Страница:
Итак мы устроились, и недели начали складываться в месяцы. Как ни странно, став вдовой и продолжая с тоской вспоминать о Шарле и старых добрых, давно прошедших днях, я чувствовала себя здесь, в Обинье, гораздо лучше, чем в Турвиле. В Обинье сильнее ощущался пульс жизни. Отец теперь редко ездил в Париж, но заявил, что, когда будет посещать его, я должна его сопровождать. Мне показалось, что после нашего приезда он стал проявлять более живой интерес к событиям в стране.
Я прожила в Обинье около двух месяцев, когда приехал Дикон.
Он привез сообщение о смерти бабушки. Дикон сказал, что смерть Сепфоры окончательно подорвала ее здоровье. Она потеряла в жизни последнюю зацепку.
На этот раз наши разговоры были много серьезней, чем обычно, а поскольку он постоянно старался остаться со мной наедине, то говорили мы часто. Однажды во время прогулки верхом он предложил стреножить лошадей и посидеть возле ручья, поскольку вести разговоры в седле не слишком удобно.
Усевшись на берегу ручья, он время от времени поднимал камешки и рассеянно бросал их в воду.
- Бедная Сепфора, - сказал он, - надо же было погибнуть именно таким образом! Именно ей, такому тихому, мягкому человеку! Знаешь, я очень любил ее, только не смотри на меня так скептически. Я знаю, что она не любила меня, но я не обязан любить лишь тех людей, которые любят меня, ведь верно?
- Я на самом деле верю, что ты считаешь себя способным полюбить чуть ли не весь мир, если тебе этого захочется.
Он рассмеялся.
- Ну, не совсем. Сепфора была настроена против меня с самого начала. Это вполне понятно. Я был невозможным ребенком. Надеюсь, твои дети не станут такими. Боюсь, что это может случиться с одним из моих - с Джонатаном, - за ним нужно присматривать. Сепфора спокойно оценила меня со стороны и выставила мне плохую отметку. А потом сама совершила невероятный поступок. Я думаю, она сама себе дивилась, но посмотри, какой это дало результат! Ты.., несравнимая Лотти.., и эта чудесная романтическая любовь. Это прекрасно. Идеальный роман. Страсть юности.., длительная разлука.., и наконец воссоединение, когда оба стали старше, мудрей, стали понимать, что значит настоящая любовь. Это может служить для всех примером.
Я понимала, к чему он клонит, и не желала выслушивать эти слова.., пока. Я ощущала неуверенность и сомневалась в его намерениях. Я полагала, что с этим не следует спешить. Я говорила себе, что никогда не смогу полностью доверять ему.
- Они были так счастливы вместе, - сказала я, - настолько идеально подходили друг другу. Он, такой опытный, и она, сама невинность. Но мама была идеалисткой и, мне кажется, заставила отца стать тем человеком, каким его себе воображала.
- Возможно. Но погибнуть таким образом! Пасть жертвой дураков... В этой стране слишком много дураков.
- Но разве в других странах дело обстоит иначе?
- Ты права. Но в данное время Франция не может себе позволить иметь столько дураков. Ты ощущаешь здешнюю атмосферу? Это похоже на затишье перед бурей.
- Я ничего не ощущаю.
- Это потому, что ты не знаешь о происходящем вокруг тебя.
- Но я живу здесь, а ты всего лишь гость.
- Мне приходится путешествовать по Франции, и я наблюдаю.
- Дикон, твоя мать говорила что-то относительно того, что ты умудряешься сидеть сразу на нескольких стульях. Ты здесь с какой-то целью?
- Если бы это было так, то поручение было бы, безусловно, секретным, и таким образом, ты не должна была бы ожидать, что благородный человек посвятит тебя в ее суть.
- Я всегда подозревала, что у тебя есть какая-то цель...
- Главная цель моей жизни - быть с тобой.
- Я не верю в это. Он вздохнул.
- Как мне заставить тебя поверить?
- Ты никогда не сможешь этого сделать. Слишком многое нас разделяет. Когда-то ты говорил, что хочешь жениться на мне, но предпочел получить Эверсли. Вскоре после этого ты женился.., весьма выгодно.
- Я сделал одну большую ошибку. Мне следовало дождаться тебя.
- Но ты вспомни, как много значил для тебя Эверсли.
- Я могу думать только о том, что значишь для меня ты. Лотти, перед нашими глазами пример твоих родителей. Насколько мудро они поступили! Подумай, насколько идиллической была их совместная жизнь.
- У нас такой не получится.
- Почему?
- Потому что мы другие. Ты скажешь мне, что у тебя и у моего отца много общих черт. Но для идеального союза нужны две стороны, а я могу уверить тебя в том, что ничуть не похожа на свою мать.
- Лотти, возвращайся ко мне. Выходи за меня замуж. Давай начнем с того, с чего следовало начать много лет назад.
- Не думаю, что это будет разумно.
- Почему же?
- Я бы вышла вновь замуж, если бы нашла идеал. Я помню, как выглядел союз моих родителей. Я слышала, как мой отец объяснялся с моей матерью.., ничто меньшее меня не удовлетворит. Если такое невозможно, я предпочитаю свое нынешнее положение свободной и независимой женщины.
- У тебя будет все, что ты хочешь.
- Слишком поздно, Дикон.
- Никогда не бывает слишком поздно. Ты испытываешь ко мне определенные чувства.
- Да, надо признать.
- Тебе становится легче, когда мы рядом. Я заколебалась.
- Я.., я слишком хорошо тебя знаю.
- Ты очень хорошо меня знаешь. Когда ты меня видишь, твои глаза загораются.
Он повернулся ко мне, обнял меня и начал целовать. Мне было не обмануть себя - я была взволнованна, мне хотелось ответить на его ласки, хотелось, чтобы он целовал меня.., но я представила себе мать, ее голос, ее слова, предупреждающие меня. Теперь, когда ее не было в живых, она, казалось, стала мне еще ближе.
Я резко оттолкнула его.
- Нет, Дикон, - сказала я, - нет.
- Теперь мы оба свободны, - напомнил он. - Почему же нет? Давай начнем с того, что нам следовало сделать еще много лет назад.
Я не заблуждалась относительно себя. Мне хотелось сдаться. Я знала, что жизнь с Диконом будет похожа на азартную игру, и хотела попытать счастья и сделать ставку. Но я все еще видела мою мать: она, как бы восстав из гроба, предупреждала меня, и столь живым был ее образ, что я не могла отмахнуться от него.
- Ты сможешь найти себе подходящую пару в тех кругах, в которые ты вхож, - произнесла я. - Высший свет Лондона, не так ли? Какую-нибудь богатую женщину, а?
- Знаешь ли, некоторых материальных благ я уже сумел добиться.
- Но тебе хотелось бы большего.
- А кто может искренне сказать, что не хочет этого?
- Уж, конечно, не Дикон.
- Ну, если уж на то пошло, то и тебя тоже не назовешь бесприданницей, - весело заметил он. - Уверен, твой отец, исключительно богатый человек, не допустил бы этого. Кроме того, тебе причитается часть доходов от Турвиля.
- Я вижу, что в водовороте страстей ты все-таки не упустил возможности просчитать мою стоимость.
- Ты стоишь дороже бриллиантов, которые я всегда считал более ценными, чем рубины. Дело в том, Лотти, что я действительно люблю тебя. Я всегда любил тебя и всегда знал, что ты создана для меня, - с тех самых пор, как заметил очаровательное своевольное дитя, пылающее той же страстью, что и я. Неужели ты думаешь, что романтичные обстоятельства твоего рождения могли хоть как-то повлиять на мою любовь к тебе?
- Нет, этого я не думаю. Преградой стал Эверсли.
- Грубо! Грубо и банально. Человек совершает одну-единственную ошибку. Неужели он никогда не может заслужить за нее прощения?
- Простить? Да. Но ошибка - если это была ошибка - забывается не столь легко.
Теперь мое настроение резко изменилось. Как только он заговорил о богатстве моего отца, я тут же вспомнила, как он интересовался поместьем, как задавал вопросы, как любовался им во время наших прогулок верхом.
Если я вновь выйду замуж, то не за того, кто польстится на мое богатство. И хотя я была уверена в том, что чувства Дикона ко мне действительно глубоки, одновременно я чувствовала, что он не способен отказаться от одновременной оценки выгод.
Он желал меня. В этом я была уверена. Опыт жизни с Шарлем уже показал мне, что такие желания длятся недолго, а когда она становятся менее пылкими, необходимо иметь твердое основание, на котором можно строить любовь - такую, какая существовала между моим отцом и матерью.
Дикон продолжал убеждать меня:
- Есть две веские причины, по которым тебе следовало бы вернуться в Англию. Первая заключается в том, что ты нужна мне, а я тебе. А вторая - в том, что сейчас ты живешь в очень ненадежной стране. Ты замкнулась здесь в глуши и забыла об этом. Надеюсь, ты не забыла, что случилось с твоей матерью?
Я покачала головой.
- Не забыла, - страстно ответила я.
- Почему это случилось? Спроси себя.. Во Франции брожение, я это знаю. Я обязан это знать.
- Тайная миссия? - спросила я.
- Совершенно очевидно, что если у Франции неприятности, то нам, по другую сторону пролива, не стоит слишком сожалеть об этом. Французы заслуживают того, что с ними произойдет. А произойдет это скоро, помни об этом, Лотти. Это носится в воздухе. Умные люди в этом не сомневаются. Оглянись назад. Людовик XIV оставил сильную Францию, но за время правления Людовика XV богатства Франции были растранжирены. Разорительные капризы этого короля разъярили народ. Они ненавидели Помпадур и Дюбарри. Всю эту роскошь.., кареты на улицах.., дорогостоящие увеселения.., целые состояния, растраченные аристократами на роскошные платья и драгоценности, - все это бралось на заметку. А рядом с этим бедность.., настоящая нищета. Такие контрасты есть и в других странах, но ни у кого не хватило дурости привлекать к ним такое внимание. Страна практически обанкротилась. Теперь у власти молодой идеалистически настроенный король с экстравагантной женой-австриячкой - а французы ненавидят иностранцев, Страна наводнена агитаторами, единственная задача которых - вызвать недовольство. Они начали с "мучной войны", но она не принесла успеха, превратилась из революции в ее репетицию. Возможно, вы должны благодарить за это короля, проявившего смелость, когда толпа хотела штурмовать Версаль.., ну, и везение, конечно. Везение у него есть.
- Ты ненавидишь их, Дикон.
- Я презираю их, - ответил он.
- Ты никак не можешь простить им их отношение к колонистам. Они верили в то, что помогают угнетаемым. В это верил и Шарль.
- И этот дурак оставил тебя. Он потерял тебя.., а заодно и свою жизнь. Он расплатился за собственную глупость. Я прекрасно понимаю, зачем он отправился драться на стороне колонистов. Я бы не признался в этом французу или француженке, но сам-то я считаю, что колонисты были правы, выступив против непосильных налогов. Но для самих французов.., собирать вооруженные полки, отправляться к ним на помощь, когда деньги крайне нужны в собственной стране.., а затем возвращаться оттуда, проповедуя республиканские идеи, в то время как монархия, да и вся структура страны, уже рушатся - это крайняя глупость. Более того, это безумие.
- И ты полагаешь, что это может оказать какое-то влияние?
- Оказать какое-то влияние! Ты же знаешь, что произошло с твоей матерью. Она не имела с этим ничего общего, но толпе наплевать, на кого именно изливать свою ненависть. Она была аристократкой, разъезжавшей в дорогой карете. Этого для них оказалось достаточно. Ты никогда не видела этих агитаторов. Ты не представляешь, насколько убедительно они могут говорить.
- Одного из них я как-то видела. Но мне не удалось его толком послушать. Я была там вместе с отцом, и нам пришлось побыстрее проехать.
- Вы поступили очень разумно. Опасайся совершить какую-нибудь ошибку. Опасность висит в воздухе. В любой момент это может коснуться тебя. Уезжай, пока еще безопасно.
- А что будет с отцом?
- Забирай его, с собой.
- Неужели ты думаешь, что он покинет Обинье?
- Нет.
- Я не оставлю его до тех пор, пока он во мне нуждается. Было бы слишком жестоко бросить его здесь. Он перенес бы это гораздо тяжелее, чем мое пребывание в Турвиле. Турвиль, по крайней мере, находится во Франции. , - А что же со мной?
- С тобой, Дикой? Ты способен сам о себе позаботиться.
- Ты убедишься в том, что я прав.
- Надеюсь, нет.
- Но я не собираюсь сдаваться. Я буду продолжать убеждать тебя. И в один прекрасный день ты убедишься, что все твои попытки удержаться здесь бесполезны.
- Ты имеешь в виду, что будешь приезжать во Францию с секретной миссией?
- С романтической миссией. Это единственная миссия, которая имеет для меня значение.
Я спорила с ним, но в душе сомневалась в своей правоте. Иногда я была готова сдаться, бросить все и отправиться с Диконом. Так он действовал на меня. Но снова в моих ушах звучал голос матери, и снова я вспоминала, что не имею права оставить отца. Поэтому я старалась успокоить себя и попыталась устроить свою жизнь в Обинье.
***
Время летело быстро. Дел было полно. В дополнение к обязанностям камеристки Лизетте пришлось взять на себя и функции гувернантки. Она уже давно занималась с Луи-Шарлем, а теперь пришла очередь и Клодины. Я помогала ей, и заниматься с талантливой Клодиной было чистым удовольствием.
Мой отец заявил, что мальчикам необходим настоящий наставник и что он подберет знающего и надежного человека.
Война в Америке близилась к концу, и даже король Георг должен был смириться с независимостью колоний. Все были этим довольны, включая моего отца, указавшего, что англичане потерпели серьезное поражение и потеряли не только половину континента, но и обременили себя многомиллионным долгом.
- Очередная глупость, - сказал он.
Я продолжала размышлять о том, что говорил Дикон об участии французов в этой войне. Она отняла у меня Шарля, принесла во Францию республиканские настроения. Дикон говорил, что это может иметь далеко идущие последствия, и как я ни пыталась избавиться от этих мыслей, полностью мне это не удавалось.
Несколько раз мне удалось повидаться с Софи. Видимо, теперь, когда Шарль погиб, мое присутствие перестало быть для нее невыносимым. Теперь мы обе лишились его. Думаю, именно так она и воспринимала все это.
Она умудрялась выглядеть даже чуть ли не хорошенькой. Жанна, превосходная портниха, великолепно приспособила к ее платьям изящные капюшоны - иногда того же цвета, что платья, а иногда красиво дополнявшие его. Они были скроены так, что полностью скрывали шрамы Софи.
Я пыталась уверить ее в том, что мы с Шарлем не были до брака любовниками. Я настаивала, что цветок, который она нашла в его комнате, был оставлен не мной. Мне очень хотелось найти этот цветок, но, несмотря на усиленные поиски, это так и не удалось. Шарль подарил мне его очень давно, и с тех пор, до упоминания Софи, я совершенно не вспоминала о нем. Я очень жалела, что он потерялся, и я, таким образом, была лишена возможности доказать Софи, что говорю правду. Впрочем, она больше не хотела говорить на эту тему, а я знала, что если буду настаивать, то могу лишиться возможности видеть ее, а мне очень хотелось вернуться к тем отношениям, которые когда-то существовали.
Наиболее безопасным предметом для разговора были дети, но я не водила их к Софи. Мне казалось, что, увидев моих детей, она вновь начнет завидовать мне, тут же подумав, что эти дети могли бы быть ее. Поэтому я лишь рассказывала ей об успехах Шарло и о том, какие игры затевают они с Луи-Шарлем.
Я знала, что и Лизетта заходит к ней, и решила, что переломным будет день, когда мы с Лизеттой зайдем к ней вместе и, усевшись втроем, будем болтать как в старые добрые времена.
Лизетта оказалась очень полезным в доме человеком. Она умела направить разговор в нужное русло. Она приносила ткани, показывала их Жанне, и мы вместе обсуждали модель нового платья Софи.
Я решила, что на днях мы сумеем убедить Софи спуститься вниз и начать жить нормальной жизнью - жизнью одного из членов семьи. Не было никаких причин, по которым она не могла бы этого сделать. В своих великолепно сшитых платьях она выглядела довольно привлекательной, а капюшоны, казалось, придавали особое очарование.
Жанна достаточно благосклонно принимала нас, и я решила, что мы выбрали правильный путь.
Весьма неожиданно переменился Арман. Он стал гораздо живей, в его глазах появился блеск. Казалось, внезапно он вновь приобрел вкус к жизни.
Я сообщила об этом отцу, когда мы сидели вместе в небольшой гостиной в его апартаментах, его святая святых. Я была одной из немногих, допущенных туда.
Когда я упомянула об Армане, он улыбнулся и сказал:
- Да, он изменился. Значит, ты тоже заметила. Он действительно относится к своему проекту с большим энтузиазмом.
- Значит, у него есть какой-то проект?
- Да. Возможно, он излишне заинтересованно на это реагирует, но, с другой стороны, приятно видеть, что он чем-то наконец заинтересовался. Он собирает небольшую компанию своих друзей. Знаешь ли, он все-таки был глубоко потрясен.., тем.., знаешь ли... - Отец долго пытался подобрать нужные слова, а затем выпалил:
- Случившимся с твоей матерью.
Я кивнула.
- Он всегда тяжело переживал любое ущемление прав дворян, а случившееся было прямым вызовом людям его сословия.
- Значит, его глубоко потрясло именно это, а не...
- Арман никогда не привязывался к людям по-настоящему глубоко. Но он сильно привязан к идеям, такой уж он человек. Ты этого не замечала? Те, кто призывает к соблюдению прав широких слоев населения, часто наплевательски относятся к правам индивидуумов, - таков и Арман. Так что его глубоко потрясло насилие над его сословием и подвигло на действия. Теперь он собирает своих друзей, которые хотят организовать вооруженные соединения, чтобы расправляться с агитаторами, выступающими в городах с речами. Похоже, именно они и вызывают брожение умов. Действительно, ведь один из них...
Я нежно сжала руку отца.
- Давай не будем говорить об этом.
- Ты права. Мне следует сдерживать себя. Слишком живы еще воспоминания. Так мы говорили о том, что Арман изменился и изменился к лучшему. Приятно видеть, что он способен проявить настойчивость хоть в чем-то. Я полагал, что этого уже не произойдет.
- И что они собираются делать?
- Я не знаю всех подробностей. Когда они обнаружат агитаторов, выступающих перед народом, то попытаются вступить с ними в дискуссию.., а если возникнут осложнения, то будут готовы решить и эту проблему.
- Боюсь, что в стране слишком много осложнений, - сказала я.
- Да, моя милая. Иногда я пытаюсь говорить себе, как говаривал наш король: "После меня хоть потоп". Но до этого дело не дойдет. По всей стране собираются такие люди, как Арман. Вскоре они покончат с беспорядками. Временами мне кажется, что лучше было бы довести ситуацию до точки кипения и тогда разделаться с ними. Именно подводные течения, все эти попытки исподволь подорвать закон и порядок - вот что пугает меня.
Я чувствовала, что разговор опять приблизился к опасной теме, которая могла вернуть ужасные воспоминания. И хотя эти воспоминания всегда были близки к поверхности его сознания, я не хотела давать им возможность вырваться наружу. Я тут же заговорила о Шарло и поинтересовалась, каковы его успехи в шахматах, поскольку отец начал обучать его этой игре.
- Неплохо... В общем, неплохо. Конечно, ему не хватает необходимой сосредоточенности.., но в один прекрасный день он заиграет по-настоящему.
- Ему нравится беседовать с тобой.
- Больше всего ему нравятся рассказы о замке, - отец улыбнулся. - Для того чтобы полностью удовлетворить его любопытство, мне приходится заглядывать в семейные хроники.
- Клодина тоже любит забегать к тебе.
- Ах, Клодина. Чудесная шалунья. Несомненно, присутствие детей действовало на него благотворно. Ну как же я могла отправиться к Дикону и лишить его их общества!
Я поклялась себе, что никогда не покину Обинье, пока отец жив.
Замок воздействовал и на Лизетту. Я поняла, что до того, как мы переехали сюда, она все время казалась чем-то неудовлетворенной. Она никогда не рассказывала о своем муже-фермере, а я не расспрашивала, поскольку быстро усвоила, что этот период ее жизни - нежелательная тема для разговоров. Правда, он дал ей Луи-Шарля, но, хотя она и гордилась сыном, особой нежности к нему не проявляла.
С тех пор, как мы вернулись в замок, она стала больше походить на прежнюю Лизетту, которую я помнила с юности. Она приходила ко мне в комнату причесать меня, и мы весело проводили время, придумывая новые прически. При дворе под влиянием наиболее экстравагантных дам они становились все более и более смехотворными. Дамы соревновались друг с другом в сооружении на своих головах башен, украшали их драгоценностями, перьями и даже чучелами птиц. Лизетта развлекалась, экспериментируя со своими и моими волосами.
Я всегда любила ее, но, узнав от отца трогательную историю ее происхождения, стала испытывать к ней особую нежность. И в то время, как она смеялась и разговаривала со мной, я нередко задумывалась над тем, как бы сложилась ее жизнь, если бы не вмешательство моего отца.
Мы болтали обо всем, что приходило в голову. Мы часто обсуждали наших детей, и я сообщила ей, что теперь, когда они уже подросли, мой отец хочет нанять для мальчиков хорошего наставника.
- Ну, с Клодиной мы еще некоторое время управимся сами, - сказала она, - но мальчикам в их возрасте, конечно, необходим наставник.
- Я уверена, отец быстро найдет подходящего человека. В общем-то он хочет подождать до тех пор, пока сможет съездить в Париж, чтобы переговорить там с нужными людьми. Ему хочется недобрать, действительно хорошего наставника.
- Конечно, это очень важно. А этот наставник.., он будет заниматься и с Луи-Шарлем?
- Безусловно.
Я посмотрела на Лизетту в зеркало. Ее губы сжались - хорошо знакомое мне выражение лица. Я поняла, что она раздражена. Я знала, что она очень горда и не любит пользоваться чьей-то благотворительностью.
Я быстро сказала:
- Это хорошо, что у Шарло есть товарищ почти одних с ним лет. Я так рада, что у тебя есть сын, Лизетта.
- Ну конечно, прямо-таки ценное приобретение, - она уже пришла в себя и вновь улыбалась. - В последнее время, похоже, Арман изменился, - добавила она.
- О да, у него появилось настоящее дело. Граф рассказал мне о нем кое-что.
- Дело? Что за дело?
- Ну, знаешь, некоторых людей волнуют события, происходящие в стране.
- Неужели? - спросила Лизетта.
- Лизетта, уж ты-то должна бы была обращать серьезное внимание на эти вопросы.
- Почему?
- Потому что они касаются тебя.
- Как они могут касаться меня?
- Помнишь мою мать?
- О да, - тихо ответила Лизетта.
- Тогда в городе находился агитатор. Именно его речи и вызвали ярость толпы.
- Я знаю. Давай не будем говорить об этом. Это просто невыносимо. Твоя мать была такой очаровательной.., доброй дамой.
- Похоже, эти агитаторы разъезжают по всей стране. Как правило, эти люди - превосходные ораторы. Ну, и кое-кто весьма обеспокоен происходящим. Даже Арман.
- Даже Арман? - повторила она мои слова.
- Да, и он со своими друзьями создают свою организацию.
- И что они собираются делать?
- Они хотят попытаться как-то справиться с ситуацией. Я не знаю подробностей.
- Ага.., я понимаю. Арман определенно изменился. Похоже, он наконец нашел дело, которое действительно волнует его.
- Арман был потрясен тем, что случилось с моей матерью. Это явно его расшевелило.
- Вплоть до ненависти к черни?
- Ее в нем всегда хватало. Но он теперь начал понимать, какую опасность представляет собой эта чернь. Так вот, он со своими друзьями собирается что-то предпринимать. Думаю, это неплохая мысль, правда?
- То, что люди начинают осознавать происходящее, и в самом деле хорошо.
- Дикон постоянно говорит об этом.
- Дикон! Я думала, что при встрече он говорил совеем о других вещах!
- Да, конечно, но он много говорил и о положении дел во Франции.
- А что он, англичанин, может знать о делах во Франции?
- Похоже, он занимается именно выяснением этого вопроса.
- А он рассказывает тебе, что ему удается узнать?
- Нет. По-моему, все это секретно. Я даже обвинила его в там, что он находится здесь с тайной миссией.
- Направленной, я полагаю, против Франции?
- Не знаю. Он мне не рассказывает.
- Он обворожительный мужчина. Просто не понимаю, как тебе удается сопротивляться ему.
Как и в прошлом, у меня не было секретов от Лизетты, и я призналась, что иногда это нелегко.
Она меня понимала.
- А что если ты выйдешь за него замуж? - спросила она.
- Я поклялась, что никогда не брошу отца.
- Уверена, он бы не потребовал, чтобы ты осталась с ним, если бы знал, что ты будешь счастлива в браке.
- Это значило бы требовать от него слишком многого. Если бы он узнал, что я хочу уехать, он, разумеется, отпустил бы меня. Но ты только подумай, ведь я должна буду забрать с собой и детей. Это было бы слишком жестоко.
- А меня? Меня бы ты тоже взяла с собой?
- Ну, конечно же, и тебя. Тебя и Луи-Шарля.
- Мне кажется, граф относится к Луи-Шарлю с любовью. Ты с этим согласна?
- Я в этом уверена. Луи-Шарль - очаровательный мальчик.
- Мне кажется, граф весьма внимательно посматривает на него, что кажется мне несколько странным, не так ли?
- Я не замечаю ничего особенного. Графу нравятся веселые дети. Отцу страшно не хватает моей мамы, и единственное, что доставляет ему радость, это присутствие в доме детей.
- Его потомков.., да. Но то, как он смотрит на Луи-Шарля...
- Ах, Лизетта, оставь свои навязчивые идеи.
- Какие идеи? - резко спросила она.
- Относительно твоего положения в доме. Ты постоянно напоминаешь, что являешься племянницей экономки.
- А разве это не так?
- Так, но это неважно.
Я прожила в Обинье около двух месяцев, когда приехал Дикон.
Он привез сообщение о смерти бабушки. Дикон сказал, что смерть Сепфоры окончательно подорвала ее здоровье. Она потеряла в жизни последнюю зацепку.
На этот раз наши разговоры были много серьезней, чем обычно, а поскольку он постоянно старался остаться со мной наедине, то говорили мы часто. Однажды во время прогулки верхом он предложил стреножить лошадей и посидеть возле ручья, поскольку вести разговоры в седле не слишком удобно.
Усевшись на берегу ручья, он время от времени поднимал камешки и рассеянно бросал их в воду.
- Бедная Сепфора, - сказал он, - надо же было погибнуть именно таким образом! Именно ей, такому тихому, мягкому человеку! Знаешь, я очень любил ее, только не смотри на меня так скептически. Я знаю, что она не любила меня, но я не обязан любить лишь тех людей, которые любят меня, ведь верно?
- Я на самом деле верю, что ты считаешь себя способным полюбить чуть ли не весь мир, если тебе этого захочется.
Он рассмеялся.
- Ну, не совсем. Сепфора была настроена против меня с самого начала. Это вполне понятно. Я был невозможным ребенком. Надеюсь, твои дети не станут такими. Боюсь, что это может случиться с одним из моих - с Джонатаном, - за ним нужно присматривать. Сепфора спокойно оценила меня со стороны и выставила мне плохую отметку. А потом сама совершила невероятный поступок. Я думаю, она сама себе дивилась, но посмотри, какой это дало результат! Ты.., несравнимая Лотти.., и эта чудесная романтическая любовь. Это прекрасно. Идеальный роман. Страсть юности.., длительная разлука.., и наконец воссоединение, когда оба стали старше, мудрей, стали понимать, что значит настоящая любовь. Это может служить для всех примером.
Я понимала, к чему он клонит, и не желала выслушивать эти слова.., пока. Я ощущала неуверенность и сомневалась в его намерениях. Я полагала, что с этим не следует спешить. Я говорила себе, что никогда не смогу полностью доверять ему.
- Они были так счастливы вместе, - сказала я, - настолько идеально подходили друг другу. Он, такой опытный, и она, сама невинность. Но мама была идеалисткой и, мне кажется, заставила отца стать тем человеком, каким его себе воображала.
- Возможно. Но погибнуть таким образом! Пасть жертвой дураков... В этой стране слишком много дураков.
- Но разве в других странах дело обстоит иначе?
- Ты права. Но в данное время Франция не может себе позволить иметь столько дураков. Ты ощущаешь здешнюю атмосферу? Это похоже на затишье перед бурей.
- Я ничего не ощущаю.
- Это потому, что ты не знаешь о происходящем вокруг тебя.
- Но я живу здесь, а ты всего лишь гость.
- Мне приходится путешествовать по Франции, и я наблюдаю.
- Дикон, твоя мать говорила что-то относительно того, что ты умудряешься сидеть сразу на нескольких стульях. Ты здесь с какой-то целью?
- Если бы это было так, то поручение было бы, безусловно, секретным, и таким образом, ты не должна была бы ожидать, что благородный человек посвятит тебя в ее суть.
- Я всегда подозревала, что у тебя есть какая-то цель...
- Главная цель моей жизни - быть с тобой.
- Я не верю в это. Он вздохнул.
- Как мне заставить тебя поверить?
- Ты никогда не сможешь этого сделать. Слишком многое нас разделяет. Когда-то ты говорил, что хочешь жениться на мне, но предпочел получить Эверсли. Вскоре после этого ты женился.., весьма выгодно.
- Я сделал одну большую ошибку. Мне следовало дождаться тебя.
- Но ты вспомни, как много значил для тебя Эверсли.
- Я могу думать только о том, что значишь для меня ты. Лотти, перед нашими глазами пример твоих родителей. Насколько мудро они поступили! Подумай, насколько идиллической была их совместная жизнь.
- У нас такой не получится.
- Почему?
- Потому что мы другие. Ты скажешь мне, что у тебя и у моего отца много общих черт. Но для идеального союза нужны две стороны, а я могу уверить тебя в том, что ничуть не похожа на свою мать.
- Лотти, возвращайся ко мне. Выходи за меня замуж. Давай начнем с того, с чего следовало начать много лет назад.
- Не думаю, что это будет разумно.
- Почему же?
- Я бы вышла вновь замуж, если бы нашла идеал. Я помню, как выглядел союз моих родителей. Я слышала, как мой отец объяснялся с моей матерью.., ничто меньшее меня не удовлетворит. Если такое невозможно, я предпочитаю свое нынешнее положение свободной и независимой женщины.
- У тебя будет все, что ты хочешь.
- Слишком поздно, Дикон.
- Никогда не бывает слишком поздно. Ты испытываешь ко мне определенные чувства.
- Да, надо признать.
- Тебе становится легче, когда мы рядом. Я заколебалась.
- Я.., я слишком хорошо тебя знаю.
- Ты очень хорошо меня знаешь. Когда ты меня видишь, твои глаза загораются.
Он повернулся ко мне, обнял меня и начал целовать. Мне было не обмануть себя - я была взволнованна, мне хотелось ответить на его ласки, хотелось, чтобы он целовал меня.., но я представила себе мать, ее голос, ее слова, предупреждающие меня. Теперь, когда ее не было в живых, она, казалось, стала мне еще ближе.
Я резко оттолкнула его.
- Нет, Дикон, - сказала я, - нет.
- Теперь мы оба свободны, - напомнил он. - Почему же нет? Давай начнем с того, что нам следовало сделать еще много лет назад.
Я не заблуждалась относительно себя. Мне хотелось сдаться. Я знала, что жизнь с Диконом будет похожа на азартную игру, и хотела попытать счастья и сделать ставку. Но я все еще видела мою мать: она, как бы восстав из гроба, предупреждала меня, и столь живым был ее образ, что я не могла отмахнуться от него.
- Ты сможешь найти себе подходящую пару в тех кругах, в которые ты вхож, - произнесла я. - Высший свет Лондона, не так ли? Какую-нибудь богатую женщину, а?
- Знаешь ли, некоторых материальных благ я уже сумел добиться.
- Но тебе хотелось бы большего.
- А кто может искренне сказать, что не хочет этого?
- Уж, конечно, не Дикон.
- Ну, если уж на то пошло, то и тебя тоже не назовешь бесприданницей, - весело заметил он. - Уверен, твой отец, исключительно богатый человек, не допустил бы этого. Кроме того, тебе причитается часть доходов от Турвиля.
- Я вижу, что в водовороте страстей ты все-таки не упустил возможности просчитать мою стоимость.
- Ты стоишь дороже бриллиантов, которые я всегда считал более ценными, чем рубины. Дело в том, Лотти, что я действительно люблю тебя. Я всегда любил тебя и всегда знал, что ты создана для меня, - с тех самых пор, как заметил очаровательное своевольное дитя, пылающее той же страстью, что и я. Неужели ты думаешь, что романтичные обстоятельства твоего рождения могли хоть как-то повлиять на мою любовь к тебе?
- Нет, этого я не думаю. Преградой стал Эверсли.
- Грубо! Грубо и банально. Человек совершает одну-единственную ошибку. Неужели он никогда не может заслужить за нее прощения?
- Простить? Да. Но ошибка - если это была ошибка - забывается не столь легко.
Теперь мое настроение резко изменилось. Как только он заговорил о богатстве моего отца, я тут же вспомнила, как он интересовался поместьем, как задавал вопросы, как любовался им во время наших прогулок верхом.
Если я вновь выйду замуж, то не за того, кто польстится на мое богатство. И хотя я была уверена в том, что чувства Дикона ко мне действительно глубоки, одновременно я чувствовала, что он не способен отказаться от одновременной оценки выгод.
Он желал меня. В этом я была уверена. Опыт жизни с Шарлем уже показал мне, что такие желания длятся недолго, а когда она становятся менее пылкими, необходимо иметь твердое основание, на котором можно строить любовь - такую, какая существовала между моим отцом и матерью.
Дикон продолжал убеждать меня:
- Есть две веские причины, по которым тебе следовало бы вернуться в Англию. Первая заключается в том, что ты нужна мне, а я тебе. А вторая - в том, что сейчас ты живешь в очень ненадежной стране. Ты замкнулась здесь в глуши и забыла об этом. Надеюсь, ты не забыла, что случилось с твоей матерью?
Я покачала головой.
- Не забыла, - страстно ответила я.
- Почему это случилось? Спроси себя.. Во Франции брожение, я это знаю. Я обязан это знать.
- Тайная миссия? - спросила я.
- Совершенно очевидно, что если у Франции неприятности, то нам, по другую сторону пролива, не стоит слишком сожалеть об этом. Французы заслуживают того, что с ними произойдет. А произойдет это скоро, помни об этом, Лотти. Это носится в воздухе. Умные люди в этом не сомневаются. Оглянись назад. Людовик XIV оставил сильную Францию, но за время правления Людовика XV богатства Франции были растранжирены. Разорительные капризы этого короля разъярили народ. Они ненавидели Помпадур и Дюбарри. Всю эту роскошь.., кареты на улицах.., дорогостоящие увеселения.., целые состояния, растраченные аристократами на роскошные платья и драгоценности, - все это бралось на заметку. А рядом с этим бедность.., настоящая нищета. Такие контрасты есть и в других странах, но ни у кого не хватило дурости привлекать к ним такое внимание. Страна практически обанкротилась. Теперь у власти молодой идеалистически настроенный король с экстравагантной женой-австриячкой - а французы ненавидят иностранцев, Страна наводнена агитаторами, единственная задача которых - вызвать недовольство. Они начали с "мучной войны", но она не принесла успеха, превратилась из революции в ее репетицию. Возможно, вы должны благодарить за это короля, проявившего смелость, когда толпа хотела штурмовать Версаль.., ну, и везение, конечно. Везение у него есть.
- Ты ненавидишь их, Дикон.
- Я презираю их, - ответил он.
- Ты никак не можешь простить им их отношение к колонистам. Они верили в то, что помогают угнетаемым. В это верил и Шарль.
- И этот дурак оставил тебя. Он потерял тебя.., а заодно и свою жизнь. Он расплатился за собственную глупость. Я прекрасно понимаю, зачем он отправился драться на стороне колонистов. Я бы не признался в этом французу или француженке, но сам-то я считаю, что колонисты были правы, выступив против непосильных налогов. Но для самих французов.., собирать вооруженные полки, отправляться к ним на помощь, когда деньги крайне нужны в собственной стране.., а затем возвращаться оттуда, проповедуя республиканские идеи, в то время как монархия, да и вся структура страны, уже рушатся - это крайняя глупость. Более того, это безумие.
- И ты полагаешь, что это может оказать какое-то влияние?
- Оказать какое-то влияние! Ты же знаешь, что произошло с твоей матерью. Она не имела с этим ничего общего, но толпе наплевать, на кого именно изливать свою ненависть. Она была аристократкой, разъезжавшей в дорогой карете. Этого для них оказалось достаточно. Ты никогда не видела этих агитаторов. Ты не представляешь, насколько убедительно они могут говорить.
- Одного из них я как-то видела. Но мне не удалось его толком послушать. Я была там вместе с отцом, и нам пришлось побыстрее проехать.
- Вы поступили очень разумно. Опасайся совершить какую-нибудь ошибку. Опасность висит в воздухе. В любой момент это может коснуться тебя. Уезжай, пока еще безопасно.
- А что будет с отцом?
- Забирай его, с собой.
- Неужели ты думаешь, что он покинет Обинье?
- Нет.
- Я не оставлю его до тех пор, пока он во мне нуждается. Было бы слишком жестоко бросить его здесь. Он перенес бы это гораздо тяжелее, чем мое пребывание в Турвиле. Турвиль, по крайней мере, находится во Франции. , - А что же со мной?
- С тобой, Дикой? Ты способен сам о себе позаботиться.
- Ты убедишься в том, что я прав.
- Надеюсь, нет.
- Но я не собираюсь сдаваться. Я буду продолжать убеждать тебя. И в один прекрасный день ты убедишься, что все твои попытки удержаться здесь бесполезны.
- Ты имеешь в виду, что будешь приезжать во Францию с секретной миссией?
- С романтической миссией. Это единственная миссия, которая имеет для меня значение.
Я спорила с ним, но в душе сомневалась в своей правоте. Иногда я была готова сдаться, бросить все и отправиться с Диконом. Так он действовал на меня. Но снова в моих ушах звучал голос матери, и снова я вспоминала, что не имею права оставить отца. Поэтому я старалась успокоить себя и попыталась устроить свою жизнь в Обинье.
***
Время летело быстро. Дел было полно. В дополнение к обязанностям камеристки Лизетте пришлось взять на себя и функции гувернантки. Она уже давно занималась с Луи-Шарлем, а теперь пришла очередь и Клодины. Я помогала ей, и заниматься с талантливой Клодиной было чистым удовольствием.
Мой отец заявил, что мальчикам необходим настоящий наставник и что он подберет знающего и надежного человека.
Война в Америке близилась к концу, и даже король Георг должен был смириться с независимостью колоний. Все были этим довольны, включая моего отца, указавшего, что англичане потерпели серьезное поражение и потеряли не только половину континента, но и обременили себя многомиллионным долгом.
- Очередная глупость, - сказал он.
Я продолжала размышлять о том, что говорил Дикон об участии французов в этой войне. Она отняла у меня Шарля, принесла во Францию республиканские настроения. Дикон говорил, что это может иметь далеко идущие последствия, и как я ни пыталась избавиться от этих мыслей, полностью мне это не удавалось.
Несколько раз мне удалось повидаться с Софи. Видимо, теперь, когда Шарль погиб, мое присутствие перестало быть для нее невыносимым. Теперь мы обе лишились его. Думаю, именно так она и воспринимала все это.
Она умудрялась выглядеть даже чуть ли не хорошенькой. Жанна, превосходная портниха, великолепно приспособила к ее платьям изящные капюшоны - иногда того же цвета, что платья, а иногда красиво дополнявшие его. Они были скроены так, что полностью скрывали шрамы Софи.
Я пыталась уверить ее в том, что мы с Шарлем не были до брака любовниками. Я настаивала, что цветок, который она нашла в его комнате, был оставлен не мной. Мне очень хотелось найти этот цветок, но, несмотря на усиленные поиски, это так и не удалось. Шарль подарил мне его очень давно, и с тех пор, до упоминания Софи, я совершенно не вспоминала о нем. Я очень жалела, что он потерялся, и я, таким образом, была лишена возможности доказать Софи, что говорю правду. Впрочем, она больше не хотела говорить на эту тему, а я знала, что если буду настаивать, то могу лишиться возможности видеть ее, а мне очень хотелось вернуться к тем отношениям, которые когда-то существовали.
Наиболее безопасным предметом для разговора были дети, но я не водила их к Софи. Мне казалось, что, увидев моих детей, она вновь начнет завидовать мне, тут же подумав, что эти дети могли бы быть ее. Поэтому я лишь рассказывала ей об успехах Шарло и о том, какие игры затевают они с Луи-Шарлем.
Я знала, что и Лизетта заходит к ней, и решила, что переломным будет день, когда мы с Лизеттой зайдем к ней вместе и, усевшись втроем, будем болтать как в старые добрые времена.
Лизетта оказалась очень полезным в доме человеком. Она умела направить разговор в нужное русло. Она приносила ткани, показывала их Жанне, и мы вместе обсуждали модель нового платья Софи.
Я решила, что на днях мы сумеем убедить Софи спуститься вниз и начать жить нормальной жизнью - жизнью одного из членов семьи. Не было никаких причин, по которым она не могла бы этого сделать. В своих великолепно сшитых платьях она выглядела довольно привлекательной, а капюшоны, казалось, придавали особое очарование.
Жанна достаточно благосклонно принимала нас, и я решила, что мы выбрали правильный путь.
Весьма неожиданно переменился Арман. Он стал гораздо живей, в его глазах появился блеск. Казалось, внезапно он вновь приобрел вкус к жизни.
Я сообщила об этом отцу, когда мы сидели вместе в небольшой гостиной в его апартаментах, его святая святых. Я была одной из немногих, допущенных туда.
Когда я упомянула об Армане, он улыбнулся и сказал:
- Да, он изменился. Значит, ты тоже заметила. Он действительно относится к своему проекту с большим энтузиазмом.
- Значит, у него есть какой-то проект?
- Да. Возможно, он излишне заинтересованно на это реагирует, но, с другой стороны, приятно видеть, что он чем-то наконец заинтересовался. Он собирает небольшую компанию своих друзей. Знаешь ли, он все-таки был глубоко потрясен.., тем.., знаешь ли... - Отец долго пытался подобрать нужные слова, а затем выпалил:
- Случившимся с твоей матерью.
Я кивнула.
- Он всегда тяжело переживал любое ущемление прав дворян, а случившееся было прямым вызовом людям его сословия.
- Значит, его глубоко потрясло именно это, а не...
- Арман никогда не привязывался к людям по-настоящему глубоко. Но он сильно привязан к идеям, такой уж он человек. Ты этого не замечала? Те, кто призывает к соблюдению прав широких слоев населения, часто наплевательски относятся к правам индивидуумов, - таков и Арман. Так что его глубоко потрясло насилие над его сословием и подвигло на действия. Теперь он собирает своих друзей, которые хотят организовать вооруженные соединения, чтобы расправляться с агитаторами, выступающими в городах с речами. Похоже, именно они и вызывают брожение умов. Действительно, ведь один из них...
Я нежно сжала руку отца.
- Давай не будем говорить об этом.
- Ты права. Мне следует сдерживать себя. Слишком живы еще воспоминания. Так мы говорили о том, что Арман изменился и изменился к лучшему. Приятно видеть, что он способен проявить настойчивость хоть в чем-то. Я полагал, что этого уже не произойдет.
- И что они собираются делать?
- Я не знаю всех подробностей. Когда они обнаружат агитаторов, выступающих перед народом, то попытаются вступить с ними в дискуссию.., а если возникнут осложнения, то будут готовы решить и эту проблему.
- Боюсь, что в стране слишком много осложнений, - сказала я.
- Да, моя милая. Иногда я пытаюсь говорить себе, как говаривал наш король: "После меня хоть потоп". Но до этого дело не дойдет. По всей стране собираются такие люди, как Арман. Вскоре они покончат с беспорядками. Временами мне кажется, что лучше было бы довести ситуацию до точки кипения и тогда разделаться с ними. Именно подводные течения, все эти попытки исподволь подорвать закон и порядок - вот что пугает меня.
Я чувствовала, что разговор опять приблизился к опасной теме, которая могла вернуть ужасные воспоминания. И хотя эти воспоминания всегда были близки к поверхности его сознания, я не хотела давать им возможность вырваться наружу. Я тут же заговорила о Шарло и поинтересовалась, каковы его успехи в шахматах, поскольку отец начал обучать его этой игре.
- Неплохо... В общем, неплохо. Конечно, ему не хватает необходимой сосредоточенности.., но в один прекрасный день он заиграет по-настоящему.
- Ему нравится беседовать с тобой.
- Больше всего ему нравятся рассказы о замке, - отец улыбнулся. - Для того чтобы полностью удовлетворить его любопытство, мне приходится заглядывать в семейные хроники.
- Клодина тоже любит забегать к тебе.
- Ах, Клодина. Чудесная шалунья. Несомненно, присутствие детей действовало на него благотворно. Ну как же я могла отправиться к Дикону и лишить его их общества!
Я поклялась себе, что никогда не покину Обинье, пока отец жив.
Замок воздействовал и на Лизетту. Я поняла, что до того, как мы переехали сюда, она все время казалась чем-то неудовлетворенной. Она никогда не рассказывала о своем муже-фермере, а я не расспрашивала, поскольку быстро усвоила, что этот период ее жизни - нежелательная тема для разговоров. Правда, он дал ей Луи-Шарля, но, хотя она и гордилась сыном, особой нежности к нему не проявляла.
С тех пор, как мы вернулись в замок, она стала больше походить на прежнюю Лизетту, которую я помнила с юности. Она приходила ко мне в комнату причесать меня, и мы весело проводили время, придумывая новые прически. При дворе под влиянием наиболее экстравагантных дам они становились все более и более смехотворными. Дамы соревновались друг с другом в сооружении на своих головах башен, украшали их драгоценностями, перьями и даже чучелами птиц. Лизетта развлекалась, экспериментируя со своими и моими волосами.
Я всегда любила ее, но, узнав от отца трогательную историю ее происхождения, стала испытывать к ней особую нежность. И в то время, как она смеялась и разговаривала со мной, я нередко задумывалась над тем, как бы сложилась ее жизнь, если бы не вмешательство моего отца.
Мы болтали обо всем, что приходило в голову. Мы часто обсуждали наших детей, и я сообщила ей, что теперь, когда они уже подросли, мой отец хочет нанять для мальчиков хорошего наставника.
- Ну, с Клодиной мы еще некоторое время управимся сами, - сказала она, - но мальчикам в их возрасте, конечно, необходим наставник.
- Я уверена, отец быстро найдет подходящего человека. В общем-то он хочет подождать до тех пор, пока сможет съездить в Париж, чтобы переговорить там с нужными людьми. Ему хочется недобрать, действительно хорошего наставника.
- Конечно, это очень важно. А этот наставник.., он будет заниматься и с Луи-Шарлем?
- Безусловно.
Я посмотрела на Лизетту в зеркало. Ее губы сжались - хорошо знакомое мне выражение лица. Я поняла, что она раздражена. Я знала, что она очень горда и не любит пользоваться чьей-то благотворительностью.
Я быстро сказала:
- Это хорошо, что у Шарло есть товарищ почти одних с ним лет. Я так рада, что у тебя есть сын, Лизетта.
- Ну конечно, прямо-таки ценное приобретение, - она уже пришла в себя и вновь улыбалась. - В последнее время, похоже, Арман изменился, - добавила она.
- О да, у него появилось настоящее дело. Граф рассказал мне о нем кое-что.
- Дело? Что за дело?
- Ну, знаешь, некоторых людей волнуют события, происходящие в стране.
- Неужели? - спросила Лизетта.
- Лизетта, уж ты-то должна бы была обращать серьезное внимание на эти вопросы.
- Почему?
- Потому что они касаются тебя.
- Как они могут касаться меня?
- Помнишь мою мать?
- О да, - тихо ответила Лизетта.
- Тогда в городе находился агитатор. Именно его речи и вызвали ярость толпы.
- Я знаю. Давай не будем говорить об этом. Это просто невыносимо. Твоя мать была такой очаровательной.., доброй дамой.
- Похоже, эти агитаторы разъезжают по всей стране. Как правило, эти люди - превосходные ораторы. Ну, и кое-кто весьма обеспокоен происходящим. Даже Арман.
- Даже Арман? - повторила она мои слова.
- Да, и он со своими друзьями создают свою организацию.
- И что они собираются делать?
- Они хотят попытаться как-то справиться с ситуацией. Я не знаю подробностей.
- Ага.., я понимаю. Арман определенно изменился. Похоже, он наконец нашел дело, которое действительно волнует его.
- Арман был потрясен тем, что случилось с моей матерью. Это явно его расшевелило.
- Вплоть до ненависти к черни?
- Ее в нем всегда хватало. Но он теперь начал понимать, какую опасность представляет собой эта чернь. Так вот, он со своими друзьями собирается что-то предпринимать. Думаю, это неплохая мысль, правда?
- То, что люди начинают осознавать происходящее, и в самом деле хорошо.
- Дикон постоянно говорит об этом.
- Дикон! Я думала, что при встрече он говорил совеем о других вещах!
- Да, конечно, но он много говорил и о положении дел во Франции.
- А что он, англичанин, может знать о делах во Франции?
- Похоже, он занимается именно выяснением этого вопроса.
- А он рассказывает тебе, что ему удается узнать?
- Нет. По-моему, все это секретно. Я даже обвинила его в там, что он находится здесь с тайной миссией.
- Направленной, я полагаю, против Франции?
- Не знаю. Он мне не рассказывает.
- Он обворожительный мужчина. Просто не понимаю, как тебе удается сопротивляться ему.
Как и в прошлом, у меня не было секретов от Лизетты, и я призналась, что иногда это нелегко.
Она меня понимала.
- А что если ты выйдешь за него замуж? - спросила она.
- Я поклялась, что никогда не брошу отца.
- Уверена, он бы не потребовал, чтобы ты осталась с ним, если бы знал, что ты будешь счастлива в браке.
- Это значило бы требовать от него слишком многого. Если бы он узнал, что я хочу уехать, он, разумеется, отпустил бы меня. Но ты только подумай, ведь я должна буду забрать с собой и детей. Это было бы слишком жестоко.
- А меня? Меня бы ты тоже взяла с собой?
- Ну, конечно же, и тебя. Тебя и Луи-Шарля.
- Мне кажется, граф относится к Луи-Шарлю с любовью. Ты с этим согласна?
- Я в этом уверена. Луи-Шарль - очаровательный мальчик.
- Мне кажется, граф весьма внимательно посматривает на него, что кажется мне несколько странным, не так ли?
- Я не замечаю ничего особенного. Графу нравятся веселые дети. Отцу страшно не хватает моей мамы, и единственное, что доставляет ему радость, это присутствие в доме детей.
- Его потомков.., да. Но то, как он смотрит на Луи-Шарля...
- Ах, Лизетта, оставь свои навязчивые идеи.
- Какие идеи? - резко спросила она.
- Относительно твоего положения в доме. Ты постоянно напоминаешь, что являешься племянницей экономки.
- А разве это не так?
- Так, но это неважно.