В чем заключалось его дело? Было что-то бессердечное в человеке, который добывает свои товары в результате бедствия других.
   По телу пробежала дрожь. Глубоко в сердце я знала, что в Колуме было что-то, внушающее страх. Я знала, что, если бы я вышла замуж за Фенимора Лэндора, я жила бы мирной счастливой жизнью, тревожась только тогда, когда бы он уходил в море, и это была бы тревога за его безопасность, а не мою.
   Какая это была странная мысль! Но рассудок мой сейчас был ясным, будто затуманенное зеркало вытерли и я смогла увидеть, что в нем отражается..
   Колум рассердится. Какую форму примет его гнев? Если он придет в ярость, если он ударит меня, чего он никогда не делал, мне будет легче, я думаю, чем если он молча воспримет то, что я сделала. Конечно, он даст какие-то объяснения, но мне они не нужны. У Колума было много земли, это правда. О нем говорили, что он богат, но не потому ли он богат, что продавал драгоценности и тому подобное, что брал с тонущих кораблей?
   Неудивительно, что он пренебрежительно отнесся к плану моего отца и Лэндоров заняться торговлей. У него был более простой способ добыть товар, чем плавать в поисках его по морям. Товар приносило к его собственному дому!
   Стало еще темнее. В зал почти не поступало света. Я еще могла различить очертания разных предметов. Я думала о людях, которые с ними плавали. Я так ясно себе представляла это - ветер и шторм, хлещущие по бесполезным уже мачтам, скрип кораблей, слабеющие крики тонущих людей, и груз, вырвавшийся на волю, чтобы быть раскиданным вспененными водами до тех пор, пока его не подберут "мусорщики". "Мусорщики"! Вот как я их назвала, я ненавидела профессию моего мужа, и он, наверное, стыдился ее, иначе почему он пытался скрыть это от меня?
   Я оглядела зал. Если бы я смогла найти какой-нибудь свет, я почувствовала бы себя лучше. Я ненавидела мрак этого места, он был жутким, призрачным.
   Я села на тюк с материей, пытаясь не обращать внимания на его заплесневелый запах.
   - О, кто-нибудь, придите, - молилась я, - освободите меня! Неужели я так и пробуду здесь всю ночь?
   Они, конечно, хватятся меня, пойдут искать. Может быть, Дженнет сейчас сказала Колуму, что я не пришла в детскую, чтобы уложить в кроватки детей, ибо я настояла, что буду делать это сама.
   Теперь уже стало совсем темно. Я сидела очень тихо, прислушиваясь. Странное быстрое постукивание на лестнице. Наверное, мыши или крысы? Я вздрогнула. Крысы, которые прячутся в тюках, хотя они всегда покидают тонущий корабль?
   Я попыталась придумать объяснение шумов. Вот этот звук, как шаг по лестнице. Может быть, это призрак Нонны? Она не смогла преодолеть свое любопытство и вскоре после этого умерла, умерла из-за любопытства. Нонна была убита, она была нежеланная жена. Если тот, давно умерший Касвеллин был удовлетворен своей женой, почему он поместил в башню Изеллу?
   Это была сумасшедшая история, она не имела смысла. Как возможно держать двух жен в одном и том же замке, чтобы одна не знала о существовании другой?
   Поднимался ветер. Отчетливо слышался шум моря. Море уже доходило до фундамента замка и полностью покрывало "Зубы дьявола". Где-то в море корабль мог терпеть бедствие, и Колум будет наблюдать, чтобы вместе со своими людьми выйти и извлечь из этого выгоду.
   Я ненавидела это, а ведь мой отец был когда-то пиратом. Он считал правильным грабить испанские галеры, которые пересекали его путь. Сколько раз он плыл домой с трюмами, переполненными сокровищами, украденными у испанцев. Матушка говорила, что это грабеж.
   - Ты разбойник, - говорила она ему, - пират!
   И ответ: "Это век пиратов".
   Как было темно, как ударял ветер о толстые стены замка! Потом временное затишье, более страшное, чем шум ветра. Внезапный шум сверху. Что это может быть, крыса или мышь.., или шаги той, что была мертва и не могла обрести покоя?
   У меня богатая фантазия, я знаю. Я выдумываю всякие вещи. Я пристально вглядывалась во тьму, ожидая в любой момент увидеть привидение на лестнице. Нонна идет медленно, направляясь ко мне, ужасный холод охватывает меня, я очень близко к мертвой, и Нонна шепчет: "Я предупреждаю тебя. Я вернулась, чтобы предупредить тебя".
   Это было воображение. Не было ничего.., только темный зал с тюками, которые я смогла увидеть, как только глаза привыкли к мраку.
   Который час? Интересно, сколько времени я уже здесь? Достаточно, чтобы хватиться меня. Я собираюсь провести ночь в башне Изеллы. Я вспомнила, сколько раз я хотела заглянуть внутрь башни. Ну что ж, теперь я была внутри, и вот - я узница.
   Я вся дрожала. Я была уверена, что я не одна в башне. Эта мысль вызвала у меня мурашки на спине. Что чувствовала Нонна, когда узнала, что ее муж имел любовницу и держал в этой башне? Я могла представить ее недоумение и горе. И потом она умерла. Умерла ли она по своей воле, или ей помогли умереть?
   Сколько же я была в башне? Наверное, часа два. Я пришла часа в три, теперь, наверное, пять. Теперь уже должны заметить мое отсутствие, я была уверена в этом.
   Если бы у меня был свет! Если бы у меня была свеча! Я бы поставила ее на окно. А что же служанка, которая видела меня на валу?
   ***
   Разве она не пошла к своим приятельницам и не рассказала им, что она видела? Они будут смеяться над ней. Сколько раз кто-нибудь из них клялся, что видел призрак башни Изеллы?
   Может быть, пойти наверх, на вал? Кто-нибудь может прийти во двор, если я закричу, меня могут услышать.
   Я встала. Жуткий страх охватил меня. Я чуть не упала на тюк, которого не заметила. В нос ударил запах морской сырости, когда я потрогала его.
   Шаги мои гулко отдавались на каменных плитах, я ощупью добралась до галереи и нашла винтовую лестницу. Я нащупала веревку и схватилась за нее.
   Я действительно испытывала ужас, поднимаясь по лестнице. Меня одолевало ужасное чувство, будто что-то злобное поджидает меня на повороте. И все же я продолжала подниматься. Я должна выйти отсюда, и у меня будет больше шансов, если я выйду на крепостной вал. Если я закричу, кто-то услышит меня. Ведь, конечно же, начнут искать меня, когда обнаружат мое отсутствие.
   Я уже была наверху лестницы. Казалось, я шла очень долго. Я дотронулась до стены - она была холодная и влажная. Я повернулась, лестница показалась менее крутой, чем раньше. Осторожно я нащупывала дорогу, стараясь не поднимать ногу с камня, пока не буду уверена, что другая нашла опору.
   Я почувствовала холодный ветер с вала, и вдруг сердце у меня неистово забилось от ужаса - вспышка света озарила всю стену и выхватила отвратительное лицо горгульи, вырезанной в камне. Она злобно смотрела на меня в этом внезапном свете. Я вскрикнула и покатилась вниз. Мое падение было непродолжительным, ибо поворот лестницы остановил его. Я лежала, не двигаясь, на каменной лестнице, чувствуя, как теряю сознание.
   Шум, голоса, меня подняли чьи-то сильные руки.
   - Колум! - сказала я. Он ответил:
   - Все хорошо, ты в безопасности.
   Я знала, что была в башне Изеллы, я чувствовала запах - он был везде. Теперь тут светло, вокруг были люди с фонарями.
   Колум принес меня в зал. Теперь, при свете многочисленных фонарей, он выглядел по-другому. Колум сказал:
   - Я понесу жену. Я думаю, она не может идти, она повредила ногу.
   Двое пошли впереди, освещая дорогу, и вдруг я почувствовала резкую боль в колене.
   Меня принесли в нашу комнату и прислали Дженнет. Она сняла с меня одежду, завернула в теплый халат, задернула полог кровати. Пришли женщины, которые понимали в травах и вообще в подобных вещах. Одна из них осмотрела мое колено, наложила на него повязку из трав и туго завязала.
   Я лежала, думая о башне Изеллы, и вновь переживала момент, когда поднималась по лестнице. Потом мне дали выпить какой-то настой, и я уснула.
   На следующее утро я не видела Колума. Я оставалась в постели, потому что ходить было больно. Колум пришел с наступлением сумерек. Он отдернул полог и посмотрел на меня.
   - А теперь я хочу знать, что ты делала в башне Изеллы! - сказал он.
   - Дверь была открыта, я и заглянула. Он наклонился надо мной. Глаза его были прищурены. Он выглядел жестоким.
   - Тебе было сказано, чтобы ты туда не ходила?
   - Дверь была открыта, и я не видела ничего плохого в том, что загляну туда.
   - Тот, кто оставил дверь открытой, наказан.
   - Наказан? Зачем?
   - Ты задаешь слишком много вопросов.
   - Это ведь я виновата, что вошла.
   - Да, действительно, виновата, - сказал он. - Ты знаешь, что не имела права этого делать.
   - Я не видела в этом ничего плохого, - резко повторила я. - Я хотела знать, что там внутри.
   - Если бы я хотел, чтобы ты знала, неужели я не сказал бы тебе?
   - Если бы это было не очень важно, ты сказал бы мне. А раз не сказал, значит, это важно.
   - Я хочу, чтобы ты слушалась меня. Приходило ли когда-нибудь тебе в голову, что может произойти, если ты рассердишь меня?
   - Думаю, ты мог бы меня убить, как твой предок убил свою жену Нонну.
   В комнате наступила тишина. Колум не двигался, стоял, как каменная статуя, сложив руки на груди, потом медленно проговорил:
   - Не серди меня. Тебе еще предстоит узнать, что я могу и сердиться.
   - Я это хорошо знаю, кое-что я уже видела.
   - Ты еще ничего не видела.
   У меня появилось ощущение, что я его не знала. Колум остался для меня незнакомцем, хотя и был отцом моих детей. Я почувствовала, что раньше он носил маску, а теперь она медленно соскальзывала с его лица.
   Как ни странно, до сих пор я его не боялась, хотя знала, что гнев его может быть ужасен. Я уже забыла человека, который, как буря, ворвался в гостиницу, который завез меня в свой замок. Я забыла того человека в благодарном муже, так радующемуся своему сыну, но он все еще был им.
   Я подумала: "Он способен убить меня, если я его рассержу или если он захочет отделаться от меня". Будто дух Нонны был со мной, говорил мне об этом, предостерегал быть осторожной. Странно, но мне было все равно. Я хотела сказать ему о своем открытии и не собиралась притворяться.
   Он все стоял в этой позе, будто, сложив руки, он не давал им схватить меня. И я не знаю, стал бы он ласкать меня или его пальцы вонзились бы мне в горло и задушили меня. Единственное, что я осознавала в этот момент, - я очень мало знала этого человека!
   - Тебе нечего было делать во дворе. Тебе не следовало входить в башню. Ты могла бы пробыть там много дней, и мы не нашли бы тебя. Если бы не истеричный рассказ одной из служанок, что она видела на валу привидение, и если бы мы не заметили там твою юбку, мы не нашли бы тебя. Когда я узнал, что ты пропала, я послал людей на поиски: ты заставила меня сильно тревожиться.
   - Сожалею, что сделала это.
   - Так и должно быть. Никогда не веди себя таким образом, иначе пожалеешь.
   - Ты кровожаден! Я верю, что ты мог бы убить меня.
   - Вот и правильно, что ты боишься меня.
   - Я не сказала, что боюсь тебя. Я сказала, что подумала, что ты смог бы убить меня. Ты сейчас ненавидишь меня, потому что я обнаружила природу твоего занятия.
   - Что ты обнаружила?
   - Что в башне находятся товары - трофеи с моря.
   - А почему бы и нет?
   - Ты бы мог рассказать это мне. Почему ты хранишь их в таком секрете?
   - Разве не лучше, если они достанутся мне, а не морю?
   - Это груз потерпевших крушение кораблей. Разве он принадлежит тебе?
   - Трофеи принадлежат тем, кто их взял.
   - Но ведь иногда люди спасаются? Что тогда?
   - Если бы такие люди были, тогда товары, несомненно, принадлежали бы им, но если их нет, мы берем их себе.
   - Но почему ты не хотел, чтобы я знала?
   - Я не намерен отвечать на твои вопросы. Это ты будешь отвечать мне. Ты говорила об этом с матерью?
   - Как я могла? Я не видела ее с тех пор, как все узнала.
   - Может быть, ты подозревала?
   - Я не говорила с матерью.
   Он вдруг наклонился и схватил меня за руку:
   - Тогда ты никому не скажешь об этом! Ты слышишь меня? То, что происходит в моем замке, касается только меня и больше никого. Помни это!
   Я сказала:
   - Я больше никогда не надену рубинового медальона.
   - Ты будешь носить его!
   - Он принадлежал кому-то, кто утонул вместе с кораблем. Ты снял его с трупа?
   - Молчи, глупая женщина! Радуйся, что у тебя есть муж, который лелеет тебя и делает подарки.
   - Я не хочу подарков, снятых с мертвых! Колум повернулся и пошел к моей шкатулке. Когда он вернулся, в руке у него был рубиновый медальон.
   - Надень! - сказал он.
   - Я не хочу надевать его!
   - Ты наденешь!
   Я отказалась. Взбешенный, он силой застегнул его у меня на шее. Я почувствовала холодное прикосновение металла. Я лежала, закрыв глаза. У меня не было сил противостоять ему, хотя все мое тело кричало, протестуя.
   Колум лег рядом, лаская мою шею и лениво поигрывая цепью.
   - Сейчас ты мне нравишься, как всегда! Раньше я никогда не был так долго доволен одной женщиной. Тебе повезло, жена: у нас есть дети, они мне нравятся, хотя я хотел бы еще сыновей. Но у нас они будут, у нас еще что-то будет: ты будешь делать то, что я скажу, и будешь счастлива делать это. Ты скажешь:
   "У меня нет своей воли, только его, и, что бы он ни сделал, для меня это будет правильно". Скажи это.
   - Нет! Ты можешь надевать на меня цепь, которую я не хочу, ты можешь делать со мной то, что сделал, когда опоил вином. Но ты не властен над моими чувствами. Если мне не нравится то, что ты делаешь, даже если я не говорю этого, мне это все равно не нравится, и ничто не может изменить этого!
   Он громко рассмеялся:
   - У тебя хватает смелости, я признаю это. Это хорошо, ибо я хочу, чтобы мои сыновья были смелыми. Что было бы, если бы они унаследовали боязнь глупой женщины даже высказываться откровенно? Нет, ты мне нравишься. - Он поймал зубами мое ухо и сильно укусил. - Но знай, - продолжал он, - я буду делать, что хочу, и ты не будешь шпионить за мной. Что бы ты ни видела здесь, ты будешь молчать. Ты будешь закрывать глаза, если брезглива, ты примешь все, что увидишь здесь, и ни словом не обмолвишься об этом ни с кем. Поняла?
   - Я понимаю, о чем ты говоришь.
   - А ты понимаешь, что от тебя ждут повиновения?
   - А если я не послушаюсь?
   - Тогда ты в полную меру узнаешь силу моего гнева, и это будет ужасно. Помни об этом!
   И я испугалась. Я поняла, что сама себя обманываю, и, когда он любил меня, в нем была не нежность, а только желание подчинить своей воле.
   Медальон мертвой женщины, казалось, впивался в мое тело. Передо мной стояли черные красивые глаза с миниатюры. Интересно, видел ли он их живыми? Может быть, он снял с нее ожерелье, когда она еще была жива?
   Я уже пожалела, что осмелилась войти в башню Изеллы. Мне было бы легче в моем неведении, но что-то говорило мне, что если грех был, лучше знать об этом. Грех! Неужели я так называла свою жизнь с мужем?
   Я знала, что жизнь изменилась. Теперь я была настороже, чего-то ждала.., не зная, чего.
   ЖЕНЩИНА ИЗ-ЗА МОРЯ
   Не думать о том, что происходит в те ночи, когда Колум и его слуги уходили в свои грязные набеги, было нелегко. Это было почти всегда во время штормов, а я лежала, застыв, на кровати, ожидая прихода мужа. Я все ясно представляла себе: корабль терпит бедствие, вещи плавают на воде, люди, карабкаются на борт тонущего судна. А как же те, которые уцелели?
   Тогда я была виновата в том, что на многое закрывала глаза. Я понимаю теперь, что многого просто не хотела знать. Я не была влюблена в Колума, но он был важен для меня. Наши с ним отношения приносили нам обоим огромное физическое удовлетворение, и это мы хотели сохранить. Я была очарована им еще и потому, что он казался мне таинственной фигурой. Он был сильный мужчина, а я верю, что для некоторых женщин (таких, как я и моя матушка) сила - это суть физического влечения. Когда я была с Колумом, я не могла не чувствовать его силы и власти, которые подчиняли все и всех вокруг. Я находила удовольствие в сопротивлении его воле и в том, что он знал об этом. Я наслаждалась его усилиями подчинить меня, и он чувствовал себя победителем, потому что мог сказать себе, что навязал мне свою волю, но я знала, что бы он ни делал со мной или что бы ни заставлял меня делать, я всегда сохраняла в себе свободу думать так, как хотела. Он, конечно, знал это. Это ему мешало, это утомляло его, но и восхищало.
   Так проходили месяцы. Время от времени нас посещала матушка, но я ничего ей не рассказывала о башне Изеллы. Она очень много рассказывала о том, как продвигаются дела у отца и Лэндоров. Были, конечно, неудачи, но дело развивалось, да они и не ожидали, что с самого начала оно пойдет отлично: такое предприятие требовало годы планирования и работы.
   Однажды она сказала:
   - Хотела бы я, чтобы Лэндоры согласились встретиться с тобой и Колумом вместе: они хотели бы видеть тебя, но не твоего мужа.
   - Они до сих пор винят Колума в смерти их дочери?
   - Я пыталась объяснить им, что это была естественная смерть при родах, но они не хотят и слышать об этом.
   - А Фенимор?
   - Он живет в Тристан Прайори со своей женой, когда не в море. Думаю, с их мальчиком тоже все хорошо.
   - Конечно, внук восполнит потерю дочери.
   - Да, я уверена, но естественно, что они до сих пор еще думают о ней. Матушка переменила тему:
   - Очень многие верили, что с поражением Армады мы выбили испанцев с моря, но это не так. У них все еще сохранились опорные пункты в Америке, и сэр Уолтер Рейли, граф Камберленд, при поддержке Лондона собирает военный флот, чтобы атаковать их укрепления в Америке.
   - Значит, опять будет война?
   - Мы всегда будем воевать с испанцами, говорит твой отец. Они рассеяны по всему свету, у них везде есть территории.
   - Но мы же победили великую Армаду?
   - Да, слава Богу! Хорошо, если бы они выводили в море свои корабли только торговать - без пушек и оружия, потому что они не нужны будут им.
   - Ты хочешь невозможного: чтобы все были миролюбивы, как ты.
   - Если бы они были такими, никто не поднял бы руки на другого.
   - Дорогая мама, было бы чудесно, если бы все так считали! Но люди так не думают, и я не сомневаюсь, что даже эта торговля принесет неприятности.
   Она вздрогнула:
   - Когда я думаю о наших мужчинах - твоем отце, Карлосе, Жако и Пенне ведь все они моряки! Ты должна быть счастлива, Линнет, что твой муж не уходит в эти продолжительные плавания, когда не знаешь, что происходит с ним и вернется ли он обратно.
   Я молчала, думая о штормовых ночах, когда Колум занимался своим "делом". Если бы я могла довериться своей матери! Но я поборола искушение.
   Она вернулась в Лайон-корт в сентябре, а в последнюю ночь октября, которую мы называем Хэллоуин - "Канун Дня всех святых" - в мою жизнь вошла женщина из-за моря.
   Это была ночь, которой было суждено повлиять на всю мою жизнь. Этот праздник всегда отмечался всеобщим волнением. В Корнуолле в это время года погода обычно была мягкая и сырая. Кусты были покрыты паутиной, к которой прилипли маленькие водяные шарики, как сверкающие драгоценные камни. Лужайки усеяны листьями всех оттенков коричневого цвета, от золотого до красновато-коричневого, а деревья поднимали к небу оголенные ветки, образуя кружева, что придавало им красоту даже при отсутствии листьев.
   Дженнет болтала о всяких страстях: Хэллоуин - это ночь, когда ведьмы летят на своих метлах на шабаш, но где это происходит, знают только они, и горе тому, кто выйдет на улицу в полночь. Дженнет рассказала, что много лет тому назад такое приключилось с одной из женщин. Больше ее никто не видел в том виде, как ее знали. Она превратилась в черную кошку, которая бродила в поисках кого-нибудь, кто продаст свою душу дьяволу в обмен на определенные милости.
   - Так что, госпожа, не выходите на улицу в Хэллоуин! Думаю, будет сильный шторм, - предсказала Дженнет, вздрогнув, - но ведьмы не обращают внимания на погоду.
   Когда стемнело, на бугре за оградой замка зажгли костер. Я закуталась в плащ и взяла с собой детей, но я не разрешила им подходить близко к огню, потому что поднимался ветер и искры могли быть опасными. Коннелл, которому было уже три года, был непоседой, поэтому я позвала с собой Дженнет, чтобы она помогла мне справиться с детьми, если они расшалятся.
   Слуги танцевали вокруг костра, а когда он потух, они собрали золу, которую надо хранить.
   - Она принесет удачу, - сказала Дженнет, - защитит от дурного глаза. Я дам вам немного, господин Коннелл, и вам тоже, госпожа Тамсин.
   Дети смотрели во все глаза, а Коннелл расспрашивал о ведьмах. Я не хотела, чтобы Дженнет напугала их, поэтому сказала, что были и хорошие ведьмы - белые, которые лечили заболевших людей.
   - А я хочу увидеть черную ведьму! - объявил Коннелл.
   В тот вечер трудно было уложить их спать. Ветер крепчал и издавал зловещий свист по всему замку. Я чувствовала себя тревожно, потому что надвигался шторм. Это была одна из тех ночей, когда Колума не было со мной, и я знала, что это означало, - какой-нибудь корабль терпел крушение. Такое случалось и раньше. Я лежала в постели, испытывая ужасное беспокойство. Было уже около полуночи, но я знала, что уже не усну. Я думала о тонущем корабле, о Колуме и его людях, плывущих за трофеями.
   Почему никогда никому не удавалось спастись? И, повинуясь какому-то чувству, я встала. Я не могла лежать в ожидании, позволяя воображению рисовать жуткие сцены: я должна знать, что происходило. Я надела плащ с капюшоном, непромокаемые сапоги и вышла из замка.
   Ветер сразу же набросился на меня, стараясь сбить с ног. Пробираясь по стене, я вышла на тропу. Было трудно устоять на ногах, но я почти ползком добралась до берега. С подветренной стороны замка было небольшое укрытие. Я видела темные силуэты, бегающие туда-сюда почти у самой кромки воды. Волны поднимались, как гигантские чудовища, и с грохотом опускались на песок. Я слышала, как Колум крикнул:
   - Нельзя еще выходить, подождем немного! Значит, там был корабль, крепко схваченный "Зубами дьявола". Ветер сорвал с меня капюшон, волосы разметались во все стороны. Ветер и дождь хлестали по юбке, они слепили меня.
   Пока я стояла там, съежившись, передо мной замаячила фигура.
   - Боже мой, что ты тут делаешь? - закричал Колум.
   - Там корабль! - крикнула я в ответ. - Можно ли что-нибудь сделать?
   - Что сделать? В таком море? Уходи, уходи немедленно!
   Он взял меня за плечи. Я плохо видела его лицо, но даже по тому, что мне удалось увидеть, - в нем было что-то сатанинское.
   - Не смей больше выходить, возвращайся! Делай, что я тебе говорю.
   - Я хочу помочь...
   - Иди домой, этим ты поможешь! - Он оттолкнул меня, и я пошла, спотыкаясь, к замку.
   Если бы я могла чем-нибудь помочь тем людям на корабле, которых я не видела, но знала, что они там, я бы не подчинилась ему, но я ничего не могла сделать.
   Я дошла до укрытия и прислонилась к стене. Я дрожала от холода, потому что одежда была мокрой от дождя и набегавших волн. Тут я увидела людей, идущих с мулами в нашу сторону. У каждого в руке был фонарь, они направлялись в Морскую башню.
   Я вошла в замок, сняла мокрую одежду и досуха вытерлась. Меня тошнило от пережитого ужаса. Что-то говорило мне, что я не все узнала о том, что происходит в такие ночи.
   Я завернулась в халат и подошла к окну. Ничего нельзя было различить, так было темно. И ничего не было слышно, кроме завывания ветра да ударов о камни разъяренных волн.
   Я не стала ложиться, зная, что не усну. Колум так и не пришел спать в ту ночь. С рассветом шторм утих, ветер уже не так громко завывал, волны из последних сил наваливались на стены замка, израсходовав ночью весь свой гнев.
   Я представляла, как внизу снуют лодки. Они привезут то, что смогут найти на корабле, и тайком принесут все в Морскую башню, а через несколько дней Колум отправится на поиски покупателя того, что захочет продать. А еще через некоторое время Дженнет скажут, чтобы она не приходила к своему любовнику в Морскую башню, потому что у него будет другая работа.
   А там, в этом неистовом злобном море будут умирать люди, и некому будет спасти их. Колума интересовала не жизнь людей, его интересовал груз корабля, и, если бы спасли людей, какие осложнения это могло принести? А если бы спасенные потребовали обратно то, что было взято с их кораблей? Значит, в интересах Колума и его людей никто не должен был выжить? И вот этого я не могла забыть.
   Как только рассвело, я оделась и снова пошла на берег. И там я нашла ее. Женщина лежала на отмели, ее длинные темные волосы покачивались на воде вокруг головы. Лицо было бледным, и я подумала, что она мертва. Я вошла в воду и поймала ее руку. Когда волна отошла, я подтянула ее ближе к берегу. Следующая волна чуть не утащила меня с ней, ибо море еще не успокоилось и волны были высокими. Но мне удалось вытащить ее на берег. Она лежала на песке, и я опустилась на колени возле. "Она мертва, - подумала я. - Бедная женщина!" Я взяла ее кисть и почувствовала удары пульса. И вдруг, к своему ужасу, я увидела, что она на последних месяцах беременности.
   Мой отец показывал мне, как делать искусственное дыхание. Я повернула женщину вниз лицом, голову набок, положила руки ей на спину и всей тяжестью своего тела надавила на нее. Таким образом я выкачала воду из ее легких и, думаю, спасла ей жизнь.
   Теперь мне нужно было как-то перенести женщину в замок. Я хотела положить ее в постель, чтобы о ней позаботились надлежащим образом, в чем она очень нуждалась.
   Я вернулась в замок и позвала слуг. Мы взяли мула, и, несмотря на то, что женщина находилась в каком-то оцепенении, нам удалось посадить ее на мула и привезти во двор замка. Там я приказала отнести ее на кровать.
   Ее поместили в Красную комнату и прямо в моем плаще положили на кровать. Я не хотела, чтобы ее принесли в эту комнату, но это сделали прежде, чем я смогла помешать, а теперь казалось неразумным переносить ее куда-то еще.