Худ Даниел. Пир попрошаек (Лайам Ренфорд - 3)

   - О чем это вы? - невинно спросил Лайам. Он уже догадался о чем и мысленно усмехнулся.
   - Понимаете... В общем-то, наверное, я сам ей все это внушил, признался, смущаясь, Кессиас.- Мы много с ней о вас толковали. Ну и, конечно, я старался ей вас расхвалить, чтобы рыбка не сорвалась с крючка; впрочем, говорил-то я чистую правду. О том, какую помощь вы мне оказали... и оказываете... и как здорово вы умеете различать людишек с гнильцой... а ее ведь окружают мошенники... Вот я и подумал, что все это будет вам наилучшей рекомендацией. Понимаете, а?
   Лайам ничего не ответил, только потер подбородок, прогоняя с лица непрошеную улыбку. Кессиас заговорил снова:
   - И если вы сегодня заявитесь к ней, она непременно станет просить вас отыскать пропавшую цацку. Я понял это, когда мы с ней обходили дом. Она к месту и не к месту все повторяла: "Интересно, а что тут сказал бы наш молодой Ренфорд?"
   Испытывая какое-то извращенное наслаждение, Лайам наконец позволил себе улыбнуться.
   - Не знаю пока, что тут можно сказать, сначала надо бы ко всему присмотреться...
   Кессиас замер, будто насторожившийся пес. Он словно не понимал, верить своим ушам или не верить.
   - Вы что, собираетесь взяться за это дело?
   - Да, я подумываю об этом. - Лайаму стало даже немного неловко за свой беззаботный тон, ибо в глазах эдила заполыхала неподдельная радость. Так радуется ребенок, которому пообещали купить дорогую игрушку, подумал он и поспешно предупредил: - Я пока не знаю, чем все обернется. Я - не ищейка и не провидец, однако, если у вас нет возражений, могу попробовать покопаться во всей этой истории.
   - Возражений?!! - взревел эдил.- Да у меня просто камень с души свалился!
   Ну, началось! Лайам поморщился, его хорошее настроение растаяло без следа.
   - Кессиас, не считайте, что преступление уже раскрыто только потому, что я решил им заняться.
   Эдил отмахнулся от возражений.
   - Не вижу разницы - раз уж вы сочли эту овчинку стоящей выделки. - Он нетерпеливо потер руки, среди зарослей его бороды расцвела радостная улыбка.- Давайте-ка прямо сейчас отправимся к госпоже Присциан, она лучше меня вам расскажет, как там и что было.
   Кессиас обогнул стол, быстро схватил куртку, висевшую на гвозде, и распахнул дверь.
   - Эй, ты! - крикнул он караульному.- Присмотри за лошадью квестора Ренфорда! Мы уходим.
   Лайам покачал головой и подумал, что допустил большую ошибку. Унять энтузиазм бравого стража порядка теперь ничто не могло. Он был уже совершенно уверен в успехе и несомненно уверит в том госпожу Присциан.
   "А что, если у меня ничего не получится?" - уныло думал Лайам, натягивая перчатки. Тогда прощайте надежды на новую жизнь. И то сказать, зачем состоятельной судовладелице партнер-неудачник? Где гарантия, что, провалив одно дело, он не провалит и остальные?
   - О боги!
   Возглас эдила вывел его из задумчивости, и Лайам, вдруг вспомнив, из-за чего он приехал сюда, кинулся к двери.
   Кессиас держал мертвеца за волосы и, откинув ему голову, изучал рану. Посиневший от холода стражник восхищенно за ним наблюдал. Вокруг них уже начинала собираться толпа.
   - Вы что, Ренфорд, ловите теперь рыбку на такую наживку? - Кессиас выпростал из волос убитого клок мокрый водорослей и, с отвращением отбросив их в сторону, вытер руку о полу куртки. - Где вы его раздобыли?
   - Нашел на пляже сегодня утром, - пробормотал Лайам. Он знаком показал эдилу, что надо бы говорить тише. - Малого вынес прибой. Видели его горло?
   - Видел,- кивнул эдил. Он отступил на пару шагов и оглядел тело, потом, задумчиво цыкнув зубом, махнул рукой и сказал: - Все ясно - беднягу выкинули с какого-то корабля.
   Эдил повернулся к стражнику и, не раздумывая, распорядился:
   - Переправь тело в мертвецкую к матушке Джеф и скажи, чтобы она повнимательнее его осмотрела. Потом пошли человека в гавань, пусть это будет Балштейн, он умеет правильно задавать вопросы. Нужно вызнать, не пропадал ли на каком-нибудь корабле человек. Ну и, может, кто узнает этого... по описанию. Пусть Балштейн на него поглядит. И проследи, чтобы лошадь квестора свели на конюшню. Я вернусь через час. Смотри у меня, не вздумай филонить!
   Стражник вяло отсалютовал командиру и повел Даймонда к зданию городского суда. Толпа с недовольным шепотом расступилась, давая дорогу. Зеваки были явно разочарованы. Они рассчитывали увидеть нечто более впечатляющее, чем какой-то там труп. Лайам почувствовал, что внимание публики переключилось на него, но и в нем зрители не нашли ничего для себя нового. Потоптавшись на месте еще пару минут, гуляки вернулись к винным лоткам.
   Разобравшись с трупом, Кессиас взял приятеля под руку и повел через площадь в сторону райончика, где селились одни дворяне и богачи и который в простонародье назывался Макушкой. Лайам шел, досадливо хмурясь. Эдил принялся обстоятельно повествовать о том, как он провел первый осмотр места происшествия, но спутник пропускал его слова мимо ушей. Он прикидывал, сколько народу слышало шуточку неунывающего (по крайней мере в последний десяток минут) начальника городской стражи. Ему начинало казаться, что, все, с кем он хотя бы мало-мальски общается, сговорились поддерживать вокруг его персоны атмосферу какой-то жутковатой загадочности. Что бы Лайам ни делал, на какие бы ухищрения ни пускался, в Саузварке все прочней и прочней укоренялся миф, что он чародей. А обстоятельства лишь подливали на эту мельницу воду.
   Вот и сегодня, мало того, что ему пришлось проехать полгорода с мертвецом за спиной, так еще и Кессиас, решив блеснуть остроумием, громогласно понес совсем уж несусветную чушь.
   "Теперь у местных сплетников опять появилась пища для пересудов, думал сердито Лайам. - В любой таверне, в любой забегаловке от Муравейника до Аурик-парка будут судачить лишь об одном. Знаете чародея, что проживает на побережье? Так вот, он ловит акул, насаживая на крючок людей вместо приманки! Скоро дети, завидев меня, станут скрещивать пальцы и шарахаться в стороны, чтобы тень страшного человека не могла их задеть!"
   - Ну с чего это вам вздумалось ляпнуть, что я приманиваю рыбу на мертвецов?! - воскликнул, не удержавшись, Лайам, когда они уже подходили к Макушке.
   - А? Что?
   Эдил оборвал фразу на полуслове. Искреннее смущение, отразившееся на его простодушном лице, несколько смягчило гнев Лайама.
   - Ладно, забыли... Простите, я не расслышал, о чем вы хотели сказать.
   Они являли собой довольно странную пару: долговязый, но хорошо сложенный Лайам - с коротко стриженными белокурыми волосами, в сверкающих кожаных сапогах и дорогом плаще и кряжистый массивный эдил в простой стеганой куртке, с кустистой бородой и гривой взъерошенных черных волос, похожий на ряженого медведя.
   В Саузварке не было ничего превыше Макушки - ни по богатству обитателей, ни по расположению над уровнем моря. Богачи строились тесно, свободной площади тут не имелось. С севера и запада к гребню холма лепились дома менее зажиточных горожан, а с юга и востока Макушку подпирали скалистые утесы, отвесно уходившие вниз - к морю. Не имея возможности раскинуться вширь, Макушка тянулась ввысь. Пяти- и шестиэтажные здания с узкими, но затейливыми фасадами образовывали сеть опрятных и довольно просторных улиц. Лайам и Кессиас свернули к самой дальней из них, именовавшейся, соответственно, Крайней.
   Дом госпожи Присциан выглядел поскромнее соседних особняков, но в этой скромности угадывалось изящество особого рода, стремившееся не к вычурности, а к простоте. Пять этажей, высокие окна, нарядная черепичная кровля. Потемневшая от времени кирпичная кладка стен, местами проглядывавшая в сколах мраморной облицовки, указывала на почтенный возраст строения. Широкая лестница светлого камня вела к парадному входу.
   Эдил приостановился и таинственным шепотом сообщил:
   - Я вот что думаю, Ренфорд, вся эта история - сплошная загадка! В доме были только свои, запоры нетронуты, а сокровище все же пропало.
   - Да-да, конечно,- пробормотал Лайам. Его уже терзали сомнения. Он лихорадочно размышлял, как поступить. Момент был пиковый, и следовало понять - нырять ли ему прямо сейчас в набитый головоломками омут или, пока не поздно, бежать без оглядки? Госпоже Присциан еще ничего не обещано, а Кессиас - добрый малый, он внутренне покорежится, но смолчит.
   "Скорей бы уж все началось!" - воскликнул мысленно Лайам и решительно взбежал по ступеням. Эдил, удивленно крякнув, последовал за приятелем.
   Стучаться пришлось на удивление долго, а угрюмый слуга совсем не обрадовался гостям.
   - Леди сейчас в солярии,- пробурчал он, впуская их в дом. - Не соблаговолят ли господа подождать?
   Пришлось соблаговолить, ибо выбора им не оставили. Слуга повернулся и тут же ушел.
   Лайам в очередной раз поразился той легкости, с какой южане обращаются с титулами. Госпожа Присциан вовсе не являлась дворянкой. В Мидланде, на родине Лайама, никому бы и в голову не пришло назвать леди женщину неблагородного происхождения - это сочли бы вопиющим нарушением этикета. "Однако там у нас нет и таких богатых торговцев, - подумал он. - Только владетельные вельможи, рыцари, мелкие помещики да селяне. А селянку никто не подумает называть леди и здесь".
   Под стать его настроению, убранство дома, доступное взору, было несколько мрачноватым. Стены, обшитые дубом, полы, покрытые красным лаком, массивная мебель, драпировка темных тонов - все это заставляло спутников чувствовать себя слегка неуютно, и они оба молчали. Вскоре вернулся слуга, теперь он был не только угрюм, но и словно напуган.
   - Леди просит господ войти.
   - Скорее веди их сюда, Геллус,- раздался далекий, но звонкий голос. Гостей у порога не держат, сколько раз можно тебе повторять!
   Лайам улыбнулся и пошел на голос - к солярию, расположенному в дальнем конце коридора. Просторное, выдержанное в светлых тонах помещение, выходящее застекленной стеной в небольшой сад, резко контрастировало с полумглой, царившей в прихожей. Оно было просто пронизано светом - даже в этот не самый погожий зимний денек. За садом простиралось море, переходящее в небо, затянутое кое-где облаками. Две женщины, сидевшие в легких плетеных креслах, встали и поклонились гостям. Лайам учтиво поклонился в ответ и обратил взгляд к старшей из них.
   Она была ничем не примечательна внешне. Среднего роста, с довольно моложавым лицом, на котором начинали появляться морщинки, седые волосы зачесаны назад и уложены в узел. Дымчато-серое платье простого покроя также не вносило никакой нотки оригинальности в этот портрет. Но почему-то компаньонка вдовы - молоденькая и весьма хорошенькая особа - казалась фигурой второго плана рядом с сухонькой и мало чем примечательной госпожой Присциан. Может быть, в том был повинен острый и проницательный взгляд пожилой дамы, а возможно, такое впечатление создавала ее абсолютная неподвижность в комнате, полной движения. Море вдали непрестанно и тяжело колыхалось, поблескивая на солнце, голые ветви деревьев сада качались, блики и тени играли на стенах, а хорошенькая особа постоянно промокала платочком глаза. Но пожилая дама стояла неколебимо, как камень, и ее дымчато-серое платье лишь усиливало этот эффект.
   - Вы пришли раньше, чем я ожидала, - обратилась она к Лайаму. Наверно, прослышали о моих неприятностях?
   - Да, эдил Кессиас мне кое-что рассказал.
   - Что ж. Дуэсса, не могла бы ты нас ненадолго оставить?
   Молоденькая особа покорно повиновалась и двинулась к двери, прижимая платочек к губам. Лицо ее было необычайно бледным, веки припухли, а глаза покраснели от слез. Судя по всему, она переживала потерю гораздо острее, чем тетушка.
   Заплаканная племянница удалилась. Госпожа Присциан жестом предложила мужчинам присесть и села сама.
   - Полагаю, эдил Кессиас сообщил вам также, что меня весьма живо интересует ваше мнение об этой истории, - заговорила она, едва гости устроились поудобнее.- Знаете ли, он отрекомендовал вас как человека, для которого не существует загадок.
   Лайам улыбнулся и развел руками. Ему нравились прямота и откровенность госпожи Присциан. Он оценил также и то, что она предоставила ему выбор. Лайам мог теперь либо просто высказать свое мнение, повторив то, что он уже говорил в караулке эдилу, либо предложить ей свои услуги и уже вплотную взяться за дело.
   - Для начала позвольте заметить, что Кессиас слишком уж превозносит мои способности, которые на деле довольно скромны. - Эдил громко фыркнул, а госпожа Присциан сдержанно кивнула, принимая эти слова к сведению, но не вынося им какой-то оценки. - И я вовсе не уверен, что мое мнение, как и моя посильная помощь, в конечном итоге окажутся вам полезны.
   - Ха! - звучно выразил свое возмущение эдил.
   - Тише, вы не в казарме! - повелела госпожа Присциан, по-прежнему уделяя внимание только Лайаму. А тот лишь сейчас заметил, что непроизвольно сменил позу и сидит на самом краешке кресла, неловко выпрямив спину и зажав ладони между коленями. Он чувствовал себя так, словно сдавал экзамен самому строгому из профессоров торквейского университета.
   - Однако дело ваше кажется мне интересным, и я сделаю все от меня зависящее, чтобы довести его до какого-то результата. Хотя насколько он будет приемлем, сейчас трудно сказать.
   Кессиас поерзал в своем креслице, ухватился ручищами за подлокотники и покачал головой, но выражать свои чувства вслух поостерегся.
   - Одно только меня смущает... - продолжал Лайам, тщательно выбирая слова, чтобы со всей осторожностью подойти к весьма заботящему его вопросу. - Я опасаюсь, что мое участие в расследовании столь деликатного происшествия может как-нибудь повредить нашему деловому партнерству. Видите ли... Во время следствия, как правило, приходится проявлять интерес ко многим вещам и забредать на такие задворки, куда иной человек предпочел бы никого не пускать... Вы понимаете, что я имею в виду?
   Лайам покраснел, стесняясь собственного косноязычия, однако лучше объяснить он не мог, а прибегать к примерам из личного опыта посчитал неуместным. Хотя ему было о чем рассказать. Разыскивая убийцу Тарквина, Лайам сдружился с одной симпатичной семейной парой, но в ходе поиска узнал об интимной жизни этих людей так много, что дружба с ними сделалась невозможной. И ему совсем не хотелось подвергать подобному риску свои отношения с госпожой Присциан.
   Вдова кивнула, показывая, что поняла суть проблемы.
   - Ах, господин Ренфорд... Я несомненно бы призадумалась, если бы в моей жизни имелись тайны, которые не выносят дневного света, - однако таких тайн у меня нет. Что же до моей племянницы и ее семейства, - почтенная дама нахмурилась и посуровела лицом, - то мне безразлично, узнаете вы о них что-либо не очень-то благовидное или нет. Как и об их приятелях, разумеется.
   Это был не совсем тот ответ, какой Лайам рассчитывал получить. Он не сразу нашелся, что сказать, и в растерянности похлопал ладонями по коленям, потом взглянул на Кессиаса, но тот только пожал плечами. Госпожа Присциан, заметив его замешательство, поднялась с кушетки, на которой сидела, и прошла к небольшому письменному столу. Она вынула из верхнего ящика большой лист плотной бумаги и протянула его Лайаму.
   - Я думаю, господин Ренфорд, это развеет все ваши сомнения. Я взяла на себя смелость составить соглашение о нашем партнерстве и, как видите, уже заверила его своей личной печатью.
   Удивленный таким поворотом событий, Лайам стал рассматривать документ. Контракт был составлен по всем правилам. Под четкими строками, выведенными твердой рукой судовладелицы, краснела восковая нашлепка с оттиском. Возле нее было оставлено место для подписи "господина Ренфорда", поскольку личной печати у него не имелось.
   Невольно улыбнувшись, Лайам перевел взгляд на вдову. Та решительным тоном продолжила:
   - Итак, контракт в ваших руках. Как только вы его подпишете - он вступит в силу. Теперь ничто не мешает вам заняться делами моей семьи.
   - Да! - оживился Кессиас. - Действительно, Ренфорд, пора брать быка за рога.
   Лайам еще раз просмотрел договор, провел пальцем по ровному обрезу бумаги, потом аккуратно сложил лист пополам и спрятал в нагрудный карман куртки.
   - Хорошо, - кивнул он. - Давайте посмотрим, что тут к чему.
   3
   - Я полагаю, эдил Кессиас уже посвятил вас в основные детали этой истории,- сказала госпожа Присциан.
   - В самых общих чертах,- отметил эдил.
   - Да, - нахмурила брови вдова. - С утра от Дуэссы мало чего можно было добиться. Она, знаете ли, очень... разволновалась. Но, кажется, мне удалось привести ее в чувство.
   Лайам не сомневался, что, приводя племянницу в чувство, госпожа Присциан не особенно деликатничала. Он мысленно улыбнулся.
   - Мне кажется, будет лучше, если я послушаю вас.
   Госпожа Присциан кивнула и приступила к рассказу, который ничего нового к словам Кессиаса не добавил. Молодые Окхэмы устраивали прием, гости остались на ночь, а наутро камень исчез. Вдова назвала те же, что и эдил, имена - барон Квэтвел, господин и госпожа (брат и сестра) Фурзеусы, граф Ульдерик с женой, господин Кэвуд - причем в ее тоне не слышалось даже нотки почтения.
   - Нет сомнений, что камень украл кто-то из них, - заявила она наконец. - Всех слуг они отпустили, и в доме больше не было никого.
   - А на замках и запорах нет ни малейших следов взлома, - удрученно добавил Кессиас. - Да их и невозможно взломать.
   - Надеюсь, что так, - сухо заметила госпожа Присциан. - Я ведь сама их выбирала. Итак, кто-то из гостей виновен, но кто? Как мы это поймем? А когда поймем, как изобличим шельмеца?
   Лайам пришел в восхищение. Почтенная пожилая дама держалась так, словно темой их разговора была не пропажа бесценной фамильной реликвии, а заурядная домашняя неприятность вроде разбитого блюдца или подгоревшей еды. Она подалась вперед, обхватила руками колени и выжидательно глянула на Лайама, по-видимому ожидая, что тот тут же укажет ей на негодяя.
   - Хм...- откашлявшись, сказал Лайам.- Не будем спешить. Вы ведь, наверное, знаете, что Кессиас не может допросить подозреваемых в установленном законом порядке, однако я могу попробовать поговорить с ними неофициально, как частное лицо. Понимаете, что я имею в виду?
   Госпожа Присциан кивнула.
   - А чтобы от этих собеседований был хоть какой-нибудь толк, я должен как можно больше знать о... Ну, в общем, обо всем, что связано с этой пропажей. И о самой реликвии, и о каждом из ночевавших в доме гостей, и о том, как именно они себя здесь вели и где ночевали. Важна любая подробность, даже самая, на первый взгляд, незначительная... и, как я уже предупреждал, на некоторые мои вопросы ответить будет непросто.
   Пожилая дама в очередной раз кивнула, а потом, устроившись поудобнее, приступила к повествованию:
   - Пожалуй, поговорим сначала о камне. Он сделался принадлежностью нашей семьи еще в те времена, когда начинал строиться Саузварк...
   Основателем рода Присцианов был простой солдат, плававший в Альекир с армадой Аурика Великого и участвовавший в Войне духов. Когда война кончилась, у него на руках оказался патент, дававший ему право на торговлю с Альекиром и соседствующими с ним свободными городами. Удачно пользуясь преимуществами, которые давал ему этот патент, молодой Присциан сколотил приличное состояние и приобрел кусок земли на Макушке, где и построил дом, в каком теперь проживала вдова. У него появились два сына. Старший ничем особенным не прославился, впрочем, он пошел по стопам отца, приумножил оставленный ему капитал и обзавелся собственными детьми. Второй же сын повел себя по-иному.
   - Его звали Эйрин, - сказала вдова. - О нем ходило много легенд, на мой взгляд, в большей части нелепых. Полагали, например, что Присциану он вовсе не сын, что его подкинули в колыбель гоблины, забрав настоящего младенца к себе. Еще говорили, что он посвящен в тайны черной магии и имеет сношения с демонами. Как бы там ни было, однажды каким-то образом Эйрину посчастливилось завладеть бесценным сокровищем, которое потом осталось в нашей семье и также обросло всяческими легендами.
   - Вы не из Саузварка, господин Ренфорд, - продолжила дама, - иначе вы непременно знали бы их. Сейчас этим сказкам мало кто верит. Но в давние времена люди всерьез думали, что Присцианы хранят окаменевшее сердце демона, которого Эйрин сумел подчинить своей воле. - Лицо госпожи Присциан стало задумчивым. - Конечно же, камень есть камень и не может быть чем-то иным, однако легенда красива!..
   Судовладелица замолчала, погрузившись в свои размышления, и Лайаму пришлось деликатно покашлять, чтобы вернуть ее к разговору. Все сказанное, безусловно, было довольно занятным, но к происшествию не относилось никак.
   Взгляд пожилой дамы утратил мечтательность, и она заговорила опять:
   - Этот камень сделался своеобразным символом нашего торгового дома, как игрушка у Годдардов или восходящее солнце у Марциуса. Но мы никогда не выставляли его напоказ. Сколько я себя помню, он всегда хранился в семейном склепе. Отец, на моей памяти, ни разу к нему не притронулся, хотя, конечно же, мы любовались нашим сокровищем - и в дни поминовения усопших и в кануны других значительных праздников. Камень завораживал, и я, будучи еще совсем маленькой, могла глядеть на него часами, но у меня никогда не возникало желания прикоснуться к нему.
   - И все же вам довелось сделать это?..
   Госпожа Присциан вздохнула.
   - Да. В нашей семье - увы! - не осталось мужчин, господин Ренфорд, поэтому мне как главе дома пришлось взять на себя многое из того, что надлежит исполнять старейшине рода. Память предков священна - ее следует чтить.
   Эдил глубокомысленно покивал головой, и Лайам последовал его примеру, хотя он не испытывал большого почтения к каким-либо ритуалам, а уж в религиозных обрядах южан не разбирался совсем. Сам Лайам время от времени делал скромные подношения храмам в память о погибшем отце, но больше для успокоения совести, чем усматривая в этом какой-либо смысл.
   - Уж вам-то, мастер эдил, наверняка известно, что в большинстве саузваркских семей принято благодарить предков накануне пиров побирушек.
   - Конечно, так поступают все почтенные и благочестивые горожане, подтвердил Кессиас и дернул себя за бороду. - Это довольно распространенный обычай, - добавил он специально для Лайама.
   - И вот это время пришло, - госпожа Присциан не повела и бровью на попытку эдила к ней подольститься, - но я не очень хорошо себя чувствовала. Ничего особенного, обычная хворь, однако ноги меня почти не держали и голова была как в тумане. И потому я попросила племянницу мне помочь.
   Слегка поджав губы, вдова пояснила:
   - Дуэсса - единственная дочь моего покойного брата. Она взбалмошна, своенравна, капризна, ибо росла при отце, который по слабости своего характера не мог ей ни в чем отказать. Признаться, я многое своему братцу прощала, однако сносить выходки его дочери мне подчас трудновато. Впрочем, Дуэсса охотно откликнулась на мою просьбу, и в том, что из этого вышло, я ее ничуть не виню. Ведь она впервые увидела камень, и тот ее просто околдовал. Ей захотелось его потрогать, а я не могла этого предвидеть, ведь во мне-то самой никогда такие желания не пробуждались. Как я могла предугадать то, чего не находила в себе?
   Лайам ни на секунду не забывал, что он здесь не просто слушатель (хотя рассказ вдовы он находил воистину занимательным), и тут же задал вопрос:
   - Как получилось, что ваша племянница никогда прежде не видела фамильной реликвии? Ведь вас допускали к ней еще в детстве. Почему же Дуэсса была лишена этой возможности?
   Госпожа Присциан снова вздохнула.
   - Это опять же брат. Он не позволял дочке посещать фамильную усыпальницу. Мой брат был человеком со странностями, господин Ренфорд, и любящим, но не очень хорошим отцом. Он считал, что девочка чересчур впечатлительна и что пребывание в столь скорбном месте может ей повредить. Признаться, я ему не перечила, я всегда ему уступала, потому что любила его. Сказать по правде, я и теперь бы не прибегла к ее услугам, если бы не досадное недомогание.
   - Но если ее никогда не пускали в фамильный склеп, как же она будет вершить эти обряды, когда настанет ее черед? - ляпнул вдруг Кессиас.
   Лайам сделал приятелю большие глаза, надеясь умерить не к месту проснувшееся в нем любопытство. Даже если отбросить дурацкий намек на возможную кончину вдовы, особенности религиозных отправлений семьи Присцианов никого не касались.
   - Я надеюсь, что у моей племянницы будет ребенок - лучше, конечно, если мальчик, который вырастет еще до того, как я состарюсь настолько, что стану ни на что не годна, - нимало не смутившись, охотно пояснила почтенная дама. - А если этого не случится, то и тут все можно устроить. Денег, которые я отписала храму Лаомедона, вполне хватит на приличествующие заочные поминовения.
   - Ага, - довольно кивнул эдил, словно наконец-таки разобрался в вопросе, который до сей поры непрестанно его тяготил.
   Лайам же еще не разобрался ни в чем, но ему вдруг показалось, что в последние полчаса он узнал о госпоже Присциан больше, чем за две недели знакомства.
   - Как бы там ни было, на прошлой неделе ваша племянница впервые увидела камень, так? - сказал Лайам, возвращаясь к основному предмету беседы.
   - Да, и тот ее просто потряс. Дуэсса росла, ни в чем не зная отказа, и потому, когда обряд был завершен, она подошла к саркофагу Эйрина и взяла камень, лежавший у него на груди. Я и слова не успела сказать... - Вдова умолкла, заметив изумленный взгляд Лайама. Она покачала головой и пояснила: - Не совсем на его груди, господин Ренфорд... Камень лежал на крышке саркофага, выполненной в форме фигуры усопшего. - Женщина даже улыбнулась, увидев, как обеспокоили Лайама ее слова. - Конечно же, я имела в виду барельеф... Как я уже говорила, Дуэсса у нас весьма своенравна, а мое нездоровье не позволило мне ее урезонить. Мало того, она даже упросила меня позволить ей поносить драгоценность. Не пойму и сама, как вышло, что я согласилась! Присцианы ведь никогда не стремились выставлять напоказ свой достаток. Но, как бы там ни было, девочка показалась с этим украшением в городе...