Роман опустился на стул напротив хозяина кабинета.
— Итак, Саломея Африканова, приятная во всех отношениях дама, обернулась весьма решительным молодым человеком, не теряющим времени даром.
Роман скромно потупил глаза.
— Ну что ж, давайте знакомиться. Моя фамилия Бубликов, Сергей Владиленович. Я заместитель главного редактора по всем без исключения вопросам.
— Полоскин Роман. Литератор, — лаконично отрекомендовался Роман.
— Весьма рад нашему знакомству. Надеюсь, оно будет продолжено. Так. Ну, думаю, суть предложения вам в общих чертах ясна. Мы хотим видеть вас, дорогой Роман, в числе наших постоянных авторов. Полное название вы, наверное, видели на двери. Главное, как вы, конечно, догадались, кроется в двух последних словах. Тайнопись времен — это наш хлеб насущный и уникальная, не преувеличиваю, рыночная ниша. Уверяю, больше изданий с таким профилем в России пока нет. Я имею в виду, конечно, периодические издания. Книжная отрасль — не наше дело, там, как говорится, свои законы. Тайнопись времен — это звучит гордо. Сразу бьет по нервам, щекочет струнки где-то там, в потемках души. Пленяет, чарует, завораживает. А? Я не прав?
— Ну почему же… — уклончиво пробормотал Роман.
— Безусловно. Публике нужны тайны. Нужны, как хлеб. И чем древнее тайны, тем лучше. Древность сама по себе уже есть тайна превеликая. Она всегда будет влечь к себе интерес публики. А интересы публики для нас закон. Чего хочет читатель, того хотим мы. Но! — Сергей Владиленович поднял вверх палец. — Велико искусство печати. А наибольшая искусность в том, чтобы читатель захотел того, чего от него хотим мы. Вы понимаете?
— Да-да, — рассеянно ответил Роман, рассматривая корешки книг в шкафу за спиной Сергея Владиленовича.
— Нужно приучать читателя к высокому искусству. Как это сделать, спросите вы. Ведь читатель в большинстве своем хочет одного — кайфа. А мы подсовываем ему какое-то искусство. Да он и смотреть на это не будет. Вот тут-то и кроется хитрость. Мы делаем искусство реальностью. Мы не говорим, что это — искусство. Мы убеждаем читателя: то, что он держит в руках — это жизнь, самая настоящая, неподдельная, кипучая, щекочущая нервишки, богатая на сенсации, открытия века и тайны, тайны, тайны, разгаданные и замурованные. — Бубликов увлеченно рубил ладонью воздух.
— То есть… я не вполне понимаю…
— Сейчас поймете. Жизнь должна стать искусством. Почти игрой, твореньем праздного ума. Чтобы, как говорится, жить стало легче и веселей. Так вот, «Дирижабль» — это искусство расцвечивания реальности. Это не просто журнал, это стиль жизни, состояние души, целая программа. Ах, дорогой Роман, вам, как никому другому должно быть известно, что люди жаждут праздника. Они хотят фейерверков, маскарадов, карнавалов. А что все это такое, как не обман? В лучшем случае — самообман. А вы знаете, как еще называется обман?
— Неправда, фальшивка, враки, брехня, клевета, фикция, — Роман задумчиво перечислял синонимический ряд.
— Со-чи-ни-тель-ство, — торжественно объявил Сергей Владиленович.
— Вы предлагаете сочинительство выдавать за реальность? — опешил Роман. — Называть вранье правдой? И это будет искусство?
— Безусловно. Ведь что такое правда? Это не то, что истинно, а то. чему больше верят. Будьте спокойны, читателю это нужно, он хочет этого. «Ах, обмануть меня нетрудно, я сам обманываться рад». Это сказал Пушкин. Чего же иного вы хотите от простого и даже не совсем умного читателя?
— Как-то это все… — неуверенно сопротивлялся Роман. — Некорректно.
— Очень даже корректно, — Сергей Владиленович замахал на Романа руками. — Не тухлое же мясо или кислое молоко мы продаем. Мы продаем кайф. И читатель знает, что покупает кайф. А сила этого кайфа увеличивается соразмерно степени реальности нашего товара. Если мы утверждаем, что это — жизнь, взаправдашний мир, кайф достигает просто гигантских масштабов.
— Вы думаете, так легко выдать вранье за правду? — все еще сомневался Роман.
— Конечно! Надо только знать, что именно выдавать за правду. Беллетристику за истину не выдашь, это уж точно. Возможна лишь максимальная степень приближения. Но кто скажет, что материалы серьезного исторического издания, хоть и популярного — это блеф?
— Ну, историки там… специалисты.
— Вы шутите! — Сергей Владиленович в изумлении откинулся на спинку кресла. — Какой уважающий себя профессионал станет тратить время на популярное массовое чтиво? Да если и прочтет, что с того? Пожмет плечами и умоет руки. Не станет же он писать опровержения. Ну предположим, и напишет. Так ведь кто будет читать эти опровержения, кроме опять же специалистов? Нормальному читателю эти игрушки снобов-историков ни к чему. Ему кайф нужен, а не научные выпендрежи.
— Понимаю, — кивнул головой Роман. — И все же я не совсем уловил — чем я могу пригодиться? В тайнописи времен я профан.
— Напрасно вы так думаете, — энергично возразил Сергей Владиленович. — Тайнопись времен — такое же изобретение праздного ума, как и все, о чем мы с вами здесь сейчас говорим. Вся тайнопись содержится в головах наших авторов — даже не в моей и тем более не в голове моего начальства. Все в ваших руках, любезный Роман. Ведь вы далеко не случайный здесь гость. Вы для нас даже не полуфабрикат. Вас не надо учить, готовить. Вы — наш идеальный автор.
— Это вы на основании одного рассказа сделали такой вывод? — удивился Роман.
— Именно! — воскликнул Бубликов. — В иных случаях достаточно бывает одного только слова. Да вы и представить себе не можете, милый Роман, какой вы для нас клад! Такие, как вы, большая редкость. Мы были бы счастливы, если бы все наши авторы прошли через то, что выпало вам. Но, к сожалению, не всем дано разбивать границы реальности собственной смертью. — Сергей Владиленович с сожалением развел руками.
До Романа не сразу дошел смысл его слов. А когда дошел, он ошарашенно воззрился на собеседника:
— А-а… что?… ч-чем?
— О, не обращайте внимания, — замахал руками Сергей Владиленович. — В свое время вы все поймете. Будьте спокойны, вашей жизни ничего не угрожает. Я очень надеюсь, что вы согласитесь с нами сотрудничать. Оплату мы гарантируем высокую. Ну как, по рукам?
— Хорошо. Я попробую, — в голосе Романа звучала явная неуверенность в своих силах и возможностях в качестве тайнописца.
— Замечательно! — обрадовался Сергей Владиленович и протянул Роману через стол руку. — Я знал, что вы не откажетесь.
Бубликов повернулся к шкафу и выудил два ярких журнала.
— Вот наша продукция. — Сергей Владиленович светился удовольствием. — Это вы, Роман, возьмете с собой, как методологический материал. Почитайте, вникните в суть с учетом того, что я вам говорил. И приступайте к работе. Для начала, я думаю, вам нужно попробовать что-нибудь простое. И приносите сразу, как будет готово. Я всегда здесь, у себя. А если нет, то спросите у Регины. С Региной вы ведь уже познакомились? — Сергей Владиленович смотрел на Романа просто, без всяких хитрых намеков, но все равно заставил его нервно ерзнуть на стуле.
— Познакомились.
— Прекрасно. Да, и побольше субъективности. Субъективность, дорогой Роман, — это единственное богатство человека. И не стоит от него отказываться ради серой, грубой объективности. Объективность, мой друг, — это равнение на всех, но, поверьте, в той жизни, которую ведет девяносто девять процентов населения планеты, нет ничего заманчивого. Куда приятней блуждать по райским садам собственной фантазии, не правда ли? — Бубликов раскинулся в кресле, заложив руки за голову. Речь его стала медлительна и сладка, как полузасахаренный мед. — Так вот, наша цель — сделать вашу фантазию, вашу дивную субъективность достоянием каждого, кто обделен сим богатством. Бог велел делиться с нищими. Мы используем вашу фантазию как отмычку для взламывания чужих сейфов — человеческих душ. Мы опустошаем их, чтобы сделать богаче. Вы не пожалеете. Ну, не смею вас больше задерживать. — Сергей Владиленович снова принял деловой вид.
— До свиданья, — Роман поднялся со стула.
— Всего хорошего. И удачи вам.
В коридорчике Роман вновь испытал на себе изучающий и оценивающий взгляд царских очей Регины.
— До свиданья, — сказал он, быстро продвигаясь к выходу, дабы избежать новых поползновений со стороны ретивой секретарши.
— До встречи, сладкий мой, — томно ответила Регина, и в голосе ее, похожем на ночную тайну, содержалось верное обещание дальнейших приключений и будущего сладострастья.
Роман стремительно выскочил за дверь и понесся к лестнице, позабыв о лифте. Поспешное отступление обернулось паденьем со ступенек, во время которого он лишь крепче прижал к себе глянцевые журналы, предоставив собственную безопасность произволу судьбы. Судьба оказалась милостивой. Она одарила его всего лишь шишкой на лбу и синяком на колене.
10. Преданья старины глубокой
11. Наука о конце света
— Итак, Саломея Африканова, приятная во всех отношениях дама, обернулась весьма решительным молодым человеком, не теряющим времени даром.
Роман скромно потупил глаза.
— Ну что ж, давайте знакомиться. Моя фамилия Бубликов, Сергей Владиленович. Я заместитель главного редактора по всем без исключения вопросам.
— Полоскин Роман. Литератор, — лаконично отрекомендовался Роман.
— Весьма рад нашему знакомству. Надеюсь, оно будет продолжено. Так. Ну, думаю, суть предложения вам в общих чертах ясна. Мы хотим видеть вас, дорогой Роман, в числе наших постоянных авторов. Полное название вы, наверное, видели на двери. Главное, как вы, конечно, догадались, кроется в двух последних словах. Тайнопись времен — это наш хлеб насущный и уникальная, не преувеличиваю, рыночная ниша. Уверяю, больше изданий с таким профилем в России пока нет. Я имею в виду, конечно, периодические издания. Книжная отрасль — не наше дело, там, как говорится, свои законы. Тайнопись времен — это звучит гордо. Сразу бьет по нервам, щекочет струнки где-то там, в потемках души. Пленяет, чарует, завораживает. А? Я не прав?
— Ну почему же… — уклончиво пробормотал Роман.
— Безусловно. Публике нужны тайны. Нужны, как хлеб. И чем древнее тайны, тем лучше. Древность сама по себе уже есть тайна превеликая. Она всегда будет влечь к себе интерес публики. А интересы публики для нас закон. Чего хочет читатель, того хотим мы. Но! — Сергей Владиленович поднял вверх палец. — Велико искусство печати. А наибольшая искусность в том, чтобы читатель захотел того, чего от него хотим мы. Вы понимаете?
— Да-да, — рассеянно ответил Роман, рассматривая корешки книг в шкафу за спиной Сергея Владиленовича.
— Нужно приучать читателя к высокому искусству. Как это сделать, спросите вы. Ведь читатель в большинстве своем хочет одного — кайфа. А мы подсовываем ему какое-то искусство. Да он и смотреть на это не будет. Вот тут-то и кроется хитрость. Мы делаем искусство реальностью. Мы не говорим, что это — искусство. Мы убеждаем читателя: то, что он держит в руках — это жизнь, самая настоящая, неподдельная, кипучая, щекочущая нервишки, богатая на сенсации, открытия века и тайны, тайны, тайны, разгаданные и замурованные. — Бубликов увлеченно рубил ладонью воздух.
— То есть… я не вполне понимаю…
— Сейчас поймете. Жизнь должна стать искусством. Почти игрой, твореньем праздного ума. Чтобы, как говорится, жить стало легче и веселей. Так вот, «Дирижабль» — это искусство расцвечивания реальности. Это не просто журнал, это стиль жизни, состояние души, целая программа. Ах, дорогой Роман, вам, как никому другому должно быть известно, что люди жаждут праздника. Они хотят фейерверков, маскарадов, карнавалов. А что все это такое, как не обман? В лучшем случае — самообман. А вы знаете, как еще называется обман?
— Неправда, фальшивка, враки, брехня, клевета, фикция, — Роман задумчиво перечислял синонимический ряд.
— Со-чи-ни-тель-ство, — торжественно объявил Сергей Владиленович.
— Вы предлагаете сочинительство выдавать за реальность? — опешил Роман. — Называть вранье правдой? И это будет искусство?
— Безусловно. Ведь что такое правда? Это не то, что истинно, а то. чему больше верят. Будьте спокойны, читателю это нужно, он хочет этого. «Ах, обмануть меня нетрудно, я сам обманываться рад». Это сказал Пушкин. Чего же иного вы хотите от простого и даже не совсем умного читателя?
— Как-то это все… — неуверенно сопротивлялся Роман. — Некорректно.
— Очень даже корректно, — Сергей Владиленович замахал на Романа руками. — Не тухлое же мясо или кислое молоко мы продаем. Мы продаем кайф. И читатель знает, что покупает кайф. А сила этого кайфа увеличивается соразмерно степени реальности нашего товара. Если мы утверждаем, что это — жизнь, взаправдашний мир, кайф достигает просто гигантских масштабов.
— Вы думаете, так легко выдать вранье за правду? — все еще сомневался Роман.
— Конечно! Надо только знать, что именно выдавать за правду. Беллетристику за истину не выдашь, это уж точно. Возможна лишь максимальная степень приближения. Но кто скажет, что материалы серьезного исторического издания, хоть и популярного — это блеф?
— Ну, историки там… специалисты.
— Вы шутите! — Сергей Владиленович в изумлении откинулся на спинку кресла. — Какой уважающий себя профессионал станет тратить время на популярное массовое чтиво? Да если и прочтет, что с того? Пожмет плечами и умоет руки. Не станет же он писать опровержения. Ну предположим, и напишет. Так ведь кто будет читать эти опровержения, кроме опять же специалистов? Нормальному читателю эти игрушки снобов-историков ни к чему. Ему кайф нужен, а не научные выпендрежи.
— Понимаю, — кивнул головой Роман. — И все же я не совсем уловил — чем я могу пригодиться? В тайнописи времен я профан.
— Напрасно вы так думаете, — энергично возразил Сергей Владиленович. — Тайнопись времен — такое же изобретение праздного ума, как и все, о чем мы с вами здесь сейчас говорим. Вся тайнопись содержится в головах наших авторов — даже не в моей и тем более не в голове моего начальства. Все в ваших руках, любезный Роман. Ведь вы далеко не случайный здесь гость. Вы для нас даже не полуфабрикат. Вас не надо учить, готовить. Вы — наш идеальный автор.
— Это вы на основании одного рассказа сделали такой вывод? — удивился Роман.
— Именно! — воскликнул Бубликов. — В иных случаях достаточно бывает одного только слова. Да вы и представить себе не можете, милый Роман, какой вы для нас клад! Такие, как вы, большая редкость. Мы были бы счастливы, если бы все наши авторы прошли через то, что выпало вам. Но, к сожалению, не всем дано разбивать границы реальности собственной смертью. — Сергей Владиленович с сожалением развел руками.
До Романа не сразу дошел смысл его слов. А когда дошел, он ошарашенно воззрился на собеседника:
— А-а… что?… ч-чем?
— О, не обращайте внимания, — замахал руками Сергей Владиленович. — В свое время вы все поймете. Будьте спокойны, вашей жизни ничего не угрожает. Я очень надеюсь, что вы согласитесь с нами сотрудничать. Оплату мы гарантируем высокую. Ну как, по рукам?
— Хорошо. Я попробую, — в голосе Романа звучала явная неуверенность в своих силах и возможностях в качестве тайнописца.
— Замечательно! — обрадовался Сергей Владиленович и протянул Роману через стол руку. — Я знал, что вы не откажетесь.
Бубликов повернулся к шкафу и выудил два ярких журнала.
— Вот наша продукция. — Сергей Владиленович светился удовольствием. — Это вы, Роман, возьмете с собой, как методологический материал. Почитайте, вникните в суть с учетом того, что я вам говорил. И приступайте к работе. Для начала, я думаю, вам нужно попробовать что-нибудь простое. И приносите сразу, как будет готово. Я всегда здесь, у себя. А если нет, то спросите у Регины. С Региной вы ведь уже познакомились? — Сергей Владиленович смотрел на Романа просто, без всяких хитрых намеков, но все равно заставил его нервно ерзнуть на стуле.
— Познакомились.
— Прекрасно. Да, и побольше субъективности. Субъективность, дорогой Роман, — это единственное богатство человека. И не стоит от него отказываться ради серой, грубой объективности. Объективность, мой друг, — это равнение на всех, но, поверьте, в той жизни, которую ведет девяносто девять процентов населения планеты, нет ничего заманчивого. Куда приятней блуждать по райским садам собственной фантазии, не правда ли? — Бубликов раскинулся в кресле, заложив руки за голову. Речь его стала медлительна и сладка, как полузасахаренный мед. — Так вот, наша цель — сделать вашу фантазию, вашу дивную субъективность достоянием каждого, кто обделен сим богатством. Бог велел делиться с нищими. Мы используем вашу фантазию как отмычку для взламывания чужих сейфов — человеческих душ. Мы опустошаем их, чтобы сделать богаче. Вы не пожалеете. Ну, не смею вас больше задерживать. — Сергей Владиленович снова принял деловой вид.
— До свиданья, — Роман поднялся со стула.
— Всего хорошего. И удачи вам.
В коридорчике Роман вновь испытал на себе изучающий и оценивающий взгляд царских очей Регины.
— До свиданья, — сказал он, быстро продвигаясь к выходу, дабы избежать новых поползновений со стороны ретивой секретарши.
— До встречи, сладкий мой, — томно ответила Регина, и в голосе ее, похожем на ночную тайну, содержалось верное обещание дальнейших приключений и будущего сладострастья.
Роман стремительно выскочил за дверь и понесся к лестнице, позабыв о лифте. Поспешное отступление обернулось паденьем со ступенек, во время которого он лишь крепче прижал к себе глянцевые журналы, предоставив собственную безопасность произволу судьбы. Судьба оказалась милостивой. Она одарила его всего лишь шишкой на лбу и синяком на колене.
10. Преданья старины глубокой
С обложки ему весело улыбался смешной человечек в цилиндре и с зонтиком в руках, сидящий на бортике корзины воздушного шара.
На изучение двух номеров «Дирижабля» Роман потратил оба выходных дня. Он с головой погрузился в непостижимый мир человеческой фантазии, подогреваемой жарким огнем тайнописи времен. Здесь сенсация сидела на сенсации, древние легенды пришпоривались научными открытиями, мифы обретали статус доказанной реальности, традиционные представления, бытовавшие веками, объявлялись мифом и выворачивались наизнанку. Будущий тайнописец наслаждался вывихами нездоровой фантазии. Он почувствовал к ним внезапный вкус, ощутил этот изнаночный мир своей отчизной и проникся к нему симпатией.
Чтение обогатило его бесподобными образчиками нового, нетрадиционного мышления. В предисловии журнала заявлялось, что целью его является перепрограммирование человеческого разума в соответствии с духом времени. Что редакция журнала считает своим долгом внедрение современных научных достижений в умы просвещенных читателей. Роману ничего другого не оставалось, как, зачислив себя в просвещенные читатели, углубиться в методологию внедренческих технологий.
Сперва его увлекла занимательная история маркиза де Сада, который вовсе не был таким уж чудовищем, каким его сделали в последние двести лет досужие вымыслы. Маркиза безвинно оклеветали — и никто иной как его собственная жена и ее досточтимое семейство де Монтрей. Как всегда, выплыть истине на свет Божий помог случай. При реконструкции замка в нормандском местечке Эшофур на севере Франции, бывшим когда-то собственностью рода Монтрей, строители обнаружили замурованную в стену рукопись. Ею оказался дневник одного из потомков несчастного маркиза, содержащий подробный пересказ предсмертной исповеди прабабки автора рукописи. В исповеди Рене-Пелажи де Монтрей, в замужестве маркиза де Сад, признавалась в следующем: все то, чем при жизни, а пуще впоследствии, был знаменит маркиз, — ее собственный грех. Это ее развратная природа толкала на все те мерзости, описанные в произведениях, авторство которых теперь, в свете новых фактов необходимо пересмотреть. Оклеветанный же маркиз, любивший жену без памяти и поэтому вынужденный брать на себя все ее вульгарные и преступные сексуальные похождения, более трети жизни провел в тюрьме. Застенки стали его домом в результате происков семейства Монтрей, покрывавших таким варварским способом похождения своей дочери, а также самой Рене-Пелажи, безумно ревновавшей без всяких причин бедного маркиза. Только тюремные стены были в ее глазах надежным препятствием для супружеских измен. Несчастный муж все сносил терпеливо и беспрекословно, храня тайну жены глубоко в сердце. Вся слава маркиза должна была по праву принадлежать его чудовищной супруге, пользовавшейся любовью мужа. Самому же маркизу удалось совершить в жизни лишь одно решительное деяние — разрушение Бастилии. В неспокойные дни начала июля 1789 г. де Сад из окна Бастильской башни, где он содержался, призывал бурливший страстями народ ринуться на штурм крепости-тюрьмы. Четырнадцатого июля Бастилия пала. Но на судьбе безвинной жертвы преступных страстей это почти никак не отразилось. Слава де Сада уже самостоятельно делала свое черное дело.
Роман поразился необыкновенной легкости, с коей автор статьи жонглировал известными фактами биографии маркиза. Но, видимо, искусство, о котором говорил Бубликов, в том и состояло, чтобы всем известное превращать в неизвестное и делать его опять же широко известным при помощи «Дирижабля». Роман оценил гениальность концепции.
Очень ему понравилась и история библиотеки Ивана Грозного, пропавшей без следа в шестнадцатом веке. Автору статьи удалось отыскать зацепку, благодаря которой библиотека могла бы быть найдена и возвращена в лоно русской культуры. В Московском архиве древних актов обнаружился документ, ошеломивший ученых. В документе четко и ясно говорилось о трагической судьбе, постигшей библиотеку. Как известно, Иван Грозный, особенно в последние годы жизни, страдал приступами душевной болезни. Болезнь разжигала год от года его кровожадность, лютость и вспыльчивость. Однажды грозный царь сильно осерчал на кремлевскую библиотеку за то, что на него обрушился один из книжных стеллажей, завалив его тяжелыми пыльными фолиантами. Надо признать, металлические накладки средневековых книг, увесистые драгоценные оклады, толстые переплетные доски служат вполне достаточным объяснением гнева государя. Случилось это за год до его смерти — в 1583 г. И в том же году в Москву прибыло посольство Ермака с вестью о победе над Сибирским ханством. Начиналась эпоха освоения Сибири и ее немереных просторов. А библиотека Ивана Грозного стала пионером сибирской ссылки. Разъяренный царь велел отправить опальную библиотеку, всю до последнего тома, в бывшую столицу Сибирского ханства — Кашлык. С глаз долой, из сердца вон — в дикие, почти необжитые места, на очевидную погибель. Сопровождением библиотеки были определены триста стрельцов, прибывшие в Кашлык к зиме. Долгое время историками считалось, что стрельцов послали на помощь Ермаку и его небольшому отряду казаков. Но снаряжение стрельцов оказалось до того худым и негодным для суровой сибирской зимы, да и провианта с собой они почти не взяли, что все триста человек полегли той зимой от голода и холода. Ведь обозы, пришедшие с ними, везли книги, а не еду и одежду. Что стало с библиотекой далее — пока покрыто мраком тайны. Возможно, ее растащили на хозяйственные нужды аборигены. Но вполне вероятно, что библиотека и сейчас хранится где-нибудь в целости и сохранности. Так или иначе, ученые будут искать и бороться за возвращение библиотеки из сибирской ссылки, длящейся вот уже более четырехсот лет.
Но самым замечательным открытием в реестре «Дирижабля» оказалась разгадка тайны Стоунхенджа и тому подобных мегалитических конструкций каменного века. Удивительные постройки из гигантских каменных блоков, установленных в строгом порядке, ошибочно считались ранее святилищами солнца и древними астрономическими обсерваториями. Эти величественные строения встречаются во многих странах: в Скандинавии, Ирландии, Франции, Португалии, Испании, Италии, на Мальте. Но единого мнения относительно их назначения среди ученых до сих пор не было. Сходились только в одном: эти древние храмы имели отношение к солнцу. Во всех них есть церемониальная тропа, направленная на точку горизонта, где когда-то всходило солнце в день летнего солнцеворота. И только современному английскому астроному сэру Джорджу Нуккеру удалось найти исчерпывающий ответ на все вопросы и дать точное определение цели древних святилищ. Все «стоунхенджи» Европы были когда-то аккумуляторами солнечной энергии, питавшей древние космические корабли! Эти на первый взгляд беспорядочные скопления многотонных каменных глыб представляли собой специально оборудованные взлетно-посадочные гнезда. Сэр Нуккер сделал предположение, что космические корабли древних людей, израсходовав свой технический потенциал, проще говоря, износившись, на землю не возвращались, а распылялись где-то там, в космосе. Именно поэтому до сих пор не найдены останки хотя бы одного первобытного аппарата. Сейчас даже трудно предположить, из чего они были сделаны, как выглядели, и каков принцип работы их двигателей. Ясно только одно: человечество уже четыре тысячи лет назад свободно летало в космос. Автор статьи предлагал читателям вспомнить о многочисленных изображениях древних астронавтов и их летательных аппаратов на скалах, камнях, глиняных табличках, в старинных рукописях. А знаменитые на весь мир взлетно-посадочные полосы северной и южной Америк! А древний шумерский эпос о Гильгамеше! Там дано совершенно явственное описание удаляющейся и уменьшающейся в размерах Земли, как если бы на нее смотрел астронавт из верхних слоев атмосферы и из космоса! И здесь есть о чем задуматься. Правда об этих древних полетах либо была напрочь забыта, что вообще-то маловероятно, либо намеренно скрывается неведомыми силами, враждебными человечеству. «Что же это за силы, которые препятствовали несколько тысячелетий, вплоть до второй половины ХХ века, проникновению человека в космос?!» — восклицает автор статьи. Да и смирились ли они сейчас с тем, что люди уже пять десятков лет бороздят просторы космоса? Не предстоит ли нам в будущем жестокая борьба с этими скрытыми силами? Далее автор делает смелое предположение о природе сих таинственных сил. Он заводит речь о происхождении человека. Да, любезный читатель, человек произошел вовсе не от обезьяны. И не от Адама с Евой. Предками нынешнего человечества были падшие ангелы, восставшие против Творца. В итоге они оказались заточенными на захолустной, провинциальной планете Земля, где на много световых лет вокруг нет ничего живого. Здесь падшие ангелы постепенно выродились в людей. Ведь женщин среди них не было. Приходилось пользоваться тем, что нашлось на этой Богом оставленной планете — жалкими, волосатыми с головы до ног, жмущимися по пещерам существами, точнее, их самками. Неудивительно, что, сколь ни быстро шло вырождение, первые люди были гораздо умнее и сильнее современного человека, хотя и не обладали, как мы, разработанной теорией и техническим обеспечением. Стремясь вернуться назад, на историческую родину, они строили примитивные космические корабли. Но сроки тогда еще не минули. Космос был для них под запретом. И только сейчас он вновь стал доступен нам — но не означает ли это, что близится решающий момент? Быть может, наступает черед Последней битвы?… Дальнейшее автор не берется предсказывать и скромно умолкает. Он и так взял на себя слишком многое…
Усвоив методологию, Роман решил начать с простенького, как и советовал Бубликов. Со школьной скамьи в голове у него засел вопрос: «Откуда есть пошла земля Русская?» Им-то он и занялся.
Итак, в начале были Скифы…
На изучение двух номеров «Дирижабля» Роман потратил оба выходных дня. Он с головой погрузился в непостижимый мир человеческой фантазии, подогреваемой жарким огнем тайнописи времен. Здесь сенсация сидела на сенсации, древние легенды пришпоривались научными открытиями, мифы обретали статус доказанной реальности, традиционные представления, бытовавшие веками, объявлялись мифом и выворачивались наизнанку. Будущий тайнописец наслаждался вывихами нездоровой фантазии. Он почувствовал к ним внезапный вкус, ощутил этот изнаночный мир своей отчизной и проникся к нему симпатией.
Чтение обогатило его бесподобными образчиками нового, нетрадиционного мышления. В предисловии журнала заявлялось, что целью его является перепрограммирование человеческого разума в соответствии с духом времени. Что редакция журнала считает своим долгом внедрение современных научных достижений в умы просвещенных читателей. Роману ничего другого не оставалось, как, зачислив себя в просвещенные читатели, углубиться в методологию внедренческих технологий.
Сперва его увлекла занимательная история маркиза де Сада, который вовсе не был таким уж чудовищем, каким его сделали в последние двести лет досужие вымыслы. Маркиза безвинно оклеветали — и никто иной как его собственная жена и ее досточтимое семейство де Монтрей. Как всегда, выплыть истине на свет Божий помог случай. При реконструкции замка в нормандском местечке Эшофур на севере Франции, бывшим когда-то собственностью рода Монтрей, строители обнаружили замурованную в стену рукопись. Ею оказался дневник одного из потомков несчастного маркиза, содержащий подробный пересказ предсмертной исповеди прабабки автора рукописи. В исповеди Рене-Пелажи де Монтрей, в замужестве маркиза де Сад, признавалась в следующем: все то, чем при жизни, а пуще впоследствии, был знаменит маркиз, — ее собственный грех. Это ее развратная природа толкала на все те мерзости, описанные в произведениях, авторство которых теперь, в свете новых фактов необходимо пересмотреть. Оклеветанный же маркиз, любивший жену без памяти и поэтому вынужденный брать на себя все ее вульгарные и преступные сексуальные похождения, более трети жизни провел в тюрьме. Застенки стали его домом в результате происков семейства Монтрей, покрывавших таким варварским способом похождения своей дочери, а также самой Рене-Пелажи, безумно ревновавшей без всяких причин бедного маркиза. Только тюремные стены были в ее глазах надежным препятствием для супружеских измен. Несчастный муж все сносил терпеливо и беспрекословно, храня тайну жены глубоко в сердце. Вся слава маркиза должна была по праву принадлежать его чудовищной супруге, пользовавшейся любовью мужа. Самому же маркизу удалось совершить в жизни лишь одно решительное деяние — разрушение Бастилии. В неспокойные дни начала июля 1789 г. де Сад из окна Бастильской башни, где он содержался, призывал бурливший страстями народ ринуться на штурм крепости-тюрьмы. Четырнадцатого июля Бастилия пала. Но на судьбе безвинной жертвы преступных страстей это почти никак не отразилось. Слава де Сада уже самостоятельно делала свое черное дело.
Роман поразился необыкновенной легкости, с коей автор статьи жонглировал известными фактами биографии маркиза. Но, видимо, искусство, о котором говорил Бубликов, в том и состояло, чтобы всем известное превращать в неизвестное и делать его опять же широко известным при помощи «Дирижабля». Роман оценил гениальность концепции.
Очень ему понравилась и история библиотеки Ивана Грозного, пропавшей без следа в шестнадцатом веке. Автору статьи удалось отыскать зацепку, благодаря которой библиотека могла бы быть найдена и возвращена в лоно русской культуры. В Московском архиве древних актов обнаружился документ, ошеломивший ученых. В документе четко и ясно говорилось о трагической судьбе, постигшей библиотеку. Как известно, Иван Грозный, особенно в последние годы жизни, страдал приступами душевной болезни. Болезнь разжигала год от года его кровожадность, лютость и вспыльчивость. Однажды грозный царь сильно осерчал на кремлевскую библиотеку за то, что на него обрушился один из книжных стеллажей, завалив его тяжелыми пыльными фолиантами. Надо признать, металлические накладки средневековых книг, увесистые драгоценные оклады, толстые переплетные доски служат вполне достаточным объяснением гнева государя. Случилось это за год до его смерти — в 1583 г. И в том же году в Москву прибыло посольство Ермака с вестью о победе над Сибирским ханством. Начиналась эпоха освоения Сибири и ее немереных просторов. А библиотека Ивана Грозного стала пионером сибирской ссылки. Разъяренный царь велел отправить опальную библиотеку, всю до последнего тома, в бывшую столицу Сибирского ханства — Кашлык. С глаз долой, из сердца вон — в дикие, почти необжитые места, на очевидную погибель. Сопровождением библиотеки были определены триста стрельцов, прибывшие в Кашлык к зиме. Долгое время историками считалось, что стрельцов послали на помощь Ермаку и его небольшому отряду казаков. Но снаряжение стрельцов оказалось до того худым и негодным для суровой сибирской зимы, да и провианта с собой они почти не взяли, что все триста человек полегли той зимой от голода и холода. Ведь обозы, пришедшие с ними, везли книги, а не еду и одежду. Что стало с библиотекой далее — пока покрыто мраком тайны. Возможно, ее растащили на хозяйственные нужды аборигены. Но вполне вероятно, что библиотека и сейчас хранится где-нибудь в целости и сохранности. Так или иначе, ученые будут искать и бороться за возвращение библиотеки из сибирской ссылки, длящейся вот уже более четырехсот лет.
Но самым замечательным открытием в реестре «Дирижабля» оказалась разгадка тайны Стоунхенджа и тому подобных мегалитических конструкций каменного века. Удивительные постройки из гигантских каменных блоков, установленных в строгом порядке, ошибочно считались ранее святилищами солнца и древними астрономическими обсерваториями. Эти величественные строения встречаются во многих странах: в Скандинавии, Ирландии, Франции, Португалии, Испании, Италии, на Мальте. Но единого мнения относительно их назначения среди ученых до сих пор не было. Сходились только в одном: эти древние храмы имели отношение к солнцу. Во всех них есть церемониальная тропа, направленная на точку горизонта, где когда-то всходило солнце в день летнего солнцеворота. И только современному английскому астроному сэру Джорджу Нуккеру удалось найти исчерпывающий ответ на все вопросы и дать точное определение цели древних святилищ. Все «стоунхенджи» Европы были когда-то аккумуляторами солнечной энергии, питавшей древние космические корабли! Эти на первый взгляд беспорядочные скопления многотонных каменных глыб представляли собой специально оборудованные взлетно-посадочные гнезда. Сэр Нуккер сделал предположение, что космические корабли древних людей, израсходовав свой технический потенциал, проще говоря, износившись, на землю не возвращались, а распылялись где-то там, в космосе. Именно поэтому до сих пор не найдены останки хотя бы одного первобытного аппарата. Сейчас даже трудно предположить, из чего они были сделаны, как выглядели, и каков принцип работы их двигателей. Ясно только одно: человечество уже четыре тысячи лет назад свободно летало в космос. Автор статьи предлагал читателям вспомнить о многочисленных изображениях древних астронавтов и их летательных аппаратов на скалах, камнях, глиняных табличках, в старинных рукописях. А знаменитые на весь мир взлетно-посадочные полосы северной и южной Америк! А древний шумерский эпос о Гильгамеше! Там дано совершенно явственное описание удаляющейся и уменьшающейся в размерах Земли, как если бы на нее смотрел астронавт из верхних слоев атмосферы и из космоса! И здесь есть о чем задуматься. Правда об этих древних полетах либо была напрочь забыта, что вообще-то маловероятно, либо намеренно скрывается неведомыми силами, враждебными человечеству. «Что же это за силы, которые препятствовали несколько тысячелетий, вплоть до второй половины ХХ века, проникновению человека в космос?!» — восклицает автор статьи. Да и смирились ли они сейчас с тем, что люди уже пять десятков лет бороздят просторы космоса? Не предстоит ли нам в будущем жестокая борьба с этими скрытыми силами? Далее автор делает смелое предположение о природе сих таинственных сил. Он заводит речь о происхождении человека. Да, любезный читатель, человек произошел вовсе не от обезьяны. И не от Адама с Евой. Предками нынешнего человечества были падшие ангелы, восставшие против Творца. В итоге они оказались заточенными на захолустной, провинциальной планете Земля, где на много световых лет вокруг нет ничего живого. Здесь падшие ангелы постепенно выродились в людей. Ведь женщин среди них не было. Приходилось пользоваться тем, что нашлось на этой Богом оставленной планете — жалкими, волосатыми с головы до ног, жмущимися по пещерам существами, точнее, их самками. Неудивительно, что, сколь ни быстро шло вырождение, первые люди были гораздо умнее и сильнее современного человека, хотя и не обладали, как мы, разработанной теорией и техническим обеспечением. Стремясь вернуться назад, на историческую родину, они строили примитивные космические корабли. Но сроки тогда еще не минули. Космос был для них под запретом. И только сейчас он вновь стал доступен нам — но не означает ли это, что близится решающий момент? Быть может, наступает черед Последней битвы?… Дальнейшее автор не берется предсказывать и скромно умолкает. Он и так взял на себя слишком многое…
Усвоив методологию, Роман решил начать с простенького, как и советовал Бубликов. Со школьной скамьи в голове у него засел вопрос: «Откуда есть пошла земля Русская?» Им-то он и занялся.
Итак, в начале были Скифы…
11. Наука о конце света
Но скифы скифами, однако были и другие заботы. «Настало время решительных творческих действий», — подумал Роман однажды солнечным утром. Это напомнил о себе Вечный жид, поставивший уже на уши полгорода и явно требовавший внимания к своей персоне.
Первым делом Роман отправился в киноцентр «Таврия», где по субботам один из залов сдавался для проповедей секты «Свидетелей Креста». Сведения об этом Роман вытянул из племянника шефа Миши, изобразив на лице праздное любопытство.
Платой за фальшивую любознательность стала с трудом отбитая атака племянника. Неожиданно резво и настойчиво Миша принялся агитировать сослуживца. С горящими глазами и энергичным жестами он косноязычно уверял, что братство Свидетелей — это классная туса и полный отпад, убеждая составить ему компанию в ближайшую субботу. Роман вежливо, но твердо отказался, сославшись на то, что давно является членом другого братства — общества «Красных дьяволят, или Свидетелей Лунной тьмы», а конкурентами интересуется из политических соображений. Миша, скривив губы, заявил, что никогда не слышал о таком обществе. Роман в ответ снисходительно похлопал его по плечу и сказал, что «Красные дьяволята» о своем существовании особо не распространяются, предпочитая свету тьму, а известности — неведение. Миша понимающе кивнул, польщенный доверием, и убрался восвояси.
Громада киноцентра с далеко выдающимся вперед козырьком крыши возвышалась величаво и с почти царственной помпезностью. На обширной площади, выложенной серой плиткой, толпился народ. Роман быстро нашел, что хотел, благодаря громко прозвучавшим поблизости знакомым словам, почти паролю. Выражение «Вечный жид» повторилось в разных контекстах несколько раз, и Романа повлекло, как магнитом.
Он подошел ближе и увидел плакат, выполненный по всем правилам рекламного искусства. Большую его часть занимало лицо мужчины, открыто и доверчиво смотрящего на мир. Темные вьющиеся волосы, загорелая кожа, тонкий нос, ямочка на подбородке и ярко-серые глаза брата Кирилла — все это должно было привлекать на проповеди немалое число поклонниц.
Вниманию мужского контингента предлагалось изображение женщины — отдаленное в перспективе, в полный рост, чуть в стороне от мужского лица. Сестра Мария была одета в длинный белый балахон, почти саван, босая и простоволосая — длинные пряди спускались ниже спины, руки простерты к зрителю, взгляд гарантирует райское блаженство уже на этом свете. Но при этом — ничего разнузданного, только молитвенный экстаз во взоре пламенеющем, что могло бы вызвать неуместные мысли о хорошей профессиональной подготовке в области актерско-женского искусства, но все-таки не вызывало.
Романа заинтересовало другое. Он жадно прислушивался к беседе, которую вели рядом с афишей два подвыпивших парня. Оба держали в каждой руке по бутылке пива, отхлебывая периодически то из одной, то из другой.
— …А я тебе говорю — он и есть Вечный жид.
— А баба кто? Вечная жидуха?…
— Бабы не бывают вечные. Их хватает месяца на три самое большее.
— Ну… бывает, что на них вроде женятся. Ну там… любовь до гроба, трали-вали. Жили они счастливо и…
— …зажмурились в один день. Этими сказками меня бабка в детстве на ночь пугала.
— Зачем?
— Чтоб лучше спал. А баба эта секретарша его, с интим-услугами.
— А ничего телка.
— Дорого стоит.
— Так она же монашка?
— Ха! Ты еще скажи, что она целка. Да она обтерханная, как целая рота шлюх.
— Слышь, Сань, а я чего-то не вставлю никак — че у них там за конец света? Это как в кино, что ли?
— Ну. Только спецэффектов меньше. И не так круто. И без билетов. Приходи и смотри.
— Так чего смотреть-то?
— Ну, как они Вечного жида делать будут. Сначала раком поставят, потом ломать начнут, чтоб отбить ему охоту вечно жить.
— Так ты же сам сказал: Вечный жид — вот этот, на рекламе. А он у них за начальника.
— Да это прикол такой. Ну как раньше царей убивали, когда они не могли уже править, а на их место других сажали.
— А почему этот уже не может?
— А я откуда знаю. Ну, просто не может.
— А-а! Так он импотент. Я понял. Главный не он, а баба. А на кой ей импотент, ей, конечно, другой Вечный жид нужен.
— Вечных жидов скоро резать начнут.
— Почему?
— По качану. Слышал: «Бей жидов — спасай Россию»?
— Так это когда было! В прошлом веке.
— В этом тоже скоро будет. Доиграются они со своим концом света.
— А ты откуда знаешь?
— У меня братан в «Союз русских патриотов» записался. Говорит, вечным жидам кровь пускать — это… как это… божеское… богослужебное… богоугодное дело. Чтобы они не делали из России конец света.
— А-а!
— Ладно, пошли. Там уже ждут, наверно.
Пареньки оставили батарею из четырех пустых бутылок у тумбы с плакатом и зашагали прочь, нетрезво вальсируя на ходу. Батарея моментально подверглась нападению шустрой бабульки, ловко оприходовавшей стеклотару. Роман озабоченно переваривал свежую информацию. Однако он не без основания подозревал, что в благих вестях братства многострадальному Вечному жиду отводилась несколько иная роль, чем предполагали любители двуручного пива. Плакат обещал начало проповеди через пятьдесят минут.
В просторном фойе киноцентра возле двух лотков шла бойкая купля-продажа. Два человека в одинаковых одеждах — синих, свободного покроя штанах и рубахах и коричневых жилетках — торговали кассетами, компакт-дисками, позолоченными крестами размером с ладонь. Роман купил у них билет на проповедь и занял место в заднем ряду.
В назначенный час на сцене появился человек в синем братском облачении — только жилетка на нем была не коричневой, а желтой. Роман узнал брата Кирилла с плаката. Тишина в зале сделалась мертвой, несмотря на очевидный аншлаг. После минуты молчания проповедник начал говорить. Хорошо поставленный лекторский голос был отлично слышен благодаря микрофончику, прикрепленному к груди оратора.
— Чада мои! Восславим Господа за то, что он даровал нам еще одну возможность встретиться и принять в себя Истину. — Брат Кирилл воздел руки кверху и возвел очи горе. По залу пробежало легкое дрожанье голосов, славящих Господа. — Распахните ваши глаза, раскройте ваши уши, насторожите ваш разум — кто мы? где мы живем? в какое время? Страх гложет мир, ибо наступают последние времена. Ад воцаряется на земле. Оглянитесь вокруг — и вы увидите грязь и смерть, беззаконие, насилие, равнодушие. Вы сами — только куски мяса, идущие в пищу тем, кто сильнее вас, хитрее, лживее, тем, кто вечно голоден, потому что ненасытен. Они делают из вас рабов, не видящих впереди ничего кроме страха и тьмы. Они демоны войны — сеют кровавые семена и пожинают смерть. Они губят нашу землю, отравляют наш воздух, омертвляют наши реки.
Первым делом Роман отправился в киноцентр «Таврия», где по субботам один из залов сдавался для проповедей секты «Свидетелей Креста». Сведения об этом Роман вытянул из племянника шефа Миши, изобразив на лице праздное любопытство.
Платой за фальшивую любознательность стала с трудом отбитая атака племянника. Неожиданно резво и настойчиво Миша принялся агитировать сослуживца. С горящими глазами и энергичным жестами он косноязычно уверял, что братство Свидетелей — это классная туса и полный отпад, убеждая составить ему компанию в ближайшую субботу. Роман вежливо, но твердо отказался, сославшись на то, что давно является членом другого братства — общества «Красных дьяволят, или Свидетелей Лунной тьмы», а конкурентами интересуется из политических соображений. Миша, скривив губы, заявил, что никогда не слышал о таком обществе. Роман в ответ снисходительно похлопал его по плечу и сказал, что «Красные дьяволята» о своем существовании особо не распространяются, предпочитая свету тьму, а известности — неведение. Миша понимающе кивнул, польщенный доверием, и убрался восвояси.
Громада киноцентра с далеко выдающимся вперед козырьком крыши возвышалась величаво и с почти царственной помпезностью. На обширной площади, выложенной серой плиткой, толпился народ. Роман быстро нашел, что хотел, благодаря громко прозвучавшим поблизости знакомым словам, почти паролю. Выражение «Вечный жид» повторилось в разных контекстах несколько раз, и Романа повлекло, как магнитом.
Он подошел ближе и увидел плакат, выполненный по всем правилам рекламного искусства. Большую его часть занимало лицо мужчины, открыто и доверчиво смотрящего на мир. Темные вьющиеся волосы, загорелая кожа, тонкий нос, ямочка на подбородке и ярко-серые глаза брата Кирилла — все это должно было привлекать на проповеди немалое число поклонниц.
Вниманию мужского контингента предлагалось изображение женщины — отдаленное в перспективе, в полный рост, чуть в стороне от мужского лица. Сестра Мария была одета в длинный белый балахон, почти саван, босая и простоволосая — длинные пряди спускались ниже спины, руки простерты к зрителю, взгляд гарантирует райское блаженство уже на этом свете. Но при этом — ничего разнузданного, только молитвенный экстаз во взоре пламенеющем, что могло бы вызвать неуместные мысли о хорошей профессиональной подготовке в области актерско-женского искусства, но все-таки не вызывало.
Романа заинтересовало другое. Он жадно прислушивался к беседе, которую вели рядом с афишей два подвыпивших парня. Оба держали в каждой руке по бутылке пива, отхлебывая периодически то из одной, то из другой.
— …А я тебе говорю — он и есть Вечный жид.
— А баба кто? Вечная жидуха?…
— Бабы не бывают вечные. Их хватает месяца на три самое большее.
— Ну… бывает, что на них вроде женятся. Ну там… любовь до гроба, трали-вали. Жили они счастливо и…
— …зажмурились в один день. Этими сказками меня бабка в детстве на ночь пугала.
— Зачем?
— Чтоб лучше спал. А баба эта секретарша его, с интим-услугами.
— А ничего телка.
— Дорого стоит.
— Так она же монашка?
— Ха! Ты еще скажи, что она целка. Да она обтерханная, как целая рота шлюх.
— Слышь, Сань, а я чего-то не вставлю никак — че у них там за конец света? Это как в кино, что ли?
— Ну. Только спецэффектов меньше. И не так круто. И без билетов. Приходи и смотри.
— Так чего смотреть-то?
— Ну, как они Вечного жида делать будут. Сначала раком поставят, потом ломать начнут, чтоб отбить ему охоту вечно жить.
— Так ты же сам сказал: Вечный жид — вот этот, на рекламе. А он у них за начальника.
— Да это прикол такой. Ну как раньше царей убивали, когда они не могли уже править, а на их место других сажали.
— А почему этот уже не может?
— А я откуда знаю. Ну, просто не может.
— А-а! Так он импотент. Я понял. Главный не он, а баба. А на кой ей импотент, ей, конечно, другой Вечный жид нужен.
— Вечных жидов скоро резать начнут.
— Почему?
— По качану. Слышал: «Бей жидов — спасай Россию»?
— Так это когда было! В прошлом веке.
— В этом тоже скоро будет. Доиграются они со своим концом света.
— А ты откуда знаешь?
— У меня братан в «Союз русских патриотов» записался. Говорит, вечным жидам кровь пускать — это… как это… божеское… богослужебное… богоугодное дело. Чтобы они не делали из России конец света.
— А-а!
— Ладно, пошли. Там уже ждут, наверно.
Пареньки оставили батарею из четырех пустых бутылок у тумбы с плакатом и зашагали прочь, нетрезво вальсируя на ходу. Батарея моментально подверглась нападению шустрой бабульки, ловко оприходовавшей стеклотару. Роман озабоченно переваривал свежую информацию. Однако он не без основания подозревал, что в благих вестях братства многострадальному Вечному жиду отводилась несколько иная роль, чем предполагали любители двуручного пива. Плакат обещал начало проповеди через пятьдесят минут.
В просторном фойе киноцентра возле двух лотков шла бойкая купля-продажа. Два человека в одинаковых одеждах — синих, свободного покроя штанах и рубахах и коричневых жилетках — торговали кассетами, компакт-дисками, позолоченными крестами размером с ладонь. Роман купил у них билет на проповедь и занял место в заднем ряду.
В назначенный час на сцене появился человек в синем братском облачении — только жилетка на нем была не коричневой, а желтой. Роман узнал брата Кирилла с плаката. Тишина в зале сделалась мертвой, несмотря на очевидный аншлаг. После минуты молчания проповедник начал говорить. Хорошо поставленный лекторский голос был отлично слышен благодаря микрофончику, прикрепленному к груди оратора.
— Чада мои! Восславим Господа за то, что он даровал нам еще одну возможность встретиться и принять в себя Истину. — Брат Кирилл воздел руки кверху и возвел очи горе. По залу пробежало легкое дрожанье голосов, славящих Господа. — Распахните ваши глаза, раскройте ваши уши, насторожите ваш разум — кто мы? где мы живем? в какое время? Страх гложет мир, ибо наступают последние времена. Ад воцаряется на земле. Оглянитесь вокруг — и вы увидите грязь и смерть, беззаконие, насилие, равнодушие. Вы сами — только куски мяса, идущие в пищу тем, кто сильнее вас, хитрее, лживее, тем, кто вечно голоден, потому что ненасытен. Они делают из вас рабов, не видящих впереди ничего кроме страха и тьмы. Они демоны войны — сеют кровавые семена и пожинают смерть. Они губят нашу землю, отравляют наш воздух, омертвляют наши реки.