- Смахивает на штуковину, которую носила мадам Круземарк. Тостер выбросил готовый хлебец, в я намазал его маслом.
- Может, она тоже была католичка.
- Ничуть не бывало, - отрезал Стерн. - Скорее, она была язычницей.
Я пожевал хлебец.
- Разве это имеет какое-то значение? По-моему, вы расследовали смерть Пупса Суита.
Стерн мертвым взглядом уставился на меня.
- Это верно, Энджел. Так уж получилось, что "модус операнди" в обоих случаях очень схожий.
- Думаете, они связаны между собой?
- А может, стоит спросить об этом у вас? Кофе начал закипать, и я убавил пламя.
- Что толку? С тем же успехом можете спросить у привратника внизу.
- Не умничайте, Энджел. Ниггер-пианист занимался вуду. Девица Круземарк была предсказательницей и, судя по всему, тоже баловалась черной магией. Оба вырублены в одну и ту же неделю с разницей в один день при очень схожих обстоятельствах - неким неизвестным, или неизвестными.
- Что общего в обстоятельствах их смерти?
- Эта информация касается только полиции.
- Но как я смогу помочь, не зная, чего вы хотите? - Вытащив из шкафчика три кружки, я выстроил их на стойке.
- Вы пытаетесь что-то утаить от нас, Энджел?
- А почему бы и нет? - Я выключил горелку и разлил по кружкам кофе. Я не работаю на город.
- Послушай, умник: я связался с твоим важным адвокатишкой в центре. Похоже, ты загнал нас в угол. Ты можешь захлопнуться, и мы вынуждены убрать от тебя лапы. Но если только подвернется случай - ты, например, нарушишь правила парковки - я насяду на тебя, как паровой каток. И в этом городе тебе не видать будет даже лицензии на торговлю земляными орехами.
Я попивал кофе, наслаждаясь его ароматом.
- Я всегда уважаю закон, лейтенант.
- Брехня! Парни вроде тебя пляшут над законом на канате. Но когда-нибудь, скоро, ты поскользнешься, и я поймаю тебя в объятия.
- Ваш кофе остывает.
- Хрен с ним, с кофе! - прорычал Стерн.
Глава тридцать пятая
Стекло на фотографии в рамке треснуло; застывшая молния прочертила зигзаг между костяшками сжатых в кулаки пальцев Великого Джона Л. и Джейка Килрэйна. Я снова повесил ее на стену и услышал тихий стук во входную дверь.
- Входи, Этель. Открыто.
Эпифани, все еще в тряпичной косынке, заглянула в комнату.
- Они больше не вернутся?
- Скорее всего вернутся. Но сегодня они нас уже не побеспокоят.
Она внесла в прихожую ведро со шваброй и закрыла дверь. Опершись о нее спиной, девушка захихикала. В ее смехе проскальзывали истеричные нотки, и, обняв ее, я ощутил дрожь тела под тонким хлопчатобумажным платьем.
- Ты была бесподобна, - заверил я.
- Погоди, еще увидишь, как чисто я вымыла туалет.
- Куда ты уходила?
- Пряталась на пожарной лестнице, пока не услышала, как они уходят.
- Ты голодна? Есть кофейник с горячим кофе и яйца в холодильнике.
Мы соорудили завтрак - обычно я их пропускаю - и принесли свои тарелки в гостиную. Эпифани обмакнула поджаренный хлебец в желток.
- Они не нашли чего-нибудь из моих вещей?
- Да они по-настоящему и не искали. Один из них порылся в моем "дипломате" и нашел кое-что, взятое мною из квартиры Круземарк, - но не знал, что это такое. Черт, даже я этого не знаю.
- Можно посмотреть?
- Пожалуйста. - Я встал и протянул ей карточку.
- "MISSA NIGER", - прочитала она. - "Invito te venire ad clandestinum rituni"...
Она держала карточку словно туза пик.
- Это объявление о Черной Мессе.
- Что?
- Черная Месса. Это определенная магическая церемония, поклонение дьяволу. Я не слишком в ней разбираюсь.
- Откуда же ты это знаешь?
- Но здесь так сказано. "MISSA NIGER" - "Черная Месса" на латыни.
- Ты читаешь латынь? Эпифани довольно улыбнулась.
- Что еще можно было выучить за десять лет приходской школы?
- Приходской школы?
- Конечно. Я ходила в "Священное Сердце". Моя мама не доверяла государственной системе обучения. Она верила в дисциплину. "Эти монахини наверняка вобьют здравый смысл в ваши тупые головы", - говорила она.
- Принцесса вуду в "Священном Сердце", - засмеялся я. - Посмотреть бы на фотографии из твоего школьного альбома...
- Когда-нибудь я их тебе покажу. В классе я была президентом.
- Верю-верю. А ты можешь перевести весь текст?
- Запросто, - улыбнулась Эпифани. - Он гласит: "Вы приглашаетесь на тайную церемонию во славу Господина Сатаны и Его власти". Вот и все. И еще дата, двадцать второе марта, и время, девять часов. Адрес: подземкой линии Ист-Сайд - Интерборо до остановки "Восемнадцатая улица".
- А что с заголовком? Эта перевернутая звезда с козлиной головой? Не знаешь, что она означает?
- Звезды - важный символ в любой религии, - из тех, что мне известны. Например, Звезда Вифлеема, Звезда Давида. На талисмане Аговэ Ройо тоже есть звезды.
- Аговэ Ройо?
- Обеа.
- Это приглашение связано с вуду?
- Нет-нет. Это поклонение дьяволу. - Эпифани явно страдала от моего невежества. - Козел - это знак дьявола. Перевернутая звезда означает несчастье. Вероятно, это также и сатанинский символ.
Я схватил ее и заключил в объятия.
- Ты достойна своего веса в золоте, малышка. А в Обеа есть дьявол?
- Множество дьяволов.
Она улыбнулась мне, и я похлопал ее по попке. Чудесная попка.
- Пора подтянуть меня по черной магии. Сейчас мы оденемся и пойдем в библиотеку. Ты можешь помочь мне по хозяйству.
Утро было прекрасное и достаточно теплое, чтобы выйти без пальто. Яркое солнце поблескивало в кусочках слюды, вкрапленных в асфальт. Вообще-то весна вступала в свои права только через день, но такой хорошей погоды мы могли не увидеть до мая. Эпифани в своей клетчатой шерстяной юбке и свитере очень походила на школьницу. Мы ехали по Пятой авеню, когда я спросил у нее, сколько ей лет.
- Шестого января исполнилось семнадцать.
- Господи, да тебе еще нельзя покупать спиртное.
- Неправда. Когда я наряжусь как следует, меня обслуживают без проблем. В "Плазе" у меня ни разу не спрашивали удостоверение личности.
Я поверил ей. В своем лиловом костюме она выглядела пятью годами старше.
- А ты не слишком молода, чтобы управлять магазином? В изумленной улыбке Эпифани проскользнуло презрение.
- Я занимаюсь бухгалтерским учетом с тех пор, как заболела мама, объяснила она. - Я стою за прилавком только по вечерам. Днем у меня работают двое продавщиц.
- А чем ты занимаешься днем?
- В основном, учусь. Хожу на занятия. Я - на первом курсе в Городском колледже.
- Хорошо. Значит, ты привычна к работе в библиотеке, и я поручаю поиски материала тебе.
Я ожидал в главном читальном зале, пока Эпифани просматривала каталоги. Учащиеся всех возрастов молчаливо сидели за длинными деревянными столами с расставленными на них лампами; своими инвентарными номерами лампы напоминали заключенных на поверке. Потолки в зале были высокими, как на вокзале, а огромные люстры казались перевернутыми свадебными тортами. Благоговейную тишину изредка нарушало чье-нибудь приглушенное покашливание.
Я отыскал свободное место за дальним концом стола. Номер абажура соответствовал номеру овальной латунной таблички, прикрепленной к моему столу: 666. Мне вспомнился сопливый метрдотель в "Трех Шестерках", и я сменил место: "724" внушало мне большее доверие...
- Посмотри, что я нашла. - Эпифани со стуком опустила передо мной стопку пыльных книг. Ряд голов за столом развернулся в нашу сторону. Кое-что из этого - чепуха, но зато есть "Гримуар34 Папы Гонория", изданный частным лицом в Париже в 1754 году.
- Я не читаю по-французски.
- Это латынь. Я переведу. Это новое издание, и здесь много иллюстраций.
Я потянулся к огромному, размером с кофейный столик, тому и открыл наугад: всю страницу занимал средневековый рисунок - рогатое чудовище с чешуей ящера и когтями вместо ног. Из его ушей и разверстой пасти, усаженной рядами устрашающих клыков, исходило пламя. Под рисунком было написано: "САТАНА, КНЯЗЬ АДА".
Я перелистал еще несколько страниц. Елизаветинская гравюра на дереве изображала женщину в платье с фижмами, стоявшую на коленях перед нагим дьяволом, сложенным как пловец-спасатель. У него были крылья, козлиная голова и когти, как у Неряхи Питера. Женщина обнимала его ноги, а нос ее покоился у него под вздетым хвостом. Она улыбалась.
- Гнусный Поцелуй, - заметила Эпифани, заглядывая мне через плечо. Таким образом колдунья традиционно присягала в верности дьяволу.
- Похоже, в те времена недоставало контор с адвокатской братией...
Я перевернул еще несколько страниц, усеянных разными демонами и их подручными. В разделе, посвященном талисманам, было множество пятиконечных перевернутых звезд. Заметив среди них звезду с рисунком 666 в центре, я показал ее Эпифани.
- Мой наименее любимый номер.
- Это из Апокалипсиса.
- Что?
- Библия: "Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть".
- Это факт?
Девушка, нахмурясь, глянула на меня поверх очков для чтения.
- Неужели ты совсем ничего не знаешь?
- Почти ничего, но я быстро наверстываю. А вот женщина, которую зовут так же, как ресторан, где я вчера обедал. - Я показал Эпифани гравюру с пухлой матроной в крестьянском плаще с капюшоном.
- Вуазен - по-французски "соседка", - заметила она.
- Вижу, монашки действительно вколотили тебе в голову кое-какие знания. Ну-ка, прочитай надпись.
Взяв книгу, девушка шепотом прочитала маленькие буквы под гравюрой: "Катрин Дезай, по прозвищу Ла Вуазен, гадалка и колдунья из высшего общества. Устраивала Черные Мессы для маркизы де Монтеспан, любовницы короля Людовика XIV, и для прочих дворян. Была арестована, подвергнута пыткам и, после осуждения, казнена в 1680 году".
- Эта книга - то, что нам нужно.
- Она, конечно, интересна, но ты посмотри, что здесь:
"Маллеус Малефикарум", "Открытие Колдовства" Реджинальда Скотта, "Магия" Алистера Кроули, и еще "Тайны Альбертуса Магнуса", и...
- Хватит, отлично. Теперь отправляйся домой и устройся на кушетке с книгой. Отметь места, которые на твой взгляд. стоит прочесть мне, особенно все, что относится к Черной Мессе.
Эпифани принялась складывать книги в стопку.
- А ты не поедешь со мной?
- У меня есть кой-какая работа. Все будет в порядке, вот ключ от квартиры. - Вынув бумажник, я вложил ей в руку двадцатидолларовую бумажку. - Это на такси и еще на что-нибудь, что тебе понадобится.
- У меня есть собственные деньги.
- Придержи их. Возможно, мне понадобится занять у тебя.
- Я не хочу оставаться одна.
- Закрой дверь на цепочку. Все будет чудесно. Я усадил Эпифани в такси перед входом в библиотеку и уложил на сиденье рядом с ней книги. Она казалась испуганной маленькой девочкой. Наш жгучий "французский" поцелуй заслужил презрительные взгляды двух проходивших мимо бизнесменов и бурные аплодисменты со свистом от маленького сорванца - чистильщика обуви, пристроившегося неподалеку.
Глава тридцать шестая
Оставив "шеви" в гараже, я пошел назад к Бродвею, держась на солнечной стороне Сорок четвертой улицы. Я не торопился и шел, наслаждаясь погодой, как вдруг заметил выходившего из главного подъезда гостиницы "Астор" Луи Сифра. На нем был рыжевато-коричневый берет, твидовое норфолькское пальто, бриджи из тонкой шерсти и блестящие сапоги для верховой езды. В руке, затянутой в перчатку, он нес потрепанную кожаную сумку.
Я заметил, как он жестом отказался от предложения швейцара подозвать такси и быстрым шагом тронулся к центру мимо Парамаунт-Билдинг. Я хотел было догнать его, но подумал, что он так или иначе направляется в контору "Кроссроудс", и решил сэкономить силы. Я не считал это слежкой, потому что был совсем неподалеку от него. Но когда он, не сбавляя шага, миновал подъезд моего дома, я инстинктивно приотстал и задержался у витрины магазина, изображая живейшее любопытство. Он пересек Сорок вторую улицу и повернул на запад. Я следил за ним от угла, затем зашагал следом по другой стороне улицы.
Сифр выделялся в толпе. Это несложно, когда находишься среди сутенеров, мошенников и наркоманов, толпившихся на Сорок второй улице, особенно если ты одет как на скачки в Гарден. Я предположил, что он направляется в Порт-Оторити, но он удивил меня, нырнув посреди квартала в здание, где располагался Музей Хьюберта и Блошиный цирк.
Я пересек четыре линии двухстороннего движения, петляя как обезумевший заяц, чтобы спустя несколько мгновений застыть перед вывеской у входа. Окаймленные блестящей краской буквы вещали: "УДИВИТЕЛЬНЫЙ ДОКТОР САЙФЕР". Фотографии восемь на десять дюймов показывали моего клиента в цилиндре и во фраке, похожим на Волшебника Мандрейка. Под ними было помечено: "Вход только по билетам".
Первый этаж Музея Хьюберта представлял собой галерею залов; сцена находилась в подвале. Я вошел, купил билет и нашел себе место в затемненном зале - у фанерного барьера по грудь высотой, не позволявшего зрителям "участвовать" в представлении. На маленькой яркоосвещенной сцене вращала животом грудастая танцовщица. Кроме себя я насчитал в зале еще пять темных фигур.
Какого черта нужно в подобном дешевом заведении элегантному Луи Сифру? Блошиный цирк и прочие фокусы вряд ли могут обеспечить человека роскошными машинами и адвокатами с Уолл-Стрит. Может, он удовлетворяет свое тщеславие, выступая на публике? Или же это ловушка, предназначенная мне?
Когда заигранная пластинка смолкла, кто-то за сценой поднял иглу и поставил ее снова. Танцовщица казалась утомленной. Она уставилась в потолок, думая о чем-то своем. На третий раз, не успела пластинка отыграть и восемь тактов, как проигрыватель выключили, и женщина опрометью бросилась за кулисы. Никто не аплодировал.
Мы вшестером глазели на пустую сцену, пока там не появился старый чудак в красном жилете и нарукавниках.
- Дамы и господа, - просипел он. - С великим страхом и трепетом представляю вам удивительного, таинственного и незабываемого доктора Сайфера. Поприветствуем его как подобает! - Старик похлопал в ладоши и, никем не поддержанный, зашаркал прочь.
Тусклый свет сменился кромешной тьмой. За сценой послышался приглушенный шепот и постукивания, как бывает на самодеятельных представлениях, а затем последовала ослепительно-яркая вспышка. Свет тут же зажегся, но мне понадобилась минута-другая, чтобы восстановить зрение. Расплывчатый, сине-зеленый ореол колыхался над фигурой на сцене, скрывая ее черты.
- Кто из вас знает, что ждет нас в конце пути? Кто может сказать, наступит ли "завтра"?..
Луи Сифр стоял посреди сцены, окруженный призрачными щупальцами дыма и запахом жженой магнезии. На нем был черный сюртук времен Эдуарда35 с длинными "ласточкиными" фалдами и жилет на двух пуговицах. На краю стола перед ним стоял черный сундучок на петлях, размером с хлебницу.
- Будущее - неписанный текст, и тот, кто посмеет прочесть его пустые страницы, сделает это на свою беду.
Сифр стянул белые перчатки и профессиональным щелчком пальцев заставил их исчезнуть. Он поднял со стола резную эбонитовую "волшебную" палочку и взмахнул ею в сторону кулис. Оттуда робко появилась танцовщица: ее крупное тело укутывал длинный, до пола, бархатный плащ.
- Время рисует портрет, который никто не может игнорировать. - Сифр очертил палочкой небольшой круг над головой женщины. Как по сигналу, она начала кружиться. - Кто из вас посмеет взглянуть на его завершенную работу? Это не то что смотреться в зеркало день за днем, - ведь вы не замечаете перемен, происходящих с вами.
Женщина повернулась спиной к зрителям. Ее черные разметавшиеся волосы блеснули в свете рампы. Сифр пронзил зрительный зал своей палочкой, как шпагой.
- Те, кто увидят будущее, да убоятся меня!
Танцовщица встала лицом к залу: беззубая тощая старуха. Один глаз был слеп и отражал свет, будто блестящий керамический шарик. Я не заметил, как она натянула маску, и эффект ее превращения был поразительным. Сидевший рядом в темноте пьяница, трезвея, охнул.
- Плоть смертна, друзья мои, - проповедовал доктор Сайфер, - а страсть умирает, как догорающая свеча на зимнем ветру. Господа, я предлагаю вам взглянуть на прелести, еще недавно волновавшие вашу кровь.
Он взмахнул палочкой, и танцовщица распахнула складки тяжелого плаща. На ней все еще красовался украшенный кистями наряд, но за нашитыми блестками висели пустые, сморщенные груди. Когда-то внушительный живот вяло провис меж угловатых - как у скелета - бедер. Это была совершенно другая женщина. Сымитировать эти распухшие от артрита колени и исхудалые ляжки было невозможно.
- К каким же выводам мы приходим? - Доктор Сайфер улыбнулся - как практикующий врач, вызванный на дом. - Спасибо, дорогая: весьма поучительно. - Движением палочки он отпустил древнюю старуху, и та, хромая, удалилась со сцены. В зале прошелестели аплодисменты.
Доктор Сайфер поднял руку.
- Благодарю, друзья мои. - Он с изяществом кивнул. - В конце каждой тропы лежит могила. Бессмертна только наша душа. Как следует охраняйте это сокровище. Ваша гниющая оболочка лишь временный сосуд на бесконечном пути.
- Позвольте рассказать вам одну историю. Как-то раз, когда я был молодым, и решил попутешествовать, в Танжере, в аортовом кабаке, мне повстречался старый моряк. Мы разговорились. Мой собеседник был немец, родом из Силезии, но последние годы ему светило марокканское солнце. Зимы он проводил в Марракеше, а летом пьянствовал в тех портах, которые приходились ему по душе. Я поздравил его с такой замечательной жизнью.
"Я кочую эдак уже лет сорок пять", - отвечал немец.
"Вам очень повезло, - заметил я, - что не пришлось выносить удары судьбы".
"Повезло? - рассмеялся старый моряк. - Ну так считай, что повезло тебе. В этом году я должен передать свою удачу другому".
Я попросил его объясниться, и он поведал мне то, чем я сейчас делюсь с вами. Когда он был молодым и тоже решил повидать мир, он встретил в своем первом плавании старого моряка с Самоа, и тот дал ему бутылку, содержавшую душу испанского квартирмейстера, когда-то плававшего с армадой короля Филиппа. Любая болезнь или несчастье, которые могли постигнуть владельца бутылки, доставались несчастному узнику. Старик не знал, как попала в бутыль душа испанца, но знал, что по достижении семидесяти лет он должен будет передать ее первому встречному юноше, который согласится ее принять, иначе ему придется взвалить на себя все страдания, поменявшись местами с несчастным конкистадором... Тут старый немец глянул на меня с печалью. До семьдесят первого дня рождения ему оставался лишь месяц.
"Время постижения жизни подошло к концу", - сказал он и отдал мне бутылку янтарного цвета, из-под рома, ручной лепки. Ей было много сотен лет, и заткнута она была золотой пробкой.
Доктор Сайфер протянул руку к черному сундучку на столе и извлек бутылку. Он поставил ее на сундучок. Описание было точным, но в нем не упоминалась мечущаяся внутри сосуда тень.
- Да, я прожил долгую и счастливую жизнь, но послушайте... - Мы вшестером вытянули шеи, прислушиваясь. - Слушайте, - голос Сифра перешел в едва различимый шепот. В наступившей тишине тонким жалобным колокольчиком забились причитания - словно цепочку из скрепок протащили по краю хрустального кубка. Я навострил уши, пытаясь различить гулкие звуки, исходившие, казалось, из янтарной бутылки.
- Ай-юда-мэ и... ай-юда-мэ и... - Снова и снова все та же призрачная мелодичная фраза.
Я пристально смотрел на губы Сифра. Огни рампы высвечивали его улыбку. Он даже не скрывал чувственного наслаждения происходящим.
- Таинство судьбы, - продолжал он. - Почему я должен вести жизнь, свободную от страданий, в то время как другая душа обречена на вечные муки в бутылке из-под рома? - Сифр извлек из кармана черный бархатный мешок и сунул в него бутылку. Крепко стянув тесемки, он поместил его на крышку сундучка, и вновь сверкнула в огнях рампа его улыбка. Не говоря ни слова, он грациозно повернулся и резко ударил мешок эбонитовой палочкой. Звука разбивающегося стекла не последовало. Пустой мешок был подброшен в воздух и ловко пойман. Луи Сифр скомкал его в шарик и сунул в карман, коротким поклоном поблагодарив за аплодисменты.
- Я хочу показать вам еще кое-что, - добавил он. - Но прежде чем это сделать, хочу подчеркнуть, что я не дрессировщик животных, а всего лишь коллекционер экзотики.
Он постучал по черному сундучку палочкой.
- Содержимое этой коробки я купил в Цюрихе у одного египетского торговца из Александрии. Следуя его заверениям, то, что вы увидите сейчас, было душами людей, заколдованных когда-то при дворе Папы Льва X. Прекрасная забава для воображения, в духе Медичи. Не правда ли, это звучит совершенно немыслимо?
Доктор Сайфер расстегнул металлические застежки, и открытый сундучок развернулся в триптих. Перед нами появился миниатюрный театр с декорациями и тщательно выписанным фоном в стиле Итальянского Ренессанса. Сцена заполнилась белыми мышами в костюмах из шелка и парчи - персонажами "комедиа дель арте". Там были Пульчинелле и Колумбина, Скарамуш и Арлекин. Все грациозно расхаживали на задних лапках. Изящную акробатику сопровождало позвякивание музыкальной шкатулки.
- Египтянин клялся, что они никогда не умрут, - сказал Сифр. Возможно, это слишком экстравагантное предположение, но могу сказать, что за шесть лет я не потерял ни одной.
Крошечные артисты ходили по канатам и прыгали на ярких цветных шарах, потрясали шпагами-спичками и зонтиками, кувыркались и шлепались на пол с размеренностью часового механизма.
- Предполагается, что заколдованные подданные не нуждаются в питании. - Наклонившись на "потолком" сцены, доктор Сайфер с искренним восторгом наблюдал за представлением. - Но я ежедневно снабжаю их пищей и водой. Должен заметить, у них невероятный аппетит.
- Игрушки, - пробормотал в темноте мой сосед. - Должно быть, это игрушки.
Словно расслышав эти слова, Сифр протянул руку, и Арлекин, взбежав по его рукаву, уселся на плече, обнюхивая воздух. Чары нарушились. Это был всего лишь грызун в крошечном, усеянном ромбиками костюме. Сифр ущипнул розовый хвост и опустил дрыгающего лапками Арлекина на сцену, где тот немедленно принялся вышагивать на передних лапках, что было совсем уж невероятным.
- Как видите, я не нуждаюсь в телевизоре. - Сифр сложил боковые стенки миниатюрной сцены и щелкнул застежками. Наверху была ручка, и он поднял свой "театр" как чемодан. - Они всегда устраивают представление, стоит лишь раскрыть сундучок. Даже в шоу-бизнесе есть свое Чистилище.
Сунув палочку под мышку, Сифр уронил что-то на стол. Последовала белая вспышка, на миг ослепившая меня. Я заморгал и принялся тереть глаза. Сцена была пуста. В свете рампы одиноко стоял голый деревянный стол.
Из невидимого динамика послышался бестелесный голос Сифра:
- Зеро, точка соприкосновения позитивного и негативного, - это врата, через которые неизбежно проходит каждый.
Из-за кулис прошаркал старик в нарукавниках и унес стол, провожаемый потрескиванием пластинки с записью "Ночного поезда". Вновь появилась розовая и пухлая арабская танцовщица и принялась за свои телодвижения, столь же механические, как и имитирующая паровоз музыка. Я наощупь пробрался к выходу и поднялся по исхоженным ступеням. Ужас, испытанный мною во французском ресторане, вернулся. Мой клиент забавлялся, проделывая трюки с моей головой, словно игрок в "три листика", облапошивающий простаков-зевак.
Глава тридцать седьмая
Снаружи молодой толстяк в розовой рубахе, штанах цвета хаки и грязно-белых перчатках вынимал блестящие фотоснимки из застекленной витрины для объявлений. На него уставился нервный парень в армейской куртке и теннисных туфлях.
- Отличное шоу, - заметил я толстяку. - Этот доктор Сайфер - просто чудо.
- Слишком жуткое, - отозвался он.
- Это последнее представление?
- По-моему, да.
- Я хотел бы поздравить его. Где я могу найти его?
- Вы уже упустили его. - Он снял плакат с моим клиентом с доски и всунул его в картонный конверт. - Он не любит ошиваться здесь после представления.
- Упустил? Но это невозможно.
- В конце акта он пользуется магнитофонной записью. Она дает неплохой выигрыш во времени. Да и костюма он не снимает.
- Он нес кожаную сумку?
- Ну да, и черный сундук тоже.
- Где он живет?
- Откуда мне знать? - Толстяк замигал. - Вы легавый, или как?
- Я? Ничего подобного. Просто хотел сказать ему, что он приобрел нового поклонника.
- Скажите его агенту. - Он подал мне фото восемь на десять. Улыбка Луи Сифра сияла ярче блестящей поверхности карточки. Я перевернул снимок и прочел отштампованную надпись на обороте:
АГЕНТСТВО УОРРЕНА ВАГНЕРА Вайоминг, 9-3500.
Дерганый наркоман занялся игральным автоматом в вестибюле. Я вернул толстяку карточку, поблагодарил и растворился в толпе.
Поймав такси, я вскоре очутился неподалеку от Бродвея, перед театром "Риволи" напротив Брилл-Билдинг. Старика-лифтера в армейской шинели не месте не оказалось, и я поднялся на лифте на восьмой этаж. Сегодня у секретарши с обесцвеченными перекисью волосами были серебряные ногти. Она не помнила меня, пришлось достать визитку.
- Мистер Вагнер у себя?
- Как раз сейчас он занят.
- Спасибо. - Я обошел ее стол и распахнул дверь с надписью "Театральный агент".
- Эй! - Она оказалась за моей спиной и пустила в ход когти, превратившись в гарпию. - Вы не смеете... Я захлопнул дверь перед ее лицом.
- ... Три процента с общего дохода - это оскорбление, - пропел лилипут в красном свитере с глухим воротом. Он сидел на потертом диванчике, задрав крошечные, как у куклы, ножки.
- Может, она тоже была католичка.
- Ничуть не бывало, - отрезал Стерн. - Скорее, она была язычницей.
Я пожевал хлебец.
- Разве это имеет какое-то значение? По-моему, вы расследовали смерть Пупса Суита.
Стерн мертвым взглядом уставился на меня.
- Это верно, Энджел. Так уж получилось, что "модус операнди" в обоих случаях очень схожий.
- Думаете, они связаны между собой?
- А может, стоит спросить об этом у вас? Кофе начал закипать, и я убавил пламя.
- Что толку? С тем же успехом можете спросить у привратника внизу.
- Не умничайте, Энджел. Ниггер-пианист занимался вуду. Девица Круземарк была предсказательницей и, судя по всему, тоже баловалась черной магией. Оба вырублены в одну и ту же неделю с разницей в один день при очень схожих обстоятельствах - неким неизвестным, или неизвестными.
- Что общего в обстоятельствах их смерти?
- Эта информация касается только полиции.
- Но как я смогу помочь, не зная, чего вы хотите? - Вытащив из шкафчика три кружки, я выстроил их на стойке.
- Вы пытаетесь что-то утаить от нас, Энджел?
- А почему бы и нет? - Я выключил горелку и разлил по кружкам кофе. Я не работаю на город.
- Послушай, умник: я связался с твоим важным адвокатишкой в центре. Похоже, ты загнал нас в угол. Ты можешь захлопнуться, и мы вынуждены убрать от тебя лапы. Но если только подвернется случай - ты, например, нарушишь правила парковки - я насяду на тебя, как паровой каток. И в этом городе тебе не видать будет даже лицензии на торговлю земляными орехами.
Я попивал кофе, наслаждаясь его ароматом.
- Я всегда уважаю закон, лейтенант.
- Брехня! Парни вроде тебя пляшут над законом на канате. Но когда-нибудь, скоро, ты поскользнешься, и я поймаю тебя в объятия.
- Ваш кофе остывает.
- Хрен с ним, с кофе! - прорычал Стерн.
Глава тридцать пятая
Стекло на фотографии в рамке треснуло; застывшая молния прочертила зигзаг между костяшками сжатых в кулаки пальцев Великого Джона Л. и Джейка Килрэйна. Я снова повесил ее на стену и услышал тихий стук во входную дверь.
- Входи, Этель. Открыто.
Эпифани, все еще в тряпичной косынке, заглянула в комнату.
- Они больше не вернутся?
- Скорее всего вернутся. Но сегодня они нас уже не побеспокоят.
Она внесла в прихожую ведро со шваброй и закрыла дверь. Опершись о нее спиной, девушка захихикала. В ее смехе проскальзывали истеричные нотки, и, обняв ее, я ощутил дрожь тела под тонким хлопчатобумажным платьем.
- Ты была бесподобна, - заверил я.
- Погоди, еще увидишь, как чисто я вымыла туалет.
- Куда ты уходила?
- Пряталась на пожарной лестнице, пока не услышала, как они уходят.
- Ты голодна? Есть кофейник с горячим кофе и яйца в холодильнике.
Мы соорудили завтрак - обычно я их пропускаю - и принесли свои тарелки в гостиную. Эпифани обмакнула поджаренный хлебец в желток.
- Они не нашли чего-нибудь из моих вещей?
- Да они по-настоящему и не искали. Один из них порылся в моем "дипломате" и нашел кое-что, взятое мною из квартиры Круземарк, - но не знал, что это такое. Черт, даже я этого не знаю.
- Можно посмотреть?
- Пожалуйста. - Я встал и протянул ей карточку.
- "MISSA NIGER", - прочитала она. - "Invito te venire ad clandestinum rituni"...
Она держала карточку словно туза пик.
- Это объявление о Черной Мессе.
- Что?
- Черная Месса. Это определенная магическая церемония, поклонение дьяволу. Я не слишком в ней разбираюсь.
- Откуда же ты это знаешь?
- Но здесь так сказано. "MISSA NIGER" - "Черная Месса" на латыни.
- Ты читаешь латынь? Эпифани довольно улыбнулась.
- Что еще можно было выучить за десять лет приходской школы?
- Приходской школы?
- Конечно. Я ходила в "Священное Сердце". Моя мама не доверяла государственной системе обучения. Она верила в дисциплину. "Эти монахини наверняка вобьют здравый смысл в ваши тупые головы", - говорила она.
- Принцесса вуду в "Священном Сердце", - засмеялся я. - Посмотреть бы на фотографии из твоего школьного альбома...
- Когда-нибудь я их тебе покажу. В классе я была президентом.
- Верю-верю. А ты можешь перевести весь текст?
- Запросто, - улыбнулась Эпифани. - Он гласит: "Вы приглашаетесь на тайную церемонию во славу Господина Сатаны и Его власти". Вот и все. И еще дата, двадцать второе марта, и время, девять часов. Адрес: подземкой линии Ист-Сайд - Интерборо до остановки "Восемнадцатая улица".
- А что с заголовком? Эта перевернутая звезда с козлиной головой? Не знаешь, что она означает?
- Звезды - важный символ в любой религии, - из тех, что мне известны. Например, Звезда Вифлеема, Звезда Давида. На талисмане Аговэ Ройо тоже есть звезды.
- Аговэ Ройо?
- Обеа.
- Это приглашение связано с вуду?
- Нет-нет. Это поклонение дьяволу. - Эпифани явно страдала от моего невежества. - Козел - это знак дьявола. Перевернутая звезда означает несчастье. Вероятно, это также и сатанинский символ.
Я схватил ее и заключил в объятия.
- Ты достойна своего веса в золоте, малышка. А в Обеа есть дьявол?
- Множество дьяволов.
Она улыбнулась мне, и я похлопал ее по попке. Чудесная попка.
- Пора подтянуть меня по черной магии. Сейчас мы оденемся и пойдем в библиотеку. Ты можешь помочь мне по хозяйству.
Утро было прекрасное и достаточно теплое, чтобы выйти без пальто. Яркое солнце поблескивало в кусочках слюды, вкрапленных в асфальт. Вообще-то весна вступала в свои права только через день, но такой хорошей погоды мы могли не увидеть до мая. Эпифани в своей клетчатой шерстяной юбке и свитере очень походила на школьницу. Мы ехали по Пятой авеню, когда я спросил у нее, сколько ей лет.
- Шестого января исполнилось семнадцать.
- Господи, да тебе еще нельзя покупать спиртное.
- Неправда. Когда я наряжусь как следует, меня обслуживают без проблем. В "Плазе" у меня ни разу не спрашивали удостоверение личности.
Я поверил ей. В своем лиловом костюме она выглядела пятью годами старше.
- А ты не слишком молода, чтобы управлять магазином? В изумленной улыбке Эпифани проскользнуло презрение.
- Я занимаюсь бухгалтерским учетом с тех пор, как заболела мама, объяснила она. - Я стою за прилавком только по вечерам. Днем у меня работают двое продавщиц.
- А чем ты занимаешься днем?
- В основном, учусь. Хожу на занятия. Я - на первом курсе в Городском колледже.
- Хорошо. Значит, ты привычна к работе в библиотеке, и я поручаю поиски материала тебе.
Я ожидал в главном читальном зале, пока Эпифани просматривала каталоги. Учащиеся всех возрастов молчаливо сидели за длинными деревянными столами с расставленными на них лампами; своими инвентарными номерами лампы напоминали заключенных на поверке. Потолки в зале были высокими, как на вокзале, а огромные люстры казались перевернутыми свадебными тортами. Благоговейную тишину изредка нарушало чье-нибудь приглушенное покашливание.
Я отыскал свободное место за дальним концом стола. Номер абажура соответствовал номеру овальной латунной таблички, прикрепленной к моему столу: 666. Мне вспомнился сопливый метрдотель в "Трех Шестерках", и я сменил место: "724" внушало мне большее доверие...
- Посмотри, что я нашла. - Эпифани со стуком опустила передо мной стопку пыльных книг. Ряд голов за столом развернулся в нашу сторону. Кое-что из этого - чепуха, но зато есть "Гримуар34 Папы Гонория", изданный частным лицом в Париже в 1754 году.
- Я не читаю по-французски.
- Это латынь. Я переведу. Это новое издание, и здесь много иллюстраций.
Я потянулся к огромному, размером с кофейный столик, тому и открыл наугад: всю страницу занимал средневековый рисунок - рогатое чудовище с чешуей ящера и когтями вместо ног. Из его ушей и разверстой пасти, усаженной рядами устрашающих клыков, исходило пламя. Под рисунком было написано: "САТАНА, КНЯЗЬ АДА".
Я перелистал еще несколько страниц. Елизаветинская гравюра на дереве изображала женщину в платье с фижмами, стоявшую на коленях перед нагим дьяволом, сложенным как пловец-спасатель. У него были крылья, козлиная голова и когти, как у Неряхи Питера. Женщина обнимала его ноги, а нос ее покоился у него под вздетым хвостом. Она улыбалась.
- Гнусный Поцелуй, - заметила Эпифани, заглядывая мне через плечо. Таким образом колдунья традиционно присягала в верности дьяволу.
- Похоже, в те времена недоставало контор с адвокатской братией...
Я перевернул еще несколько страниц, усеянных разными демонами и их подручными. В разделе, посвященном талисманам, было множество пятиконечных перевернутых звезд. Заметив среди них звезду с рисунком 666 в центре, я показал ее Эпифани.
- Мой наименее любимый номер.
- Это из Апокалипсиса.
- Что?
- Библия: "Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть".
- Это факт?
Девушка, нахмурясь, глянула на меня поверх очков для чтения.
- Неужели ты совсем ничего не знаешь?
- Почти ничего, но я быстро наверстываю. А вот женщина, которую зовут так же, как ресторан, где я вчера обедал. - Я показал Эпифани гравюру с пухлой матроной в крестьянском плаще с капюшоном.
- Вуазен - по-французски "соседка", - заметила она.
- Вижу, монашки действительно вколотили тебе в голову кое-какие знания. Ну-ка, прочитай надпись.
Взяв книгу, девушка шепотом прочитала маленькие буквы под гравюрой: "Катрин Дезай, по прозвищу Ла Вуазен, гадалка и колдунья из высшего общества. Устраивала Черные Мессы для маркизы де Монтеспан, любовницы короля Людовика XIV, и для прочих дворян. Была арестована, подвергнута пыткам и, после осуждения, казнена в 1680 году".
- Эта книга - то, что нам нужно.
- Она, конечно, интересна, но ты посмотри, что здесь:
"Маллеус Малефикарум", "Открытие Колдовства" Реджинальда Скотта, "Магия" Алистера Кроули, и еще "Тайны Альбертуса Магнуса", и...
- Хватит, отлично. Теперь отправляйся домой и устройся на кушетке с книгой. Отметь места, которые на твой взгляд. стоит прочесть мне, особенно все, что относится к Черной Мессе.
Эпифани принялась складывать книги в стопку.
- А ты не поедешь со мной?
- У меня есть кой-какая работа. Все будет в порядке, вот ключ от квартиры. - Вынув бумажник, я вложил ей в руку двадцатидолларовую бумажку. - Это на такси и еще на что-нибудь, что тебе понадобится.
- У меня есть собственные деньги.
- Придержи их. Возможно, мне понадобится занять у тебя.
- Я не хочу оставаться одна.
- Закрой дверь на цепочку. Все будет чудесно. Я усадил Эпифани в такси перед входом в библиотеку и уложил на сиденье рядом с ней книги. Она казалась испуганной маленькой девочкой. Наш жгучий "французский" поцелуй заслужил презрительные взгляды двух проходивших мимо бизнесменов и бурные аплодисменты со свистом от маленького сорванца - чистильщика обуви, пристроившегося неподалеку.
Глава тридцать шестая
Оставив "шеви" в гараже, я пошел назад к Бродвею, держась на солнечной стороне Сорок четвертой улицы. Я не торопился и шел, наслаждаясь погодой, как вдруг заметил выходившего из главного подъезда гостиницы "Астор" Луи Сифра. На нем был рыжевато-коричневый берет, твидовое норфолькское пальто, бриджи из тонкой шерсти и блестящие сапоги для верховой езды. В руке, затянутой в перчатку, он нес потрепанную кожаную сумку.
Я заметил, как он жестом отказался от предложения швейцара подозвать такси и быстрым шагом тронулся к центру мимо Парамаунт-Билдинг. Я хотел было догнать его, но подумал, что он так или иначе направляется в контору "Кроссроудс", и решил сэкономить силы. Я не считал это слежкой, потому что был совсем неподалеку от него. Но когда он, не сбавляя шага, миновал подъезд моего дома, я инстинктивно приотстал и задержался у витрины магазина, изображая живейшее любопытство. Он пересек Сорок вторую улицу и повернул на запад. Я следил за ним от угла, затем зашагал следом по другой стороне улицы.
Сифр выделялся в толпе. Это несложно, когда находишься среди сутенеров, мошенников и наркоманов, толпившихся на Сорок второй улице, особенно если ты одет как на скачки в Гарден. Я предположил, что он направляется в Порт-Оторити, но он удивил меня, нырнув посреди квартала в здание, где располагался Музей Хьюберта и Блошиный цирк.
Я пересек четыре линии двухстороннего движения, петляя как обезумевший заяц, чтобы спустя несколько мгновений застыть перед вывеской у входа. Окаймленные блестящей краской буквы вещали: "УДИВИТЕЛЬНЫЙ ДОКТОР САЙФЕР". Фотографии восемь на десять дюймов показывали моего клиента в цилиндре и во фраке, похожим на Волшебника Мандрейка. Под ними было помечено: "Вход только по билетам".
Первый этаж Музея Хьюберта представлял собой галерею залов; сцена находилась в подвале. Я вошел, купил билет и нашел себе место в затемненном зале - у фанерного барьера по грудь высотой, не позволявшего зрителям "участвовать" в представлении. На маленькой яркоосвещенной сцене вращала животом грудастая танцовщица. Кроме себя я насчитал в зале еще пять темных фигур.
Какого черта нужно в подобном дешевом заведении элегантному Луи Сифру? Блошиный цирк и прочие фокусы вряд ли могут обеспечить человека роскошными машинами и адвокатами с Уолл-Стрит. Может, он удовлетворяет свое тщеславие, выступая на публике? Или же это ловушка, предназначенная мне?
Когда заигранная пластинка смолкла, кто-то за сценой поднял иглу и поставил ее снова. Танцовщица казалась утомленной. Она уставилась в потолок, думая о чем-то своем. На третий раз, не успела пластинка отыграть и восемь тактов, как проигрыватель выключили, и женщина опрометью бросилась за кулисы. Никто не аплодировал.
Мы вшестером глазели на пустую сцену, пока там не появился старый чудак в красном жилете и нарукавниках.
- Дамы и господа, - просипел он. - С великим страхом и трепетом представляю вам удивительного, таинственного и незабываемого доктора Сайфера. Поприветствуем его как подобает! - Старик похлопал в ладоши и, никем не поддержанный, зашаркал прочь.
Тусклый свет сменился кромешной тьмой. За сценой послышался приглушенный шепот и постукивания, как бывает на самодеятельных представлениях, а затем последовала ослепительно-яркая вспышка. Свет тут же зажегся, но мне понадобилась минута-другая, чтобы восстановить зрение. Расплывчатый, сине-зеленый ореол колыхался над фигурой на сцене, скрывая ее черты.
- Кто из вас знает, что ждет нас в конце пути? Кто может сказать, наступит ли "завтра"?..
Луи Сифр стоял посреди сцены, окруженный призрачными щупальцами дыма и запахом жженой магнезии. На нем был черный сюртук времен Эдуарда35 с длинными "ласточкиными" фалдами и жилет на двух пуговицах. На краю стола перед ним стоял черный сундучок на петлях, размером с хлебницу.
- Будущее - неписанный текст, и тот, кто посмеет прочесть его пустые страницы, сделает это на свою беду.
Сифр стянул белые перчатки и профессиональным щелчком пальцев заставил их исчезнуть. Он поднял со стола резную эбонитовую "волшебную" палочку и взмахнул ею в сторону кулис. Оттуда робко появилась танцовщица: ее крупное тело укутывал длинный, до пола, бархатный плащ.
- Время рисует портрет, который никто не может игнорировать. - Сифр очертил палочкой небольшой круг над головой женщины. Как по сигналу, она начала кружиться. - Кто из вас посмеет взглянуть на его завершенную работу? Это не то что смотреться в зеркало день за днем, - ведь вы не замечаете перемен, происходящих с вами.
Женщина повернулась спиной к зрителям. Ее черные разметавшиеся волосы блеснули в свете рампы. Сифр пронзил зрительный зал своей палочкой, как шпагой.
- Те, кто увидят будущее, да убоятся меня!
Танцовщица встала лицом к залу: беззубая тощая старуха. Один глаз был слеп и отражал свет, будто блестящий керамический шарик. Я не заметил, как она натянула маску, и эффект ее превращения был поразительным. Сидевший рядом в темноте пьяница, трезвея, охнул.
- Плоть смертна, друзья мои, - проповедовал доктор Сайфер, - а страсть умирает, как догорающая свеча на зимнем ветру. Господа, я предлагаю вам взглянуть на прелести, еще недавно волновавшие вашу кровь.
Он взмахнул палочкой, и танцовщица распахнула складки тяжелого плаща. На ней все еще красовался украшенный кистями наряд, но за нашитыми блестками висели пустые, сморщенные груди. Когда-то внушительный живот вяло провис меж угловатых - как у скелета - бедер. Это была совершенно другая женщина. Сымитировать эти распухшие от артрита колени и исхудалые ляжки было невозможно.
- К каким же выводам мы приходим? - Доктор Сайфер улыбнулся - как практикующий врач, вызванный на дом. - Спасибо, дорогая: весьма поучительно. - Движением палочки он отпустил древнюю старуху, и та, хромая, удалилась со сцены. В зале прошелестели аплодисменты.
Доктор Сайфер поднял руку.
- Благодарю, друзья мои. - Он с изяществом кивнул. - В конце каждой тропы лежит могила. Бессмертна только наша душа. Как следует охраняйте это сокровище. Ваша гниющая оболочка лишь временный сосуд на бесконечном пути.
- Позвольте рассказать вам одну историю. Как-то раз, когда я был молодым, и решил попутешествовать, в Танжере, в аортовом кабаке, мне повстречался старый моряк. Мы разговорились. Мой собеседник был немец, родом из Силезии, но последние годы ему светило марокканское солнце. Зимы он проводил в Марракеше, а летом пьянствовал в тех портах, которые приходились ему по душе. Я поздравил его с такой замечательной жизнью.
"Я кочую эдак уже лет сорок пять", - отвечал немец.
"Вам очень повезло, - заметил я, - что не пришлось выносить удары судьбы".
"Повезло? - рассмеялся старый моряк. - Ну так считай, что повезло тебе. В этом году я должен передать свою удачу другому".
Я попросил его объясниться, и он поведал мне то, чем я сейчас делюсь с вами. Когда он был молодым и тоже решил повидать мир, он встретил в своем первом плавании старого моряка с Самоа, и тот дал ему бутылку, содержавшую душу испанского квартирмейстера, когда-то плававшего с армадой короля Филиппа. Любая болезнь или несчастье, которые могли постигнуть владельца бутылки, доставались несчастному узнику. Старик не знал, как попала в бутыль душа испанца, но знал, что по достижении семидесяти лет он должен будет передать ее первому встречному юноше, который согласится ее принять, иначе ему придется взвалить на себя все страдания, поменявшись местами с несчастным конкистадором... Тут старый немец глянул на меня с печалью. До семьдесят первого дня рождения ему оставался лишь месяц.
"Время постижения жизни подошло к концу", - сказал он и отдал мне бутылку янтарного цвета, из-под рома, ручной лепки. Ей было много сотен лет, и заткнута она была золотой пробкой.
Доктор Сайфер протянул руку к черному сундучку на столе и извлек бутылку. Он поставил ее на сундучок. Описание было точным, но в нем не упоминалась мечущаяся внутри сосуда тень.
- Да, я прожил долгую и счастливую жизнь, но послушайте... - Мы вшестером вытянули шеи, прислушиваясь. - Слушайте, - голос Сифра перешел в едва различимый шепот. В наступившей тишине тонким жалобным колокольчиком забились причитания - словно цепочку из скрепок протащили по краю хрустального кубка. Я навострил уши, пытаясь различить гулкие звуки, исходившие, казалось, из янтарной бутылки.
- Ай-юда-мэ и... ай-юда-мэ и... - Снова и снова все та же призрачная мелодичная фраза.
Я пристально смотрел на губы Сифра. Огни рампы высвечивали его улыбку. Он даже не скрывал чувственного наслаждения происходящим.
- Таинство судьбы, - продолжал он. - Почему я должен вести жизнь, свободную от страданий, в то время как другая душа обречена на вечные муки в бутылке из-под рома? - Сифр извлек из кармана черный бархатный мешок и сунул в него бутылку. Крепко стянув тесемки, он поместил его на крышку сундучка, и вновь сверкнула в огнях рампа его улыбка. Не говоря ни слова, он грациозно повернулся и резко ударил мешок эбонитовой палочкой. Звука разбивающегося стекла не последовало. Пустой мешок был подброшен в воздух и ловко пойман. Луи Сифр скомкал его в шарик и сунул в карман, коротким поклоном поблагодарив за аплодисменты.
- Я хочу показать вам еще кое-что, - добавил он. - Но прежде чем это сделать, хочу подчеркнуть, что я не дрессировщик животных, а всего лишь коллекционер экзотики.
Он постучал по черному сундучку палочкой.
- Содержимое этой коробки я купил в Цюрихе у одного египетского торговца из Александрии. Следуя его заверениям, то, что вы увидите сейчас, было душами людей, заколдованных когда-то при дворе Папы Льва X. Прекрасная забава для воображения, в духе Медичи. Не правда ли, это звучит совершенно немыслимо?
Доктор Сайфер расстегнул металлические застежки, и открытый сундучок развернулся в триптих. Перед нами появился миниатюрный театр с декорациями и тщательно выписанным фоном в стиле Итальянского Ренессанса. Сцена заполнилась белыми мышами в костюмах из шелка и парчи - персонажами "комедиа дель арте". Там были Пульчинелле и Колумбина, Скарамуш и Арлекин. Все грациозно расхаживали на задних лапках. Изящную акробатику сопровождало позвякивание музыкальной шкатулки.
- Египтянин клялся, что они никогда не умрут, - сказал Сифр. Возможно, это слишком экстравагантное предположение, но могу сказать, что за шесть лет я не потерял ни одной.
Крошечные артисты ходили по канатам и прыгали на ярких цветных шарах, потрясали шпагами-спичками и зонтиками, кувыркались и шлепались на пол с размеренностью часового механизма.
- Предполагается, что заколдованные подданные не нуждаются в питании. - Наклонившись на "потолком" сцены, доктор Сайфер с искренним восторгом наблюдал за представлением. - Но я ежедневно снабжаю их пищей и водой. Должен заметить, у них невероятный аппетит.
- Игрушки, - пробормотал в темноте мой сосед. - Должно быть, это игрушки.
Словно расслышав эти слова, Сифр протянул руку, и Арлекин, взбежав по его рукаву, уселся на плече, обнюхивая воздух. Чары нарушились. Это был всего лишь грызун в крошечном, усеянном ромбиками костюме. Сифр ущипнул розовый хвост и опустил дрыгающего лапками Арлекина на сцену, где тот немедленно принялся вышагивать на передних лапках, что было совсем уж невероятным.
- Как видите, я не нуждаюсь в телевизоре. - Сифр сложил боковые стенки миниатюрной сцены и щелкнул застежками. Наверху была ручка, и он поднял свой "театр" как чемодан. - Они всегда устраивают представление, стоит лишь раскрыть сундучок. Даже в шоу-бизнесе есть свое Чистилище.
Сунув палочку под мышку, Сифр уронил что-то на стол. Последовала белая вспышка, на миг ослепившая меня. Я заморгал и принялся тереть глаза. Сцена была пуста. В свете рампы одиноко стоял голый деревянный стол.
Из невидимого динамика послышался бестелесный голос Сифра:
- Зеро, точка соприкосновения позитивного и негативного, - это врата, через которые неизбежно проходит каждый.
Из-за кулис прошаркал старик в нарукавниках и унес стол, провожаемый потрескиванием пластинки с записью "Ночного поезда". Вновь появилась розовая и пухлая арабская танцовщица и принялась за свои телодвижения, столь же механические, как и имитирующая паровоз музыка. Я наощупь пробрался к выходу и поднялся по исхоженным ступеням. Ужас, испытанный мною во французском ресторане, вернулся. Мой клиент забавлялся, проделывая трюки с моей головой, словно игрок в "три листика", облапошивающий простаков-зевак.
Глава тридцать седьмая
Снаружи молодой толстяк в розовой рубахе, штанах цвета хаки и грязно-белых перчатках вынимал блестящие фотоснимки из застекленной витрины для объявлений. На него уставился нервный парень в армейской куртке и теннисных туфлях.
- Отличное шоу, - заметил я толстяку. - Этот доктор Сайфер - просто чудо.
- Слишком жуткое, - отозвался он.
- Это последнее представление?
- По-моему, да.
- Я хотел бы поздравить его. Где я могу найти его?
- Вы уже упустили его. - Он снял плакат с моим клиентом с доски и всунул его в картонный конверт. - Он не любит ошиваться здесь после представления.
- Упустил? Но это невозможно.
- В конце акта он пользуется магнитофонной записью. Она дает неплохой выигрыш во времени. Да и костюма он не снимает.
- Он нес кожаную сумку?
- Ну да, и черный сундук тоже.
- Где он живет?
- Откуда мне знать? - Толстяк замигал. - Вы легавый, или как?
- Я? Ничего подобного. Просто хотел сказать ему, что он приобрел нового поклонника.
- Скажите его агенту. - Он подал мне фото восемь на десять. Улыбка Луи Сифра сияла ярче блестящей поверхности карточки. Я перевернул снимок и прочел отштампованную надпись на обороте:
АГЕНТСТВО УОРРЕНА ВАГНЕРА Вайоминг, 9-3500.
Дерганый наркоман занялся игральным автоматом в вестибюле. Я вернул толстяку карточку, поблагодарил и растворился в толпе.
Поймав такси, я вскоре очутился неподалеку от Бродвея, перед театром "Риволи" напротив Брилл-Билдинг. Старика-лифтера в армейской шинели не месте не оказалось, и я поднялся на лифте на восьмой этаж. Сегодня у секретарши с обесцвеченными перекисью волосами были серебряные ногти. Она не помнила меня, пришлось достать визитку.
- Мистер Вагнер у себя?
- Как раз сейчас он занят.
- Спасибо. - Я обошел ее стол и распахнул дверь с надписью "Театральный агент".
- Эй! - Она оказалась за моей спиной и пустила в ход когти, превратившись в гарпию. - Вы не смеете... Я захлопнул дверь перед ее лицом.
- ... Три процента с общего дохода - это оскорбление, - пропел лилипут в красном свитере с глухим воротом. Он сидел на потертом диванчике, задрав крошечные, как у куклы, ножки.