Но уже в следующую минуту зад машины начало заносить, и руль вырвался у нее из рук.
   А еще через несколько мгновений «Мерседес» врезался в ствол толстого старого дуба.
   В эти критические секунды мозг Рэчел работал как будто вдвое медленнее обычного, зато сердце стучало в три раза быстрее. Придя в себя после столкновения, она обнаружила, что все еще сидит за рулем, упираясь грудью и лицом в подушку надувного мешка безопасности, из которого с негромким шипением выходил воздух. Гудок ревел пронзительно и жалобно. Капот был вмят чуть не до ветрового стекла, и из-под него струился синеватый дымок.
   Рэчел была очень удивлена тем,что осталась жива и, похоже, даже не пострадала.
   Дверца со стороны пассажира неожиданно распахнулась, и в салон заглянул тот самый привлекательный блондин. В его лиловых глазах, устремленных на нее, сквозил страх.
   — Рэчел! Боже мой! — произнес он. — С тобой все в порядке?
   Рэчел повернула голову и впилась в него взглядом.
   Потрясение от аварии было забыто. Она знала это лицо! Она знала его лучше, чем свое собственное.
   — О, господи!.. — вырвалось у нее. — Томас…
   Потом все провалилось во тьму.

Глава 3

   Врач, обследовавший Рэчел в больнице, куда ее доставила машина «Скорой помощи», был встревожен и растерян. При осмотре он не обнаружил никаких серьезных повреждений, если не считать небольшой ссадины над левым ухом — этим местом Рэчел ударилась о стойку салона. Однако, несмотря на это, пациентка оставалась без сознания слишком долго, чтобы это могло не внушать опасений. Рэчел, правда, попыталась объяснить, что причиной этого был не физический шок, а эмоциональное потрясение, однако тут выяснилось странное обстоятельство: похоже, никто, кроме нее, не видел на месте аварии ни Тома, ни какого-либо другого похожего на него человека.
   Очевидно, он снова исчез неизвестно куда — исчез загадочно и непостижимо.
   Когда Рэчел очнулась в машине «Скорой помощи», санитары сказали ей, что возле разбитой машины не было никакого светловолосого молодого мужчины.
   Настаивать Рэчел не решилась. Чего доброго, ее еще примут за сумасшедшую, если она заявит, что сразу после столкновения видела своего жениха, погибшего в Южной Америке десять лет назад, поэтому Рэчел только поморщилась, когда врач велел подвергнуть ее самому тщательному тестированию и к тому же приставил к ней медсестру, которая должна была наблюдать за ее состоянием всю ночь.
   Такое внимание к ее особе объяснялось просто. В свое время Дункан Грант вложил в оборудование больницы немалую сумму, и теперь ее руководители хотели хоть как-то отплатить емуза проявленную щедрость. А может, они рассчитывали, что когда-нибудь в будущем дочь банкира тоже последует примеру отца.
   Как бы там ни было, прошло больше двух часов, прежде чем Рэчел сдала все анализы, прошла все тесты и оказалась в специально для нее приготовленной палате. Только после этого она смогла позвонить домой, чтобы рассказать Фионе и Кэмерону о том, что с ней случилось, и попросить Грэма позаботиться о «Мерседесе». Нет, с ней все в порядке, сказала она обеспокоенной экономке. И пусть к ней никто не приходит, потому что утром она все равно вернется домой, уверенно добавила она. Ей просто нужно время, чтобы прийти в себя.
   Но когда Рэчел осталась одна в пустой и тихой палате, она пожалела о том, что сделала столь поспешные распоряжения. Посетитель — любой посетитель — помог бы ей отвлечься от тревожных мыслей.
   Она думала о Томасе. Неужели это был он? Но как такое возможно? Том умер, погиб. Он был мертв уже десять лет назад, и все же… Все же она была уверена, что вовсе не призрак заглянул в салон разбитой машины, что живые, настоящие губы произнесли слова: «Боже мой, с тобой все в порядке?» Нет, это был живой, реальный человек, из плоти и крови. Она даже почувствовала тепло его дыхания и запах лосьона после бритья, хотя ситуация, в которой она очутилась, отнюдь не располагала к наблюдениям.
   «Подумай об этом как следует!» — приказала себе Рэчел. Она прекрасно понимала, что это не мог быть Том, просто не мог… Хотя бы потому, что Том никогда не поступил бы с ней так жестоко. Если бы он был жив, он бы уже давно вернулся к ней, он не мог заставить ее так страдать.
   Но может, он по какой-то причине не мог сказать ей всю правду?
   Рэчел хорошо помнила, как скрытен был он во всем, что касалось его рейсов за пределы страны. Этот ореол таинственности, который многим девушкам казался бы романтичным, очень тревожил Рэчел. Но когда она осмеливалась обнаружить свое беспокойство, Том только смеялся в ответ и говорил, что у нее слишком богатое воображение. Однажды он под большим секретом признался ей, что возит контрабандой на Кубу кубинский ром и сигары, после чего Рэчел перестала его расспрашивать. Но не беспокоиться она не могла. Она была уверена, что Том чего-то недоговаривает и что его служба в транспортной авиационной компании, развозившей по всему миру самые разнообразные грузы, была только прикрытием чего-то очень опасного и не совсем законного.
   Впрочем, ее отец тоже не проявлял никаких признаков тревоги, и это несколько успокаивало Рэчел.
   Мерси тоже уверяла подругу, что ее брат очень любит интригу, любит напускать на себя таинственный вид, и что это — единственная причина, почему его полеты за рубеж напоминают тайные операции по выброске шпионов, однако Рэчел никак не могла унять тревогу. Каким-то образом она чувствовала, что Том подвергает себя опасности и, как и всякая девятнадцатилетняя девушка, наделенная богатым и живым воображением, придумывала себе всякие ужасы, хотя никаких реальных оснований для этого у нее не было.
   Теперь же, повзрослев и став уравновешеннее, Рэчел никак не могла представить себе причину, по которой Тому могло бы взбрести в голову инсценировать собственную смерть. Даже если допустить, что он вынужден был скрываться от кого-то или от чего-то, то десяти лет было вполне достаточно, чтобы каким-то образом дать о себе знать. Нет, Томас Шеридан не стал бы столько времени прятаться от тех, кто любил его. Уж он бы наверняка нашел способ связаться с ними.
   Нет, единственным объяснением его молчанию могло быть только одно: Том мертв.
   Но если она видела не Тома и не его призрак, тогда кем был этот человек, который походил на него, словно брат-близнец? Он знал ее, по крайней мере, знал ее имя. Трижды он оказывался в относительной близости от нее, так чтобы она могла его заметить, заговорить с ним, прикоснуться к нему. Но каждый раз он исчезал прежде, чем Рэчел успевала сделать шаг или протянуть руку. Кто же он такой? Зачем появился в ее жизни? Почему он так быстро прячется, будто боится или не решается встретиться с ней лицом к лицу?
   Это тоже было непонятно и странно. Во всяком случае, никакого рационального объяснения подобному поведению Рэчел найти не могла.
   Она все еще спорила с собой, перебирая в уме самые невероятные и дикие варианты, когда раздался негромкий, но уверенный стук в дверь. Это был Грэм. В руках адвокат держал вазу с ее любимыми желтыми розами.
   — Рэчел, боже мой!.. С тобой все в порядке? — спросил он с порога.
   «Странно, — подумала Рэчел, — что Грэм сказал те же слова, что и незнакомец».
   — Более или менее, — ответила она. — Я отделалась небольшой шишкой, которая скоро пройдет. Врачи зря тебя напугали.
   Грэм поставил вазу на тумбочку возле ее кровати и озабоченно посмотрел на нее.
   — А я думал, что ты как минимум лежишь в гипсе. Кстати, врачи здесь совершенно ни при чемэто Фиона наговорила мне по телефону всяких ужасов.
   Рэчел улыбнулась.
   — Тебе пора уже знать, что Фиона любит преувеличить.
   — Это мне известно, — проговорил Грэм. — Но я видел машину. Если судить по тому, как она выглядит, можно было ожидать чего-то похуже, чем несколько переломов.
   — Но я действительно почти не пострадала, — возразила Рэчел. — Воздушный мешок сработал как надо. Напомни мне послать благодарственное письмо тому, кто его изобрел.
   — Гораздо больше меня интересует, из-за чего произошла авария. — Грэм придвинул к ее кровати стул и сел. Его лоб прорезала озабоченная морщина. — Как вышло, что ты потеряла управление? В полиции мне сказали, что на траве остались следы заноса.
   — Я не теряла управление. Во всяком случае, до тех пор, пока «Мерседес» не начал крутиться по траве как кошка, которая ловит себя за хвост. Когда я спускалась с холма, неожиданно отказали тормоза, и мне пришлось свернуть, чтобы не вылететь на перекресток.
   — Отказали тормоза? — переспросил Грэм, и его брови поползли наверх.
   Рэчел удивленно взглянула на него. Впервые за все это время она подумала не о призраке Тома Шеридана, а о реальной опасности, которая ей угрожала, и по спине ее пробежали мурашки.
   — Когда я нажала на педаль, она вдруг провалилась до самого пола. Должно быть, лопнул маслопровод, и вся тормозная жидкость вытекла.
   — Но как это могло случиться? — Грэм недоуменно покачал головой. — Хорошо, я распоряжусь, чтобы «Мерседес» отбуксировали в гараж и все тщательно проверили. Пусть разберут эту машину по винтику, но доберутся до причин аварии. Я думаю, тебе, несомненно, нужен новый автомобиль. Ты, наверное, не захочешь ездить в отцовском «Роллс-Ройсе»?
   Рэчел поморщилась.
   — Не захочу.
   — Я так и думал, — кивнул Грэм. — Какие у тебя есть пожелания насчет марки?
   — Возьми любую, только не спортивную. Яих терпеть не могу.
   — Вот почему ты всегда отказывалась, когда я предлагал подбросить тебя в моем «Корвете»!
   — Угадал, — согласилась Рэчел.
   — Хорошо, я это учту. — Слабая улыбка, появившаяся было на лице Грэма, погасла, и он добавил серьезно: — Ты уверена, что действительно не пострадала?
   — Уверена. — «Просто я схожу с ума — только и всего. Мне уже мерещатся призраки», — подумала она. — Врачи хотели, чтобы я прошла полное обследование, потому что, по их мнению, после аварии я… слишком долго была без сознания. Но я знаю, чтосо мной все о'кей. Завтра утром я вернусь домой.
   — Тогда я заеду за тобой завтра, — решил Грэм и поднялся. — Не в «Корвете», — с улыбкой добавил он. — Ну а сейчас мне пора идти. Постарайся выспаться.
   Рэчел хотела задержать его — ей страшно было оставаться наедине со своими мыслями, но она не знала, как объяснить Грэму все, что с ней произошло. Поэтому она сказала только:
   — Не мог бы ты выполнить еще одну мою просьбу?
   —Конечно, с удовольствием.
   — Будь добр, загляни к нам и успокой Фиону и дядю Кэмерона. Скажи им, что я жива и здорова и что завтра они снова меня увидят. Ладно?
   — Хорошо, Рэчел.
   — Спасибо, Грэм.
   — Не стоит благодарности. — Адвокат немного поколебался, потом нерешительно тронул ее руку. — До завтра, Рэчел.
   В ответ Рэчел улыбнулась и кивнула. Она продолжала улыбаться до тех пор, пока за Грэмом не закрылась дверь. Потом улыбка ее погасла, и Рэчел устало вздохнула.
   Ей предстояла долгая, долгая ночь.
 
   Было, наверное, уже за полночь, когда Рэчел проснулась. Вернее, не проснулась, а пришла в себя после тяжелого сна без сновидений, вызванного успокоительным и таблетками. Врач, не обнаруживший никаких признаков сотрясения мозга, которого он опасался, решил, что все дело в нервном потрясении, и прописал ей сильный седатив.
   Но сон, навалившийся на нее, был больше похож на сон дубовой колоды на дне черного пруда.Он не принес Рэчел ни отдыха, ни покоя, зато теперь, когда ей необходимо было проснуться, она никак не могла справиться с лекарством, продолжавшим туманить мозг и мешающим открыть глаза.
   В палате, где лежала Рэчел, было тихо и темно. Единственным источником света служила небольшая тусклая лампа дежурного освещения, укрепленная на стене над ее изголовьем.
   Потом из мрака возле двери показался он. Бесшумно приблизился к кровати, и Рэчел почувствовала, как сердце у нее в груди замерло от страха и волнения.
   Несколько мгновений он стоял молча, глядя на нее сверху вниз, и лицо его было мрачно. Потом с губ его сорвались какие-то звуки — слишком тихие, чтобы она могла разобрать слова, однако Рэчел уловила с трудом сдерживаемое напряжение. Повинуясь безотчетному порыву, она протянула к нему руку, и ее пальцы ощутили упругое тепло его кожи, под которой перекатывались сильные мускулы.
   Ощущение было настолько реальным, что Рэчел невольно вздрогнула.
   — К-кто ты? — пробормотала она, и это было все, что она смогла произнести. Лекарство никак не давало ей прийти в себя. Веки ее словно налились свинцом, язык с трудом ворочался во рту, а поднятая рука казалась такой тяжелой, что Рэчел с трудом удерживала ее на весу.
   Он наклонился совсем близко, и несколько мгновений Рэчел рассматривала его лицо, отчаянно пытаясь сосредоточиться. Оно казалось ей таким знакомым… Где-то, когда-то она уже видела этого человека.
   В следующее мгновение ее сердце сжалосьот боли, знакомое лицо дрогнуло и расплылось от нахлынувших слез.
    Прости… — пробормотал он.
   У него были синие глаза.
   Рэчел почувствовала, что готова заплакать, не сознавая, что уже плачет. Ей хотелось что-то сказать, но как раз в эти минуты лекарство сломило ее отчаянное сопротивление, и Рэчел уснула, уронив руку на одеяло.
   Но знакомое лицо этого незнакомца преследовало ее и в самых глубинах сна.
 
   Утром, при ярком свете дня, когда закончилось действие успокоительного, ночной гость снова начал казаться Рэчел в лучшем случае — призраком, а в худшем — галлюцинацией, первым симптомом пока еще неустановленной психической болезни.
   Но, несмотря на это, она знала, что незнакомец на самом деле побывал ночью в ее палате.
   Откуда у нее возникла эта уверенность, Рэчел и сама не могла бы объяснить, однако она не сомневалась, что незнакомый молодой мужчина с серебристо-белыми волосами каким-то образом проник в ее комнату и несколько мгновений стоял возле ее кровати. И она на самом деле держала его за руку, а он просил у нее прощения. Вот только глаза у него были не лиловыми, как ей показалось после аварии, а ярко-синими, почти голубыми. Несмотря на слабое освещение, она сумела это разглядеть.
   Значит, это все-таки был не Том.
   Сначала Рэчел восприняла этот факт почти с облегчением. После всего, что случилось прошедшей ночью, она могла не гадать больше, жив Томас или погиб, и если жив, то что помешало ему дать знать о себе раньше. Теперь, по крайней мере, Рэчел твердо знала, что Том не лгал ей и не скрывался от нее все это время.
   Что касалось незнакомца, то теперь Рэчел больше думала не о его сходстве с Томасом Шериданом, а о тех чертах, которые отличали двух мужчин друг от друга.
   Во-первых, ее ночной гость был на несколько лет младше Тома — Рэчел дала бы ему не больше тридцати пяти — тридцати шести. Во-вторых, его глаза были другого цвета. В-третьих… В-третьих, он просто был другим, хотя внешне они были поразительно похожи. Вспоминая лицо незнакомца, Рэчел даже готова была поверить, что у каждого человека где-то на земле есть двойник.
   Итак, подвела она итог, в Ричмонде появился человек, который похож на Тома, который знает ее по имени и который, похоже, вот уже несколько дней следует за ней повсюду.
   Зачем?
   Этот вопрос Рэчел продолжала задавать себе даже после того, как утром она вернулась домой, где ее ждали встревоженные Фиона и Кэмерон и где не переставая звонил телефон. Звонки были от ее друзей, и Рэчел была приятно удивлена тем, как много людей в Ричмонде все еще помнят ее. Однако в перерывах между звонками, на которые Рэчел отвечала с удовольствием, ее как будто магнитом тянуло к окну, выходившему на подъездную аллею. Там она останавливалась и надолго замирала, выискивая взглядом знакомый силуэт.
   Но он так и не появился, и главный ее вопрос, на который только он мог дать ответ, так и остался невыясненным. Рэчел по-прежнему не знала, кто этот человек и зачем он преследует ее.
   К вечеру понедельника недоуменное нетерпение и смутная тревога охватили Рэчел с такой силой, что она стала всерьез задумываться о том, не дать ли ей в газету объявление, в котором она могла бы попросить таинственного молодого человека, оказавшегося свидетелем аварии, позвонить по указанному телефону. Но в конечном итоге она так и не решилась этого сделать, хотя мысль казалась ей не такой уж и глупой. Во всяком случае, звонок незнакомца мог положить конец ее терзаниям.
   Между тем за два выходных дня ни Фиона, ни Кэмерон не заметили ее взвинченного состояния, а если и заметили, то не подали виду. Грэм был единственным, кто ей что-то сказал, когда в понедельник утром Рэчел приехала в его офис, чтобы подписать бумаги.
   — Ты выглядишь подавленной, — задумчиво произнес он, откидываясь на спинку кресла и внимательно ее разглядывая. — Последствия аварии, не так ли?
   — Наверное. — Рэчел постаралась сказать это как можно увереннее. — Знаешь, теперь мне кажется, что каждый человек обязан хотя бы раз в жизни врезаться в дерево. После этого на многое начинаешь смотреть… по-другому.
   — На что, например?
   Рэчел пожала плечами.
   — Ну, на многое — на то, о чем раньше не задумывался. Впрочем, сейчас я не хочу об этом говорить. Главное, что я должна тебе сообщить, это то, что я раздумала продавать дом.
   Если Грэм и удивился,то не подал виду.
   — Даже Кэмерону? — уточнил он.
   — Да, — кивнула Рэчел.
   — А как насчет доли в предприятии отца?
   — Я пока не решила. Впрочем, бизнес — это совсем другое. А дом… Папа и мама очень его любили, и мне кажется, что они каким-то образом продолжают жить в этих стенах. Пусть не во плоти, но…
   Рэчел изо всех сил старалась сдерживаться, но голос ее предательски дрогнул, и несколько секунд она молчала, не в силах продолжать. Грэм протянул ей платок, но Рэчел отрицательно покачала головой, и он поспешно сунул его в карман.
   — Дело в том, — снова заговорила Рэчел, немного успокоившись, — что в субботу я начала разбираться в их комнатах. Я перебрала все их вещи и… Ты не поверишь, но я вдруг поняла, как близки мне были отец и мать. Когда я представила, что их личные письма, папины любимые книги, мамина коллекция старинных носовых платков — все будет уложено в коробки с номерами и сдано на хранение до лучших времен, — например, когда у меня будет более просторная квартира, — я поняла, что не имею на это права. Подумать только, что я могла хладнокровно планировать нечто подобное! Это… это было бы неуважением к их памяти. Нет, я не могу продать дом. К тому же это и мой родной дом тоже. Я была в нем счастлива.
   На самом деле Рэчел даже не начинала разбираться в комнатах родителей. Единственное, на что она решилась, это открыть дверь, сделать два шага внутрь и сесть в любимое отцовское кресло-качалку, которое служило еще ее деду. Почти час она сидела неподвижно, роняя тихие слезы и размышляя, потом встала и вышла, плотно закрыв за собой дверь. И тем не менее ее решение не продавать дом было окончательным и твердым.
   Грэм улыбнулся.
   — Что ж, денег, чтобы содержать усадьбу в порядке, у тебя хватит. Я хотел бы только знать, переедешь ли ты в Ричмонд и будешь время от времени уезжать в Нью-Йорк или наоборот — сохранишь свою квартиру на Манхэттене и станешь проводить здесь уик-энды? Что больше подходит для твоей работы модельера?
   Рэчел вздохнула.
   — Я еще не знаю. Единственное, что я знаю наверняка, это то, что сейчас я не могу позволить себе перебраться в Ричмонд насовсем. Для того чтобы сделать себе имя, необходимо работать в одном из центров модной индустрии. То есть в Нью-Йорке.
   — Но это для тебя важно? Об этом заставила тебя задуматься авария?
   Рэчел кивнула.
   — Пойми меня правильно, я вовсе не гонюсь ни за славой, ни за успехом, хотя это тоже вещи немаловажные. Больше всего меня привлекает возможность творческой работы, а моделирование одежды — это единственное, что я умею делать. Мне трудно это объяснить, но каждый раз, когда я вижу, как моя идея, вначале — смутная, неясная, начинает постепенно обретать форму, облекаться сначала в чертежи, в выкройки и, наконец, превращается во что-то материальное, в реальную вещь, я испытываю самый настоящий восторг. Увидеть свое платье сначала на манекенщице, а потом знать, что его купят, будут носить с удовольствием, — это ли не радость?!
   — Я, конечно, не знаю всех тонкостей, — заметил Грэм, — но, по-моему, тем же самым ты могла бы с успехом заниматься и здесь, в Ричмонде. Открой свой бутик, начни торговать малосерийными или уникальными изделиями… Дело должно пойти. Закажи ярлыки с надписью «Рэчел Грант, Ричмонд. Эксклюзивный дизайн», и местные дамы слопают это за милую душу. Пройдет немного времени, и за твоими моделями станут ездить из Нью-Йорка.
   Рэчел сразу поняла, что Грэм прав. Это могло сработать. И не просто сработать: если она с самого начала поставит дело должным образом, ее мог ждать настоящий, большой успех. Правда, для этого надо было изрядно потрудиться, но Рэчел не боялась работы. Она только удивлялась, как это не пришло в голову ей самой.
   — Да, это возможно, — задумчиво проговорила она. Грэм, все больше воодушевляясь, продолжал:
   — Во всяком случае, об этом стоит подумать. С моей точки зрения, не очень разумно оставлять за собой такой дом и не жить в нем. Работать надо там, где живешь, иначе это будет не жизнь и не работа, а сплошное мучение. Ты согласна со мной?
   Рэчел кивнула, и Грэм облегченно улыбнулся. Ему очень хотелось, чтобы Рэчел осталась в Ричмонде, но он не хотел говорить об этом прямо.
   — Это очень хороший план, Грэм. Я еще не знаю, как я поступлю, но… ты меня почти уговорил. С такими способностями тебе бы выступать в суде перед присяжными — ты умеешь быть чертовски убедительным, когда захочешь.
   — Да, умею, — согласился Грэм без тени самодовольства. — Именно поэтому, Рэчел, я и перестал выступать в судах по уголовным делам. Понимаешь, мне слишком часто удавалось убедить присяжных в том, что мой клиент невиновен, хотя на самом деле он был последним подонком. То, что я испытывал, когда преступник уходил из зала суда оправданным, очень скоро перестало мне нравиться, и я решил заняться корпоративным правом.
   — Я этого не знала, ты ничего не рассказывал мне о своей прежней работе.
   Адвокат пожал плечами.
   — Я ни разу не врезался на машине в дерево, однако, поработав несколько лет в криминальном суде, я стал на многое смотреть по-другому. Я вдруг обнаружил, что жизнь часто заставляет нас делать выбор, причем, как правило, это случается именно тогда, когда ты к этому абсолютно не готов. А ошибаться нельзя, иначе вся жизнь пойдет под откос. Но я сделал свой выбор и, кажется, не ошибся.
   — Да, пожалуй, ты верно говоришь насчет выбора, — промолвила Рэчел с неожиданной печалью в голосе. — Когда я вернулась в Ричмонд, я неожиданно для самой себя столкнулась с необходимостью принять множество важных решений — решений, которых я боялась и от которых сознательно бежала. Но с каждым разом делать выбор становилось все легче, и теперь я принимаю решения почти не думая, как будто мною руководит что-то свыше, какой-то инстинкт…
   — Возможно, все дело в том, что ты понемногу обретаешь почву под ногами, — сказал адвокат. — У тебя был очень тяжелый год, Рэчел. Дай себе еще немного времени, и увидишь — ты придешь в себя. На данный момент тебе не надо делать никаких шагов, не надо принимать никаких решений, с которыми нельзя было бы подождать хотя бы несколько недель. Даже с домом… Не торопись — мой тебе совет. И когда настанет решающая минута, ты будешь точно знать, как именно следует поступить.
   — Наверное, ты прав, — согласилась Рэчел.
    Конечно, я прав.
   Рэчел рассмеялась и встала.
   — Хорошо, Грэм, ты меня уговорил. Не стану пока ничего решать. Подождем еще немного и посмотрим, что, в конце концов, из этого выйдет. Ты удовлетворен?
   — Пока удовлетворен, а там — действительно, посмотрим. — Он тоже поднялся. — Как тебе новая машина?
   — Отлично, спасибо. Кстати, я хотела спросить, ты взял ее напрокат или в аренду?
   — В аренду с правом выкупа. Если захочешь ее приобрести — дай мне знать.
   — Хорошо. — Рэчел подумала о том, что если она будет постоянно жить в Ричмонде, то ей, конечно, понадобится своя машина, без которой она прекрасно обходилась в Нью-Йорке. Машину придется застраховать, платить за нее налоги и сборы, обслуживать в одной из мастерских… И именно так и образуются те невидимые нити, которые накрепко привязывают тебя к тому или иному месту. Если же она оставит себе дом, — а Рэчел была в этом почти уверена, — то это будет уже не ниточка, а настоящая якорная цепь — связь, разорвать которую будет очень трудно.
   При мысли об этом Рэчел едва не заколебалась снова, но решила не обсуждать это с Грэмом.
   — Рэчел! О чем ты думаешь? Что-нибудь не так? Она повернулась к адвокату и, увидев, что он опять хмурится, догадалась, что, должно быть, выдала себя каким-то непроизвольным движением или выражением лица. Как бы там ни было, Грэм понял, что она продолжает беспокоиться.
   — Нет, все в порядке, — быстро сказала она. — Просто на минутку яттредставила себе все решения, которые мне еще предстоит принять и… Ты, безусловно, прав — торопиться не стоит. Я еще могу подождать. Кстати, насчет решений…
   — Я скажу Николасу, что тебе нужно подумать еще. Ты ведь об этом хотела мне сказать? — не дал ей договорить Грэм.