вошел с подносом, на котором стояла чашка с овсяной кашей.
- Вот, съешьте это, - сказал он. Я взяла поднос. Меня мучил зверский голод, и еда никогда не пахла так вкусно.
Когда я все съела, юноша сказал:
- Теперь, когда вам лучше.., теперь вы будете говорить?
- Я чувствую себя лучше, - ответила я, - и хочу говорить, но не могу сказать вам того, что вы хотите услышать просто потому, что я не знаю этого.
- Вы хорошая шпионка, - сказал он почти восхищенно, - но в конце концов сдадитесь.
- Сколько вы собираетесь держать меня здесь? Он пожал плечами.
- Это зависит от многого.
Я сидела на кровати; он сел в кресло и стал внимательно изучать меня.
- Когда вы родились? - спросил он.
- В феврале тысяча семьсот второго года.
- Я родился в ноябре тысяча семьсот первого года, то есть я чуть старше вас.
- Всего на три месяца.
- Три месяца могут значить очень много. Теперь я ваш тюремщик до тех пор, пока не вернутся мужчины.
- Вернутся? Откуда?
Сердце мое забилось. Все казалось светлее с приходом в мансарду этого симпатичного юноши.
- Вы слышали ночью шум?
- Нет.
- Вероятно, здесь, наверху, не было слышно. Все спешно уехали. Скоро дело будет сделано. Верные горцы маршируют в Англию. Они призывают всех присоединиться к победной армии шотландцев. Они идут на Престон.
- Вы хотите сказать, что они вторглись в Англию? Значит, будет война?
- Все скоро кончится. Англичане отступают перед храбрыми горцами. Яков скоро будет здесь, чтобы предъявить свои права на трон.
- Вы преданный якобит?
- Конечно. Вас не правильно воспитали. Я все о вас знаю. Кое-что мне рассказали, об остальном я догадался. Они не знали, что с вами делать. Некоторые хотели убить вас.
- Убить меня! Они, наверно, с ума сошли.
- Они говорили, что это мой дядя сошел с ума, оставив вас в живых.
- Кто ваш дядя?
- Сэр Томас Френшоу.
- О, значит, вы его племянник. Он кивнул.
- Я живу здесь с ним. Он меня вырастил. К сожалению, я очень мало его вижу. Он храбрый и добрый человек.
- Вряд ли он был добр ко мне. Что касается его храбрости, то, чтобы запугивать невиновную девушку, требуется не много храбрости.
- У вас острый язык.
- Острые языки часто бывают хорошим оружием. Не таким эффективным как шпага, но тоже вполне пригодным.
- Вы необычная девушка. Вы кажетесь намного старше своего возраста.
- Этого потому, что вы слишком юны для вашего возраста.
- Нет. Я могу обскакать многих грумов, и мой учитель фехтования говорит, что я хоть завтра могу выиграть дуэль.
- Большие достижения! - насмешливо сказала я. - Еще вы можете быть тюремщиком девушки, которая не в состоянии напасть на вас.., разве что своим острым языком.
Юноша засмеялся.
- Вы не похожи ни на кого из тех, с кем я был знаком раньше.
- Конечно, ведь я шпионка.
- Значит, вы признаете это, - быстро сказал он.
- Вы совсем еще мальчик, - надменно сказала я. - Вы даже не понимаете, что я смеюсь над вами.
- Помните, что вы моя пленница. Пока не вернутся люди, я полностью за вас отвечаю.
- Тогда берегитесь.., я могу убежать.
- Не сможете. Здесь полно слуг. Все они знают, что вас надо сторожить. Мой дядя и его друзья скоро вернутся.
- Если они вернутся с победой и бедного Георга отправят в Ганновер, а святого Якова коронуют, тогда мои маленькие грешки уже не будут иметь никакого значения.
Он задумался.
- Верно. Это может быть вашим спасением. Значит, вы надеетесь, что Яков победит?
- Нет! - воскликнула я. - Только Георг!
- Это измена.
- Наоборот, это вы виновны в измене.
- Вы действительно шпионка.
Я иронически засмеялась. Как ни странно, все это начинало мне нравится. Я была пленницей, это так, но моим тюремщиком был мальчик, и я надеялась, что перехитрю его.
Он рассердился на меня. Взял поднос и вышел, тщательно заперев за собой дверь. Я поступила глупо. Надо было подольше поиграть с ним, узнать побольше об устройстве дома. И тогда я могла бы спланировать побег.
Я села на кровать. Спустя совсем немного времени опять послышались шаги. Мой страж вернулся, ведя за собой испуганную девушку.
- Это Дженет, - сказал он. - Она покажет вам, где можно умыться. Я буду начеку, так что не пытайтесь убежать.
Я обрадовалась и вышла вслед за Дженет из мансарды. Мы спустились вниз по лестнице в небольшое помещение, где я могла помыться и привести себя в порядок. Там стояли баки с горячей водой, кувшин и таз. Дженет сказала, что будет ждать меня снаружи, и закрыла за собой дверь.
Через некоторое время я вышла, и меня опять провели туда, где ждал мой маленький тюремщик. Мы вернулись в мансарду, и по его молчанию я поняла, что он все еще дуется на меня. Тем не менее я поблагодарила его:
- С вашей стороны это было очень любезно. Шпионка даже не могла предполагать такого обращения.
- Мы не дикари, - сказал он и ушел, заперев дверь. Теперь я почувствовала себя лучше и даже ощутила некоторый душевный подъем. Я была пленницей в этом доме; мои похитители спешно уехали, чтобы принять, как они ожидали, участие в победе; мой надзиратель был мальчиком примерно моего возраста. Ситуация не казалась такой безвыходной, как в начале, когда меня привезли сюда.