Страница:
Я сказала:
- Арман, мы не собираемся бросать тебя.
- Вы... - настаивал он, - вам следует уходить. Прислуга может оставаться. Они, наверное, будут в безопасности.
- Лежи, - скомандовала я. - Отдыхай, пока это еще возможно. Слуги уже и так ушли, а мы остаемся.
Долго тянулся этот день.
Софи сидела у моих ног на скамеечке. Жанна примостилась поближе к ней. Я понимала, что до тех пор, пока они обе живы, Жанна не оставит ее.
Я сказала:
- Софи, у тебя чудесная подруга - Жанна. Ты когда-нибудь думала о том, как тебе повезло, что у тебя есть она?
Она кивнула.
- Она любит тебя, - продолжала я.
- Да, она любит меня. Все остальные...
- Со всем этим покончено. Они никогда не были верными хоть кому-то. Шарль был неверен мне, а Леон Бланшар верен лишь целям, которые он преследует.
- Они ведь схватят нас, Лотти... Тебя, меня и Армана - из-за нашего отца.
Прислушивавшаяся к разговору Лизетта сказала:
- Они схватят и меня, но я буду в безопасности, поскольку Леон не позволит им причинить мне вред. Софи вздрогнула, а Жанна прошептала:
- Я никогда не допущу, чтобы они причинили вам вред, мадемуазель Софи.
Воцарилось долгое молчание. Мы все внимательно прислушивались Должно быть, все мы думали о том, что они могут и не дожидаться вечера.
- Как мне хотелось бы все вернуть назад, - произнесла Софи. - Я бы поступила по-другому. Я бы могла сказать, что потеряла все, - она прикоснулась к той стороне лица, которая была прикрыта чепцом, - но вот это помогло мне понять, насколько мне повезло с Жанной.
Жанна сказала:
- Не нужно, мое сокровище. Не расстраивайся. Когда ты плачешь, это вредно для лица.
Мы вновь погрузились в молчание, и я предалась размышлениям: если бы можно было все это предвидеть, если бы можно было все начать сначала.., я бы действовала совсем по-другому. Я видела лицо Сабрины. "Не уезжай, просила она, - подожди возвращения Дикона". Мне на самом деле следовало подождать Дикона. Мысли о нем не покидали меня, как бы я ни пыталась от них избавиться. Но что было пользы думать о нем сейчас? Это значило лишь вновь и вновь упрекать себя за собственную глупость.
Мне следовало выйти за него замуж. Бог свидетель, я хотела этого. Я должна была действовать, пока была такая возможность. Мне следовало забыть все свои сомнения.., мою решимость не соглашаться ни на что, кроме идеала.
Если бы я могла сейчас обратиться к нему.., если бы я могла излить ему свои мысли о коварстве Лизетты, о неверности Шарля, о смерти.., если бы я могла забыть все эти потраченные впустую годы.., но теперь было слишком поздно.
- Слишком поздно, - прошептала Софи. Я положила ей руку на плечо, а она прижалась к моему колену.
- Но теперь мы все знаем. Я рада, что нам дали время понять и простить друг друга, - сказала я. Вскоре стемнеет. Час грозы близился. Лизетта вышла и не возвращалась до наступления темноты. Увидев ее, я ахнула. На ней было одно из моих платьев - то самое, которое не так давно я сшила специально для бала. Одно из самых изысканных моих платьев: юбка из бархата цвета спелой сливы и лиф из шифона такого же цвета, но более светлого оттенка; тугой корсаж был украшен жемчугом. На ее шее красовалось бриллиантовое колье, подаренное графом моей матери в день свадьбы и ставшее теперь моим.
- Лизетта! - воскликнула я.
- Ты сошла с ума? - спросила тетя Берта. Лизетта рассмеялась.
- Я должна была иметь все это, - ответила она. - Я имею на них такое же право, как и Лотти, и даже больше, поскольку я старше. Мой отец дурно относился ко мне, но теперь он уже умер.
- Лизетта, - сказала я, - когда толпа увидит тебя в таком виде, как ты думаешь, что она с тобой сделает?
- А я им скажу: "Да, я аристократка, но всегда стояла за народ и боролась рука об руку с Леоном Бланшаром. Спросите его сами. Он подтвердит, что я говорю правду". И тогда мне никто не навредит - Ты глупая девчонка! воскликнула тетя Берта. Лизетта покачала головой и рассмеялась. Она подошла ко мне поближе, остановилась, уперев руки в бедра, насмешливо посматривая на меня, и я подумала: эта навязчивая идея действительно свела ее с ума.
- Мне всегда хотелось носить это платье, - сказала она, - а это колье очень подходит к нему. Теперь они принадлежат мне. Здесь все принадлежит мне. Это мое право, и Леон сделает все, чтобы я смогла им воспользоваться.
Я отвернулась от нее, так как не могла видеть выражение ее глаз. Я подумала: "Лизетта на самом деле сошла с ума".
***
Они приближались. В отдалении слышались крики. Я подошла к окну. Странный свет разливался вокруг. Он исходил от факелов, которые несла толпа.
Я услышала голоса, скандирующие: "На замок! Долой аристократов! На фонарь!"
Я подумала о трупе купца, болтающемся на фонарном столбе, и мне стало дурно от страха.
Они подходили все ближе и ближе.
Тетя Берта сказала:
- Подъемный мост мог бы остановить их.
- Ненадолго, - ответила я. Мы испуганно переглянулись, и в этот момент Лизетта выскользнула из комнаты.
- Куда она пошла? - спросила. Софи.
- Снять с себя все эти роскошные тряпки, если у нее осталась хоть капелька здравого смысла, - предположила тетя Берта.
Я сказала:
- Я разыщу ее. Я хочу поговорить с ней.
Я нашла ее, поднявшись по винтовой лестнице на башню. Лизетта стояла на краю-крепостной стены. Свет факелов бросал колеблющиеся отсветы на стены, поскольку толпа была уже совсем близко.., уже в воротах замка.
Лизетта все еще стояла на стене. Выглядела она величественно, бриллианты сверкали на ее шее.
Толпа, увидев ее, издала рев.
- Лизетта, - позвала я ее, - спускайся вниз, спускайся вниз.
Она подняла руку, и наступила относительная тишина. Она крикнула толпе: "Я дочь графа д'Обинье.., аристократка по происхождению".
Толпа начала орать: "Долой аристократов! На фонарь!"
Ей удалось перекричать шум, и они, поутихнув, начали прислушиваться.
- Но я работала во имя ваших целей. Леон Бланшар - мой друг, и он может подтвердить это. Я работала на вас, мои друзья, против господ, против тех, кто неимоверно взвинтил цены на хлеб, против тех, чья расточительность разорила Францию. Я докажу вам, что я ваш друг. Я спущу подъемный мост, и вы сможете войти в замок.
Раздался гром аплодисментов.
Она проскользнула мимо меня. Я подумала, не стоит ли остановить ее. Она впустит их, но какое это имеет значение? В любом случае подъемный мост не задержал бы их надолго.
Она спасет себя ценой жизней Софи и моей. Финальный акт ненависти.
Я вернулась в свою комнату. Все находились там в ожидании. Ждать оставалось недолго. Вскоре толпа ворвется в замок.
Жанна сделала странную вещь. Она развязала капюшон Софи и сняла его, выставив напоказ ужасные рубцы и шрамы.
- Поверь мне, - шепнула она Софи, онемевшей от изумления, - я хорошо знаю этих людей. Я думаю, так будет лучше. Поверь мне.
Я слышала грубый смех, грохот падающей мебели. Толпа уже находилась в замке.
К нам присоединилась Лизетта. В ее глазах светился триумф.
- Они пришли, - сказала она.
Дверь резко распахнулась. Это был ужасный момент - тот самый, которого все мы ждали. Они были здесь.
В эти жуткие секунды я с удивлением узнала знакомые лица среди тех, кто ворвался в комнату. Трое лавочников, вполне приличных людей, кого я никак не ожидала видеть в беснующейся толпе. Должно быть, безумие толпы было заразительным.
Вперед выступила Лизетта.
- Я дочь графа, - снова сказала она. - Я аристократка по рождению, но я всегда работала на вас и на дело революции.
Какой-то мужчина уставился на бриллиантовое колье. Я решила, что сейчас он сорвет его. В это время один из лавочников грубо оттолкнул его в сторону.
- Поосторожней, - прорычал он. В нем чувствовалась властность, и я ощутила некоторое облегчение. Я почувствовала, что этому человеку не совсем нравится происходящее. Мне даже показалось, что он имеет определенное влияние на этих людей, и, возможно, в его силах сдержать наиболее кровожадных из них.
Его слова, определенно, оказали некоторое воздействие, поскольку ворвавшиеся в комнату на некоторое время потеряли к нам интерес и начали рассматривать обстановку в комнате. Они посмотрели на лежащих в постели мужчин. И Арман, и его товарищ относились к происходящему вокруг с полным безразличием.
- Кто они? - спросил один из ворвавшихся.
- В любом случае они полумертвые, - ответил другой. Жанна и тетя Берта без страха смотрели на них.
- Мы всего лишь служанки. Мы не аристократы, - сказала тетя Берта. Мы вам не нужны.
Жанна обняла Софи, и я заметила, как мужчины уставились на ее изуродованное лицо.
Один из них попытался обнять Лизетту.
- Убери свои лапы, - высокомерно бросила она.
- Да, относись с почтением к их светлости, - с иронией заметил один.
- Я дочь графа, - произнесла Лизетта, - но я с вами. Я работала с месье Леоном Бланшаром.
- Теперь, когда это стало выгодным, они все оказались на нашей стороне, - сказал кто-то из пришедших. - Теперь, конечно, совсем другое дело.
Они начали выталкивать Лизетту из комнаты. Повернувшись, она указала на меня:
- Вот она - признанная дочь графа! - воскликнула она.
- Да, - подтвердил один из толпы, - я ее знаю. Я видел ее вместе с графом. Не обращайте внимания на то, как она одета. Это для того, чтобы обмануть нас.
Только сейчас я осознала, что на мне все то же платье служанки, которое я надела с утра, и поняла, какой контраст я должна представлять в сравнении с Лизеттой в ее роскошном наряде.
Мужчины, находившиеся в комнате, переглядывались, недоуменно пожимая плечами. Затем, решившись, они вместе со мной и Лизеттой вышли из комнаты.
То, что случилось потом, до сих пор изумляет меня.
Я хорошо помню, как нас тащили сквозь толпу. Я хорошо помню возмущение народа, направленное главным образом против Лизетты. Насколько все-таки глупо поступила она, переодевшись вот таким образом.
Свет факелов, темные, сверкающие ненавистью глаза, грязные, крепко сжатые кулаки, тянувшиеся к моему лицу, боль в запястье, за которое меня кто-то тянул, момент, когда кто-то нанес мне пощечину.., все эти сцены из ночного кошмара вновь и вновь возникали в моей памяти, преследуя меня всю мою последующую жизнь.
Нас втолкнули в фургон, в который были запряжены грязные невзрачные лошадки.
Вот так, проехав сквозь толпу, мы направились в город.
***
Наступила самая странная в моей жизни ночь. Нас вывели из фургона возле мэрии и провели в небольшую комнату на втором этаже, окна которой выходили на улицу.
Нам повезло, поскольку в это время народ еще не понимал, какая огромная власть оказалась у него в руках. Революция, назревавшая так давно, только что разразилась, и среди тех, кто доставил нас в мэрию, были люди, которые еще совсем недавно считались респектабельными жителями города.., лавочники и подобные им. Они сами не знали, что им следует предпринимать. До них дошли известия, что в Париже бушует восстание, но пока еще они задумывались над тем, что произойдет с ними, если восстание будет подавлено и аристократы вновь придут к власти.
Толпа предпочла бы повесить нас на ближайшем фонарном столбе, но нашлись люди, советовавшие сохранять определенную сдержанность. Сам мэр ни в чем не был уверен. В течение столетий семейства Обинье управляло этой округой. Шли первые дни революции, и никто не мог быть уверенным, что королевская власть пала. Люди еще не привыкли к новым порядкам. А наиболее трезвые из городских мужей очень боялись возмездия.
Толпа, окружившая мэрию, требовала нашей выдачи. Они хотели видеть нас болтающимися на фонарных столбах.
Я думала о том, что сейчас происходит в замке.
Находились ли они сейчас в безопасности? Армана с его другом узнать было невозможно; быть может, бедную Софи спасло ее лицо. Это восстание было направлено против тех, кто обладал желанным для толпы. Никому не нужны были эти полуживые мужчины или жалкая изуродованная Софи. Им невозможно было завидовать. Совсем по-другому обстояли дела с Лизеттой и мной. Они не поверили Лизетте. Она очень сильно просчиталась, и если бы она не так спешила доказать себе свое аристократическое происхождение, то понимала бы, сколь опасна была теперь ее позиция.
В комнате не было стульев, поэтому мы легли на полу.
- Как мне хочется, чтобы эти мерзавцы прекратили орать, - сказала Лизетта.
- Ты слишком глупо вела себя, - отозвалась я. - В этом не было никакой необходимости. Ты могла бы сейчас спокойно находиться в замке.
- Я являюсь тем, кем я являюсь, и согласна мириться с последствиями этого.
- Бедная Лизетта, почему это тебя так беспокоит?
- Разумеется, беспокоит. Я была одной из вас. То, что я оставалась непризнанной, ничего не меняет. Леон спасет меня, вот увидишь, и кое-кому придется ответить за то, как они обращались со мной.
Я не ответила. Мне было нечего сказать. Лизетту больше волновали проблемы ее рождения, чем вопрос, останется ли она в живых, ибо она была готова рискнуть жизнью ради того, чтобы убедить себе в благородстве собственного происхождения.
Теперь я ясно видела, как это становилось у нее навязчивой идеей, как она поверила в нее, вероятно, в течение всех этих лет, заставляла себя верить. Она позволила своим претензиям вырасти до таких размеров, что они стали для нее самым важным в жизни. И теперь она не могла смириться с тем, что это оказалось не правдой. Она была обязана продолжать верить.., даже ценой собственной жизни.
Шум снаружи, похоже, немножко поутих. Я встала и выглянула в окно. Мне пришлось мгновенно отступить. Они все еще стояли там, ожидая нашей выдачи.
- Лизетта, - сказала я, - скажи им правду. Возможно, они поверят тебе. Это безумие - продолжать настаивать, что ты аристократка, и гордиться этим. Ты говоришь им, что ты их враг. Они ненавидят нас. Неужели ты этого не понимаешь? Они ненавидят нас за то, что мы обладаем тем, что они всегда хотели иметь. Разве ты не понимаешь этого?
- Понимаю, - ответила она, - понимаю, но это ничего не меняет.
- Я никогда не забуду, как они смотрели на Софи и Армана. На истинных аристократов.., законнорожденных аристократов.., в отличие от нас, Лизетта.., бастардов. Но забрали именно нас. Почему? Потому что мы молодые, здоровые, потому что они завидуют нам. Эта революция построена на зависти. Неужели ты считаешь, что ее цель - сделать Францию лучше, сделать ее более счастливой страной? Нет. Все не так. И я очень ясно поняла это сегодня. Те, кто ничего не имел, хотят забрать богатства у тех, кто ими владел, и присвоить их себе. Получив все это, они станут такими же эгоистичными и равнодушными к судьбам других, как и их предшественники-богачи. Они сеют разрушения не ради лучшего будущего. Они просто хотят сделать так, чтобы неимущие стали имущими, а имущие нищими.
Лизетта молчала, и я продолжила:
- Разве не так обстоят дела и с тобой, Лизетта? Истинной дочерью революции? Ты постоянно завидовала, признайся. Ты позволила зависти пропитать всю твою жизнь. Ты выстроила картину, с самого начала опирающуюся на фальшивые посылки. Теперь я ясно вижу, как все это произошло. Это естественный вывод. Тогда ты была любовницей Шарля, и тебе было приятно, поскольку он собирался жениться на Софи. Не умышленно ли ты бросила цветок в его квартире, чтобы она заподозрила меня? Ты ведь всегда любила драматизировать события, не так ли? Тебе, должно быть, доставляло удовольствие быть его любовницей в то время, как он был обручен с Софи, но когда речь зашла о ребенке...
Лизетта взорвалась:
- Он должен был жениться на мне. Я думала, что он женится. Я думала, он заставит графа признать меня своей дочерью. Так почему же он не поступил так? Ты вышла за Шарля.
- Я была дочерью графа, Лизетта.
- Я тоже его дочь. Да... Да...
Я вздохнула. Говорить с ней было бесполезно. Она не откажется от своей навязчивой идеи, хотя в душе сознает, что мы с тетей Бертой рассказали ей правду.
Она должна продолжать верить в это, ведь вся ее жизнь была построена на этой вере. Она срослась с ней и не в силах признать правду. Даже представ перед кровожадной толпой, она заявила: "Я аристократка".
Господи, какой же она была дурой!
Но была ли я сама намного умнее ее? Я кривила перед собой душой. Я боялась. Я тосковала по Дикону - ах, как далеко теперь находился мой милый Эверсли! - и отказалась соединиться с ним. Я без конца лелеяла свои страхи и подозрения. Я всегда знала, что Дикон далек от святости. Очень далек. Но это тот Дикон, который мне нужен, и что-то извращенное во мне заставляло отказываться от него, не принимать его таким, какой он есть.., что, собственно, и есть естественное восприятие человека. Нельзя лепить людей в соответствии с собственными представлениями о них. Любить можно цельную личность.., со всеми ее недостатками и достоинствами, как я, собственно говоря, и любила Дикона.
Я попыталась представить его себе. Вернулся ли он в Эверсли? Интересно, что он сказал, узнав о моем отъезде?
Я стала благодарить Бога за то, что мой отец не дожил до этих событий. Я благодарила Бога за то, что мои дети сейчас в Англии и избежали этого ужаса.
Шум утих, я подошла к окну и выглянула на улицу. Я отчетливо видела, как он пробивается на коне сквозь толпу. Леон Бланшар! Наверное, он едет в мэрию. Видимо, он отдаст распоряжения и прикажет освободить Лизетту.
- Лизетта, - крикнула я, - смотри, это Леон Бланшар!
Она мгновенно оказалась возле меня.
- Он приехал за мной! - воскликнула она. - Леон! Леон! - кричала она, но он не слышал ее и даже не смотрел в сторону окон мэрии.
- Я должна спуститься к нему! - быстро проговорила она.
Она подбежала к двери. Дверь была заперта. Она снова бросилась к окну, начала колотить по стеклу кулаками. Я увидела кровь на бархате цвета спелой сливы. Она выбила стекло и вышла на балкон. Я услышала ее отчаянный крик.
- Леон! Леон! Я здесь, Леон! Спаси меня от этого сброда!
Я уже не видела Леона Бланшара. Толпа уставилась на наш балкон. Лизетта прыгнула и исчезла из виду.
Толпа ахнула и умолкла. Потом они слегка двинулись вперед. Раздался оглушительный крик. Факелы слабо освещали эту сцену. Я увидела поднимающуюся окровавленную руку, державшую бриллиантовое колье.
Я все еще стояла у окна.
Я продолжала стоять там, пока они уносили изуродованное тело.
***
Внизу стало потише. Мне было дурно от того, что я видела, мне хотелось лечь на этот жесткий пол и провалиться в беспамятство, чтобы забыть весь этот ужас. Я чувствовала, что если мне и удастся выйти живой из всего этого, меня до конца дней моих будут преследовать воспоминания о Лизетте с фанатичным блеском в глазах. Жизнь превратилась в сплошной кошмар, и я надеялась, что конец уже близок.
Я лежала, скорчившись, на полу. Я чувствовала себя отчаянно одинокой. Мне страшно хотелось оплакать Лизетту. Все годы, наполненные затаенной злобой.., она была любовницей Шарля... Продолжались ли их отношения, когда я была в Англии, а она оставалась вместе с ним? Впрочем, какое это имело значение теперь? И зачем задумываться над этим? Вскоре за мной придут.
Я подошла к окну и выглянула. Мои глаза обратились к фонарному столбу. В слабом свете я видела темную жидкость, текущую по булыжной мостовой. Я поняла, что ручеек вытекает из винной лавки, разграбленной толпой. Какие-то люди копошились на мостовой, черпая ладонями жидкость из лужи и поднося их ко рту. Какая-то женщина попыталась высоким срывающимся голосом затянуть песню, но мужчина непристойным выражением велел ей заткнуться.
Большинство из них были пьяны. Некоторые сидели на мостовой, прислонившись к стене. Они продолжали нести свою вахту у мэрии. Сегодня вечером они уже наблюдали один спектакль, теперь предвкушали второй. Им был нужен только приказ, чтобы они бросились штурмовать мэрию.
Смотреть на них было невыносимо. Я села на пол, прислонилась к стене и закрыла глаза. Если бы только я могла уснуть и проспать до тех пор, когда они придут за мной...
Как долго приходилось ждать наступления смерти.
- Господи, побыстрее, пожалуйста, - молилась я.
***
Дверь открылась почти бесшумно. Вошел какой-то мужчина. Я вскочила, и меня охватило тошнотворное чувство ужаса. Этот момент настал.
Передо мной стоял мэр.
- Вам пора уходить, - сказал он.
- Уходить...
Он приложил к губам палец.
- Помалкивайте. Повинуйтесь приказам. Толпа поутихла, но ее настроение не изменилось. Я решил не говорить, что собираюсь перевезти вас в тюрьму за пределами города. Они могут не позволить мне сделать это. Они полны решимости повесить вас. Следуйте за мной.
- Но куда.., куда я пойду?
- Я же сказал вам - помалкивайте. Если только толпа унюхает, что вы собираетесь ускользнуть, она разорвет вас на кусочки. Им не терпится посмотреть на конец рода Обинье.
Я пошла с ним вниз по лестнице. Мы оказались где-то на задворках мэрии, где стояла повозка. Она была убогой, однако с крытым верхом. На козлах сидел кучер, закутанный в плащ, несмотря на жару. В правой руке он держал кнут и даже не повернул головы, когда я вышла из здания мэрии.
- Садитесь, - сказал мэр.
- Я желаю знать, куда меня везут.
В ответ я получила довольно грубый пинок.
- Помалкивайте, - прошипел мэр. - Вы что, хотите, чтобы сюда сбежалась толпа?
Он втолкнул меня в повозку и захлопнул за мной дверь. Мэр махнул рукой, и повозка двинулась вперед.
Нам нужно было проехать перед мэрией, и когда колеса загремели по булыжнику, раздался окрик:
- Что за экипаж? Кто едет?
Кучер ожег лошадей кнутом. Я услышала гневные вопли и решила, что толпа хочет задержать нас.
Меня бросало из стороны в сторону. Кучер гнал лошадей как безумный. Кто-то заорал:
- Кто это такие? Кого везут?
В течение нескольких ужасных секунд мне казалось, что нас сейчас остановят. Я представляла себе ярость толпы, когда она узнает, кто находится внутри, и поймет, что ее чуть было не одурачили, лишив развлечения.
Кучер помалкивал. Он гнал и гнал вперед. Мы уже выехали с площади. Повозка набирала скорость. Кто-то пытался гнаться за нами, кто-то заглядывал в окно повозки, и я видела совсем близко чьи-то гневные лица.
Повозка подпрыгивала и грохотала по камням, крики становились все тише и тише. Наконец мы выехали за пределы города. Тем не менее кучер продолжал гнать лошадей, так что меня сильно швыряло из стороны в сторону.
Неожиданно мы остановились. Невдалеке был лес, из которого явился человек, ведущий под уздцы двух лошадей.
Кучер спрыгнул с козел и распахнул дверцу. Жестом он велел мне выходить, и я повиновалась. Я с трудом могла различить его лицо, заросшее бородой и укутанное шарфом.
Он оглянулся в ту сторону, откуда мы прибыли. Проселочная дорога была безлюдной, а небо начало окрашиваться первыми красками зари.
Тогда он размотал свой шарф и сдернул с лица свою бороду. Отбросив ее, он улыбнулся мне. - - Дикон?
- Я решил, что тебе будет приятно увидеть меня. Ну да ладно, не будем терять время. Садись на эту лошадь, - сказал он мне, а затем обратился к мужчине:
- Спасибо вам. Теперь нам надо как можно быстрее добраться до побережья.
Меня охватило неуемное возбуждение. От волнения у меня закружилась голова. Слишком уж неожиданным был переход от ужасного отчаяния к безумной радости. Здесь был Дикон. Я спасена, и спас меня он.
Мы скакали несколько часов. Говорил он очень мало, только сказал:
- Я хочу выбраться из этой проклятой страны к завтрашнему дню. Если нам повезет, мы поймаем пакетбот. Это значит, что нам придется ехать верхом всю ночь, но мы должны выдержать.
Итак, мы ехали. Мое тело было истощено, но мой дух ликовал. Настало время, когда нам и нашим лошадям понадобился отдых. Дикон решил, когда и где это устроить. Он сказал, что мы не будем въезжать ни в какие города. У него с собой небольшой запас еды, и нам следует им довольствоваться. К концу первого дня нашего путешествия мы забрались в уединенный уголок у реки вблизи леса, где, как он сказал, мы сможем поспать часок-другой. Нам необходим был сон. Мы нуждались в отдыхе, так как предстоял еще долгий путь. Сначала он напоил лошадей в реке, затем стреножил их в лесу. Мы расположились под деревом, и он заключил меня в объятия.
Дикон мне рассказал кое-что из случившегося. Когда он приехал в Эверсли и узнал, что я отправилась во Францию, то решил немедленно следовать за мной.
- Я знал, что революция может начаться со дня на день, - сказал он. Я был полон решимости увезти тебя оттуда. Если нужно, то даже с применением силы. Я отправился в замок. Его полностью разграбили. Но Арман был там с остальными. За ним присматривала Софи со своей служанкой и еще та, которая постарше. Они сообщили мне, что тебя с Лизеттой забрали. Я должен был действовать быстро. Вот видишь, Лотти, как важно иметь друзей в нужных местах. Ты осуждала меня за мой интерес к мирским благам и в особенности к деньгам, но ими можно воспользоваться во благо. Во время своих путешествий во Францию я разъезжал туда-сюда. Как ты знаешь, у меня здесь были самые разные дела. Уже тогда было много французов, которым очень не нравилось то, как развиваются события.., их можно назвать друзьями Англии. Одним из них, к большому нашему счастью, был тот самый мэр. Я заранее позаботился о том, чтобы привезти с собой деньги.., много денег. Я знал, что они мне понадобятся. Вот так я приехал туда. Я был в толпе. Я видел, что случилось с этой девочкой, Лизеттой. Мне пришлось ждать, пока найдут экипаж. Если бы они попытались тронуть тебя, я дрался бы с ними голыми руками, но этот способ был гораздо лучше. Драться с толпой невозможно. Это был бы конец для нас обоих. Но ничего, так или иначе, ты со мной. Оставшееся по сравнению со сделанным - просто детская игра. Теперь отдыхай.., спи.., хотя мне будет трудно заснуть, держа тебя в своих объятиях.
- Арман, мы не собираемся бросать тебя.
- Вы... - настаивал он, - вам следует уходить. Прислуга может оставаться. Они, наверное, будут в безопасности.
- Лежи, - скомандовала я. - Отдыхай, пока это еще возможно. Слуги уже и так ушли, а мы остаемся.
Долго тянулся этот день.
Софи сидела у моих ног на скамеечке. Жанна примостилась поближе к ней. Я понимала, что до тех пор, пока они обе живы, Жанна не оставит ее.
Я сказала:
- Софи, у тебя чудесная подруга - Жанна. Ты когда-нибудь думала о том, как тебе повезло, что у тебя есть она?
Она кивнула.
- Она любит тебя, - продолжала я.
- Да, она любит меня. Все остальные...
- Со всем этим покончено. Они никогда не были верными хоть кому-то. Шарль был неверен мне, а Леон Бланшар верен лишь целям, которые он преследует.
- Они ведь схватят нас, Лотти... Тебя, меня и Армана - из-за нашего отца.
Прислушивавшаяся к разговору Лизетта сказала:
- Они схватят и меня, но я буду в безопасности, поскольку Леон не позволит им причинить мне вред. Софи вздрогнула, а Жанна прошептала:
- Я никогда не допущу, чтобы они причинили вам вред, мадемуазель Софи.
Воцарилось долгое молчание. Мы все внимательно прислушивались Должно быть, все мы думали о том, что они могут и не дожидаться вечера.
- Как мне хотелось бы все вернуть назад, - произнесла Софи. - Я бы поступила по-другому. Я бы могла сказать, что потеряла все, - она прикоснулась к той стороне лица, которая была прикрыта чепцом, - но вот это помогло мне понять, насколько мне повезло с Жанной.
Жанна сказала:
- Не нужно, мое сокровище. Не расстраивайся. Когда ты плачешь, это вредно для лица.
Мы вновь погрузились в молчание, и я предалась размышлениям: если бы можно было все это предвидеть, если бы можно было все начать сначала.., я бы действовала совсем по-другому. Я видела лицо Сабрины. "Не уезжай, просила она, - подожди возвращения Дикона". Мне на самом деле следовало подождать Дикона. Мысли о нем не покидали меня, как бы я ни пыталась от них избавиться. Но что было пользы думать о нем сейчас? Это значило лишь вновь и вновь упрекать себя за собственную глупость.
Мне следовало выйти за него замуж. Бог свидетель, я хотела этого. Я должна была действовать, пока была такая возможность. Мне следовало забыть все свои сомнения.., мою решимость не соглашаться ни на что, кроме идеала.
Если бы я могла сейчас обратиться к нему.., если бы я могла излить ему свои мысли о коварстве Лизетты, о неверности Шарля, о смерти.., если бы я могла забыть все эти потраченные впустую годы.., но теперь было слишком поздно.
- Слишком поздно, - прошептала Софи. Я положила ей руку на плечо, а она прижалась к моему колену.
- Но теперь мы все знаем. Я рада, что нам дали время понять и простить друг друга, - сказала я. Вскоре стемнеет. Час грозы близился. Лизетта вышла и не возвращалась до наступления темноты. Увидев ее, я ахнула. На ней было одно из моих платьев - то самое, которое не так давно я сшила специально для бала. Одно из самых изысканных моих платьев: юбка из бархата цвета спелой сливы и лиф из шифона такого же цвета, но более светлого оттенка; тугой корсаж был украшен жемчугом. На ее шее красовалось бриллиантовое колье, подаренное графом моей матери в день свадьбы и ставшее теперь моим.
- Лизетта! - воскликнула я.
- Ты сошла с ума? - спросила тетя Берта. Лизетта рассмеялась.
- Я должна была иметь все это, - ответила она. - Я имею на них такое же право, как и Лотти, и даже больше, поскольку я старше. Мой отец дурно относился ко мне, но теперь он уже умер.
- Лизетта, - сказала я, - когда толпа увидит тебя в таком виде, как ты думаешь, что она с тобой сделает?
- А я им скажу: "Да, я аристократка, но всегда стояла за народ и боролась рука об руку с Леоном Бланшаром. Спросите его сами. Он подтвердит, что я говорю правду". И тогда мне никто не навредит - Ты глупая девчонка! воскликнула тетя Берта. Лизетта покачала головой и рассмеялась. Она подошла ко мне поближе, остановилась, уперев руки в бедра, насмешливо посматривая на меня, и я подумала: эта навязчивая идея действительно свела ее с ума.
- Мне всегда хотелось носить это платье, - сказала она, - а это колье очень подходит к нему. Теперь они принадлежат мне. Здесь все принадлежит мне. Это мое право, и Леон сделает все, чтобы я смогла им воспользоваться.
Я отвернулась от нее, так как не могла видеть выражение ее глаз. Я подумала: "Лизетта на самом деле сошла с ума".
***
Они приближались. В отдалении слышались крики. Я подошла к окну. Странный свет разливался вокруг. Он исходил от факелов, которые несла толпа.
Я услышала голоса, скандирующие: "На замок! Долой аристократов! На фонарь!"
Я подумала о трупе купца, болтающемся на фонарном столбе, и мне стало дурно от страха.
Они подходили все ближе и ближе.
Тетя Берта сказала:
- Подъемный мост мог бы остановить их.
- Ненадолго, - ответила я. Мы испуганно переглянулись, и в этот момент Лизетта выскользнула из комнаты.
- Куда она пошла? - спросила. Софи.
- Снять с себя все эти роскошные тряпки, если у нее осталась хоть капелька здравого смысла, - предположила тетя Берта.
Я сказала:
- Я разыщу ее. Я хочу поговорить с ней.
Я нашла ее, поднявшись по винтовой лестнице на башню. Лизетта стояла на краю-крепостной стены. Свет факелов бросал колеблющиеся отсветы на стены, поскольку толпа была уже совсем близко.., уже в воротах замка.
Лизетта все еще стояла на стене. Выглядела она величественно, бриллианты сверкали на ее шее.
Толпа, увидев ее, издала рев.
- Лизетта, - позвала я ее, - спускайся вниз, спускайся вниз.
Она подняла руку, и наступила относительная тишина. Она крикнула толпе: "Я дочь графа д'Обинье.., аристократка по происхождению".
Толпа начала орать: "Долой аристократов! На фонарь!"
Ей удалось перекричать шум, и они, поутихнув, начали прислушиваться.
- Но я работала во имя ваших целей. Леон Бланшар - мой друг, и он может подтвердить это. Я работала на вас, мои друзья, против господ, против тех, кто неимоверно взвинтил цены на хлеб, против тех, чья расточительность разорила Францию. Я докажу вам, что я ваш друг. Я спущу подъемный мост, и вы сможете войти в замок.
Раздался гром аплодисментов.
Она проскользнула мимо меня. Я подумала, не стоит ли остановить ее. Она впустит их, но какое это имеет значение? В любом случае подъемный мост не задержал бы их надолго.
Она спасет себя ценой жизней Софи и моей. Финальный акт ненависти.
Я вернулась в свою комнату. Все находились там в ожидании. Ждать оставалось недолго. Вскоре толпа ворвется в замок.
Жанна сделала странную вещь. Она развязала капюшон Софи и сняла его, выставив напоказ ужасные рубцы и шрамы.
- Поверь мне, - шепнула она Софи, онемевшей от изумления, - я хорошо знаю этих людей. Я думаю, так будет лучше. Поверь мне.
Я слышала грубый смех, грохот падающей мебели. Толпа уже находилась в замке.
К нам присоединилась Лизетта. В ее глазах светился триумф.
- Они пришли, - сказала она.
Дверь резко распахнулась. Это был ужасный момент - тот самый, которого все мы ждали. Они были здесь.
В эти жуткие секунды я с удивлением узнала знакомые лица среди тех, кто ворвался в комнату. Трое лавочников, вполне приличных людей, кого я никак не ожидала видеть в беснующейся толпе. Должно быть, безумие толпы было заразительным.
Вперед выступила Лизетта.
- Я дочь графа, - снова сказала она. - Я аристократка по рождению, но я всегда работала на вас и на дело революции.
Какой-то мужчина уставился на бриллиантовое колье. Я решила, что сейчас он сорвет его. В это время один из лавочников грубо оттолкнул его в сторону.
- Поосторожней, - прорычал он. В нем чувствовалась властность, и я ощутила некоторое облегчение. Я почувствовала, что этому человеку не совсем нравится происходящее. Мне даже показалось, что он имеет определенное влияние на этих людей, и, возможно, в его силах сдержать наиболее кровожадных из них.
Его слова, определенно, оказали некоторое воздействие, поскольку ворвавшиеся в комнату на некоторое время потеряли к нам интерес и начали рассматривать обстановку в комнате. Они посмотрели на лежащих в постели мужчин. И Арман, и его товарищ относились к происходящему вокруг с полным безразличием.
- Кто они? - спросил один из ворвавшихся.
- В любом случае они полумертвые, - ответил другой. Жанна и тетя Берта без страха смотрели на них.
- Мы всего лишь служанки. Мы не аристократы, - сказала тетя Берта. Мы вам не нужны.
Жанна обняла Софи, и я заметила, как мужчины уставились на ее изуродованное лицо.
Один из них попытался обнять Лизетту.
- Убери свои лапы, - высокомерно бросила она.
- Да, относись с почтением к их светлости, - с иронией заметил один.
- Я дочь графа, - произнесла Лизетта, - но я с вами. Я работала с месье Леоном Бланшаром.
- Теперь, когда это стало выгодным, они все оказались на нашей стороне, - сказал кто-то из пришедших. - Теперь, конечно, совсем другое дело.
Они начали выталкивать Лизетту из комнаты. Повернувшись, она указала на меня:
- Вот она - признанная дочь графа! - воскликнула она.
- Да, - подтвердил один из толпы, - я ее знаю. Я видел ее вместе с графом. Не обращайте внимания на то, как она одета. Это для того, чтобы обмануть нас.
Только сейчас я осознала, что на мне все то же платье служанки, которое я надела с утра, и поняла, какой контраст я должна представлять в сравнении с Лизеттой в ее роскошном наряде.
Мужчины, находившиеся в комнате, переглядывались, недоуменно пожимая плечами. Затем, решившись, они вместе со мной и Лизеттой вышли из комнаты.
То, что случилось потом, до сих пор изумляет меня.
Я хорошо помню, как нас тащили сквозь толпу. Я хорошо помню возмущение народа, направленное главным образом против Лизетты. Насколько все-таки глупо поступила она, переодевшись вот таким образом.
Свет факелов, темные, сверкающие ненавистью глаза, грязные, крепко сжатые кулаки, тянувшиеся к моему лицу, боль в запястье, за которое меня кто-то тянул, момент, когда кто-то нанес мне пощечину.., все эти сцены из ночного кошмара вновь и вновь возникали в моей памяти, преследуя меня всю мою последующую жизнь.
Нас втолкнули в фургон, в который были запряжены грязные невзрачные лошадки.
Вот так, проехав сквозь толпу, мы направились в город.
***
Наступила самая странная в моей жизни ночь. Нас вывели из фургона возле мэрии и провели в небольшую комнату на втором этаже, окна которой выходили на улицу.
Нам повезло, поскольку в это время народ еще не понимал, какая огромная власть оказалась у него в руках. Революция, назревавшая так давно, только что разразилась, и среди тех, кто доставил нас в мэрию, были люди, которые еще совсем недавно считались респектабельными жителями города.., лавочники и подобные им. Они сами не знали, что им следует предпринимать. До них дошли известия, что в Париже бушует восстание, но пока еще они задумывались над тем, что произойдет с ними, если восстание будет подавлено и аристократы вновь придут к власти.
Толпа предпочла бы повесить нас на ближайшем фонарном столбе, но нашлись люди, советовавшие сохранять определенную сдержанность. Сам мэр ни в чем не был уверен. В течение столетий семейства Обинье управляло этой округой. Шли первые дни революции, и никто не мог быть уверенным, что королевская власть пала. Люди еще не привыкли к новым порядкам. А наиболее трезвые из городских мужей очень боялись возмездия.
Толпа, окружившая мэрию, требовала нашей выдачи. Они хотели видеть нас болтающимися на фонарных столбах.
Я думала о том, что сейчас происходит в замке.
Находились ли они сейчас в безопасности? Армана с его другом узнать было невозможно; быть может, бедную Софи спасло ее лицо. Это восстание было направлено против тех, кто обладал желанным для толпы. Никому не нужны были эти полуживые мужчины или жалкая изуродованная Софи. Им невозможно было завидовать. Совсем по-другому обстояли дела с Лизеттой и мной. Они не поверили Лизетте. Она очень сильно просчиталась, и если бы она не так спешила доказать себе свое аристократическое происхождение, то понимала бы, сколь опасна была теперь ее позиция.
В комнате не было стульев, поэтому мы легли на полу.
- Как мне хочется, чтобы эти мерзавцы прекратили орать, - сказала Лизетта.
- Ты слишком глупо вела себя, - отозвалась я. - В этом не было никакой необходимости. Ты могла бы сейчас спокойно находиться в замке.
- Я являюсь тем, кем я являюсь, и согласна мириться с последствиями этого.
- Бедная Лизетта, почему это тебя так беспокоит?
- Разумеется, беспокоит. Я была одной из вас. То, что я оставалась непризнанной, ничего не меняет. Леон спасет меня, вот увидишь, и кое-кому придется ответить за то, как они обращались со мной.
Я не ответила. Мне было нечего сказать. Лизетту больше волновали проблемы ее рождения, чем вопрос, останется ли она в живых, ибо она была готова рискнуть жизнью ради того, чтобы убедить себе в благородстве собственного происхождения.
Теперь я ясно видела, как это становилось у нее навязчивой идеей, как она поверила в нее, вероятно, в течение всех этих лет, заставляла себя верить. Она позволила своим претензиям вырасти до таких размеров, что они стали для нее самым важным в жизни. И теперь она не могла смириться с тем, что это оказалось не правдой. Она была обязана продолжать верить.., даже ценой собственной жизни.
Шум снаружи, похоже, немножко поутих. Я встала и выглянула в окно. Мне пришлось мгновенно отступить. Они все еще стояли там, ожидая нашей выдачи.
- Лизетта, - сказала я, - скажи им правду. Возможно, они поверят тебе. Это безумие - продолжать настаивать, что ты аристократка, и гордиться этим. Ты говоришь им, что ты их враг. Они ненавидят нас. Неужели ты этого не понимаешь? Они ненавидят нас за то, что мы обладаем тем, что они всегда хотели иметь. Разве ты не понимаешь этого?
- Понимаю, - ответила она, - понимаю, но это ничего не меняет.
- Я никогда не забуду, как они смотрели на Софи и Армана. На истинных аристократов.., законнорожденных аристократов.., в отличие от нас, Лизетта.., бастардов. Но забрали именно нас. Почему? Потому что мы молодые, здоровые, потому что они завидуют нам. Эта революция построена на зависти. Неужели ты считаешь, что ее цель - сделать Францию лучше, сделать ее более счастливой страной? Нет. Все не так. И я очень ясно поняла это сегодня. Те, кто ничего не имел, хотят забрать богатства у тех, кто ими владел, и присвоить их себе. Получив все это, они станут такими же эгоистичными и равнодушными к судьбам других, как и их предшественники-богачи. Они сеют разрушения не ради лучшего будущего. Они просто хотят сделать так, чтобы неимущие стали имущими, а имущие нищими.
Лизетта молчала, и я продолжила:
- Разве не так обстоят дела и с тобой, Лизетта? Истинной дочерью революции? Ты постоянно завидовала, признайся. Ты позволила зависти пропитать всю твою жизнь. Ты выстроила картину, с самого начала опирающуюся на фальшивые посылки. Теперь я ясно вижу, как все это произошло. Это естественный вывод. Тогда ты была любовницей Шарля, и тебе было приятно, поскольку он собирался жениться на Софи. Не умышленно ли ты бросила цветок в его квартире, чтобы она заподозрила меня? Ты ведь всегда любила драматизировать события, не так ли? Тебе, должно быть, доставляло удовольствие быть его любовницей в то время, как он был обручен с Софи, но когда речь зашла о ребенке...
Лизетта взорвалась:
- Он должен был жениться на мне. Я думала, что он женится. Я думала, он заставит графа признать меня своей дочерью. Так почему же он не поступил так? Ты вышла за Шарля.
- Я была дочерью графа, Лизетта.
- Я тоже его дочь. Да... Да...
Я вздохнула. Говорить с ней было бесполезно. Она не откажется от своей навязчивой идеи, хотя в душе сознает, что мы с тетей Бертой рассказали ей правду.
Она должна продолжать верить в это, ведь вся ее жизнь была построена на этой вере. Она срослась с ней и не в силах признать правду. Даже представ перед кровожадной толпой, она заявила: "Я аристократка".
Господи, какой же она была дурой!
Но была ли я сама намного умнее ее? Я кривила перед собой душой. Я боялась. Я тосковала по Дикону - ах, как далеко теперь находился мой милый Эверсли! - и отказалась соединиться с ним. Я без конца лелеяла свои страхи и подозрения. Я всегда знала, что Дикон далек от святости. Очень далек. Но это тот Дикон, который мне нужен, и что-то извращенное во мне заставляло отказываться от него, не принимать его таким, какой он есть.., что, собственно, и есть естественное восприятие человека. Нельзя лепить людей в соответствии с собственными представлениями о них. Любить можно цельную личность.., со всеми ее недостатками и достоинствами, как я, собственно говоря, и любила Дикона.
Я попыталась представить его себе. Вернулся ли он в Эверсли? Интересно, что он сказал, узнав о моем отъезде?
Я стала благодарить Бога за то, что мой отец не дожил до этих событий. Я благодарила Бога за то, что мои дети сейчас в Англии и избежали этого ужаса.
Шум утих, я подошла к окну и выглянула на улицу. Я отчетливо видела, как он пробивается на коне сквозь толпу. Леон Бланшар! Наверное, он едет в мэрию. Видимо, он отдаст распоряжения и прикажет освободить Лизетту.
- Лизетта, - крикнула я, - смотри, это Леон Бланшар!
Она мгновенно оказалась возле меня.
- Он приехал за мной! - воскликнула она. - Леон! Леон! - кричала она, но он не слышал ее и даже не смотрел в сторону окон мэрии.
- Я должна спуститься к нему! - быстро проговорила она.
Она подбежала к двери. Дверь была заперта. Она снова бросилась к окну, начала колотить по стеклу кулаками. Я увидела кровь на бархате цвета спелой сливы. Она выбила стекло и вышла на балкон. Я услышала ее отчаянный крик.
- Леон! Леон! Я здесь, Леон! Спаси меня от этого сброда!
Я уже не видела Леона Бланшара. Толпа уставилась на наш балкон. Лизетта прыгнула и исчезла из виду.
Толпа ахнула и умолкла. Потом они слегка двинулись вперед. Раздался оглушительный крик. Факелы слабо освещали эту сцену. Я увидела поднимающуюся окровавленную руку, державшую бриллиантовое колье.
Я все еще стояла у окна.
Я продолжала стоять там, пока они уносили изуродованное тело.
***
Внизу стало потише. Мне было дурно от того, что я видела, мне хотелось лечь на этот жесткий пол и провалиться в беспамятство, чтобы забыть весь этот ужас. Я чувствовала, что если мне и удастся выйти живой из всего этого, меня до конца дней моих будут преследовать воспоминания о Лизетте с фанатичным блеском в глазах. Жизнь превратилась в сплошной кошмар, и я надеялась, что конец уже близок.
Я лежала, скорчившись, на полу. Я чувствовала себя отчаянно одинокой. Мне страшно хотелось оплакать Лизетту. Все годы, наполненные затаенной злобой.., она была любовницей Шарля... Продолжались ли их отношения, когда я была в Англии, а она оставалась вместе с ним? Впрочем, какое это имело значение теперь? И зачем задумываться над этим? Вскоре за мной придут.
Я подошла к окну и выглянула. Мои глаза обратились к фонарному столбу. В слабом свете я видела темную жидкость, текущую по булыжной мостовой. Я поняла, что ручеек вытекает из винной лавки, разграбленной толпой. Какие-то люди копошились на мостовой, черпая ладонями жидкость из лужи и поднося их ко рту. Какая-то женщина попыталась высоким срывающимся голосом затянуть песню, но мужчина непристойным выражением велел ей заткнуться.
Большинство из них были пьяны. Некоторые сидели на мостовой, прислонившись к стене. Они продолжали нести свою вахту у мэрии. Сегодня вечером они уже наблюдали один спектакль, теперь предвкушали второй. Им был нужен только приказ, чтобы они бросились штурмовать мэрию.
Смотреть на них было невыносимо. Я села на пол, прислонилась к стене и закрыла глаза. Если бы только я могла уснуть и проспать до тех пор, когда они придут за мной...
Как долго приходилось ждать наступления смерти.
- Господи, побыстрее, пожалуйста, - молилась я.
***
Дверь открылась почти бесшумно. Вошел какой-то мужчина. Я вскочила, и меня охватило тошнотворное чувство ужаса. Этот момент настал.
Передо мной стоял мэр.
- Вам пора уходить, - сказал он.
- Уходить...
Он приложил к губам палец.
- Помалкивайте. Повинуйтесь приказам. Толпа поутихла, но ее настроение не изменилось. Я решил не говорить, что собираюсь перевезти вас в тюрьму за пределами города. Они могут не позволить мне сделать это. Они полны решимости повесить вас. Следуйте за мной.
- Но куда.., куда я пойду?
- Я же сказал вам - помалкивайте. Если только толпа унюхает, что вы собираетесь ускользнуть, она разорвет вас на кусочки. Им не терпится посмотреть на конец рода Обинье.
Я пошла с ним вниз по лестнице. Мы оказались где-то на задворках мэрии, где стояла повозка. Она была убогой, однако с крытым верхом. На козлах сидел кучер, закутанный в плащ, несмотря на жару. В правой руке он держал кнут и даже не повернул головы, когда я вышла из здания мэрии.
- Садитесь, - сказал мэр.
- Я желаю знать, куда меня везут.
В ответ я получила довольно грубый пинок.
- Помалкивайте, - прошипел мэр. - Вы что, хотите, чтобы сюда сбежалась толпа?
Он втолкнул меня в повозку и захлопнул за мной дверь. Мэр махнул рукой, и повозка двинулась вперед.
Нам нужно было проехать перед мэрией, и когда колеса загремели по булыжнику, раздался окрик:
- Что за экипаж? Кто едет?
Кучер ожег лошадей кнутом. Я услышала гневные вопли и решила, что толпа хочет задержать нас.
Меня бросало из стороны в сторону. Кучер гнал лошадей как безумный. Кто-то заорал:
- Кто это такие? Кого везут?
В течение нескольких ужасных секунд мне казалось, что нас сейчас остановят. Я представляла себе ярость толпы, когда она узнает, кто находится внутри, и поймет, что ее чуть было не одурачили, лишив развлечения.
Кучер помалкивал. Он гнал и гнал вперед. Мы уже выехали с площади. Повозка набирала скорость. Кто-то пытался гнаться за нами, кто-то заглядывал в окно повозки, и я видела совсем близко чьи-то гневные лица.
Повозка подпрыгивала и грохотала по камням, крики становились все тише и тише. Наконец мы выехали за пределы города. Тем не менее кучер продолжал гнать лошадей, так что меня сильно швыряло из стороны в сторону.
Неожиданно мы остановились. Невдалеке был лес, из которого явился человек, ведущий под уздцы двух лошадей.
Кучер спрыгнул с козел и распахнул дверцу. Жестом он велел мне выходить, и я повиновалась. Я с трудом могла различить его лицо, заросшее бородой и укутанное шарфом.
Он оглянулся в ту сторону, откуда мы прибыли. Проселочная дорога была безлюдной, а небо начало окрашиваться первыми красками зари.
Тогда он размотал свой шарф и сдернул с лица свою бороду. Отбросив ее, он улыбнулся мне. - - Дикон?
- Я решил, что тебе будет приятно увидеть меня. Ну да ладно, не будем терять время. Садись на эту лошадь, - сказал он мне, а затем обратился к мужчине:
- Спасибо вам. Теперь нам надо как можно быстрее добраться до побережья.
Меня охватило неуемное возбуждение. От волнения у меня закружилась голова. Слишком уж неожиданным был переход от ужасного отчаяния к безумной радости. Здесь был Дикон. Я спасена, и спас меня он.
Мы скакали несколько часов. Говорил он очень мало, только сказал:
- Я хочу выбраться из этой проклятой страны к завтрашнему дню. Если нам повезет, мы поймаем пакетбот. Это значит, что нам придется ехать верхом всю ночь, но мы должны выдержать.
Итак, мы ехали. Мое тело было истощено, но мой дух ликовал. Настало время, когда нам и нашим лошадям понадобился отдых. Дикон решил, когда и где это устроить. Он сказал, что мы не будем въезжать ни в какие города. У него с собой небольшой запас еды, и нам следует им довольствоваться. К концу первого дня нашего путешествия мы забрались в уединенный уголок у реки вблизи леса, где, как он сказал, мы сможем поспать часок-другой. Нам необходим был сон. Мы нуждались в отдыхе, так как предстоял еще долгий путь. Сначала он напоил лошадей в реке, затем стреножил их в лесу. Мы расположились под деревом, и он заключил меня в объятия.
Дикон мне рассказал кое-что из случившегося. Когда он приехал в Эверсли и узнал, что я отправилась во Францию, то решил немедленно следовать за мной.
- Я знал, что революция может начаться со дня на день, - сказал он. Я был полон решимости увезти тебя оттуда. Если нужно, то даже с применением силы. Я отправился в замок. Его полностью разграбили. Но Арман был там с остальными. За ним присматривала Софи со своей служанкой и еще та, которая постарше. Они сообщили мне, что тебя с Лизеттой забрали. Я должен был действовать быстро. Вот видишь, Лотти, как важно иметь друзей в нужных местах. Ты осуждала меня за мой интерес к мирским благам и в особенности к деньгам, но ими можно воспользоваться во благо. Во время своих путешествий во Францию я разъезжал туда-сюда. Как ты знаешь, у меня здесь были самые разные дела. Уже тогда было много французов, которым очень не нравилось то, как развиваются события.., их можно назвать друзьями Англии. Одним из них, к большому нашему счастью, был тот самый мэр. Я заранее позаботился о том, чтобы привезти с собой деньги.., много денег. Я знал, что они мне понадобятся. Вот так я приехал туда. Я был в толпе. Я видел, что случилось с этой девочкой, Лизеттой. Мне пришлось ждать, пока найдут экипаж. Если бы они попытались тронуть тебя, я дрался бы с ними голыми руками, но этот способ был гораздо лучше. Драться с толпой невозможно. Это был бы конец для нас обоих. Но ничего, так или иначе, ты со мной. Оставшееся по сравнению со сделанным - просто детская игра. Теперь отдыхай.., спи.., хотя мне будет трудно заснуть, держа тебя в своих объятиях.