А они мне ультиматум: если не скажешь, зачем сюды приехал, так твою Мурзилку мучить будем и мороженого лишим.
Как услыхал я про мороженое, так и понял, что час настал, клиент созрел, раз собирается самую страшную пытку Мурзилке учинить.
Ладно, говорю, признаюсь вам, комиссарам проклятым. Заслали меня раздобыть новую супермикросхему, которую один ваш русский новоявленный Кулибин изобрел и при помощи этой матери изготовил.
Смотрю, успокоились мои сатрапы, заулыбались, вот теперь мы тебе верим, американская ты морда! Но только опоздал ты и твои наймиты. Есть такой инженер Сидоров, но только фамилию его тебе никогда не узнать, придумал он супермикросхему, которую тебе никогда не достать, по технологии, которой вам не догнать, а будет эта микросхема в локаторах стоять, и все, что деется у вас, буржуинов, будет нам видать!
Вот тут я и узнал, что приемничек объявился неожиданным образом. И на душе стало спокойно. Даже если они узнают, что в приемниках микросхемка ох как хорошо будет стоять, но раз о ней знают американцы, значит, у нас обязательно ее надо делать и в войсках применять, несмотря на слишком большую ее опасность и секретность. А раз в войсках она будет, значит, и до народа она потекет могучим ручейком, а прапорщикам микросхемы легче продавать, чем автоматы.
Вот мы и выполнили свою миссию. Домой я хочу. И Мурзилка капризничает, устала.
И вправду, как только я им все выдал, собирайся, говорят, и Мурзилку свою не забудь, поедешь, говорят, в Лефортовскую тюрьму на вечные времена.
И вывели меня за белые ручки, и подкосились мои толстые ножки, и схватило меня за мой маленький животик, и запричитала моя Мурзилка на всю Лубянку: «Не хочу в тюрьму, я домой хочу!»
Что-то наше сидение в дежурке задерживалось.
Вот уже полчаса, как нас с вещами вывели из камеры, но что-то случилось. Сопровождающие охранники были совершенно невозмутимы, а один даже, как мне показалось, улыбался, поглядывая на Мурзилку. У меня холодок пробежал по спине от мысли, уж не на расстрел ли нас ведут?
Все оказалось намного банальней – сломался конвойный фургон, и наверху решали, можно ли таких опасных преступников конвоировать по этапу в обыкновенном «воронке».
Наконец они решились и, надев на нас наручники, вывели во внутренний двор и посадили в черную «Волгу». Я сидел в центре, а по бокам были Мурзилка и улыбавшийся охранник. (Где-то я его видел?).
Как только мы тронулись, он обратился к шоферу:
– Включи музычку, а то дама по ней соскучилась.
Из динамика раздались позывные «Рабочего полдня», и затем голос ведущей этой программы:
– Отвечая на просьбы многочисленных слушателей, мы пригласили к нам в студию самого популярного у нас в Союзе и, как показали недавние гастроли по городам Европы исполнителя собственных песен, композитора и аранжировщика Дмитрия Иванова! Дима, скажи, тяжело было работать в окружении капиталистов?
Из динамика послышался странный звук, как будто кто-то прочищает горло или же хмыкает, и глухой голос сообщил:
– Конечно, нам пришлось несладко.
– На Родине, признайся, намного легче выступать? – продолжала ведущая.
– Безусловно! За кордоном, несмотря на кажущееся благополучие, постоянно чувствуешь себя как будто на передовой.
– А ведь так оно и есть!
– Да-а! И постоянное осознание той ответственности и того доверия, возложенного на меня нашим народом, не позволяли мне ни на минуту расслабиться.
– А как тебя там встретили слушатели? Ведь не секрет, что на Западе существовало мнение, что в России нет поп-музыки?
– Зритель там, конечно, не тот, что у нас. Совершенно не умеют себя вести на концертах. Вместо того, чтобы спокойно сидеть и культурно проводить свой досуг, они там беснуются в буквальном смысле, а в Ливерпуле даже произошел комичный случай, когда по недосмотру полицейских сквозь оцепление прорвалась толпа, и одна из моих поклонниц чуть меня не задушила. Когда ее спросили, зачем она это сделала, она, вы можете не поверить, сказала совершенно серьезно, что считает меня самым великим музыкантом и мечтает иметь от меня ребенка.
– Да-а! Ну и нравы у них! А признайся, Дмитрий, она была симпатичной?
– Я не успел разглядеть, но даже если так, то у меня есть невеста, и мы скоро поженимся.
– Поздравляю! Она тоже певица?
– Нет, она повар. И активная комсомолка. (Это-то Маринка? Да ее, кажется, даже из пионеров выгнали за бешеный характер!).
– О?! Я вижу, что ты не только большой знаток музыки, но еще и гурман? А раз сейчас как раз время обеда, давай послушаем для поднятия аппетита всех твоих почитателей одну из твоих песен на стихи Сергей Есенина.
Мы с Мурзиком сидели, открыв рты, и слушали есенинское «Письмо к женщине» в дикой обработке супермикросхем.
Мурзилка давно уже вцепилась мне в руку, хотя и была в наручниках, и тут в другую руку, прямо мне в ладонь, сидящий рядом со мной охранник положил что-то маленькое и холодное. Я разжал пальцы и увидел Мурзилин кулон.
И я вспомнил, где его видел – это он брал нас в гостинице и, значит, спер кулончик.
Я толкнул Мурзилку локтем в бок и показал глазами на свои руки. Мурзик в полумраке салона почти ничего не увидела, но на кулоне горел зеленый огонек, и она непроизвольно дотронулась до него пальцем. Грянул знакомый нам гром, и я почувствовал, что куда-то лечу. В момент нашего бегства из 1979 года «воронок» на наше счастье – а дальше вы поймете, почему, – уже стоял у ворот Лефортовской тюрьмы, а то бы нам пришлось плохо.
Но все равно. Когда пропало все имущество КГБ (машина, охранники и даже наручники!), мы оказались висящими в воздухе, да к тому же над какой-то огромной круглой ямой.
Очнулся я от грохота. Очень болел затылок, и сначала мне показалось, что гул стоит у меня в мозгу. Но оглушительные раскаты продолжали методично следовать один за другим, и когда я открыл глаза, то увидел, что это были гигантские взрывы, а мы, видно, лежали не в яме, а в еще теплой и дымящейся воронке.
Ничего не понимая, я посмотрел поверх края воронки и увидел, что мы, как и должно было быть, находимся перед тюрьмой, но она вся была разбита, и даже из некоторых окон виднелись огоньки от редких выстрелов.
Я повернулся и, краем глаза заметив, что Мурзилка жива и со мной рядом отряхивает юбку, выглянул наружу.
К этому времени разрывы вокруг нас прекратились, и сквозь оседающую пыль метрах в двухстах я увидел ползущие на нас немецкие танки…
Январь 1990 – апрель 1991 г. г.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Как услыхал я про мороженое, так и понял, что час настал, клиент созрел, раз собирается самую страшную пытку Мурзилке учинить.
Ладно, говорю, признаюсь вам, комиссарам проклятым. Заслали меня раздобыть новую супермикросхему, которую один ваш русский новоявленный Кулибин изобрел и при помощи этой матери изготовил.
Смотрю, успокоились мои сатрапы, заулыбались, вот теперь мы тебе верим, американская ты морда! Но только опоздал ты и твои наймиты. Есть такой инженер Сидоров, но только фамилию его тебе никогда не узнать, придумал он супермикросхему, которую тебе никогда не достать, по технологии, которой вам не догнать, а будет эта микросхема в локаторах стоять, и все, что деется у вас, буржуинов, будет нам видать!
Вот тут я и узнал, что приемничек объявился неожиданным образом. И на душе стало спокойно. Даже если они узнают, что в приемниках микросхемка ох как хорошо будет стоять, но раз о ней знают американцы, значит, у нас обязательно ее надо делать и в войсках применять, несмотря на слишком большую ее опасность и секретность. А раз в войсках она будет, значит, и до народа она потекет могучим ручейком, а прапорщикам микросхемы легче продавать, чем автоматы.
Вот мы и выполнили свою миссию. Домой я хочу. И Мурзилка капризничает, устала.
И вправду, как только я им все выдал, собирайся, говорят, и Мурзилку свою не забудь, поедешь, говорят, в Лефортовскую тюрьму на вечные времена.
И вывели меня за белые ручки, и подкосились мои толстые ножки, и схватило меня за мой маленький животик, и запричитала моя Мурзилка на всю Лубянку: «Не хочу в тюрьму, я домой хочу!»
Что-то наше сидение в дежурке задерживалось.
Вот уже полчаса, как нас с вещами вывели из камеры, но что-то случилось. Сопровождающие охранники были совершенно невозмутимы, а один даже, как мне показалось, улыбался, поглядывая на Мурзилку. У меня холодок пробежал по спине от мысли, уж не на расстрел ли нас ведут?
Все оказалось намного банальней – сломался конвойный фургон, и наверху решали, можно ли таких опасных преступников конвоировать по этапу в обыкновенном «воронке».
Наконец они решились и, надев на нас наручники, вывели во внутренний двор и посадили в черную «Волгу». Я сидел в центре, а по бокам были Мурзилка и улыбавшийся охранник. (Где-то я его видел?).
Как только мы тронулись, он обратился к шоферу:
– Включи музычку, а то дама по ней соскучилась.
Из динамика раздались позывные «Рабочего полдня», и затем голос ведущей этой программы:
– Отвечая на просьбы многочисленных слушателей, мы пригласили к нам в студию самого популярного у нас в Союзе и, как показали недавние гастроли по городам Европы исполнителя собственных песен, композитора и аранжировщика Дмитрия Иванова! Дима, скажи, тяжело было работать в окружении капиталистов?
Из динамика послышался странный звук, как будто кто-то прочищает горло или же хмыкает, и глухой голос сообщил:
– Конечно, нам пришлось несладко.
– На Родине, признайся, намного легче выступать? – продолжала ведущая.
– Безусловно! За кордоном, несмотря на кажущееся благополучие, постоянно чувствуешь себя как будто на передовой.
– А ведь так оно и есть!
– Да-а! И постоянное осознание той ответственности и того доверия, возложенного на меня нашим народом, не позволяли мне ни на минуту расслабиться.
– А как тебя там встретили слушатели? Ведь не секрет, что на Западе существовало мнение, что в России нет поп-музыки?
– Зритель там, конечно, не тот, что у нас. Совершенно не умеют себя вести на концертах. Вместо того, чтобы спокойно сидеть и культурно проводить свой досуг, они там беснуются в буквальном смысле, а в Ливерпуле даже произошел комичный случай, когда по недосмотру полицейских сквозь оцепление прорвалась толпа, и одна из моих поклонниц чуть меня не задушила. Когда ее спросили, зачем она это сделала, она, вы можете не поверить, сказала совершенно серьезно, что считает меня самым великим музыкантом и мечтает иметь от меня ребенка.
– Да-а! Ну и нравы у них! А признайся, Дмитрий, она была симпатичной?
– Я не успел разглядеть, но даже если так, то у меня есть невеста, и мы скоро поженимся.
– Поздравляю! Она тоже певица?
– Нет, она повар. И активная комсомолка. (Это-то Маринка? Да ее, кажется, даже из пионеров выгнали за бешеный характер!).
– О?! Я вижу, что ты не только большой знаток музыки, но еще и гурман? А раз сейчас как раз время обеда, давай послушаем для поднятия аппетита всех твоих почитателей одну из твоих песен на стихи Сергей Есенина.
Мы с Мурзиком сидели, открыв рты, и слушали есенинское «Письмо к женщине» в дикой обработке супермикросхем.
Мурзилка давно уже вцепилась мне в руку, хотя и была в наручниках, и тут в другую руку, прямо мне в ладонь, сидящий рядом со мной охранник положил что-то маленькое и холодное. Я разжал пальцы и увидел Мурзилин кулон.
И я вспомнил, где его видел – это он брал нас в гостинице и, значит, спер кулончик.
Я толкнул Мурзилку локтем в бок и показал глазами на свои руки. Мурзик в полумраке салона почти ничего не увидела, но на кулоне горел зеленый огонек, и она непроизвольно дотронулась до него пальцем. Грянул знакомый нам гром, и я почувствовал, что куда-то лечу. В момент нашего бегства из 1979 года «воронок» на наше счастье – а дальше вы поймете, почему, – уже стоял у ворот Лефортовской тюрьмы, а то бы нам пришлось плохо.
Но все равно. Когда пропало все имущество КГБ (машина, охранники и даже наручники!), мы оказались висящими в воздухе, да к тому же над какой-то огромной круглой ямой.
Очнулся я от грохота. Очень болел затылок, и сначала мне показалось, что гул стоит у меня в мозгу. Но оглушительные раскаты продолжали методично следовать один за другим, и когда я открыл глаза, то увидел, что это были гигантские взрывы, а мы, видно, лежали не в яме, а в еще теплой и дымящейся воронке.
Ничего не понимая, я посмотрел поверх края воронки и увидел, что мы, как и должно было быть, находимся перед тюрьмой, но она вся была разбита, и даже из некоторых окон виднелись огоньки от редких выстрелов.
Я повернулся и, краем глаза заметив, что Мурзилка жива и со мной рядом отряхивает юбку, выглянул наружу.
К этому времени разрывы вокруг нас прекратились, и сквозь оседающую пыль метрах в двухстах я увидел ползущие на нас немецкие танки…
Январь 1990 – апрель 1991 г. г.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
В ОКОПАХ «СТАЛИНГРАДА».
Рядом кто-то мяукнул.
Я скосил глаз и ободряюще мяукнул ей в ответ.
Мурзик выглянула из воронки и быстро пригнувшись, сквозь грохот прокричала мне на ухо:
– Будем играть в 28 панфиловцев?
В ответ ей зачмокали пули по краю воронки.
– Димик, мотаем отсюда!
Я разжал кулак и протянул ей кулон.
Но мы хотели отделаться слишком просто!
Ни куда мы конечно не перенеслись, а вот очередной чемоданчик не заставил себя ждать и появился у наших ног. Мы нажали еще раз, но видно нам положен был только один.
В отличии от предыдущих, этот был квадратный и плоский с заплечными лямками и имел вполне современный и походный вид.
Замки были кодовые, но сразу же открылись.
В внутри лежало ОРУЖИЕ!
Я, являясь по сценарию обыкновенным Димиком из «застоя» такого еще не видел!
С первого взгляда оно было похоже на противотанковую систему или «Стингер», но вместо отверстия спереди на конце трубы имелось матовое черное стекло.
Сзади вообще ничего не было кроме надписи «DANGER» и изображения черепа с костями.
В остальных углублениях чемодана лежали кабели, навороченный шлем и пистолет, у которого также вместо отверстия в стволе тускнело стекло, а на ручке был электрический разъем.
– Ух ты! – сказала Мурзик и вытерла рукавом нос. – А что это такое?
– А черт его знает, но здорово! – по простецки ответил я, – И не трожь пистолет, если не хочешь стать вдовой!
На крышке изнутри была инструкция с картинками, которая гласила:
– подсоединить кабелем № 1 пушку к контейнеру (так и написано – пушку!);
– надеть шлем и подсоединить кабелем № 2 к пушке;
– подсоединить пистолет кабелем № 3 к контейнеру;
– закрыть контейнер и надеть на плечи.
Я защелкнул на голове шлем и опустил черное матовое забрало.
Перед глазами на его поверхности появилась светящаяся надпись: «ЗАЩИТА ВКЛЮЧЕНА!» и пропала.
По краям экрана (забрало выполняло роль экрана!) было множество надписей: «УВЕЛИЧЕНИЕ 1», «2 НОМЕР В ЗОНЕ ЗАЩИТЫ», «1 СИСТЕМА ПОДКЛЮЧЕНА!», «2 СИСТЕМА ПОДКЛЮЧЕНА!» и другие непонятные сообщения вроде «ЗАР. – АВТ.» или «ПИСТ. – ПЛЗ.»
Сквозь стекло было видно как днем, а может даже и лучше.
Мурзик с интересом смотрела на меня, будто бы что-то могла разглядеть на моем лице сквозь черное стекло и нервно вертела в руках пистолет.
Я только было собрался сказать что-нибудь умное, но на экране появилась надпись «ОПАСНОСТЬ!» и зазвенел звонок.
Я сдуру и с испугу вслух спросил: «Где?» и тут же на экране зажглась карта (как я понял) окрестностей нашей воронки, на которой мы были обозначены зелеными точками в кружочке, а на нас двигались красные танчики, за которыми было множество красных точечек.
Один красный танчик полз прямо к нам и рядом с ним мигала надпись «25М», причем цифры быстро менялись в сторону уменьшения!
Я выглянул из воронки и обомлел!
Пока мы с Мурзиком играли в кино «Чужие», наши «родные» немцы трудились во всю!
Прямо на нас пер здоровенный T-IV, строча из обоих пулеметов. Ему вторили из автоматов идущие под прикрытием брони немцы.
Стреляли, кажется, в нас!
Танк на экране был обведен желтым контуром, внутри которого был другой – голубой и поменьше (видимо показывающий куда надо целиться наверняка).
Я схватил пушку и повернул ее в сторону «танчика».
На экране появилась красная точка.
Я повел пушкой – точка побежала по ходу моего движения и, наведя ее прямо в лоб танка, я нажал на спусковой крючок.
«В-я-к-к-к!»
Ничего не вылетело, не появилось никакого луча или хотя бы огонька, но танк сразу же накрылся!
Такое впечатление, что по нему долбанули сверху таким тяжелым, что он раскорячился и потрескался, будто был шоколадный, но пустой внутри и по нему стукнули кулаком несильно, но вполне достаточно.
Я, как настоящий солдат, со страху борясь с диким желанием наложить в штаны, продолжал нажимать на курок и с каждым «вяком» мой шоколадный танчик все больше сплющивался, пока не превратился в большую лепешку, за которой стали видны шедшие за ним немцы.
Немцы были тоже вояки хоть куда и со страху еще более остервенело застрочили по нам из автоматов.
Все это происходило в упор и, по идее, из нас (во всяком случае из меня, так как высунулся из воронки именно я) должно было образоваться первосортное решето, но видимо все-таки работала загадочная защита и пули с визгом разлетались от нас.
После первого же выстрела «жевтоблакивный» контур пропал с очертаний несчастного танка, но зато появились зеленые кружочки на груди у всех ближайший немцев.
У меня после застенков Лубянки видно не пропал инстинкт настоящего компьютерно-игрового маньяка и я, не долго думая посредством красной точки-прицела, стал, по очереди, слева на право наводить пушку на «меченых» немцев, непрерывно давя на спусковой крючок.
Машина, которой я управлял, была «шибко грамотная» и издавала свой коронный «вяк» только когда красная точка совмещалась с зеленым кружочком, но только проведя до конца по дуге стволом, я понял какое страшное оружие мне подсунули!
Человеческое тело как бы взрывалось изнутри с утробным чмоком, разбрызгивая во все стороны, даже, не куски, а лишь только кровавые брызги!
В общем, зрелище не для слабонервных!
У меня нервы обыкновенные, но меня всего передернуло и поперек горла застрял комок ужаса!
Как бы ища поддержки и сочувствия, я оглянулся на Мурзика, за одно забеспокоившись о ее самочувствии.
Я зря беспокоился!
Злобный, окабаневший Мурзик, как заправский убийца, с локтя «шмалял из шпалера» во все, что вокруг могло и не могло шевелиться!
Ее «волына» в отличии от моего аппарата извергала и пламя и грохот, пуляя сгустками, как я потом понял, раскаленной плазмы, ну прямо как в «Звездных войнах»!
Не смотря на то, что у Мурзилы со зрением были определенные проблемы, и учитывая ее, как мне думается, дебют в этой так сказать, стендовой стрельбе, Вермахту был нанесен существенный ущерб!
По-моему, она даже подбила пару-другую танков!
А я-то думал, что она может быть злобной только по отношению ко мне!
Нас естественно заметили и перенесли направление атаки с тюрьмы на воронку. Вокруг встала сплошная стена взрывов и, только благодаря защите мы были еще живы! (А если она выключиться?) Здесь я выяснил, какой чудесный на мне шлем! В нем все было видно даже сквозь пыль! Ну, я, конечно, не заставил себя долго упрашивать и быстренько перещелкал все оставшиеся танки вокруг!
До немцев у меня руки не дошли (и слава Богу!), потому что те не будь дураки при виде разваливающихся танков попадали на землю и кажется стали отползать!
Вот так мы с Мурзиком провели свой, как потом оказалось, первый, но не последний бой по обороне Лефортовской тюрьмы!
Когда дым рассеялся, я внимательно оглядел окрестности.
Все кругом было перепахано и перевернуто, и имело серый цвет. Тут меня дернули за рукав.
Я обернулся, и Мурзик показала мне на что-то двигающееся к нам со стороны тюрьмы.
– Ща я стрельну! – объявила он мне.
– Я тебе стрельну! – сказал я и отобрал у нее «игрушку».
– А вдруг это наши?
– Наши все дома! – обиделась Мурзик и злобно засопела. – А тут одни враги народа и фашистские наймиты!
–..?
Мурзик многозначительно и с презрением к происходящему начала отряхиваться и оправляться.
– Ну? – не выдержал я, а сам в порядке эксперимента мысленно приказал шлему: «УВЕЛИЧЕНИЕ 10!»
– Что, ну?! – Мурзик состроил противную рожу и хмыкнул: – Если они не враги, то кто, раз немцев в Москву пустили!
Да, вопросик!
Я пользуясь затемненностью шлема, улизнул от ответа и с радостью обнаружил, что был прав. Шлем на самом деле на экран увеличение в десять раз!
Стены тюрьмы придвинулись в плотную и стали видны даже следы от пуль на штукатурке! Прижимаясь к земле к нам ползли трое. Наши! Уж больно они были грязные и закопченные! Было видны даже следы от струек пота на лице!
Не доползя до нашей воронки десяти с половиной метров (шлем отсчитывал и показывал расстояние до цели!), они остановились и, выставив вперед свои трехлинейки, стали напряженно всматриваться в нашу сторону.
Я откинул забрало и шепнув Мурзилке, что бы она побольше молчала, была с ними построже и как с предателями, крикнул:
– Товарищи, сюда!
Судя по возне и звяканью оружия, нам обрадовались и через несколько секунд в воронку свалились так называемые «товарищи».
Держались они молодцом, но было видно, что марсиане произвели бы на них менее эмоциональное впечатление.
Один, самый молодой и сопливый, не выдержал и дернув носом извиняющиеся прокричал:
– А здорово вы им всыпали! – и сразу же умолк под строгим взглядом старшего (как мне показалось и что в последствии подтвердилось).
– А мы думали, что вас всех поубивало! – как бы оправдывая свою несуразность обиженно пробормотал молодой.
– Нас так просто не возьмешь! – бодро ответил я, хотя сначала собирался сказать, что «коммунисты так просто не сдаются!», но здраво рассудил, что лучше пока не надо, а вдруг к ним теперь особое отношение, в связи с впечатляющими успехами на фронтах!
– Командир отделения, сержант Сенцов, – по форме, хотя и сидя откозырял мне старший и выжидающе посмотрел на меня.
Я опять как на допросе начал врать и извиваться:
– Начальник спец. команды, инженер Иванов!
Слепцов протянул руку и очень крепко пожал мою.
Оказывается, за нами наблюдала не одна сотня пар глаз.
Когда мы наконец добрались до спасительных стен, нас встречал, по-моему, весь обороняющий тюрьму гарнизон. По тому, как они все высыпали во внутренний двор было видно, что это сборная команда и дисциплина в ней перешла уже в разряд практичности, а не обязательности.
Нас молча проводили до командиров и только в толпе кто-то перемолвился в полголоса по поводу Мурзика.
Кабинет наверняка раньше принадлежал начальнику тюрьмы – судя по количеству телефонов, кожаных кресел и портретов Дзержинского.
За столом с расстеленной картой Москвы сидел усталый капитан.
Рядом с ним, присев на край стола и как бы показывая свое пренебрежение к другим и тонко так намекая, кто на самом деле здесь хозяин, расположился в непринужденной позе молодой лейтенант в неестественно чистой и подтянутой форме с малиновыми кубарями.
С другой стороны стола устало сидел весь запыленный немолодой офицер (как я узнал потом – старший политрук), и непрерывно трясший головой, и прочищая правое ухо пальцем.
Мне показалось что в кабинет они пришли только перед нами и видимо участвовали в бое (во всяком случае многие из них).
Вперед вышел Сенцов и начал докладывать:
– Товарищ командир! Ваше приказание выполнено! Неизвестные доставлены!
Капитан рассеяно посмотрел сквозь нас, и взгляд его был тяжел от неизвестных нам забот и тревог. Политрук продолжал трясти ухо.
Первый подал голос лейтенант:
– Кто такие?
– Начальник спецкоманды, инженер Иванов, – на этот раз я не соврал – мы с Мурзиком были слишком уж commandos, инженером я был на самом деле, а «Иванов» была, так сказать, подпольная кличка.
Но лейтенанту видимо наша правда была не нужна – его интересовали другие материи!
– Ваши документы?
– Началось! – тихо, но отчетливо услышал я недовольный возглас Сенцова и уже намного громче, что бы все слышали добавил. – Их документы на улице в раскоряку лежат!
– Разговорчики! – незло оборвал его слишком быстро включившийся в действительность капитан, – Можете идти, Сенцов.
А в сторону лейтенанта просительно, но твердо произнес:
– Полегче.
Прохавав ситуацию, я начал куражится:
– Сначала представьтесь вы!
– Командир 345 стрелкового полка, капитан Сидоров!
– Комиссар полка, старший политрук Непомнящий.
– Оперуполномоченный Центрального Управления НКВД Копыто – закончил лейтенант и победно посмотрел на нас.
Я было открыл рот, но меня опередили:
– А документы у вас имеются? – спросила злобная Мурзилка. (Мало ей застенков Лубянки!)
Опер хмыкнул и небрежным движением достал «ксиву».
– Спасибо, не надо, мы вам верим! – по-домашнему ответил ему я.
– Доверяй, но проверяй! – ответил лейтенант и зло засмеялся.
– Правильно, сразу видна чекистская закалка! – миролюбиво сказал я. – Но? к сожалению? нам нечем вас порадовать – уходя на задание, мы оставляем документы в сейфе у начальства!
– А кто, если не секрет, ваше начальство? – его рука легла на ближайший телефон, а у меня внутри все похолодело.
– Да ладно тебе, лейтенант, все равно связи нет! – устало сказал капитан.
– Оперуполномоченный НКВД! – строго поправил его Копыто, но капитан только поморщился:
– Не видишь что люди устали?
– Правильно! – поддакнул строго я. – Лучше б подумали об охране спецкоманды и вообще хорошо б покушать и помыться!
Мурзила было открыла рот по поводу рациона и горячей воды, но с треском распахнулась дверь, и голос Сенцова объявил:
– Опять прут!!!
На этот раз пистолет Мурзилке я не дал!
Мы сидели на верхнем этаже, и своим «пуляньем» она запросто могла нас демаскировать.
Немцы, удивленные прошлым погромом, бросили в бой все что имелось под рукой (15 танков и мотопехоту), но с моим «игровым компьютером», да после хорошей тренировки в детстве в игру «Tank Abrams», работы составило на пять минут!
Но только я решил перекурить и сидел, выбирая из протянутых со всех сторон кисетов тот, в котором могли оказаться по случайности сигареты «Салем», как немцы опять решили поразить нас теперь уже своей организованностью и оперативностью.
Так как нетрудно было предположить, что на ближайших километрах фронта не осталось ни одного здорового танка, то немцы вызвали авиацию!
– Воздух!!! – заорал у меня над ухом какой-то надо думать дежурный по атмосфере!
Видимо, я все же нагнал определенного страха на «оперлейтенанта» и тут же на меня накинулись, надо думать, ответственные за мою безопасность и давай тащить в подвалы НКВД!
Я хоть человек и тактичный, но этого не люблю!
И со всей мочи как гаркну (а глотка у меня лужена была в Иерихоне!):
– Молчать! С-м-и-р-н-а!
Одновременно со мной завизжала Мурзилка, которая всегда боялась щекотки, и да так все это было вовремя и здорово, что многие наймиты ГПУ, подумав, что уже бомбят, повалились на пол.
– Где здесь лестница на крышу?
– Не положено! Там! – пробормотал вечно недовольный всем Сенцов, заодно исполнив одновременно оба долга перед Родиной и совестью!
На крыше было хорошо, но я все же строго спросил:
– Ну где здесь ваш обещанный воздух?!
– Вон! Летять сволочи! – Подбежавший «молодой» со страху пригнулся, выставив вперед винтовку.
Со стороны Кремля и вправду приближалось множество черных точек.
– Всем посторонним покинуть помещение, – заорал я и сам схватив за плечо молодого, гнусным голосом приказал:
– А ты останься, будешь сбитых немцев считать!
Молодой от страха за оказанное доверие еще больше присел и максимально упер в небо свою грозную винтовку со штыком.
– Да отойди ты от меня подальше и не мешай! – попросил его отечески я и крикнул вдогонку остальным:
– Сенцов! Присмотри за Анжелкой!
Если честно сказать, то я здорово рисковал, так как не знал радиуса действия моей пушки!
Но надо было все равно когда-нибудь пробовать, не то непрерывными бомбежками немцы доконали бы нас в пару дней.
С другой стороны, я все-таки надеялся на благоразумие второго интеллекта, и если быть до конца честным – уж очень хотелось самолеты пострелять!
Как только я закрыл забрало, появилась надпись «ВОЗДУШНЫЕ ЦЕЛИ №2» и пропала.
Ближайшие быстро приближающиеся самолеты были каждый в отдельности в зеленом кружочке, а самый близкий кружочек мигал.
Я испытанным способом нажал на гашетку и стал по очереди наводить на начинающие мигать кружочки.
Через несколько секунд я окончательно приноровился и отдельные «вяки» слились в довольно приличный ритм:
Вяк-вяк-вяк-вяк…
Минуты через две «вякать» было не на кого.
Я еще раз огляделся вокруг и, убедившись что небо чисто, откинул забрало.
Молодой сидел, уставившись в небо, и рот не закрывал!
– Молодой! – гаркнул ему на ухо я.
– Сто тринадцать! – вскочил он как ужаленный и всхлипнув добавил: – И-к-к-к! Ма-ма!
– Ну ты это брось, «молодой», – дружески похлопал я его по затылку: – Никак не может твоя мама в Люфтваффе служить?!
Если молодой не соврал, то я уже могу себя считать вторым четырежды героем, после Жукова!
Больше немцы нас не беспокоили.
Мы с Мурзиком помылись. И в сопровождении все того же Сенцова спустились в столовую.
Все уже, видно, поели, и в зале находилось лишь несколько человек.
Сенцов посадив нас в углу, пошел распорядиться насчет ужина.
За соседним столиком сидели несколько человек, среди которых один что-то громко рассказывал. В полумраке было трудно что-то разглядеть, но я узнал голос молодого.
– …А их видимо-невидимо! Лаптежники! С включенными сиренами! Вернулся Сенцов, и начали накрывать на стол.
– …Это секретное оружие. Я, конечно, ничего не скажу, не положено видеть! Но сдается мне, это – «лучи смерти»!..
Я был бы рад черствому хлебу и, в принципе, был готов к его появлению, но нам подали прямо-таки деликатесы.
– Товарищ Сенцов, откуда такое изобилие?
Сенцов недовольно поморщился:
– У них тут в подвалах чего только нет!
– …А он медленно так повел стволом, и немцу хана!..
К нашему столику подошел капитан с опером и подсели с края. Сенцов вскочил. Капитан остановил его рукой, а уполномоченный в присущей ему барской манере спросил у Мурзилки:
– Ну как наш харч?
Та невнятно что-то промычала своим набитым тушенкой ртом, а я из вредности перевел:
– Что-то ваш харч в горло не лезет!
Опер опешил.
– Не понял?
Воцарилась тягостная тишина.
– Под такой закусон неплохо бы чего-нибудь эдакого попить бы!
Опер до неприличия слишком громко заржал («нервы у него ни к черту!») и барско-лакейским жестом распорядился отпустить…
– Что изволите употребить?
– Шампанского! – Мурзик наконец прожевала и всем напомнила, что она все-таки Мурзилка, а не хухры-мухры!
Я скосил глаз и ободряюще мяукнул ей в ответ.
Мурзик выглянула из воронки и быстро пригнувшись, сквозь грохот прокричала мне на ухо:
– Будем играть в 28 панфиловцев?
В ответ ей зачмокали пули по краю воронки.
– Димик, мотаем отсюда!
Я разжал кулак и протянул ей кулон.
Но мы хотели отделаться слишком просто!
Ни куда мы конечно не перенеслись, а вот очередной чемоданчик не заставил себя ждать и появился у наших ног. Мы нажали еще раз, но видно нам положен был только один.
В отличии от предыдущих, этот был квадратный и плоский с заплечными лямками и имел вполне современный и походный вид.
Замки были кодовые, но сразу же открылись.
В внутри лежало ОРУЖИЕ!
Я, являясь по сценарию обыкновенным Димиком из «застоя» такого еще не видел!
С первого взгляда оно было похоже на противотанковую систему или «Стингер», но вместо отверстия спереди на конце трубы имелось матовое черное стекло.
Сзади вообще ничего не было кроме надписи «DANGER» и изображения черепа с костями.
В остальных углублениях чемодана лежали кабели, навороченный шлем и пистолет, у которого также вместо отверстия в стволе тускнело стекло, а на ручке был электрический разъем.
– Ух ты! – сказала Мурзик и вытерла рукавом нос. – А что это такое?
– А черт его знает, но здорово! – по простецки ответил я, – И не трожь пистолет, если не хочешь стать вдовой!
На крышке изнутри была инструкция с картинками, которая гласила:
– подсоединить кабелем № 1 пушку к контейнеру (так и написано – пушку!);
– надеть шлем и подсоединить кабелем № 2 к пушке;
– подсоединить пистолет кабелем № 3 к контейнеру;
– закрыть контейнер и надеть на плечи.
Я защелкнул на голове шлем и опустил черное матовое забрало.
Перед глазами на его поверхности появилась светящаяся надпись: «ЗАЩИТА ВКЛЮЧЕНА!» и пропала.
По краям экрана (забрало выполняло роль экрана!) было множество надписей: «УВЕЛИЧЕНИЕ 1», «2 НОМЕР В ЗОНЕ ЗАЩИТЫ», «1 СИСТЕМА ПОДКЛЮЧЕНА!», «2 СИСТЕМА ПОДКЛЮЧЕНА!» и другие непонятные сообщения вроде «ЗАР. – АВТ.» или «ПИСТ. – ПЛЗ.»
Сквозь стекло было видно как днем, а может даже и лучше.
Мурзик с интересом смотрела на меня, будто бы что-то могла разглядеть на моем лице сквозь черное стекло и нервно вертела в руках пистолет.
Я только было собрался сказать что-нибудь умное, но на экране появилась надпись «ОПАСНОСТЬ!» и зазвенел звонок.
Я сдуру и с испугу вслух спросил: «Где?» и тут же на экране зажглась карта (как я понял) окрестностей нашей воронки, на которой мы были обозначены зелеными точками в кружочке, а на нас двигались красные танчики, за которыми было множество красных точечек.
Один красный танчик полз прямо к нам и рядом с ним мигала надпись «25М», причем цифры быстро менялись в сторону уменьшения!
Я выглянул из воронки и обомлел!
Пока мы с Мурзиком играли в кино «Чужие», наши «родные» немцы трудились во всю!
Прямо на нас пер здоровенный T-IV, строча из обоих пулеметов. Ему вторили из автоматов идущие под прикрытием брони немцы.
Стреляли, кажется, в нас!
Танк на экране был обведен желтым контуром, внутри которого был другой – голубой и поменьше (видимо показывающий куда надо целиться наверняка).
Я схватил пушку и повернул ее в сторону «танчика».
На экране появилась красная точка.
Я повел пушкой – точка побежала по ходу моего движения и, наведя ее прямо в лоб танка, я нажал на спусковой крючок.
«В-я-к-к-к!»
Ничего не вылетело, не появилось никакого луча или хотя бы огонька, но танк сразу же накрылся!
Такое впечатление, что по нему долбанули сверху таким тяжелым, что он раскорячился и потрескался, будто был шоколадный, но пустой внутри и по нему стукнули кулаком несильно, но вполне достаточно.
Я, как настоящий солдат, со страху борясь с диким желанием наложить в штаны, продолжал нажимать на курок и с каждым «вяком» мой шоколадный танчик все больше сплющивался, пока не превратился в большую лепешку, за которой стали видны шедшие за ним немцы.
Немцы были тоже вояки хоть куда и со страху еще более остервенело застрочили по нам из автоматов.
Все это происходило в упор и, по идее, из нас (во всяком случае из меня, так как высунулся из воронки именно я) должно было образоваться первосортное решето, но видимо все-таки работала загадочная защита и пули с визгом разлетались от нас.
После первого же выстрела «жевтоблакивный» контур пропал с очертаний несчастного танка, но зато появились зеленые кружочки на груди у всех ближайший немцев.
У меня после застенков Лубянки видно не пропал инстинкт настоящего компьютерно-игрового маньяка и я, не долго думая посредством красной точки-прицела, стал, по очереди, слева на право наводить пушку на «меченых» немцев, непрерывно давя на спусковой крючок.
Машина, которой я управлял, была «шибко грамотная» и издавала свой коронный «вяк» только когда красная точка совмещалась с зеленым кружочком, но только проведя до конца по дуге стволом, я понял какое страшное оружие мне подсунули!
Человеческое тело как бы взрывалось изнутри с утробным чмоком, разбрызгивая во все стороны, даже, не куски, а лишь только кровавые брызги!
В общем, зрелище не для слабонервных!
У меня нервы обыкновенные, но меня всего передернуло и поперек горла застрял комок ужаса!
Как бы ища поддержки и сочувствия, я оглянулся на Мурзика, за одно забеспокоившись о ее самочувствии.
Я зря беспокоился!
Злобный, окабаневший Мурзик, как заправский убийца, с локтя «шмалял из шпалера» во все, что вокруг могло и не могло шевелиться!
Ее «волына» в отличии от моего аппарата извергала и пламя и грохот, пуляя сгустками, как я потом понял, раскаленной плазмы, ну прямо как в «Звездных войнах»!
Не смотря на то, что у Мурзилы со зрением были определенные проблемы, и учитывая ее, как мне думается, дебют в этой так сказать, стендовой стрельбе, Вермахту был нанесен существенный ущерб!
По-моему, она даже подбила пару-другую танков!
А я-то думал, что она может быть злобной только по отношению ко мне!
Нас естественно заметили и перенесли направление атаки с тюрьмы на воронку. Вокруг встала сплошная стена взрывов и, только благодаря защите мы были еще живы! (А если она выключиться?) Здесь я выяснил, какой чудесный на мне шлем! В нем все было видно даже сквозь пыль! Ну, я, конечно, не заставил себя долго упрашивать и быстренько перещелкал все оставшиеся танки вокруг!
До немцев у меня руки не дошли (и слава Богу!), потому что те не будь дураки при виде разваливающихся танков попадали на землю и кажется стали отползать!
Вот так мы с Мурзиком провели свой, как потом оказалось, первый, но не последний бой по обороне Лефортовской тюрьмы!
Когда дым рассеялся, я внимательно оглядел окрестности.
Все кругом было перепахано и перевернуто, и имело серый цвет. Тут меня дернули за рукав.
Я обернулся, и Мурзик показала мне на что-то двигающееся к нам со стороны тюрьмы.
– Ща я стрельну! – объявила он мне.
– Я тебе стрельну! – сказал я и отобрал у нее «игрушку».
– А вдруг это наши?
– Наши все дома! – обиделась Мурзик и злобно засопела. – А тут одни враги народа и фашистские наймиты!
–..?
Мурзик многозначительно и с презрением к происходящему начала отряхиваться и оправляться.
– Ну? – не выдержал я, а сам в порядке эксперимента мысленно приказал шлему: «УВЕЛИЧЕНИЕ 10!»
– Что, ну?! – Мурзик состроил противную рожу и хмыкнул: – Если они не враги, то кто, раз немцев в Москву пустили!
Да, вопросик!
Я пользуясь затемненностью шлема, улизнул от ответа и с радостью обнаружил, что был прав. Шлем на самом деле на экран увеличение в десять раз!
Стены тюрьмы придвинулись в плотную и стали видны даже следы от пуль на штукатурке! Прижимаясь к земле к нам ползли трое. Наши! Уж больно они были грязные и закопченные! Было видны даже следы от струек пота на лице!
Не доползя до нашей воронки десяти с половиной метров (шлем отсчитывал и показывал расстояние до цели!), они остановились и, выставив вперед свои трехлинейки, стали напряженно всматриваться в нашу сторону.
Я откинул забрало и шепнув Мурзилке, что бы она побольше молчала, была с ними построже и как с предателями, крикнул:
– Товарищи, сюда!
Судя по возне и звяканью оружия, нам обрадовались и через несколько секунд в воронку свалились так называемые «товарищи».
Держались они молодцом, но было видно, что марсиане произвели бы на них менее эмоциональное впечатление.
Один, самый молодой и сопливый, не выдержал и дернув носом извиняющиеся прокричал:
– А здорово вы им всыпали! – и сразу же умолк под строгим взглядом старшего (как мне показалось и что в последствии подтвердилось).
– А мы думали, что вас всех поубивало! – как бы оправдывая свою несуразность обиженно пробормотал молодой.
– Нас так просто не возьмешь! – бодро ответил я, хотя сначала собирался сказать, что «коммунисты так просто не сдаются!», но здраво рассудил, что лучше пока не надо, а вдруг к ним теперь особое отношение, в связи с впечатляющими успехами на фронтах!
– Командир отделения, сержант Сенцов, – по форме, хотя и сидя откозырял мне старший и выжидающе посмотрел на меня.
Я опять как на допросе начал врать и извиваться:
– Начальник спец. команды, инженер Иванов!
Слепцов протянул руку и очень крепко пожал мою.
Оказывается, за нами наблюдала не одна сотня пар глаз.
Когда мы наконец добрались до спасительных стен, нас встречал, по-моему, весь обороняющий тюрьму гарнизон. По тому, как они все высыпали во внутренний двор было видно, что это сборная команда и дисциплина в ней перешла уже в разряд практичности, а не обязательности.
Нас молча проводили до командиров и только в толпе кто-то перемолвился в полголоса по поводу Мурзика.
Кабинет наверняка раньше принадлежал начальнику тюрьмы – судя по количеству телефонов, кожаных кресел и портретов Дзержинского.
За столом с расстеленной картой Москвы сидел усталый капитан.
Рядом с ним, присев на край стола и как бы показывая свое пренебрежение к другим и тонко так намекая, кто на самом деле здесь хозяин, расположился в непринужденной позе молодой лейтенант в неестественно чистой и подтянутой форме с малиновыми кубарями.
С другой стороны стола устало сидел весь запыленный немолодой офицер (как я узнал потом – старший политрук), и непрерывно трясший головой, и прочищая правое ухо пальцем.
Мне показалось что в кабинет они пришли только перед нами и видимо участвовали в бое (во всяком случае многие из них).
Вперед вышел Сенцов и начал докладывать:
– Товарищ командир! Ваше приказание выполнено! Неизвестные доставлены!
Капитан рассеяно посмотрел сквозь нас, и взгляд его был тяжел от неизвестных нам забот и тревог. Политрук продолжал трясти ухо.
Первый подал голос лейтенант:
– Кто такие?
– Начальник спецкоманды, инженер Иванов, – на этот раз я не соврал – мы с Мурзиком были слишком уж commandos, инженером я был на самом деле, а «Иванов» была, так сказать, подпольная кличка.
Но лейтенанту видимо наша правда была не нужна – его интересовали другие материи!
– Ваши документы?
– Началось! – тихо, но отчетливо услышал я недовольный возглас Сенцова и уже намного громче, что бы все слышали добавил. – Их документы на улице в раскоряку лежат!
– Разговорчики! – незло оборвал его слишком быстро включившийся в действительность капитан, – Можете идти, Сенцов.
А в сторону лейтенанта просительно, но твердо произнес:
– Полегче.
Прохавав ситуацию, я начал куражится:
– Сначала представьтесь вы!
– Командир 345 стрелкового полка, капитан Сидоров!
– Комиссар полка, старший политрук Непомнящий.
– Оперуполномоченный Центрального Управления НКВД Копыто – закончил лейтенант и победно посмотрел на нас.
Я было открыл рот, но меня опередили:
– А документы у вас имеются? – спросила злобная Мурзилка. (Мало ей застенков Лубянки!)
Опер хмыкнул и небрежным движением достал «ксиву».
– Спасибо, не надо, мы вам верим! – по-домашнему ответил ему я.
– Доверяй, но проверяй! – ответил лейтенант и зло засмеялся.
– Правильно, сразу видна чекистская закалка! – миролюбиво сказал я. – Но? к сожалению? нам нечем вас порадовать – уходя на задание, мы оставляем документы в сейфе у начальства!
– А кто, если не секрет, ваше начальство? – его рука легла на ближайший телефон, а у меня внутри все похолодело.
– Да ладно тебе, лейтенант, все равно связи нет! – устало сказал капитан.
– Оперуполномоченный НКВД! – строго поправил его Копыто, но капитан только поморщился:
– Не видишь что люди устали?
– Правильно! – поддакнул строго я. – Лучше б подумали об охране спецкоманды и вообще хорошо б покушать и помыться!
Мурзила было открыла рот по поводу рациона и горячей воды, но с треском распахнулась дверь, и голос Сенцова объявил:
– Опять прут!!!
На этот раз пистолет Мурзилке я не дал!
Мы сидели на верхнем этаже, и своим «пуляньем» она запросто могла нас демаскировать.
Немцы, удивленные прошлым погромом, бросили в бой все что имелось под рукой (15 танков и мотопехоту), но с моим «игровым компьютером», да после хорошей тренировки в детстве в игру «Tank Abrams», работы составило на пять минут!
Но только я решил перекурить и сидел, выбирая из протянутых со всех сторон кисетов тот, в котором могли оказаться по случайности сигареты «Салем», как немцы опять решили поразить нас теперь уже своей организованностью и оперативностью.
Так как нетрудно было предположить, что на ближайших километрах фронта не осталось ни одного здорового танка, то немцы вызвали авиацию!
– Воздух!!! – заорал у меня над ухом какой-то надо думать дежурный по атмосфере!
Видимо, я все же нагнал определенного страха на «оперлейтенанта» и тут же на меня накинулись, надо думать, ответственные за мою безопасность и давай тащить в подвалы НКВД!
Я хоть человек и тактичный, но этого не люблю!
И со всей мочи как гаркну (а глотка у меня лужена была в Иерихоне!):
– Молчать! С-м-и-р-н-а!
Одновременно со мной завизжала Мурзилка, которая всегда боялась щекотки, и да так все это было вовремя и здорово, что многие наймиты ГПУ, подумав, что уже бомбят, повалились на пол.
– Где здесь лестница на крышу?
– Не положено! Там! – пробормотал вечно недовольный всем Сенцов, заодно исполнив одновременно оба долга перед Родиной и совестью!
На крыше было хорошо, но я все же строго спросил:
– Ну где здесь ваш обещанный воздух?!
– Вон! Летять сволочи! – Подбежавший «молодой» со страху пригнулся, выставив вперед винтовку.
Со стороны Кремля и вправду приближалось множество черных точек.
– Всем посторонним покинуть помещение, – заорал я и сам схватив за плечо молодого, гнусным голосом приказал:
– А ты останься, будешь сбитых немцев считать!
Молодой от страха за оказанное доверие еще больше присел и максимально упер в небо свою грозную винтовку со штыком.
– Да отойди ты от меня подальше и не мешай! – попросил его отечески я и крикнул вдогонку остальным:
– Сенцов! Присмотри за Анжелкой!
Если честно сказать, то я здорово рисковал, так как не знал радиуса действия моей пушки!
Но надо было все равно когда-нибудь пробовать, не то непрерывными бомбежками немцы доконали бы нас в пару дней.
С другой стороны, я все-таки надеялся на благоразумие второго интеллекта, и если быть до конца честным – уж очень хотелось самолеты пострелять!
Как только я закрыл забрало, появилась надпись «ВОЗДУШНЫЕ ЦЕЛИ №2» и пропала.
Ближайшие быстро приближающиеся самолеты были каждый в отдельности в зеленом кружочке, а самый близкий кружочек мигал.
Я испытанным способом нажал на гашетку и стал по очереди наводить на начинающие мигать кружочки.
Через несколько секунд я окончательно приноровился и отдельные «вяки» слились в довольно приличный ритм:
Вяк-вяк-вяк-вяк…
Минуты через две «вякать» было не на кого.
Я еще раз огляделся вокруг и, убедившись что небо чисто, откинул забрало.
Молодой сидел, уставившись в небо, и рот не закрывал!
– Молодой! – гаркнул ему на ухо я.
– Сто тринадцать! – вскочил он как ужаленный и всхлипнув добавил: – И-к-к-к! Ма-ма!
– Ну ты это брось, «молодой», – дружески похлопал я его по затылку: – Никак не может твоя мама в Люфтваффе служить?!
Если молодой не соврал, то я уже могу себя считать вторым четырежды героем, после Жукова!
Больше немцы нас не беспокоили.
Мы с Мурзиком помылись. И в сопровождении все того же Сенцова спустились в столовую.
Все уже, видно, поели, и в зале находилось лишь несколько человек.
Сенцов посадив нас в углу, пошел распорядиться насчет ужина.
За соседним столиком сидели несколько человек, среди которых один что-то громко рассказывал. В полумраке было трудно что-то разглядеть, но я узнал голос молодого.
– …А их видимо-невидимо! Лаптежники! С включенными сиренами! Вернулся Сенцов, и начали накрывать на стол.
– …Это секретное оружие. Я, конечно, ничего не скажу, не положено видеть! Но сдается мне, это – «лучи смерти»!..
Я был бы рад черствому хлебу и, в принципе, был готов к его появлению, но нам подали прямо-таки деликатесы.
– Товарищ Сенцов, откуда такое изобилие?
Сенцов недовольно поморщился:
– У них тут в подвалах чего только нет!
– …А он медленно так повел стволом, и немцу хана!..
К нашему столику подошел капитан с опером и подсели с края. Сенцов вскочил. Капитан остановил его рукой, а уполномоченный в присущей ему барской манере спросил у Мурзилки:
– Ну как наш харч?
Та невнятно что-то промычала своим набитым тушенкой ртом, а я из вредности перевел:
– Что-то ваш харч в горло не лезет!
Опер опешил.
– Не понял?
Воцарилась тягостная тишина.
– Под такой закусон неплохо бы чего-нибудь эдакого попить бы!
Опер до неприличия слишком громко заржал («нервы у него ни к черту!») и барско-лакейским жестом распорядился отпустить…
– Что изволите употребить?
– Шампанского! – Мурзик наконец прожевала и всем напомнила, что она все-таки Мурзилка, а не хухры-мухры!