Хупер Кей. У мужчин свои секреты

   Потом до слуха Рэчел донеслись какие-то звуки, и ей захотелось заткнуть уши. Она не могла, не хотела этого слышать! Где-то неподалеку кто-то стонал и скулил от боли, и эхо разносило стоны по темному каменному лабиринту.
   Рэчел хотела бежать, но ноги сами привели ее к массивной железной двери в конце коридора. Из-за нее и доносились эти душераздирающие звуки, которые стали теперь намного громче.
   Дверь была заперта — Рэчел видела на ней массивный висячий замок, покрытый пятнами ржавчины. Но в самой двери — всего на несколько дюймов выше ее лица — было прорезано небольшое оконце, закрытое обыкновенной заслонкой, скользившей в металлических пазах.
   Стоны и всхлипы по-прежнему неслись из-за двери, но теперь Рэчел различала и другие, гораздо более страшные звуки.
   И ей снова захотелось повернуться и уйти. Нет, не уйти, а бежать прочь, бежать сломя голову, все равно куда — лишь бы подальше от этого места.
   Но рука Рэчел словно сама собой поднялась к смотровому окну и коснулась заслонки. На одно короткое мгновение ее собственное дыхание — громкое, хриплое, частое — заглушило несущиеся из тюремной камеры стоны.
   — Нет! — прошептала Рэчел. — Я не хочу, не могу этого видеть! И знать тоже ничего не хочу!
   — Открой дверь, Рэчел!..
   Это был голос Тома, она узнала его, но страх был сильнее.
   — Нет!
   — Открой, загляни!..
   — Я не хочу…
   — Так надо, Рэчел!
   —Нет!
   — Ты должна знать, где он был и что перенес. Только так ты сумеешь понять его, Рэчел.
   — Том, пожалуйста, не заставляй меня!
   — Открой дверь, Рэчел.
   Ее пальцы дрожали от усилий, но заслонка наконец подалась и, визжа, сдвинулась. Еще секунда, и смотровое окошко открылось.
   — Не заставляй меня!
   — Ты должна!
   Дрожа от предчувствиячего-то страшного, Рэчел привстала на цыпочки и заглянула в комнату.
   И закричала от ужаса.
   Они подвесили его за руки к какой-то перекладине под потолком. Он был без рубашки и висел спиной к двери. По обеим сторонам от него стояли двое в масках, и один из них держал в руках кнут.
   Увидев этот страшный черный кнут из толстой, тяжелой резины, Рэчел поняла, что за звук напугал ее сильнее, чем стоны и всхлипы.
   То были свист рассекаемого воздуха и удары кнутом по человеческому телу.
   Пока она как заколдованная смотрела на открывшуюся ей картину, тюремщик снова взмахнул кнутом и с силой опустил его на спину жертвы, и без того сплошь исполосованную.
   Раздался новый стон — мучительный, долгий стон сквозь стиснутые зубы.
   — Прекратите! — закричала Рэчел и заколотила кулаками по двери. — Прекратите сейчас же! Ему больно!
   Один из палачей повернулся к ней, и Рэчел услышала глухой, холодный смех, раздавшийся из-под белой маски.
   Тюремщик с кнутом, чья маска слегка серебрилась, словно сделанная из какого-то тусклого металла, тоже посмотрел в ее сторону, потом протянул руку и повернул узника так, чтобы Рэчел могла видеть его лицо.
   — Нет! — вырвалось у Рэчел. — Нет! Нет!! Нет!!!
   Маска с лицом Эдама, скрывавшая черты висящего под потолком человека, была смята и сплошь залита кровью, так что Рэчел едва его узнала. Из-под маски падали на обнаженную грудь тяжелые капли крови, оставлявшие на блестевшей от пота коже расплывающиеся красные полосы.
   — Эдам! Не-ет!..
   Тюремщик гулко захохотал и, вцепившись пальцами в глазницы и судорожно кривящийся рот маски
   Эдама, одним резким движениемсорвал ее с невидимого лица.
   — Смотри! —загрохотал чей-то голос. — Смотри, что ты с ним сделала!
   Но Рэчел не могла смотреть. Закрыв лицо руками, она только кричала, кричала и никак не могла остановиться.
 
   Ее крик был на самом деле не громче самого тихого шепота, однако когда Рэчел пришла в себя, горло ее болело и саднило так, словно она рыдала в голос несколько часов подряд.
   Закутавшись в одеяло, Рэчел долго сидела на постели и дрожала крупной дрожью, глядя на включенный ночник. Лишь час спустя она успокоилась настолько, что сердце ее перестало колотиться, а дрожь улеглась.
   На будильнике было начало третьего ночи.
   На мгновение Рэчел подумала о том, чтобы снова лечь и попытаться заснуть, но она боялась опять попасть в плен страшного сна и, решительно встав с кровати, направилась в ванную комнату.
   Горячий душ чудесным образом помог ей. Он избавил ее от озноба, согрел и взбодрил настолько, что, растершись жестким махровым полотенцем, Рэчел почувствовала себя человеком.
   Единственным человеком, который не спит в этот глухой, поздний час.
   В доме было тихо, и Рэчел не решилась спуститься вниз, чтобы не разбудить ненароком Фиону и Кэмерона. До утра, однако, было еще далеко, и Рэчел, которой вовсе не улыбалось несколько часов ворочаться с боку на бок, вспоминая свой страшный сон, включила телевизор, настроив его на круглосуточный канал новостей. Звук она отрегулировала таким образом, чтобы никого не потревожить, но мелькающие на экране картинки скоро ей наскучили, и Рэчел принялась оглядываться по сторонам, ища себе какое-нибудь занятие. В конце концов взгляд ее упал на отцовский ежедневник, в который Дункан Грант записывал все деловые встречи, которые он провел или собирался провести. Два дня тому назад Рэчел принесла его из кабинета в спальню, намереваясь просмотреть, когда у нее будет свободное время.
   Теперь время у нее было.
   Устроившись в кресле, Рэчел придвинула к себе настольную лампу и открыла ежедневник. Он охватывал период в несколько месяцев, заканчиваясь днем смерти Дункана Гранта, и содержал подробные отчеты обо всех деловых свиданиях, обедах и личных встречах, а также кое-какие отрывочные записи, пометки, номера телефонов и адреса.
   Читать дневник было тяжело. Последние дни Дункана Гранта во всех подробностях вставали перед ней, и сердце у Рэчел щемило, а к глазам подступали слезы. За этими строками она видела отца таким, каким он был всегда — живым, деловитым, энергичным, полным грандиозных планов на будущее. Он не подозревал о катастрофе, о том, что его планам не суждено сбыться, — он просто жил и радовался жизни.
   Но смерть перечеркнула все.
   При мысли обо всем, что не успел сделать отец, Рэчел всплакнула, но все же нашла в себе мужество читать дальше.
   Вскоре она добралась до записей, сделанных им в последний день жизни.
   И похолодела…
 
   Когда в дверь его номера кто-то постучал, было всего четыре часа утра.
   Заглянув в глазок, Эдам вздрогнул от удивления и бросился открывать, но тут же остановился. Сорвав с шеи золотой медальон, он сунул его в карман джинсов, и только потом повернул ручку замка.
   — Рэчел?! Что случилось? Почему в такое время?! — воскликнул он взволнованно. — И почему ты одна? Ведь это опасно!
   — Извини, если я тебя разбудила, — пробормотала Рэчел, оглядывая Эдама, на котором, кроме брюк, ничего не было.
   — Я только что из душа, — ответил он, в свою очередь внимательно рассматривая ее. Рэчел держалась с каким-то неестественным спокойствием, которое его пугало.
   — Проходи.
   Она послушно прошла в глубь номера.
   — Оказалось, что я запомнила твой номер, и вот… — Рэчел вдруг негромко ахнула, увидев его голую спину, испещренную длинными светлыми шрамами.
   Эдам, который закрывал дверь, резко повернулся.
   — Что, Рэчел?
   — Боже мой!.. — прошептала она.
   — Это совсем не так страшно, как кажется, — сказал он, сразу сообразив, в чем дело. Достав из шкафа рубашку, Эдам проворно надел ее и застегнул на две пуговицы. — Это всего лишь шрамы, которые в конце концов исчезнут…
   — Но как… как они могли сделать с тобой такое?
   — Они были плохими парнями, — с усмешкой ответил Эдам. — А плохим парням полагается поступать плохо. Ты, наверное, видела в кино: негодяи только и делают, что воруют и убивают, а положительные герои всех спасают.
   Он взял ее за руку и заставил сесть на диван в крошечной гостиной.
   — Присядь-ка… — сказал он. — Какие у тебя холодные руки — прямо как лед. Хорошо, что кофе еще горячий.
   Она внимательно следила за ним, пока Эдам наливал в чашку кофе, клал сахар и размешивал. Кофе действительно был горячим, и Рэчел взяла кружку обеими руками, чтобы немного согреть застывшие пальцы.
   — Пусть они негодяи, но я все равно… не понимаю.
   — Ну и не надо, — откликнулся Эдам и улыбнулся.
   — И они проделывали с тобой такое все пять лет?
   — Нет, разумеется. Сначала за меня взялись действительно круто, но через пару месяцев им это надоело. Кроме меня, в тюрьме было еще несколько сотен «врагов государства», и — стараниями нового режима — это число постоянно росло. В конце концов про меня вообще забыли.
   С этими словами Эдам опустился в кресло напротив и налил кофе себе. Сесть на диван рядом с Рэчел он почему-то не решился.
   — Скажи мне теперь, — заговорил он, — зачем ты все-таки приехала? Нет, я, конечно, рад тебя видеть. Но отправляться ночью одной — это настоящее безрассудство. О чем ты только думаешь, Рэчел?!
   Ему казалось, что Рэчел уже победила свой страх перед ним, и он был рад этому. И все же что-то заставляло Эдама держаться настороже.
   — Я должна была задать тебе один вопрос, Эдам, — ответила она.
   — Неужели с этим нельзя было подождать до утра?
   — Важный вопрос, Эдам.
   — Почему ты просто не позвонила?
   — Потому что я хотела видеть твое лицо, твои глаза, — сказала Рэчел, и Эдам невольно вздрогнул. В ее взгляде снова появилось то странное спокойствие, которое так напугало его в первые минуты. Теперь же он был почти уверен, что балансирует на краю пропасти, не в силах предотвратить неведомую катастрофу, которая — Эдам чувствовал это каждой клеточкой своего тела — должна была вот-вот разразиться.
   — Что же это за вопрос? — поинтересовался он, напуская на себя беспечный вид.
   Прежде чем ответить, Рэчел наклонилась вперед и поставила на стол свой кофе, к которому она почти не притронулась. При этом ее взгляд ни на мгновение не отрывался от лица Эдама, и ему стало не по себе.
   — Итак? — Он вымученно улыбнулся.
   — Почему ты не сказал мне, что встречался с отцом в день, когда он погиб? — тихо спросила Рэчел.
   Эдам понял, что не ошибся. Это действительно была катастрофа.

Глава 14

   — Как ты об этом узнала? — спросил Эдам нарочито спокойным голосом и тоже отставил чашку с кофе в сторону.
   — Я нашла ежедневник отца с расписанием деловых и личных встреч.
   — И обнаружила там упоминание о том, что за несколько часов до своего рокового полета твой отец завтракал с неким Э. Делафилдом?
   — Да. — Рэчел в упор посмотрела на него. — Почему ты ничего мне не сказал?
   Эдам набрал полную грудь воздуха.
   — Потому что… потому что тогда ты могла бы начать задавать мне вопросы, на которые я не был готов отвечать. Я не мог сказать тебе ничего, пока у нас не было доказательств.
   — Доказательств? Доказательств чего? И у кого это — «у нас»?
   Эдам предпочел ответить только на ее последний вопрос.
   — У нас — это значит у меня и у Ника.
   — Разве Ник тоже был с папой в тот день?
   — Нет. Но он сразу поверил мне, когда я пришел к нему и рассказал о своих подозрениях. С тех пор мы начали работать вместе. Мы искали доказательства…
   Рэчел заерзала на сиденье.
   — Какие доказательства? — снова спросила она.
   — Доказательства того, что катастрофа самолета, который пилотировал твой отец, не была случайностью.
   — Папиного самолета? Ты хочешь сказать, что кто-то намеренно подстроил эту аварию? — По спине Рэчел пробежал холодок. — Ты в своем уме, Эдам? Кому понадобилось убивать моих родителей?
   — Только мистера Дункана, Рэчел. Твоя мать погибла случайно. Она не должна была никуда лететь в тот день, и я до сих пор не знаю, как она оказалась в самолете.
   — Она иногда летала с папой, когда у нее было желание. Но, Эдам, комиссия Федеральной авиационной службы установила причину катастрофы. По их сведениям, случайная электрическая искра воспламенила пары бензина. Это был несчастный случай!
   — Я слышал об этом.
   — Тогда почему ты думаешь,что эксперты ошиблись?
   — Потому что эта катастрофа произошла у меня на глазах, Рэчел. Я был в аэропорту и ждал своего рейса, чтобы вернуться в Калифорнию, когда твой отец взлетал по резервной полосе, предназначенной для частных машин. Я видел, как его самолет оторвался от земли, а потом — взорвался в воздухе. Через несколько дней мне удалось побывать на месте его падения, и я все как следует осмотрел. Эксперт Федеральной авиационной службы должен был прийти к тем же выводам, что и я, но в его отчете почему-то оказалось записано, что причиной несчастного случая явилась «неисправность электрических цепей». Я не знаю, был ли он некомпетентен или просто подкуплен, но факт остается фактом: катастрофа была подстроена. Я в этом убежден, потому что нашел кое-что среди обломков.
   — Что? Что ты нашел?!
   Эдам слегка наклонился вперед.
   — Я неплохо разбираюсь в электронике, Рэчел. И я лучше многих профессиональных пилотов знаю, какое оборудование должно находиться на борту самолета того или иного типа. На месте катастрофы я обнаружил какие-то странные детали, которые сразу показались мне подозрительными. Я не знал, что это такое, — взрыв уничтожил почти все, — но был уверен, что это не может быть штатный прибор. Мне удалось установить также, что он был подключен к альтиметру. Несомненно, этот прибор — назовем его таймером — и несколько унций мощной взрывчатки, размещенные возле топливных баков, и привели к тому, что, достигнув определенной высоты, самолет твоего отца превратился в пылающий огненный шар.
   — Но ты ведь не знаешь наверняка, правда?
   — Нет, не знаю, но я уверен, что моя догадка правильна. К тому же детали, которые я нашел, хранятся у механика, обслуживавшего самолет твоего отца, и он вполне со мной согласен — эти фрагменты не имеют никакого отношения к стандартному самолетному оборудованию. Механик готов подтвердить это под присягой, но сейчас это ничего нам не даст. Сначала надо найти новые доказательства, а главное — найти того, кто за всем этим стоит.
   — Но почему ты не обратился в полицию?
   Эдам на мгновение смутился.
   — Дело, видишь ли, в том, — начал он неуверенно, — что… Словом, я боялся, что там не сумеют довести дело до конца. Да, я мог предъявить обломки этого устройства и доказать, что самолет твоего отца был уничтожен намеренно. Но я был совершенно убежден, что по этим деталям невозможно установить личность злоумышленника. Если бы я обратился в полицию, я бы только спугнул его; узнав, что находится под подозрением, он затаился бы, и тогда его никто никогда бы не разоблачил. Словом, я подумал, что если мы с Ником будем на первых порах действовать самостоятельно, то у нас будет больше шансов застать этого негодяя врасплох. Что же касается нашей компетентности в таких делах, то нам с Ником уже приходилось заниматься подобными расследованиями, и я уверен, что мы способны добиться успеха быстрее, чем копы.
   Рэчел внимательно слушала, стараясь убедить себя в логичности того, что говорил Эдам, но ей это плохо удавалось. Сама исходная посылка казалась Рэчел безумной.
   — Кому могло понадобиться убивать отца? — перебила она Эдама.
   Эдам опустил голову.
   — Нам пока не удалось это выяснить, — сказал он и, немного помолчав, добавил: — В тот день, когда мы завтракали вдвоем, Дункан показался мне озабоченным, даже встревоженным. Раза два он даже не услышал моего вопроса, и я спросил, что его так беспокоит. Но Дункан ответил, что он несколько озабочен обстоятельствами одной недавней сделки, которую он заключил с человеком по имени Уолш.
   Рэчел обратила внимание, что Эдам впервые назвал ее отца просто Дункан, не прибавив к имени непременного «мистер». Интересно, почему, подумала она. Значит ли это, что на самом деле они были гораздо более близкими друзьями, чем Эдам хотел показать?
   Но спросить об этом Рэчел не решилась.
   — Джордан Уолш? — уточнила она.
   — Мы так думаем. Это был единственный след,по которому мы могли пойти, единственная зацепка, которую дал нам твой отец.
   — Значит, ты знал про Уолша еще до того, как мы нашли папин блокнот с зашифрованными материалами по его частным инвестициям?
   — К этому времени мы с Ником следили за Уолшем уже несколько месяцев, но ни один из нас не знал, что он должен твоему отцу пять миллионов. Когда благодаря тебе это обстоятельство открылось, наши подозрения еще больше усилились, но — увы! — это по-прежнему всего лишь подозрения. Ничего конкретного мы пока сказать не можем.
   — Но, Эдам, если у вас нет ничего, кроме подозрений, не лучше ли все же обратиться в полицию? В конце концов, у полиции могут быть какие-то сведения, которых нет у вас. Да и возможностей у полиции больше.
   — В чем-то ты, конечно, права, но бывают ситуации, когда простая уверенность значит больше, чем самые выверенные, многократно подтвержденные доказательства. Наше с Ником преимущество перед полицией заключается в том, что мы можем действовать свободнее, а главное — быстрее реагировать на любое изменение ситуации. Пока мы только следим за Уол-шем, рано или поздно он проявит себя, и тогда мы сможем взять его в оборот. И все же, прежде чем это случится, он может натворить немало бед. У Джордана Уолша наверняка есть связи в преступном мире, к тому же он умен и богат и вряд ли станет действовать через подставных лиц. Так, полиция подозревает, что он имел отношение к нескольким громким убийствам, происшедшим в последние несколько лет, но не может этого доказать. ФБР подозревает, но не может доказать, что Уолш участвует в операциях по отмыванию миллионов долларов для нью-йоркского преступного синдиката.
   Разумеется, полиция не откажется от расследования обстоятельств смерти твоего отца, однако нам пока не хватает улик, чтобы это расследование могло стать сколько-нибудь серьезным. Нет, если обратиться к властям сейчас, это ничего не даст, а Уолш будет предупрежден.
   — Но, Эдам, я не понимаю! Если Джордан Уолш действительно преступник, который связан с мафией, то… Отец никогда бы не стал иметь с таким человеком никаких дел.
   Эдам кивнул.
   — Мы с Ником в этом убеждены. Однако ты сама видела — в записной книжке, которую мы нашли, черным по белому написано, что Джордан Уолш все же получил пять миллионов от твоего отца, и это-то как раз и есть самое странное. Правда, в те времена, когда твой отец одолжил ему деньги, Уолш вел свои сомнительные дела довольно далеко от округа Колумбия, так что его репутация не могла вызывать серьезных сомнений. Даже если бы твой отец стал наводить справки, он скорее всего немного бы узнал — для того, чтобы вызнать всю подноготную Уолша, надо копать долго и глубоко. Кроме того, в комментариях мистера Дункана по поводу этой сделки упоминается о том, что Уолша ему рекомендовал какой-то «старый друг». Это могло оказаться решающим фактором.
   — Ты хочешь сказать, что отец мог сначала дать Уолшу деньги, положившись на рекомендацию близкого друга, и только потом ему стало известно, что за тип этот Уолш?
   — Совершенно верно. И этому другу мистер Дункан безусловно доверял. — Эдам немного помолчал. — Ник ничего об этом не знал — твой отец не советовался с ним по поводу Уолша, однако не стоит забывать, что эти деньги он передавал частным образом и, следовательно, ему вовсе не обязательно было спрашивать мнения своего компаньона. Он никогда и не спрашивал, поскольку твой отец скрывал свою частную инвестиционную деятельность. Мой случай был, наверное, единственным; мистеру Дункану было известно, что мы с Ником знакомы уже много лет, вот он и обратился к нему, чтобы узнать, что я за птица… Но мистер Дункан Мог поступить и иначе, — добавил Эдам после непродолжительной паузы. — Если бы у него возникли сомнения в моей благонадежности, он мог обратиться к Услугам не связанного с банком частного детектива, такого, например, как этот Джон Элиот, о котором упоминалось в его записке.
   — А Элиот что-нибудь обнаружил? — спросилаРэчел.
   Эдам пожал плечами.
   — Может быть. В любом случае мы этого не узнаем до тех пор, пока он не свяжется с нами.
   — Значит, на данный момент нам известно только одно: отец одолжил деньги Джордану Уолшу по просьбе своего старого друга?
   — Да, именно так.
   — И кто же этот друг?
   Эдам внимательно посмотрел на нее.
   — Понятия не имею, — сказал он негромко. — А ты?
   Рэчел задумалась. Но сколько она ни перебирала в уме имена старых знакомых отца, ни одно из них не вызвало у нее ни малейшего подозрения.
   — У папы было много знакомых, — сказала она наконец. — Здесь, в Ричмонде, в округе Колумбия, по всей стране —во всем мире наконец. Я даже не знаю их всех.
   — Этого я и боялся.
   — Но, от кого бы ни исходили эти рекомендации, — размышляла вслух Рэчел, — ты уверен, что именно Уолш виновен в папиной смерти. Так?
   —Да.
   — И в… покушениях на меня замешан тоже он?
   — Это весьма вероятно. Никаких других вариантов у нас, во всяком случае, нет.
   — И все равно это очень странно… До тех пор, пока я не нашла папины записные книжки, я вообще не знала о существовании Джордана Уолша. Но даже после этого какую опасность я могла для него представлять? Ведь нельзя же потребовать возвращения долга на основании шифрованных записей отца! Уолш прекрасно это знает.
   — Да, тут ты права. К сожалению, мы с Ником тоже не знаем, чем ты ему помешала. И все же сомневаться не приходится: ты представляешь для него серьезную опасность — в противном случае Уолш вряд ли решился бы на подобные меры. Уолш или кто-то другой. Как видишь, даже этого мы пока не можем сказать наверняка. Против него говорит только одно обстоятельство: Уолш появился в Ричмонде вскоре после твоего возвращения из Нью-Йорка. И именно тогда с тобой начали происходить всякие вещи.
   Рэчел немного помолчала.
   — А как именно вы с Ником все это расследовали? — спросила она наконец.
   Эдам улыбнулся.
   — Осторожно. Тщательно и осторожно. Вскоре после похорон мистера Дункана мне пришлось вернуться в Калифорнию; у Ника тоже был хлопот полон рот, ведь ему приходилось заниматься наследством своего компаньона. Впрочем, попутно он переворошил все банковские отчеты, все балансовые документы, благодаря чему мы узнали, что официально мистер Дункан не вел с Уолшем никаких дел. Исходя из того, что мистер Дункан когда-то сделал для меня, мы заключили, что и в данном случае имело место нечто подобное. И твоя находка блестяще подтвердила нашу правоту — твой отец занимался частными инвестициями, хотя я бы скорее назвал это благотворительностью — ведь со своих миллионов он не получал ни цента дохода. Но, как бы там ни было, эта сторона его деятельности оставалась для нас белым пятном. Чтобы изобличить Уолша — то есть не изобличить, а хотя бы получить представление о том, что связывало его с твоим отцом, — нам необходимо было получить доступ к личным бумагам твоего отца.
   Рэчел судорожно вздохнула.
   — Понятно… И кому из вас, тебе или Нику, пришла в голову эта блестящая идея — воспользоваться твоим сходством с… с Томасом?
   — Рэчел!..
   — Что — Рэчел? Ведь в этом заключался ваш план? Ты должен был втереться ко мне в доверие и получить доступ к личным бумагам отца, не так ли?
   — Быть может, это так выглядит, но на самом деле…
   — Брось, Эдам! Разве не в этом заключалось твое задание? О, это было очень умно: рассказать мне про Деньги, которые ты получил от отца, заставить меня сомневаться и тем самым вынудить меня начать поиски соответствующих документов и записей. В конце концов все вышло по-вашему, и даже быстрее, чем вы могли надеяться при любом другом раскладе. И после этого ты станешь отрицать, что никто не поручал тебе разговаривать со мной об отце, помогать мне разбирать его письма, рыться в его столе? А записная книжка, которая оказалась в кармане твоей куртки? Ты уверен, что действительно положил ее туда случайно?
   — Рэчел, ты только не волнуйся!
   — А я спокойна, — ответила она, с удивлением отметив, что ее голос и вправду почти не дрожит. — Да и какие у меня основания сердиться, расстраиваться, волноваться? В конце концов, вы с Ником просто хотели отомстить за смерть моего отца.
   — И защитить тебя.
   — Но началось-то все с расследования гибели папы, верно?
   Эдам упрямо наклонил голову.
   — Я многим ему обязан. И Ник тоже.
   — А мне вы не обязаны ничем… Что ж, я вас понимаю!
   — Рэчел, пожалуйста… Я не хотел сделать тебе больно. И я никогда тебя не обманывал. То, что между нами произошло…
   — Между нами ничего не было, Эдам, — перебила его Рэчел. — И не могло быть.
   На щеке Эдама дернулся мускул.
   — Тебе виднее.
   — Не скажи… — Рэчел негромко усмехнулась. — В каком-то смысле Грэм был прав — все это с самого начала было надувательством, чудовищным обманом… — В голосе ее неожиданно задрожали слезы. — Я доверяла тебе, была с тобой откровенна, а ты мотал все на ус и упорно искал отцовские бумаги!
   — Но Рэчел!..
   Рэчел встала и шагнула к двери.
   — Мне пора домой. До свидания.
   Эдам одним прыжком оказался возле нее. Схватив Рэчел за руку, он заставил ее повернуться и посмотреть ему в лицо.
   — Нет, подожди! Ты должна меня выслушать.
   — А что ты можешь мне сказать? Придумаешь новую ложь? Нет, с меня довольно!