Ильин Андрей. Картонный воин

   Настоящий барин настоящую челядь собрал бы где-нибудь на заднем дворе или в конюшне, заголил им зады и приказал всыпать по два десятка плетей каждому. Так, для профилактики, чтобы не забывали, кто они такие есть.
   Но он, к его великому сожалению, никого выпороть не мог. Нет таких порядков — пороть известные всей стране личности. Придется их наказать как-то по-другому. Наказать кого-нибудь одного, чтобы другим неповадно было.
   Кого?
   Он посмотрел на стоящую у него на столике официальную кремлевскую фотографию, где посередке был Большой Хозяин, а вокруг были все остальные: те, кто поважнее, — поближе, кто менее значим — подальше, кто совсем никто — на “галерке” — в дальних, почти не различимых рядах. Лично он был от Хозяина через несколько голов.
   Ну что, кем пожертвовать? Кто набедокурил больше всех?
   Этот? Да, этот больше. Но этот и нужен больше других.
   Тогда, может быть, вон тот?
   С ним он когда-то водил дружбу и, забираясь по лестнице власти вверх, тащил за собой. Потому что был уверен как в себе. А тот начал доверием злоупотреблять...
   Нет, все равно он не подходит. Он хоть и вор и подлец, но свой вор и подлец, который за него глотку порвет, так как понимает, что без верхнего прикрытия не проживет и дня.
   Тогда, может быть, кого-нибудь из этих...
   Очень Большой Начальник гадал долго: Плохими были все, все перепачканы с ног до головы — в политике нельзя остаться чистеньким, — все его в большей или меньшей степени предавали... Но все были в той или иной мере полезны.
   Может, плюнуть на это дело?..
   Но нет, плюнуть нельзя. Без порки нельзя. Никак нельзя. Без показательной порки они совсем совесть потеряют. А он через них должность. Тогда, может быть, вон тот?.. Очень Большой Начальник открыл свой личный сейф и вытащил пухлое дело. Он не признавал компьютеров — доверенная им информация слишком легко тиражируется. Все самое важное и секретное он доверял только бумаге. Только бумага может быть гарантированной в единственном экземпляре. Ну что там у нас?..
   В досье были выписки из банковских счетов, докладные записки и фотографии. Десятки фотографий лиц, снятых с почти километрового расстояния. Эти фото стоили бешеных, затраченных на технику и людей денег. Но того стоили! Когда дело идет о “проверке на вшивость” приближенных к твоему телу людей — деньги не в счет.
   Предают только друзья — значит, им следует доверять меньше других.
   Очень Большой Начальник еще раз пролистал досье, чтобы убедиться в своем выборе. Да, пожалуй... Пожалуй, этот! Остро заточенным карандашом Очень Большой Начальник обвел кружком одно из лиц на кремлевском фото. И, подумав, перечеркнул его крестом.
   Отдам одного, чтобы сохранить остальных. Этот действительно зарвался, зарвался больше других — целые укрепрайоны себе строит на месте бывших воинских частей. Офицеров ФСБ под себя подгреб, взяв в заложники их семьи. Людей вооружил, превратив в полупартизанские банды. Да еще каких-то уголовников нанял, чтобы их руками мочить всех подряд. Просто какой-то Фредди Крюгер.
   Кстати, его так и зовут — Федор. Федя. Фредди... Очень Большой Начальник улыбнулся понравившейся ему ассоциации.
   Хороший мужик Федя. Но обнаглел Федя. Судя по всему, на его место метит, если не выше.
   Ну ничего, теперь образумится. Раз и навсегда образумится...
   И Очень Большой Начальник вспомнил другого героя кинофильма. Любимого кинофильма своей молодости.
   Не хочется, конечно, идти на крайние меры, но... надо.
   “Надо, Федя!.. Надо!..”
   Решение было принято.
   Очень Большой Начальник еще раз посмотрел на официальную кремлевскую фотографию. И сказал уже вслух. Очень жестко сказал:
   — Надо!..
   Надо разорить это осиное гнездо...
   С испорченной кремлевской фотографии на него смотрело перечеркнутое крест-накрест лицо. Лицо недавнего его соратника и почти друга. Лицо — Большого Начальника.
   Дни которого были сочтены...

Глава семьдесят первая

   ...И началось то, что должно было начаться, началась реализация “непопулярных решений”. Началась — чистка. Большая чистка Больших и маленьких людей...

Глава семьдесят вторая

   Все было просто до банальности...
   В помещение ввалились молодые, крепкие ребята, которые рассыпались вдоль стен, встали за спины и по обе стороны двери, блокируя пути отхода.
   — Следуйте за нами.
   — С вещами? — криво усмехнулся генерал Трофимов.
   — Как хотите.
   Генерал Трофимов и майор Проскурин сразу все поняли. Слишком долго они работали в системе, чтобы не понять... Они и так все сроки переходили, потому что носители информации на этом свете долго не заживаются. А они знали много чего, знали больше других, знали главное — о золоте партии. И это золото их сгубило, как когда-то губило грабивших чужие корабли флибустьеров и шаливших в муромских лесах лихих людишек. Их история — лишнее тому подтверждение. Сколько человек лишилось жизни из-за этих партийных миллиардов — десятка полтора, и это лишь те, о ком они знают! Последними в печальном списке были охрана Юрия Антоновича и сам Юрий Антонович. А теперь вот, похоже, наступил их черед... Там, где золото, — там всегда кровь. Где много золота — много крови. А тут столько золота!..
   Генерал Трофимов и майор Проскурин сняли со спинок стульев пиджаки и через секунду были готовы.
   Готовы к неизбежному.
   Наверное, они могли спастись — шанс, пусть небольшой, но был — наброситься, опрокинуть ближайших противников, вырвать у них оружие и, прикрывшись их телами, открыть стрельбу на поражение, а потом... Шанс был!
   Но возможности его использовать не было!.. Они могли спастись, но тогда за них умрут их близкие. А потом все равно умрут они. Потому что кровников в живых не оставляют. Кровников находят, чего бы это ни стоило!
   В этой драке победить было нельзя, в этой драке можно было только умереть — сейчас и самим или чуть позже, но всем вместе.
   — Пошли.
   Генерал Трофимов и майор Проскурин брели по бесконечным коридорам бункера. С боков и сзади шли “сопровождающие лица”.
   Идти было недалеко, наверняка недалеко...
   — Направо...
   Генерал с майором поворачивали направо.
   — Наверх...
   Ступали на лестницу.
   Значит, не здесь... Как видно, не хочется им портить внутренний интерьер пулевыми пробоинами и кровавыми пятнами на панелях и полу. Не хочется им возиться с трупами, таская их на себе. Они желают, чтобы трупы транспортировали себя к месту казни сами. Ленивые нынче пошли палачи.
   Последние ступени...
   Сейчас они выведут их на воздух и сопроводят до ближайшей стенки...
   Закрывавшая вход в бункер бронированная дверь, бесшумно провернувшись на массивных петлях, отошла в сторону. В лицо пахнуло ночной свежестью.
   — Шагай давай!
   Конвоиры, становились все менее вежливыми, что свидетельствовало о приближении скорой развязки.
   Генерал Трофимов и майор Проскурин разом потянули носами прохладный, пахнущий травой и сыростью воздух. Когда дело идет к концу, все чувства обостряются и окружающий мир приобретает некий мелодраматический флер. И становится жаль, что не услышишь этих птичек, не поваляешься на этой травке и не выкуришь больше сигаретку.
   Такая вот ерунда...
   Но уж, видно, так устроен человек, что помирать ему, будь он хоть генерал ФСБ, хоть девяностолетняя парализованная бабушка, одинаково неохота.
   А придется...
   — Направо.
   Направо никаких стен не было, направо был заросший лопухами пустырь.
   А кто сказал, что обязательно должна быть стенка? Это только киношники без стен не обходятся, это им нужно, чтобы все было красиво, чтобы обязательно врытый в землю столб, черная повязка на глаза, частая барабанная дробь и взвод солдат с винтовками на изготовку. В жизни все куда как проще. В просто жизни тебе просто приставляют к затылку дуло пистолета и просто нажимают на спусковой крючок.
   — Стой!
   Ну вот и все. Здесь они и лягут. Вот в эти лопухи... Промахнуться палачи с такого расстояния не смогут.
   Генерал Трофимов и майор Проскурин взглянули друг на друга. В последний раз. Вместе они работали, вместе отдыхали, и помирать им тоже вместе.
   Хотя и обидно, вот так, как бараны.
   — Слушайте, мужики, — вдруг сказал генерал Трофимов. — У вас последние просьбы практикуются?
   — Чего? — не поняли палачи.
   — Вообще-то это мировая практика — удовлетворять последнюю просьбу приговоренных. Так сказать, акт доброй воли.
   Палачи переглянулись. Что-то такое они слышали. Вернее, смотрели, в кино.
   — Вам что, закурить, что ли? Это бы тоже неплохо, но можно потерпеть. Тем более что недолго.
   — Нет, не закурить. Нам бы позвонить близким. Палачи снова переглянулись. И сказали:
   — После позвоните.
   Хотя и те и другие понимали, что никакого “после” не будет, что это не более чем вежливая форма отказа.
   — Зря, — сказал генерал.
   И посмотрел на майора. Майор Проскурин еде заметно кивнул. Майор был “за”! Тем более что терять им было нечего.
   — Ой! — сказал майор Проскурин, схватившись за живот. И упал на колени.
   — Ты чего, чего?
   Хотя какого черта им было спрашивать — они же не врачи. Им что здоровый клиент, что больной — без разницы.
   — Ой, ай!.. — брал благим матом майор. По идее, ему нужно было заткнуть рот выстрелом, но палачи еще не были к этому готовы ни морально, ни физически. Они даже стволы еще не достали.
   — А ну, заткнись! — гаркнули они. И подбежали к майору. Что тому и нужно было!..
   Майор мгновенно, словно пружина, распрямился и ударил одного из бойцов кулаком в живот. Тот, удивленно выпучив глаза, ахнул и упал. Второй получил каблуком в пах и, сгребая в ладони свое мужское достоинство, запрыгал по лопухам на одной ноге.
   На майора наскочили разом несколько человек, но на них сзади обрушился генерал Трофимов. Возраст у него был уже не тот, но силенка еще была. И злость была. Уж такая злость!..
   Он с ходу опрокинул одного врага и другого, схлопотал по физиономии от третьего и буром полез на четвертого...
   Так умирать было легче — в бою, в драке, когда ты — в морду и тебя — в морду, когда некогда думать и сожалеть о травке и оставляемых навек березках.
   — На!
   — Получи, гад!..
   Это был не бой спецназовцев, это была драка просто мужиков. Нормальная уличная потасовка.
   — Ах ты так?!
   И снова:
   — На!
   — Получай!..
   — И еще получай!..
   Генерал с майором бились как львы, не обращая внимания на расквашенные физиономии, боль, кровь и хруст ребер. Их роняли на землю, пиная куда ни попадя, они рычали, страшно матерились, мотали головами и снова бросались в бой, получая новые удары. Но им ли в их положении было думать о боли!..
   Много раз за драку враг подставлялся им, открывая жизненно важные центры — глаза, горло, животы. Куда они могли вбить, воткнуть пальцы или поднятые с земли случайные палки, чтобы вышибить глазные яблоки, порвать артерии. Могли завладеть оружием и открыть стрельбу...
   Но они не использовали представившийся им шанс — туда, куда нужно было бить пальцами или ребром ладони, они били кулаками, в полсилы, не убивая, а лишь причиняя боль. Они не могли никого убить — не имели права! Убийства им бы не простили, за убийство им бы пришлось отвечать — отвечать жизнью своих близких. А просто драку им простят. Просто драку они могли себе позволить.
   — На!
   — На!
   — И еще!..
   Наконец генерала с майором свалили и, не давая встать, от души попинали ногами.
   Палачи тоже увлеклись — вместо того чтобы пристрелить жертвы, они их пинали, отводя душу. Мужики; они мужики и есть — им лишь бы помахаться.
   — Ну все, хватит!
   Уже неспособных подняться драчунов подхватили под руки, вскинули вверх и поставили на колени.
   Сзади, за их спинами, кто-то задвигался. Знакомо лязгнули передергиваемые затворы, досылая извлеченные из обойм патроны в стволы.
   Генерал Трофимов повернул разбитую голову вправо, увидел стоящего на коленях майора и слабо улыбнулся окровавленными губами. Майор Проскурин тоже повернулся, выплюнул изо рта выбитые зубы и тоже улыбнулся в ответ.
   Они поняли друг друга без слов. Они попрощались...
   Это была славная охота. Последняя охота! Не удалось их как баранов!..
   Сзади по земле зашуршали шаги. К ним подошли вплотную и остановились. Еще через мгновение они почувствовали, как в их затылки уперлись жесткие и холодные пистолетные стволы. И почувствовали, физически почувствовали, как в спусковых скобах напряглись пальцы.
   Все. Теперь все!..
   — Прощай... — хотел сказать генерал Проскурин.
   Но не успел. Его голос на полуслове оборвал грохнувший сзади выстрел!
   И тут же, практически без паузы, рядом раздался еще один выстрел. Второй выстрел!..

Глава семьдесят третья

   Большому Начальнику не повезло. С ним случилось несчастье. Вернее, Большое несчастье. В жизни больших людей случаются только большие события, в то время как в жизни маленьких — одни только мелкие неприятности.
   Большой Начальник попал в ДТП. Он ехал из города на дачу. Ехал, как обычно, на трех машинах с мигалками по практически пустой дороге. Идущий впереди джип охраны расчищал дорогу, как бульдозер, сгребая попутный и встречный автотранспорт — все эти “Жигули”, “Москвичи” и даже “Мерседесы” — к обочинам.
   Это было нормально. Именно так и должны ездить сильные мира сего.
   Но даже они не могут быть застрахованы от случайностей...
   На шестьдесят седьмом километре случилось то, чего никто не мог ожидать, — шедший навстречу бензовоз, вдруг резко вильнув в сторону, потерял управление и, проломив разделительное ограждение, вывалился на полосу встречного движения. То ли у него рулевое управление отказало, то ли водитель заснул, но только бензовоз вдруг оказался перед джипом охраны.
   Джип, конечно, был большой, но бензовоз был больше.
   Джип врезался в бензовоз, как в бетонную стенку, перевернулся и отлетел в сторону, перегородив собой две полосы. В расплющенный джип на полной скорости влетел шедший за ним “Мерседес”, в котором сидел Большой Начальник. Водитель успел среагировать, водитель нажал на тормоз, но скорость была слишком большой, а уйти в сторону было невозможно — бензовоз и смятый джип перегородили практически всю дорогу.
   “Мерседес” ткнулся в бензовоз и остановился. Удар был не слишком сильным, и люди, находившиеся в салоне, должны были остаться в живых, но джип охраны, протаранив бензовоз, как видно, пробил емкость с бензином. Который от удара “Мерседеса” в бензовоз, от случайно выбитой искры, вспыхнул.
   Раздался взрыв, поглотивший бензовоз, джип охраны и “Мерседес”. Подоспевшая к месту аварии охрана из последней, уцелевшей машины ничего сделать не могла — здесь их пистолеты были бесполезны, здесь нужны были скорее пожарные гидранты. Они сунулись было в пламя, но сразу же отступили, опалив волосы.
   Огромный из десяти тонн бензина, из бензина в баках их машин и людей костер полыхал, во все стороны разбрасывая жаркие языки пламени. Это был ад! Персональный ад для отдельно взятого грешника.
   Прибывшие через пару часов на место происшествия пожарники лишь загасили тлеющие покрышки. Больше они ничего сделать не могли. Спасатели выгребли из покореженного и прогоревшего насквозь металла кучки серого пепла. Но что удивительно, в кабине бензовоза никаких останков найдено не было. Или водитель сгорел дотла, в буквальном смысле слова испарившись от жара, или успел в последний момент выпрыгнуть из машины.
   Свидетелей, видевших происшествие, как водится, не нашлось. Охранники, ехавшие сзади, ничего не заметили, а те, что были впереди, о том, что видели, рассказать не могли...
   Большому Начальнику не повезло — он погиб, как говорится, в расцвете сил в банальном ДТП.
   Ему не повезло...
   И в то же время повезло, потому что он не узнал, что созданная его многолетними трудами империя рухнула — рухнула в одночасье!
   Он умер почти счастливым, считая себя победителем...

Глава семьдесят четвертая

   Грохнул второй выстрел...
   Генерал Трофимов ткнулся лицом в траву. Он умер!..
   Но как же тогда второй выстрел?!. Он же слышал второй выстрел! И почему, если он умер, он чувствует боль? Причем не сзади, куда стреляли, а спереди. И почему ему лезет в нос и щекочет ноздри трава?..
   Додумать свою мысль генерал Трофимов не успел — на него сверху обрушилось что-то тяжелое, придавливая к земле. И тут же зазвучали новые выстрелы. И чьи-то крики... И снова выстрелы...
   Что за чертовщина?
   И что-то снова, еще более тяжелое, свалилось на генерала сверху. Они что, решили его не стрелять, решили задавить?..
   — Э-эхх!.. — кряхтел кто-то рядом. Совсем рядом. Кряхтел, между прочим, голосом майора Проскурина.
   Его что, тоже как цыпленка табака?
   Тяжесть не отпускала, выстрелы не становились реже. Мимо кто-то, тяжело топая, пробежал и тут же, словно споткнувшись, упал. Зашуршали шаги.
   — Все? — спросил голос.
   — Вроде все. Вон там, кажется, кто-то шевелится!
   И словно гора с плеч свалилась. Ушла тяжесть! С генерала стащили два упавших на него трупа.
   Но тут же в затылок ему ткнулось дуло пистолета. Туда же, куда уже тыкалось!
   Что они, по новой, что ли?..
   — Встать! — гаркнул сзади голос.
   Генерал попытался привстать. И скосил голову чуть в сторону.
   Рядом, на коленях, стоял майор Проскурин. В спину ему упиралось чье-то колено, в затылок дуло пистолета-пулемета.
   Да что здесь происходит, в конце-то концов?..
   — Кто вы? Быстро! — вновь гаркнул голос. Врать было бессмысленно, потому что непонятно было, о чем врать.
   — Трофимов, — представился генерал Трофимов, без званий и регалий.
   — Проскурин, — повторил, как эхо, майор Проскурин.
   Выстрела не последовало.
   — За что они вас?
   — Да так, повздорили маленько, — неопределенно ответил генерал, соображая, почему они говорят “они”? Если говорят “они”, значит, они — не они? Так, выходит?
   А если они не “они”, то кто?
   — Сейчас вы будете отвечать на наши вопросы, — сказал голос. — Если соврете, можете считать себя покойниками.
   Генерал Трофимов и майор Проскурин и так считали себя покойниками.
   — Какие силы остались в бункере?
   А черт его знает, кто остался в бункере. И кто там вообще был!
   Но “языкам” не пристало отвечать на поставленные вопросы неопределенно. За это и схлопотать можно.
   — До отделения пехоты! — уверенно соврал генерал.
   — Какое оружие?
   — Легкое стрелковое и гранаты.
   — Точно! — подтвердил майор Проскурин. В конце концов, если там окажется меньше отделения и не окажется гранат, их за это не накажут. Главное, чтобы не было больше отделения и не было гранатометов.
   — Михалчук! — крикнул голос.
   — Я! — откликнулся Михалчук.
   — Бери своих людей и вычищай бункер. Там примерно отделение...
   Люди Михалчука дружно затопали в сторону входа в бункер.
   — Где еще может быть противник? — спросил голос.
   — Ну-у... — неопределенно ответил генерал. А где он может быть? Он и сам не знает, где тот может быть. И не знает, кто здесь противник. Для него все противники — и те и эти.
   — Отвечать!
   В бок генерала впечатался ботинок. Армейский, десантный, сорок пятого размера, прикинул он. Это что — армия?
   — Ну!
   “Языку” не положено долго молчать, “языку” положено говорить.
   — Поищите возле гаражей, — наобум ответил генерал, прикидывая, что он попытался бы отсюда свалить на машине.
   — Ага, возле гаражей, — поддакнул майор Проскурин.
   — Горохов!
   — Я!
   — Проверь гаражи.
   — Есть!
   Со стороны гаража застучали выстрелы. Похоже, угадал генерал.
   Вот только что дальше?..
   Дальше, если это армия, их должны зачистить. Потому что распотрошенных на месте “языков” в живых не оставляют. Опасно их в живых оставлять — а ну как они раскричатся или расскажут организовавшему погоню противнику о численности и направлении движения подразделения?
   Значит, если это армия, то их убьют. Во второй за этот вечер раз. Разве только заинтересовать их собой, обозначив в качестве важного источника информации? Информированных “языков” обычно не чистят, утаскивая с собой.
   Может, так?
   Главное, удержать их от опрометчивых решений сейчас, а потом, в более спокойной обстановке, можно будет как-то выкрутиться.
   Наверное, так!
   — Я генерал ФСБ, — громко сказал генерал Трофимов. — Во внутреннем кармане моего пиджака удостоверение.
   — Да хоть маршал, — не испугался незнакомец. Жаль, что не испугался.
   — Мы выполняем секретное задание высшего командования. Если с нами что-то случится, вас ждут серьезные неприятности, — попробовал надавить генерал.
   — Да вы что? — ахнул незнакомец. — Тогда, конечно, я боюсь!
   Не прошло!..
   Выстрелы стали стихать. Люди Михалчука прибежали обратно.
   — В бункере все чисто! Там всего три человека было.
   Слава богу, что три, а не тридцать!
   — Потери?
   — Двое раненых.
   — Архивы изъяли?
   — Так точно!
   Генерал Трофимов и майор Проскурин стояли на коленях, прислушиваясь к чужому разговору. Их мало интересовали потери и архивы, их интересовала их судьба. Обидно было помирать во второй раз...
   — Что с этими будем делать, командир? — спросил, кажется, Михалчук.
   — С этими? — спросил, на секунду задумавшись, командир. — С этими будем делать то же, что с теми....
   Это было решение, был приговор.
   Через мгновение должна была раздаться автоматная очередь.
   — Стойте! — крикнул генерал. — Дайте мне возможность поговорить с вашим командиром.
   — Здесь один командир — я! — ответил командир.
   — Но у вас должен быть вышестоящий начальник. Кто он — Сокольцев, Иващук, Михайлов?.. — быстро, наугад, назвал генерал несколько известных ему фамилий, которые, если незнакомец имел хоть какое-нибудь отношение к спецслужбам или армии, должны были быть ему знакомы. И, кажется, он попал.
   — Откуда вы знаете Михайлова?
   — По службе, — коротко ответил генерал. Командир, еще мгновение посомневавшись, вытащил мобильный телефон.
   — У нас нештатная ситуация, — сказал он. — Две неучтенные единицы... Я понимаю, что стирать...
   Генерал Трофимов и майор Проскурин напряглись. Потому что это не рисунок ластиком стирать — это их стирать.
   — Но они утверждают, что работают в нашей организации. И знают Михайлова... Есть!.. Ситуация была переломлена.
   — Подойдите сюда, — сказал командир. Генерал встал и повернулся. Перед ним стояли бойцы в камуфляже, бронежилетах, с короткоствольными автоматами в руках. На лицах их были маски.
   — Я слушаю, — сказал генерал.
   — Мать твою, перемать! — ответила трубка. Голос был знаком! Это был голос одного из его хороших приятелей, тоже генерала, тоже работающего в ФСБ, но в другом управлении.
   — Это ты, что ли?
   — Я, — ответил генерал Трофимов.
   Он не радовался, пока еще не радовался. То, что он напоролся на знакомого, еще ничего не значило. Знакомый зачистит его с таким же успехом, как незнакомый, если у него приказ не оставлять после себя свидетелей.
   — Ты как там оказался? — спросил голос в трубке. Довольно глупо спросил. Выгадывая время, спросил.
   — Собирал грибы и заблудился, — в тон ответил генерал Трофимов.
   — Грибы, говоришь? — хохотнул голос. — Ладно, разберемся.
   И попросил вернуть телефон командиру.
   Командир внимательно выслушал распоряжения вышестоящего начальства. Что тот сказал, генерал Трофимов примерно знал. Сказал — тащи их сюда, но только так, чтобы не сбежали. Если будут сопротивляться или в случае возникновения нештатной ситуации — чисти на месте. Потому что ничего другого сказать не мог.
   Командир был недоволен — по нему, было бы лучше пристрелить их прямо сейчас, чтобы не иметь лишней головной боли. Но приказы не обсуждаются.
   К генералу Трофимову и майору Проскурину подскочили бойцы в масках, довольно бесцеремонно загнули им руки и застегнули на запястьях наручники.
   — Дочищай территорию и собирай всех наших, — сказал командир. — Через десять минут уходим...
   Генерал Трофимов и майор Проскурин облегченно вздохнули.
   Слава богу!..
   Конечно, это было еще не спасение, конечно, их могли шлепнуть и час, и два часа спустя или в более спокойной обстановке завтра, но главное, что не теперь!.. Главное, что пока они остались живы. А там — посмотрим!..
   Потому что это еще не конец, вряд ли это конец... Не исключено, что это только начало...

Послесловие

   Иван Иванович сидел в шкафу. Сидел уже в который раз...
   Иван Иванович сидел в шкафу, потому что боялся. На этот раз его страхи не были напрасны, на этот раз ему было чего бояться — совсем близко от него, буквально в двух десятках шагов, шел бой.
   Кто-то на кого-то нападал, а кто-то отбивался. И все были этим процессом так увлечены, что никому из них до Иванова не было никакого дела.
   Но даже если бы было дело, кто бы его в этом шкафу стал искать? Никто бы не стал! Потому что во время боя никакой здравомыслящий боец не станет забираться в шкаф, равно как в другие узости, откуда нельзя быстро выбраться, где невозможно укрыться от пуль и осколков и затруднительно сопротивляться! В шкафах прячутся только дети, которые прячутся там от своих воображаемых страхов. Настоящие бойцы в случае опасности прорываются в поле, где путь открыт в четыре стороны, где каждый камень, каждая ложбинка, каждое деревце обещают защиту и маскировку, где можно уйти, отбиться, оторваться, раствориться в первом встретившемся на пути лесу.
   Поэтому никто из обороняющихся в шкафы не полез.
   И никто из наступающих там никого не искал.
   Бой шел в коридорах и на лестницах, которые вели к спасению.
   Бах.
   Бах!
   Бу-бух!..
   Где-то совсем недалеко стучали частые выстрелы и изредка рвались ручные гранаты. От каждого выстрела и взрыва сидящий в шкафу Иванов сильно вздрагивал и говорил “мама”.
   Бах!
   — Мама! Ба-бах!
   — Мамочка! Та-та-та-та...
   — Мамочка моя!
   Выстрелы становились реже и постепенно удалялись.
   Наверное, кто-то кого-то победил. Или и те и другие побежали воевать в другое более удобное место, где наконец смогут поубивать друг друга.
   Иванов не болел ни за тех, ни за других — он боялся что тех, что этих. Он был вне игры. Он бы век из этого шкафа не вылезал!
   И не вылезал!
   Час...
   Два...
   Три...
   — Он сидел в шкафу и тихо ненавидел этот свой шкаф. Все его несчастья происходили от шкафов. От того первого в квартире любовницы — до этого последнего. Он сиживал в разных шкафах — стареньких, пахнущих лежалым бельем и нафталином, в дорогущих импортных, сделанных из красного дерева, в шкафах со всеми удобствами — с креслом, биотуалетом, холодильником, баром и телевизором, в шкафах дальнего следования, которые переезжали из города в город и из страны в страну, наконец сиживал в трансатлантических шкафах, которые переплывали моря и океаны...
   На своем веку он узнал много шкафов... Причем изнутри. Но все их — большие и маленькие, хорошие и плохие — ненавидел одинаково сильно!..
   Будь прокляты эти предназначенные для хранения одежды сооружения. Которые в его случае используются для хранения людей. Для его хранения!..
   Иванов сидел в шкафу среди чужих вещей, как забытая кем-то вещь. А может, не забытая, может, просто положенная. До времени. До времени Икс...
   Ведь на то и шкафы, чтобы их периодически перерывали и перетряхивали хозяева, вдруг находя потерянные в прошлом году и столь необходимые в этом башмаки. Так это всего лишь башмаки, а здесь целый Иванов! Который всем нужен, без которого уже непонятно как можно прожить...
   Так что не отсидеться Иванову среди чужих плащей, юбок и нафталина. Пусть даже и не надеется! Стране нужны герои. Хоть такие плохонькие, хоть даже из шкафа.
   Зачем нужны?
   Затем... что нужны! Хотя бы затем, что жить без героев на этом свете было бы очень скучно!..