Усольцев с помощью Артамонова просек ситуацию и решил действовать через Дениса. После смерти матери подросток увлекся наркотиками – папаша давал немеренное количество карманных денег, и Денис долго время мог себе ни в чем не отказывать. Но однажды к Завадскому пришел человек, который скорбно сообщил предпринимателю о пагубном пристрастии его сына. Этим горевестником оказался сантехник Ваня. Папа пришел в ярость и, ударившись в другую крайность, перестал спонсировать Дениса совсем.
Вот тут-то и появился Стас. Этот молодой человек быстро вошел в доверие к Денису, проникся его проблемами и предложил работу в ночном клубе. Денис устроился уборщиком, учился на крупье и перезнакомился со всеми людьми, так или иначе причастными к ночной жизни города, в том числе и с участниками транс-шоу.
Однажды он пожаловался Нине, что ему все равно не хватает на кайф. Та восприняла это как замаскированную просьбу о помощи и начала действовать. В клубе она спросила у Ольги Данилевич (это существо, пожалуй, навсегда останется в моей памяти под кличкой «Рыжая»), где бы да как бы раздобыть бы. Та указала ей на сантехника, который работал в клубе на ставке и иногда левачил по объявлениям. Это и был злополучный Ваня.
Нина начала обхаживать сантехника и подстроила его «случайное» появление у себя дома. Наконец, в тот роковой день их застал вместе Денис, узнал человека, который заложил его отцу, а теперь подбирается и к подруге и в сердцах жахнул его же гаечным ключом по его же голове. Потом он скрылся в соседнюю комнату и затем с позором бежал с поля боя, предоставив Нине оказаться за решеткой. Девушка, само собой, молчала, не желая выдавать Дениса.
Ясно дело, что Денис рванул к Стасу. Тот, проконсультировавшись к Усольцевым, получил соответствующие указания – Стас служил связующим звеном между ребятами из транс-шоу и клубом, а также выполнял некоторые особые поручения начальства «Желтого попугая».
Усольцев вызвал Рыжую и велел ей найти свидетелей, надеясь зацепить Завадского через сына, которого пока было решен оставить в роли «избавленного от обвинения», до поры до времени, разумеется. Рыжая быстренько отыскала Соню с Настей, последняя же настолько вошла во вкус новой жизни, что быстро стала любовницей и Усольцева и Плешакова. Соня же довольствовалась только деньгами и, само собой, ей недоплачивали. И когда она проговорилась Насте, что решила со мной поговорить в надежде, что я перекуплю информацию, та немедленно связалась со своими покровителями и те напустили на нас Козодоева со Стасом. Илья стрелял, а Стас бил меня по голове. На его же совести оказались Илья, Миклухин и Настя.
Роль, предназначенная мне в этой игре была несколько двусмысленной. Я возник совершенно неожиданно для всей этой компании и внес некоторый сумбур в их довольно продуманные действия. Ни с того ни с сего я начинаю совать нос в это дело и копать да вынюхивать. Меня сначала припугнули, пощекотав живот бампером автомобиля в тупичке, но когда и это не помогло, решили контролировать мои действия и мне был подарен почетный знак гостя с подслушивающим устройством внутри. Так что о моих действиях и передвижениях все было известно и Стасу и Усольцеву и они буквально шли, наступая мне на пятки.
В конце концов Денис для них стал опасен. Завадский уже сидел и до суда сидел бы еще несколько месяцев, так что с сыном, который неожиданно заартачился, надо было что-то делать.
– И это еще не все, – обернулся ко мне разгоряченный Денис. – Эта сука последние два дня подмешивала мне в кокаин крысиный яд! Перед тем, как вы пришли, Стас сказал, что я пойти покойник. Мне действительно очень плохо и... Нет, я все же его убью!
Я не успел остановить мальчишку. Денис собрал последние силы (во время избиения Стаса он изрядно утомился и едва уже мог держать оружие в вытянутой руке, так что эффектной позы не получилось), подбежал к Стасу и, приставив ему пистолет к виску и нажал на курок.
Затем он обернулся ко мне.
Пистолет по-прежнему был в его руках, а взгляд стал уже совсем запредельным. Парень был по-настоящему опасен и сейчас способен на что угодно.
– Наверное, я сначала убью вас, а потом себя, – просто сказал Завадский. – Зачем нам эта чертова жизнь, правда? Пора уходить.
Парень явно уже не отдавал себе отчета в своих действиях. Он был действительно готов положить меня, а потом застрелиться или начать отстреливаться, когда в дверь будет ломиться привлеченная выстрелом охрана клуба.
Надо было что-то делать и брать инициативу в свои руки. Я закрыл дверь изнутри на два оборота и повернулся к Денису. Время сейчас работало не на нас и нужно было найти очень весомые аргументы, чтобы переубедить парня.
– У меня есть хороший врач. Он сможет тебе помочь. У меня есть много денег. Я заплачу за лечение, – проговорил я, глядя прямо в глаза Завадскому.
Я говорил достаточно убедительно для того, чтобы Денис опустил пистолет.
Между тем за дверью уже слышался топот приближающейся охраны. Я подскочил к окну и скомандовал Денису: – Быстро сюда! Мы можем пройти по пожарной лестнице на крышу, а там есть ход к соседнему строению. Сможешь уйти дворами.
Кажется, парень начал приходить в себя. Я не был уверен, что это состояние продлится достаточно долго, но решил, что иного выхода у меня нет. Как в буквальном, так и в переносном смысле.
Однако, покидать здание совсем я пока не собирался. У меня созрел довольно рискованный план, который я смог бы осуществить только в ресторане. Если, конечно, там по-прежнему будет находиться Очень Важная Персона.
Но пока что перед нами стояла более конкретная задача – выбраться на крышу.
Дениса снова «повело» и он едва-едва шевелил ногами, нашаривая ступеньки пожарной лестницы, по которой мы карабкались.
Наконец мы преодолели несколько пыльных перекладин и выбрались на плоскую площадку. Вид отсюда, должно быть, открывался славный – Волга и небо, но это днем, а сейчас впереди было лишь мерцание огоньков и дыхание холодного ночного воздуха.
– Теперь туда! – показал я Денису на крышу пристройки, от которой нас отделяло несколько метров.
Но Завадский оставался стоять на месте.
– Я знаю выход, – твердо сказал он.
Оказалось, что парень вкладывал в эти слова свой, особенный смысл.
Завадский, подпрыгнув, уцепился за флюгер, торчавший на краю крыши и, оттолкнувшись ногами, стал раскачиваться, убыстряя темп.
И вот, в очередной раз проносясь мимо меня, он крикнул изо всех сил:
– Выход здесь!
И, раскинув руки, попытался изобразить большую сильную птицу. Но порыв ветра быстро скомкал его вчетверо и, несколько раз перевернув, бросил вниз, слегка отклонив от прямого падения.
Тело Завадского-младшего шлепнулось куда-то в темноту на территорию двора дома, расположенного рядом с клубом – кажется, возле гаражей.
Мне надо было спешить. Я спустился на чердак и выбрался через люк на черную лестницу. Когда я уже преодолевал пролет между вторым и третьим этажом, из-за панели послышались голоса участников шоу, делившихся впечатлениями от только что закончившегося выступления.
– Я так боялся, так боялся... Все-таки в первый раз стриптиз, такая ответственность.
– У Миклухина классно получалось, но Стас говорил, что он больше не работает, совсем крыша поехала...
– И чего они вздумали программу менять перед самым выходом? Два номера коту под хвост! А сколько было криков, репетиций!..
– Эй, сопли! – раздался бас одного из охранников, – Дениса не видали?
– Нет, а что?
– Срочно нужен главному. Четыре раза все помещение прошмонали, никак не найдем.
– Во блин, – поддакнул его коллега, – Ищем, ищем, а Плешаку все мало, пока не найдем, говорит, не отпустит домой. А может парень давно уже смылся.
– Что-то случилось? – поинтересовался кто-то из транс-шоу.
– Не твое дело, – послышался удаляющийся голос охранника.
Ага, значит мое инкогнито еще не раскрыто и ищут только Дениса. Труп Стаса, разумеется, уже обнаружили и решили, что Завадский ушел через лестницу, но не на крышу, а вниз, и пустился в бега.
Такая версия меня пока что вполне устраивала. Я выбрался на первом этаже к основной лестнице, преодолев насквозь кухню и, снова взбежав на второй этаж, вошел в помещение ресторана.
Удача мне явно благоприятствовала. Генерал Тараканенко продолжал восседать за столом, поглощая десерт и запивая его водкой.
Охрана нового начальства за вечер, проведенный Тараканенко в ресторане слегка ослабила бдительность и я решил идти напролом. Быстро подойдя к столику генерала я сел рядом и успел представиться перед тем, как ко мне рванулись молодцы в штатском.
Тараканенко остановил их движением руки.
Похоже, мое появление и наглое незапланированное соседство заинтересовали генерала и он хрипло спросил меня, какого хрена мне тут нужно.
Я говорил коротко, излагая только основные факты и особо упирая на то, что в случае обнародования известных мне событий вице-губернатору придется давать неизбежные объяснения, от которых тот, само собой, предпочел бы уклониться. Я даже слегка загнул насчет того, что окружение вице подставляет своего покровителя и что Усольцев с сегодняшнего дня – это уже не та фигура, с которой можно иметь дело, хоть он и отдаленный родственник вице-губернатора. В заключение своей речи я сделал предположение, что генералу будет тоже не особо приятно начинать свою карьеру с расследования такого скандального дела и предложил ему сделать разумные выводы из вышеизложенного.
– Пожалуй, мне пора, – мрачно сказал главный мент области, с трудом вставая из-за стола.
Тараканенко, само собой, был в доску пьян, но, поскольку это было его обычным состоянием, я не удивился, что он еще способен соображать и передвигаться без посторонней помощи. Вторым привычным состоянием генерала был полный отруб, а третьего было не дано.
Я решил подстраховаться и выйти из здания вместе с ним, чтобы меня вдруг да не замочили по дороге. Трудно вдруг перейти из качества «почетного гостя» в «персону нон грата» в одном, отдельно взятом здании.
Краем глаза я видел, что моя персона уже привлекла особое внимание охраны заведения, но головоломы «Желтого попугая» не решались ко мне приблизиться.
У выхода стоял Усольцев. Испуганно посмотрев на меня, он учтиво поклонился Тараканенко и подал ему руку. Генерал не заметил протянутой ладони и открыл передо мной дверь, пропуская меня вперед.
Вот и все. Теперь я могу спокойно направиться к своему мерседесу, зная, что в спину мне не раздастся автоматная очередь.
Тараканенко со мной тоже не попрощался, и это было понятно. Как-никак мы – я и власть исполнительная, к которой принадлежал генерал, – никогда не были друзьями. Если я и тяготел к какой-нибудь из веточек этого деревца, то исключительно к законодательной и четвертой.
Генерал просто принял от меня информацию, полагая, что в данном, совершенно исключительном случае наши интересы совпадают. И, уже подходя к машине с предусмотрительно распахнутыми дверцами, он что-то говорил по сотовому телефону, соединяясь, очевидно, с вице-губернатором.
Сидя в своем мерсе, я представлял, как Сергачев сейчас мечется по кабинету и рвет волосы на голове, ища выход из создавшегося положения.
Впрочем, по какому кабинету мечется губернатор в третьем часу ночи? По спальне мечется, ясное дело...
Я не мог отказать себе в удовольствии узнать, чем кончится вся эта история. Какое-то чутье подсказывало мне, что уезжать еще рано.
Из здания медленно сочились остатки публики, обмениваясь на ходу впечатлениями. Главные лица – Усольцев и Плешаков оставались пока внутри. Я заметил, что в кабинете на втором этаже – там был расположен кабинет Усольцева – зажегся свет и мимо окна туда-сюда расхаживали жестикулирующие фигуры.
Как ни странно, первыми приехали пожарные. Всего-то прошло минут пятнадцать, а они уже тут как тут.
Оторопело глядя на абсолютно не горящее здание, они повылезали из машин и стояли несколько минут в недоумении, пока следующая машина не развеяла их сомнение.
«Так вот кому звонил Тараканенко, – наконец-то понял я. – Особая команда Виталия Мясоедова в полном составе. А вот, кажется, и сам главный».
Самый страшный человек в городе высунул голову из «БМВ» только два раза. Сначала он подозвал человека и что-то стал говорить, тыкая при этом пальцем в направлении пожарной машины. Во второй раз он принял доклад о том, что акция завершена.
Это произошло минут через десять после приезда автобуса в сопровождении «БМВ». Из «Икаруса» посыпались люди в пятнистой форме, которые ринулись в здание.
Из помещения сразу же посыпались остававшиеся в нем люди. Их принимали стоявшие снаружи пятнистые и теснили за ограждение, уже появившееся в пяти метрах от здания.
Среди тех, кто вышел (или их выгоняли?) я не заметил Усольцева с Плешаковым. Только какая-то мелочь – ихняя охрана, значительно потускневшая по сравнению с ребятами Мясоедова, повара, крупье, игроки казино, девки-девки и юноши-девки.
Наконец, полыхнуло. Именно из директорских окон второго этажа. Похоже, генерал Тараканенко сам ничего не решал, а лишь поставил в известность Мясоедова, который нашел самый разумный выход из создавшейся ситуации и воплотил его в реальности.
Дождавшись, пока его ребята покинут здание, Мясоедов махнул рукой пожарным – мол, можете приступать, и его «БМВ» быстро уехал вслед за автобусом с молодцами в хаки. Я не сомневался, что больше из здания никто не выйдет – Мясоедов никогда не ошибался.
Наутро я приехал на работу даже раньше уборщицы. Заперевшись в кабинете, я стал обдумывать, как достойно завершить это дело.
Усольцев погиб в пламени пожара, это я уже знал точно. Но оставался еще один человек, который пока что не получил того, что заслуживает.
Оплата по факту
Вот тут-то и появился Стас. Этот молодой человек быстро вошел в доверие к Денису, проникся его проблемами и предложил работу в ночном клубе. Денис устроился уборщиком, учился на крупье и перезнакомился со всеми людьми, так или иначе причастными к ночной жизни города, в том числе и с участниками транс-шоу.
Однажды он пожаловался Нине, что ему все равно не хватает на кайф. Та восприняла это как замаскированную просьбу о помощи и начала действовать. В клубе она спросила у Ольги Данилевич (это существо, пожалуй, навсегда останется в моей памяти под кличкой «Рыжая»), где бы да как бы раздобыть бы. Та указала ей на сантехника, который работал в клубе на ставке и иногда левачил по объявлениям. Это и был злополучный Ваня.
Нина начала обхаживать сантехника и подстроила его «случайное» появление у себя дома. Наконец, в тот роковой день их застал вместе Денис, узнал человека, который заложил его отцу, а теперь подбирается и к подруге и в сердцах жахнул его же гаечным ключом по его же голове. Потом он скрылся в соседнюю комнату и затем с позором бежал с поля боя, предоставив Нине оказаться за решеткой. Девушка, само собой, молчала, не желая выдавать Дениса.
Ясно дело, что Денис рванул к Стасу. Тот, проконсультировавшись к Усольцевым, получил соответствующие указания – Стас служил связующим звеном между ребятами из транс-шоу и клубом, а также выполнял некоторые особые поручения начальства «Желтого попугая».
Усольцев вызвал Рыжую и велел ей найти свидетелей, надеясь зацепить Завадского через сына, которого пока было решен оставить в роли «избавленного от обвинения», до поры до времени, разумеется. Рыжая быстренько отыскала Соню с Настей, последняя же настолько вошла во вкус новой жизни, что быстро стала любовницей и Усольцева и Плешакова. Соня же довольствовалась только деньгами и, само собой, ей недоплачивали. И когда она проговорилась Насте, что решила со мной поговорить в надежде, что я перекуплю информацию, та немедленно связалась со своими покровителями и те напустили на нас Козодоева со Стасом. Илья стрелял, а Стас бил меня по голове. На его же совести оказались Илья, Миклухин и Настя.
Роль, предназначенная мне в этой игре была несколько двусмысленной. Я возник совершенно неожиданно для всей этой компании и внес некоторый сумбур в их довольно продуманные действия. Ни с того ни с сего я начинаю совать нос в это дело и копать да вынюхивать. Меня сначала припугнули, пощекотав живот бампером автомобиля в тупичке, но когда и это не помогло, решили контролировать мои действия и мне был подарен почетный знак гостя с подслушивающим устройством внутри. Так что о моих действиях и передвижениях все было известно и Стасу и Усольцеву и они буквально шли, наступая мне на пятки.
В конце концов Денис для них стал опасен. Завадский уже сидел и до суда сидел бы еще несколько месяцев, так что с сыном, который неожиданно заартачился, надо было что-то делать.
– И это еще не все, – обернулся ко мне разгоряченный Денис. – Эта сука последние два дня подмешивала мне в кокаин крысиный яд! Перед тем, как вы пришли, Стас сказал, что я пойти покойник. Мне действительно очень плохо и... Нет, я все же его убью!
Я не успел остановить мальчишку. Денис собрал последние силы (во время избиения Стаса он изрядно утомился и едва уже мог держать оружие в вытянутой руке, так что эффектной позы не получилось), подбежал к Стасу и, приставив ему пистолет к виску и нажал на курок.
Затем он обернулся ко мне.
Пистолет по-прежнему был в его руках, а взгляд стал уже совсем запредельным. Парень был по-настоящему опасен и сейчас способен на что угодно.
– Наверное, я сначала убью вас, а потом себя, – просто сказал Завадский. – Зачем нам эта чертова жизнь, правда? Пора уходить.
Парень явно уже не отдавал себе отчета в своих действиях. Он был действительно готов положить меня, а потом застрелиться или начать отстреливаться, когда в дверь будет ломиться привлеченная выстрелом охрана клуба.
Надо было что-то делать и брать инициативу в свои руки. Я закрыл дверь изнутри на два оборота и повернулся к Денису. Время сейчас работало не на нас и нужно было найти очень весомые аргументы, чтобы переубедить парня.
– У меня есть хороший врач. Он сможет тебе помочь. У меня есть много денег. Я заплачу за лечение, – проговорил я, глядя прямо в глаза Завадскому.
Я говорил достаточно убедительно для того, чтобы Денис опустил пистолет.
Между тем за дверью уже слышался топот приближающейся охраны. Я подскочил к окну и скомандовал Денису: – Быстро сюда! Мы можем пройти по пожарной лестнице на крышу, а там есть ход к соседнему строению. Сможешь уйти дворами.
Кажется, парень начал приходить в себя. Я не был уверен, что это состояние продлится достаточно долго, но решил, что иного выхода у меня нет. Как в буквальном, так и в переносном смысле.
Однако, покидать здание совсем я пока не собирался. У меня созрел довольно рискованный план, который я смог бы осуществить только в ресторане. Если, конечно, там по-прежнему будет находиться Очень Важная Персона.
Но пока что перед нами стояла более конкретная задача – выбраться на крышу.
Дениса снова «повело» и он едва-едва шевелил ногами, нашаривая ступеньки пожарной лестницы, по которой мы карабкались.
Наконец мы преодолели несколько пыльных перекладин и выбрались на плоскую площадку. Вид отсюда, должно быть, открывался славный – Волга и небо, но это днем, а сейчас впереди было лишь мерцание огоньков и дыхание холодного ночного воздуха.
– Теперь туда! – показал я Денису на крышу пристройки, от которой нас отделяло несколько метров.
Но Завадский оставался стоять на месте.
– Я знаю выход, – твердо сказал он.
Оказалось, что парень вкладывал в эти слова свой, особенный смысл.
Завадский, подпрыгнув, уцепился за флюгер, торчавший на краю крыши и, оттолкнувшись ногами, стал раскачиваться, убыстряя темп.
И вот, в очередной раз проносясь мимо меня, он крикнул изо всех сил:
– Выход здесь!
И, раскинув руки, попытался изобразить большую сильную птицу. Но порыв ветра быстро скомкал его вчетверо и, несколько раз перевернув, бросил вниз, слегка отклонив от прямого падения.
Тело Завадского-младшего шлепнулось куда-то в темноту на территорию двора дома, расположенного рядом с клубом – кажется, возле гаражей.
Мне надо было спешить. Я спустился на чердак и выбрался через люк на черную лестницу. Когда я уже преодолевал пролет между вторым и третьим этажом, из-за панели послышались голоса участников шоу, делившихся впечатлениями от только что закончившегося выступления.
– Я так боялся, так боялся... Все-таки в первый раз стриптиз, такая ответственность.
– У Миклухина классно получалось, но Стас говорил, что он больше не работает, совсем крыша поехала...
– И чего они вздумали программу менять перед самым выходом? Два номера коту под хвост! А сколько было криков, репетиций!..
– Эй, сопли! – раздался бас одного из охранников, – Дениса не видали?
– Нет, а что?
– Срочно нужен главному. Четыре раза все помещение прошмонали, никак не найдем.
– Во блин, – поддакнул его коллега, – Ищем, ищем, а Плешаку все мало, пока не найдем, говорит, не отпустит домой. А может парень давно уже смылся.
– Что-то случилось? – поинтересовался кто-то из транс-шоу.
– Не твое дело, – послышался удаляющийся голос охранника.
Ага, значит мое инкогнито еще не раскрыто и ищут только Дениса. Труп Стаса, разумеется, уже обнаружили и решили, что Завадский ушел через лестницу, но не на крышу, а вниз, и пустился в бега.
Такая версия меня пока что вполне устраивала. Я выбрался на первом этаже к основной лестнице, преодолев насквозь кухню и, снова взбежав на второй этаж, вошел в помещение ресторана.
Удача мне явно благоприятствовала. Генерал Тараканенко продолжал восседать за столом, поглощая десерт и запивая его водкой.
Охрана нового начальства за вечер, проведенный Тараканенко в ресторане слегка ослабила бдительность и я решил идти напролом. Быстро подойдя к столику генерала я сел рядом и успел представиться перед тем, как ко мне рванулись молодцы в штатском.
Тараканенко остановил их движением руки.
Похоже, мое появление и наглое незапланированное соседство заинтересовали генерала и он хрипло спросил меня, какого хрена мне тут нужно.
Я говорил коротко, излагая только основные факты и особо упирая на то, что в случае обнародования известных мне событий вице-губернатору придется давать неизбежные объяснения, от которых тот, само собой, предпочел бы уклониться. Я даже слегка загнул насчет того, что окружение вице подставляет своего покровителя и что Усольцев с сегодняшнего дня – это уже не та фигура, с которой можно иметь дело, хоть он и отдаленный родственник вице-губернатора. В заключение своей речи я сделал предположение, что генералу будет тоже не особо приятно начинать свою карьеру с расследования такого скандального дела и предложил ему сделать разумные выводы из вышеизложенного.
– Пожалуй, мне пора, – мрачно сказал главный мент области, с трудом вставая из-за стола.
Тараканенко, само собой, был в доску пьян, но, поскольку это было его обычным состоянием, я не удивился, что он еще способен соображать и передвигаться без посторонней помощи. Вторым привычным состоянием генерала был полный отруб, а третьего было не дано.
Я решил подстраховаться и выйти из здания вместе с ним, чтобы меня вдруг да не замочили по дороге. Трудно вдруг перейти из качества «почетного гостя» в «персону нон грата» в одном, отдельно взятом здании.
Краем глаза я видел, что моя персона уже привлекла особое внимание охраны заведения, но головоломы «Желтого попугая» не решались ко мне приблизиться.
У выхода стоял Усольцев. Испуганно посмотрев на меня, он учтиво поклонился Тараканенко и подал ему руку. Генерал не заметил протянутой ладони и открыл передо мной дверь, пропуская меня вперед.
Вот и все. Теперь я могу спокойно направиться к своему мерседесу, зная, что в спину мне не раздастся автоматная очередь.
Тараканенко со мной тоже не попрощался, и это было понятно. Как-никак мы – я и власть исполнительная, к которой принадлежал генерал, – никогда не были друзьями. Если я и тяготел к какой-нибудь из веточек этого деревца, то исключительно к законодательной и четвертой.
Генерал просто принял от меня информацию, полагая, что в данном, совершенно исключительном случае наши интересы совпадают. И, уже подходя к машине с предусмотрительно распахнутыми дверцами, он что-то говорил по сотовому телефону, соединяясь, очевидно, с вице-губернатором.
Сидя в своем мерсе, я представлял, как Сергачев сейчас мечется по кабинету и рвет волосы на голове, ища выход из создавшегося положения.
Впрочем, по какому кабинету мечется губернатор в третьем часу ночи? По спальне мечется, ясное дело...
Я не мог отказать себе в удовольствии узнать, чем кончится вся эта история. Какое-то чутье подсказывало мне, что уезжать еще рано.
Из здания медленно сочились остатки публики, обмениваясь на ходу впечатлениями. Главные лица – Усольцев и Плешаков оставались пока внутри. Я заметил, что в кабинете на втором этаже – там был расположен кабинет Усольцева – зажегся свет и мимо окна туда-сюда расхаживали жестикулирующие фигуры.
Как ни странно, первыми приехали пожарные. Всего-то прошло минут пятнадцать, а они уже тут как тут.
Оторопело глядя на абсолютно не горящее здание, они повылезали из машин и стояли несколько минут в недоумении, пока следующая машина не развеяла их сомнение.
«Так вот кому звонил Тараканенко, – наконец-то понял я. – Особая команда Виталия Мясоедова в полном составе. А вот, кажется, и сам главный».
Самый страшный человек в городе высунул голову из «БМВ» только два раза. Сначала он подозвал человека и что-то стал говорить, тыкая при этом пальцем в направлении пожарной машины. Во второй раз он принял доклад о том, что акция завершена.
Это произошло минут через десять после приезда автобуса в сопровождении «БМВ». Из «Икаруса» посыпались люди в пятнистой форме, которые ринулись в здание.
Из помещения сразу же посыпались остававшиеся в нем люди. Их принимали стоявшие снаружи пятнистые и теснили за ограждение, уже появившееся в пяти метрах от здания.
Среди тех, кто вышел (или их выгоняли?) я не заметил Усольцева с Плешаковым. Только какая-то мелочь – ихняя охрана, значительно потускневшая по сравнению с ребятами Мясоедова, повара, крупье, игроки казино, девки-девки и юноши-девки.
Наконец, полыхнуло. Именно из директорских окон второго этажа. Похоже, генерал Тараканенко сам ничего не решал, а лишь поставил в известность Мясоедова, который нашел самый разумный выход из создавшейся ситуации и воплотил его в реальности.
Дождавшись, пока его ребята покинут здание, Мясоедов махнул рукой пожарным – мол, можете приступать, и его «БМВ» быстро уехал вслед за автобусом с молодцами в хаки. Я не сомневался, что больше из здания никто не выйдет – Мясоедов никогда не ошибался.
Наутро я приехал на работу даже раньше уборщицы. Заперевшись в кабинете, я стал обдумывать, как достойно завершить это дело.
Усольцев погиб в пламени пожара, это я уже знал точно. Но оставался еще один человек, который пока что не получил того, что заслуживает.
Оплата по факту
Я позвонил Артамонову и предложил немедленно встретиться. Я дал ему понять, что его предложение о поручительстве в предоставлении кредита в общем-то отвергнуто, но возникли новые обстоятельства, которые могли бы быть для него небезынтересны.
Мой посетитель выглядел довольно помятым – очевидно, события этой ночи касались Артамонова довольно близко и бизнесмен сейчас был готов на любые компромиссы, чтобы уцелеть без своих прежних покровителей.
– Перехожу прямо к делу, – обнадежил я его. – Мое предложение может показаться вам довольно неожиданным, но, на мой взгляд, оно является взаимовыгодным.
Короче, я предложил слить Артамонова с одним из моих подразделений. Тот для виду поломался некоторое время, но когда я пообещал, что как только бумаги будут подписаны, я выдам требуемое Артамонову поручительство для получения кредита, был вынужден согласиться.
С одной стороны, Артамонов в новом «слитом» качестве получал те финансовые возможности, которые ему и не снились. С другой – он шел на явное обострение отношений с администрацией. Но соблазн был слишком велик, а его теперешнее положение явно не благоприятствовало амбициям.
Я позвонил своему юристу и поставил его перед свершившимся фактом. Вторым пунктом я потребовал наличие необходимых бумаг уже к обеду.
Сливал я Артамонова со своей овощебазой под звучным названием «Топинамбур». Я попросил Роберта Черноусова, который возглавлял данное подразделение «Ледокола» не задавать мне никаких вопросов и немного подождать. Через некоторое время, пообещал я ему, вопросы отпадут сами собой.
После того как бумаги о слиянии были подписаны, я вручил Артамонову бумаги, необходимые для поручительства. Более того, я позвонил куда надо и деньги Артамонов мог получить уже сегодня вечером. Что он не преминул сделать.
На другой день я выяснил, куда он вложил эти деньги. Контора оказалась одной строительной фирмой, на следующий день я посетил ее директора и предложил ему продать мне предприятие. Через два дня фирма была моей. Я приказал временно приостановить все работы и приступил к завершению операции.
Я вызвал к себе Артамонова и показал ему приказ о его увольнении.
Получасовую сцену истерики я вынес, не моргнув глазом. Артамонов извивался как мог, валялся в ногах и упрекал в недобросовестности.
Я был непрошибаем и, по-моему, даже не раскрыл рта, чтобы возражать – на каждый упрек Артамонова отвечал наш юрист, который аккуратно разъяснил ему, что все произошло на законных основаниях, а сам он, Артамонов, мягко говоря, проявил излишнее доверие, столь часто подводящее нас на тернистом жизненном пути.
Разумеется, Артамонов не мог теперь получить ни процентов, ни своих денег. Разумеется, Артамонов мог вернуть кредит, только продолжая работать в новой организации под моим попечительством. Разумеется, Артамонов денег не вернул. И, разумеется, его убили.
Об остальных новостях я узнавал лишь из газет. Завадский был выпущен из-под ареста, когда известный адвокат Ривкин предоставил решающие доказательства его невиновности. Бизнесмен отправился на отдых, оправляться от нахлынувших на него бед за границу, а сам Ривкин на другой же день после процесса скончался от инфаркта. Некоторой сенсацией для читающей публики стал тот факт, что адвокат завещал перевезти его прах на историческую родину и похоронить на Масличной горе в Иерусалиме, где Ривкин приобрел за невероятные деньги место на кладбище.
Нина Соколова была оправдана и Юрий Владимирович радостно сообщил мне это известие, позвонив по телефону. Разумеется, ему и в голову не могло придти, кого нужно за это благодарить...
Наконец, Антоша Чехов, врач со «скорой помощи», раскололся. Когда мы все-таки встретились и хорошенько посидели, он, собравшись с силами, сказал:
– Помнишь, у нас все никак не выходило поговорить об одном деле?
– Антоша! – к концу вечера я был уже помочь бывшему коллеге по желдорболи в любой его просьбе. – Да все, чего твоя душа пожелает! Дочку в спецшколу? Гарнитур за полцены? Выигрыш в лотерею? Какой именно? Квартиру, машину?
– Да нет, – отмахнулся от меня Чехов, – фу, какой ты меркантильный. Я не решался поговорить с тобой совсем о другом... Ты помнишь Ингу? Так вот, она вышла замуж за шведа и уехала в Скандинавию.
– Ну и что? – удивился я. – Какая еще Инга? Та, что была с рыжими косичками?
– Конечно, – подтвердил Чехов. – Ты еще сох по ней три месяца, а она только нос задирала. Разве ты об этом забыл? Ведь тогда мне казалось, что это самая сильная твоя любовь...
– Нет-нет, что ты, ведь всего десять лет прошло с тех пор, – пошутил я, – Хотя, если честно сказать, самая сильная любовь в моей жизни была к одной девочке в детсаду в ясельной группе.
Мне стало грустно. Я действительно почти позабыл об этой бабенке, и я действительно тогда был по уши влюблен в это рыжее создание с косичками. А то, что она сейчас с кем-то живет в Стокгольме мне как-то до лампочки.
Выходит, что наши чувства со временем стираются и теряют блеск как старинная монета. Во всяком случае те, что касаются любви. Во всяком случае – у меня.
А вот новые ощущения, доставленные мне предпринятым расследованием, буквально питали меня целый месяц. Вспоминая цепь событий, я анализировал их, пытаясь понять, где можно было действовать иначе, а где я поступил правильно. Короче, я учился.
И когда через месяц одна из моих знакомых пожаловалась мне, что после вечеринки из ее дома пропал перстень с изумрудом, который принадлежал еще Екатерине Медичи, и что она не может обращаться в милицию, поскольку все ее посетители в тот вечер представляли собой крайне важные персоны, я почувствовал головокружение, как перед прыжком с трамплина на лыжах.
Я попросил потерпевшую рассказать мне все поподробнее и пообещал помочь...
Мой посетитель выглядел довольно помятым – очевидно, события этой ночи касались Артамонова довольно близко и бизнесмен сейчас был готов на любые компромиссы, чтобы уцелеть без своих прежних покровителей.
– Перехожу прямо к делу, – обнадежил я его. – Мое предложение может показаться вам довольно неожиданным, но, на мой взгляд, оно является взаимовыгодным.
Короче, я предложил слить Артамонова с одним из моих подразделений. Тот для виду поломался некоторое время, но когда я пообещал, что как только бумаги будут подписаны, я выдам требуемое Артамонову поручительство для получения кредита, был вынужден согласиться.
С одной стороны, Артамонов в новом «слитом» качестве получал те финансовые возможности, которые ему и не снились. С другой – он шел на явное обострение отношений с администрацией. Но соблазн был слишком велик, а его теперешнее положение явно не благоприятствовало амбициям.
Я позвонил своему юристу и поставил его перед свершившимся фактом. Вторым пунктом я потребовал наличие необходимых бумаг уже к обеду.
Сливал я Артамонова со своей овощебазой под звучным названием «Топинамбур». Я попросил Роберта Черноусова, который возглавлял данное подразделение «Ледокола» не задавать мне никаких вопросов и немного подождать. Через некоторое время, пообещал я ему, вопросы отпадут сами собой.
После того как бумаги о слиянии были подписаны, я вручил Артамонову бумаги, необходимые для поручительства. Более того, я позвонил куда надо и деньги Артамонов мог получить уже сегодня вечером. Что он не преминул сделать.
На другой день я выяснил, куда он вложил эти деньги. Контора оказалась одной строительной фирмой, на следующий день я посетил ее директора и предложил ему продать мне предприятие. Через два дня фирма была моей. Я приказал временно приостановить все работы и приступил к завершению операции.
Я вызвал к себе Артамонова и показал ему приказ о его увольнении.
Получасовую сцену истерики я вынес, не моргнув глазом. Артамонов извивался как мог, валялся в ногах и упрекал в недобросовестности.
Я был непрошибаем и, по-моему, даже не раскрыл рта, чтобы возражать – на каждый упрек Артамонова отвечал наш юрист, который аккуратно разъяснил ему, что все произошло на законных основаниях, а сам он, Артамонов, мягко говоря, проявил излишнее доверие, столь часто подводящее нас на тернистом жизненном пути.
Разумеется, Артамонов не мог теперь получить ни процентов, ни своих денег. Разумеется, Артамонов мог вернуть кредит, только продолжая работать в новой организации под моим попечительством. Разумеется, Артамонов денег не вернул. И, разумеется, его убили.
Об остальных новостях я узнавал лишь из газет. Завадский был выпущен из-под ареста, когда известный адвокат Ривкин предоставил решающие доказательства его невиновности. Бизнесмен отправился на отдых, оправляться от нахлынувших на него бед за границу, а сам Ривкин на другой же день после процесса скончался от инфаркта. Некоторой сенсацией для читающей публики стал тот факт, что адвокат завещал перевезти его прах на историческую родину и похоронить на Масличной горе в Иерусалиме, где Ривкин приобрел за невероятные деньги место на кладбище.
Нина Соколова была оправдана и Юрий Владимирович радостно сообщил мне это известие, позвонив по телефону. Разумеется, ему и в голову не могло придти, кого нужно за это благодарить...
Наконец, Антоша Чехов, врач со «скорой помощи», раскололся. Когда мы все-таки встретились и хорошенько посидели, он, собравшись с силами, сказал:
– Помнишь, у нас все никак не выходило поговорить об одном деле?
– Антоша! – к концу вечера я был уже помочь бывшему коллеге по желдорболи в любой его просьбе. – Да все, чего твоя душа пожелает! Дочку в спецшколу? Гарнитур за полцены? Выигрыш в лотерею? Какой именно? Квартиру, машину?
– Да нет, – отмахнулся от меня Чехов, – фу, какой ты меркантильный. Я не решался поговорить с тобой совсем о другом... Ты помнишь Ингу? Так вот, она вышла замуж за шведа и уехала в Скандинавию.
– Ну и что? – удивился я. – Какая еще Инга? Та, что была с рыжими косичками?
– Конечно, – подтвердил Чехов. – Ты еще сох по ней три месяца, а она только нос задирала. Разве ты об этом забыл? Ведь тогда мне казалось, что это самая сильная твоя любовь...
– Нет-нет, что ты, ведь всего десять лет прошло с тех пор, – пошутил я, – Хотя, если честно сказать, самая сильная любовь в моей жизни была к одной девочке в детсаду в ясельной группе.
Мне стало грустно. Я действительно почти позабыл об этой бабенке, и я действительно тогда был по уши влюблен в это рыжее создание с косичками. А то, что она сейчас с кем-то живет в Стокгольме мне как-то до лампочки.
Выходит, что наши чувства со временем стираются и теряют блеск как старинная монета. Во всяком случае те, что касаются любви. Во всяком случае – у меня.
А вот новые ощущения, доставленные мне предпринятым расследованием, буквально питали меня целый месяц. Вспоминая цепь событий, я анализировал их, пытаясь понять, где можно было действовать иначе, а где я поступил правильно. Короче, я учился.
И когда через месяц одна из моих знакомых пожаловалась мне, что после вечеринки из ее дома пропал перстень с изумрудом, который принадлежал еще Екатерине Медичи, и что она не может обращаться в милицию, поскольку все ее посетители в тот вечер представляли собой крайне важные персоны, я почувствовал головокружение, как перед прыжком с трамплина на лыжах.
Я попросил потерпевшую рассказать мне все поподробнее и пообещал помочь...