Страница:
Вдруг мне позвонили из Секретариата ЦК КПСС:
— Завтра в 10 часов будет заседание Политбюро, где вас будут слушать по поводу аварии на подводной лодке. Ваш вопрос первый, необходимо подготовить доклад...
Главнокомандующий ВМФ адмирал флота В. Н. Чернавин
Информационный центр службы наблюдения ВМФ США (FOSIC), Норфолк, Виргиния
Подводники — главные действующие лица в этом спектакле. Они всё знают и всем располагают. Если вы не принадлежите к их касте, то ничего от них не добьетесь. Ничего.Капитан-лейтенант Гейл Робинсон, ВМФ США
Полчаса назад адмирал Тед Шейфер зачитал утреннюю сводку разведданных. Капитан-лейтенант Гейл Робинсон разглядывала внушительных размеров карту Атлантического океана, сводя воедино разрозненные факты, чтобы представить их в обобщенном виде заместителю главы штаба разведслужбы. Она сосредоточилась на трех зонах, патрулируемых советскими ракетными подлодками вдоль Восточного побережья США; это были так называемые зоны “короткой траектории”, откуда боеголовка, отделившаяся от ракеты, могла достичь Вашингтона за считанные минуты. Советский упреждающий удар, направленный на уничтожение американского руководства одним махом, мог последовать из любой из этих трех зон.
Русские перемещали подлодки из одной зоны в другую. Иногда в каждой зоне находилось по лодке, а временами две субмарины патрулировали один район, оставляя третью зону на время без присмотра. Как бы там ни было, эти перемещения требовали от личного состава FOSIC постоянного обновления разведданных.
Существовало два подразделения FOSIC: “красное”, следившее за судами Советского Союза и стран Варшавского договора, и “синее” — для судов дружественных стран. По всей Атлантике было рассредоточено множество красных подлодок и не было ни одной синей. Доступ к информации об операциях американских подлодок был строго ограничен рамками одного отдела; любые сведения предоставлялись только в случае крайней необходимости. Это сообщество подводников, больше известное как “подводная мафия”, делало все возможное, чтобы как можно меньше людей, не состоящих в этом священном братстве, испытывали эту необходимость.
Местонахождение кораблей определялось следующими способами: прямое наблюдение Американскими Вооруженными Силами, спутниковая разведка и перехват электронных сигналов. Каждый раз, когда корабль, дружественный или вражеский, посылал электромагнитный импульс, сигнал радара или радиотелефонное сообщение — все что угодно, — специальные станции слежения, разбросанные по всему миру, регистрировали источник и направление. Сами станции напоминают гигантские постройки Стонхенджа в виде концентрических кругов, с той лишь разницей, что нагромождения камней заменены хитросплетениями антенн. Эти станции иногда называют “клетками для слонов”. Совмещая данные с нескольких таких станций, можно определить район местонахождения корабля в виде треугольника.
В то утро “Янки-1” крейсировала по северному району боевого патрулирования в тысяче миль от побережья Америки; одна из двух более современных подлодок класса “Дельта” контролировала серединную зону, другая же находилась далеко на юге. Каждая из них могла запустить ракету, способную испепелить Вашингтон или Норфолк задолго до объявления предупреждения об атаке. По этой причине в каждой из этих трех зон непременно должны были находиться и американские торпедные подлодки.
Гейл Робинсон наблюдала, как один из сотрудников INTEL подошел к огромной карте и передвинул красный значок в сторону Гаваны. Старшина изменил предполагаемый курс с северо-восточного на северный. Гейл отыскала нужный корабль в своем справочнике.
Это был сухогруз “Красногвардейск”, следующий рейсом в Одессу через Гибралтар. Он делал слишком большой крюк на пути в Средиземное море.
“Но почему?” — подумала она. Она хотела выяснить у старшины, что он знал о новом курсе сухогруза, который далеко уводил его от проторенных морских путей, когда старшина начал передвигать второй значок красного цвета, обозначавший контейнеровоз “Анатолий Васильев”, отплывший из Галифакса, Новая Шотландия, и следовавший южным курсом в Гавану.
Теперь он повернул на восток.
Странно. На пути не было ни штормов, ни судов, терпящих бедствие. Два корабля без видимой причины изменили курс и направлялись в район, весьма отдаленный от предписанного места назначения, к тому же поблизости не было вообще ни одного порта.
А затем был изменен и третий курс: старшина передвинул красную ленту, обозначавшую предполагаемый курс “Федора Бредихина”, сухогруза, следовавшего к американскому побережью Мексиканского залива. Этот повернул почти что в обратную сторону, взяв курс на Бермуды.,
Три судна. Три новых курса. Все суда — советские.
— Что происходит с этими торговыми судами? — Спросила Гейл у старшины, когда тот закончил с изменениями оперативной обстановки на карте.
— Не знаю. Эти трое изменили выявленный ранее курс.
Это она видела и без него. Отступив от карты во всю стену, она мысленно продолжила красные линии, отмечавшие новые курсы трех кораблей. Они пересекались в северном районе боевого дежурства “Янки-1”.
— Что у нас в районе Бермуд? — наконец спросила она.
— Никаких учений надводных кораблей.
— А подлодки? Есть что-нибудь по “Янки”?
— Уточненных данных нет.
Она была уверена, что подводники знают, где находится эта “Янки”.
—Там что-то происходит. Я выясню в SUBLANT. Может, они ответят без обиняков.
“А может, они назначат меня на должность командующего военно-морскими операциями”, — подумал старшина.
— Удачи.
—Взять всех троих под особое наблюдение. Я хочу, чтобы их маршруты уточнялись при каждом поступлении новых данных.
— Есть.
— То же и в отношении “Янки”. Что это за лодка?
— К-219.
Гейл Робинсон могла справиться о происходящем у технарей из SOSUS, но без крайней необходимости это не поощрялось. Задавать слишком много вопросов — значит злоупотреблять их гостеприимством. Так постановила “подводная мафия”.
Она подошла к ближайшему телефону спецсвязи и набрала номер своего визави — вахтенного офицера SUBLANT.
— У аппарата капитан-лейтенант Гейл Робинсон из FOSIC, — проговорила она, когда на противоположном конце провода подняли трубку. — У нас тут какие-то аномальные перемещения судов. Ребята, вы не заметили ничего необычного к востоку от Бермуд?
— А что? — последовал тщательно взвешенный ответ.
— А то, что три советских торговых судна направляются в северный район боевого патрулирования. Там одна из “Янки”. К-219. Я думала, может, вы что-то знаете.
— Ничего, — произнесли там после секундного колебания.
— Я думала иначе. И на том спасибо. — Робинсон повесила трубку. Если до звонка она подозревала, что в районе Бермуд творится что-то неладное, то теперь в этом не сомневалась. Через полчаса об этом станет известно адмиралу Шейферу. Он — офицер разведки флота. Подводники обязаны с ним работать. Пускай он борется с их мафией.
К-219, центральный пост
O8.50Теперь, когда все первоочередные меры были выполнены и обстановка более-менее стабилизировалась, появилась возможность оценить ее и выбрать главное направление по борьбе за живучесть лодки.
Британов крепко растер лицо ладонями, тряхнул головой, словно отгоняя дурные мысли, исказал:
— Я хочу выслушать ваше мнение по поводу случившегося, и мне нужны ваши предложения по дальнейшим действиям. Я хочу, чтобы вы были предельно откровенны, иначе нам не справиться с ситуацией.
— Товарищ командир, — первым поспешил высказаться замполит Сергиенко, — считаю, моральный дух экипажа достаточно высок, и мы выполним...
—И перевыполним! — резко перебил комиссара командир. — Кто еще здесь не понимает, что происходит? Кто? Кому непонятно, что лодка взорвалась и у нас три трупа и девять пораженных??? — Британов кричал во весь голос, не заботясь об авторитете политработника. Сейчас ему было наплевать на всё и на всех, кто мешал спасению корабля. Это была почти истерика, нервный срыв, вызванный страшным перенапряжением последних трех часов.
Но одновременно она послужила и мощной разрядкой натянутых до предела нервов командира и остальных.
Он не сорвал злость на своем заместителе, он просто естественно отреагировал на глупость и непонимание ситуации. Время пустых слов прошло. Настало время ответственности и профессионализма.
— Механик! Вы контролируете ситуацию, в конце концов?
— Почти. Мы вентилируем четвертый, пятый и шестой отсеки. Через тридцать минут будет введен в действие второй борт ГЭУ. Главная опасность — окислитель в шестой шахте и трюме четвертого. Необходима прокачка шахты и промывка трюма четвертого.
— Сколько людей в кормовых отсеках?
— Пятьдесят четыре человека. Старший в корме — Пшеничный. Он вполне справляется.
— Хорошо. Готовьте две аварийные партии в четвертый. Пересчитать все средства защиты. Приготовиться к аварийному сливу окислителя из шестой.
Потом это поставят в вину Британову и экипажу. В этом решении крылась принципиальная ошибка: аварийный слив окислителя предусмотрен только из исправной ракеты и никак не годился в данной ситуации! Отсутствие конкретной инструкции по действиям в данной ситуации не может полностью оправдать ошибочное решение командира.
—Товарищ командир! — начальник химической службы Сергей Воробьев наиболее трезво мог оценить ситуацию в загазованных отсеках, — в корме нет индикаторных трубок для замера концентрации паров окислителя, не хватает регенеративных патронов к защитным противогазам. Предлагаю разрешить мне убыть в четвертый и лично произвести замеры. Я могу передать все необходимое в кормовые отсеки.
— Я готов отправиться с ним, — поддержал начхима механик.
— Нет, — отрезал командир, — вы оба нужны мне здесь. Кого пошлем?
— Мичмана Байдина. Он готов.
— Есть. Посылайте Байдина.
— Центральный — радисты! Получено РДО из Москвы. Нам назначена точка встречи с судами морского флота. Они запрашивают наши возможности по скорости. Что отвечать?
— Капитульский? Что скажешь?
— Оба борта в работе. Ограничений нет:
— Радисты! Передайте:
ИМЕЮ ПОЛНЫЙ ХОД ТРИНАДЦАТЬ УЗЛОВ. КУРС ДВЕСТИ ДЕВЯНОСТО. СЛЕДУЮ В ТОЧКУ ВСТРЕЧИ. ОБСТАНОВКА СТАБИЛИЗИРОВАЛАСЬ. ГОТОВЛЮСЬ К АВАРИЙНОМУ СЛИВУ ОКИСЛИТЕЛЯ. КОМАНДИР К-219.
— Это всё.
Корпус лодки мелко завибрировал, отзываясь на увеличение хода. Со стороны это было невиданное зрелище: в открытом океане, ни от кого не таясь и не скрывая своей принадлежности к Военно-Морскому Флоту Союза ССР, полным ходом шел стратегический подводный крейсер.
Национальную принадлежность корабля обозначал бело-голубой краснозвездный флаг. В лучах восходящего солнца сейчас его видел только один человек.
“Аугуста”
Этим человеком был американский командир Вон Сускил.
Обхватив рукоятки перископа, он внимательно вглядывался в удаляющийся силуэт “Янки”.
— Сэр, докладывает акустик. Красный-2 увеличил ход до полного и изменил курс. Они уходят, сэр.
— Я вижу. Старпом, мы пойдем следом. Радист! Передайте в штаб:
ОБЪЕКТ УВЕЛИЧИЛ ХОД ДО ТРИНАДЦАТИ УЗЛОВ И ИЗМЕНИЛ КУРС НА СЕВЕРО-ЗАПАД. ПРОДОЛЖАЮ СКРЫТОЕ СЛЕЖЕНИЕ. ЖДУ УКАЗАНИЙ. ЦЕЗАРЬ.
Глубина сто пятьдесят футов! Ход — тринадцать узлов!
“Аугуста”, набирая скорость, устремилась за “Янки”. Странно, почему они пошли на норд-вест?
Вон Сускил не снимал готовности своих торпедных аппаратов и по-прежнему был готов атаковать и уничтожить “Янки”. Если понадобится.
Глава 7
Я, разумеется, не предполагал, что меня будут слушать на Политбюро. Воспринял это с беспокойством, но понимал, что тяжесть аварии соответствует вниманию такого уровня. Лодка стратегическая, на борту шестнадцать ракет со спецзарядами, ядерные торпеды, два реактора. Случилась неприятность недалеко от США. Да еще накануне встречи М. С. Горбачева с Р. Рейганом в Рейкьявике. То есть политический резонанс может быть весьма серьезным.
Главнокомандующий ВМФ СССР адмирал флота В. Н. Чернавин
К-219, центральный пост
— Штурман! Доложить расчетное время занятия точки встречи!
— На таком ходу — не позднее 20.00.
— Где Сергиенко?
— Я здесь, товарищ командир, — выбрался на середину центрального мокрый от холодного пота замполит.
— Вам плохо?
— Не хуже, чем другим.
— Вот и ладно. Обеспечьте подготовку к уничтожению и эвакуации секретных документов. Кстати, когда Горбачев собирается к Рейгану?
— Встреча планируется приблизительно через неделю, в Исландии.
—Надо же! И тут мы как раз мимо проплывем с дырой в борту. Замечательно!
Британов находил в себе силы иронизировать, и прежде всего над собой. Он прекрасно понимал, что, как бы ни сложилась ситуация дальше, его судьба предрешена. Скорее всего, военный трибунал ему уже обеспечен.
— Механик! Ты лес валить умеешь?
— Я все умею. Но не думайте, что именно вы будете бригадиром на лесоповале. Им буду я как технически более подготовленный!
— Ну-ну, давай, готовься. А пока посоветуйся с ракетчиками, как нам лучше выбраться из этого дерьма.
Разумеется, Британов особенно не думал, какой политический резонанс произведет авария на его лодке. То, что сейчас происходило на борту, вряд ли можно назвать неприятностью.Для всего экипажа это была настоящая трагедия — и, возможно, со смертельным исходом.
Но командир, передав донесение в Москву и получив координаты точки встречи с гражданскими судами Морфлота, вправе был рассчитывать на скорую и эффективную помощь.
В глубине души он даже обрадовался, в отличие от главкома, что авария произошла в такое время и в таком месте. Уж теперь-то Советский Союз просто обязан продемонстрировать всю свою мощь в проведении спасательной операции. А значит, им будет легче бороться за живучесть корабля и жизнь экипажа. Тем более раз уж Политбюро взялось за дело...
А что будет лично с ним, в данном случае уже неважно.
Советский теплоход “Красногвардейск”
Капитан Евгений Петрович Данилкин в море повидал всякого, но радиограмма из Главфлота была из ряда вон необычной:
ТЕПЛОХОД “КРАСНОГВАРДЕЙСК”. КАПИТАНУ. СЛЕДОВАТЬ В ТОЧКУ С КООРДИНАТАМИ 31.00 СЕВ., 55.20 ЗАП. ДЛЯ ОКАЗАНИЯ ПОМОЩИ ТЕРПЯЩЕМУ БЕДСТВИЕ ОБЪЕКТУ ВМФ СССР.
НАЧАЛЬНИК ГЛАВФЛОТА ЗБАРАЩЕНКО
Приписанный к Черноморскому морскому пароходству, теплоход был далеко не самым, современным, однако исправно нес трудовую вахту на морских дорогах. Ни для кого тогда не было секретом, что ходить в загранку было делом не только интересным, но и выгодным. На судне все, от капитана до матроса, ценили свое место. И может, не так часто, как военным морякам, но и им приходилось иногда вспоминать о том, какой ценой оплачивается столь доходное, по мнению обывателей, место.
Человеческие потери на судах гражданского флота вполне сопоставимы с потерями на военных кораблях в мирное время. И хотя степень риска на подводном флоте, наверное, все-таки выше, тем не менее главный враг любого морехода — морская стихия. Но что могло случиться у вояк, когда в Атлантике, слава Богу, тишь-гладь и божья благодать? И вообще, что это за “объект ВМФ СССР”? Откуда он тут взялся? Упал с неба? Или из-под воды вынырнул?
Тревожная весть мгновенно облетела теплоход. Все терялись в догадках: кому могла понадобиться их помощь? Почему радисты не слышали традиционного сигнала SOS?
Неизвестность хуже всего.
Вскоре стало известно, что такие же указания об изменении курса получили еще два судна — “Бакарица” и “Федор Бредихин”. В назначенную точку все они успевали почти одновременно.
Как и, главное, кого спасать? Если заворачивают сразу три парохода, значит, дело серьезное. Что же там могло случиться?
Капитан Данилкин не думал об этом. Его больше волновало другое — подготовка судна и команды к спасательной операции.
— Начальника радиостанции — на мостик!
— Зашифруйте и передайте в Москву, — он протянул радисту бланк радиограммы:
ПРОШУ ДАТЬ ХАРАКТЕРИСТИКУ АВАРИЙНОГО ОБЪЕКТА ДЛЯ ПОДГОТОВКИ СУДНА К СПАСАТЕЛЬНОЙ ОПЕРАЦИИ.
КМН ДАНИЛКИН
Ответа пришлось ждать долго...
Но когда через несколько часов радист протянул ему полученный и расшифрованный ответ, капитан только присвистнул и ладонью протер мгновенно вспотевший лоб:
АВАРИЙНЫЙ ОБЪЕКТ - АТОМНАЯ РАКЕТНАЯ ПОДВОДНАЯ ЛОДКА. ВОЗМОЖЕН ПОЖАР, РАДИАЦИОННОЙ ОПАСНОСТИ НЕТ. 9 ЧЕЛОВЕК РАНЕНО - ОТРАВЛЕНИЕ РАКЕТНЫМ ТОПЛИВОМ. НЕОБХОДИМА ИХ ЭВАКУАЦИЯ. ЛОДКА НА ХОДУ. ПРИМИТЕ ВСЕ НЕОБХОДИМЫЕ МЕРЫ И УСКОРЬТЕ ДВИЖЕНИЕ.
НАЧАЛЬНИК ГЛАВФЛОТА ЗБАРАЩЕНКО
— Ни хрена себе! — первая фраза капитана полностью отразила его мнение о ситуации. Да и не только его.
Наверное, каждый из его команды подумает так же. Только слова у них будут другие, еще покруче.
Ракетная, да еще и атомная!
А если она долбанет со всей своей начинкой?
Одна радость — калеками не останемся, сразу в рай.
Чем мы им можем помочь с их ракетами, радиацией и еще черт знает чем?
Чем ближе “Красногвардейск” подходил к аварийной лодке, тем мрачнее становились лица моряков.
Действительно, неизвестность хуже всего...
Москва, Центральный командный пункт ВМФ
Главком Чернавин в свои пятьдесят восемь лет выглядел очень моложаво: высокий, стройный и всегда подтянутый. Только седина выдавала его возраст. Напряженность, возникшая на ЦКП ВМФ сразу с получением аварийного радио, еще не сказалась на внешности адмирала. Только взгляд выражал тревогу и беспокойство.
Сам бывший подводник, Чернавин очень хорошо представлял ситуацию на К-219. Но не в смысле технических подробностей, а именно с точки зрения командира, которому там, в открытом море, надо быстро и грамотно оценить обстановку и принять единственно правильное решение. И все это — на основе обрывочной, весьма противоречивой и зачастую неполной информации.
Особое раздражение или скорее горечь вызывало то обстоятельство, что именно он тогда, восемнадцать лет назад, был первым командиром этой самой девятнадцатой дивизии в Гаджиево, в состав которой входила К-219!
Там он получил свою первую адмиральскую звезду. Оттуда началась его блестящая и головокружительная карьера: командир дивизии, начальник штаба и командующий флотилией атомных подводных лодок в Гаджиево — и это всего за пять лет!
“Сколько мне тогда было, в 1968-м? Сорок? Черт побери! Это же моя родная дивизия! У меня таких аварий не было! Как они могли допустить! Как не вовремя! Только стал главкомом — и надо же, такая неприятность...” — беспокойство Чернавина было вполне оправдано. Несмотря на то, что он недавно принял самый высокий пост в Советском ВМФ и несколько месяцев назад, почти автоматически, стал членом ЦК КПСС, в случае гибели лодки прощения ему может и не быть. Надо принять все меры к тому, чтобы последствия аварии оказались минимальными. В том числе и для него лично.
“Надо обязательно посоветоваться с Горшковым. Уж он-то знает, как лучше выкрутиться из этой передряги”. При этом не надо думать, что адмирал флота сейчас думал только о своей карьере.
Будучи в течение шести лег командиром подводной лодки, он и теперь до мозга костей оставался подводником. Просто в это время, при Горбачеве и его перестройке, при любом происшествии, тем более катастрофе, в действие автоматически вступал закон “персональной ответственности коммуниста за порученный участок работы. И в данном случае многое зависело от того, как подать информацию о случившемся, чтобы у членов Политбюро не сложилось мнения о беспомощности ВМФ и нерадивости его главкома. Безусловно, совет, а возможно, и помощь старого царедворца Горшкова, пережившего Хрущева и Брежнева, Андропова и Черненко, могли сыграть решающую роль. Заслушивание на заседании Политбюро имело для Чернавина решающее значение. И тем более спустя шесть месяцев после Чернобыля да еще перед встречей Горбачева с президентом США.
Забегая вперед, мы хотим отметить, что и гибель своей атомной лодки генеральный секретарь сумеет обратить себе на пользу. Своевременно, впервые в истории, сообщив президенту США об инциденте со своей подлодкой К-219 буквально через несколько часов после взрыва, он добавит себе очков в глазах всей международной общественности, как прогрессивной, так и не очень...
Газета “Нью-Йорк таймс” в те дни напишет: “Если бы Михаил Горбачев сохранил стандартную для Советского Союза секретность и опровергал все перед лицом катастрофы, он, возможно, породил бы недоверие к встрече в верхах (она состоялась 11 октября в Рейкьявике). Но он порвал с давней практикой, уведомив президента Рейгана в субботу об этом несчастном случае и проинформировав его о том, что нет опасности ядерного взрыва, случайного пуска ракет или радиационного заражения.
Тут генсек лукавил, но скорее по незнанию, ведь такая опасность была! И это вы поймете чуть позже...
А сейчас Чернавин, когда-то сам командовавший Северным флотом четыре года, запросил начальника Главного штаба адмирала Макарова:
— Что на Севере, что предпринял адмирал Капитанец? Что он предлагает?
— В 09.23 в штабе Северного флота развернут пост руководства спасательной операцией. Капитанец готовит к выходу атомный крейсер “Киров” с резервным экипажем подводников и всем необходимым для оказания помощи К-219. Крейсер будет готов к выходу через пять часов.
— Сколько ему потребуется времени на переход?
— Если К-219 сумеет сохранить свой ход навстречу, то трое-четверо суток, если нет...
— Много, слишком много. Кто-то есть рядом? Адмирал Макаров обернулся к огромной голубой карте на стене и четко доложил диспозицию Советских Военно-Морских Сил на Атлантике. Главком и сам, естественно, имел достаточно полное представление об обстановке, но в данном случае требовалась точность и полная ясность.
— Итак, к сожалению, наших надводных сил поблизости нет. Морфлот уже направил на помощь лодке три судна и готов дать еще. Морская авиация готова направить в район аварии самолеты.
— Хорошо, кто еще может оказать помощь?
—Вообще-то ближе всех к ним другие подводные лодки, в том числе однотипная К-137, но...
— Вот именно — “но”! Это такой же стратегический ракетоносец, и у него другие задачи! Лодки не трогать! Пока, во всяком случае.
— Есть, товарищ главком!
— И еще. Вызывайте сюда всех, кого сочтете нужным. Мой самолет в вашем распоряжении. Запросите командира К-219 об обстановке — у нас слишком мало информации. О радиограммах с аварийной лодки докладывать мне немедленно, в любое время суток.
Четко повернувшись на каблуках, Чернавин вышел так же стремительно, как и зашел.
09-43 Развернут флагманский пост оказания помощи К-219 на ЦКП ВМФ в Москве.
Советская подводная лодка К-137 “Ленинец” класса “Янки”, Центральная Атлантика
Командир лодки капитан первого ранга Вячеслав Алексеевич Попов был из той же. самой девятнадцатой дивизии, что и Британов. Он вышел в море раньше и теперь готовился к обратному переходу в базу. Очередной сеанс связи принес плохие вести. Циркулярное оповещение давало лишь общую информацию об аварии на борту К-219. Но не зря Попов считался самым опытным командиром. В свои неполные сорок он сделал два десятка автономок и по праву был асом среди командиров ракетоносцев. Несколько “лишних” всплытий на сеансы связи, и его тревога переросла в напряженное ожидание. Он не мог перехватывать сообщения от Британова, но и того, что передавали с берега для терпящей бедствие К-219, было более чем достаточно.
— Старпом! Я буду в курилке. Один. Мне надо подумать.
Больше часа командир в одиночестве обдумывал сложившуюся ситуацию. Главное, над чем размышлял старый командир, было то, чем он может помочь попавшим в беду товарищам. Почему нет указаний командующего следовать на помощь Британову? Чем могут помочь допотопные теплоходы, не имеющие никаких аварийных средств спасения и помощи?
Почему никому не приходит в голову направить его к борту аварийной лодки? Ни один крейсер, самолет и даже спасатель не сможет сделать того, что может он и его люди! Он знал многих из экипажа Британова и не считал, что его экипаж лучше. Но неужели непонятно, что лучше всяких спасателей могут быть такие же подводники, с такой же лодки?! Одна его аварийная партия стоит больше всех вместе взятых экипажей гражданских судов! Единственное, чего он, пожалуй, не сможет, — это буксировать аварийную лодку, если она останется без хода.
А может, плюнуть на все и самостоятельно двинуться на помощь?
Или хотя бы, сознательно нарушив скрытность, дать радио с этим предложением?
Но он вспомнил, как во время учебы на командирских классах в Ленинграде преподаватель, капитан первого ранга Жан Свербилов, рассказывал о том, что в июле 1961 года, когда первый советский подводный ракетоносец К-19 после тяжелейшей аварии реактора всплыл в Северной Атлантике в полутора тысячах миль от базы и, оказавшись без хода, с облученным личным составом, без дальней связи, маломощным аварийным передатчиком, дал радио об аварии в надежде, что его перехватят соседние лодки.
Тогда расчет командира К-19 капитана второго ранга Николая Затеева оправдался. Аварийный сигнал перехватила дизельная подлодка С-270 под командованием того самого Жана Свербилова, который посчитал своим главным долгом прийти на помощь попавшим в беду товарищам-подводникам. И уже через четыре часа, оказавшись у борта безжизненной субмарины, он, продублировав радио об аварии реактора, донес: