- Ну ладно, ищейка, - не выдержал наконец Болц. - Выкладывай свою просьбу.
- Я ищу цыганку, гадалку по имени Мадам Зора. Мне известно, что вы работали на нее в сороковых годах.
Хриплый от курева смех Болца взмыл к усеянному лампочками каркасу, - я сразу вспомнил, как тявкает дрессированный тюлень.
- Знаешь, - выдавил он, - в этом направлении ты не доберешься и до первой базы24.
- Но почему?
- Почему? Я скажу тебе. Во-первых, потому что она не цыганка, вот почему.
- Я слышал об этом, но как-то не принял всерьез.
- Прими. Разве я не знал ее лавочку вдоль и поперек?
- Расскажите.
- Ладно, сыщик. Я тебе прямо скажу: цыганкой она не была и звали ее не Зора. Дебютантка с Парк-авеню, - случайно узнал.
Я онемел. Да, по сравнению с такой "бомбой" копыто лягнувшего тебя мула могло показаться поцелуем ангела.
- Вы знали ее настоящее имя?
- Ты что, за дурачка меня держишь? Я знал о ней все. Ее звали Мэгги Круземарк. У ее отца кораблей было больше, чем в британском военном флоте.
Я чувствовал себя Резиновым Человечком. На волнистой поверхности кривого зеркала мое лицо вытягивалось все больше и больше.
- Когда вы видели ее последний раз? - спросили резиновые губы.
- Весной сорок второго. Она тогда просто слиняла. Оставила меня, так сказать, с хрустальным шаром в руках.
- А вы не видели с ней певца, его звали Джонни Фаворит?
- Ну еще бы, сколько раз. Она была помешана на нем.
- Она говорила о нем что-нибудь, вы не помните?
- Сила.
- Что?
- Она сказала - он владеет "силой".
- И все?
- Знаешь, я особо не слушал. По мне так все это ерунда была. - Болц откашлялся и глотнул. - Она - другое дело. Она была одержимой.
- А что Фаворит? - настаивал я.
- И он такой же. По глазам видно было.
- А потом вы его встречали?
- Никогда. Может, он улетел на луну на помеле, мне на него начхать. И на нее тоже.
- Она когда-нибудь упоминала негра-пианиста по имени Пупс Суит?
- Нет.
- Может, еще что вспомните?
Болц сплюнул на пол, себе под ноги.
- А к чему? Те деньки давно умерли и похоронены... Разговаривать было уже не о чем. Болц проводил меня за ограждение и запер ворота. Чуть поколебавшись, я дал ему одну из своих визиток и попросил позвонить, если появится что-нибудь новенькое. Он, конечно, ничего не обещал, но и визитку не выкинул.
Я попытался дозвониться до Миллисент Круземарк из ближайшей телефонной будки, но безрезультатно. Вот так. Долгий был день, даже детективы нуждаются в отдыхе. По пути назад, к Манхэттену, я решил дать себе передышку и набил живот дарами моря в ресторане "Гейдж и Толлнер". После фаршированного лосося и бутылки ледяного "Шабли" жизнь уже не казалась прогулкой в лодке со стеклянным днищем по городской канализационной системе.
Глава двадцать третья
Пупс Суит занял всю третью страницу в "Дэйли-Ньюс". В заметке под оглушительным заголовком "СВИРЕПОЕ РИТУАЛЬНОЕ УБИЙСТВО" я не нашел ни слова о том, что затолкали ему в глотку, зато приводился снимок кровавых рисунков на стене, и еще один, где Пупс играл на пианино. Тело обнаружил гитарист из трио, заехавший за боссом перед работой. Его отпустили после допроса. Подозреваемых не было, но в Гарлеме многие знали, что Пупс давно состоял в тайной секте вудуистов.
Я прочел утреннюю газету в вагоне подземки по дороге в центр, оставив "шеви" на стоянке в Челси. Моей первой остановкой была Публичная библиотека, где после нескольких неудачных попыток я все же нашел, к кому обратиться, и получил нужную книгу - свежий парижский телефонный справочник. М.Круземарк жила на улице Нотр-Дам де Шан. Я записал номер в записную книжку.
По пути в контору я заглянул в Брайант-парк: хотелось спокойно посидеть и подумать. Я чувствовал, что гоняюсь за тенью. Джонни Фаворит был замешан в зловещих делах подпольного мира вуду и черной магии. Вне сцены он вел тайную жизнь, включавшую в себя черепа в чемодане и гадалку-невесту. Он - посвященный, хунси-босал. Пупс сыграл в ящик за то, что болтал о нем. Каким-то образом имел к этому отношение и доктор Фаулер. Да, хотя никто и не видел Джонни Фаворита, он отбрасывал длинную-длинную тень.
Когда я отпер внутреннюю дверь своей конторы, время уже шло к полудню. Разобрав почту, я нашел чек на 500 долларов от фирмы "Макинтош, Уайнсэп и Спай". Всю прочую макулатуру я сразу бросил в корзинку и позвонил в свою телефонную службу. Сообщений для меня не было, хотя этим утром три раза звонила какая-то женщина, не пожелавшая назвать себя.
Затем я попытался дозвониться до Маргарет Круземарк в Париж, но заокеанская телефонистка не могла получить ответ, несмотря на двадцатиминутные старания. Я набрал тогда номер Германа Уайнсэпа на Уолл-стрит и поблагодарил за чек. Он поинтересовался, как продвигаются дела, и я ответил "прекрасно", намекнув, что хотел бы связаться с господином Сифром. Уайнсэп заметил, что днем у него назначена деловая встреча с хозяином, и он передаст мою просьбу. Я выразил ему признательность, мы тепло распрощались и повесили трубки.
Я уже взялся за пальто, когда зазвонил телефон. Это была Эпифани Праудфут, она казалась запыхавшейся.
- Я должна вас немедленно увидеть.
- Что случилось?
- Не хочу говорить по телефону.
- Где вы сейчас находитесь?
- В своем магазине.
- Не торопитесь. Я сейчас выйду перекусить, а через час мы можем встретиться у меня в конторе. Знаете, где это?
- У меня есть ваша карточка.
- Отлично. До встречи.
Она повесила трубку не прощаясь.
Заперев чек адвоката в конторский сейф, я уже собрался было уходить, как вдруг услышал звук открывающейся двери. Моя контора всегда рада клиентам; вот почему на дверях под названием фирмы написано "ВОЙДИТЕ". Но обычно - клиенты стучат. Ввалиться в контору без единого слова мог только легавый или какой-нибудь непрошеный гость. Иногда - оба в одном лице.
На сей раз это был коп в наброшенном на коричневый мохеровый пуловер сером габардиновом плаще и коротковатых брюках, манжеты которых не слишком скрывали грубые башмаки и белые спортивные носки.
- Вы Энджел? - рявкнул он.
- Да, точно.
- Я детектив, лейтенант Стерн. Этой мой напарник, сержант Деймос.
Он кивнул в сторону открытой двери, где стоял, нахмурившись, мужчина с бочкообразной грудью, в одежде портовика: вязаная шерстяная шапочка и куртка в черно-белую клетку. Щетина у него на лице была настолько темной, что - даже сбритая - смотрелась, как пороховой ожог.
- Чем могу служить, джентльмены? - спросил я. Стерн, верзила с квадратной челюстью и носом как у здорового ледокола, выпятил вперед свой "квадрат" и мрачно произнес сквозь зубы:
- Мы бы хотели задать вам парочку вопросов.
- Весь к вашим услугам. Я как раз собирался пойти позавтракать. Не хотите присоединиться?
- Лучше поговорим здесь, - предложил Стерн. Его напарник закрыл дверь.
- Ну что ж... - Я обошел стол и извлек бутылку канадского виски и коробку своих рождественских сигар. - Это все угощение, которое я могу вам предложить. Бумажные стаканчики - у водоохладителя.
- Никогда не пью на службе, - заметил Стерн, угощаясь пригоршней сигар.
- Сочувствую. А мне пора позавтракать. - Я поднес бутылку к охладителю, налил полстакана и добавил на палец воды. - Ваше здоровье.
Стерн сунул сигары в нагрудный карман.
- Где вы были вчера утром, около одиннадцати?
- Дома. Спал.
- Завидую тем, кто работает сам на себя, - процедил Стерн напарнику. Тот хрюкнул в ответ. - А почему вы дрыхнули, когда все давно работали, Энджел?
- Я работал допоздна позавчерашней ночью.
- И где же это было?
- В Гарлеме. А в чем дело, лейтенант?
Стерн извлек из кармана плаща одну вещицу и показал ее мне.
- Узнаете?
- Одна из моих визиток, - кивнул я.
- Может, потрудитесь объяснить, как она оказалась в квартире убитого?
- Пупса Суита?
- Вот-вот, расскажите-ка об этом. - Стерн сел на краешек моего стола и сдвинул шляпу на затылок.
- Да рассказывать-то не о чем. Я отправился в Гарлем, чтобы повидать Суита. Мне нужно было расспросить его по поводу работы, которой я занимаюсь. Как я и ожидал, он оказался бесполезен. Я дал ему свою визитку на случай, если что-то прояснится.
- Не слишком убедительно, Энджел. Попробуйте-ка еще раз.
- Ладно. Мне поручено найти пропавшего человека. Объект моего внимания исчез более двенадцати лет назад. Одной из немногих ниточек было старое фото, где парень снялся вместе с Пупсом. Прошлой ночью я поехал в центр, чтобы попросить его помочь мне. Вначале, когда я заговорил с ним в "Красном петухе", он начал осторожничать, и я решил проследить за ним. После работы он отправился в Парк. Они там устроили какую-то церемонию вуду, возле Меера, - потусовались и убили петуха. Я чувствовал себя туристом.
- Кто это "они"? - спросил Стерн.
- Цветные, человек пятнадцать - мужчины и женщины, я никого из них раньше не видел, кроме Пупса.
- И что вы сделали?
- Ничего, Пупс покинул парк один. Я ехал за ним до дома, а там... убедил его поговорить со мной. Он сказал, что не видел парня, которого я ищу, с тех самых пор, как был сделан снимок. Я дал ему визитку и попросил позвонить, если он что-нибудь вспомнит... Сейчас вам понравилось больше?
- Не намного. - Стерн равнодушно обозревал свои толстые ногти. Интересно, а как вы его убедили?
- Психология, - скромно объяснил я. Стерн поднял брови и оглядел меня с тем же равнодушием, с каким только что рассматривал ногти.
- И кто же объект вашего интереса? Тот, что исчез?
- Я не могу дать вам эту информацию без согласия моего клиента.
- Чепуха, Энджел. Вы вряд ли поможете своему клиенту, если я заберу вас с собой, а именно это я и собираюсь сделать.
- К чему сердиться, лейтенант? Я работаю на адвоката по имени Уайнсэп. У меня такое же право на конфиденциальность, как и у него. Не стоит тратить городские деньги на мою доставку в участок, ведь я не пробуду там и часа.
- Номер телефона этого адвоката? Я записал его в своем конторском журнале и, вырвав страничку, подал ее Стерну.
- Я рассказал вам все, что знаю. Судя по тому, что напечатано в газете, с Пупсом разделались его друзья-сектанты, любители куриных потрохов. Если вы прихватите кого-нибудь из них, я рад буду помочь в опознании.
- Очень благородно, Энджел, - усмехнулся Стерн.
- Что это такое? - Деймос, бродивший по конторе, засунув Руки в карманы и посматривая по сторонам, остановился у стены: там, в рамке, над шкафчиком с досье, висел диплом, выданный Йельским университетом Эрни Кавалеро.
- Это диплом ученой степени магистра права, - объяснил я. - Когда-то принадлежал парню, который начал этот бизнес. Он уже умер.
- Сентиментальность? - пробормотал Стерн - опять сквозь губы, как чревовещатель.
- Придает солидность.
- А что в нем сказано? - захотел узнать Деймос.
- Понятия не имею, Я не читаю на латыни.
- Вот оно что. Латынь.
- Именно.
- Будь это даже иврит, тебе какая разница? - осведомился Стерн. Деймос пожал плечами.
- Еще какие-нибудь вопросы, лейтенант? - спросил я. Стерн вновь уставился на меня свои безучастным взглядом. По его глазам видно было, что он никогда не улыбался. Даже во время допроса третьей степени. Он просто делал свою работу.
- Нет. Можете отправляться завтракать вместе со своим правом на конфиденциальность. Беспокоиться вам особо нечего, подумаешь, помер какой-то черномазый. Всем насрать на него.
- Угу. Позвоните, если понадоблюсь.
- Да ух не преминем. Нет, каков принц, а, Деймос? Мы вместе втиснулись в крошечный лифт и спустились вниз, не произнеся ни слова.
Глава двадцать четвертая
Закусочная Гуфа находилась на Сорок третьей улице, напротив Таймс-Билдинг. Там было полно народу, в основном газетчики, но я протиснулся в уголок возле бара, и заказал ростбиф с ржаным хлебцем и бутылку эля, - время поджимало. Несмотря на толпу, клиентов обслуживали быстро, и я уже смаковал пиво, когда меня заметил пробиравшийся к выходу Уолт Риглер и подошел поболтать.
- Что привело тебя в эту берлогу, Гарри? - прокричал он, перекрывая шум разговоров. - Я думал, ты обедаешь у Дауни.
- Не люблю быть рабом привычки.
- Звучит по-философски. Что новенького?
- Почти ничего. Спасибо, что позволил мне потрясти ваш газетный "морг". За мной должок.
- Брось. Как продвигается твое расследование? Много дерьма раскопал?
- Более чем достаточно. Вчера мне показалось, что я, наконец, вышел на приличный след. Пошел повидать предсказательницу - дочку Круземарка, но, оказалось, промахнулся.
- Что ты имеешь в виду?
- Одна из них черная колдунья, другая белая. Та, что мне нужна, живет в Париже.
- Я не понял, Гарри.
- Они близнецы: Мэгги и Милли, эти сверхъестественные девицы Круземарк.
Уолт почесал затылок и нахмурился.
- Кто-то подшутил над тобой, парень. Маргарет Круземарк - единственный ребенок.
Я едва не захлебнулся пивом.
- Ты уверен?!
- Ну еще бы. Вчера я как раз навел для тебя справки. Весь день их семейная история лежала у меня на столе. У Круземарка была только одна дочь, Гарри. Отдел статистики "Таймс" никогда не ошибается.
- Ну и провели же меня!
- С этим трудно поспорить.
- И как я не понял, что она держит меня за простака! Слишком гладко все выглядело.
- Полегче, приятель, ты говоришь загадками.
- Извини, Уолт. Просто мысли вслух. Сейчас пять минут второго, верно?
- Почти так.
Я поднялся, оставляя мелочь на стойке.
- Пора бежать.
- Что ж, не буду уговаривать тебя остаться, - Риглер одарил меня своей обычной кривой улыбкой.
Спустя несколько минут я уже был у себя в конторе. В приемной ждала Эпифани Праудфут. Юбка из клетчатой шотландки и синий кашемировый свитер делали ее похожей на юную студентку.
- Извините, я опоздал.
- Ничего. Это я пришла рано. - Девушка отбросила старый спортивный журнал и распрямила ноги. Она прекрасно смотрелась даже на дешевом стуле из пластика.
Отперев дверь в застекленной перегородке, я распахнул ее настежь.
- Почему вы хотели меня видеть?
- У вас не слишком внушительная контора. - Она сняла со столика свою сумку и сложенное пальто. - Видимо, вы не относитесь к модным детективам.
- А зачем лезть на глаза? - пояснил я, приглашая ее войти. - Вы платите либо за сделанную работу, либо за интерьер кабинета. - Я закрыл дверь и повесил свое пальто на вешалку.
Она стояла у окна под восьмидюймовыми золотыми буквами на фасаде названием моего агентства - и смотрела вниз, на улицу.
- Кто платит вам за поиски Джонни Фаворита? - Казалось, она спрашивает об этом свое отражение в окне.
- Я не могу этого сказать. Помимо всего прочего, моя работа включает в себя и сохранение профессиональной тайны. Вы не присядете?
Я взял у нее пальто и повесил радом со своим, а она грациозно опустилась на мягкий, обтянутый кожей стул напротив моего стола. Это было единственное удобное местечко во всем помещении.
- Вы так и не ответили на мой вопрос, - заметил я, откидываясь на спинку крутящегося кресла. - Почему вы пришли?
- Эдисона Суита убили.
- Ага. Я читал в газете. А что вас удивляет? - Ведь это вы его подставили.
Она вцепилась в свою сумку.
- По-моему, вы сошли с ума.
- Быть может. Но я не тупица. Вы были единственной, кто знал, что я разговаривал с Пупсом. Только вы могли донести об этом ребятам, которые прислали ему куриную ножку в подарочной упаковке.
- Вы ничего не поняли.
- Неужели?
- Никаких ребят не было. После того как вы покинули аптеку, я позвонила моему племяннику. Он живет за углом от "Красного петуха". Это он спрятал ее в рояль. Пупс болтун. Ему следовало напомнить о том, чтобы держал язык за зубами.
- Вы хорошо об этом позаботились. Теперь его язык остался там навсегда.
- Неужели вы думаете, я пришла бы к вам, будь я в этом замешана?
- Я отдаю должное вашим способностям, Эпифани. Ваше представление в Парке произвело на меня большое впечатление.
Эпифани прикусила пальцы и нахмурилась, ерзая на стуле. Она чертовски походила на прогульщицу, вызванную на ковер к школьному директору. Если это и было игрой, то неплохой.
- Вы не имеете права шпионить за мной, - сказала Эпифани, избегая моего взгляда.
- Департамент парковых хозяйств и Общество гуманистов вряд ли согласятся с вами. У вашей милой религии весьма зловещие ритуалы.
На этот раз Эпифани впилась в меня черными от ярости глазами.
- Обеа не подвешивала человека на крест. И никогда не порождала Священную войну или Инквизицию...
- Ну да, конечно: прежде чем сварить суп, нужно убить цыпленка, верно? - Я закурил сигарету и выпустил струйку дыма в потолок. - Но меня беспокоят не мертвые цыплята, скорее, мертвые пианисты.
- Вы думаете, я спокойна? - Эпифани подалась вперед; под тонким свитером рельефно обрисовались изящные выпуклости.
Про таких девушек говорят "сочная", и мне представилось, как я утоляю жажду ее смуглой плотью.
- Не знаю, что и подумать, - продолжал я. - Вы звоните, уверяя, что должны меня срочно видеть. Теперь вы здесь, но ведете себя так, будто делаете мне одолжение.
- Возможно, так оно и есть. - Она откинулась назад и скрестила длинные ноги. - Вы начинаете поиски Джонни Фаворита, и на следующий день убивают человека. Это не просто совпадение.
- И что же?
- Посмотрите, как расшумелись газеты, связывая это убийство с вуду! Но я могу сказать совершенно точно: смерть Пупса Суита не имеет к Обеа ни малейшего отношения.
- Откуда вам это известно?
- Вы видели фотоснимки в газете? Я кивнул.
- Тогда вы знаете, что эти кровавые знаки на стенах назвали "символами вуду"? Еще один кивок.
- Так вот: легавые разбираются в вуду не больше, чем свиньи в апельсинах! Эти символы должны были изображать веве, но они не годятся.
- Что за веве? - утомленно спросил я.
- Магические знаки. Я не могу объяснить их значение непосвященному, но вся эта кровавая чепуха имеет такое же отношение к настоящему ритуалу, как Санта-Клаус к Иисусу. Я уже много лет мамбо и прекрасно в этом разбираюсь.
Я затушил окурок в пепельнице из "Сторк-клуба", памяти о давно угасшем любовном романе.
- Уверен, что вы в этом разбираетесь, Эпифани. Так значит, знаки фальшивы?
- Не то чтобы фальшивы, скорее, неправильны. Не знаю, как объяснить по-другому. Ну скажем, кто-то описывает футбольный матч и путает "гол" с "угловым". Вы понимаете?
Я сложил "Ньюс" так, чтобы она видела третью страницу, и показал ей змееобразные зигзаги, спирали и прерывистые кресты на фото.
- То есть вы считаете, что все это выглядит похожим на веве и прочее, но изображено неверно?
- Вот именно. Видите этот круг, где змей заглатывает собственный хвост? Это Дамбалла, настоящее веве, символ геометрического совершенства вселенной. Но ни один посвященный никогда не начертит его радом с Бабако, как здесь.
- Итак, тот, кто сделал эти рисунки, по меньшей мере знает, как выгладят Бабако и Дамбалла.
- Именно это я и стараюсь вам растолковать. Вы знали, что Джонни Фаворит имел отношение к Обеа!
- Я знаю, что он хунси-босал.
- У Пупса и впрямь был длинный язык! Что еще вам известно?
- Только то, что Джонни Фаворит путался с вашей матерью. Эпифани скривилась, будто глотнув чего-то горького.
- Это верно. - Она покачала головой, как бы отрицая этот факт. - Он мой отец.
Меня словно окатили из ведра холодной водой. Я застыл, вцепившись в подлокотники кресла.
- Кто еще знает об этом?
- Никто, кроме меня и мамы, но она умерла.
- А как же Джонни?
- Мама так и не сказала ему. Я родилась, когда он уже был в армии, так что мы действительно с ним не встречались.
- А почему вы откровенничаете со мной?
- Я боюсь. Смерть Пупса как-то связана со мной. Не знаю, каким образом, но чувствую это каждой клеточкой тела.
- И вдобавок считаете, что в этом замешан Джонни Фаворит?
- Не знаю. Мне казалось, что вам это уже известно, ведь думать - ваша работа.
- Возможно. И кстати - если вы что-то утаили, то сейчас самое время признаться.
Эпифани уставилась на свои сложенные на коленях руки.
- Мне больше нечего сказать. - Она встала, бодрая и деловитая. - Мне пора. Я уверена, у вас полно работы.
- Я как раз ею и занимаюсь, - заметил я, поднимаясь. Она сняла пальто с вешалки.
- Полагаю, вы не шутили насчет профессиональной тайны?
- Все, что вы мне рассказали, - строго конфиденциально.
- Надеюсь. - Она улыбнулась. Улыбка была искренней, - не рассчитанной на какой-то результат. - И вопреки здравому смыслу - я вам верю.
- Спасибо. - Я вышел из-за стола, когда она открывала дверь.
- Не беспокойтесь, - бросила она. - Я сама найду выход.
- У вас есть мой номер?
- Я позвоню, если что, - кивнула она.
- Обязательно позвоните.
Она снова кивнула и исчезла. Я стоял у стола, не двигаясь, пока не услышал, как закрылась наружная дверь. В следующие три секунды я схватил "дипломат", сорвал с вешалки пальто и запер контору.
Приложив ухо к наружной двери, я подождал, пока за ней не закрылись дверцы автоматического лифта, и выскочил в пустой коридор. Было слышно, как щелкали арифмометры, и жужжит электробритва мадам Ольги, с помощью которой она расправлялась с непрошеными волосками. Я ринулся к пожарной лестнице и, прыгая через три ступеньки, помчался вниз.
Глава двадцать пятая
Я опередил лифт на добрых пятнадцать секунд и ожидал на площадке, чуть приоткрыв пожарную дверь. Эпифани прошла мимо меня на улицу. Я двинулся следом, свернул за угол и спустился в метро.
Она села на поезд местной линии. Я вскочил в следующий вагон и, едва поезд тронулся, открыл вагонную дверь, и устроился на подрагивающей металлической платформе над сочленением, откуда удобно было следить за ней через дверное стекло. Девушка сидела очень прямо, сжав колени и устремив взгляд на цепочку реклам, мелькавших за окнами вагона. Она вышла через две остановки, на Коламбус-серкл, и двинулась на восток, вдоль Центрального парка, мимо Мемориала, где морские коньки тянули колесницу, отлитую из спасенных с затонувшего корабля пушек. Пешеходов было мало, поэтому я держался достаточно далеко от девушки, постукивавшей каблучками по десятиугольным асфальтовым плитам, которые окаймляли Парк.
На Седьмой авеню она свернула к центру, вглядываясь в номера домов, торопливо прошла мимо Атлетического клуба и украшенного скульптурами жилого комплекса Алвин-Корт. На углу Пятьдесят седьмой улицы ее остановила пожилая дама с тяжеленной продуктовой сумкой, и мне пришлось нырнуть в магазин нижнего белья, пока Эпифани показывала ей дорогу, помахивая рукой в сторону Парка.
Я едва не потерял ее - она перебежала через улицу с двусторонним движением, не дожидаясь сигнала светофора, - и растерянно стоял у края тротуара, но девушка замедлила шаги, изучая номера домов над магазинами, вдоль Карнеги-холла. Прежде чем загорелась зеленая надпись "ИДИТЕ", я заметил, как она остановилась в конце квартала и вошла в здание. Знакомый адрес: Седьмая авеню, 881. Там жила Маргарет Круземарк.
Очутившись в вестибюле, я понаблюдал, как латунная стрелка над правым лифтом доходит до цифры "II", а ее двойник слева опускается. Дверцы лифта открылись, и оттуда вышел целый струнный квартет со своими упрятанными в футляры инструментами. Единственным моим спутником оказался мальчик-посыльный от магазина "Кристед" с картонкой зелени на плече. Он вышел на пятом этаже, и я сказал лифтеру: "Пожалуйста, девятый".
На этаж Маргарет Круземарк я поднялся пешком по пожарной лестнице, оставляя позади лихорадочный ритм чечеточного класса и далекие переливы сопрано. Коридор был пуст, и можно было беспрепятственно заняться дверью со знаком "скорпиона"...
Положив "дипломат" на потертый коврик, я щелкнул замочками. Сверху, в "аккордеонных" перегородках, торчали пачки липовых формуляров - для придания кейсу официального вида, но под фальшивым дном я хранил свой профессиональный инструмент. Там в отдельных гнездах лежали: "набор грабителя" из особо прочной стали, контактный микрофон с миниатюрным магнитофоном, десятикратный бинокль фирмы "Литц", фотоаппарат "Минокс" с подставкой для пересъемки документов, пятисотдолларовая коллекция отмычек, никелированные стальные наручники и заряженный "смит-и-вессон", модель "Сентинел", 38-го калибра с корпусом из легкого металла.
Я извлек контактный микрофон и подсоединил наушник. Отличная штука. Достаточно было поднести микрофон к двери, и все тайное становилось явным. Если кто-то появлялся, я ронял микрофон в карман рубашки, а наушник сходил за слуховой аппарат.
Но на этот раз никто не появился. Эхо вибрирующего сопрано сливалось с фортепианным арпеджио в пустом коридоре, но это не помешало мне услышать слова Маргарет Круземарк:
- Мы не были близкими подругами, но я очень уважала твою мать.
Эпифани что-то пробормотала в ответ, и предсказательница продолжила:
- Я часто виделась с ней перед тем, как ты родилась. Она владела "силой".
- Вы долго были обручены с Джонни?
- Два с половиной года... Со сливками или с лимоном, милая?
Очевидно, пришла пора чаепития. Эпифани выбрала чай с лимоном и сказала:
- А все это время моя мать была его любовницей.
- Милое дитя, не думаешь ли ты, что я этого не знала? У нас с Джонни не было друг от друга секретов.
- Поэтому вы с ним и порвали?
- Наш разрыв - не более чем измышления прессы. Нам пришлось сделать вид, будто мы порвали отношения. На то существовали достаточно веские причины. Хотя, по сути, мы никогда не были столь близки друг другу, как в последние месяцы перед его уходом на войну. Конечно, весьма своеобразное положение, я не отрицаю. Полагаю, ты достаточно хорошо воспитана, чтобы не поддаться буржуазным предрассудкам. Правда, у твоей матери их было немало.
- Я ищу цыганку, гадалку по имени Мадам Зора. Мне известно, что вы работали на нее в сороковых годах.
Хриплый от курева смех Болца взмыл к усеянному лампочками каркасу, - я сразу вспомнил, как тявкает дрессированный тюлень.
- Знаешь, - выдавил он, - в этом направлении ты не доберешься и до первой базы24.
- Но почему?
- Почему? Я скажу тебе. Во-первых, потому что она не цыганка, вот почему.
- Я слышал об этом, но как-то не принял всерьез.
- Прими. Разве я не знал ее лавочку вдоль и поперек?
- Расскажите.
- Ладно, сыщик. Я тебе прямо скажу: цыганкой она не была и звали ее не Зора. Дебютантка с Парк-авеню, - случайно узнал.
Я онемел. Да, по сравнению с такой "бомбой" копыто лягнувшего тебя мула могло показаться поцелуем ангела.
- Вы знали ее настоящее имя?
- Ты что, за дурачка меня держишь? Я знал о ней все. Ее звали Мэгги Круземарк. У ее отца кораблей было больше, чем в британском военном флоте.
Я чувствовал себя Резиновым Человечком. На волнистой поверхности кривого зеркала мое лицо вытягивалось все больше и больше.
- Когда вы видели ее последний раз? - спросили резиновые губы.
- Весной сорок второго. Она тогда просто слиняла. Оставила меня, так сказать, с хрустальным шаром в руках.
- А вы не видели с ней певца, его звали Джонни Фаворит?
- Ну еще бы, сколько раз. Она была помешана на нем.
- Она говорила о нем что-нибудь, вы не помните?
- Сила.
- Что?
- Она сказала - он владеет "силой".
- И все?
- Знаешь, я особо не слушал. По мне так все это ерунда была. - Болц откашлялся и глотнул. - Она - другое дело. Она была одержимой.
- А что Фаворит? - настаивал я.
- И он такой же. По глазам видно было.
- А потом вы его встречали?
- Никогда. Может, он улетел на луну на помеле, мне на него начхать. И на нее тоже.
- Она когда-нибудь упоминала негра-пианиста по имени Пупс Суит?
- Нет.
- Может, еще что вспомните?
Болц сплюнул на пол, себе под ноги.
- А к чему? Те деньки давно умерли и похоронены... Разговаривать было уже не о чем. Болц проводил меня за ограждение и запер ворота. Чуть поколебавшись, я дал ему одну из своих визиток и попросил позвонить, если появится что-нибудь новенькое. Он, конечно, ничего не обещал, но и визитку не выкинул.
Я попытался дозвониться до Миллисент Круземарк из ближайшей телефонной будки, но безрезультатно. Вот так. Долгий был день, даже детективы нуждаются в отдыхе. По пути назад, к Манхэттену, я решил дать себе передышку и набил живот дарами моря в ресторане "Гейдж и Толлнер". После фаршированного лосося и бутылки ледяного "Шабли" жизнь уже не казалась прогулкой в лодке со стеклянным днищем по городской канализационной системе.
Глава двадцать третья
Пупс Суит занял всю третью страницу в "Дэйли-Ньюс". В заметке под оглушительным заголовком "СВИРЕПОЕ РИТУАЛЬНОЕ УБИЙСТВО" я не нашел ни слова о том, что затолкали ему в глотку, зато приводился снимок кровавых рисунков на стене, и еще один, где Пупс играл на пианино. Тело обнаружил гитарист из трио, заехавший за боссом перед работой. Его отпустили после допроса. Подозреваемых не было, но в Гарлеме многие знали, что Пупс давно состоял в тайной секте вудуистов.
Я прочел утреннюю газету в вагоне подземки по дороге в центр, оставив "шеви" на стоянке в Челси. Моей первой остановкой была Публичная библиотека, где после нескольких неудачных попыток я все же нашел, к кому обратиться, и получил нужную книгу - свежий парижский телефонный справочник. М.Круземарк жила на улице Нотр-Дам де Шан. Я записал номер в записную книжку.
По пути в контору я заглянул в Брайант-парк: хотелось спокойно посидеть и подумать. Я чувствовал, что гоняюсь за тенью. Джонни Фаворит был замешан в зловещих делах подпольного мира вуду и черной магии. Вне сцены он вел тайную жизнь, включавшую в себя черепа в чемодане и гадалку-невесту. Он - посвященный, хунси-босал. Пупс сыграл в ящик за то, что болтал о нем. Каким-то образом имел к этому отношение и доктор Фаулер. Да, хотя никто и не видел Джонни Фаворита, он отбрасывал длинную-длинную тень.
Когда я отпер внутреннюю дверь своей конторы, время уже шло к полудню. Разобрав почту, я нашел чек на 500 долларов от фирмы "Макинтош, Уайнсэп и Спай". Всю прочую макулатуру я сразу бросил в корзинку и позвонил в свою телефонную службу. Сообщений для меня не было, хотя этим утром три раза звонила какая-то женщина, не пожелавшая назвать себя.
Затем я попытался дозвониться до Маргарет Круземарк в Париж, но заокеанская телефонистка не могла получить ответ, несмотря на двадцатиминутные старания. Я набрал тогда номер Германа Уайнсэпа на Уолл-стрит и поблагодарил за чек. Он поинтересовался, как продвигаются дела, и я ответил "прекрасно", намекнув, что хотел бы связаться с господином Сифром. Уайнсэп заметил, что днем у него назначена деловая встреча с хозяином, и он передаст мою просьбу. Я выразил ему признательность, мы тепло распрощались и повесили трубки.
Я уже взялся за пальто, когда зазвонил телефон. Это была Эпифани Праудфут, она казалась запыхавшейся.
- Я должна вас немедленно увидеть.
- Что случилось?
- Не хочу говорить по телефону.
- Где вы сейчас находитесь?
- В своем магазине.
- Не торопитесь. Я сейчас выйду перекусить, а через час мы можем встретиться у меня в конторе. Знаете, где это?
- У меня есть ваша карточка.
- Отлично. До встречи.
Она повесила трубку не прощаясь.
Заперев чек адвоката в конторский сейф, я уже собрался было уходить, как вдруг услышал звук открывающейся двери. Моя контора всегда рада клиентам; вот почему на дверях под названием фирмы написано "ВОЙДИТЕ". Но обычно - клиенты стучат. Ввалиться в контору без единого слова мог только легавый или какой-нибудь непрошеный гость. Иногда - оба в одном лице.
На сей раз это был коп в наброшенном на коричневый мохеровый пуловер сером габардиновом плаще и коротковатых брюках, манжеты которых не слишком скрывали грубые башмаки и белые спортивные носки.
- Вы Энджел? - рявкнул он.
- Да, точно.
- Я детектив, лейтенант Стерн. Этой мой напарник, сержант Деймос.
Он кивнул в сторону открытой двери, где стоял, нахмурившись, мужчина с бочкообразной грудью, в одежде портовика: вязаная шерстяная шапочка и куртка в черно-белую клетку. Щетина у него на лице была настолько темной, что - даже сбритая - смотрелась, как пороховой ожог.
- Чем могу служить, джентльмены? - спросил я. Стерн, верзила с квадратной челюстью и носом как у здорового ледокола, выпятил вперед свой "квадрат" и мрачно произнес сквозь зубы:
- Мы бы хотели задать вам парочку вопросов.
- Весь к вашим услугам. Я как раз собирался пойти позавтракать. Не хотите присоединиться?
- Лучше поговорим здесь, - предложил Стерн. Его напарник закрыл дверь.
- Ну что ж... - Я обошел стол и извлек бутылку канадского виски и коробку своих рождественских сигар. - Это все угощение, которое я могу вам предложить. Бумажные стаканчики - у водоохладителя.
- Никогда не пью на службе, - заметил Стерн, угощаясь пригоршней сигар.
- Сочувствую. А мне пора позавтракать. - Я поднес бутылку к охладителю, налил полстакана и добавил на палец воды. - Ваше здоровье.
Стерн сунул сигары в нагрудный карман.
- Где вы были вчера утром, около одиннадцати?
- Дома. Спал.
- Завидую тем, кто работает сам на себя, - процедил Стерн напарнику. Тот хрюкнул в ответ. - А почему вы дрыхнули, когда все давно работали, Энджел?
- Я работал допоздна позавчерашней ночью.
- И где же это было?
- В Гарлеме. А в чем дело, лейтенант?
Стерн извлек из кармана плаща одну вещицу и показал ее мне.
- Узнаете?
- Одна из моих визиток, - кивнул я.
- Может, потрудитесь объяснить, как она оказалась в квартире убитого?
- Пупса Суита?
- Вот-вот, расскажите-ка об этом. - Стерн сел на краешек моего стола и сдвинул шляпу на затылок.
- Да рассказывать-то не о чем. Я отправился в Гарлем, чтобы повидать Суита. Мне нужно было расспросить его по поводу работы, которой я занимаюсь. Как я и ожидал, он оказался бесполезен. Я дал ему свою визитку на случай, если что-то прояснится.
- Не слишком убедительно, Энджел. Попробуйте-ка еще раз.
- Ладно. Мне поручено найти пропавшего человека. Объект моего внимания исчез более двенадцати лет назад. Одной из немногих ниточек было старое фото, где парень снялся вместе с Пупсом. Прошлой ночью я поехал в центр, чтобы попросить его помочь мне. Вначале, когда я заговорил с ним в "Красном петухе", он начал осторожничать, и я решил проследить за ним. После работы он отправился в Парк. Они там устроили какую-то церемонию вуду, возле Меера, - потусовались и убили петуха. Я чувствовал себя туристом.
- Кто это "они"? - спросил Стерн.
- Цветные, человек пятнадцать - мужчины и женщины, я никого из них раньше не видел, кроме Пупса.
- И что вы сделали?
- Ничего, Пупс покинул парк один. Я ехал за ним до дома, а там... убедил его поговорить со мной. Он сказал, что не видел парня, которого я ищу, с тех самых пор, как был сделан снимок. Я дал ему визитку и попросил позвонить, если он что-нибудь вспомнит... Сейчас вам понравилось больше?
- Не намного. - Стерн равнодушно обозревал свои толстые ногти. Интересно, а как вы его убедили?
- Психология, - скромно объяснил я. Стерн поднял брови и оглядел меня с тем же равнодушием, с каким только что рассматривал ногти.
- И кто же объект вашего интереса? Тот, что исчез?
- Я не могу дать вам эту информацию без согласия моего клиента.
- Чепуха, Энджел. Вы вряд ли поможете своему клиенту, если я заберу вас с собой, а именно это я и собираюсь сделать.
- К чему сердиться, лейтенант? Я работаю на адвоката по имени Уайнсэп. У меня такое же право на конфиденциальность, как и у него. Не стоит тратить городские деньги на мою доставку в участок, ведь я не пробуду там и часа.
- Номер телефона этого адвоката? Я записал его в своем конторском журнале и, вырвав страничку, подал ее Стерну.
- Я рассказал вам все, что знаю. Судя по тому, что напечатано в газете, с Пупсом разделались его друзья-сектанты, любители куриных потрохов. Если вы прихватите кого-нибудь из них, я рад буду помочь в опознании.
- Очень благородно, Энджел, - усмехнулся Стерн.
- Что это такое? - Деймос, бродивший по конторе, засунув Руки в карманы и посматривая по сторонам, остановился у стены: там, в рамке, над шкафчиком с досье, висел диплом, выданный Йельским университетом Эрни Кавалеро.
- Это диплом ученой степени магистра права, - объяснил я. - Когда-то принадлежал парню, который начал этот бизнес. Он уже умер.
- Сентиментальность? - пробормотал Стерн - опять сквозь губы, как чревовещатель.
- Придает солидность.
- А что в нем сказано? - захотел узнать Деймос.
- Понятия не имею, Я не читаю на латыни.
- Вот оно что. Латынь.
- Именно.
- Будь это даже иврит, тебе какая разница? - осведомился Стерн. Деймос пожал плечами.
- Еще какие-нибудь вопросы, лейтенант? - спросил я. Стерн вновь уставился на меня свои безучастным взглядом. По его глазам видно было, что он никогда не улыбался. Даже во время допроса третьей степени. Он просто делал свою работу.
- Нет. Можете отправляться завтракать вместе со своим правом на конфиденциальность. Беспокоиться вам особо нечего, подумаешь, помер какой-то черномазый. Всем насрать на него.
- Угу. Позвоните, если понадоблюсь.
- Да ух не преминем. Нет, каков принц, а, Деймос? Мы вместе втиснулись в крошечный лифт и спустились вниз, не произнеся ни слова.
Глава двадцать четвертая
Закусочная Гуфа находилась на Сорок третьей улице, напротив Таймс-Билдинг. Там было полно народу, в основном газетчики, но я протиснулся в уголок возле бара, и заказал ростбиф с ржаным хлебцем и бутылку эля, - время поджимало. Несмотря на толпу, клиентов обслуживали быстро, и я уже смаковал пиво, когда меня заметил пробиравшийся к выходу Уолт Риглер и подошел поболтать.
- Что привело тебя в эту берлогу, Гарри? - прокричал он, перекрывая шум разговоров. - Я думал, ты обедаешь у Дауни.
- Не люблю быть рабом привычки.
- Звучит по-философски. Что новенького?
- Почти ничего. Спасибо, что позволил мне потрясти ваш газетный "морг". За мной должок.
- Брось. Как продвигается твое расследование? Много дерьма раскопал?
- Более чем достаточно. Вчера мне показалось, что я, наконец, вышел на приличный след. Пошел повидать предсказательницу - дочку Круземарка, но, оказалось, промахнулся.
- Что ты имеешь в виду?
- Одна из них черная колдунья, другая белая. Та, что мне нужна, живет в Париже.
- Я не понял, Гарри.
- Они близнецы: Мэгги и Милли, эти сверхъестественные девицы Круземарк.
Уолт почесал затылок и нахмурился.
- Кто-то подшутил над тобой, парень. Маргарет Круземарк - единственный ребенок.
Я едва не захлебнулся пивом.
- Ты уверен?!
- Ну еще бы. Вчера я как раз навел для тебя справки. Весь день их семейная история лежала у меня на столе. У Круземарка была только одна дочь, Гарри. Отдел статистики "Таймс" никогда не ошибается.
- Ну и провели же меня!
- С этим трудно поспорить.
- И как я не понял, что она держит меня за простака! Слишком гладко все выглядело.
- Полегче, приятель, ты говоришь загадками.
- Извини, Уолт. Просто мысли вслух. Сейчас пять минут второго, верно?
- Почти так.
Я поднялся, оставляя мелочь на стойке.
- Пора бежать.
- Что ж, не буду уговаривать тебя остаться, - Риглер одарил меня своей обычной кривой улыбкой.
Спустя несколько минут я уже был у себя в конторе. В приемной ждала Эпифани Праудфут. Юбка из клетчатой шотландки и синий кашемировый свитер делали ее похожей на юную студентку.
- Извините, я опоздал.
- Ничего. Это я пришла рано. - Девушка отбросила старый спортивный журнал и распрямила ноги. Она прекрасно смотрелась даже на дешевом стуле из пластика.
Отперев дверь в застекленной перегородке, я распахнул ее настежь.
- Почему вы хотели меня видеть?
- У вас не слишком внушительная контора. - Она сняла со столика свою сумку и сложенное пальто. - Видимо, вы не относитесь к модным детективам.
- А зачем лезть на глаза? - пояснил я, приглашая ее войти. - Вы платите либо за сделанную работу, либо за интерьер кабинета. - Я закрыл дверь и повесил свое пальто на вешалку.
Она стояла у окна под восьмидюймовыми золотыми буквами на фасаде названием моего агентства - и смотрела вниз, на улицу.
- Кто платит вам за поиски Джонни Фаворита? - Казалось, она спрашивает об этом свое отражение в окне.
- Я не могу этого сказать. Помимо всего прочего, моя работа включает в себя и сохранение профессиональной тайны. Вы не присядете?
Я взял у нее пальто и повесил радом со своим, а она грациозно опустилась на мягкий, обтянутый кожей стул напротив моего стола. Это было единственное удобное местечко во всем помещении.
- Вы так и не ответили на мой вопрос, - заметил я, откидываясь на спинку крутящегося кресла. - Почему вы пришли?
- Эдисона Суита убили.
- Ага. Я читал в газете. А что вас удивляет? - Ведь это вы его подставили.
Она вцепилась в свою сумку.
- По-моему, вы сошли с ума.
- Быть может. Но я не тупица. Вы были единственной, кто знал, что я разговаривал с Пупсом. Только вы могли донести об этом ребятам, которые прислали ему куриную ножку в подарочной упаковке.
- Вы ничего не поняли.
- Неужели?
- Никаких ребят не было. После того как вы покинули аптеку, я позвонила моему племяннику. Он живет за углом от "Красного петуха". Это он спрятал ее в рояль. Пупс болтун. Ему следовало напомнить о том, чтобы держал язык за зубами.
- Вы хорошо об этом позаботились. Теперь его язык остался там навсегда.
- Неужели вы думаете, я пришла бы к вам, будь я в этом замешана?
- Я отдаю должное вашим способностям, Эпифани. Ваше представление в Парке произвело на меня большое впечатление.
Эпифани прикусила пальцы и нахмурилась, ерзая на стуле. Она чертовски походила на прогульщицу, вызванную на ковер к школьному директору. Если это и было игрой, то неплохой.
- Вы не имеете права шпионить за мной, - сказала Эпифани, избегая моего взгляда.
- Департамент парковых хозяйств и Общество гуманистов вряд ли согласятся с вами. У вашей милой религии весьма зловещие ритуалы.
На этот раз Эпифани впилась в меня черными от ярости глазами.
- Обеа не подвешивала человека на крест. И никогда не порождала Священную войну или Инквизицию...
- Ну да, конечно: прежде чем сварить суп, нужно убить цыпленка, верно? - Я закурил сигарету и выпустил струйку дыма в потолок. - Но меня беспокоят не мертвые цыплята, скорее, мертвые пианисты.
- Вы думаете, я спокойна? - Эпифани подалась вперед; под тонким свитером рельефно обрисовались изящные выпуклости.
Про таких девушек говорят "сочная", и мне представилось, как я утоляю жажду ее смуглой плотью.
- Не знаю, что и подумать, - продолжал я. - Вы звоните, уверяя, что должны меня срочно видеть. Теперь вы здесь, но ведете себя так, будто делаете мне одолжение.
- Возможно, так оно и есть. - Она откинулась назад и скрестила длинные ноги. - Вы начинаете поиски Джонни Фаворита, и на следующий день убивают человека. Это не просто совпадение.
- И что же?
- Посмотрите, как расшумелись газеты, связывая это убийство с вуду! Но я могу сказать совершенно точно: смерть Пупса Суита не имеет к Обеа ни малейшего отношения.
- Откуда вам это известно?
- Вы видели фотоснимки в газете? Я кивнул.
- Тогда вы знаете, что эти кровавые знаки на стенах назвали "символами вуду"? Еще один кивок.
- Так вот: легавые разбираются в вуду не больше, чем свиньи в апельсинах! Эти символы должны были изображать веве, но они не годятся.
- Что за веве? - утомленно спросил я.
- Магические знаки. Я не могу объяснить их значение непосвященному, но вся эта кровавая чепуха имеет такое же отношение к настоящему ритуалу, как Санта-Клаус к Иисусу. Я уже много лет мамбо и прекрасно в этом разбираюсь.
Я затушил окурок в пепельнице из "Сторк-клуба", памяти о давно угасшем любовном романе.
- Уверен, что вы в этом разбираетесь, Эпифани. Так значит, знаки фальшивы?
- Не то чтобы фальшивы, скорее, неправильны. Не знаю, как объяснить по-другому. Ну скажем, кто-то описывает футбольный матч и путает "гол" с "угловым". Вы понимаете?
Я сложил "Ньюс" так, чтобы она видела третью страницу, и показал ей змееобразные зигзаги, спирали и прерывистые кресты на фото.
- То есть вы считаете, что все это выглядит похожим на веве и прочее, но изображено неверно?
- Вот именно. Видите этот круг, где змей заглатывает собственный хвост? Это Дамбалла, настоящее веве, символ геометрического совершенства вселенной. Но ни один посвященный никогда не начертит его радом с Бабако, как здесь.
- Итак, тот, кто сделал эти рисунки, по меньшей мере знает, как выгладят Бабако и Дамбалла.
- Именно это я и стараюсь вам растолковать. Вы знали, что Джонни Фаворит имел отношение к Обеа!
- Я знаю, что он хунси-босал.
- У Пупса и впрямь был длинный язык! Что еще вам известно?
- Только то, что Джонни Фаворит путался с вашей матерью. Эпифани скривилась, будто глотнув чего-то горького.
- Это верно. - Она покачала головой, как бы отрицая этот факт. - Он мой отец.
Меня словно окатили из ведра холодной водой. Я застыл, вцепившись в подлокотники кресла.
- Кто еще знает об этом?
- Никто, кроме меня и мамы, но она умерла.
- А как же Джонни?
- Мама так и не сказала ему. Я родилась, когда он уже был в армии, так что мы действительно с ним не встречались.
- А почему вы откровенничаете со мной?
- Я боюсь. Смерть Пупса как-то связана со мной. Не знаю, каким образом, но чувствую это каждой клеточкой тела.
- И вдобавок считаете, что в этом замешан Джонни Фаворит?
- Не знаю. Мне казалось, что вам это уже известно, ведь думать - ваша работа.
- Возможно. И кстати - если вы что-то утаили, то сейчас самое время признаться.
Эпифани уставилась на свои сложенные на коленях руки.
- Мне больше нечего сказать. - Она встала, бодрая и деловитая. - Мне пора. Я уверена, у вас полно работы.
- Я как раз ею и занимаюсь, - заметил я, поднимаясь. Она сняла пальто с вешалки.
- Полагаю, вы не шутили насчет профессиональной тайны?
- Все, что вы мне рассказали, - строго конфиденциально.
- Надеюсь. - Она улыбнулась. Улыбка была искренней, - не рассчитанной на какой-то результат. - И вопреки здравому смыслу - я вам верю.
- Спасибо. - Я вышел из-за стола, когда она открывала дверь.
- Не беспокойтесь, - бросила она. - Я сама найду выход.
- У вас есть мой номер?
- Я позвоню, если что, - кивнула она.
- Обязательно позвоните.
Она снова кивнула и исчезла. Я стоял у стола, не двигаясь, пока не услышал, как закрылась наружная дверь. В следующие три секунды я схватил "дипломат", сорвал с вешалки пальто и запер контору.
Приложив ухо к наружной двери, я подождал, пока за ней не закрылись дверцы автоматического лифта, и выскочил в пустой коридор. Было слышно, как щелкали арифмометры, и жужжит электробритва мадам Ольги, с помощью которой она расправлялась с непрошеными волосками. Я ринулся к пожарной лестнице и, прыгая через три ступеньки, помчался вниз.
Глава двадцать пятая
Я опередил лифт на добрых пятнадцать секунд и ожидал на площадке, чуть приоткрыв пожарную дверь. Эпифани прошла мимо меня на улицу. Я двинулся следом, свернул за угол и спустился в метро.
Она села на поезд местной линии. Я вскочил в следующий вагон и, едва поезд тронулся, открыл вагонную дверь, и устроился на подрагивающей металлической платформе над сочленением, откуда удобно было следить за ней через дверное стекло. Девушка сидела очень прямо, сжав колени и устремив взгляд на цепочку реклам, мелькавших за окнами вагона. Она вышла через две остановки, на Коламбус-серкл, и двинулась на восток, вдоль Центрального парка, мимо Мемориала, где морские коньки тянули колесницу, отлитую из спасенных с затонувшего корабля пушек. Пешеходов было мало, поэтому я держался достаточно далеко от девушки, постукивавшей каблучками по десятиугольным асфальтовым плитам, которые окаймляли Парк.
На Седьмой авеню она свернула к центру, вглядываясь в номера домов, торопливо прошла мимо Атлетического клуба и украшенного скульптурами жилого комплекса Алвин-Корт. На углу Пятьдесят седьмой улицы ее остановила пожилая дама с тяжеленной продуктовой сумкой, и мне пришлось нырнуть в магазин нижнего белья, пока Эпифани показывала ей дорогу, помахивая рукой в сторону Парка.
Я едва не потерял ее - она перебежала через улицу с двусторонним движением, не дожидаясь сигнала светофора, - и растерянно стоял у края тротуара, но девушка замедлила шаги, изучая номера домов над магазинами, вдоль Карнеги-холла. Прежде чем загорелась зеленая надпись "ИДИТЕ", я заметил, как она остановилась в конце квартала и вошла в здание. Знакомый адрес: Седьмая авеню, 881. Там жила Маргарет Круземарк.
Очутившись в вестибюле, я понаблюдал, как латунная стрелка над правым лифтом доходит до цифры "II", а ее двойник слева опускается. Дверцы лифта открылись, и оттуда вышел целый струнный квартет со своими упрятанными в футляры инструментами. Единственным моим спутником оказался мальчик-посыльный от магазина "Кристед" с картонкой зелени на плече. Он вышел на пятом этаже, и я сказал лифтеру: "Пожалуйста, девятый".
На этаж Маргарет Круземарк я поднялся пешком по пожарной лестнице, оставляя позади лихорадочный ритм чечеточного класса и далекие переливы сопрано. Коридор был пуст, и можно было беспрепятственно заняться дверью со знаком "скорпиона"...
Положив "дипломат" на потертый коврик, я щелкнул замочками. Сверху, в "аккордеонных" перегородках, торчали пачки липовых формуляров - для придания кейсу официального вида, но под фальшивым дном я хранил свой профессиональный инструмент. Там в отдельных гнездах лежали: "набор грабителя" из особо прочной стали, контактный микрофон с миниатюрным магнитофоном, десятикратный бинокль фирмы "Литц", фотоаппарат "Минокс" с подставкой для пересъемки документов, пятисотдолларовая коллекция отмычек, никелированные стальные наручники и заряженный "смит-и-вессон", модель "Сентинел", 38-го калибра с корпусом из легкого металла.
Я извлек контактный микрофон и подсоединил наушник. Отличная штука. Достаточно было поднести микрофон к двери, и все тайное становилось явным. Если кто-то появлялся, я ронял микрофон в карман рубашки, а наушник сходил за слуховой аппарат.
Но на этот раз никто не появился. Эхо вибрирующего сопрано сливалось с фортепианным арпеджио в пустом коридоре, но это не помешало мне услышать слова Маргарет Круземарк:
- Мы не были близкими подругами, но я очень уважала твою мать.
Эпифани что-то пробормотала в ответ, и предсказательница продолжила:
- Я часто виделась с ней перед тем, как ты родилась. Она владела "силой".
- Вы долго были обручены с Джонни?
- Два с половиной года... Со сливками или с лимоном, милая?
Очевидно, пришла пора чаепития. Эпифани выбрала чай с лимоном и сказала:
- А все это время моя мать была его любовницей.
- Милое дитя, не думаешь ли ты, что я этого не знала? У нас с Джонни не было друг от друга секретов.
- Поэтому вы с ним и порвали?
- Наш разрыв - не более чем измышления прессы. Нам пришлось сделать вид, будто мы порвали отношения. На то существовали достаточно веские причины. Хотя, по сути, мы никогда не были столь близки друг другу, как в последние месяцы перед его уходом на войну. Конечно, весьма своеобразное положение, я не отрицаю. Полагаю, ты достаточно хорошо воспитана, чтобы не поддаться буржуазным предрассудкам. Правда, у твоей матери их было немало.