Страница:
Но Британов был хитрой бестией. Он пристально смотрел на корабельные часы и чего-то ждал.
Как только стрелки сошлись на 13.00, тишину центрального буквально пронзил поросячий визг вызова “Каштана”.
— Учебно-аварийная тревога! Пожар в пятом отсеке! Горит электропреобразователь АТТ номер два! — раздался почти истеричный голос доктора, молодого лейтенанта Игоря Кочергина.
Так вот зачем его вызывал командир к себе в каюту полчаса назад!
То, что произошло в следующие мгновения, отчасти напоминало какой-то сложный танец, отчасти — сумасшедший дом. Щелканье тумблеров, перебивающие друг друга команды и доклады, почти непрерывные сигналы вызова из отсеков на “Каштане” — все это на первый взгляд мгновенно создало обстановку полной неразберихи. Но только для непосвященных.
Командир спокойно отступил за спинку своего кресла, пропуская полураздетого механика, вбежавшего на ГКП. Это его ария. Его и старпома. И пока не следует им мешать. В голове Британова четко фиксировались все промахи и ошибки.
—В пятом отсеке двенадцать человек, все включились в средства защиты, АТТ номер два обесточен, тушится пожар шлангом ВПЛ! — Слишком четко звучал доклад командира, пятого старшего лейтенанта Олега Кузьменко,значит, он сам без маски.
— Кузьменко, ты погиб, — вмешался Британов. — Пшеничный! Примите командование!
Хоть он и особист, но и ему надо учиться как всем. На лодке лишних людей нет.
— Есть, товарищ командир! — Немедленно отозвался Пшеничный. Вместе с доктором он жил в пятом отсеке и, слава Богу, правильно понимал свою задачу.
— Механик! Доложите обстановку по кораблю!
— Товарищ командир! Ликвидируется возгорание АТТ в пятом, все отсеки загерметизированы, созданы рубежи обороны на восемьдесят восьмом и сто шестом шпангоутах, личный состав пятого переключился в штатные средства защиты, условно без сознания Кузьменко — необходима эвакуация вместе с доктором в четвертый. Все средства защиты в положении “наготове”. — Красильников знал свое дело.
Но Британов не собирался останавливаться. Слишком все легко и быстро.
Так не бывает.
— Пожар в центральном посту! Горит пульт управления рулями “Шпат”!
— Всем включиться в средства защиты! Аварийное управление рулями — в десятый отсек! Обесточить “Шпат”! — Немедленно отреагировал механик.
Молодой боцманенок автоматически щелкнул рукояткой, и пульт управления фактически остался без питания!Рули глубины замерли в положении пятнадцать градусов на погружение. Какое-то время лодка продолжала двигаться на прежней глубине, но уже через несколько секунд дифферент пополз на нос. Люди в центральном судорожно натягивали резиновые маски и не замечали, что ситуация и в самом деле становилась по-настоящему критической.
— Механик! В чем дело? — рявкнул Британов, первым почувствовав неладное. — Боцман! Держать глубину!
Но молодой матрос, не понимая, что происходит, только судорожно дергал рукоятки. Рули не реагировали! В его глазах вспыхнул ужас.
Лодка с нарастающим дифферентом на нос пошла вниз. Учебная тревога переросла в настоящую!
— Все рули на всплытие! Турбина — реверс! — командир сам бросился к рукояткам аварийного управления рулями.
Многие просто оцепенели. Палуба выскальзывала из-под ног.
Еще несколько мгновений, и дифферент достигнет критического — и тогда сработает аварийная защита турбины!
— Пузырь в нос! — Экстренная команда Красильникова была как никогда своевременной.
Рванувшийся в носовую цистерну воздух уже через секунды замедлил наклон корпуса. Указатель показывал, как турбина сначала остановилась и тут же начала быстро набирать обороты заднего хода, удерживая лодку от губительного сейчас движения вперед.
Наконец, дотянувшись до аварийных рукояток рулей, командир рванул их вверх, и кормовые рули глубины отреагировали, возвращаясь в нулевое положение.
— Экстренный полный ход назад.
Это заняло секунды, которые всем показались вечностью.
Но теперь, когда дифферент быстро переваливался на корму, мгновенно нависла другая угроза. Не такая страшная, как провал на глубину, но и выброс на поверхность не сулил ничего хорошего! Ситуация продолжала оставаться критической.
— Мать-перемать! Открыть клапана вентиляции носовой группы ЦГБ! Снять пузырь с носовой! — Вслед за командиром Красильников быстро пришел в себя.
— Подано резервное питание на “Шпат” — лодка слушается рулей! — Сейчас это был самый долгожданный доклад боцмана.
Через минуту только мокрые от холодного пота лица напоминали о случившемся.
В остальных отсеках многие так ничего и не поняли. Самое страшное на лодке — когда люди не знают, что происходит. Наверное, чувство страха передается и через переборки. Экипаж следовало срочно привести в чувства.
— Внимание в отсеках! Говорит командир! — Британов старался говорить спокойно, но видевшие его в этот момент люди невольно втягивали головы в плечи. Во взгляде командира была такая ярость, что даже Красильников предпочел отвернуться.
— Из-за ошибки боцмана лодка чуть было не провалилась. Личный состав десятого отсека не смог вовремя перейти на аварийное управление рулями. Это могло нам дорого обойтись!
Британову хотелось еще многое добавить в адрес тех, кто не смог справиться с ситуацией, особенно в центральном. Но поддержание уверенности экипажа в абсолютной безгрешности ГКП было необходимо.
— Вахтенным офицерам и механикам прибыть в центральный на разбор! Операторам пульта ГЭУ и турбинистам за быстрые и грамотные действия по обеспечению хода объявляю благодарность! — неожиданно, вполне в своем духе, закончил речь командир.
Людей надо не только ругать, но и поощрять. С виновниками он разберется отдельно.
— Старпом! Проведите тренировки по заклинке рулей с каждой сменой! В конце концов, это ваша обязанность! — Владимирову давно следовало кое-что напомнить. Уж слишком он спокоен.
В своем четвертом отсеке, командир ракетчиков Петрачков сорвал с лица вонючую маску и отшвырнул ее прочь. В то время, когда командир объявил эту дурацкую тревогу, он как раз собирался наконец разобраться с этой чертовой шестой шахтой.
Несмотря на принятые им меры, вода с завидным постоянством продолжала поступать в шахту. Теперь, когда окончательно стало ясно, что неисправность сама по себе не устранится, надо что-то делать. Но что?
Стоявшие рядом с ним ракетчики во главе с мичманом Чепиженко молча смотрели на своего начальника.
— Какого дьявола вы стоите и смотрите как бараны на новые ворота? Марш по своим местам и займитесь делом!
Матросов тут же как ветром сдуло. Рядом остался только Чепиженко. Они были примерно одного возраста, и вдобавок мичман был гораздо более опытным подводником — сейчас они были один на один. Не было смысла обманывать самих себя.
—Командир, она текла и будет течь. Если мы не примем меры...
— Я знаю это не хуже тебя, но что мы можем сделать?
— Прежде всего надо доложить старшему механику Красильникову, и он поможет разобраться.
— Нет. Это исключено. Он и так постоянно смеется над нами и называет яйцеголовыми. Мы должны справиться сами.
“Твои дурацкие амбиции не доведут нас до добра!” — про себя подумал Чепиженко, но вслух сказал: — Хорошо, мы разберемся сами. А пока надо присоединить шланг к низу шахты и постоянно сливать воду. А все же посоветуйтесь с дедом.
— Ладно, я посоветуюсь,
— Командиру ракетной боевой части немедленно прибыть на ГКП! — Раздалась команда из динамика “Каштана”.
— Что еще им надо? Чего он так орет? — недовольно вспыхнул Петрачков.
— Товарищ капитан третьего ранга! Вас давно ждут на разбор аварийной тревоги в центральном! — Неизвестно откуда появился старший лейтенант Олег Кузьменко.
— Вот черт! Совсем забыл! — с досадой ответил Петрачков, представив, какой нагоняй он получит сейчас от старпома. И опять этот старый дед Красильников будет издеваться над ним при всех! Старый дурак!
Глядя вслед убегающему Петрачкову, Чепиженко понял, что ни с кем тот советоваться не будет, и плюнул с досады. Придется “втихаря” разбираться самим.
Само по себе наличие воды в шахте не представляло угрозы, но если вода заполнит всю шахту, то может раздавить ракету, и что будет тогда?
Еще молодым матросом; лет пятнадцать назад, Чепиженко видел, как из упавшей на пирс во время погрузки и тут же треснувшей ракеты вырвался столб ядовито-оранжевого дыма. Люди с причала прыгали в воду, а крановщик, говорят, сиганул прямо с башни погрузочного крана! Слава Богу, что тогда не треснул и бак горючего, иначе от соединения с окислителем произошел бы такой взрыв, что мало бы не показалось.
А еще он вспомнил братскую могилу на кладбище в Полярном, где похоронены несколько десятков подводников после взрыва торпеды в отсеке дизельной подлодки, стоявшей у пирса. Точнее, хоронили то, что от них осталось. Погибшего старпома опознали по оторванной руке с именными часами. Не дай Бог повторить такое, да еще в море, под водой! Тут уж точно будет братская могила для всех и сразу.
Чепиженко отогнал дурные мысли и полез на верхнюю приборную палубу отсека, где и был его боевой пост корабельных систем повседневного и предстартового обслуживания ракет — КСПО. В конце концов, только он их настоящий хозяин. Петрачкову надо еще многому поучиться у него! А пока ничего страшного нет — как текла шестая, так пусть пока и течет. Через десять дней, во время ежемесячных проверок, они не торопясь проверят все водяные системы и авось найдут лишнюю дырку.
Как во вчерашнем анекдоте штурмана — “Первая заповедь одесских проституток — не суетись под клиентом!” Вот и мы не будем суетиться.
Глава 3
К-219, Западная Атлантика, 25 сентября, день двадцать второй
— Товарищ командир! Курс двести семьдесят восемь, ход шесть узлов, глубина семьдесят семь метров, — доложил вахтенный офицер Петрачков. Это была его смена: с 16.00 до 20.00.
— Есть, так держать. — Британов занял свое кресло на центральном. — Как дела в Шервудском лесу?
Шервудским лесом американские подводники называли ракетные отсеки из-за толстых серых стволов пусковых шахт. На советских лодках они были окрашены в светло-зеленый цвет, но, наверное, из-за тесноты с лесом никак не ассоциировались.
— Нормально, товарищ командир. Начали ежемесячный регламент, есть мелкие замечания, но на боеготовность они не влияют, — поскольку это было не совсем так, Петрачков счел за лучшее отвести взгляд в сторону.
— Хорошо, когда закончите — доложите. А теперь займемся гидрологией.
Они находились в двух днях пути до своего первого района боевого патрулирования у берегов Америки. Чем ближе к побережью, тем труднее им придется. И хотя уже отсюда они могли достать своими ракетами до назначенных целей, почему-то именно в прибрежных районах патрулирования американские противолодочные силы начинали жесткий прессинг. Видимо, их приводила в бешенство сама близость советской подводной угрозы.
Британов вспомнил недавний поход своего друга — командира такой же “Янки” — Валерия Стоянова, которого штаб загнал прямо в Карибское море. Наглость русских тогда настолько поразила американцев, что они буквально вцепились в несчастного советского командира. Его преследовали все, кто только мог, — самолеты “Орион”, вертолеты “Си Кинг”, фрегаты, эсминцы и, конечно, подводные лодки. Надо думать, что это была для них отличная охота.
Когда Стоянов вернулся из героического рейда, вместо обещанных наград он получил такую головомойку, от которой просто запил.
Друзья-командиры сочувствовали бедолаге, но ничем помочь не могли. Любого из них ждала бы та же участь. Хорошо, что не послали прямо в гавань Нью-Йорка! Видимо, сухопутные маршалы слишком примитивно представляли возможности своих подводных ракетоносцев, или кому-то захотелось тряхнуть стариной и поиграть в Карибский кризис.
Сейчас Британову предстояло “спуститься” с гор Северо-Атлантического хребта и через разлом Атлантис буквально просочиться в Саргассово море. Маневрируя над ровными полями Северо-Американской котловины в ограниченном районе, советский командир практически терял все и без того ограниченные преимущества. Некоторые командиры смирялись с этой безысходностью и не утруждали себя лишними хлопотами, предпочитая мириться с невидимым присутствием американских торпедных субмарин. Но только не Британов.
Температура среды заметно влияет на прохождение звука под водой. А значит, ее можно использовать в своих целях. Если повезет, они смогут перехитрить противника. Для корабля, который полностью зависит от своей способности двигаться тихо и незаметно, акустические свойства моря были важны как воздух, как свет.
Командир взглянул на карту, принесенную Азнабаевым. На ней были тщательно нанесены изобары, показывающие зоны с постоянной температурой и глубиной.
Морские глубины неоднородны. В океане выделяются отчетливые слои, каждый из которых отличается температурой, концентрацией солей и звукопроводимостью. Подводным лодкам, находящимся в разных слоях, труднее заметить друг друга. Звук как бы отражается от зеркала, которое может быть более или менее прозрачным, в зависимости от изменения температуры. Если точно выбрать место и глубину, то можно спрятаться за “зеркалом” и стать практически невидимым для остального мира. Границу между слоями — поверхность “зеркала” — американцы называют “термоклин”, а русские — горизонтом слоя скачка.
Для такой шумной лодки, как К-219, было очень соблазнительно укрыться за зеркальной границей. Кроме того, этот прием давал Британову шанс из дичи превратиться в охотника. Американские подлодки часто оставались в верхних, более теплых слоях, где их собственный незначительный шум поглощался естественным акустическим фоном. Им было хорошо известно, что русские акустики никогда не смогут их обнаружить. Их же собственные акустические устройства были достаточно хороши, чтобы наблюдать сквозь мутные теплые воды. Здесь они без труда следили за русскими подлодками.
То, что было истинным для поверхностных слоев, оставалось справедливым и на глубине: в холодных, акустически чистых водах американские сонары могли отыскивать русские лодки с большого расстояния. Однако ситуация осложнялась, когда американцы находились в верхнем слое, а русские — в нижнем. Противники оказывались по разные стороны “зеркала”, и это немного уравнивало шансы. Умный и осторожный советский командир мог использовать это преимущество в своих целях.
— Здесь горизонт слоя скачка проходит где-то на ста — ста двадцати метрах, товарищ командир, — подсказал старший лейтенант Черкасов, стоя за спиной командира. Сергей — самый младший штурман, и это его первый поход. Лишь несколько дней назад Азнабаев допустил его к самостоятельной вахте. Последние сутки он вел график изменения скорости звука в воде и температуры за бортом, сопоставляя данные карты с; фактической гидрологией.
Британов намеренно поручил ему, а не Азнабаеву эту скорее нудную, чем интересную, работу. Тут нужна скрупулезность, которую и проявлял молодой офицер. Что и требовалось в данном случае.
Скоро теплые воды Гольфстрима отодвинут границу еще глубже. Ниже ста метров в море царил мрак и ледяной холод. Звук здесь передавался на многие, многие мили. Выше вода была теплее. На глубине восьмидесяти метров, возможно, находилась поверхность “зеркала”. Но это следовало проверить.
— Теперь снимайте показания непрерывно, — приказал Британов. — Мы подошли совсем близко к враждебным водам. Впереди нас могут ждать.
— Все воды враждебные, — вставил дед Красильников. — Любая лужа, где воды хватит, чтобы из нее напиться, — враждебная.
— Между прочим, механик. Ты знаешь, что, по данным статистики, в своих ваннах тонут гораздо чаще, чем в море?
— Я в ванне не плаваю. Я ее, значит, не признаю. Я в баню хожу. Там, поди, не утонешь.
Британов улыбнулся, затем обернулся к Черкасову:
— Сейчас мы погрузимся на сто пятьдесят метров и практически проверим ваши расчеты. Точнее всего температуру за бортом дают датчики водозаборников в девятом отсеке у турбинистов. Учтите это.
— Есть, товарищ командир. Учту.
— Вот и хорошо. Боцман! Погружаться на глубину сто пятьдесят метров без дифферента!
— Значит, медленно и печально, — прокомментировал стармех, поудобнее устраиваясь в кресле. — Петрачков, надеюсь, мы не помешаем твоему ракетному регламенту?
— Никак нет, товарищ капитан второго ранга. Ныряйте, — подчеркнуто официально ответил Петрачков. В его голосе сквозила плохо скрытая обида. Ведь сейчас он вахтенный офицер и командир мог хотя бы для приличия доверить ему этот маневр. И отчасти он был прав.
Почему все они так не любят его? Разве он хуже других? Самодовольные индюки — вот кто они! Возмущенный Петрачков уже не думал о возможных последствиях погружения на глубину для протекающей шестой шахты.
— Если я здесь пока не нужен, прошу разрешения убыть в четвертый отсек — мне надо проконтролировать регламентные работы с ракетным комплексом, — Петрачков в упор посмотрел на Британова.
— Не возражаю. Можете идти. Пока мы действительно обойдемся без вас, — ирония командира в данном случае была явно неуместна, но, осознав свою ошибку по отношению к вахтенному офицеру, Британов не захотел признать и исправить ее.
На подводной лодке люди вынуждены круглосуточно общаться друг с другом. Хочешь, не хочешь, а приходится. В каюте, отсеке, бане, кают-компании — нигде ты не сможешь уединится. Разве что в гальюне, да и то ненадолго, потому как очередь. И поэтому проблемы взаимоотношений становятся далеко не второстепенными. Ведь проверяют же космонавтов на совместимость! И, бывало, досрочно возвращали из космоса, если уж совсем людям невмоготу становилось. Конечно, из-за психологической несовместимости даже командира со всем экипажем лодки на базу не возвращали, да и за борт человека не выкинешь, как смутьяна в старину. Решение тут одно — откровенный, мужской разговор на чистоту. И, как правило, любой конфликт на этом исчерпывался.
В отношениях Британова и Красильникова с Петрачковым он явно назрел. Немногие офицеры решаются на выяснение отношений с командиром корабля. И Петрачков тоже был не из их числа. Тем более первопричина была в нем, в его теперь уже преступной скрытности. Никто из них не смог или не захотел сделать шаг навстречу другому. Верх взяли амбиции.
Резко повернувшись, Петрачков вышел, почти выбежал из центрального.
— Думаете, они близко? — спросил старпом Владимиров, имея в виду американцев.
— Полагаю, скоро мы это узнаем, — ответил Британов.
Боцман, весь мокрый от пота, колдовал над рукоятками “Шпата”. Чтобы заставить погружаться лодку без дифферента, на ровном киле, действительно надо быть асом. Обе пары рулей — рубочные и кормовые — наконец заняли положение “параллельно на погружение”, и лодка плавно пошла на глубину, пытаясь нащупать спасительный слой.
— Прошли сто метров — лодка погружается.
— Акустики! Слушать внимательно! Ввести режим “Тишина”! Правая турбина — стоп! Левый мотор — сорок оборотов вперед!
Таким образом командир еще более уменьшал шумность своей лодки.
— Глубина сто тридцать семь метров, наблюдаю резкое падение температуры за бортом и изменение скорости звука!
— Лодка встала!
“Вот он! Мы нашли его!” — наверное, такая мысль мелькнула в голове каждого, кто находился в центральном посту.
— Механик! Принимать в уравнительную самотеком — загони лодку под слой, держать сто пятьдесят метров!
Сейчас огромная субмарина как бы лежала на плотном слое воды, и ее надо было очень аккуратно опустить чуть ниже, под “зеркало”, и тогда у них появлялся шанс. Британов не собирался упускать его.
Американская подводная лодка “Аугуста” SSN-710, Западная Атлантика
— Слышу цель. Красный-2 опять меняет глубину. Капитан первого ранга Вон Сускил кивнул головой и спросил:
— Направление?
— Прежнее. Они держатся у самой границы слоя. Помещение акустика, расположенное по правому борту, в передней части центрального командного поста, было до отказа забито аппаратурой. С помощью новейших акустических приемников и анализаторов можно было распознать любую советскую лодку.
— Она идет с одним винтом. Обороты показывают шесть узлов. Дистанция пятнадцать миль. Они идут прямо на нас и ничего не слышат.
— Как и все прочие, — улыбнулся Вон Сускил. Почему эти вояки на берегу хотя бы раз не найдут для него подходящего противника? Преследовать медленную старую “Янки” было ниже его достоинства, хотя он и понимал, почему это так важно.
Лодка могла быть тихоходной, но шестнадцать ее ракет были дьявольски быстрыми. С этого места они могли достичь Вашингтона прежде, чем президент узнает о произведенном пуске. Вот почему у Вон Сускила руки были развязаны больше, чем обычно. Если русская лодка начнет вести себя странно, то есть так, как будто собирается произвести пуск, он мог принимать почти любые меры, по своему усмотрению. Поэтому все торпеды и ракеты “Аугусты” будут нацелены на красную “Янки” до тех пор, пока они не получат другой приказ. До тех пор чужая лодка будет оставаться ходячим мертвецом — целью, вписанной в электронную память систем наведения “Аугусты”.
— Слышу цель. Дистанция десять миль. Она опустилась до самой границы слоя. Звук начинает отражаться.
Мог ли Красный-2 знать о присутствии “Аугусты”, поджидающей удобного момента, чтобы занять наилучшую позицию для атаки, когда те приблизятся? Нет.
Модернизированную подводную лодку класса 688 “Лос-Анджелес” не могли засечь даже американские сонары, не говоря уже о русских. Ее же совершенное оборудование слышало шумную русскую лодку издалека. На такие приборы можно было полагаться. Новый акустический анализатор, установленный в Гротоне, прекрасно себя проявил. “Аугуста” могла легко следить за перемещениями более новых лодок “Дельта” в южных квадратах, не говоря уже о старой “Янки”, громыхающей так, что ее было слышно с расстояния свыше тридцати миль. Впрочем, он не собирается держаться так далеко. В этой игре другие правила.
Он попытался представить себе, что за человек командует этой лодкой. Должно быть, неудачник. Кто еще может плавать на такой старой посудине? Эти воды принадлежали Соединенным Штатам. Красные бросили вызов лучшей американской команде, лучшему командиру во всем Атлантическом флоте, командующему прекрасной лодкой, оснащенной новейшим акустическим оборудованием.
— Слышу цель. Дистанция шесть миль. По-моему, она начинает уходить под слой.
Во время сложного перехода вдоль Восточного побережья Вон Сускил не тратил времени даром. Он не упускал возможности лишний раз отработать с командой технику поражения реальных целей, используя для этого военные корабли, танкеры, перевозящие сырую нефть, и даже, если подворачивался случай, пассажирские лайнеры. Новое акустическое оборудование позволяло ему выходить наперерез цели и, сохраняя полнейшую тишину, спокойно поджидать, когда жертва окажется у него на прицеле.
Он маневрировал так близко к американскому авианосцу из Норфолка, что командир авианосца подал на него жалобу, оставшуюся, впрочем, безо всяких последствий. У подводников были свои интересы, и сбить с толку авианосец — корабль, имеющий лучшую в мире противолодочную защиту, — считалось отличием, а не проступком.
Теперь Вон Сускил собирался повторить этот прием, на сей раз с настоящим противником — советской подводной лодкой. Уж одна, а вероятнее две ракеты Р-27 на ее борту были нацелены на Гротон, штат Коннектикут, — его родную базу. Каждая ракета несла три боеголовки мощностью по пятьсот килотонн. Птичка летела к месту назначения меньше десяти минут. Таким образом, эта игра была для Вон Сускила не просто профессиональным долгом. Это было и его личным делом.
— На какой она глубине, акустик?
— Около ста — ста двадцати метров. Она сливается со слоем. Становится призрачной. Звук мерцает — то появляется, то исчезает. Судя по всему, они застопорили турбину и идут под гребным электромотором!
— Они хотят от нас убежать, но им не спрятаться. Расстояние до цели?
— Четыре мили. Направление и скорость прежние.
— Прекрасно, ребята. Всякий, кто нарушит тишину, поплывет домой. — сказал Вон Сускил. Это было сказано без улыбки. — Рулевой, будь предельно осторожен. Я не хочу оставлять следов.
При резких маневрах за кормой лодки возникали завихрения. Завихрения означали шум.
— Мы пропустим их мимо, затем сядем им на хвост. Дичь на вертеле.
“Аугуста”, почти не слышимая, поджидала “Янки”, плывшую прямо к ней навстречу.
— Она начинает исчезать, — доложил оператор сонара. — Дистанция три мили. Возможно, она уходит в нижний слой. Если так, то она делает это очень медленно и плавно, командир.
Как только стрелки сошлись на 13.00, тишину центрального буквально пронзил поросячий визг вызова “Каштана”.
— Учебно-аварийная тревога! Пожар в пятом отсеке! Горит электропреобразователь АТТ номер два! — раздался почти истеричный голос доктора, молодого лейтенанта Игоря Кочергина.
Так вот зачем его вызывал командир к себе в каюту полчаса назад!
То, что произошло в следующие мгновения, отчасти напоминало какой-то сложный танец, отчасти — сумасшедший дом. Щелканье тумблеров, перебивающие друг друга команды и доклады, почти непрерывные сигналы вызова из отсеков на “Каштане” — все это на первый взгляд мгновенно создало обстановку полной неразберихи. Но только для непосвященных.
Командир спокойно отступил за спинку своего кресла, пропуская полураздетого механика, вбежавшего на ГКП. Это его ария. Его и старпома. И пока не следует им мешать. В голове Британова четко фиксировались все промахи и ошибки.
—В пятом отсеке двенадцать человек, все включились в средства защиты, АТТ номер два обесточен, тушится пожар шлангом ВПЛ! — Слишком четко звучал доклад командира, пятого старшего лейтенанта Олега Кузьменко,значит, он сам без маски.
— Кузьменко, ты погиб, — вмешался Британов. — Пшеничный! Примите командование!
Хоть он и особист, но и ему надо учиться как всем. На лодке лишних людей нет.
— Есть, товарищ командир! — Немедленно отозвался Пшеничный. Вместе с доктором он жил в пятом отсеке и, слава Богу, правильно понимал свою задачу.
— Механик! Доложите обстановку по кораблю!
— Товарищ командир! Ликвидируется возгорание АТТ в пятом, все отсеки загерметизированы, созданы рубежи обороны на восемьдесят восьмом и сто шестом шпангоутах, личный состав пятого переключился в штатные средства защиты, условно без сознания Кузьменко — необходима эвакуация вместе с доктором в четвертый. Все средства защиты в положении “наготове”. — Красильников знал свое дело.
Но Британов не собирался останавливаться. Слишком все легко и быстро.
Так не бывает.
— Пожар в центральном посту! Горит пульт управления рулями “Шпат”!
— Всем включиться в средства защиты! Аварийное управление рулями — в десятый отсек! Обесточить “Шпат”! — Немедленно отреагировал механик.
Молодой боцманенок автоматически щелкнул рукояткой, и пульт управления фактически остался без питания!Рули глубины замерли в положении пятнадцать градусов на погружение. Какое-то время лодка продолжала двигаться на прежней глубине, но уже через несколько секунд дифферент пополз на нос. Люди в центральном судорожно натягивали резиновые маски и не замечали, что ситуация и в самом деле становилась по-настоящему критической.
— Механик! В чем дело? — рявкнул Британов, первым почувствовав неладное. — Боцман! Держать глубину!
Но молодой матрос, не понимая, что происходит, только судорожно дергал рукоятки. Рули не реагировали! В его глазах вспыхнул ужас.
Лодка с нарастающим дифферентом на нос пошла вниз. Учебная тревога переросла в настоящую!
— Все рули на всплытие! Турбина — реверс! — командир сам бросился к рукояткам аварийного управления рулями.
Многие просто оцепенели. Палуба выскальзывала из-под ног.
Еще несколько мгновений, и дифферент достигнет критического — и тогда сработает аварийная защита турбины!
— Пузырь в нос! — Экстренная команда Красильникова была как никогда своевременной.
Рванувшийся в носовую цистерну воздух уже через секунды замедлил наклон корпуса. Указатель показывал, как турбина сначала остановилась и тут же начала быстро набирать обороты заднего хода, удерживая лодку от губительного сейчас движения вперед.
Наконец, дотянувшись до аварийных рукояток рулей, командир рванул их вверх, и кормовые рули глубины отреагировали, возвращаясь в нулевое положение.
— Экстренный полный ход назад.
Это заняло секунды, которые всем показались вечностью.
Но теперь, когда дифферент быстро переваливался на корму, мгновенно нависла другая угроза. Не такая страшная, как провал на глубину, но и выброс на поверхность не сулил ничего хорошего! Ситуация продолжала оставаться критической.
— Мать-перемать! Открыть клапана вентиляции носовой группы ЦГБ! Снять пузырь с носовой! — Вслед за командиром Красильников быстро пришел в себя.
— Подано резервное питание на “Шпат” — лодка слушается рулей! — Сейчас это был самый долгожданный доклад боцмана.
Через минуту только мокрые от холодного пота лица напоминали о случившемся.
В остальных отсеках многие так ничего и не поняли. Самое страшное на лодке — когда люди не знают, что происходит. Наверное, чувство страха передается и через переборки. Экипаж следовало срочно привести в чувства.
— Внимание в отсеках! Говорит командир! — Британов старался говорить спокойно, но видевшие его в этот момент люди невольно втягивали головы в плечи. Во взгляде командира была такая ярость, что даже Красильников предпочел отвернуться.
— Из-за ошибки боцмана лодка чуть было не провалилась. Личный состав десятого отсека не смог вовремя перейти на аварийное управление рулями. Это могло нам дорого обойтись!
Британову хотелось еще многое добавить в адрес тех, кто не смог справиться с ситуацией, особенно в центральном. Но поддержание уверенности экипажа в абсолютной безгрешности ГКП было необходимо.
— Вахтенным офицерам и механикам прибыть в центральный на разбор! Операторам пульта ГЭУ и турбинистам за быстрые и грамотные действия по обеспечению хода объявляю благодарность! — неожиданно, вполне в своем духе, закончил речь командир.
Людей надо не только ругать, но и поощрять. С виновниками он разберется отдельно.
— Старпом! Проведите тренировки по заклинке рулей с каждой сменой! В конце концов, это ваша обязанность! — Владимирову давно следовало кое-что напомнить. Уж слишком он спокоен.
В своем четвертом отсеке, командир ракетчиков Петрачков сорвал с лица вонючую маску и отшвырнул ее прочь. В то время, когда командир объявил эту дурацкую тревогу, он как раз собирался наконец разобраться с этой чертовой шестой шахтой.
Несмотря на принятые им меры, вода с завидным постоянством продолжала поступать в шахту. Теперь, когда окончательно стало ясно, что неисправность сама по себе не устранится, надо что-то делать. Но что?
Стоявшие рядом с ним ракетчики во главе с мичманом Чепиженко молча смотрели на своего начальника.
— Какого дьявола вы стоите и смотрите как бараны на новые ворота? Марш по своим местам и займитесь делом!
Матросов тут же как ветром сдуло. Рядом остался только Чепиженко. Они были примерно одного возраста, и вдобавок мичман был гораздо более опытным подводником — сейчас они были один на один. Не было смысла обманывать самих себя.
—Командир, она текла и будет течь. Если мы не примем меры...
— Я знаю это не хуже тебя, но что мы можем сделать?
— Прежде всего надо доложить старшему механику Красильникову, и он поможет разобраться.
— Нет. Это исключено. Он и так постоянно смеется над нами и называет яйцеголовыми. Мы должны справиться сами.
“Твои дурацкие амбиции не доведут нас до добра!” — про себя подумал Чепиженко, но вслух сказал: — Хорошо, мы разберемся сами. А пока надо присоединить шланг к низу шахты и постоянно сливать воду. А все же посоветуйтесь с дедом.
— Ладно, я посоветуюсь,
— Командиру ракетной боевой части немедленно прибыть на ГКП! — Раздалась команда из динамика “Каштана”.
— Что еще им надо? Чего он так орет? — недовольно вспыхнул Петрачков.
— Товарищ капитан третьего ранга! Вас давно ждут на разбор аварийной тревоги в центральном! — Неизвестно откуда появился старший лейтенант Олег Кузьменко.
— Вот черт! Совсем забыл! — с досадой ответил Петрачков, представив, какой нагоняй он получит сейчас от старпома. И опять этот старый дед Красильников будет издеваться над ним при всех! Старый дурак!
Глядя вслед убегающему Петрачкову, Чепиженко понял, что ни с кем тот советоваться не будет, и плюнул с досады. Придется “втихаря” разбираться самим.
Само по себе наличие воды в шахте не представляло угрозы, но если вода заполнит всю шахту, то может раздавить ракету, и что будет тогда?
Еще молодым матросом; лет пятнадцать назад, Чепиженко видел, как из упавшей на пирс во время погрузки и тут же треснувшей ракеты вырвался столб ядовито-оранжевого дыма. Люди с причала прыгали в воду, а крановщик, говорят, сиганул прямо с башни погрузочного крана! Слава Богу, что тогда не треснул и бак горючего, иначе от соединения с окислителем произошел бы такой взрыв, что мало бы не показалось.
А еще он вспомнил братскую могилу на кладбище в Полярном, где похоронены несколько десятков подводников после взрыва торпеды в отсеке дизельной подлодки, стоявшей у пирса. Точнее, хоронили то, что от них осталось. Погибшего старпома опознали по оторванной руке с именными часами. Не дай Бог повторить такое, да еще в море, под водой! Тут уж точно будет братская могила для всех и сразу.
Чепиженко отогнал дурные мысли и полез на верхнюю приборную палубу отсека, где и был его боевой пост корабельных систем повседневного и предстартового обслуживания ракет — КСПО. В конце концов, только он их настоящий хозяин. Петрачкову надо еще многому поучиться у него! А пока ничего страшного нет — как текла шестая, так пусть пока и течет. Через десять дней, во время ежемесячных проверок, они не торопясь проверят все водяные системы и авось найдут лишнюю дырку.
Как во вчерашнем анекдоте штурмана — “Первая заповедь одесских проституток — не суетись под клиентом!” Вот и мы не будем суетиться.
Глава 3
Советские подводные лодки не могли конкурировать с торпедными американскими субмаринами. Но это вовсе не означает, что действительно опытный советский командир не мог изредка нас удивить.
Капитан первого ранга Джеймс Буш, бывший командир подводной лодки ВМС США
К-219, Западная Атлантика, 25 сентября, день двадцать второй
— Товарищ командир! Курс двести семьдесят восемь, ход шесть узлов, глубина семьдесят семь метров, — доложил вахтенный офицер Петрачков. Это была его смена: с 16.00 до 20.00.
— Есть, так держать. — Британов занял свое кресло на центральном. — Как дела в Шервудском лесу?
Шервудским лесом американские подводники называли ракетные отсеки из-за толстых серых стволов пусковых шахт. На советских лодках они были окрашены в светло-зеленый цвет, но, наверное, из-за тесноты с лесом никак не ассоциировались.
— Нормально, товарищ командир. Начали ежемесячный регламент, есть мелкие замечания, но на боеготовность они не влияют, — поскольку это было не совсем так, Петрачков счел за лучшее отвести взгляд в сторону.
— Хорошо, когда закончите — доложите. А теперь займемся гидрологией.
Они находились в двух днях пути до своего первого района боевого патрулирования у берегов Америки. Чем ближе к побережью, тем труднее им придется. И хотя уже отсюда они могли достать своими ракетами до назначенных целей, почему-то именно в прибрежных районах патрулирования американские противолодочные силы начинали жесткий прессинг. Видимо, их приводила в бешенство сама близость советской подводной угрозы.
Британов вспомнил недавний поход своего друга — командира такой же “Янки” — Валерия Стоянова, которого штаб загнал прямо в Карибское море. Наглость русских тогда настолько поразила американцев, что они буквально вцепились в несчастного советского командира. Его преследовали все, кто только мог, — самолеты “Орион”, вертолеты “Си Кинг”, фрегаты, эсминцы и, конечно, подводные лодки. Надо думать, что это была для них отличная охота.
Когда Стоянов вернулся из героического рейда, вместо обещанных наград он получил такую головомойку, от которой просто запил.
Друзья-командиры сочувствовали бедолаге, но ничем помочь не могли. Любого из них ждала бы та же участь. Хорошо, что не послали прямо в гавань Нью-Йорка! Видимо, сухопутные маршалы слишком примитивно представляли возможности своих подводных ракетоносцев, или кому-то захотелось тряхнуть стариной и поиграть в Карибский кризис.
Сейчас Британову предстояло “спуститься” с гор Северо-Атлантического хребта и через разлом Атлантис буквально просочиться в Саргассово море. Маневрируя над ровными полями Северо-Американской котловины в ограниченном районе, советский командир практически терял все и без того ограниченные преимущества. Некоторые командиры смирялись с этой безысходностью и не утруждали себя лишними хлопотами, предпочитая мириться с невидимым присутствием американских торпедных субмарин. Но только не Британов.
Температура среды заметно влияет на прохождение звука под водой. А значит, ее можно использовать в своих целях. Если повезет, они смогут перехитрить противника. Для корабля, который полностью зависит от своей способности двигаться тихо и незаметно, акустические свойства моря были важны как воздух, как свет.
Командир взглянул на карту, принесенную Азнабаевым. На ней были тщательно нанесены изобары, показывающие зоны с постоянной температурой и глубиной.
Морские глубины неоднородны. В океане выделяются отчетливые слои, каждый из которых отличается температурой, концентрацией солей и звукопроводимостью. Подводным лодкам, находящимся в разных слоях, труднее заметить друг друга. Звук как бы отражается от зеркала, которое может быть более или менее прозрачным, в зависимости от изменения температуры. Если точно выбрать место и глубину, то можно спрятаться за “зеркалом” и стать практически невидимым для остального мира. Границу между слоями — поверхность “зеркала” — американцы называют “термоклин”, а русские — горизонтом слоя скачка.
Для такой шумной лодки, как К-219, было очень соблазнительно укрыться за зеркальной границей. Кроме того, этот прием давал Британову шанс из дичи превратиться в охотника. Американские подлодки часто оставались в верхних, более теплых слоях, где их собственный незначительный шум поглощался естественным акустическим фоном. Им было хорошо известно, что русские акустики никогда не смогут их обнаружить. Их же собственные акустические устройства были достаточно хороши, чтобы наблюдать сквозь мутные теплые воды. Здесь они без труда следили за русскими подлодками.
То, что было истинным для поверхностных слоев, оставалось справедливым и на глубине: в холодных, акустически чистых водах американские сонары могли отыскивать русские лодки с большого расстояния. Однако ситуация осложнялась, когда американцы находились в верхнем слое, а русские — в нижнем. Противники оказывались по разные стороны “зеркала”, и это немного уравнивало шансы. Умный и осторожный советский командир мог использовать это преимущество в своих целях.
— Здесь горизонт слоя скачка проходит где-то на ста — ста двадцати метрах, товарищ командир, — подсказал старший лейтенант Черкасов, стоя за спиной командира. Сергей — самый младший штурман, и это его первый поход. Лишь несколько дней назад Азнабаев допустил его к самостоятельной вахте. Последние сутки он вел график изменения скорости звука в воде и температуры за бортом, сопоставляя данные карты с; фактической гидрологией.
Британов намеренно поручил ему, а не Азнабаеву эту скорее нудную, чем интересную, работу. Тут нужна скрупулезность, которую и проявлял молодой офицер. Что и требовалось в данном случае.
Скоро теплые воды Гольфстрима отодвинут границу еще глубже. Ниже ста метров в море царил мрак и ледяной холод. Звук здесь передавался на многие, многие мили. Выше вода была теплее. На глубине восьмидесяти метров, возможно, находилась поверхность “зеркала”. Но это следовало проверить.
— Теперь снимайте показания непрерывно, — приказал Британов. — Мы подошли совсем близко к враждебным водам. Впереди нас могут ждать.
— Все воды враждебные, — вставил дед Красильников. — Любая лужа, где воды хватит, чтобы из нее напиться, — враждебная.
— Между прочим, механик. Ты знаешь, что, по данным статистики, в своих ваннах тонут гораздо чаще, чем в море?
— Я в ванне не плаваю. Я ее, значит, не признаю. Я в баню хожу. Там, поди, не утонешь.
Британов улыбнулся, затем обернулся к Черкасову:
— Сейчас мы погрузимся на сто пятьдесят метров и практически проверим ваши расчеты. Точнее всего температуру за бортом дают датчики водозаборников в девятом отсеке у турбинистов. Учтите это.
— Есть, товарищ командир. Учту.
— Вот и хорошо. Боцман! Погружаться на глубину сто пятьдесят метров без дифферента!
— Значит, медленно и печально, — прокомментировал стармех, поудобнее устраиваясь в кресле. — Петрачков, надеюсь, мы не помешаем твоему ракетному регламенту?
— Никак нет, товарищ капитан второго ранга. Ныряйте, — подчеркнуто официально ответил Петрачков. В его голосе сквозила плохо скрытая обида. Ведь сейчас он вахтенный офицер и командир мог хотя бы для приличия доверить ему этот маневр. И отчасти он был прав.
Почему все они так не любят его? Разве он хуже других? Самодовольные индюки — вот кто они! Возмущенный Петрачков уже не думал о возможных последствиях погружения на глубину для протекающей шестой шахты.
— Если я здесь пока не нужен, прошу разрешения убыть в четвертый отсек — мне надо проконтролировать регламентные работы с ракетным комплексом, — Петрачков в упор посмотрел на Британова.
— Не возражаю. Можете идти. Пока мы действительно обойдемся без вас, — ирония командира в данном случае была явно неуместна, но, осознав свою ошибку по отношению к вахтенному офицеру, Британов не захотел признать и исправить ее.
На подводной лодке люди вынуждены круглосуточно общаться друг с другом. Хочешь, не хочешь, а приходится. В каюте, отсеке, бане, кают-компании — нигде ты не сможешь уединится. Разве что в гальюне, да и то ненадолго, потому как очередь. И поэтому проблемы взаимоотношений становятся далеко не второстепенными. Ведь проверяют же космонавтов на совместимость! И, бывало, досрочно возвращали из космоса, если уж совсем людям невмоготу становилось. Конечно, из-за психологической несовместимости даже командира со всем экипажем лодки на базу не возвращали, да и за борт человека не выкинешь, как смутьяна в старину. Решение тут одно — откровенный, мужской разговор на чистоту. И, как правило, любой конфликт на этом исчерпывался.
В отношениях Британова и Красильникова с Петрачковым он явно назрел. Немногие офицеры решаются на выяснение отношений с командиром корабля. И Петрачков тоже был не из их числа. Тем более первопричина была в нем, в его теперь уже преступной скрытности. Никто из них не смог или не захотел сделать шаг навстречу другому. Верх взяли амбиции.
Резко повернувшись, Петрачков вышел, почти выбежал из центрального.
— Думаете, они близко? — спросил старпом Владимиров, имея в виду американцев.
— Полагаю, скоро мы это узнаем, — ответил Британов.
Боцман, весь мокрый от пота, колдовал над рукоятками “Шпата”. Чтобы заставить погружаться лодку без дифферента, на ровном киле, действительно надо быть асом. Обе пары рулей — рубочные и кормовые — наконец заняли положение “параллельно на погружение”, и лодка плавно пошла на глубину, пытаясь нащупать спасительный слой.
— Прошли сто метров — лодка погружается.
— Акустики! Слушать внимательно! Ввести режим “Тишина”! Правая турбина — стоп! Левый мотор — сорок оборотов вперед!
Таким образом командир еще более уменьшал шумность своей лодки.
— Глубина сто тридцать семь метров, наблюдаю резкое падение температуры за бортом и изменение скорости звука!
— Лодка встала!
“Вот он! Мы нашли его!” — наверное, такая мысль мелькнула в голове каждого, кто находился в центральном посту.
— Механик! Принимать в уравнительную самотеком — загони лодку под слой, держать сто пятьдесят метров!
Сейчас огромная субмарина как бы лежала на плотном слое воды, и ее надо было очень аккуратно опустить чуть ниже, под “зеркало”, и тогда у них появлялся шанс. Британов не собирался упускать его.
Американская подводная лодка “Аугуста” SSN-710, Западная Атлантика
— Слышу цель. Красный-2 опять меняет глубину. Капитан первого ранга Вон Сускил кивнул головой и спросил:
— Направление?
— Прежнее. Они держатся у самой границы слоя. Помещение акустика, расположенное по правому борту, в передней части центрального командного поста, было до отказа забито аппаратурой. С помощью новейших акустических приемников и анализаторов можно было распознать любую советскую лодку.
— Она идет с одним винтом. Обороты показывают шесть узлов. Дистанция пятнадцать миль. Они идут прямо на нас и ничего не слышат.
— Как и все прочие, — улыбнулся Вон Сускил. Почему эти вояки на берегу хотя бы раз не найдут для него подходящего противника? Преследовать медленную старую “Янки” было ниже его достоинства, хотя он и понимал, почему это так важно.
Лодка могла быть тихоходной, но шестнадцать ее ракет были дьявольски быстрыми. С этого места они могли достичь Вашингтона прежде, чем президент узнает о произведенном пуске. Вот почему у Вон Сускила руки были развязаны больше, чем обычно. Если русская лодка начнет вести себя странно, то есть так, как будто собирается произвести пуск, он мог принимать почти любые меры, по своему усмотрению. Поэтому все торпеды и ракеты “Аугусты” будут нацелены на красную “Янки” до тех пор, пока они не получат другой приказ. До тех пор чужая лодка будет оставаться ходячим мертвецом — целью, вписанной в электронную память систем наведения “Аугусты”.
— Слышу цель. Дистанция десять миль. Она опустилась до самой границы слоя. Звук начинает отражаться.
Мог ли Красный-2 знать о присутствии “Аугусты”, поджидающей удобного момента, чтобы занять наилучшую позицию для атаки, когда те приблизятся? Нет.
Модернизированную подводную лодку класса 688 “Лос-Анджелес” не могли засечь даже американские сонары, не говоря уже о русских. Ее же совершенное оборудование слышало шумную русскую лодку издалека. На такие приборы можно было полагаться. Новый акустический анализатор, установленный в Гротоне, прекрасно себя проявил. “Аугуста” могла легко следить за перемещениями более новых лодок “Дельта” в южных квадратах, не говоря уже о старой “Янки”, громыхающей так, что ее было слышно с расстояния свыше тридцати миль. Впрочем, он не собирается держаться так далеко. В этой игре другие правила.
Он попытался представить себе, что за человек командует этой лодкой. Должно быть, неудачник. Кто еще может плавать на такой старой посудине? Эти воды принадлежали Соединенным Штатам. Красные бросили вызов лучшей американской команде, лучшему командиру во всем Атлантическом флоте, командующему прекрасной лодкой, оснащенной новейшим акустическим оборудованием.
— Слышу цель. Дистанция шесть миль. По-моему, она начинает уходить под слой.
Во время сложного перехода вдоль Восточного побережья Вон Сускил не тратил времени даром. Он не упускал возможности лишний раз отработать с командой технику поражения реальных целей, используя для этого военные корабли, танкеры, перевозящие сырую нефть, и даже, если подворачивался случай, пассажирские лайнеры. Новое акустическое оборудование позволяло ему выходить наперерез цели и, сохраняя полнейшую тишину, спокойно поджидать, когда жертва окажется у него на прицеле.
Он маневрировал так близко к американскому авианосцу из Норфолка, что командир авианосца подал на него жалобу, оставшуюся, впрочем, безо всяких последствий. У подводников были свои интересы, и сбить с толку авианосец — корабль, имеющий лучшую в мире противолодочную защиту, — считалось отличием, а не проступком.
Теперь Вон Сускил собирался повторить этот прием, на сей раз с настоящим противником — советской подводной лодкой. Уж одна, а вероятнее две ракеты Р-27 на ее борту были нацелены на Гротон, штат Коннектикут, — его родную базу. Каждая ракета несла три боеголовки мощностью по пятьсот килотонн. Птичка летела к месту назначения меньше десяти минут. Таким образом, эта игра была для Вон Сускила не просто профессиональным долгом. Это было и его личным делом.
— На какой она глубине, акустик?
— Около ста — ста двадцати метров. Она сливается со слоем. Становится призрачной. Звук мерцает — то появляется, то исчезает. Судя по всему, они застопорили турбину и идут под гребным электромотором!
— Они хотят от нас убежать, но им не спрятаться. Расстояние до цели?
— Четыре мили. Направление и скорость прежние.
— Прекрасно, ребята. Всякий, кто нарушит тишину, поплывет домой. — сказал Вон Сускил. Это было сказано без улыбки. — Рулевой, будь предельно осторожен. Я не хочу оставлять следов.
При резких маневрах за кормой лодки возникали завихрения. Завихрения означали шум.
— Мы пропустим их мимо, затем сядем им на хвост. Дичь на вертеле.
“Аугуста”, почти не слышимая, поджидала “Янки”, плывшую прямо к ней навстречу.
— Она начинает исчезать, — доложил оператор сонара. — Дистанция три мили. Возможно, она уходит в нижний слой. Если так, то она делает это очень медленно и плавно, командир.