Страница:
Похоже, появился еще один шанс. Гризельда будет в гневе. Из-за этого она ненавидит Дикона. Это глупо с ее стороны, но иногда она вообще ведет себя глупо. Я понимаю, что это объясняется ее чувствами ко мне, но иногда она становится просто невыносимой. Все время чем-то озабочена и обеспокоена. Она меня пугает. Пока я ничего не говорила ей. Я никому ничего не говорила. Я хочу быть полностью уверенной. Я решила, что на этот раз обязательно рожу ребенка.
Они знают. Дикон очень рад. Поэтому и я счастлива. Он очень внимателен ко мне и требует сохранять предельную осторожность. Я была бы счастлива, если бы только.., но на этот раз все будет в порядке. Должно быть".
"Сегодня у нас был доктор Барнеби. У нас с ним был продолжительный разговор. Он озабочен моим состоянием. Говорит, что ему не следовало слушаться меня и переговорить с моим мужем. "Так или иначе, - сказал он, дело сделано. Вы должны быть очень осторожны. Покой и еще раз покой. Если в течение первых трех месяцев все будет в порядке, мы можем надеяться"".
"Три месяца.., и пока все в порядке. Как бы мне хотелось, чтобы время летело побыстрее. Каждое утро я просыпаюсь и говорю себе, как кто-то там говорил в Библии: "Благословенна та, что во чреве носит"".
"Время родов приближается. Я вижу сны.., иногда кошмарные. Из-за всех этих мелочей. Сегодня я виделась с доктором Барнеби. У нас с ним был долгий разговор. Я сказала ему: "Я обязательно должна на этот раз родить. Это мне нужно более всего". "Я хорошо вас понимаю, - ответил он, - ни в коем случае не расстраивайте себя. Это очень вредно для малыша". "У меня уже было так много разочарований, - возразила я, - что еще одного я не перенесу". "Строго выполняйте все предписания, - ответил он, - и.., и тогда, скорее всего, все будет в порядке". "Иногда, - проговорила я, - возникает необходимость выбирать между жизнью матери и ребенка. Если возникнет ситуация такого выбора, я хочу, чтобы спасли именно ребенка". Он сказал, что я несу чепуху, но я знала, что права, и потребовала от него дать мне соответствующие обещания. Он начал проявлять признаки раздражения, и я припомнила, как он пугал меня, когда я была маленькой девочкой и забывала приготовить уроки. "Это вздор, - резко бросил он. - Вы расстраиваетесь из-за того, что еще не случилось". Но теперь я уже не боялась его и решила настоять на своем: "Но это может случиться. У меня уже были беременности с осложнениями, и все они завершились неудачно. Я знаю, что если и на этот раз произойдет то же самое, другого шанса у меня не будет. Я хочу, чтобы вы обещали мне.., что если возникнет именно такая ситуация, вы будете спасать ребенка, предоставив меня судьбе". "Такие вопросы решают врачи в тот момент, когда они возникают", - сказал он. "Я знаю! - воскликнула я. - Я просто говорю, если., если.., если!.." Он начал говорить, что я слишком возбуждена, и это может вредно отразиться на ребенке, а я заявила, что приду в еще большее возбуждение, если не получу от него клятвы. Он заявил, что это неэтично, но я решила не отпускать его просто так. Я заставила его поклясться. Зная, что он очень религиозный человек, я принесла в комнату Библию, а он, видя, в какое я пришла состояние, наконец сдался. Он сказал: "В случае, если возникнет такая ситуация, а у меня нет причин полагать, что она может возникнуть, и если встанет выбор между жизнью ребенка и жизнью матери, я клянусь в этом случае спасти жизнь ребенка". Ему пришлось после этого еще на некоторое время задержаться, чтобы удостовериться, что я успокоилась. Я была спокойна - спокойна и счастлива, поскольку что-то подсказывало мне: что бы ни произошло, ребенок будет жить". После этого следовал всего один абзац:
"Время близится. Теперь это может произойти в любой момент. Сегодня я ходила осматривать детскую. Для ребенка уже готова колыбелька. У меня было видение. Довольно странное. Казалось, колыбель окружало сияние, и я знала, что в ней лежит здоровенький ребенок. Себя я не видела. Это, похоже, было неважно. Главное, что был ребенок".
Я положила тетрадь. Я была очень взволнована. На следующее утро, когда я вручала Сабрине дневник Изабел, она вопросительно взглянула на меня. Я сказала ей, что очень тронута прочитанным.
- Она была милой доброй девушкой. Я хорошо все помню. Роды были очень долгими. Джонатан родился без особых осложнений. Все дело было в Дэвиде. Ребенка извлекали с большими трудностями, и она этого не пережила. Доктор Барнеби был вне себя от горя. Причину этого я поняла, прочитав дневник. Я так и не знаю, можно ли было спасти Изабел, пожертвовав Дэвидом. Мне и в голову не пришло думать об этом, если бы я не прочитала дневник. Но я хотела, чтобы и ты прочитала его, из-за Гризельды. Думаю, после того случая она окончательно свихнулась. Она считала Изабел своим ребенком... Изабел значила для нее все. Когда Гризельда потеряла ее, ей стало незачем жить и она постоянно возвращалась к прошлому. Гризельда озлобилась и во всем обвиняла Дикона. Она считала, что был выбор между жизнью Изабел и ребенком и что именно Дикон сделал выбор в пользу ребенка. Она называла его убийцей. Не знаю, рассказывала ли Изабел о своих чувствах Гризельде. Как видно из дневника, ей было над чем задумываться. Но после смерти Изабел в доме жизнь стала невыносимой. Сначала я хотела избавиться от нее, но твоя бабушка была против. И теперь я думаю, что Гризельда не смогла бы жить, если бы ее не окружали вещи, принадлежавшие Изабел. Когда она умерла, мы все вздохнули с облегчением.
- Понимаю, - сказала я.
- Было время, когда я боялась, что она может как-то навредить Дэвиду. Слишком уж много она возилась с Джонатаном. Так, будто пыталась настроить мальчиков друг против друга.., и разумеется, против их отца. Если бы только...
Она просительно взглянула на меня.
- Лотти, - продолжила она, - если бы ты вернулась к нам, это означало бы, что мы все начнем новую жизнь. Именно этого мы и хотели - твоя бабушка и я. А вот твоя мать была против. Ты же осуждала Дикона, не так ли? Гризельда тебе что-то наговорила. А теперь ты уже не веришь ей, правда?
- Из дневника Изабел совершенно ясно, что именно произошло.
- Теперь ты понимаешь, что в отношении Дикона к Изабел не было никакого бессердечия. Он всегда был добр к ней. А уж то, что он не был влюблен в нее, так это не его вина.
- Я понимаю.
Она наклонилась ко мне и поцеловала меня.
Я рада, что ты теперь понимаешь это, - сказала она.
Я действительно понимала. Я ясно видела, что в этом отношении я возводила на Дикона напраслину.
Они продолжали завоевывать меня.
Через несколько дней Дикона вызвали в Лондон.
- Я буду отсутствовать не больше недели, - сказал он.
Я спросила Сабрину, какими делами он занимается в Лондоне.
Она колебалась.
- О, после смерти Изабел ему досталось довольно большое наследство.
- Я знаю, что она была очень богата и именно поэтому он на ней женился.
Она бросила на меня быстрый взгляд.
- Отец Изабел очень хотел этого брака. Как и сама Изабел. Между ними было заключено какое-то соглашение, и когда ее отец умер, большая часть имущества перешла к Изабел.
- А потом к Дикону, - сказала я. - Это как-то связано с банковскими делами?
- Что-то вроде этого, - ответила Сабрина. - Он часто ездит туда. Хотя в последнее время, пока ты здесь, он никуда не ездил. Но вообще он очень много разъезжает. А когда шла эта война в Америке, он вообще был страшно занят.
- Да, я заметила. Он ездил во Францию, ведь французы помогали колонистам.
- Он ездил во Францию встречаться с тобой, - мягко произнесла Сабрина.
Прошло всего два дня после отъезда Дикона, когда прибыл посыльный с письмом от Лизетты. Вскрывая его, я уже знала, что не все в порядке. Она писала:
"Тебе следует немедленно выезжать. Твоему отцу очень плохо. В бреду он постоянно зовет тебя, а когда приходит в сознание, говорит, чтобы не смели посылать за тобой, но мы решили, что тебя надо поставить в известность. Мне кажется, что, если ты хочешь застать его в живых, тебе нужно немедленно вернуться".
Сабрина, видевшая приезд посыльного, спустилась вниз, чтобы выяснить, что случилось.
- Мой отец, - ответила я, - в тяжелом состоянии.
- Ах, моя дорогая Лотти!
- Я немедленно выезжаю, - сказала я.
- Да.., конечно. Вскоре вернется Дикон. Давай подождем, что он скажет на это.
- Я выезжаю немедленно, - твердо заявила я. Посыльный остановился у нас. Сабрина заметила, что он выглядит истощенным, и велела слугам проводить его на кухню и хорошенько накормить. А потом ему надо отдохнуть.
Уладив эти вопросы, она повернулась ко мне.
- Не думаю, чтобы Дикон одобрил твой отъезд. Он рассказывал мне о событиях во Франции и очень радовался тому, что ты наконец покинула эту страну.
- Дикон не имеет к этому никакого отношения, - возразила я. - Я собираюсь уезжать и отправляюсь завтра утром.
- Лотти, этого нельзя делать!
- Я могу и должна это сделать. Ах, Сабрина, мне очень жаль, но вы должны меня понять. Это мой отец. Я ему нужна. Мне вообще не следовало оставлять его.
- Ты сама говорила, что он хотел, чтобы ты уехала сюда, правда?
- Да, потому что...
- Я уверена, он считал, что здесь ты окажешься в безопасности. Он уверен.., так же, как и Дикон...
Мне хотелось, чтобы она прекратила наконец говорить о Диконе. Я уезжала - это было решено. Я не могла оставаться здесь, зная, что мой отец болен.., и, возможно, умирает и зовет меня.
- Я немедленно начинаю собираться, - сказала я. Она схватила меня за руку.
- Подожди, Лотти. Не спеши. Давай, я пошлю кого-нибудь в Лондон за Диконом.
- Это займет слишком много времени, и в любом случае Дикон ничего не может изменить.
- Он огорчится, если ты уедешь.
- Значит, ему придется расстроиться, потому что я уезжаю.
- Дети... - начала она.
Я заколебалась. И тут же приняла решение.
- Они могут остаться здесь, если вы не будете возражать. Они могут отправиться домой позже. Я поеду одна как можно быстрее.
- Дорогая моя Лотти, мне это не нравится. Мне это совсем не нравится. Дикон...
- Пойду, поговорю с посыльным. За ночь он хорошенько отдохнет, и назад мы поедем вместе. Мы отправимся рано утром.
- Если бы здесь был Дикон!
- Ничто не остановит меня, Сабрина. Детям здесь будет хорошо. Они могут остаться?
- Конечно, конечно.
- Возможно, Дикон и вы приедете вместе с ними и погостите у нас в замке.
Она взглянула на меня испуганно.
- Если ты действительно намереваешься уезжать, тебе следует взять с собой хотя бы двух слуг. Тебе понадобятся кое-какие вещи... И с ними будет безопасней. Тебе обязательно нужно это сделать. Я настаиваю.
- Спасибо, Сабрина, - сказала я и пошла на кухню, чтобы поговорить с посыльным.
ПРОЩАЙ, ФРАНЦИЯ!
Все-таки я надеялась, что Дикон успеет вернуться домой. Я знала, что он попытается убедить меня не уезжать, но если я проявлю настойчивость, то, скорее всего, решит меня сопровождать.
Мне очень хотелось, чтобы он поступил именно так. Я боялась того, с чем могла встретиться по возвращении во Францию, и упрекала себя за то, что оставила отца, хотя именно он хотел, чтобы я уехала.
Эверсли находился недалеко от Дувра, и путешествие было недолгим. Ла-Манш мы тоже пересекли без приключений, поскольку стояла прекрасная погода. Только ступив на землю по ту сторону пролива, я ощутила, как изменилась обстановка.
Июльское солнце палило немилосердно, воздух был неподвижен, словно сама природа затаила дыхание в ожидании решительных событий. Что-то неуловимое носилось и в атмосфере городов, через которые мы проезжали. На улицах собирались кучки людей. Они украдкой поглядывали на нас, когда мы проезжали мимо. Некоторые городки выглядели опустевшими, но мне чудилось, что из-за закрытых окон домов за нами наблюдают.
- Такое впечатление, что все как-то странно изменилось, - обратилась я к слуге. Он ответил, что ничего не замечает.
Мы прибыли в Эвре, и я вспомнила, как в свой первый приезд во Францию мы с отцом останавливались здесь. Теперь все выглядело иначе. В городке царил дух молчаливой враждебности, тот самый, который я уже почувствовала в городах и деревнях, через которые мы проезжали.
Я вздохнула с облегчением, когда, наконец, показался замок. Пришпорив коня, я въехала во двор. Один из слуг принял его, а я поспешила в замок. Лизетта, которая, должно быть, следила за дорогой из окна, тут же сбежала в холл.
- Лизетта! - воскликнула я.
- Итак, ты приехала, Лотти.
- Я хочу сейчас же повидать отца. Пристально взглянув на меня, она покачала головой.
- Что ты хочешь сказать? - быстро спросила я.
- Его похоронили неделю назад. Он умер на следующий день после того, как я послала тебе письмо.
- Умер! Отец! Это невозможно.
- Да, - ответила она, - он был тяжело болен. Врачи сказали ему об этом.
- Когда? - воскликнула я. - Когда врачи сообщили ему об этом?
- Давно. До вашего отъезда.
- Тогда почему же?..
- Должно быть, он хотел, чтобы вы уехали. Я села за большой дубовый стол и уставилась невидящим взглядом в высокое узкое окно. Теперь я все поняла. Он давно знал, что серьезно болен, и именно поэтому настоял на нашей поездке в Англию. Отец вообще не собирался ехать со мной, но все время говорил, что поедет, только для того, чтобы заставить меня завершить подготовку к отъезду, и лишь в самый последний момент признался, что не может сопровождать нас.
- Мне не следовало уезжать, - произнесла я. Лизетта пожала плечами и слегка склонилась над столом, поглядывая на меня. Если бы я не была настолько ошеломлена, я наверняка заметила бы изменения в ее отношении ко мне. Но я была слишком поражена происшедшим, слишком подавлена обрушившимся на меня горем.
Я пошла в спальню отца. Лизетта последовала за мной. Полог был отдернут, открывая пустую кровать. Я встала возле нее на колени и закрыла лицо руками.
Лизетта стояла рядом.
- Это бесполезно, - сказала она. - Его больше нет. Я прошлась по комнатам. Пусто. Затем направилась в церковь и примыкающий к ней мавзолей. Там стояло его надгробие. "Жерар, граф д'Обинье. 1727 - 1789".
- Это произошло слишком быстро, - пробормотала я и увидела, что Лизетта стоит сзади.
- Ты отсутствовала довольно долго, - напомнила она мне.
- Мне следовало сообщить обо всем.
- Он не позволял. Только тогда, когда он уже был не в состоянии приказывать, не мог запретить послать за тобой, я решила поступить так, как считала нужным.
Я отправилась в свою комнату. Она последовала за мной. И тогда я заметила, что она изменилась. Все изменилось. Я не могла понять Лизетту. Она не выглядела несчастной. В ней появилась какая-то скрытность. Мне трудно выразить этого словами. Как будто она втайне чему-то радовалась.
"Мне все это кажется, - подумала я. - Я еще не оправилась от потрясения".
- Лизетта, - сказала я, - я хочу побыть одна. Она заколебалась, и на секунду мне показалось, что она откажется оставить меня. Затем она повернулась и вышла.
Я лежала в постели и не могла уснуть. Ночь была жаркой.., душной. Я думала об отце - мысли о нем не оставляли меня с того момента, как я узнала, что он болен и нуждается во мне.
Ну зачем я уехала! Почему не догадалась? Ведь я же видела, что он как-то внезапно постарел. Я объясняла это переживаниями по поводу смерти моей матери. В общем-то, я чувствовала, что, потеряв ее, отец потерял желание жить. И все это время он прекрасно знал, как серьезно болен, и все же стремился отправить меня в Англию.., выдать замуж за Дикона. Он был встревожен событиями в стране и хотел, чтобы я нашла безопасное убежище за ее пределами.
Я вспоминала как была счастлива в Эверсли - прогулки верхом, пешие прогулки, словесные стычки с Диконом.., как я всем этим наслаждалась: и все это время отец был здесь.., умирал в одиночестве.
Дверь неожиданно открылась, и я, подскочив от испуга в кровати, увидела скользнувшую в комнату Лизетту. Чувствовалось, что она с трудом подавляет возбуждение.
- Я не слышала стука, - сказала я.
- Я не стучалась, - ответила она. - Это произошло. Наконец это случилось.
- Что ты имеешь в виду?
- Я только что получила известие. Ты не слышала шум во дворе?
- Нет. Кто...
- Новости, - взволнованно произнесла Лизетта. - Новости из Парижа. Толпы народа вышли на улицы, и лавочники баррикадируются в своих лавках.
- Опять беспорядки! - воскликнула я. Ее глаза сверкали.
- В садах Пале-Рояля выступают великие люди. Демулен, Дантон. И другие.
- Кто они? - спросила я.
Она, не отвечая, продолжала:
- Они носят цвета герцога Орлеанского.., красный, белый и синий... Но послушай, Лотти, самую главную новость. Народ взял Бастилию. Они убили коменданта де Лони и ворвались в тюрьму с его головой, насаженной на пику. Они освободили заключенных...
- Ах, Лизетта, что это значит? Эти беспорядки... И вновь многозначительная улыбка.
- Я думаю, - медленно произнесла она, - это значит, что началась революция.
***
Время до наступления утра тянулось невыносимо долго. Я сидела возле окна, ожидая сама не знаю чего. Вид из окна был такой же, как всегда, тихий и мирный. На рассвете замок проснулся. Я слышала, как возбужденно переговаривались слуги. Они кричали, смеялись, и я понимала, что они обсуждают события в Париже.
В течение всего дня мы ждали новых сообщений. Люди стали вести себя по-иному. Похоже, они тайком наблюдали за нами и, казалось, втайне чему-то радовались.
Я не видела ничего забавного в страшных беспорядках, когда народ безумеет от ярости и гибнут невинные люди. Дикон предупреждал, что это грядет. Неужели это уже произошло?
За нелегким днем последовала нелегкая ночь. Мне было одиноко без детей, но в то же время как хорошо, что их не было здесь!
Что-то должно было произойти. Я размышляла над тем, что мне следует предпринять. Следует ли мне вернуться в Англию? Теперь, когда мой отец умер, меня здесь ничего не удерживало.
"Беспорядки улягутся, - убеждала я себя. - Военные подавят их. Но Бастилия.., штурмовать тюрьму! Это действительно очень серьезные беспорядки.., разительно отличающиеся от тех погромов лавок, которые в течение последних лет постоянно происходили в небольших городах по всей стране".
Я пыталась вести себя как обычно, но и сам замок не был прежним. Да и как здесь могло быть как прежде, если моего отца больше не было на свете?
Встав на следующее утро, я, как обычно, позвонила, чтобы мне принесли горячей воды. Я ждала.., уедала, но никто не приходил. Я снова позвонила.
Потом, устав ждать, надела халат и спустилась вниз на кухню. Там было пусто.
- Есть здесь кто-нибудь? - крикнула я. Наконец откуда-то появилась тетя Берта. Она сказала:
- Почти все слуги уже ушли, а те, кто еще не ушел, собираются уйти.
- Ушли! Почему? И куда? Она пожала плечами.
- Некоторые говорят, что больше никогда и никому не собираются прислуживать. Другие считают, что их могут обвинить в том, что они служили аристократам и с ними случится то же самое, что и с их хозяевами.
- Что же происходит?
- Мне самой бы хотелось это знать, мадам. Эти беспорядки.., везде. Кружат слухи, что они собираются двинуться на замки и перебить всех, живущих в них.
- Это чепуха.
- Вы же знаете, каковы эти слуги.., без образования.., готовы поверить в любые бредни.
- Но вы же не уйдете, тетя Берта?
- В течение многих лет здесь был мой дом. Граф был очень добр ко мне и моей девочке. Я думаю, он ждал бы от меня, что я останусь. Я остаюсь - и будь, что будет.
- А где Лизетта?
И снова она пожала плечами.
- Я почти не видела ее с тех пор, как приехала. Могу поклясться, она знает, что делает. А зачем вы спустились сюда?
- Мне нужна горячая вода.
- Я принесу вам.
- А кто остался в замке? - спросила я.
- Эти двое в башне.
- Значит, Жанна осталась?
- Неужели вы думаете, что она могла бы покинуть мадемуазель Софи?
- Нет, не думаю, что она на это способна. Жанна - верный человек, и Софи играет важнейшую роль в ее жизни. А кто еще?..
- Если кто-то из слуг и остался здесь, то вскоре, как я сказала, они уйдут. Некоторые поговаривают о том, чтобы отправиться в Париж и присоединиться к тому, что они называют "забавой". Не думаю, что для этого надо отправляться в Париж. Они смогут позабавиться гораздо ближе.
- Неужели дела обстоят настолько плохо?
- Это назревало уже давно. Я благодарю Господа за то, что Он прибрал графа раньше, чем все началось.
- Ах, тетя Берта! - воскликнула я. - Что же теперь будет с нами?
- Подождем, посмотрим, - спокойно ответила она.
Она пошла за горячей водой, а я стояла, ожидая, и Тишина замка начала подавлять меня.
Это случилось вечером следующего дня. Тетя Берта оказалась права. Нас покинули все слуги, кроме нее и Жанны. Нам было страшно одиноко в огромном пустом замке, где над нами нависало ощущение грядущей опасности. Я не удивилась бы ничему.
Днем я несколько раз поднималась на дозорную башню и осматривала окрестности. Ничего - лишь мирные поля. Трудно было поверить в то, что где-то невдалеке происходят эти ужасные события. Я должна ехать в Англию, к детям, к Дикону. Мне следует взять с собой Лизетту.., и тетю Берту; и Софи с Жанной, если они согласятся. Нельзя медлить. В этом я была уверена. Я должна поговорить с Лизеттой. Мы должны составить план.
Тишина была нарушена шумом во дворе. К нам прибыли посетители. Я сбегала вниз с чувством облегчения, хотя и не знала, чего следует ожидать. Возможно, явились как раз те, кто собирался причинить нам зло, но это, по крайней мере, прерывало невыносимое ожидание. Что-то наконец стало происходить.
Вновь откуда-то появилась Лизетта.
Приезжими оказались двое мужчин. Они были очень грязными, нечесаными. Один из них поддерживал другого, поскольку тому явно было трудно стоять на ногах. Оба были в ужасном состоянии.
- Кто?.. - начала я.
Тут один из них заговорил.
- Лотти... - произнес он.
Я подошла поближе и внимательно посмотрела на него.
- Лотти, - вновь произнес он. - Я.., я вернулся домой.
Я узнавала голос, но не могла узнать человека.
- Арман?! - воскликнула я. Но нет, это грязное существо не могло быть Арманом.
- Мы проделали долгий путь... - пробормотал он.
- Ему нужен отдых.., и уход, - сказал его товарищ, - Мы.., нам обоим... Лизетта спросила:
- Вы бежали из тюрьмы?
- Нас освободили... Народ. Они штурмовали тюрьму.
- Бастилия! - воскликнула я. - Значит, именно там ты и был!
Я тут же поняла, что сейчас не время для объяснений. Арман и его товарищ нуждались в немедленной помощи. Ноги Армана кровоточили, и это причиняло ему огромную боль, так что он с трудом мог стоять. Впрочем, в любом случае в его состоянии любой стоял бы с трудом.
Мы с Лизеттой принялись помогать им, практичная тетя Берта пришла нам на помощь. Мы вымыли мужчин, раздели и уложили в постель.
- Одежду надо сразу же сжечь, - сказала тетя Берта, решив, что даже в такие времена не следует" пачкать замок.
Мы накормили мужчин, опасаясь при этом давать им пищу в большом количестве, так как было очевидно, что они долго голодали. Несмотря на огромную слабость, Арман желал поговорить с нами.
- В тот день я отправлялся на встречу, - сказал он. - Возле реки меня встретило подразделение королевских гвардейцев. Их капитан вручил мне ордер на арест, и я понял, что это происки герцога Орлеанского. Я работал на благо страны. Я не был изменником. Но они посадили меня в Бастилию. Бастилия! - его начало трясти, и он никак не мог справиться с дрожью.
Я настаивала на том, чтобы он замолчал, перестал говорить. Позже он несколько окрепнет и сможет рассказать нам все подробности. Мы нуждались в помощи. На наших руках были два больных мужчины, а мы могли присматривать за ними лишь втроем. Но в доме было еще два человека, и я решила, что они больше не имеют права уединяться в своей башне. По винтовой лестнице я поднялась к Софи.
Постучав в дверь, я вошла. Софи с Жанной сидели за столом и играли в карты.
- Нам нужна ваша помощь, - выкрикнула я. Софи холодно взглянула на меня.
- Уходи, - сказала она. Я воскликнула:
- Послушай, вернулся Арман. Ему удалось бежать из Бастилии.
- Арман мертв, - возразила Софи. - Арман убит.
- Пойди и убедись, - предложила я. - Арман здесь. Он не был убит. Кто-то предал его, и он получил ордер на арест. Он был заключен в Бастилию.
Софи побледнела, и карты выпали из ее рук.
- Это не правда, - сказала она. - Это не может быть правдой.
- Пойди и убедись сама. Ты обязана нам помочь. Ты не имеешь права сидеть здесь и играть в карты. Неужели ты вообще не понимаешь, что происходит? Нам нужна помощь. Все слуги покинули нас. У нас двое мужчин, которые умрут, если не обеспечить им должный уход. Они пришли сюда пешком из Парижа, они бежали из Бастилии.
Софи сказала:
- Пойдем, Жанна.
Она стояла возле кровати, глядя на своего брата.
- Арман, - прошептала она, - неужели это ты?
- Да, Софи, - ответил он. - Я твой брат Арман. Вот видишь, что может сделать с человеком Бастилия. Она упала на колени рядом с кроватью.
- Но почему? В чем они обвиняли тебя.., тебя?..
- Когда есть ордер на арест, нет никакой необходимости в обвинении. Кто-то предал меня. Я вмешалась:
- Сейчас не время для разговоров. Для ухода за ними мне нужна помощь, Софи. Вы с Жанной должны помочь. У нас больше нет слуг. Все они ушли.
- Ушли? Почему?
- Думаю, - сухо ответила я, - они полагают, что грянула революция.
Они знают. Дикон очень рад. Поэтому и я счастлива. Он очень внимателен ко мне и требует сохранять предельную осторожность. Я была бы счастлива, если бы только.., но на этот раз все будет в порядке. Должно быть".
"Сегодня у нас был доктор Барнеби. У нас с ним был продолжительный разговор. Он озабочен моим состоянием. Говорит, что ему не следовало слушаться меня и переговорить с моим мужем. "Так или иначе, - сказал он, дело сделано. Вы должны быть очень осторожны. Покой и еще раз покой. Если в течение первых трех месяцев все будет в порядке, мы можем надеяться"".
"Три месяца.., и пока все в порядке. Как бы мне хотелось, чтобы время летело побыстрее. Каждое утро я просыпаюсь и говорю себе, как кто-то там говорил в Библии: "Благословенна та, что во чреве носит"".
"Время родов приближается. Я вижу сны.., иногда кошмарные. Из-за всех этих мелочей. Сегодня я виделась с доктором Барнеби. У нас с ним был долгий разговор. Я сказала ему: "Я обязательно должна на этот раз родить. Это мне нужно более всего". "Я хорошо вас понимаю, - ответил он, - ни в коем случае не расстраивайте себя. Это очень вредно для малыша". "У меня уже было так много разочарований, - возразила я, - что еще одного я не перенесу". "Строго выполняйте все предписания, - ответил он, - и.., и тогда, скорее всего, все будет в порядке". "Иногда, - проговорила я, - возникает необходимость выбирать между жизнью матери и ребенка. Если возникнет ситуация такого выбора, я хочу, чтобы спасли именно ребенка". Он сказал, что я несу чепуху, но я знала, что права, и потребовала от него дать мне соответствующие обещания. Он начал проявлять признаки раздражения, и я припомнила, как он пугал меня, когда я была маленькой девочкой и забывала приготовить уроки. "Это вздор, - резко бросил он. - Вы расстраиваетесь из-за того, что еще не случилось". Но теперь я уже не боялась его и решила настоять на своем: "Но это может случиться. У меня уже были беременности с осложнениями, и все они завершились неудачно. Я знаю, что если и на этот раз произойдет то же самое, другого шанса у меня не будет. Я хочу, чтобы вы обещали мне.., что если возникнет именно такая ситуация, вы будете спасать ребенка, предоставив меня судьбе". "Такие вопросы решают врачи в тот момент, когда они возникают", - сказал он. "Я знаю! - воскликнула я. - Я просто говорю, если., если.., если!.." Он начал говорить, что я слишком возбуждена, и это может вредно отразиться на ребенке, а я заявила, что приду в еще большее возбуждение, если не получу от него клятвы. Он заявил, что это неэтично, но я решила не отпускать его просто так. Я заставила его поклясться. Зная, что он очень религиозный человек, я принесла в комнату Библию, а он, видя, в какое я пришла состояние, наконец сдался. Он сказал: "В случае, если возникнет такая ситуация, а у меня нет причин полагать, что она может возникнуть, и если встанет выбор между жизнью ребенка и жизнью матери, я клянусь в этом случае спасти жизнь ребенка". Ему пришлось после этого еще на некоторое время задержаться, чтобы удостовериться, что я успокоилась. Я была спокойна - спокойна и счастлива, поскольку что-то подсказывало мне: что бы ни произошло, ребенок будет жить". После этого следовал всего один абзац:
"Время близится. Теперь это может произойти в любой момент. Сегодня я ходила осматривать детскую. Для ребенка уже готова колыбелька. У меня было видение. Довольно странное. Казалось, колыбель окружало сияние, и я знала, что в ней лежит здоровенький ребенок. Себя я не видела. Это, похоже, было неважно. Главное, что был ребенок".
Я положила тетрадь. Я была очень взволнована. На следующее утро, когда я вручала Сабрине дневник Изабел, она вопросительно взглянула на меня. Я сказала ей, что очень тронута прочитанным.
- Она была милой доброй девушкой. Я хорошо все помню. Роды были очень долгими. Джонатан родился без особых осложнений. Все дело было в Дэвиде. Ребенка извлекали с большими трудностями, и она этого не пережила. Доктор Барнеби был вне себя от горя. Причину этого я поняла, прочитав дневник. Я так и не знаю, можно ли было спасти Изабел, пожертвовав Дэвидом. Мне и в голову не пришло думать об этом, если бы я не прочитала дневник. Но я хотела, чтобы и ты прочитала его, из-за Гризельды. Думаю, после того случая она окончательно свихнулась. Она считала Изабел своим ребенком... Изабел значила для нее все. Когда Гризельда потеряла ее, ей стало незачем жить и она постоянно возвращалась к прошлому. Гризельда озлобилась и во всем обвиняла Дикона. Она считала, что был выбор между жизнью Изабел и ребенком и что именно Дикон сделал выбор в пользу ребенка. Она называла его убийцей. Не знаю, рассказывала ли Изабел о своих чувствах Гризельде. Как видно из дневника, ей было над чем задумываться. Но после смерти Изабел в доме жизнь стала невыносимой. Сначала я хотела избавиться от нее, но твоя бабушка была против. И теперь я думаю, что Гризельда не смогла бы жить, если бы ее не окружали вещи, принадлежавшие Изабел. Когда она умерла, мы все вздохнули с облегчением.
- Понимаю, - сказала я.
- Было время, когда я боялась, что она может как-то навредить Дэвиду. Слишком уж много она возилась с Джонатаном. Так, будто пыталась настроить мальчиков друг против друга.., и разумеется, против их отца. Если бы только...
Она просительно взглянула на меня.
- Лотти, - продолжила она, - если бы ты вернулась к нам, это означало бы, что мы все начнем новую жизнь. Именно этого мы и хотели - твоя бабушка и я. А вот твоя мать была против. Ты же осуждала Дикона, не так ли? Гризельда тебе что-то наговорила. А теперь ты уже не веришь ей, правда?
- Из дневника Изабел совершенно ясно, что именно произошло.
- Теперь ты понимаешь, что в отношении Дикона к Изабел не было никакого бессердечия. Он всегда был добр к ней. А уж то, что он не был влюблен в нее, так это не его вина.
- Я понимаю.
Она наклонилась ко мне и поцеловала меня.
Я рада, что ты теперь понимаешь это, - сказала она.
Я действительно понимала. Я ясно видела, что в этом отношении я возводила на Дикона напраслину.
Они продолжали завоевывать меня.
Через несколько дней Дикона вызвали в Лондон.
- Я буду отсутствовать не больше недели, - сказал он.
Я спросила Сабрину, какими делами он занимается в Лондоне.
Она колебалась.
- О, после смерти Изабел ему досталось довольно большое наследство.
- Я знаю, что она была очень богата и именно поэтому он на ней женился.
Она бросила на меня быстрый взгляд.
- Отец Изабел очень хотел этого брака. Как и сама Изабел. Между ними было заключено какое-то соглашение, и когда ее отец умер, большая часть имущества перешла к Изабел.
- А потом к Дикону, - сказала я. - Это как-то связано с банковскими делами?
- Что-то вроде этого, - ответила Сабрина. - Он часто ездит туда. Хотя в последнее время, пока ты здесь, он никуда не ездил. Но вообще он очень много разъезжает. А когда шла эта война в Америке, он вообще был страшно занят.
- Да, я заметила. Он ездил во Францию, ведь французы помогали колонистам.
- Он ездил во Францию встречаться с тобой, - мягко произнесла Сабрина.
Прошло всего два дня после отъезда Дикона, когда прибыл посыльный с письмом от Лизетты. Вскрывая его, я уже знала, что не все в порядке. Она писала:
"Тебе следует немедленно выезжать. Твоему отцу очень плохо. В бреду он постоянно зовет тебя, а когда приходит в сознание, говорит, чтобы не смели посылать за тобой, но мы решили, что тебя надо поставить в известность. Мне кажется, что, если ты хочешь застать его в живых, тебе нужно немедленно вернуться".
Сабрина, видевшая приезд посыльного, спустилась вниз, чтобы выяснить, что случилось.
- Мой отец, - ответила я, - в тяжелом состоянии.
- Ах, моя дорогая Лотти!
- Я немедленно выезжаю, - сказала я.
- Да.., конечно. Вскоре вернется Дикон. Давай подождем, что он скажет на это.
- Я выезжаю немедленно, - твердо заявила я. Посыльный остановился у нас. Сабрина заметила, что он выглядит истощенным, и велела слугам проводить его на кухню и хорошенько накормить. А потом ему надо отдохнуть.
Уладив эти вопросы, она повернулась ко мне.
- Не думаю, чтобы Дикон одобрил твой отъезд. Он рассказывал мне о событиях во Франции и очень радовался тому, что ты наконец покинула эту страну.
- Дикон не имеет к этому никакого отношения, - возразила я. - Я собираюсь уезжать и отправляюсь завтра утром.
- Лотти, этого нельзя делать!
- Я могу и должна это сделать. Ах, Сабрина, мне очень жаль, но вы должны меня понять. Это мой отец. Я ему нужна. Мне вообще не следовало оставлять его.
- Ты сама говорила, что он хотел, чтобы ты уехала сюда, правда?
- Да, потому что...
- Я уверена, он считал, что здесь ты окажешься в безопасности. Он уверен.., так же, как и Дикон...
Мне хотелось, чтобы она прекратила наконец говорить о Диконе. Я уезжала - это было решено. Я не могла оставаться здесь, зная, что мой отец болен.., и, возможно, умирает и зовет меня.
- Я немедленно начинаю собираться, - сказала я. Она схватила меня за руку.
- Подожди, Лотти. Не спеши. Давай, я пошлю кого-нибудь в Лондон за Диконом.
- Это займет слишком много времени, и в любом случае Дикон ничего не может изменить.
- Он огорчится, если ты уедешь.
- Значит, ему придется расстроиться, потому что я уезжаю.
- Дети... - начала она.
Я заколебалась. И тут же приняла решение.
- Они могут остаться здесь, если вы не будете возражать. Они могут отправиться домой позже. Я поеду одна как можно быстрее.
- Дорогая моя Лотти, мне это не нравится. Мне это совсем не нравится. Дикон...
- Пойду, поговорю с посыльным. За ночь он хорошенько отдохнет, и назад мы поедем вместе. Мы отправимся рано утром.
- Если бы здесь был Дикон!
- Ничто не остановит меня, Сабрина. Детям здесь будет хорошо. Они могут остаться?
- Конечно, конечно.
- Возможно, Дикон и вы приедете вместе с ними и погостите у нас в замке.
Она взглянула на меня испуганно.
- Если ты действительно намереваешься уезжать, тебе следует взять с собой хотя бы двух слуг. Тебе понадобятся кое-какие вещи... И с ними будет безопасней. Тебе обязательно нужно это сделать. Я настаиваю.
- Спасибо, Сабрина, - сказала я и пошла на кухню, чтобы поговорить с посыльным.
ПРОЩАЙ, ФРАНЦИЯ!
Все-таки я надеялась, что Дикон успеет вернуться домой. Я знала, что он попытается убедить меня не уезжать, но если я проявлю настойчивость, то, скорее всего, решит меня сопровождать.
Мне очень хотелось, чтобы он поступил именно так. Я боялась того, с чем могла встретиться по возвращении во Францию, и упрекала себя за то, что оставила отца, хотя именно он хотел, чтобы я уехала.
Эверсли находился недалеко от Дувра, и путешествие было недолгим. Ла-Манш мы тоже пересекли без приключений, поскольку стояла прекрасная погода. Только ступив на землю по ту сторону пролива, я ощутила, как изменилась обстановка.
Июльское солнце палило немилосердно, воздух был неподвижен, словно сама природа затаила дыхание в ожидании решительных событий. Что-то неуловимое носилось и в атмосфере городов, через которые мы проезжали. На улицах собирались кучки людей. Они украдкой поглядывали на нас, когда мы проезжали мимо. Некоторые городки выглядели опустевшими, но мне чудилось, что из-за закрытых окон домов за нами наблюдают.
- Такое впечатление, что все как-то странно изменилось, - обратилась я к слуге. Он ответил, что ничего не замечает.
Мы прибыли в Эвре, и я вспомнила, как в свой первый приезд во Францию мы с отцом останавливались здесь. Теперь все выглядело иначе. В городке царил дух молчаливой враждебности, тот самый, который я уже почувствовала в городах и деревнях, через которые мы проезжали.
Я вздохнула с облегчением, когда, наконец, показался замок. Пришпорив коня, я въехала во двор. Один из слуг принял его, а я поспешила в замок. Лизетта, которая, должно быть, следила за дорогой из окна, тут же сбежала в холл.
- Лизетта! - воскликнула я.
- Итак, ты приехала, Лотти.
- Я хочу сейчас же повидать отца. Пристально взглянув на меня, она покачала головой.
- Что ты хочешь сказать? - быстро спросила я.
- Его похоронили неделю назад. Он умер на следующий день после того, как я послала тебе письмо.
- Умер! Отец! Это невозможно.
- Да, - ответила она, - он был тяжело болен. Врачи сказали ему об этом.
- Когда? - воскликнула я. - Когда врачи сообщили ему об этом?
- Давно. До вашего отъезда.
- Тогда почему же?..
- Должно быть, он хотел, чтобы вы уехали. Я села за большой дубовый стол и уставилась невидящим взглядом в высокое узкое окно. Теперь я все поняла. Он давно знал, что серьезно болен, и именно поэтому настоял на нашей поездке в Англию. Отец вообще не собирался ехать со мной, но все время говорил, что поедет, только для того, чтобы заставить меня завершить подготовку к отъезду, и лишь в самый последний момент признался, что не может сопровождать нас.
- Мне не следовало уезжать, - произнесла я. Лизетта пожала плечами и слегка склонилась над столом, поглядывая на меня. Если бы я не была настолько ошеломлена, я наверняка заметила бы изменения в ее отношении ко мне. Но я была слишком поражена происшедшим, слишком подавлена обрушившимся на меня горем.
Я пошла в спальню отца. Лизетта последовала за мной. Полог был отдернут, открывая пустую кровать. Я встала возле нее на колени и закрыла лицо руками.
Лизетта стояла рядом.
- Это бесполезно, - сказала она. - Его больше нет. Я прошлась по комнатам. Пусто. Затем направилась в церковь и примыкающий к ней мавзолей. Там стояло его надгробие. "Жерар, граф д'Обинье. 1727 - 1789".
- Это произошло слишком быстро, - пробормотала я и увидела, что Лизетта стоит сзади.
- Ты отсутствовала довольно долго, - напомнила она мне.
- Мне следовало сообщить обо всем.
- Он не позволял. Только тогда, когда он уже был не в состоянии приказывать, не мог запретить послать за тобой, я решила поступить так, как считала нужным.
Я отправилась в свою комнату. Она последовала за мной. И тогда я заметила, что она изменилась. Все изменилось. Я не могла понять Лизетту. Она не выглядела несчастной. В ней появилась какая-то скрытность. Мне трудно выразить этого словами. Как будто она втайне чему-то радовалась.
"Мне все это кажется, - подумала я. - Я еще не оправилась от потрясения".
- Лизетта, - сказала я, - я хочу побыть одна. Она заколебалась, и на секунду мне показалось, что она откажется оставить меня. Затем она повернулась и вышла.
Я лежала в постели и не могла уснуть. Ночь была жаркой.., душной. Я думала об отце - мысли о нем не оставляли меня с того момента, как я узнала, что он болен и нуждается во мне.
Ну зачем я уехала! Почему не догадалась? Ведь я же видела, что он как-то внезапно постарел. Я объясняла это переживаниями по поводу смерти моей матери. В общем-то, я чувствовала, что, потеряв ее, отец потерял желание жить. И все это время он прекрасно знал, как серьезно болен, и все же стремился отправить меня в Англию.., выдать замуж за Дикона. Он был встревожен событиями в стране и хотел, чтобы я нашла безопасное убежище за ее пределами.
Я вспоминала как была счастлива в Эверсли - прогулки верхом, пешие прогулки, словесные стычки с Диконом.., как я всем этим наслаждалась: и все это время отец был здесь.., умирал в одиночестве.
Дверь неожиданно открылась, и я, подскочив от испуга в кровати, увидела скользнувшую в комнату Лизетту. Чувствовалось, что она с трудом подавляет возбуждение.
- Я не слышала стука, - сказала я.
- Я не стучалась, - ответила она. - Это произошло. Наконец это случилось.
- Что ты имеешь в виду?
- Я только что получила известие. Ты не слышала шум во дворе?
- Нет. Кто...
- Новости, - взволнованно произнесла Лизетта. - Новости из Парижа. Толпы народа вышли на улицы, и лавочники баррикадируются в своих лавках.
- Опять беспорядки! - воскликнула я. Ее глаза сверкали.
- В садах Пале-Рояля выступают великие люди. Демулен, Дантон. И другие.
- Кто они? - спросила я.
Она, не отвечая, продолжала:
- Они носят цвета герцога Орлеанского.., красный, белый и синий... Но послушай, Лотти, самую главную новость. Народ взял Бастилию. Они убили коменданта де Лони и ворвались в тюрьму с его головой, насаженной на пику. Они освободили заключенных...
- Ах, Лизетта, что это значит? Эти беспорядки... И вновь многозначительная улыбка.
- Я думаю, - медленно произнесла она, - это значит, что началась революция.
***
Время до наступления утра тянулось невыносимо долго. Я сидела возле окна, ожидая сама не знаю чего. Вид из окна был такой же, как всегда, тихий и мирный. На рассвете замок проснулся. Я слышала, как возбужденно переговаривались слуги. Они кричали, смеялись, и я понимала, что они обсуждают события в Париже.
В течение всего дня мы ждали новых сообщений. Люди стали вести себя по-иному. Похоже, они тайком наблюдали за нами и, казалось, втайне чему-то радовались.
Я не видела ничего забавного в страшных беспорядках, когда народ безумеет от ярости и гибнут невинные люди. Дикон предупреждал, что это грядет. Неужели это уже произошло?
За нелегким днем последовала нелегкая ночь. Мне было одиноко без детей, но в то же время как хорошо, что их не было здесь!
Что-то должно было произойти. Я размышляла над тем, что мне следует предпринять. Следует ли мне вернуться в Англию? Теперь, когда мой отец умер, меня здесь ничего не удерживало.
"Беспорядки улягутся, - убеждала я себя. - Военные подавят их. Но Бастилия.., штурмовать тюрьму! Это действительно очень серьезные беспорядки.., разительно отличающиеся от тех погромов лавок, которые в течение последних лет постоянно происходили в небольших городах по всей стране".
Я пыталась вести себя как обычно, но и сам замок не был прежним. Да и как здесь могло быть как прежде, если моего отца больше не было на свете?
Встав на следующее утро, я, как обычно, позвонила, чтобы мне принесли горячей воды. Я ждала.., уедала, но никто не приходил. Я снова позвонила.
Потом, устав ждать, надела халат и спустилась вниз на кухню. Там было пусто.
- Есть здесь кто-нибудь? - крикнула я. Наконец откуда-то появилась тетя Берта. Она сказала:
- Почти все слуги уже ушли, а те, кто еще не ушел, собираются уйти.
- Ушли! Почему? И куда? Она пожала плечами.
- Некоторые говорят, что больше никогда и никому не собираются прислуживать. Другие считают, что их могут обвинить в том, что они служили аристократам и с ними случится то же самое, что и с их хозяевами.
- Что же происходит?
- Мне самой бы хотелось это знать, мадам. Эти беспорядки.., везде. Кружат слухи, что они собираются двинуться на замки и перебить всех, живущих в них.
- Это чепуха.
- Вы же знаете, каковы эти слуги.., без образования.., готовы поверить в любые бредни.
- Но вы же не уйдете, тетя Берта?
- В течение многих лет здесь был мой дом. Граф был очень добр ко мне и моей девочке. Я думаю, он ждал бы от меня, что я останусь. Я остаюсь - и будь, что будет.
- А где Лизетта?
И снова она пожала плечами.
- Я почти не видела ее с тех пор, как приехала. Могу поклясться, она знает, что делает. А зачем вы спустились сюда?
- Мне нужна горячая вода.
- Я принесу вам.
- А кто остался в замке? - спросила я.
- Эти двое в башне.
- Значит, Жанна осталась?
- Неужели вы думаете, что она могла бы покинуть мадемуазель Софи?
- Нет, не думаю, что она на это способна. Жанна - верный человек, и Софи играет важнейшую роль в ее жизни. А кто еще?..
- Если кто-то из слуг и остался здесь, то вскоре, как я сказала, они уйдут. Некоторые поговаривают о том, чтобы отправиться в Париж и присоединиться к тому, что они называют "забавой". Не думаю, что для этого надо отправляться в Париж. Они смогут позабавиться гораздо ближе.
- Неужели дела обстоят настолько плохо?
- Это назревало уже давно. Я благодарю Господа за то, что Он прибрал графа раньше, чем все началось.
- Ах, тетя Берта! - воскликнула я. - Что же теперь будет с нами?
- Подождем, посмотрим, - спокойно ответила она.
Она пошла за горячей водой, а я стояла, ожидая, и Тишина замка начала подавлять меня.
Это случилось вечером следующего дня. Тетя Берта оказалась права. Нас покинули все слуги, кроме нее и Жанны. Нам было страшно одиноко в огромном пустом замке, где над нами нависало ощущение грядущей опасности. Я не удивилась бы ничему.
Днем я несколько раз поднималась на дозорную башню и осматривала окрестности. Ничего - лишь мирные поля. Трудно было поверить в то, что где-то невдалеке происходят эти ужасные события. Я должна ехать в Англию, к детям, к Дикону. Мне следует взять с собой Лизетту.., и тетю Берту; и Софи с Жанной, если они согласятся. Нельзя медлить. В этом я была уверена. Я должна поговорить с Лизеттой. Мы должны составить план.
Тишина была нарушена шумом во дворе. К нам прибыли посетители. Я сбегала вниз с чувством облегчения, хотя и не знала, чего следует ожидать. Возможно, явились как раз те, кто собирался причинить нам зло, но это, по крайней мере, прерывало невыносимое ожидание. Что-то наконец стало происходить.
Вновь откуда-то появилась Лизетта.
Приезжими оказались двое мужчин. Они были очень грязными, нечесаными. Один из них поддерживал другого, поскольку тому явно было трудно стоять на ногах. Оба были в ужасном состоянии.
- Кто?.. - начала я.
Тут один из них заговорил.
- Лотти... - произнес он.
Я подошла поближе и внимательно посмотрела на него.
- Лотти, - вновь произнес он. - Я.., я вернулся домой.
Я узнавала голос, но не могла узнать человека.
- Арман?! - воскликнула я. Но нет, это грязное существо не могло быть Арманом.
- Мы проделали долгий путь... - пробормотал он.
- Ему нужен отдых.., и уход, - сказал его товарищ, - Мы.., нам обоим... Лизетта спросила:
- Вы бежали из тюрьмы?
- Нас освободили... Народ. Они штурмовали тюрьму.
- Бастилия! - воскликнула я. - Значит, именно там ты и был!
Я тут же поняла, что сейчас не время для объяснений. Арман и его товарищ нуждались в немедленной помощи. Ноги Армана кровоточили, и это причиняло ему огромную боль, так что он с трудом мог стоять. Впрочем, в любом случае в его состоянии любой стоял бы с трудом.
Мы с Лизеттой принялись помогать им, практичная тетя Берта пришла нам на помощь. Мы вымыли мужчин, раздели и уложили в постель.
- Одежду надо сразу же сжечь, - сказала тетя Берта, решив, что даже в такие времена не следует" пачкать замок.
Мы накормили мужчин, опасаясь при этом давать им пищу в большом количестве, так как было очевидно, что они долго голодали. Несмотря на огромную слабость, Арман желал поговорить с нами.
- В тот день я отправлялся на встречу, - сказал он. - Возле реки меня встретило подразделение королевских гвардейцев. Их капитан вручил мне ордер на арест, и я понял, что это происки герцога Орлеанского. Я работал на благо страны. Я не был изменником. Но они посадили меня в Бастилию. Бастилия! - его начало трясти, и он никак не мог справиться с дрожью.
Я настаивала на том, чтобы он замолчал, перестал говорить. Позже он несколько окрепнет и сможет рассказать нам все подробности. Мы нуждались в помощи. На наших руках были два больных мужчины, а мы могли присматривать за ними лишь втроем. Но в доме было еще два человека, и я решила, что они больше не имеют права уединяться в своей башне. По винтовой лестнице я поднялась к Софи.
Постучав в дверь, я вошла. Софи с Жанной сидели за столом и играли в карты.
- Нам нужна ваша помощь, - выкрикнула я. Софи холодно взглянула на меня.
- Уходи, - сказала она. Я воскликнула:
- Послушай, вернулся Арман. Ему удалось бежать из Бастилии.
- Арман мертв, - возразила Софи. - Арман убит.
- Пойди и убедись, - предложила я. - Арман здесь. Он не был убит. Кто-то предал его, и он получил ордер на арест. Он был заключен в Бастилию.
Софи побледнела, и карты выпали из ее рук.
- Это не правда, - сказала она. - Это не может быть правдой.
- Пойди и убедись сама. Ты обязана нам помочь. Ты не имеешь права сидеть здесь и играть в карты. Неужели ты вообще не понимаешь, что происходит? Нам нужна помощь. Все слуги покинули нас. У нас двое мужчин, которые умрут, если не обеспечить им должный уход. Они пришли сюда пешком из Парижа, они бежали из Бастилии.
Софи сказала:
- Пойдем, Жанна.
Она стояла возле кровати, глядя на своего брата.
- Арман, - прошептала она, - неужели это ты?
- Да, Софи, - ответил он. - Я твой брат Арман. Вот видишь, что может сделать с человеком Бастилия. Она упала на колени рядом с кроватью.
- Но почему? В чем они обвиняли тебя.., тебя?..
- Когда есть ордер на арест, нет никакой необходимости в обвинении. Кто-то предал меня. Я вмешалась:
- Сейчас не время для разговоров. Для ухода за ними мне нужна помощь, Софи. Вы с Жанной должны помочь. У нас больше нет слуг. Все они ушли.
- Ушли? Почему?
- Думаю, - сухо ответила я, - они полагают, что грянула революция.