Холт Виктория. Роковой шаг

   Меня чрезвычайно интересовала Харриет, а поскольку ее муж Грегори был таким добрым и заботливым, я могла бы быть очень счастлива в Эйот Аббасе, если бы это не означало расставания с Дамарис, с которой у нас сложились совершенно особые отношения.
   Это произошло, кажется, в 1710 году, потому что мне было только восемь лет. Но я считаю, что все случившееся со мной сделало меня не по годам развитой. Во всяком случае, Харриет думала именно так.
   Харриет и я были в какой-то степени похожи. Мы обе усиленно интересовались людьми, а значит, очень многое узнавали о них.
   Харриет была поразительной женщиной и обладала неувядаемой красотой. Наверное, она была уже очень стара (она никогда не говорила нам, сколько ей лет), но годы, казалось, не тронули ее. Она не обращала на них внимания, и как они ни пытались, но не смогли повредить ей. Волосы ее оставались все такими же темными.
   - Я передам тебе мой секрет, Кларисса, прежде чем умру! - сказала она с озорной улыбкой, какая была у нее, наверное, еще в моем возрасте.
   В дополнение к этим темным волнистым волосам у нее были ярко-синие глаза, и хотя они были окружены морщинками, их оживлял блеск вечной юности.
   Она завладела мной, и мы проводили вместе долгие часы, задавая множество вопросов, в основном, о моем прошлом.
   - Ты уже достаточно большая, чтобы знать правду о себе, - сказала она. Думаю, ты держишь свои глазки и ушки широко открытыми, чтобы побольше увидеть и услышать, не правда ли?
   Я кивнула.. Можно было признаться Харриет в своих грешках, потому что я не сомневалась, что в подобном положении она тоже совершила бы их.., а может быть, и более смелые. Несмотря на почтенный возраст, она отличалась от других моих родных. Когда я была с ней, у меня было такое чувство, что я нахожусь в компании столь же молодого по духу человека, как и я, но со значительным жизненным опытом, который может мне пригодиться.
   - Да, - сказала она, - для тебя лучше знать всю правду. Полагаю, твоя дорогая бабушка никогда не проронит об этом ни слова. Я знаю свою Присциллу. А Дамарис добрая, хорошая девочка, будет делать так, как скажет ей мать. Даже твоя прабабушка ничего тебе не скажет. Боже мой! Остается бедная старая Харриет.
   Она рассказала мне, что моя мама случайно встретилась в гостинице с какими-то якобитами, приверженцами Якова II, лидером которых был лорд Хессенфилд. Они полюбили друг друга, и я стала результатом этой любви. Но они не успели пожениться, потому что Хессенфилд вынужден был бежать во Францию. Когда я родилась, Бенджи сказал, что он будет мне отцом, и мама вышла за него замуж. Но позднее Хессенфилд приехал за моей мамой и мной и увез нас во Францию, а несчастный Бенджи, который считал себя моим отцом, остался один.
   - Ты должна быть особенно добра к Бенджи, - сказала Харриет.
   - Я постараюсь, - пообещала я.
   - Бедный Бенджи! Ему нужно снова жениться и забыть твою маму. Но она была очень красива, Кларисса.
   - Я знаю.
   - Конечно, знаешь. Однако она никого не сделала счастливым - ни себя, ни других.
   - Она принесла счастье Хессенфилду.
   - Ах.., эта пара. Твои родители, Кларисса, были необычайными людьми, редкими людьми. Тебе очень повезло, что у тебя были такие родители. Интересно, станешь ли ты похожей на них, когда вырастешь? Если да, то тебе надо быть осторожной. Ты должна обуздать свою беспечность, должна думать, прежде чем действовать. Я всегда так делала, и посмотри, чего добилась. Этот красивый дом, хороший муж, лучший из всех сыновей на земле - чего же еще желать в старости! Но все это не далось само, Кларисса. Я трудилась для этого... Я трудом отвоевывала каждый дюйм своего пути, и теперь все так прекрасно. Дорогое дитя, ты имеешь все шансы на хорошую жизнь. Ты потеряла своих родителей, но у тебя есть семья, которая любит тебя. А теперь, зная правду о себе, ты должна быть счастливой. Я была счастлива. Будь смелой, но не беспечной. Не уклоняйся от приключения, но всегда будь уверена в том, что не действуешь опрометчиво. Я-то знаю. Я прожила долгую жизнь и знаю, как быть счастливой. Счастье - это самое лучшее, что есть на земле, Кларисса.
   Я любила сидеть рядом с Харриет и слушать ее восхитительные рассказы. Она многое поведала мне о своем прошлом, о жизни на сцене, о том, как она впервые встретилась с моей прабабушкой Арабеллой в те дни перед реставрацией Карла II. Она говорила так образно и столько успела рассказать мне о моей семье во время этого краткого визита, сколько я не слышала до сих пор.
   Она была права: мне было полезно все узнать. Думаю, в какой-то степени это было началом ослабления моей потребности в защите. Когда я услышала, что случилось с членами моей семьи (правда, о моем отце Харриет рассказала не слишком много), мое стремление к безопасности стало покидать меня.
   Теперь оно сменилось стремлением к независимости. Но ведь в то время мне было всего восемь лет.
   Однажды Харриет позвала меня. В руке у нее было письмо.
   - Письмо от твоей бабушки, - сказала она. - Она хочет, чтобы ты вернулась в Эндерби. Дамарис поправляется и скучает без тебя. Твой краткий визит к нам кончается. Мы не можем проигнорировать это, как бы нам ни хотелось. Твое пребывание здесь, дорогая, доставило мне и Бенджи большую радость. Он будет грустить, когда ты уедешь, но твоя бабушка, да и прабабушка тоже, не один раз напоминала мне, что Дамарис привезла тебя из Франции и поэтому имеет преимущество перед всеми. Каково тебе, Кларисса, быть нарасхват? Ну да ладно. Можешь не говорить, я знаю. Тебе не хочется уезжать от нас, но ты мечтаешь увидеть свою дорогую Дамарис.., и, что важнее, Дамарис хочет видеть тебя.
   Итак, визит завершился. Я, конечно, ждала встречи с Дамарис, но мне ужасно не хотелось уезжать от Харриет, Грегори и Бенджи. Мне нравился Эй от Аббас и становилось печально, когда я думала, что больше уже не будет походов на тот остров, который был виден из окна моей спальни. Я разрывалась между Эндерби и Эйот Аббасом. Я вновь почувствовала этот избыток привязанности.
   Харриет сказала:
   - Грегори, Бенджи и я проводим тебя. Мы возьмем карету, это даст нам возможность подольше побыть с тобой.
   Мысль о путешествии в карете Грегори привела меня в восторг. Это был великолепный экипаж с четырьмя колесами и дверцами с каждой стороны. Наш багаж несли лошади в седельных сумках, потому что в карете не было для него места. Два грума сопровождали нас: один правил лошадьми, другой ехал сзади. Они то и дело менялись местами.
   Путешествие было неторопливым и очень веселым, с остановками в трактирах по пути. Все это будоражило мою память. Я уже ездила в этом экипаже, когда была совсем маленькой. Тогда я впервые увидела Хессенфилда: он притворился разбойником и остановил экипаж. Пока я сидела сейчас у окна кареты, которая подпрыгивая на неровной дороге, везла нас вперед, в моей голове одна за другой проносились картины из прошлого. Вот Хессенфилд в маске останавливает карету, приказывая нам выходить, вот он целует маму, потом меня. Я не испугалась и чувствовала, что мама тоже не боится. Я дала разбойнику хвостик моей сахарной мышки. Потом он ускакал, и я не видела его до тех пор, пока он не унес меня из Эйот Аббаса на корабль.
   Меня потянуло в сон. Харриет и Грегори тоже дремали. Рядом с Грегори сидел Бенджи, и каждый раз, когда наши взгляды встречались, он улыбался. Он был очень огорчен тем, что я уезжаю. Мне тогда подумалось: "Если бы ты был Хессенфилдом, то не отпустил бы меня, а унес бы на большой корабль..."
   Я всех сравнивала с Хессенфилдом. Он был выше всех ростом. Впрочем, он во всем превосходил любого. Я была уверена, что, будь он жив, на троне сидел бы король Яков.
   Мы передвигались медленно, потому что дороги были опасны. Недавно прошел сильный дождь, и мы то и дело проезжали по глубоким лужам. Было интересно наблюдать, как разлетаются водяные брызги, и я смеялась.
   - Для бедного старого Мерри это не так приятно, - сказал Бенджи.
   Мерри в этот момент как раз правил лошадьми. У него было печальное лицо, напоминавшее собаку-ищейку. Меня веселило, что у такого человека столь неподходящее имя . ("Одна из шуточек природы", сказала Харриет), и я хохотала всякий раз, как слышала его.    Вдруг мы почувствовали толчок. Экипаж остановился. Грегори с удивлением открыл глаза, а Харриет спросила:
   - Что случилось?
   Мужчины вышли из кареты. Я посмотрела в окно и увидела, что они осматривают колеса. Грегори заглянул внутрь кареты.
   - Мы застряли в канаве на обочине, - объяснил он. - Понадобится время, чтобы вытащить карету.
   - Надеюсь, это будет недолго, - сказала Харриет. - Через час-другой уже стемнеет.
   - Мы постараемся побыстрее, - ответил ей Грегори. Он так гордился своей каретой, и ему было неприятно, что с ней что-то случилось. - Это все из-за погоды, - продолжал он - Дороги в ужасном состоянии.
   Харриет посмотрела на меня и пожала плечами.
   - Будем ждать, - сказала она. - Надеюсь, не слишком долго. Ты, наверное, уже мечтаешь об уютной, теплой гостиной в трактире? Что бы ты хотела съесть? Сначала горячего супу? Молочного поросенка? Пирог с куропаткой?
   Харриет умела вызвать ощущение того, о чем говорила. Я уже чувствовала во рту вкус сладкой слоеной булочки и марципанового сердца.
   Она сказала:
   - Давным-давно ты уже ехала в этой карете, помнишь, Кларисса? Я кивнула.
   - Появился разбойник, - продолжала она.
   - Это был Хессенфилд, он шутил. На самом деле он не был разбойником.
   Я почувствовала, как слезы набежали на глаза, потому что он ушел навсегда и я больше никогда не увижу его.
   - Он был настоящим мужчиной, правда? - тихо сказала Харриет.
   Я знала, что она имеет в виду, и подумала: "Никогда уже не будет никого похожего на Хессенфилда". И вдруг мне пришло в голову: как жаль, что на свете встречаются такие замечательные люди, потому что в сравнении с ними другие кажутся неполноценными. Конечно, лучше всего было бы, если бы они не умирали и не уходили от нас навсегда.
   Харриет наклонилась ко мне и тихо сказала:
   - Когда люди умирают, о них иногда думаешь намного лучше, чем они были на самом деле.
   Я все еще размышляла над этими словами, когда Грегори вновь заглянул в карету.
   - Десять минут - и все будет в порядке, - сказал он.
   - Отлична - воскликнула Харриет. - Тогда мы сможем доехать до "Медвежьей головы" до наступления темноты.
   - Мы легко отделались. Дороги просто приводят в ужас, - ответил Грегори.
   Немного погодя он и Бенджи сели на свои места в карете. Лошади после этого короткого отдыха резво тронулись с места, и карета на приличной скорости покатила по дороге.
   Солнце садилось и уже почти исчезло. День был пасмурный и облачный, собирался дождь. Быстро темнело. Мы подъехали к лесу. У меня появилось странное чувство, что я уже была здесь, и тут я догадалась, что это то самое место, где несколько лет тому назад Хессенфилд остановил карету.
   Дорога вела через лес. Едва мы немного проехали, как на дорогу выехали двое. Они держались сбоку от кареты, и в окно я четко видела одного из них. Он был в маске и вооружен.
   Разбойники! Место как раз подходящее для них. У меня сразу мелькнула мысль: "Это не Хессенфилд. Это настоящий разбойник. Хессенфилд мертв".
   Грегори все видел. Он потянулся за ружьем, которое лежало под сиденьем. Харриет крепко схватила меня за руку. Мерри что-то кричал. Он стал стегать лошадей, и нас бросало в карете из стороны в сторону, пока лошади галопом несли нас через лес.
   Бенджи вынул шпагу, которая хранилась в карете как раз на такой случай.
   - Кажется, Мерри думает, что мы можем их обскакать, - пробормотал Грегори.
   - Было бы превосходно, если бы это удалось, - ответил Бенджи.
   Он смотрел то на Харриет, то на меня, и я поняла, что он не хочет стычки, которая могла бы подвергнуть нас опасности.
   Карета продолжала нестись, нас с остервенением кидало во все стороны - и вдруг меня подбросило вверх. Я помню, что ударилась головой в потолок кареты, которая, казалось, подскочила до верхушек деревьев.
   Я услышала, как Харриет прошептала:
   - Господи, помоги нам.
   И потом меня окутала темнота.
   Придя в себя, я увидела, что лежу в чужой кровати. С одной стороны стояла Дамарис, с другой - Джереми.
   Голос Дамарис произнес:
   - Кажется, она проснулась. Окончательно открыв глаза, я сказала:
   - Мы были в карете... - и все вспомнила.
   - Да, дорогая, теперь ты в безопасности.
   - Что случилось?
   - Произошел несчастный случай.., но не думай об этом сейчас.
   - Где я?
   - В "Медвежьей голове". Мы поедем домой, как только ты сможешь ехать.
   - Значит, вы останетесь здесь?
   - Да, до тех пор, пока не сможем забрать тебя отсюда.
   Это был как раз один из тех моментов, когда меня радовала такая забота.
   Я быстро поправлялась. У меня была сломана нога и тело было покрыто кровоподтеками.
   - Молодые кости быстро срастаются, - говорили мне.
   Я пробыла в трактире еще два дня, и наконец мне все рассказали. Карета никогда уже больше не покатится по дорогам. Лошади так пострадали, что их пришлось пристрелить.
   - Это лучшее, что мы могли сделать, - сказала Дамарис, и голос ее дрогнул. Она любила животных.
   - Это были настоящие разбойники? - спросила я.
   - Да, - ответила Дамарис. - Они удрали, когда это случилось. Это все из-за них, это их вина. Мерри и Келлер стегали лошадей, надеясь оторваться от грабителей, и не заметили упавшего дерева. Вот как все произошло.
   - А Бенджи, Харриет и Грегори тоже здесь, в трактире?
   Все замолчали, и я вдруг испугалась.
   - Кларисса, - медленно сказала Дамарис. - Это был очень тяжелый несчастный случай. Тебе повезло, Бенджи тоже...
   - Что ты имеешь в виду? - чуть слышно спросила я.
   Дамарис взглянула на Джереми, и он кивнул, словно говоря: расскажи ей, не имеет смысла скрывать правду. Харриет и Грегори.., погибли, Кларисса. Я молчала, не зная, что сказать. У меня не было слов. Опять смерть! Она появилась так внезапно и схватила людей, которые меньше всего этого ожидали. Мои прекрасные родители мертвы. Милый добрый Грегори.., красавица Харриет с синими глазами и вьющимися волосами.., они тоже мертвы. Я еле вымолвила:
   - И я их больше никогда не увижу... Мне хотелось закрыть глаза, уснуть и все забыть. Они ушли, и я слышала, как они шептались за дверью.
   - Может быть, не стоило ей говорить. Ведь она еще ребенок.
   - Нет, - ответил Джереми, - она должна взрослеть. Она должна узнавать, что такое жизнь.
   Я лежала, вспоминая тех, кто был так полон жизни, - мою маму, отца и Харриет.., и теперь они мертвы... Горе переполняло меня. В тот день кончилось мое детство.
   Оказалось, что молодые кости действительно быстро срастаются, а молодое тело способно противостоять таким ударам и быстро набирать силу.
   Бедный Бенджи I Он стал похож на призрак. Как жестоко жизнь обошлась с ним! Он был таким хорошим и наверняка никогда в жизни не причинил никому вреда.., а сам лишился моей мамы из-за Хессенфилда, лишился меня из-за Дамарис, а теперь потерял и родителей, которых любил той редкой, нежной, бескорыстной любовью, на которую способны только такие люди, как Бенджи.
   Дамарис и Джереми настояли на том, чтобы он приехал с нами в Эверсли.
   Джереми внес меня в Эндерби-холл, где уже ждали Смит и Демон. Лицо Смита сморщилось от удовольствия, когда он увидел меня, так что реки на его лице-карте стали еще глубже. Демон все время подпрыгивал и повизгивал, давая понять как он рад моему возвращению.
   Каждый день Джереми носил меня на руках вверх и вниз по лестнице, пока моя нога не зажила, Арабелла, Карлтон и Ли часто приходили навестить меня.
   Арабелла очень грустила о Харриет.
   - Она, конечно, была искательницей приключений, - сказала она, - но таких, как Харриет, больше нет. Она вошла в мою жизнь очень давно, и сейчас я чувствую, что потеряла частицу себя.
   Все хотели, чтобы Бенджи остался с нами, но ему нужно было присматривать за имением, и он ответил, что работа поможет ему пережить горе.
   Он не стал просить меня, чтобы я приезжала в Эйот Аббас, наверное потому, что знал: без Харриет это место будет для меня слишком печальным.
   Про себя я решила, что стану часто туда наведываться и постараюсь утешить Бенджи.
   ГОСТЬ ИЗ ФРАНЦИИ
   После того случая прошел почти год, и было решено, что на мое образование следует обратить внимание, а поэтому лучше всего нанять мне гувернантку. Бабушка Присцилла занялась поисками. Она считала, что самый надежный способ найти кого-то - это рекомендация, и когда приходской священник в Эверсли, которому было известно о наших затруднениях, приехал в Довер-хаус и сказал моей бабушке, что он знает подходящего человека, она пришла в восторг.
   В назначенное время Анита Харли пришла для беседы и была немедленно одобрена.
   Ей было около тридцати лет. Дочь обедневшего священника, которая ухаживала за своим отцом до самой его смерти, теперь она вынуждена была искать средства к существованию. У нее было хорошее образование. Ее отец давал уроки детям местных аристократов, вместе с которыми обучалась и Анита, а поскольку ее способность к учению далеко превосходила способности ее соучеников, с двадцати двух лет она стала помогать отцу в обучении детей, поэтому у нее был достаточный опыт, чтобы заниматься моим образованием.
   Мне она понравилась. У нее было чувство собственного достоинства, и ученость не сделала ее синим чулком; она была не прочь повеселиться, ей очень нравилось преподавать английский и историю, в математике она была несколько слабее - одним словом, наши вкусы совпадали. Анита немного знала французский, и мы могли вместе читать рассказы на этом языке. Мое произношение было лучше, чем у нее, потому что уже в отеле я болтала со слугами как истинная француженка, а так как я училась говорить на французском, одновременно учась родному английскому, мои интонации были безупречными.
   Нам было очень хорошо вместе. Мы ездили кататься верхом, играли в шахматы и постоянно разговаривали. Анита действительно очень удачно вписалась в наш домашний круг.
   Дамарис была довольна.
   - Анита научит тебя большему, чем смогла бы я, - сказала она.
   К Аните относились как к члену семьи. Она обедала с нами и сопровождала нас, когда мы посещали Довер-хаус или Эверсли-корт.
   - Весьма очаровательная девушка, - заметила Арабелла.
   - И так умеет ладить с ребенком, - добавила Присцилла.
   "Ребенок" тем временем подрастал, быстро приобретая знания. Мне уже было известно о моем происхождении, я знала, что меня считают не по летам развитой, и слышала, как слуги из Эверсли-корта шептались, что я буду "настоящей женщиной" и что не надо никакой цыганки-предсказательницы, чтобы понять, что я стану такой же, как моя мама.
   Я не отказалась от своего намерения часто посещать Бенджи. Дамарис одобряла мою "заботу о других". Она сказала, что будет ездить со мной, иначе у нее не будет ни минуты покоя после всего, что случилось на этой дороге.
   Мы ездили в Эйот Аббас, стараясь проезжать через лес, где произошло нападение, в дневное время, к тому же нас всегда сопровождала вооруженная охрана. Поездка через этот лес всегда была для меня приключением, хотя теперь воспоминания о Хессенфилде заслонялись памятью о случившемся, и я с печалью думала не только о своем волнующем воображение отце, но и о дорогой Харриет и о Грегори.
   Анита сопровождала нас, поскольку Дамарис считала, что я не должна прерывать занятия. Меня это радовало, ведь мы очень подружились. Увы, Эйот Аббас казался совсем другим без Харриет, и это удручало, потому что все в доме говорило о ней.
   Дамарис сказала, что Бенджи должен все в доме изменить. Это всегда следует делать, когда случается что-нибудь такое, что нужно побыстрее забыть. Она была очень серьезной, говоря об этом, и я сразу подумала о спальне в Эндерби.
   - Наверно, мы сможем что-то посоветовать ему, - сказала Дамарис. - У тебя, Анита, есть какие-нибудь предложения?
   У Аниты обнаружилась способность составлять букеты и подбирать цвета. Она призналась мне, что очень хотела заново обставить старый дом приходского священника, в котором она продолжала жить, но у нее не хватало для этого денег.
   Итак, мы ездили в Эйот Аббас, и Бенджи был очень рад видеть нас, особенно меня. Но какой же он был печальный!
   Как-то раз он сказал, что почти рад тому, что его отец погиб вместе с матушкой, иначе ему было бы очень одиноко без нее. Бенджи намекал, что ему самому очень одиноко.
   - Ты должна сделать все, чтобы ободрить его, - сказала мне Дамарис. - Тебе это удастся лучше, чем другим.
   - Может быть, мне пожить у него? - вслух подумала я.
   Дамарис посмотрела на меня очень внимательно:
   - Ты этого.., хочешь? - спросила она. Я бросилась к ней на шею.
   - Нет-нет, я хочу быть с тобой.
   У нее как гора с плеч свалилась, и я не могла не подумать о том, какая я важная персона. Но затем меня вдруг осенило, что все эти люди хотели иметь меня всего лишь в качестве заменителя: Дамарис - вместо потерянного ребенка, Джереми - как средство против приступов меланхолии, Бенджи - потому, что он потерял Карлотту, а теперь и родителей. Я, конечно, была польщена, но мне следовало смотреть фактам в лицо: ведь я нужна им потому, что они не могут получить то, чего хотели на самом деле. Я стала заниматься самоанализом наверное, благодаря разговорам с Анитой.
   Анита, Бенджи и я очень много ездили верхом. Иногда с нами выезжала Дамарис, но она уставала, если долго находилась в седле, поэтому чаще всего мы выезжали втроем. Я думаю, для Бенджи самым лучшим лекарством были эти прогулки. Он очень любил природу и многому научил меня. Я стала разбираться в породах деревьев. С особенным восторгом Бенджи говорил о дубах, которые действительно были великолепны.
   - Это истинно английское дерево, - говорил он. - Дуб рос здесь с начала самой истории. Ты знаешь, что друиды особенно почитали его? Под ним они справляли свои религиозные обряды, под его ветвями творили суд.
   - Я думаю, некоторые из этих деревьев живут уже не одну тысячу лет, сказала Анита.
   - Это так, - ответил Бенджи. - Наши корабли сделаны из твердой древесины этих деревьев. Говорят, что в наших кораблях бьется сердце дуба.
   Я была уверена, что во время бесед о любимых деревьях он забывал о своем горе.
   Анита не знала, почему ива плачет, но она рассказала, что осина дрожит, потому что не может успокоиться с тех пор, как из нее был сделан крест Христа. Она рассказала об омеле белой, единственном дереве, которое не стало обещать, что не причинит вреда Бальдуру, самому красивому из северных богов, поэтому злобный Локи смог умертвить его с помощью этого растения.
   - У вас романтическая натура, мисс Харли, - сказал Бенджи.
   - Я не вижу в этом ничего плохого, - ответила Анита.
   Бенджн засмеялся, наверное, впервые за это время.
   Мы останавливались в трактирах, ели горячий хлеб с сыром, пироги прямо из печи. Бенджи рассказывал об имении, заботы о котором свалились на его плечи. Я понимала, что он ищет что-то, что сможет сильно заинтересовать его и помочь пережить тяжелую утрату.
   Я говорила о нем с Анитой.
   - Бенджи совсем не такой, как Джереми, - сказала я. - Джереми носится со своими горестями, и хоть он счастлив в браке с Дамарис, для него этого недостаточно, чтобы он смог забыть, что был ранен на войне.
   - Ему не дает покоя постоянная боль, - ответила Анита.
   - Да, в то время как боль Бенджи - в его памяти, в комнатах, где они жили. От всего этого можно избавиться. А Джереми некуда уйти от боли в ноге. Она всегда с ним.
   И я подумала, что нам надо возвращаться, потому что бедный Джереми несчастен без Дамарис. Мне хотелось увидеть его, утешить своим присутствием. Я знаю, что это помогало, ведь я часто видела, как он смотрит на меня, вспоминая при этом, конечно, как они с Дамарис привезли меня сюда из Франции. Дамарис никогда не сумела бы сделать этого без его помощи, и каждый раз, когда Джереми вспоминал об этом, у него поднималось настроение.
   - Бенджи, почему бы тебе не поехать вместе с нами в Эндерби? - спросила я.
   - Я бы с удовольствием, - ответил он, - но, видишь ли, мое имение...
   Я поняла, что он хочет сказать: убегать было бы бесполезно. Он должен остаться и продолжать вести свою одинокую жизнь.
   Мы приехали домой в конце сентября, когда осень позолотила листья, а фрукты на деревьях в саду созрели. Мы с Анитой собирали их, стоя на лестницах, а Смит помогал нагружать ими тачку. Демон сидел, склонив голову набок, и наблюдал за всем этим. Время от времени он срывался с места и прыгал от радости, что мы наконец-то снова вместе.
   Приехала Присцилла и вместе с Дамарис стала готовить джемы и всякие припасы на зиму. Это была обычная осень, если не считать владевшего всеми печального настроения. Арабелла очень скучала по Харриет, и это было странно, потому что раньше она часто бывала резка с ней при встречах, и у меня создавалось такое впечатление, что многое в Харриет возмущало ее.
   Даже прадедушка Карлтон, казалось, жалел о ее потере, а он никогда не скрывал, что она ему не нравилась. А уж Присцилла совсем загрустила. Потом я узнала, как Харриет помогла ей, когда родилась Карлотта.
   - Все мы уйдем со временем, рано или поздно, - сказала Арабелла. - И некоторые из нас уйдут раньше.
   Дамарис не любила, когда она так говорила. Она отвечала, что это ерунда и что ее бабушка проживет долго, как Мафусаил.