Хупер Кей. Леденящий ужас

   – Дайана...
   – Утром ты говорил, что это место небезопасно для детей, упоминал какие-то трагедии. Думаю, ты имел в виду не только Мисси. Ты обещал рассказать.
   Он помолчал, вздохнул, внимательно посмотрел в глаза Дайане:
   – Да, здесь происходит нечто странное. Чаще всего с детьми. Несчастные случаи, внезапные тяжелые заболевания. Несколько детей умерло, несколько пропало без вести.
   – Такое происходит везде, – пожала плечами Дайана.
   – Да, к сожалению. Только здесь это случается намного чаще, чем где-либо.
   – И ты считаешь, что смерть Мисси имеет какую-то связь с твоими выводами?
   – Опыт подсказывает мне, что не бывает простых совпадений, – ответил Квентин.
   Нахмурив брови, Дайана пристально смотрела на него:
   – Разве?
   – Да, – уверенно ответил Квентин. – Во всем есть определенные закономерности, их нужно только увидеть. Чаще мы их не замечаем, ну разве что только постфактум. Иногда они очевидны, бьют в глаза неоновым светом. К примеру, я и ты.
   – И какая же здесь закономерность? – осторожно произнесла Дайана.
   – То, что мы оба оказались здесь в одно время, не случайность. Ты нарисовала точный портрет Мисси, над разгадкой убийства которой я столько лет бьюсь, – и это тоже не совпадение. Я увидел твой рисунок – это не совпадение. Даже твой приход на башню обозрения на рассвете и наша первая встреча не совпадение.
   – Ты хочешь сказать, что это детали какого-то плана, да?
   – Детали закономерности, которые легко соединяются вместе, потому что между ними есть связь. Думается мне, что связь – Мисси.
   Дайана вспомнила о другом рисунке, том, что лежал свернутым в трубочку в ее большой сумке, – о портрете Квентина. Она Квентина ни разу не видела, но нарисовала. Может, он прав. Ей было нечего возразить, и все же она попыталась:
   – Лично я не усматриваю тут никаких связей и закономерностей. Повторяю – я не знаю никого под именем Мисси. Девочку эту я ни разу в жизни не видела. Я никогда раньше не была в Теннеси. Скорее всего, я что-то видела в газетах; может быть, там был ее рисованный портрет...
   – Нет, – перебил Квентин. Он говорил спокойным ровным голосом. – Никаких статей о Мисси не было. Так, промелькнуло сообщение в несколько строчек; безо всяких портретов, естественно. К тому же в одной газете, в местной. Ни по национальному радио, ни по телевидению о случившемся не упоминалось. Я уже говорил тебе, что изучаю дело о ее гибели полтора десятка лет. Я нашел все, что можно, а искать я умею: уж чему-чему, а этому нас в ФБР учат неплохо, можешь мне поверить.
   Дайана неподвижно сидела, опустив голову. Монолог Квентина ее не убедил.
   – Ты видела ее, да? Там, на веранде.
   Дайана молча кивнула.
   – Все, что ты видела, явилось для тебя полной неожиданностью. Понимаю. Это результат бури.
   – Результат чего? – удивилась Дайана.
   – Помнишь, я говорил тебе об энергии? В бурю воздух перенасыщается энергетикой – электрическими и магнитными потоками. Человеческий мозг реагирует на них. Мы, экстрасенсы, к ним очень чувствительны. Иногда они блокируют наши способности, но чаще, напротив, обостряют, особенно перед бурей.
   – Я обычно ощущаю приближение бури. Но там, на веранде... – пробормотала Дайана скорее себе, чем Квентину.
   – Мы были слишком заняты разговором, и буря захватила нас врасплох, – кивнул Квентин. – Я тоже обычно чувствую. Как правило, мои способности обостряются. Ну вот как у тебя сейчас.
   Дайана с неохотой вынуждена была признать, что Квентин разбирается в ней лучше, чем она предполагала. Всего за несколько часов он изучил ее достаточно для того, чтобы безошибочно определять ее состояние и настроение. Врачам для того же самого требовались месяцы и даже годы.
   «Поневоле призадумаешься».
   Девушка чувствовала себя неуютно под взглядом Квентина, ее продолжали грызть сомнения. «Ну хорошо, определять мое состояние он умеет. Согласна. А все остальное, что он говорит, – правда или ложь? Какие-то возможности, закономерности... Верить или нет?»
   Годы лечения не прошли бесследно. Дайане было трудно решиться и признать, что она – вполне нормальный человек. Такой ответ всем врачам казался ей слишком простым.
   «А что же здесь простого? Как раз все становится еще сложнее», – раздумывала она.
   – Да, я видела ее. Мисси, – с трудом проговорила девушка и, коря себя за податливость, внутренне напряглась, ожидая насмешливых комментариев.
   К ее удивлению, Квентин повел себя совсем не так, как врачи. Он не стал иронизировать и сочувственно успокаивать. Он молчал, оставаясь спокойным – по крайней мере, внешне.
   – А ты можешь рассказать поподробнее, что именно видела? – спросил он, наконец.
   Этот вопрос напомнил Дайане одного из врачей, которого она особенно ненавидела, – бесчувственного толстомордого чурбана с красной непроницаемой физиономией. Он всегда сидел неподвижно, глазел на нее, как на засушенную бабочку на булавке, мысленно классифицируя ее неврозы. Девушка с негодованием сжала зубы, несколько минут молчала, потом торопливо заговорила бесцветным голосом:
   – Сначала я увидела вспышки света, словно кто-то включал и выключал мощный прожектор. Внезапно в этих вспышках появилась Мисси, она приближалась ко мне. Губы ее не шевелились, но я отчетливо слышала голос девочки. Она все время повторяла: «Помоги нам». Мне было страшно холодно. – Дыхание Дайаны стало быстрым. – Потом я увидела тебя в одной из вспышек. А может быть, мне показалось – ведь я сидела, вцепившись в твою руку. Но это я только потом поняла.
   – Мы все время оставались на веранде? – спросил Квентин.
   Девушка внимательно вглядывалась в его лицо, пытаясь определить, не смеется ли он над ней, как те врачи. Квентин не смеялся. Дайана вконец запуталась, не зная, радоваться ей или тревожиться.
   – Да, – кивнула она.
   – И никого больше там не было? Только мы трое?
   – Да.
   – А во время вспышек ты никого больше не видела? Только Мисси?
   – Знаешь, кто-то был, я чувствовала чье-то присутствие, но рассмотреть ничего не могла – нас окружала серая мгла. Я в ней никого не видела – ни ее, ни тебя.
   Квентин вдруг нахмурился:
   – Похоже, ты одна смогла проникнуть в мир Мисси. Такое редко случается, чаще они проникают в наш. Я всегда знал, что медиумы нащупывают дверь, но впервые слышу, чтобы кто-то входил в нее. Хорошо бы получше узнать, что за ней скрывается.
   – Ты о чем? – Дайана вдруг замотала головой. – Нет, Квентин, не дурачь меня. Не говори, что ты мне веришь!
   – Мисси умерла, Дайана. И если ты смогла ее увидеть, значит...
   – Ничего не значит! – горячо возразила девушка. – Ничего не было, и ничего я не видела! Это все мое больное воображение! – Она пыталась взять себя в руки, хорошо понимая, что такого рода видения и голоса, вызванные ее эмоциональностью и восприимчивостью, могут принести ей только вред. – Человек не может видеть умерших. Никакой жизни после смерти нет. Смерть – это конец и уход навсегда.
   – И ты в это действительно веришь? – спросил Квентин.
   – Да, верю, – твердо ответила Дайана.
 
   Вздыхая и охая, Рэнсом Паджетт поднялся по узенькой лестнице на чердак главного здания.
   – Вот черт, угораздило же... – ворчал он себе под нос. – Как только буря – что-нибудь обязательно случается.
   Старенькое здание давно требовало ремонта. Всякий раз ливни приносили какие-нибудь неприятности – то крыша начинала течь, то ветер расшатывал жалюзи и ставни, то генератор останавливался или глох двигатель подачи воды. Владелец Пансиона, скупердяй, экономил каждый цент, вот и приходилось Рэнсому то ползать по подвалу, выискивая неполадки в трубопроводе, то таскаться сюда, на чердак, и смотреть, не залило ли его. Но это еще ничего. Вот когда шла вода с гор, начинался кошмар. Она попадала в трубы, которые того и гляди лопнут. Рэнсом чертыхнулся.
   Его отправили на чердак после того, как трое постояльцев – их номера находились на самом верхнем, пятом, этаже главного здания – пожаловались администрации на подозрительный шум наверху. А услышали они его, как только небо начало затягиваться тучами.
   Рэнсом попробовал отговориться, сказал, что привередливые постояльцы все придумывают, но хозяин был непреклонен. И вот теперь он будет полчаса топтаться на чердаке, пыль поднимать и бить колени о хлам, которого тут столько, что сам черт ногу сломит. Хорошо хоть Рэнсому не приходится иметь дело с постояльцами. А здесь что? Ну в конце концов посмотрит он да и устранит неполадку, если та вообще есть.
   Правда, сейчас устранять тут, по его мнению, было нечего. Плохо, не слишком надежно, но все работало. Вот кто действительно досаждал Рэнсому, так это белки. Несколько лет назад устроились на чердаке, а где – Рэнсом найти не мог. Видел пару раз, как белки сюда заскакивали, а где они тут прячутся... Наверное, перед бурей сюда забрались, да и расшумелись.
   Одним словом, лез Рэнсом на чердак только для того, чтобы проверить капканы, те, что он недавно поставил на белок. Но эти белки – хитрые бестии: ни одна в капкан пока не попала. Приманку как-то вытягивать умудряются и улепетывают целыми и невредимыми. Рэнсом добродушно хмыкнул.
   Он вытащил из кармана ключ, отпер дверь, нащупал и повернул выключатель. Чердак освещался несколькими пыльными лампами в металлических сетках. Понавешено их тут было порядочно, но, маломощные и тусклые, громадное пространство чердака они освещали плохо. Не больше света просачивалось и в окна: с десяток слуховых и два больших, обычных, расположенных в северном и южном торцах чердака, – стекла давно покрылись толстым слоем пыли и грязи. На чердак время от времени стаскивали всякий ненужный хлам – коробки, сломанную мебель, обветшавшие одеяла, рваные сумки и чемоданы. Их груды основательно затемняли пространство и мешали передвигаться.
   Рэнсом не раз обращался к администрации Пансиона с просьбой очистить чердак от мусора, выбросить наконец все, что нельзя использовать, но призывы его оставались без ответа – платить уборщикам никто не хотел. Ему же было совершенно непонятно – зачем копить расползающиеся от времени шторы, старую одежду, ненужный инструмент и разбитую мебель, если их можно выбросить и освободить помещение? Пожилого плотника и слесаря в одном лице никто не слушал.
   – А и пошли они к чертовой бабушке, – снова забормотал он. – Я что? Просто мастер на все руки. Мое дело простое: отработал смену – и до свидания.
   Рэнсом осторожно пробирался между обветшавшими от времени ящиками, свидетелями прошлой жизни, мучительно вспоминая, куда он в последний раз поставил ловушки на белок.
   Одну он вскоре нашел: висела под самой стрехой – пустая, конечно. Хитрые белки стянули приманку – сухой кукурузный початок, – не задев тоненького рычажка ловушки.
   Рэнсом крякнул, усмехнувшись.
   – Вот дают, сукины дети. Ничем их не возьмешь. И как они только ухитряются не попасться? – недоумевал он. – Может быть, пружина растянулась?
   Он попробовал растянуть ее. Нет, пружина оказалась в полной исправности.
   – Ну вот, опять незадача. Сейчас нужно тащиться вниз, топать по саду, искать новую приманку, потом снова лезть сюда. – Он вспомнил о тех днях, когда посыпал приманку ядом. На некоторое время это выручало. Теперь же такие штуки выкидывать нельзя: узнают охранители животных – по судам затаскают. Администрация Пансиона строго-настрого запретила Рэнсому пользоваться химикатами, а терять непыльную работенку, да еще в таком возрасте, он не собирался.
   Рэнсом повесил ловушку на место и снова начал пробираться в глубь чердака, туда, где оставил вторую ловушку, по привычке чертыхаясь и проклиная устроенный тут кавардак. Одни коробки и ящики он просто отпихивал ногой, через другие, тяжелые, набитые всякой ненужной дрянью, ему приходилось перелезать.
   Пробравшись в центральную часть чердака, к его северной стороне, Рэнсом остановился перед довольно большим окном с остатками витража, и в ту же секунду раздался оглушительный удар грома. Свет вдруг замигал и погас.
   Рэнсом подождал, пока глаза привыкнут к темноте, понимая, что трогаться с места сразу означает неминуемо свернуть себе шею. А еще он надеялся, что свет сейчас дадут. Но лампы не загорались, и он решил пробираться ко входу, а затем спуститься к генератору. Он мысленно обругал себя за непредусмотрительность – сколько раз уже попадал в подобные ситуации, а брать с собой карманный фонарик так и не научился. «Ну не таскать с собой, так хоть принести сюда и оставить где-нибудь при входе».
   Мрачное небо прорезала яркая молния, осветив грязное окно. Рэнсом вскинул голову и увидел, что неподалеку, на фоне помутневших витражных стекол, кто-то стоит.
   По телу его пробежали мурашки. Но молния погасла, и странную тень поглотила серая мгла.
   – Кто тут? – хрипло произнес Рэнсом. – Кто это сюда забрался?
   Ответа не последовало. Рэнсом прислушался, но не услышал ничего, кроме рокота грома и стука крупных дождевых капель по крыше.
   Он еще немного подождал, старательно вглядываясь в окно. Очередная вспышка молнии убедила его в том, что ему все померещилось – напротив окна никого не было.
   – Вон что свет выкидывает, – пробормотал Рэнсом, облегченно вздохнув. Но странное беспокойство не покидало его. Свет не загорался, так что хочешь не хочешь, а пришлось ему двигаться к выходу в кромешном мраке. Казалось, что сумерки прибавили на чердаке рухляди. Рэнсом сделал пару шагов и остановился.
   Внезапно ему сделалось холодно, страшно холодно.
   Человек по натуре спокойный, даже флегматичный, Рэнсом вдруг ощутил страх. Ему казалось, дотронься он сейчас до своей головы и почувствует, как волосы встают дыбом. Инстинкт подсказывал ему, что что-то неладно.
   Рядом с ним скрипнула половица. Рэнсом обернулся, но кругом был только сумрак, и увидел он лишь длинные мрачные тени.
   Они словно нависли над ним.
   Все это было очень... странно. Вот только что, продвигаясь в центр чердака, Рэнсом сделал между ящиками узенький проход, а теперь тот исчез и вместо него на пути возник какой-то барьер. Будто кто-то специально нагромоздил ящики и коробки.
   – Это мне все кажется, – произнес Рэнсом громко, бодрым голосом и попытался засмеяться, но смех вышел неестественным. – Чего мне бояться-то? Я в свое время и через кладбище домой вечерами возвращался. Просто попадали коробки-то, вот и все. Нет тут ничего такого, чтобы мне испугаться.
   Только потом, вспоминая свой поход на чердак и переживая случившееся, он вспомнил, что ему следовало бы сказать не «ничего», а «никого».
   Сильнейший удар грома потряс здание. Он прозвучал настолько неожиданно, что Рэнсом едва не подпрыгнул. Теперь ему хотелось только одного – как можно быстрее убраться с неприветливого чердака и не заходить сюда, по крайней мере пока не включится свет.
   Рэнсом зашаркал к выходу, нащупывая дорогу, и в эту секунду снова сверкнула молния; в ее серебристом зареве старик увидел, что преграждало ему путь.
   У него перехватило дыхание, а глаза округлились от ужаса. Он недвижимо стоял в наступившей тьме, не веря тому, что увидел, – прямо перед ним высилась невесть кем возведенная пирамида из старинных сундуков. Поставленные на бок, они отсекали его от входа. Рэнсом мог поклясться, что несколько лет назад самолично с большим трудом сдвинул их в дальний угол.
   Там они и должны были оставаться, заваленные старыми чемоданами с когда-то яркими наклейками, которыми в свое время туристы так любили облеплять багаж. Когда-то существовал целый бизнес по продаже этих наклеек, так что, даже никуда не выбираясь, на любом вокзале можно было накупить их целый арсенал, включая самые экзотические.
   Рэнсом отлично помнил, что вся эта туристская рухлядь находится у западной стены чердака. Как минимум метрах в десяти от него. И вот на тебе – сундуки возвышаются аккурат перед его носом.
   Громыхало нещадно, бревенчатый пол трясло, а Рэнсом дрожал как осиновый лист, проклиная себя за недальновидность. В следующий раз он обязательно возьмет с собой карманный фонарик, даже если и свет будет.
   Неподалеку от него снова скрипнула половица, уже в другой стороне. Рэнсом повернулся слишком резко для своего возраста – левую мышцу спины свело, он охнул, но ничего пугающего не увидел. Страшные тени исчезли.
   – Слава тебе Господи, – прошептал он и принялся мысленно убеждать себя в том, что ничего и не было.
   Мрак за окном снова прорезала молния.
   То, что Рэнсом увидел на фоне освещенного на секунду окна, заставило его невольно отшатнуться – в нескольких шагах от него кто-то стоял.
   Кто-то без головы.
   Рэнсом сильно ударился спиной о какой-то ящик, что всего минуту назад стоял метрах в пяти от него. Его охватила паника.
   Внезапно зажегся свет.
   Рэнсом отчаянно заморгал, потом, когда глаза привыкли к свету, посмотрел в сторону окна и рассмеялся.
   – Вот тоже мне, нашел чего испугаться. – Он покачал головой.
   У окна стоял старый портняжный манекен. Подойдя к нему, Рэнсом провел рукой по холодному дереву. От времени оно потрескалось, обтягивавший его материал выцвел, обветшал. Кое-где его основательно побила моль, шнуровка на груди грозилась рассыпаться в любую секунду. Более-менее целым оставался только шелковый кант.
   – Помню, помню я тебя, братец! – улыбнулся Рэнсом. Он говорил громко, собственный голос успокаивал его. – И сколько ж тебе лет-то? – Он немного помолчал, нахмурился. – Хотя погоди, ты где у нас раньше-то стоял? По-моему, совсем не у окна.
   Рэнсом обернулся и взглянул туда, где видел стену из чемоданов. Она исчезла: чемоданы, облепленные потускневшими наклейками, мирно лежал и друг на друге в самом центре чердака.
   – Эй, ребята, – проговорил Рэнсом, – а вы, собственно, как тут оказались? – Голос его дрогнул, он снова почувствовал себя неуютно.
   Он подошел к чемоданам и принялся их изучать.
   – Ну правильно. Вас я и ставил в угол, к западной стене, что тут гадать.
   Рэнсом прекрасно помнил, что оставлял их именно там, завалив кучей ненужного тряпья. Потом он перетащил к ним старую мебель. На комод без двух ножек он водрузил старое зеркало, пару почерневших картин... Все верно, и портняжный манекен он отволок туда же.
   Рэнсом повернул голову, надеясь, что манекен вернется на свое прежнее место. Деревянное туловище казалось жалким и безобидным.
   Ровно до очередной вспышки молнии, ослепившей Рэнсома. В следующую секунду он увидел у окна, на месте манекена, женщину с разведенными в стороны руками. Ее длинные серебристые волосы развевались словно на ветру.
   Рэнсом не стал проверять ловушки для белок, а рванулся к выходу, сметая коробки и больно ударяясь об углы ящиков.
   Прочь, прочь из этого кошмарного места! Больше он сюда ни ногой без карманного фонарика. Рэнсом выскочил на лестницу, быстро повернул ключ, запирая чердак, и только тогда вздохнул свободно.
 
   Свет в гостиной замигал и потускнел, но не выключился. Буря набирала силу, однако звуки ее не проникали за стены здания и не мешали разговору.
   – Значит, ты веришь, что мертвые просто уходят – и все, – сказал Квентин задумчиво. – То есть в Бога ты не веришь.
   – В Бога? – переспросила Дайана, стараясь не думать о буре за окнами и не обращать внимания на то, как покалывает кожу и чешутся руки. Это началось еще на веранде. Девушка отвернулась, якобы безразлично, стараясь сконцентрироваться на комнате. Неподалеку она увидела столик, за которым пожилая дама в викторианском платье неторопливо пила чай. Дама перехватила взгляд Дайаны, улыбнулась и подняла чашку – приветливый жест хорошей знакомой.
   – Дайана, – послышался голос Квентина.
   Она вздрогнула и посмотрела на него.
   – Что такое? – спросила она.
   – Мы считаем, что экстрасенсам верующим или занимающимся духовными практиками гораздо легче признать свои способности. Непонятно почему, но вера и духовность иногда помогают лучше... воспринять невероятное как данность. Оно кажется правдоподобным.
   Дайана метнула взгляд в сторону, туда, где только что видела даму за столиком, и обнаружила, что ее уже нет.
   Девушке вдруг захотелось выпить чего-нибудь покрепче сладкого чая. Она усмехнулась, подняла чашку, отхлебнула из нее и с приятным удивлением заметила, что рука у нее уже не дрожит.
   «Понятно. Не убедил меня с помощью своей науки, теперь пытаешься нащупать, склонна ли я к мистицизму? Ну, давай-давай».
   – К каждому человеку нужен индивидуальный подход, – произнес Квентин, мягко улыбаясь. – У тебя есть все причины принять свои способности, Дайана. Скоро настанет время, когда всем нам придется испытать и свою веру, и жизненную философию. Наука не отменяет и не подменяет ни религии, ни духовности. Это просто другая методика. Но самое главное здесь – принять то, что существует.
   – Принять то, что ты считаешь реальностью, – поправила его Дайана.
   – Ты уже получила вполне надежные доказательства. Паранормальные явления существуют. Что еще тебе нужно?
   Дайане очень хотелось посмотреть, не появился ли по соседству столик со странной дамой, но она сдержала себя, не оглянулась – испугалась, что опять увидит ее.
   – Я знаю одно – я больна. Вот моя реальность, – произнесла девушка бесцветным голосом. – Мне сказали, что это у меня наследственное.
   – А кто именно?
   – Отец. Не прямо, конечно, а так, намекнул однажды. Он не слишком много рассказывал мне о моей матери, но я все поняла. Она стояла на учете у психиатра.
   – Вот как?
   – Да. Она умерла, когда я была совсем маленькой.
   – Тогда как ты можешь говорить о своей матери, что она сумасшедшая? Ты ее совсем не знала, а то, что слышала, возможно, просто домыслы.
   – Отец не стал бы мне врать.
   – А я и не утверждаю, что он врал. Ему просто в голову не приходило, что ты обладаешь экстрасенсорными способностями. Он смотрел на тебя сквозь призму своего отношения к твоей матери. Могу предположить, что он попросту не понимал тебя. Ты для него была девочкой с психическими проблемами.
   – Отец всю жизнь старался помочь мне, – резко возразила Дайана.
   Квентин почувствовал, что в любую секунду контакт может быть разрушен.
   – Не сомневаюсь. Любой отец на его месте поступил бы точно так же, – осторожно заметил он. – Я ни секунды не сомневаюсь в том, что он вполне искренне верит в современную медицину. Но он не верит в существование паранормальных явлений. Ни он, ни ты просто не думали о том, что ты – экстрасенс.
   – Врачи тоже не думали, а им в образованности не откажешь.
   – Ну они-то как раз в первую очередь об этом не думали. – Квентин усмехнулся. – Врачи-традиционалисты как раз очень рады тому, что пока никто из них не может доказать реальность экстрасенсорики. В нее верят только пионеры этой науки.
   – А почему бы врачам не поверить?
   Брови Квентина полезли вверх:
   – Ты можешь доказать, что Мисси, которую ты видела на веранде, была реальностью? Сможешь повторить это экспериментально, в условиях лаборатории?
   – Нет. Ни доказать, ни повторить – не могу. Потому что никого я не видела, просто вообразила. Я нездорова.
   «Ты видела, видела Мисси», – промелькнуло в мозгу Дайаны.
   – Изрядная доля науки зиждется на вере, что результаты экспериментов следует проверять и перепроверять в определенных, строго контролируемых условиях, и только когда их окажется достаточно, следует делать окончательный вывод, – продолжал Квентин, не замечая ее возражений. – Но экстрасенсорные способности зачастую невозможно проверить экспериментально.
   – Правильно, – согласилась Дайана.
   Квентин улыбнулся:
   – К сожалению. Наш шеф говорит, что как только появится экстрасенс, умеющий управлять своими способностями, он перевернет весь научный мир. Он прав. Да он всегда прав. Но до того момента, пока не придет экстрасенс – или группа экстрасенсов – и не покажет, что умеет контролировать свои способности, нас будут считать изгоями.
   – Или сумасшедшими, – вставила Дайана.
   Квентин не обиделся.
   – У тебя есть все основания так полагать. Но мы делаем все возможное, чтобы заработать устойчивую положительную репутацию. Как бы то ни было, нас начинают воспринимать всерьез. Полагаю, мы знаем и можем объяснить, как работают наши способности, хотя бы в общем, но на строго научной основе. Мы ежедневно совершенствуем их, и они помогают нам в нашей работе – это факт. – Несколько минут Квентин молча смотрел на Дайану, затем снова заговорил: – И уж если ФБР – а его трудно обвинить в легкомыслии – создает наш отдел, то, наверное, это о чем-то говорит.
   Дайана подняла чашку, сделала несколько глотков чаю. Квентин тем временем продолжал:
   – Я понимаю, ты никогда не смотрела на себя как на обычного нормального человека, но попробуй. Что в этом плохого?
   – Я не хочу врать себе. Тогда я начну искать простые ответы, – нахмурилась она, повторяя заветы врачей, много лет учивших ее не пытаться понять «симптомы болезни».
   – А кто тебе сказал, что ответы сложные?
   – Люди – сложные существа, человеческий мозг и эмоции тоже весьма непросты.
   – Согласен. Но какое отношение они имеют к ответам? Ответы могут быть и очень простыми. – Кевин улыбнулся, на этот раз печально. – Хотя, возможно, ты и права – экстрасенсорные способности иногда чертовски усложняют жизнь.
   – Ну вот, ты сам сказал. А больше мне ничего не нужно. – Дайана тихо рассмеялась.