Иртенина Наталья. Застенок

   Роман вышел из укрытия и, оглядевшись, побрел вдоль забора, рассчитывая найти лазейку. Через сотню метров наткнулся на кусок толстого, трухлявого бревна высотой больше полуметра. Подпер им стену и влез на подставку.
   Здание из коричневого кирпича высилось чуть вдали, за деревьями, возле него передвигались одиночные фигуры в синей одежде. Спустя пару минут Роман внезапно потерял опору под ногами и полетел на землю.
   Он шлепнулся на спину и узрел причину падения. Это были трое молодых людей, одетых в братскую униформу. Они спокойно и невозмутимо глядели на него. Роман поднялся, стряхнул с себя землю, потер ушибленный копчик. Один из братьев-сектантов заговорил:
   — Мы не сделаем тебе плохого, хотя ты враг и хочешь причинить нам зло. Но ты пойдешь с нами.
   — Куда? — спросил Роман.
   — К нашему отцу.
   — А кто ваш отец?
   — Ты враг. Мы не должны тебе отвечать. Пойдем.
   — Ладно.
   Конвоиры выстроились треугольником и повели пленного к воротам.
   Роман не исключал мысли, что с «врагами» сектанты не церемонятся. Но за собственную жизнь опасаться ему не приходилось.
   Его привели к главному входу в здание. С высокого крыльца спускался брат Кирилл, одетый во все белое.
   — Отец, мы привели лазутчика, как ты велел, — сказал один из троих.
   Вокруг собрались поглазеть на живого врага еще с десяток синих братьев и сестер. Все смотрели на него с плохо скрываемым отвращением.
   — Он из тех, кто разрисовывает гадостями забор, — предположил кто-то. — Надо заставить его покрасить ограду.
   Романа предположение возмутило.
   — Это же ваши…
   — Обыщите его, — брат Кирилл оборвал его громким ораторским голосом, недобро глядя на пленника. — А ты не болтай лишнего.
   Пока двое синих ощупывали Романа, он успел заметить кое-что знакомое. На шее брата Кирилла, полускрытый воротником рубахи, красовался кожаный ремешок. Шахматные клетки с двух сторон обступали изображение фигуры с висящей поверху короной. Но фигура эта была не ладья, как у Бубликова, а всего-навсего пешка. Еще не сознавая, что он делает, Роман дотронулся до шеи, провел ладонью по горлу от уха до уха и вытянул руку вверх, склонив при этом голову набок. Знак петли и виселицы. Он проделал все это, пристально глядя на брата Кирилла.
   Тот внезапно посерел лицом, словно увидел ядовитую змею, готовую к броску.
   — Оставьте нас вдвоем, — приказал он пастве.
   Братья и сестры молча и послушно разбрелись.
   «Хорошо он их вымуштровал», — подумал Роман.
   — Кто вы и что вам нужно? — хрипло спросил брат Кирилл.
   Роман отметил его очевидную напуганность.
   — Я один из нас, — ответил он. — Может быть, пройдем в дом?
   — Да, конечно.
   Жестом он пригласил Романа идти за ним. В доме им встретились еще несколько членов общины, всех их брат Кирилл хмуро отправлял на улицу.
   Он привел Романа в комнату, похожую на гостиную. Здесь стояли мягкий диван, два кресла, низкий столик с пепельницей и пачкой сигарет, книжные шкафы. Деревянная обшивка стен придавала помещению фальшиво-благородный облик.
   Роман уверенно занял одно из кресел, выбрав то, что стояло спинкой к окну. И сам подивился той легкости, с какой он играл эту роль. Закрыв дверь, брат Кирилл направился к окну и задернул плотные шторы, не пропускавшие света. На мгновенье они оказались в полутьме, но тут же вспыхнула настенная лампа. Роман понял, что его перехитрили — теперь свет падал прямо на него, оставляя другое кресло, куда сел брат Кирилл, в тени.
   — Опасаетесь подопечных? — Роман совсем чуть-чуть приподнял брови.
   — Нет, но они любопытны. А я этого не люблю.
   — Однако они отлично выдрессированы.
   — Любопытство — порок, который ничем не искоренишь. Только могилой.
   Оба немного посмеялись над шуткой.
   — Хотите чего-нибудь выпить? — спросил брат Кирилл. — Курите?
   — Нет, благодарю.
   — Я держу сигареты только для гостей. Сам не курю — от пророка не должно вонять табаком, даже если это очень хороший табак.
   — Разумно. Пророк — скопище добродетелей?
   Снова посмеялись, обменявшись понимающими взглядами. Впрочем, из-за хорошо смоделированной тени Роман нечетко видел лицо собеседника.
   — Если я правильно понял, — осторожно и как будто неуверенно начал брат Кирилл, — вы сказали, что являетесь одним из нас.
   — Ты правильно понял, — ответил Роман, по роли сочтя нужным перейти на превосходственный тон. Его собеседник оценил это — сам он не посмел вернуться к своему прежнему командирскому «ты».
   — Тогда… — в голосе его слышалось сомнение, — где ваш знак?
   Роман усмехнулся.
   — Ты недоверчив. И подозрителен. Это правильно. Но только не со мной, — последнюю фразу он произнес жестко, подпустив ледяные интонации в голос. Он играл ва-банк. — Я не ношу знака, потому что… Потому что он мне не нужен. Думаю, ты понимаешь, что это значит.
   Он не сомневался: брат Кирилл не имеет никакого представления, что это значит. Но тем лучше — охотнее поверит. Если же не поверит, придется пророку иметь дело с Даром. Хотя, кто знает, подействует ли Дар на своего? Ведь на Бубликова не действовал, Роман проверял и не раз. Но здесь была пешка, а не ладья, и ошейник вместо браслета…
   — Да, — тяжело ответил брат Кирилл. — Да, я понимаю. Я приношу вам извинения за моих остолопов и их хамское поведение. Они не знают правил и не ведают, что творят.
   — Непочтительность пыли под ногами меня не интересует, — пренебрежительно ответил Роман.
   — Да, я понимаю, — пришибленно повторил брат Кирилл. — Что же привело вас к нам?
   — Законный интерес, — согласился Роман. — Однако всего рассказывать тебе я не намерен. Тебе достаточно будет знать, что я… гм… просто собираюсь провести в этом доме пару дней. Надеюсь, в гостеприимстве мне не откажут.
   — О! Вам отведут лучшую комнату. Я велю двум сестрам прислуживать вам. Они поступят в ваше полное распоряжение…
   — Достаточно будет комнаты, — перебил его Роман. — Я нетребователен.
   — Охрана?
   — Не нужно.
   — Как пожелаете. Скажите, как мне называть вас?
   — Называть… Зови меня просто — Роман.
   — Роман?! — несмотря на тень, разведчик мог поклясться, что брат Кирилл побледнел еще больше, чем на крыльце. — Роман Полонский?
   — Да, это мой литературный псевдоним, — ему стоило большого труда сдержать изумление. — Откуда он тебе известен?
   — Нет, это я так, — брат Кирилл заметно сник, чем-то напуганный. Крутившаяся в его пальцах пластмассовая ручка вдруг с треском переломилась пополам. — Нет, ничего. Мне ничего не известно.
   Роман уже собрался спросить, о чем ему ничего неизвестно, но в этот момент дверь гостиной распахнулась, и в комнату вошла женщина. Одета она была в белое платье до пят с длинными узкими рукавами. Сверху до пояса оно плотно облегало стан, от талии стекало на пол свободными складками. Длинные темные волосы также вольно струились вниз.
   Роман остался сидеть в кресле, продолжая играть роль «шахматного» бога.
   — Мне сказали, что ты заперся с каким-то чужаком, которого сняли с ограды, — она обращалась к брату Кириллу, но смотрела на Романа. Это был взгляд женщины, привыкшей оценивать мужчин на предмет их полезности и пригодности для ее нужд. — О чем ты с ним говоришь?
   Ожидая ответа, она села на диван и потянулась к сигаретам. И тут же получила удар по руке.
   — Я говорил тебе, чтоб не смела больше курить? И не лезла в мои дела? — холодная ярость исказила лицо брата Кирилла.
   — Черт! А ты не смей на меня орать. Я хочу знать, кто это, — она ткнула пальцем в сторону Романа.
   — Не твое дело, — брат Кирилл поднялся, крепко схватил женщину за руку и потащил к двери. — Не обращайте на нее внимания, — сказал он гостю, — она немного бесноватая, но совершенно безвредная. Я сейчас все улажу и вернусь.
   — Иди ты, Кир! — огрызнулась женщина, впрочем, покорно давая вытолкнуть себя за дверь. — Мне больно!
   Оставшись один, Роман вспомнил, где видел ее раньше. В памяти всплыла афиша братства — рядом с лицом пророка в отдаленной перспективе словно парит в облаках сестра Мария с протянутыми к зрителю руками и взглядом русалки-девственницы.
   За дверью слышалась возня и приглушенные голоса. Роман встал и быстро переместился ближе к выходу из комнаты. Глаза его ощупывали корешки книг в шкафу, а слух ловил пререкания в коридоре.
   — Кто он, пусти меня, мерзавец, я хочу знать, что ты затеваешь.
   — Я сказал… не твое дело.
   — Нет мое…
   — …останется здесь, и ты будешь с ним ласкова и нежна.
   — Не буду, с какой стати…
   — Будешь, иначе я тебя… будет нужно — и ляжешь под него, поняла?
   — Иди ты, сутенер паршивый.
   — Сейчас убирайся…
   Роман поспешно занял свое место в кресле. Через полминуты брат Кирилл вновь одарил его своим присутствием.
   — Я велел приготовить вашу комнату. Завтрак вам подадут туда.
   — А где кормится паства?
   — В общей столовой.
   — И ты с ними?
   — Нет, это невозможно. Они не должны видеть, как их пророк принимает пищу.
   — А женщина? Какова ее роль?
   — Она… моя помощница. Сестра и мать Мария.
   — Воплощение Богородицы? — усмехнулся Роман.
   — Что-то вроде. Каждый из членов общины должен видеть в ней свою мать.
   — А в тебе — отца?
   — Да.
   — Мать — супруга отца? — спросил Роман, весело прищурив глаза.
   — Нет… то есть… — брат Кирилл был в замешательстве. — Секс в общине запрещен. За этим у нас строго следят.
   — Я не про общину спрашиваю, а про тебя лично. Ты спишь с ней? — Роман холодным взглядом изучал брата Кирилла сквозь расставленные веером пальцы рук.
   — Нет, — хмуро ответил тот.
   — А в сущности, какая мне разница, — вееры полетели в разные стороны. — Проведи меня в мою комнату и покажи, где что находится.
   Роман поднялся и направился к двери. Но выходя из гостиной, вдруг хлопнул себя по лбу.
   — Да, кстати! Чуть не забыл. Я видел, кто расписывает забор непотребщиной. Зачем ты это делаешь?
   Брат Кирилл пожал плечами.
   — Общине нужны враги. Нужно мировое зло, чтобы держать их в узде. Но мир не желает поставлять нам каждодневно свое зло. Так что по возможности обходимся своими силами. Конечно, об этом знают только несколько человек.
   — Остроумно, — похвалил Роман. — Сколько здесь всего живет?
   — Сейчас семьдесят четыре человека, не считая меня и моей…
   — Богородицы, — подсказал Роман. — Вопросов больше не имею.
   За время краткой экскурсии по дому он ознакомился с жизнью общины. Все было очень просто: целыми днями братья и сестры, не занятые в хозяйстве, работали над собой, очищая от скверны окружающий мир, искупляя тем самым свои грехи и готовясь к перемещению с обреченной Земли в обетованный рай. Задумчивыми и молчаливыми привидениями они бродили, неспешно переставляя ноги, по обширной территории усадьбы. Но за переделы забора выход был разрешен только по пропускам, заверенным лично братом Кириллом.
   Сектанты были незлобивы, но и неприветливы. С некоторыми Роман позже пытался наладить разговор, однако мало чего добился. Они отвечали неохотно, односложно или вовсе не хотели слышать его вопросов. Только один раз он получил вразумительный, хотя и малопонятный ответ. Странная вещь бросалась в глаза: у многих была забинтована левая рука, у других он замечал старый рубец в центре кисти. Таким способом было искалечено все мужское население общины. Роман спросил одного из них, что это значит, а в ответ получил довольную улыбку и три слова:
   — Это путь бога.
   Днем общинники медитировали, по вечерам в большом зале дома устраивались семинары с участием всех семидесяти четырех Свидетелей. Все они прошли обряд посвящения, пояснил Роману брат Кирилл, и поэтому могут быть допущены к проведению священных практикумов.
   — Ну, а как насчет лекций? Проповедей, очищающих душу словом и громом?
   — К их душам я взываю в самое удобное для этого время суток — ночью. Сигнал к началу звучит в четыре часа. Спросонья их мозги впитывают, как губка, все, что я им возвещаю. — Брат Кирилл слегка растянул губы в улыбке. — В это время они доверчивы, как котята. Я могу вложить в их сознание любые идеи и образы. Они льнут ко мне, ищут во мне защиту и спасение.
   — Вот где таилась погибель богов, — пробормотал Роман.
   — Что? Простите, я не расслышал…
   — Тебе не обязательно слышать все, что я говорю, — отрезал Роман.
   Брат Кирилл униженно замолчал. Он довел гостя до отведенных ему апартаментов и оставил его в компании сестры-прислужницы, сервирующей стол к завтраку.
   Позже, в течение дня они виделись только мельком. Прохаживаясь по двору среди членов братства, Роман несколько раз ловил на себе взгляд пророка издалека — неприязненный, с затаенной злобой. В ответ он весело махал рукой и как бы невзначай проводил ладонью по горлу.
   На вечерний практикум ему попасть не удалось — брат Кирилл отменил в этот день все занятия. Пастве было велено усердно трудиться над собой и не мешаться под ногами.
   В одиннадцать часов вечера прозвучал отбой. Братья и сестры разошлись по общинным спальням. Роман зевал уже с девяти часов и с радостью повалился в мягкую гостевую постель, едва дом погрузился во тьму.

30. Женская история

   Он проснулся оттого, что в запертую дверь кто-то настойчиво скребся. Роман включил свет и посмотрел на часы. Половина первого. Он встал и приоткрыл дверь.
   В щель проскользнула ночная фея. На ней было то же самое платье, что утром.
   — Ну что смотришь, закрой дверь, — в ее голосе не слышалось прежней скандальности.
   Роман прикрыл дверь.
   — Прошу прощенья, что не одет. — Вся ирония утонула в зевке. — Вообще-то я спал.
   — Но сейчас ты уже не спишь? — Гостья уселась на стул, закинула ногу на ногу, обнажив их, видимо, с расчетом. К нему она пришла босиком.
   Роман хмыкнул, глядя на ее ноги, и сел на кровать.
   — Так чем обязан присутствию дамы в столь поздний час?
   — Дама желает общества. Даме скучно в этом унылом склепе.
   Она вспорхнула со стула и перелетела к нему на кровать, тряхнув волосами. Роман едва не подпрыгнул, будто ужаленный, и отодвинулся подальше от ее гривы.
   — Какой пугливый. Ты что, боишься женщин?
   — Тебя прислал брат Кирилл? — Роман не собирался отвечать на ее вопросы.
   — При чем тут Кир? — она распахнула глаза пошире в знак искренности и невинности. — И не называй его братом. Он такой же брат, как я сестра, — она негромко фыркнула.
   — Кто он тебе?
   — Он? Да никто, — она презрительно дернула плечом.
   — Тогда почему ты здесь? Как я понял, тебе здесь не нравится?
   — А кому здесь может нравится? Только этим психам. Ты Кира не слушай, он тебе вздор про меня наговорил. А я просто… — Роман понял, что сейчас польются слезы, — просто несчастная женщина.
   Она разрыдалась, закрыв лицо руками. Роман осторожно дотронулся до нее, стараясь не касаться волос.
   — Ну… не надо, — произнес он мягко. — Лучше расскажи мне все.
   Рыдания прекратились так же легко, как и начались. Она промокнула глаза уголком одеяла и тяжело вздохнула.
   — Хорошо тебе — ты свободный, сильный. А я подневольная, слабая. Что я могу против него? Он держит свою грязную лапу у меня на горле, — она повернулась к нему лицом, словно озарившись какой-то мыслью, и вдохновенно предложила: — Забери меня отсюда. Я буду твоей, пойду за тобой, куда захочешь, только отними меня у него.
   Роман колебался с ответом.
   — А не боишься, что я ему расскажу? Вот сейчас отведу тебя к нему и расскажу?
   — Не расскажешь, — уверенно заявила она. — Зачем тебе это ничтожество? Тебе нужна я.
   Она протянула руку и коснулась его локтя. Тыльной стороной ладони провела до плеча и выше.
   — Ты сильнее его. Он пресмыкается перед тобой, я видела. А я люблю сильных и красивых мужчин.
   — Что ты еще любишь? — спросил Роман, снимая с себя ее руку.
   — Деньги. Много денег.
   — А если у меня их нет?
   — Есть. Я знаю. Но все равно, сильных мужчин я люблю больше денег… У тебя тут душно.
   Она расстегнула несколько пуговок на лифе платья и искоса взглянула на Романа, чуть усмехнувшись.
   — Расскажи мне о вашей богадельне, — попросил он.
   — Богадельня? — она снова рассмеялась. — В самую точку. Он делает из них богов. А они в это верят.
   — Что это за «путь бога»? Почему у них искалечены руки?
   — Только у мужиков. У женщин другой путь. Хоть это и вздор. Бабы терпеливее, любую боль снести могут.
   — Как это происходит?
   — Каждый, кто хочет попасть в общину, должен пройти обряд посвящения. Здесь есть специальная комната. Там стоят два предмета — один для мужчин, другой для женщин. Крест и гроб. На крест вешают мужиков.
   — Как вешают? — не понял Роман.
   — Обыкновенно. Ну… как это называется… распятие? Привязывают к поперечинам, а одну руку гвоздем приколачивают.
   — И сколько они так висят?
   — Час или два. А женщин кладут в гроб и заколачивают. Тоже на пару часов. Из комнаты посвящения они выходят готовыми идиотами. Зачем тебе знать эти мерзости? — она сделала повторную попытку приласкать его.
   Роман, пребывая под впечатлением, не обратил на попытку внимания.
   — Профессиональный интерес, — ответил он в задумчивости.
   — А какая у тебя профессия? — спросила она, подсаживаясь ближе.
   — Литератор.
   — Литератор? Это что — писатель? Тебе платят большие гонорары? А что ты пишешь? Любовные романы или детективы? — вкрадчивые вопросы сыпались один за другим.
   — Фантастику, — брякнул Роман и вдруг заметил на себе ее ладонь. А ее волосы щекотали ему спину.
   Он пулей вскочил и отлетел от нее, моментально покрывшись нервными мурашками.
   — У тебя никогда не было женщины?
   Роман сел на стул.
   — Послушай, — сказал он, — если тебе нужен секс, в этом доме кроме меня еще по крайней мере полсотни мужиков. Почему бы тебе не выбрать кого-нибудь из них?
   Она презрительно фыркнула.
   — Это не мужчины. Это даже не люди. Кир делает из них гвозди. Как я могу заниматься любовью с бессмысленным гвоздем?
   — Какие гвозди?
   — Обыкновенные гвозди. Которые заколачивают в крышку гроба. — В ее голосе и лице появилась злость. — Он учит их смерти. А я живая, понимаешь, живая. Я жить хочу, что ты мне гвозди под нос суешь? Меня он, слава богу, в гроб еще не укладывал.
   Она сорвалась с места, упала перед ним на колени и горячо взмолилась:
   — Давай убежим отсюда. Сегодня. Сейчас. Завтра будет поздно. Я пойду за тобой хоть на край света, ты не пожалеешь. Только помоги убежать. Одна я не смогу. Он найдет меня и убьет, я знаю, он обещал. Возьми меня с собой, прошу тебя…
   Она снова разрыдалась, уткнув лицо в ладони и склонив перед ним голову. Разметавшиеся волосы касались его коленей.
   Роман протянул руку и медленно провел по ее голове от лба до затылка, словно хотел приласкать и успокоить. Но не об этом он думал. Внезапно схватив ее за волосы, он запрокинул голову женщины назад и взглянул в мокрые от слез глаза.
   — Ты хорошая актриса, — сказал он ледяным тоном. — Это он тебя подослал? Я вижу тебя насквозь. Что вы с ним задумали? Говори!
   Он с силой тряхнул ее, дернув за охапку волос, зажатых в кулаке.
   — Ну ударь меня, если хочешь. Сделай мне больно, бей меня. Я стерплю. Я ведь терпеливая, очень. Только возьми меня с собой. Без меня тебе одному отсюда не выбраться. Здесь хорошая охрана. Но меня они послушают. Они не посмеют мне отказать.
   — Лжешь. Почему я должен бежать отсюда? Отвечай!
   Он был устрашающе спокоен. Она смотрела на него, не смея отвести взгляда.
   — Пусти меня, я отвечу. Теперь уже все равно.
   Мгновение Роман был неподвижен. Затем разжал кулак, отдернул руку и посмотрел на нее так, будто впервые увидел.
   Быстрым, неуловимым движением она вынула что-то из складок платья.
   — Вот, смотри, — на ладони лежал белый шарик. — Это он дал мне, чтобы я подбросила его тебе в вино. Бутылку и рюмки я оставила в коридоре.
   — Почему? — не понял Роман.
   Тихий смешок сорвался с ее губ.
   — Женщина не должна врываться ночью к мужчине с бутылкой. Что бы ты подумал обо мне? Что я алкоголичка и хочу нализаться в твоей компании?
   — Я и без того много чего подумал, — Роман взял шарик. — Что это?
   — Не знаю. Может, снотворное, а может, яд.
   — Почему ты сказала, что завтра будет поздно? Что он задумал?
   — Ты чем-то напугал его. Он вдруг заторопился. Он намечал это на другой день, но теперь перенес на завтра. То есть уже на сегодня. Утром все будет кончено.
   — Что кончено?
   Она снова усмехнулась.
   — Кир отправит их всех в последнее путешествие. В систему Сириуса.
   Она все еще стояла перед ним на коленях. Роман смотрел на нее, не видя, поглощенный тревогой и сомнениями.
   — Он сделает это? — спросил он скорее самого себя.
   — Сделает, не сомневайся, — ответила она. — Теперь ты веришь мне? Я сказала правду. Я так одинока здесь. И я ненавижу его и всех их. Пожалуйста…
   Она обхватила его за ноги, прижалась всем телом.
   — …пожалуйста, люби меня, прошу тебя. Я так истосковалась здесь. Ты не такой, как они, я это сразу поняла, на тебе нет смерти, как на них, ты живой…
   — Живой, — бессмысленно повторил Роман, с ужасом глядя на ее волосы, тоненькими змейками расползшиеся по его ногам. — Живой…
   Молниеносным движением он оттолкнул ее от себя и вскочил со стула. От сильного толчка она упала на пол.
   — Уходи, — сказал он, тяжело дыша. — Сейчас.
   Она непонимающе смотрела на него снизу вверх. Волосы дождевыми струями исчертили лицо.
   — Убирайся, — повторил Роман.
   Он видел, как непонимание сменяется на лице женщины злобой, а затем ненавистью.
   — Я ошиблась, — проговорила она с тихой яростью в голосе. — Ты такой же, как он. Ненавижу вас.
   Она поднялась и метнулась к двери. Быстро выдернула торчащий в скважине ключ, и через мгновенье Роман услышал звук запираемого с той стороны замка. Он бросился к двери, но опоздал.
   Нечего было и думать вышибить дверь из крепкого дерева. Но его это не волновало. Утром он заставит их освободить его и раскаяться в своих глупых действиях.

31. Последняя битва времен

   В эту ночь он больше не смог заснуть.
   Женщина сказала ему правду, он не сомневался в том. Роман сморщился, как от боли, вспомнив свое властное ледяное спокойствие, с каким он вцепился в ее гриву, выпытывая эту правду. Слишком хорошо он играл весь день свою роль — до отвращения хорошо.
   Живой! Роман усмехнулся.
   Посветлевшее небо отвлекло его от раздумий. Он подошел к окну и открыл створку. Внизу, в стороне виднелось укрытое серой предрассветной мглой парадное крыльцо. Двор расстилался как на ладони. Он сможет наблюдать за представлением. Если, конечно, брат Кирилл не решит устраивать конец света для своих «чад» в доме. Но насколько Роман разбирался в эстетике концов света, это мероприятие требовало простора и свежего воздуха.
   Через час или около того он понял, что не ошибся. Едва над горизонтом протянулись первые лучи, из дома, как горох, посыпались Свидетели Креста, с заспанными физиономиями, растерянно оглядывающиеся. Они толпились перед крыльцом и молча ждали.
   Скоро на улицу вышел пророк. Остановился на верхней ступеньке крыльца и поднял вверх левую руку.
   В утренней тишине слова проповедника раздавались как грохот картошки, высыпаемой на деревянный пол, — звучно и одновременно глухо.
   — Чада мои. Божественный путь тернист и труден. Сегодня мы подошли к его пределу. Вы все знаете — на нашей общине лежит благодать Божия. Здесь, — пророк простер руку, очертив полукруг, — все белое, как свет истины. Там, — он махнул вдаль, за ворота, — все черное от дыма и копоти греха. Там гульбище сатаны и порока. Не раз мы сталкивались со злобой и бешенством мира. Они никогда не простят нам того, что мы лучше их, что мы спасемся, а они погибнут. Они натравливают на нас милицию, пишут о нас гадости в газетах, смеются нам в лицо. Наши враги не оставят нас в покое, пока живы.
   Паства сдержанно загомонила и зашевелилась.
   — Но враги не узрят нашего поражения, мы победим, опередив их. Сегодня мы будем уже далеко, в земле обетованной, а их постигнет заслуженная кара. Этой ночью мне было видение. Синий ангел спустился с небес и возвестил о наступившем Сроке. Сегодня мы покинем эту грязную землю и, очистившись, возродимся к новой жизни под новым солнцем.
   Сестра Мария, стоявшая на крыльце позади пророка, украдкой поглядывала вверх, на Романа. Она давно заметила его торчащую в окне голову и явственно волновалась по этому поводу. Скорей всего, подумал Роман, она не поставила в известность брата Кирилла о невыполненном ночном задании, и тот уверен, что гость полностью обезврежен. Но гость бездействовал лишь потому, что хотел досмотреть спектакль. Он был убежден, что в последнюю минуту сумеет остановить это движение к смерти, даже если он не «шахматный» бог, а всего лишь… А в самом деле — где его место в этой «игровой» иерархии? У него нет знака — кто должен вручить ему кожаный ремешок? И можно ли от него отказаться?
   Роман отогнал мысли, мешавшие смотреть представление. А оно уже входило в кульминационную фазу. Два синих брата вынесли из дома столик и поставили у крыльца. Сестра Мария взгромоздила на него большую стеклянную емкость, наполненную зеленоватой жидкостью. В посудину поменьше она отлила часть зеленухи. Пророк тем временем продолжал:
   — Мы должны поторопиться. Враг приближается. Бог призывает его сюда, на это место, где после нашего ухода разразится начало конца. Он уже близко. Через несколько часов Вечный жид будет стоять у этих ворот, изрыгая дым из смердящей глотки. И горе тому, кто не успеет убраться с его пути! Поспешим же, чада мои. Здесь, — пророк указал на емкости с жидкостью, — в этой чаше ваше вечное спасение…