Мерси покачала головой.
   — Все это так сложно, непонятно, необъяснимо. Просто невероятно. Кстати, я так и не поняла, зачем кому-то понадобилось убивать Рэчел? Чем она помешала Уолшу? Ведь главной опасностью для него был, наверное, сам мистер Дункан…
   — Если бы мы знали это, тогда, наверное, все встало бы на свои места.
   — Ник, — сказала Мерси решительно. — Я должна помочь вам!
   — Нет. Я не хочу, чтобы ты имела к этому делу хоть какое-то отношение.
   — Но я же не прошу дать мне снайперскую винтовку и отправить на охоту за Уолшем! Я могу помочь вам иначе. В конце концов, мистер Дункан был моим боссом, и я тоже многим ему обязана.
   — Послушай, Мерси, камень, который мы столкнули с горы, уже набрал скорость; он потянет за собой другие камни, а я не хочу, чтобы ты оказалась на пути у этой лавины. Прошу тебя: держись от всего этого подальше, чтобы я мог быть спокоен хотя бы за тебя. Это и будет твоя главная помощь!
   Мерси открыла было рот, чтобы рассказать Нику о своих компьютерных поисках, но внезапно-передумала. Она и сама не очень-то верила, что сможет найти в этих, перепутанных файлах что-нибудь стоящее.
   — Мерси? — Ник с подозрением посмотрел на нее, и она поспешно сделала невинное лицо.
   — Хорошо, — сказала она с напускной покорностью. — Я буду сидеть в офисе и заниматься своими делами, если ты обещаешь, что впредь будешь мне все рассказывать.
   — Обещаю.
   — Вот и хорошо. А теперь, будь добр, убери куда-нибудь этот поднос — он мне мешает.

Глава 17

   За поворотом начинался уже знакомый длинный темный коридор, но Рэчел не собиралась идти в ту сторону. Не в этот раз, не сегодня.
   И вообще никогда.
   Одной мысли о том, чтобы снова увидеть, как истязают Эдама безжалостные тюремщики, было достаточно, чтобы Рэчел повернулась и пошла в обратном направлении.
   Вскоре неоштукатуренные стены коридоров сменились гладкими, выкрашенными теплой бежевой краской панелями, а кованые подсвечники и коптящие факелы уступили место изящным электрическим светильникам на тонких позолоченных кронштейнах, и Рэчел испытала невероятное облегчение от того, что вырвалась, наконец, из мрачной темницы.
   — Секреты… У каждого — свои секреты… — Этот шелестящий голос пронесся по коридору вместе с ледяным сквозняком, и Рэчел остановилась, прислушиваясь.
   — Кто… здесь? — спросила она робко, чувствуя в горле странную сухость.
   — Ты должна узнать его тайну, Рэчел.
   — Это ты, Том?
   — Тайну, которую он прячет…
   — Почему бы тебе сразу не сказать, в чем состоит эта тайна? Или, на худой конец, где мне искать? — спросила Рэчел, чувствуя, как вместе со страхом в ней растет разочарование.
   — Ты уже знаешь.
   — Нет, я только…
   — Ты знаешь. Ты должна только вспомнить.
   — Но почему ты не хочешь мне помочь?
   — Я не могу, Рэчел.
   — Том, пожалуйста!
   Расплывчатая, неясная фигура выступила навстречу ей из ниши в стене. Это был Том… и не Том.
   — Этот дом — настоящее кладбище секретов. Разве ты еще не поняла?
   Рэчел непроизвольно шагнула к нему.
   — Чьих секретов?
   Но Том покачал головой, и на блестящей поверхности его маски вспыхнули и погасли отраженные огни светильников.
   — Я не хочу сделать тебе больно.
   Рэчел нахмурила брови. Она ничего не понимала.
   — Почему мне должно быть больно, если ты скажешь, чьи это секреты?
   — Ты сама поймешь, когда узнаешь.
   — Это кто-то, кому я доверяю? Том ничего не ответил.
   — Кто-то, кого я люблю?
   — Ты должна проверить все укромные уголки, все потайные места.
   Том попятился, словно хотел укрыться от света в тени, из которой появился.
   — Том, подожди!.. — Рэчел рванулась к нему, но в нише уже никого не было.
   Оглядываясь по сторонам, словно надеясь все-таки увидеть, Рэчел внезапно обнаружила, что крашеные панели исчезли, и она стоит посреди голого каменного коридора — темного, холодного, сочащегося сыростью.
   — Нет, нет! Я не хочу оставаться здесь!.. Уведи меня отсюда.
   — Ты должна…
   — Но я уже видела его. Ты меня заставил. Я больше не хочу, не могу…
   Знакомая железная дверь вдруг оказалась прямо перед ней, но на этот раз из-за нее не доносилось ни звука.
   И она была не заперта — ржавый замок валялся тут же на полу.
   — Открой дверь, Рэчел.
   — Зачем? Что я там увижу?
   — То, что должна увидеть. Открой дверь.
   На этот раз Рэчел показалось, что голос доносился из-за двери, и, вздрагивая то ли от холода, то ли от страха, она неуверенно взялась за ручку.
   Взвизгнули ржавые петли, железо проскрежетало по бетону.
   Сначала она не видела ничего, в камере было темно, как в могиле. Потом в самом ее центре появилась крошечная сверкающая точка. Она росла, раскаляясь все сильнее, так что в конце концов глаза Рэчел заслезились от яркого света.
   И тут она заметила его. Он был один и стоял под той самой балкой, на которой палачи подвесили его в прошлый раз.
   —Том?
   — Нет. Да.
   — Я… не понимаю…
   Он снял маску Тома, и она увидела лицо Эдама, покрытое пятнами засохшей крови.. Это тоже была маска.
   — Кого из нас ты любишь, Рэчел? — спросил ее голос Эдама.
   — Я… я люблю тебя.
   — А кто я?
   — Эдам. Эдам Де… лафилд.
   — Ты уверена?
   Рэчел неожиданно почувствовала гнев.
   — Перестань! — воскликнула она. — Это — глупая игра, и она мне надоела!
   — Игра? Я не стал бы играть с тобой в игры, Рэчел. Все это очень серьезно.
   Эдам… Нет, то, что она видела перед собой, внезапно заколебалось, задрожало, как жарким летним полднем дрожит горячий воздух над раскаленным асфальтом, и растаяло. Голос, донесшийся до Рэчел секунду спустя, раздавался уже из пустоты.
   И это был голос Эдама!
   — Не слушай его, Рэчел! — сказал он. — Не слушай, ведь это не я. Неужели ты не понимаешь? Он хочет вернуть тебя!..
   Рэчел попятилась.
   — Что?.. Кто — он? Кто ты?
   — Он, Томас Шеридан. Он хочет вернуть тебя себе.
   — Но Том… мертв!
   — Да, Рэчел, Том мертв.
   В центре комнаты снова появилась неясная, расплывчатая фигура. Она шагнула к Рэчел, протянула к ней руки.
   — Рэчел, моя Рэчел!.. Иди ко мне, любимая!
   На нем все еще была надета маска с лицом Эдама, но из пустых глазниц сыпались на пол жирные желтые черви и черная могильная земля, а изо рта стекала тонкая струйка крови.
   Рэчел громко крикнула и, круто повернувшись, не разбирая дороги, бросилась прочь.
   Но его гулкие шаги и настойчивый шепот звучали, казалось, прямо за ее спиной…
 
   Эдам вздрогнул и резко сел на кровати. В его ушах все еще раздавались отчаянные крики Рэчел, за которой гналось что-то большое и бесформенное. Лишь увидев, что номер гостиницы освещен ярким утренним солнцем, он немного успокоился.
   В комнате никого не было, ничто ему не угрожало.
   Значит, понял Эдам, это был сон.
   Еще один страшный сон.
   —Господи Иисусе!.. — пробормотал он.
 
   Прижавшись спиной к спинке кровати и подтянув колени к самому подбородку, Рэчел ждала, пока пройдет дрожь, сотрясавшая все ее тело.
   На это потребовалось много времени.
 
   Когда рано утром Эдам приехал в усадьбу Грантов, Рэчел уже встала. Она сидела за столом на задней террасе, а перед ней остывал на подносе нетронутый завтрак. О приезде Эдама она пока не знала — Фиона, очевидно, витала его уже настолько своим, что, когда он позвонил у парадной двери, она просто сказала ему, где можно найти Рэчел. И вот теперь он стоял у выхода на террасу, незаметно наблюдая за ней.
   Эдам сразу заметил, что Рэчел выглядит усталой и измотанной. Лицо ее осунулось и было бледным, как после бессонной ночи, а вокруг глаз залегли темные круги. Очевидно, ее снедала какая-то тревога, которая не давала ей покоя.
   Невольно Эдам вспомнил, каким невыразительным и неподвижным было лицо Рэчел, когда они впервые встретились в этом самом доме. Эти застывшие черты напомнили ему маску, под которой были надежно скрыты девичьи живость и красота, отличавшие ее в юности. Единственным, что оставалось от прежней Рэчел, были редкие, случайные улыбки, которые совершенно ее преображали. Улыбка, гасла, и снова начинало казаться, что перед тобой человек, почему-то утративший способность радоваться.
   Две недели назад все изменилось. Рэчел как будто проснулась, стряхнула с себя оцепенение и начала возвращаться к жизни, и Эдаму хотелось верить, что причина этого в нем. Единственное, что отравляло ему эту радость, это те моменты, когда он смотрел на себя в зеркало. В эти минуты ему ужасно хотелось быть жгучим брюнетом со смуглой кожей и орлиным носом. Или хотя бы с носом картошкой. Любое лицо годилось — лишь бы не быть похожим на мертвеца, сходство с которым постепенно становилось его проклятьем.
   Набрав в грудь побольше воздуха, Эдам постучал согнутым пальцем по косяку и шагнул на террасу.
   — Доброе утро!
   — Эдам! — Рэчел вскочила и, шагнув ему навстречу, очутилась в его объятиях.
   Несколько секунд Эдам просто прижимал ее к себе, потом наклонился и поцеловал. Одного этого прикосновения было достаточно; чтобы в нем вспыхнуло жаркое желание. Эдам не успел его скрыть, и ее тело откликнулось на ласку с такой готовностью, что у него захватило дыхание. В том, как она прижималась к нему, словно ища защиты, было что-то до отчаяния трогательное.
   Эдам взял ее за подбородок и приподнял голову.
   — С тобой все в порядке? — спросил он.
   — Да. Просто я плохо спала. — Рэчел улыбнулась. — Но это пустяки.
   — Ничего себе пустяки! — воскликнул он с нарочитой бодростью. — Так почему ты плохо спала? Тебя мучили кошмары?
   — Кошмары?.. — Рэчел пожала плечами. — Да, можно сказать и так. Мне снилось, будто я попала в какое-то большое мрачное здание. Я хожу по коридорам, открываю двери и вижу всякие… ужасные вещи. Этот сон повторялся уже несколько раз, и каждый раз я просыпалась из-за него среди ночи. Впрочем, наверное, это объяснимо. В последние несколько месяцев в моей жизни произошло столько всякого, что мое подсознание, наверное, сходит с ума, пытаясь в этом разобраться.
   Эдам испытующе посмотрел на нее, но не стал продолжать эту опасную тему, не желая отягощать Рэчел описаниями своих собственных снов, которые были так похожи на ее кошмары. На мгновение у него даже мелькнула дикая мысль, уж не снятся ли им одинаковые сны, но он поспешил отогнать ее.
   Эдам спросил о другом:
   — Ну а как насчет ключа? Ты не думала, куда мистер Дункан мог его спрятать?
   — Нет. — Рэчел внезапно нахмурилась и, прикусив губу, прошептала: — В потайное место, в какой-нибудь укромный уголок.
   — В потайное место?.. — переспросил Эдам, почувствовав, как по спине его пробежал холодок. — В какое потайное место?
   — Да нет, это я так… — смутилась Рэчел. — Это фраза из моего сна. Укромные уголки. Потайные места…
   — И ты не догадываешься, что это значит?
   Она отрицательно покачала головой.
   — Понятия не имею. Правда, вчера вечером, когда ты уехал, я заглянула в один укромный уголок и раскрыла одну тайну.
   — Какую? — встревожился Эдам, и Рэчел вкратце рассказала ему о том, как она неожиданно столкнулась в подвале с дядей Камероном.
   — Он что-то ищет, — закончила она уверенно. — И, раз он предпочел солгать, значит, это секрет.
   — Ты как-то сказала, что твой дядя не мог рекомендовать Уолша мистеру Дункану. Ты до сих пор так считаешь?
   Рэчел кивнула.
   — Я думаю, что его поиски не имеют никакого отношения к Джордану Уолшу. Нет, Кэм ищет что-то другое, а что — я не знаю.
   — У каждого — свои секреты…
   Услышав эти слова, Рэчел вздрогнула, но поспешила взять себя в руки.
   — Что-то в этом роде, — сказала она небрежно. — Должно быть, я постоянно об этом думаю, потому-то мне и снится всякая чушь.
   — То есть, — Эдам снова вернулся к интересовавшей его теме, — ты уверена, что то, что ищет Кэмерон, не имеет никакого отношения к нашей проблеме?
   — Я не знаю, Эдам. Возможно, это — одна из проблем, которую мое подсознание пытается решить. Сказать определеннее я пока не могу. Во сне мне было сказано, что я уже знаю ответ и что я только должна постараться его вспомнить. Но до сих пор мне так и не пришло в голову ничего определенного.
   Рэчел слабо улыбнулась. Она решила пока ограничиться этим, поскольку ей очень не хотелось упоминать о Томе, явившемся к ней во сне. Эдам мог неправильно ее понять.
   — Тогда постарайся вовсе об этом не думать. — Эдам тоже улыбнулся. — Такие вещи лучше всего оставить в покое, и тогда, быть может, они вспомнятся сами собой.
   — Я знаю, — кивнула Рэчел. — Непременно вспомнятся, причем именно тогда, когда меньше всего этого ожидаешь. — Она вздохнула. — И это не всегда приятно.
   — Будем надеяться, что ничего страшного с нами не случится. — Эдам помолчал и добавил: — Знаешь, я сегодня говорил с Ником. Он утверждает, что наше дело с Уолшем сдвинулось с мертвой точки.
   — Что ты имеешь в виду?
   — Один из знакомых Ника утверждает, что знает парня, который долго работал на Уолша, но сейчас хочет выйти из игры. По некоторым намекам мы поняли, что этот человек — один из тех, кто изготавливал для Уолша взрывные устройства. Быть может, это он сделал адскую машинку, которая уничтожила самолет твоего отца.
   — Это было бы… счастливым совпадением, — задумчиво сказала Рэчел. — Если, конечно, слово «счастливое» здесь уместно. И «совпадение» тоже…
   — Скажем лучше, что это была бы большая удача, — поправил Эдам. — Слишком большая, тут ты права. Уолш мог что-то почувствовать и предпринять ответные шаги, но у нас нет выбора. Если ниточка появилась, надо пройти по ней и посмотреть, к чему она приведет. Хотя, на мой взгляд, это было бы слишком просто. Я просто надеюсь, что он может рассказать нам кое-что важное, что мы могли бы использовать.
   — Значит, до конца еще далеко? — В вопросе Рэчел прозвучали такие надежда и мольба, что Эдам снова не сдержал улыбки.
   — Далеко, — ответил он честно. — И все равно я уверен, что скоро мы узнаем что-то новое. Даже если Уолш специально подставляет нам своего человека, это значит, что он занервничал. А кто нервничает, тот допускает ошибки. И в конце концов проигрывает.
   — А когда вы собираетесь встретиться с этим человеком?
   Эдам бросил быстрый взгляд на часы.
   — Скоро. Часа через два.
   — А мне что делать? Запереться в спальне и ждать, чем это все закончится? Не хочу! Я поеду с вами, и пусть этот человек — если это он погубил отца — посмотрит мне в глаза!
   Она готова была разрыдаться, и Эдам, застигнутый врасплох этой внезапной переменой ее настроения, взял Рэчел за руки.
   — Обещаю тебе, что мы постараемся закончить это дело как можно скорее. Только потерпи еще немножко, ладно? Так или иначе, но мы доберемся до Уолша!
   Рэчел с усилием взяла себя в руки.
   — Хорошо, я останусь дома. И никуда не буду выходить. Только прошу тебя, Эдам, не рискуй понапрасну, ладно?
   — Я буду осторожен, — ответил он, до глубины души тронутый этой горячей мольбой. — Кстати… — Эдам умолк, но потом закончил решительно: — Кстати, если увидишь возле усадьбы двух человек — не удивляйся. Они присматривают за домом и охраняют тебя. — Он улыбнулся. — А если ты уедешь, один из них последует за тобой.
   Рэчел заморгала.
   — Ты хочешь сказать, что, когда я посреди ночи помчалась к тебе в отель, один из них…
   — Да, тебя сопровождали. Но очень осторожно, скрытно. А когда я с тобой, эти люди и вовсе держатся на порядочном расстоянии — вот почему они не сумели нам помочь, когда взорвался магазин и когда нас чуть не сбил этот сумасшедший. Но тебя они охраняют надежно: один следит за воротами, а второй — за калиткой, которая ведет к реке. Если кто-то попытается проникнуть в усадьбу, они сразу же это заметят.
   — Охрана у меня уже есть, не хватает только рва с водой и подъемного моста, — мрачно пошутила Рэчел. — Знаешь, Эдам, меня это немного пугает. Ну, то, что за мной следят.
   — Но ведь эти люди не сделают тебе ничего плохого, наоборот…
   — И все равно у меня мурашки по коже… — Рэчел поежилась, как от холода.
   — Я знаю, что это не всегда приятно, — согласился Эдам. — Вот почему я ничего не сказал тебе раньше. Но это необходимо, Рэчел. До сих пор на тебя покушались только когда ты была вне дома, но эти попытки не удались, так что… Логично было бы предположить, что кто-то попытается добраться до тебя здесь. Правда, усадьба огорожена высокой стеной, но ворота почти постоянно открыты, да и калитка в саду — препятствие не слишком серьезное.
   — Если, конечно, эти люди не оставили своих намерений, — с надеждой сказала Рэчел.
   — Они не оставили, — негромко ответил Эдам. — Ты им чем-то здорово мешаешь.
   Он тут же спохватился, но было поздно. Глаза Рэчел расширились от ужаса.
   — Не бойся, — сказал он, нежно гладя ее по руке. — Тебя охраняют. И пока я с тобой, тебе ничего не грозит.
   — Спасибо, Эдам, — отозвалась Рэчел. — Я, в общем-то, не возражаю — пусть охраняют. Просто мне очень хочется, чтобы все это поскорее закончилось.
   — Я понимаю. — Прежде, чем выпустить ее руки из своих, он слегка пожал их. — Мне пора идти. Нам с Ником нужно еще кое-что обсудить, к тому же мы должны приехать на место встречи заранее, чтобы как следует все проверить.
   — Обещай, что вернешься и все мне расскажешь.
   — Обязательно. Только имей в виду: если информатор Ника не солгал и этот парень действительно готов говорить, то это может занять несколько часов, — предупредил Эдам.
   — Я буду ждать, — пообещала Рэчел. — Что мне еще остается делать?!
 
   Впереди был еще почти целый день, а Рэчел уже не находила себе места от беспокойства. Все мысли Рэчел занимала опасная встреча, на которую отправились Эдам и Ник.
   В конце концов, предупредив Фиону, что не будет обедать, Рэчел поднялась на второй этаж. И вдруг, повинуясь безотчетному желанию, устремилась к комнате матери. Знакомая с детства обстановка разбудила в Рэчел давние воспоминания, и она поразилась тому, как они, оказывается, были сильны.
   Лишь только открыв дверь в комнату, Рэчел сразу узнала легкий запах вербены, которую ее мать раскладывала по бельевым ящикам. Ноздри ее уловили и тонкий аромат духов, которыми душилась Ирэн Грант. На кровати и на софе лежали круглые подушечки-думки в тонких полотняных наволочках, которые ее мать сама вышила цветами. На полочке трельяжа все еще стояли коробочки с дорогой бижутерией, которую она предпочитала самым изысканным ювелирным украшениям, а изящные золоченые козетки и обитые испанским бархатом мягкие стулья, казалось, все еще хранили тепло ее тела.
   И Рэчел, к которой лишь недавно вернулась способность чувствовать и переживать, впервые за много, много месяцев осознала всю тяжесть потери, всю глубину постигшего ее горя. Теперь она лучше понимала, насколько сложными могут быть отношения между людьми, и оплакивала даже те небольшие недоразумения и конфликты, ту легкую отчужденность, которая окончательно установилась между ней и матерью к тому моменту, когда Рэчел исполнилось шестнадцать. Наверное, это было неизбежно, поскольку Рэчел и ее мать были совсем разными людьми, и все же она казнила себя за то, что спохватилась слишком поздно, когда уже ничего нельзя поправить.
   Чувствуя непреодолимую потребность хотя бы сейчас почувствовать себя ближе к женщине, которую она так плохо знала при жизни, Рэчел присела к трельяжу и стала рассматривать лежавшие в коробочках безделушки. Она даже примерила ожерелье из искусственного жемчуга, которое Ирэн часто надевала, но, поглядев на себя в зеркало, улыбнулась и положила его обратно в шкатулку — ожерелье не шло ей.
   «Мы были слишком разными, — снова подумала Рэчел. — И все же я должна была постараться понять ее».
   Потом ей пришло в голову, что надо воспользоваться возможностью разобрать вещи и определить, что следует сохранить, а от чего — избавиться. И Рэчел решительно взялась за дело.
   С одеждой все было просто. Большинство платьев и костюмов следовало отправить в комиссионный магазин, вещи попроще могли пригодиться благотворительной организации.
   Рэчел разобралась и с постельными принадлежностями, хранившимися в большом комоде, и перешла к окну, где стоял принадлежавший матери изящный письменный стол из розового дерева. Выдвинув верхний ящик, она стала быстро просматривать его содержимое.
   Очень скоро Рэчел поняла, что кто-то уже рылся здесь. И совсем недавно.
   Кто-то побывал в комнате после смерти матери, Рэчел была в этом уверена, кто-то основательно покопался в ее вещах. У этого человека хватило времени даже на то, чтобы сложить все бумаги обратно. Рэчел поняла, что не ошиблась, когда увидела стопку каких-то старых квитанций, заботливо выровненных по обрезу и уложенных строго параллельно передней стенке ящика. Поверх этих квитанций был положен сломанный карандаш.
   Вряд ли мать Рэчел — или любой другой человек — стала бы держать под рукой ненужный карандаш. В лучшем случае она бы просто бросила его в ящик или засунула куда-то под бумаги, под те же квитанции, к примеру.
   — Поздравляю, мисс Рэчел Холмс, — пробормотала Рэчел сквозь зубы и, придвинув стул, опустилась на него. — Вы превзошли в логике самого Шерлока Холмса. Кто-то определенно здесь побывал. Только кто? И что нам это дает?..
   Рэчел хорошо помнила, что, в отличие от отца, который не только запирал все ящики стола, но и убирал ключи в сейф, откуда она сама достала их после его смерти, Ирэн Грант никогда не запирала даже дверь своей комнаты. Таким образом, у каждого из множества посторонних — сотрудников похоронного бюро, оценщиков, служащих налогового управления и прочих, побывавших в доме в последние месяцы, — была по крайней мере теоретическая возможность побывать в ее спальне. Но что интересного могло быть в ее письменном столе?! Письма и приглашения, пачка старых квитанций, конверты, рождественские открытки, писчая бумага, около дюжины авторучек и карандашей, начатый ежедневник, в котором было от силы пять-шесть записей о предстоящих встречах и приемах, флакончик с остатками лака для ногтей и коробочка со всякими канцелярскими мелочами — кнопками, скрепками, резинками, — вот и все, что здесь было.
   Нахмурившись, Рэчел встала из-за стола, чтобы проверить ящики трельяжа, комода и ночного столика. И везде она натыкалась на тот же неестественный, образцовый порядок. Кто-то заглядывал и сюда, и этот кто-то был мужчиной — Рэчел поняла это по тому, как неловко, при всей своей аккуратности, неизвестный сложил лифчики и нижние рубашки матери.
   Слегка пожав плечами, Рэчел заглянула в гардеробную матери. Эта была довольно большая комната, с зеркалами во всю стену. Внушительных размеров платяной шкаф, похоже, в свое время заносили по частям — целиком он вряд ли бы пролез в узкую дверь. Кроме отделения для верхней одежды, в нем было еще несколько полок и выдвижных ящиков, которые Рэчел стала не спеша проверять. Но и здесь она не нашла ничего интересного.
   Заглянув в калошницу и пошарив в пыли под старыми вешалками для шляп, которые, очевидно, просто не успели вынести в подвал, Рэчел перешла к узкому и длинному, как стойка бара, туалетному столику у зеркала. Здесь в нескольких ящиках хранилась коллекция старинных кружевных носовых платков, которые ее мать собирала всю свою жизнь.
   В третьем по счету ящике, который она осмотрела, Рэчел обнаружила кое-что любопытное.
   Второе дно.
   В тайнике лежала пачка писем, туго перетянутая полинявшей розовой ленточкой.
   Держа письма в руках, Рэчел вернулась в спальню и снова села за стол. Смутное предчувствие вдруг овладело ею, но она все же заставила себя перерезать ленточку и достала из верхнего конверта исписанный с обеих сторон листок пожелтевшей, потертой по краям бумаги.
   Почерк показался ей незнакомым, но вот подпись, аккуратную подпись с курчавым росчерком в конце, она узнала сразу.
   «У каждого свои секреты… — вспомнила Рэчел. — Этот дом — кладбище секретов».
   Судя по дате, это первое письмо было написано и отправлено адресату всего через месяц после ее, Рэчел, появления на свет. Начиналось оно просто и без затей:
   «Дорогая, любимая Ирэн…»
 
   — Мне это не нравится, — сказал Эдам и, прищурившись, поглядел по сторонам.
   — Думаешь, мне нравится? — спросил Ник, пожимая плечами. — Но этот парень сказал, что будет сам выбирать место для встречи. Иначе никакой встречи не будет вообще.
   Эдам снова огляделся. Склад, где им назначил свидание человек Уолша, располагался в заброшенном помещении. Снаружи в самом разгаре был теплый весенний день, но в огромном ангаре было темно, сыро и холодно.
   — Взгляни-ка вон туда, — сказал Эдам, указывая на висячие лестницы и трапы, смонтированные почти под самым потолком склада. — Шлепнуть нас оттуда — пара пустяков. Достаточно, поставить там несколько опытных стрелков, и…
   — Наверху никого нет. Я проверял, — отозвался Ник.
   — Ты что, шутишь?! Здесь хватит места, чтобы спрятать эскадрилью боевых вертолетов, не говоря уже о двух-трех снайперах, которым достаточно…
   — Что-то ты сегодня разнервничался, — спокойно заметил Ник.
   — Да, Ник, ты чертовски прав — я нервничаю! А знаешь почему? Потому что моя жизнь только-только начинает налаживаться, и мне бы очень не хотелось, чтобы какой-нибудь болван с винтовкой все испортил.