Ильин Андрей. Государевы люди

   Кто-то услужливо подсказал несколько имен.
   Скорый на дурное дело, царь вскочил, потянув за шиворот Густава.
   — Пошли!
   — Не могу... я... В Амстердам... мне, — лепетал тот заплетающимся языком, пытаясь плюхнуться обратно на лавку.
   Но Петр тряхнул его так, что зубы клацнули.
   — Цыц! Еще благодарить меня будешь! А не то враз — за Уральский камень сошлю!..
   Когда пьяная компания стала ломиться в три часа ночи в спящий дом, дворовые чуть было не взялись за дреколье. Но проснувшиеся хозяева заметили среди ночных злодеев двухметровую, рыгающую на забор, фигуру в ботфортах, узнали ее и забегали как оглашенные, чтобы принять как положено дорогих гостей.
   Не снимая грязных сапог, роняя за собой комья грязи, ночные гости протопали в дом, потребовав, чтобы хозяева привели им всех своих дочерей. Девиц подняли с постелей, кое-как подмалевали и поставили в рядок перед гостями.
   — Выбирай! — широким жестом предложил Петр.
   Выбирать Густав ничего не мог, потому что ничего не видел, будучи вусмерть пьяным. Ему теперь что девица на выданье, что отрок, что свинья в чепчике — все было едино.
   — Вот эту бери! — больно толкнул его в бок локтем Петр. — Справная девка. Или ту... Берешь?
   — Беру, — кивнул Густав, роняя голову на грудь.
   — Ее берем, — ткнул Петр пальцем в отобранную девицу.
   В ту. А может, в другую...
   — Как же так-то? — охнула мать.
   Но ее сзади, кулаком промеж лопаток, саданул тоже оторопевший, но не желающий ехать за Урал, отец.
   — Молчи, дура! Сам царь сватом в дом пришел!..
   Пьяная ватага поднялась, подхватила словно вихрем невесту и жениха и потащила их прямиком в церковь...
   Когда утром Густав Фирлефанц пришел в себя, он обнаружил рядом с собой какую-то испуганную, сжавшуюся в комок, голую девицу с длинной, по пояс, косой.
   — Ты кто такая? — спросил он, думая что угодил в вертеп.
   — Жена ваша! — всхлипнула та. И зарыдала в голос.
   Густав отчаянно замотал раскалывающейся от боли головой, чтобы хоть что-то вспомнить. Так и не вспомнил...
   Но деваться было уже некуда и в Голландию ехать незачем. И Густав смирился со своей участью. Тем более что невеста ему понравилась своей красотой и кротостью.
   Ну и пусть!.. Первая встреча с русским царем там, в Голландии, принесла ему удачу. Так, может, и вторая тоже?..
   Пусть будет как есть.
   Как судьбой предначертано!..

Глава 19

   А вот теперь-то они и схватят их за руку, и сволокут в участок! Ату их!..
   — А бумаги у вас имеются?
   — Имеются!
   — С печатями?
   — Со всеми!
   — С гербовыми?
   — Сними!
   — Тогда вам необходимо переодеться...
   — Во что?
   — Вот в эту одежду.
   «Эту одежду» назвать одеждой можно было только с большой натяжкой. Причем разве только с мылом. Потому что эта одежда была цельнокроеным комбинезоном, с единственной «молнией» на груди и капюшоном на резинке.
   — Так что же, нам раздеваться?
   — Да. Совсем. Как на медосмотре.
   Свою одежду они оставили в специальных ящиках. И обувь — тоже, получив взамен нее специальные, на пористой подошве, бахилы. Теперь они выглядели в точности как хирурги перед операцией. Так ведь на операцию и шли!..
   Спустились в хранилище. Да не в то, куда водят экскурсантов, а в другое, где драгоценности не выставляются напоказ, а хранятся под семью замками, подальше от любопытствующих глаз.
   — Сюда, пожалуйста.
   Стальная дверь отошла в сторону. За ней были стеллажи, на полках которых теснились пронумерованные контейнеры с драгоценностями. Так и хочется сказать — запыленные. Только никакой пыли в хранилищах, где поддерживается постоянный микроклимат, нет.
   Хранитель, проходя вдоль стеллажей и сверяясь по описи, отыскал нужный номер. Ага, вот он — тридцать шесть тысяч пятьсот семнадцатый!
   Вот-вот, подайте-ка вы его теперь сюда!..
   Контейнер сняли и поставили на стол, под свет ламп.
   Хранитель, который каждый день имел дело с несметными сокровищами, давно перестал воспринимать пудовые слитки — золотом, а алмазы — ценностью, видя в них лишь инвентарные номера.
   Он взял контейнер, открыл, откинул крышку и отошел в сторону.
   — Пожалуйста...
   Что — пожалуйста?
   — Можете полюбопытствовать — все как есть все на месте!
   Вот так номер... Причем тот самый — тридцать шесть тысяч пятьсот семнадцать с буквой А! Вот же он... Тот самый! Колье золотое, в форме восьмиконечного многогранника с четырьмя крупными, по двенадцать каратов каждый, камнями по краям и одним, на шестнадцать каратов, в центре...
   А как же тогда?..
   Или то, что они видят, — не колье, а всего лишь подделка со стекляшками вместо бриллиантов?
   — Вы удовлетворены?
   Почти, но хотелось бы взглянуть повнимательней.
   — Григорий Самойлович, можно вас?
   — Да, чем могу?..
   — Взгляните, пожалуйста.
   Привлеченный эксперт воткнул в глаз увеличительное стекло, взял коробочку с украшением, поднес его к глазам и, крутя-вертя, стал внимательно осматривать, бормоча себе под нос.
   — Н-дас...
   Вот сейчас он вынесет свой вердикт, и они прищучат воров так, что никакие ухищрения и никакие могущественные защитники им не помогут! Вот сейчас, сейчас!..
   Ювелир бережно положил коробочку с изделием номер тридцать шесть тысяч пятьсот семнадцать на место и не спеша вытащил из глаза лупу.
   — Ну что я могу сказать?..
   Да говори уж скорей, не тяни!
   — Это — бриллианты...
   Какие такие бриллианты?
   — Настоящие. Не стразы. Четыре «камня» где-то по десять каратов и один, тот, что в центре, — около пятнадцати. Можете не сомневаться, у меня глаз наметан!
   — А оправа?!
   — Оправа тоже, смею вас уверить, не крашеная латунь...
   Все переглянулись. Красноречиво.
   Изделие номер тридцать шесть тысяч пятьсот семнадцать было там, где ему надлежало быть, — в Гохране!
   Что было совершенно непонятно. Потому что несколько дней назад оно было не здесь, а было совсем в другом месте. На шее у дочери одного высокопоставленного чиновника.
   Выходит... Выходит, те восемь экспертов ошиблись?
   Или ошиблись не те восемь, а этот один эксперт?
   Или все гораздо проще — преступники, поняв, что за ними ведется слежка, успели за это время вернуть изделие номер тридцать шесть тысяч пятьсот семнадцать в хранилище, где его благополучно обнаружили ревизоры?..
   — Может, вы желаете посмотреть еще изделие номер тридцать шесть тысяч пятьсот восемнадцать? — любезно предложили хранители национальных реликвий.
   — Нет, спасибо, мы очень спешим, — раскланялись совершенно расстроенные, потому что никого не схватившие за руку и не отправившие в тюрьму, ревизоры...
   А дальше, как и положено, последовали коверные разносы.
   ... — И как такое может быть?! — грозно спросило хлопотавшее о ревизии перед Инстанциями Самое Высокое Начальство.
   С просто Высокого.
   — Как может быть?! — рявкнуло Высокое Начальство.
   На — Среднее.
   — Как может?!! — трахнуло кулаком по столу Среднее.
   На — Более Мелкое.
   — Как?!! — сорвалось на нецензурную брань и такие же угрозы Более Мелкое.
   На — Совсем Мелкое.
   — ???!!!
   — Никак! — развел руками Мишка Шутов в образе Мишеля-Герхарда-фон-Штольца. — Никак не может быть!
   — Почему не может?!
   — Потому!
   — Почему — потому?!
   — Потому что я видел колье не далее как вчера вечером!
   А где он, интересно знать, мог видеть его вчера вечером?
   Где-где — там!
   А как он там, позвольте спросить, оказался? И что, оказавшись там, делал?
   Впрочем, что делал — догадаться не трудно. Трудно представить, что он, в нарушение приказа, вернулся туда, куда ни под каким видом возвращаться не должен был! И можно ли ему после этого верить? Например, верить, что он там что-то видел?
   — Да видел, видел — вот этими самыми глазами, — ткнул себе пальцами в глаза Мишель-Герхард-фон-Штольц. — Оно лежало в коробочке, в тумбочке, в спальне...
   — А это может кто-нибудь подтвердить?
   — Может.
   — Кто?
   — Она!
   — Она — не в счет. Она — соучастница...
   — Вы что, не доверяете мне? — обеспокоился Мишель-Герхард-фон-Штольц. — Я даю вам честное благородное слово, что видел это колье! Слово джентльмена! Слово фон-Штольца!..
   Чего?! Какого, к черту, Штольца?.. Он, похоже, так вжился в свой образ, что забыл, кто он такой есть на самом деле! Или просто крутит?..
   И нельзя ли в связи с этим предположить, что их, вернее — его, все это время просто водили за нос. И что это не он выбрал объект, а ему его подсунули. Вернее — ее. Точнее — подложили.
   Почему бы нет?!
   Или предположить еще худшее, предположить, что он вступил в сговор с преступниками?..
   А мотивы?
   Есть мотивы. Корыстные. Например — любовь! Его — к ней!
   Потому что, вынужден напомнить, он, в нарушение всех существующих правил и приказа, был там, где ни под каким видом не должен был быть! Он был — у нее! Что заставляет задуматься!
   А?..
   Так-то вот!..

Глава 20

   Мишель-Герхард-фон-Штольц стоял в очень неудобной позе. На коленях. На полу.
   Фон-Штольцы никогда не стоят на коленях, даже если их ставить на них силой. Хоть — вчетвером. Пусть даже дело идет об их жизни и смерти.
   Если они и стоят на коленях, то только по своей воле и только перед дамой!
   Мишель-Герхард-фон-Штольц стоял на коленях перед дамой. Перед своей дамой. Он стоял на коленях, уронив свою голову ей на живот, и умоляюще говорил:
   — Пойми, это дело чести! И даже больше — моей репутации. Если я не докажу свою правоту, то меня сочтут лжецом и я вынужден буду пустить себе пулю в лоб. Или в сердце. Надеюсь, ты понимаешь меня?
   — Я — понимаю, — хлюпала носом решительно ничего не понимающая дама.
   — Ты поможешь мне?
   — Да!
   — Тогда скажи, только честно, то, твое любимое колье, в котором ты была в первый день нашей встречи и потом тоже, оно у тебя?
   — Какое колье, ну при чем здесь колье?! — всплеснула руками дама, которая не понимала, что может связывать ее колье и пулю в лоб любимого!
   Да, непростой вопрос, на который нужно как-то отвечать. Желательно полуправду, чтобы врунишку сложнее было уличить во лжи.
   — При том!.. При том, что меня обвинили в желании похитить его!
   — Тебя?!
   — Меня!
   — Кто?
   — Какое это имеет значение! Скажи лишь — оно сейчас у тебя? Да? Или... нет?..
   — Да.
   Ага, значит — да!..
   — Тогда еще один, который может показаться тебе странным, вопрос. Откуда у тебя это колье?
   — Папа купил.
   — Где?
   — Не знаю.
   — Но, может быть, остался какой-нибудь чек, гарантийный талон или упаковка?
   — Нет.
   Верно — какой талон? Если это ТО САМОЕ колье, то все гарантии на него истекли на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков.
   — И, наконец, последняя просьба. Только прошу — не отказывай мне сразу. Не могла бы ты дать мне его ненадолго — буквально на пару дней! Ведь ты мне доверяешь?
   — Доверяю!
   — Дашь?
   — Нет.
   — Почему?
   — Не могу. Сейчас — не могу. Папа запретил выносить его из дома!
   — Почему?
   — Не знаю. Он сказал, что это очень ценное украшение и меня могут ограбить. Если не найдет его, он будет очень меня ругать. Очень-очень!
   Настоящий джентльмен должен ставить интересы дамы выше своих. Даже если даме угрожает семейная ссора, а джентльмену выстрел в сердце.
   — Тогда — все, прости, что докучаю тебе своей болтовней. Но все же ответь: а если ты выполнишь просьбу папы, если ничего не будешь выносить из дома, но если грабитель, к примеру, заберется сюда, то тебя все равно будут ругать?
   — Не знаю... Тогда, наверное, нет. Но это все равно невозможно, к нам никто не сможет залезть — ты же знаешь, у нас в подъезде и здесь в квартире тоже охрана!
   Да, верно, ведь ее папа не простой папа, а очень высокопоставленный папа. Поэтому в ее подъезде, в специальной комнате, дежурят два вооруженных охранника. И еще один — на этаже. Никакие грабители сюда ни за что не сунутся. А если сунутся — то будут тут же схвачены!
   — Скажи, ты придешь? — с надеждой спросила его дама.
   — Приду! — твердо пообещал он, хотя прекрасно знал, какие последствия для него это может иметь.
   — Сегодня?! — обрадовалась его любимая.
   — Нет, сегодня — вряд ли, — грустя, ответил он. — Сегодня — не приду!
   И его дама повесила свой носик.
   «А может, все-таки приду», — подумал он.
   Потому что настоящий джентльмен ставит интересы дамы выше своих интересов!..

Глава 21

   Ну все!.. Если он окажет сопротивление — он его застрелит! Непременно! Конечно, не до смерти — в руку или ногу, но он будет стрелять, твердо решил Мишель.
   Он имеет на это полное право, потому что Поставщик Двора пытался его убить, заплатив за его жизнь дворнику Махмудке две «катеньки».
   Теперь настал его черед!
   Мишель достал из кармана револьвер и, прокрутив барабан, убедился, что тот заряжен. Латунные, тускло взблеснувшие в свете лампы шляпки патронов плотно сидели в своих гнездах.
   Он подошел к двери купе и, отбрасывая все сомнения, что было сил рванул ее на себя.
   В купе было двое — ювелир и дама.
   Дама, кругля глаза, с ужасом смотрела на ворвавшегося в купе без стука и предупреждения какого-то всклокоченного господина. Поставщик Двора тоже смотрел — вначале возмущенно, потом — недоуменно, потом — испуганно.
   — Вы?! — выдохнул он полушепотом. — Вы живы?!
   И тихо сел на диван.
   — Как видите — жив! — твердо сказал Мишель. — Хотя, как я вижу, вас это почему-то не радует!
   — Кто это, папа? — спросила дама, ставя ударение на второй слог.
   — Это?..
   — Титулярный советник Мишель Фирфанцев. Честь имею! — кивнул незнакомец.
   — Что ему надо? — вновь обращаясь к ювелиру, спросила дама. — Что вам надо?
   — Для начала — узнать, зачем ваш батюшка пытался меня убить?
   — Ты пытался его убить? — ахнула дама.
   — Что ты, Аннушка, побойся бога, конечно, нет! Господин что-то путает.
   И умоляюще взглянул на Мишеля.
   Но тот отвернулся.
   — Да, возможно, я что-то путаю... после двух ударов, которыми мне, по приказу вашего батюшки, пытались расколоть череп! — мстительно сказал Мишель.
   И быстро наклонившись, продемонстрировал кровоподтек на макушке.
   Аннушка недоуменно взглянула на него. И на своего отца.
   — Папа, это сделал ты?..
   — Да, сударыня, это ваш папа, — Мишель специально сделал ударение на втором слоге. — Злодей и душегуб. Хотя и неудачливый. Я, как видите, несмотря на все его старания, остался жив. А вот Махмудку, того точно — зарезали.
   — Какого Махмудку? — в отчаянии вскричала дама. — Я ничего не понимаю. Совсем ничего!
   — Послушайте, — пытаясь справиться с волнением, сказал Поставщик Двора. — Сейчас не время и не место выяснять наши с вами взаимоотношения. Уверяю вас — вы ошибаетесь. Но если вам угодно думать именно так — то думайте, как вам будет угодно!
   И привстав, попробовал пересесть на противоположный диван, чтобы успокоить дочь. Но Мишель истолковал его движение по-своему. Он подумал, что ювелир пытается приблизиться к нему, чтобы напасть. И рванул из кармана револьвер.
   — Сядьте, пожалуйста, на место! — крикнул он. Поставщик Двора удивленно посмотрел на направленное на него оружие.
   — Вы что, будете стрелять? При даме? — удивился он.
   — Буду! — твердо пообещал Мишель.
   Анна в ужасе глядела на большой, черный, страшный револьвер, который держал в руках этот странный незнакомец.
   Ювелир медленно сел на свое место.
   — Я вижу, вы сюда зачем-то явились, — тихо сказал он. — Так соблаговолите делать то, зачем явились!
   Косясь краем глаза на даму, видя ее широко распахнутые от ужаса глаза, Мишель представил себе, как он выглядит со стороны, и ему стало ужасно неловко. Растрепанный, мокрый, в комьях налипшей на одежду грязи, с разбитой в кровь головой, да еще с револьвером в руках.
   Какой кошмар!
   Он быстро сунул револьвер в карман и присел на краешек дивана, как можно дальше от дамы, подвернув под себя грязные башмаки.
   — Прошу прощения за свой вид, — пробормотал он, довольно неуклюже оправдываясь перед дамой, — но меня действительно пытались сегодня убить. Два раза. И поэтому я не успел привести себя в надлежащий вид.
   Но Анна, фыркнув, демонстративно отвернулась от него.
   Ах, как неудобно, как ужасно все получилось!
   Ему страшно захотелось, чтобы все это как можно скорее закончилось. И он поспешил перейти к делу.
   — Я искал вас, чтобы задать вам несколько вопросов, — официальным тоном сказал Мишель, — относительно судьбы хранящихся в Кремле фамильных драгоценностей царской фамилии.
   Поставщик Двора на его слова никак не прореагировал и даже не повернулся к нему. Он смотрел на дочь.
   — Пожалуйста, не волнуйся, Анна, — тихо произнес он. — Это просто какой-то сумасшедший, которого непременно ссадят на ближайшей станции.
   Мишелю не понравилось, что сказал ювелир. Он, наверное, выглядит как сумасшедший, но он, по крайней мере, никого не желал убить!
   Он обиделся на ювелира и повысил голос:
   — Если вы, сударь, не желаете отвечать на мои вопросы, то в таком случае потрудитесь достать ваш саквояж. Который я вынужден буду осмотреть!
   — У вас имеется на то письменное предписание, подписанное прокурором? — спросил ювелир.
   Предписания не было.
   — У меня были все необходимые бумаги, но, в силу обстоятельства, — указал Мишель на себя, — о которых вы прекрасно осведомлены, я их утратил.
   — Ах, утратили? — усмехнулся ювелир. — В таком случае, милостивый государь, мне больше не о чем с вами разговаривать! И будьте так любезны покинуть это купе!
   Он его еще и выставляет!
   Мишелю наконец все это надоело!
   Ну и ладно, что всклокоченный и грязный — не по своей вине грязный. В конце концов, его всего несколько часов назад хотели убить!
   — Никуда я не уйду! — убежденно сказал Мишель. — Пока вы не покажете, что у вас в саквояже! — И сунул руку в карман. — Не принуждайте меня применять силу!
   — Папа, — и вновь с ударением на последнее "а", — покажи ему саквояж, и пусть он поскорее уйдет, — попросила Анна.
   Мишель согласно кивнул. Вот именно — пусть покажет!
   Секунду или две посомневавшись, но, наверное, поняв, что его преследователь настроен самым решительным образом и что он все равно никуда не уйдет, ювелир встал и снял с сетки дорожную сумку, бросив ее на сиденье.
   — Соблаговолите!.. Если вам так интересно копаться в чужом грязном белье! — сказал он.
   Скрепя сердце Мишель придвинул к себе саквояж и раскрыл его. Там, сверху, был обычный дорожный набор — какое-то белье, полотенце, Библия, футляр с запасным пенсне... Наверное, то, что он искал, находилось глубже, на самом дне.
   Он запустил внутрь руку и, ненавидя сам себя, стал перебирать там какие-то вещи.
   Все не то!.. Не то!.. Как же так, неужели он ошибся?
   Или то, что ему нужно, зашито в подкладке?!
   Мишель быстро, но тщательно ощупал подкладку саквояжа, проводя руками с двух сторон — с внутренней и с наружной. Так нетрудно было обнаружить любое утолщение. Но — нет, толщина стенки по всей длине была одинакова!
   Ничего нет?.. Совсем?!
   Но зачем тогда его убивали?
   Он решительно ничего не понимал!
   — Надеюсь, вы в полной мере удовлетворили свое странное любопытство? — очень спокойно и даже как-то сочувственно спросил ювелир. — Или вы желаете обыскать меня?
   Мишель почувствовал, что краснеет.
   Ах, как некстати! В такие моменты никак нельзя краснеть!
   И перебарывая себя, свое желание все бросить и убежать, он пробормотал:
   — Я вынужден принести вам свои извинения...
   Хотя за что? За то, что его убивали, да не убили?!
   — Если господину так угодно, он может осмотреть и мой багаж! — брезгливо сказала Анна.
   Ах, какой срам!..
   Но Поставщик Двора как-то странно прореагировал на произнесенную его дочерью фразу. В его глазах метнулся мгновенный испуг.
   Почему?..
   — Да! Угодно! — вдруг, сам еще не понимая, чего хочет, сказал Мишель. — Именно это мне и угодно!
   Растерянная, сбитая с толку Анна захлопала ресницами.
   Она совсем не для того предлагала осмотреть ее багаж! Этим предложением она хотела выразить свое презрение ворвавшемуся в их купе нахальному господину. Она вовсе не желала, чтобы он копался в ее платьях.
   Но отступать было уже поздно!
   Она вспыхнула и бросила ему свою сумку.
   «Ну и ладно, и пусть она думает о нем, что угодно!.. — жалея сам себя, решил Мишель. — Подумаешь, мадмуазель какая — просто дочь душегуба и всё!»
   И расстегнув саквояж, сунул руку во что-то шелковое, кружевное и невесомое!
   Анна, сказав «Ах!» и всплеснув руками, прикрыла лицо ладонями...
   Но что это? Среди шелка и кружев Мишель нащупал что-то твердое и продолговатое. Ухватил и потащил наружу.
   Это был какой-то футляр.
   — Сударыня, это ваше? — спросил он.
   Анна отняла ладони от лица, мельком взглянула на футляр и замотала головой.
   — Вы в этом совершенно уверены?
   Анна кивнула.
   Теперь Мишель уже не испытывал тех угрызений совести, которыми мучился секунду назад, копаясь в дамском белье.
   Он положил футляр на стол и откинул крышку.
   Внутри футляра, на бархатной подушечке, лежали сережки в форме лепестков, с рассыпанными по ним мелкими бриллиантами.
   — Откуда это у вас? — спросил Мишель, обращаясь к девушке.
   — Я... Я не знаю!.. — ответила она.
   И растерянно посмотрела на отца, который, не выдержав ее взгляда, отвернулся.
   — Это ты?.. Ты! — крикнула девушка. — Но зачем? Ее папа насупленно молчал.
   И Мишель тоже молчал. Его вновь одолевало чувство неловкости. Ему было неудобно присутствовать при чужой семейной сцене. Но уйти он не мог, потому что этот футляр был не единственным — в этот самый момент он нащупал в сумке другие футляры.
   — Зачем, зачем ты это сделал? — требовательно спросила Анна. — Из-за него? Ты знал, что он придет? — показала она на притихшего Мишеля.
   Но тут увидела и по-новому оценила его внешний вид — его мокрую, грязную одежду, запекшуюся на волосах и размазанную по лицу кровь...
   — Так он не лгал? Ты действительно хотел убить его! — не спросила, скорее обвинила она отца. — Это было так?!
   Папа молчал.
   Чего было довольно!
   Анна в отчаянии обхватила лицо руками, что-то крикнула и, вскочив на ноги, выбежала из купе.
   Поставщик Двора рванулся было за ней, но, наткнувшись на Мишеля, плюхнулся обратно на диван.
   — Прошу вас!.. Умоляю! — напряженным, изменившимся голосом сказал он. — Подите за ней! Я очень боюсь! Она может с собой что-нибудь сделать!
   — А вы не сбежите? — недоверчиво спросил Мишель.
   — Нет, я никуда не сбегу! — быстро ответил ювелир. — Я буду ждать вас здесь! Только ради всего святого поторопитесь!
   Мишель мгновение раздумывал.
   А вдруг все же сбежит?
   Но не выполнить просьбы он не мог.
   — Ну же! — нетерпеливо крикнул ювелир, порываясь снова встать. — Идите! Меня она теперь может не послушать! Идите — вы!.. Или пойду я!..
   И снова приподнялся. И было видно, что теперь его не остановит ничто, и уж тем более револьвер!
   Мишель встал и, подойдя к двери, обернулся.
   — Не оставляйте ее! Ни на секунду не оставляйте! — умоляюще крикнул ювелир.
   И Мишель вдруг понял, что он никуда не убежит, что он выполнит свое обещание и будет ждать его здесь, в купе. Потому что боится за дочь. Боится, что она выбросится из поезда или сотворит с собой что-нибудь не менее страшное! Он понимал ее лучше других, он знал, на что она способна, и просил помощи!
   И Мишель, отбросив все сомнения, рванув дверь, выскочил из купе.
   Теперь он думал лишь об одном — не о похищенных и найденных им бриллиантах — лишь о том, чтобы успеть! Он уже представлял, как Анна дергает ручку, как открывает дверь и летит в серую муть раннего утра, пропадая в черных клубах срываемого с трубы паровоза дыма. Как ее тело, встретившись с землей, переламывается пополам, как его бросает на камни насыпи, которые терзают и уродуют ее лицо, руки, ноги...
   И еще он ужасался тому, что так долго раздумывал, необратимо теряя драгоценные секунды. Которых теперь может не хватить.
   Быстрее, быстрее, он может еще успеть!
   Он очень хочет успеть!
   Он должен — успеть!..

Глава 22

   ...Теперь главное — не спешить!..
   У обочины тихо затормозил большой черный «Мерседес». С выключенными фарами.
   Дверца приоткрылась. Но в салоне никого не было видно, потому что там было совершенно темно. И тихо...
   Вдруг из темноты салона на землю осторожно ступила нога. В черной кроссовке, завязанной черными шнурками. Встала на асфальт. И вслед за ногой из темноты «Мерседеса» выбрался человек в таком же черном, как кроссовка, комбинезоне. С черным капюшоном. С испачканным черной краской лицом. За плечами у него был раскрашенный черно-серыми пятнами рюкзачок.
   Черный человек из черного «Мерседеса» сделал два шага, нырнул в ближайшие кусты и растворился в темноте безлунной ночи.
   Его никто не заметил.
   Он шел, чуть пригнувшись, сквозь кусты, ступая так, чтобы под ногой не хрустнул мусор. Нащупывал носком дорогу, разгребал траву и только после этого вставал на всю подошву.
   Он шел медленно, крадучись, бесшумно.
   Но вдруг замер. Словно наступил на взрыватель мины.
   — Черт возьми! — тихо прошептал черный человек и стал подпрыгивать на одной ноге, выворачивая вверх другую.