«Вот! Долгожданный момент наступил, – подумал со злорадством я. – Она сама спросила меня, значит я на правильном пути».
   – Ты ведь так и не посмотрела свою машину…
   – Ура! Когда ты приедешь?
   – А когда ты будешь готова?
   – Через час.
   – Ну вот через час я буду у твоего подъезда.
   – Я сама выйду.
   Открыв дверь гаража, я вошел вовнутрь и включил свет.
   Шестерка стояла новенькая и загадочно блестела.
   – Ты вправду умеешь водить машину? – спросил я.
   – Конечно, дорогой, – томно промурлыкала Мурзилка.
   Я протянул ей ключ от машины и она начала ее оприходовать.
   На удивление, водила она довольно прилично и у меня отлегло на душе, но я все же не стал отключать бортовой компьютер, установленный втихаря в аккумуляторе, на случай какого-либо дорожного происшествия, если Мурзилка не справится с управлением.
   – Куда тебя везти, злобный Димик?
   – Давай смотаемся на Рижский рынок.
   – А чего мы там не видели?
   – Туда сегодня завезли свежую рыбу. Ты ведь любишь рыбку, Мурзик?
   – Да! Я очень люблю рыбку! – воскликнула Мурзилка и рванула но направлению Проспекта Мира.
   …По агентурным данным, мы засветились в Военторге, и теперь мафия не спускала с нас глаз.
   Как доложили мне сотрудники КГБ, банду рэкетменов, следившую за нами, неоднократно видели именно на Рижском рынке, куда мы и ехали…
   Чего только не рассказывали о Рижском рынке.
   И пулеметы там раздают.
   И милиционеров там продают.
   И обэхээсэсников там меняют чуть ли не каждый день, взамен купленным.
   И женщину там съели. Дураки, употреблять в пищу непроверенное в санэпидстанции мясо! Короче, мафия!
   На самом деле это было довольно убогое зрелище. Народу конечно даже в будни было много, товару тоже, но товар был сплошной самострой и ничего приличного мы там и не увидели.
   Через полчаса бесполезного блуждания (рыбку мы не купили, потому что она оказалась, как сказала Мурзеныш, не той системы) мне передали по рации в ухе, что за нами следуют рэкетмены, и рекомендовали не ходить в глухой закуток за торговыми рядами.
   Вот туда мы и направились.
   Оказавшись на месте будущего преступления, я как бы невзначай остановился и начал завязывать якобы развязавшийся шнурок на своих «липучках». Завязав его, я поднял голову и увидел, что вокруг нас стоят три здоровенных громилы и гнусно ухмыляются.
   – Скажите пожалуйста, сколько сейчас времени? – спросил один из них и достал из кармана нож.
   – У вас не найдется закурить? – спросил другой и надел на правую руку кастет.
   – Вы не скажете, как пройти в туалет? – добавил стоящий сзади третий и небрежно покрутил чаками.
   – Ребят, может не надо? – испуганно сказал я. – А то больно будет.
   – Надо, милый наш друг, надо, – промолвил тот, что был с ножом и поменялся позициями с тем, что был с чаками.
   Мурзик мой почувствовала себя в песцовой шубе совершенно голой и беззащитной. Я же изобразил на лице суровый испуг:
   – Я сейчас милицию позову.
   – Только попробуй, – сказал тот, что был с кастетом и достал из кармана пистолет, – Сразу продырявлю!
   – Что вам от нас надо? – истерично взвизгнул я.
   – Деньги на жизнь дай, – ответил тот, что крутил чаки.
   – Червонца хватит? – с надеждой поинтересовался я.
   – Дешевишь, милый друг, – сказал сзади стоящий и потрепав шубу на мурзилкином плече, приставил ей нож к горлу.
   Кэгэбэшники по рации передали, чтобы мы не шевелились, а то снайперы могут задеть, но я, изобразив на лице нехорошую улыбку, громко сказал:
   – Не надо стрелять ребята.
   Остальное я проделал за полсекунды.
   Для этого существует локальное ускорение времени в организме, когда весь мир как будто замирает, и ты можешь спокойно делать все, что тебе надо.
   Я аккуратно взялся одной рукой за лезвие ножа, чтобы не поранился мой Мурзик, и отвел его в сторону, а другой резко ударил указательным пальцем по кисти, держащей нож.
   Кисть сломалась.
   Потом я отвел в сторону хулигана с чаками дуло пистолета и резко ударил пистолетовладельца снизу в челюсть.
   Челюсть сломалась одновременно с раздавшимся выстрелом, и оба бывших бандита начали падать.
   Я выключил ускорение времени и отдернул Мурзилку в сторону, чтобы кровь переломанной руки, когда-то сжимавшей финку, не попачкала песцовую шубу.
   Набежавшие сотрудники КГБ до конца аккуратно закончили видеосъемку и начали упаковывать тела, а я, взяв под руку находящуюся в шоке Мурзилку и повел ее к машине.
   Вечером, часов в восемь, я решил, что уже пора вплотную заняться физическим воспитанием Мурзика и пошел отрывать ее от «ящика для идиота».
   В это время как раз закончилась какая-то нудная бездарно поставленная пропагандистская передача, транслируемая по второй программе, но Мурзик отмахнулась от меня, ожидая любимую передачу – «Спокойной ночи, малыши».
   Я особо не стал возражать и присев рядом, с интересом стал ждать, чем нас сейчас порадует тетя Валя (я давно уже не смотрел «Спокойной ночи» и был в полной уверенности, что ведет передачу по-прежнему Валентина Леонтьева).
   Но тети Вали почему-то там не оказалось (о чем я тоже не очень пожалел), а сразу же началось представление.
   – Что это за идиотизм? – поинтересовался я у Мурзика.
   – А ты разве не знаешь? Давно уже показывают каждый день продолжение одной удачной кукольной постановки – «Заседание Лесного совета», – ответил мне Мурзеныш (как будто я чего-то понял!) и мне пришлось напрячь все свое внимание, чтобы врубиться в происходящее.
   На экране была опушка игрушечного леса.
   В центре стоял стол, колченогость которого скрадывал криво написанный лозунг: «Вся власть принадлежит лесному народу!»
   На ближайших елках и осинах также висели плакаты:
   «Государством должна управлять каждая наседка!», «Придадим лесу ускорение!», «Старый лес порублен до основанья – А зачем?», «Перестроим кедровую политику!», «Волки – целы, овцы – сыты!» и т. д.
   За столом сидели три забавные зверушки как я понял – президиум Лесного совета: большой, всем довольный толстый улыбающийся Заяц со злыми раскосыми глазками, очкастый, всем недовольный Филин, а в центре, на месте председателя – Барсук, преисполненный возложенной на него непомерной ответственности за происходящее.
   На поляне по пенькам не спеша рассаживались разнообразные звери, а за кадром звучал хор лесных певчих.
   Председатель – Барсук неспешно поводил носом, еще более вытаращил свои и так чрезмерно вытаращенные глазки и позвонил в колокольчик:
   – Товарищи звери! Регистрируемся!
   «Они, что, там на телевидении, с ума посходили?! – подумал я, – И куда только смотрят органы?»
   Звери подняли хвосты, а сидящая на ближайшей сосне Ворона со счетами быстро их пересчитала и тут же рядом с ней на висящем электронном табло возникла цифра «13».
   Председатель, не глядя на нее, произнес:
   – Итак, кворум есть, – но его перебил голос из толпы зверей:
   – А почему не все лесные депутаты присутствуют?
   – По уважительной причине, – ответил толстый улыбающийся Заяц.
   – Но у них это вошло в систему?!
   – Я поясню, – Барсук весь аж напрягся от важности момента. – Боров находится на уборке урожая желудей, Слон трудится на строительстве нового вольера для мартышек, Волк руководит ростом численности популяций, а Лиса занимается не покладая рук перераспределением имеющихся в наличии продуктов повседневного и повышенного спроса, так что я думаю, это может послужить им оправданием. Я правильно вас понял, товарищи звери?
   Среди зверей раздался нестройный шум, но громче всех был слышен голос Осла, который орал: «Правильно!»
   – Тогда перейдем к повестке дня. На нашем сегодняшнем заседании два законопроекта: «О повышении цен на некоторые продукты» и «Закон о лесе». По первому вопросу нам доложит министр рационального питания – товарищ Верблюд.
   – Дорогие, так сказать, товарищи звери, а не так сказать скоты! Как вы прекрасно знаете на собственном желудке, дела со снабжением в нашем лесу обстоят хуже некуда, и чтобы как-то уменьшить дефицит нашего бюджета («железная логика»), мы предлагаем повысить цены на молоко, родниковую воду и сено. Это позволит нам изъять из обращения лишние купюры и сделает вышеназванные продукты более доступным для нуждающихся в них потребителей.
   Теперь молоко будут пить не всяк кто не попадя, а те, для кого оно и предназначено – наше подрастающее поколение…
   Реплика из зала: «Чье именно поколение?»
   …Наши кристально чистые родники, которые в последнее время мутят кто не лень, теперь будут чистыми и гигиеничными!
   Опять реплика: «Пили и будут пить! Да хотя бы из луж!»
   …И как показали последние исследования, содержание канцерогенных смол в нашем сене превышает все допустимые нормы, и употребление в пищу вышеназванного продукта вредно для нашего здоровья.
   (Реплика: «Сам потребляет импортную колючку, а нам, что ж, переходить на дубовую кору?»)
   В заключение я хочу призвать лесных депутатов принять этот законопроект, – закончил свою речь Верблюд, – а мы, со своей стороны, твердо заявляем, что на вырученные средства будут сделаны дополнительные закупки за рубежом нашего леса, большой партии зонтиков, так необходимых при постоянно потепляющемся климате, нашим дорогим северным оленям.
   Барсук-председатель покопался в бумажках и объявил:
   – У кого есть вопросы к докладчику?
   Первым откликнулся Хорек:
   – Зонтики закупим японские?
   – Да, «Три Слона».
   – Хорошо! – радостно воскликнул Хорек и потер лапы.
   – У кого еще будут вопросы? – строго спросил Барсук.
   – М-е-е-е-е-не можно? – нерешительно промычала Коза.
   – Можно, но только покороче.
   Коза затрясла бородой и оглянулась затравленно по сторонам, как бы ища сочувствие.
   – Я же просил покороче, – возмущенно бросил председатель.
   Коза еще более затрясла бородой и жалобно заблеяла:
   – Я, конечно, обыкновенная коза, и не с моими куриными мозгами лезть в это государственное дело, но скажите мне, звери добрые, что же это теперь будет? Я же и так госзаказ еле выполняю, и детей своих кормлю, а у меня их, как вы все знаете, семеро по лавкам! А раз цены на молоко подскочат, так мне, как производителю, теперь придется платить налог с оборота еще больше?
   – Больше-то больше, – радостно ответил Верблюд и смачно плюнул в пролетающего Воробья, но промазал и попал в Ворону, которая это даже не заметила.
   Воробей на это оскорбление ответил интенсивным пикированием, но от обиды, а может быть и от недостатка высоты, промахнулся и накрыл не Верблюда, а Филина прямо в глаз, отчего тот конечно же проснулся и пробормотав что-то в духе: «Хорошо, что коровы не летают», начал сосредоточенно протирать очки.
   – Больше-то больше, но ведь и доходы у вас, голубушка, тоже возрастут?!
   – Какие доходы? – совсем отчаянно заблеяла Коза. – Все, что я произвожу сверх госзаказа, идет на внутреннее потребление, а ведь государству я продаю молоко по госрасценкам, установленным еще при правлении Свирепого Тигра.
   – Ну скажем не при Тигре, а при Смелом Орангутанге, и повышались они при Вечно Спящем Медведе, к тому же, вам выплачивается дотация, и весьма немалая.
   – Да что мне ваша дотация, молока от этого не прибавляется, а план госпоставок из года в год растет, как и цены на корма, которые к тому же лимитированы! А что за сельхозтехнику нам поставляют? Брак сплошной. По ценам черного рынка. Да я вам, наконец, не дойная корова! – в заключение прокричала Коза и заплакав села на пенек.
   Барсук укоризненно посмотрел в ее сторону.
   – Товарищи! Мы же договорились воздержаться от эмоций. У кого еще есть вопросы к докладчику? Вы что-то хотите сказать? Пожалуйста. Слово предоставляется, Андрею Отпущеньевичу.
   Из толпы зверей тяжело поднялся Старый Козел и почти неслышно начал блеять.
   Барсук громко обратился к аудитории:
   – Потише, пожалуйста!
   Зал никак не отреагировал и замолчал только Старый Козел. Но видя, что говорить ему спокойно все равно не дадут, он продолжил свою так бестактно прерванную речь:
   – Мы в недавнем прошлом уже пережили запрет на березовый сок и к чему это привело вы прекрасно знаете: стали пить даже вытяжку из волчьих ягод. Если мы сейчас повысим цены на родниковую воду и сено, кто даст гарантию, что в скором времени нам не придется опять расширять сеть наркологических вольеров и ЛТП? А по поводу такого деликатесного продукта, как молоко, вообще стыдно поднимать вопрос. Мы и так его видим на нашем столе только по праздникам.
   (Реплика из зала: «А кое у кого жены в нем ванны принимают!»)
   Председатель предостерегающе позвонил в колокольчик, а Козлу с укоризной терпеливо сказал:
   – Но ведь канцерогенные вещества…
   Но Козел неожиданно бодро парировал:
   – Не надо было строить в самом центре леса ядерный реактор, а то скоро не только восьминогие жеребята начнут рождаться, а вообще все мы можем запросто переселиться в Красную книгу.
   – Ну до этого мы с вами я думаю не допустим.
   – Вот как раз с вами мы и допустили, – с достоинством ответил Старый Козел и сел на свое место.
   Барсук только хотел было закончить прения, как к столу президиума неожиданно резво выбежала Корова:
   – Я не знаю кому как, а моему Быку это не понравится. А если он освирепеет, то, я думаю, никому и не поздоровится. Я хоть и против алкоголя, но после работы не грех выпить мужику пару бадеек родниковой воды. И сено у нас каждый второй употребляет. А насчет молока вообще стыдно: кто его производит, тот его и не видит. Я вот лично забыла, как оно пахнет! Вот только здесь, рядом с Барсуком я учуяла запах молока. Видно он его недавно пил, или я ошибаюсь? Или он им уже доиться стал? Иль его мой Бык наконец покрыл?
   Барсук обиженно начал краснеть.
   – Товарищи! Товарищи! – внезапно вмешался Заяц. – Мы же договорились не оскорблять друг друга. Давайте все-таки соблюдать парламентскую этику. Мы ж не на привозе. На нас ведь смотрят миллионы.
   Но его речь была прервана выбежавшим из леса Брехливым Псом, который высунув язык так тяжело дышал, как будто за ним гналась свора бешеных охотников.
   Председатель Барсук наклонился к нему и шепотом спросил:
   – Что случилось?
   Пес, видимо не совсем отдавая себе отчет, что его видят и слышат миллионы, отрывисто пролаял:
   – Кроты опять объявили забастовку. И их подзуживают Крысы-кооператоры.
   Барсук неестественно спокойным голосом сказал:
   – Ну мы с этим разберемся в рабочем порядке…
   Но Пес, продолжая тяжело дышать, опять загавкал:
   – Но это не все. Сюда идет Бык. Ему кто-то сказал, что мы, желая его подразнить, поразвесили здесь красные тряпки, – и кивнул на перестроечные лозунги, которые на самом деле все были выполнены на красном кумаче.
   Только он это произнес, как из леса с шумом выскочил Бык, да не один, а в компании с Бобром и Мартышкой.
   Бобер-трудяга тащил на плече здоровенный молот, а интеллигентная Мартышка несла самодельный плакат.
   «А при Льве мясо было!»
   Образовалась немая сцена, поверх которой появились титры:
   «Продолжение следует?» и зазвучала милая песенка:
   «Спи, моя радость, усни…»
   Я сидел потрясенный, а Мурзик, выключив звук у телевизора, повернулась ко мне:
   – Уже стало надоедать, кругом одна политика: «Сталин, Брежнев, колбаса!» Лучше б порнушку показали!
   Я очнулся.
   – Включи звук! Там, как раз, порнуха и идет.
   Глупый и доверчивый Мурзик оглянулась к телевизору, но там шло продолжение прерванной нудной передачи.
   – Все заседают, – сказал я.
   – А бандиты среди белого дня к людям пристают.
   Я многозначительно промолчал и нежно прижал ее к себе.
   – Как это ты умудрился с ними так разделаться? – спросила она меня.
   – От большой любви-с!..
   – Милый!
   – …к потасовкам!
   – Гнус!
   И мы не теряя времени даром отдались любовным утехам…
   На следующее утро я отвез Мурзика к Зайцеву, а сам поехал якобы по своим делам.
   Часа в три я заехал за ней и повез обедать в Славянский базар, потом мы сходили в сауну, а вечер провели на концерте Ивана Реброва.
   Или это был Борис Рубашкин. Я их немного путаю.
   Ночевать мы опять поехали ко мне.
   Ну, что, Димик, дальше будем делать? Все бытовые проблемы решены, никаких препятствий для поступательного движения в области межмурзячьих отношений уже не существует, что же дальше?
   Просто наслаждаться жизнью вкупе с Мурзиком и праздновать победу на поприще обид и поражений?
   Но ведь это скоро опостылеет и тебе, и Мурзику.
   Надо обязательно заняться каким-нибудь стоящим делом.
   Я слишком много и сразу дал Мурзилке, и теперь будет очень сложно постоянно поддерживать в регулярном напряжении круговерть впечатлений. Для этого надо придумать что-нибудь такое глобальное и почти неподъемное, чтобы во времени это можно было реализовать не в один-два дня, чтобы в этом деле не смогло помочь простое чудо, а надо было приложить максимум усилий для его реализации.
   Ну давай по порядку.
   Поле деятельности, где можно получить конечный результат только при помощи долгих и методических действий, находится в области человеческих отношений. Чем больше народу в деле задействовано (замешано) – тем лучше. Следующее: надо чтобы это дело в скором времени не надоело, должно быть актуальным и приносить весомые результаты. И последнее: самое невероятное дело – это то, в которое никто не верит.
   Вывод.
   Мне надо заняться ПЕРЕСТРОЙКОЙ.
   Задача: довести ее до победного конца.
   Отвечает ли это тем требованиям, что были изложены выше?
   Отвечает.
   Перестройка не на день и не на два, и в ней замешана вся страна, так что никаким чудом не поможешь.
   Актуальность перестройки не вызывает ни у кого никакого сомнения и ее плоды если появятся, то будут несравнимо значимые.
   И последнее: перестройка, если будет выполнена, то будет самым невероятным делом нашего времени, так как у нас в нее сейчас почти никто уже не верит.
   Ох, и посадят тебя дурака за эту крамолу!
   Итак, решено: все силы на борьбу с перестройкой!
   Вдарим автопробегом по бездорожью, разгильдяйству и бюрократизму!
   Все в Автодор! (не хватало еще припомнить Паниковского с Козлевичем! А что? Нынешние времена очень даже похожи на все те безобразия, что творились с бедным и несчастным советским комбинатором, в лице товарища Берта-Мария-Бендер-Бея.)
   Да, задачу ты себе поставил сизифову, Димик!
   Наши «Авгиевы конюшни» под силу подпалить только Прометею!
   Что мы имеем на сегодня?
   Полную дезорганизацию экономики с тотальным недоверием в улучшение.
   Суперфеодальную державу с полным отсутствием аграрной инфраструктуры и бутафорской промышленностью.
   Полнейшую некомпетентность руководства высшего и среднего звена сюзеренов и вассалов.
   Окончательную деградацию морали и жизненных устоев всех слоев населения.
   Бог создал землю в семь дней, а мы над ней измывались семьдесят лет!
   Так что – с Богом, куда кривая вывезет.
   – Мурзик, хватит валяться! Давай вставай! – сердитым голосом сказал я, нежась в теплой постели. – Уже десять часов, а я еще не кормлен.
   Мурзик закопошилась под одеялом и злобно зарычала.
   Я стимулирующе похлопал его по наиболее выпуклой части одеяла.
   Рычание усилилось и меня лягнули.
   Меня спасло видимо то, что в этот драматический момент в дверях спальни вовремя появилась баба Света с нашим утренним порционом.
   Злобный Мурзик перестала попусту рычать и радостно захрюкала.
   Потом начала деловито чавкать и хлюпать.
   – Мурзик, перестань хулиганить и веди себя прилично! – тактично сделал замечание (я имел на это полное право, так как сам всегда старался чавкать не очень громко). – Если мы кушаем не за столом, а в постели, это не значит, что можно пренебрегать нормами приличия.
   – А мне хочется чавкать, и я буду чавкать, – прохлюпала Мурзик и разлила кофе по простыне и одеялу.
   – Но почему?! – от возмущения я потеряв даже аппетит.
   – Потому что я благодаря твоей сюжетной версии и в этой твоей паршивой интерпретации выгляжу, как совершенная идиотка! – пробубнила Мурзилка, упав в изнеможении на спину, что говорило за то, что она насытилась. – Не знающий меня человек наверняка воспримет мой образ в неприглядном виде, а мне это неприятно и вообще непонятно, зачем это тебе нужно?
   – Так, по-моему, просто веселей, – ответил ей я и тоже вылил остатки кофе на одеяло, – У нас по известным причинам совершенно утрачено чувство юмора и даже полнейший абсурд воспринимается на полном серьезе с далеко идущими выводами.
   В подтверждение сказанного я начал прыгать на четвереньках вокруг кровати и громко лаять по-собачьему матом.
   Вдоволь напрыгавшись, я залез под кровать и, наклонив ее, опрокинул Мурзика вместе с постелью на пол.
   И наконец, не без труда вылезая на свежий воздух, я набросился на бедного и несчастного Мурзика и стал ее нещадно кусать в разные места и кусал до тех пор пока та не начала икать.
   – Со мной не соскучишься, – гордо сказал я и великодушно отпустил на все четыре стороны закусанного насмерть Мурзеныша.
   – Дурак! – обиженно икнула укушенная и стала отползать от меня.
   – Если б все были такими дураками, как я, то у нас давно была уж Страна дураков, а так только есть страна Непуганых идиотов!
   – Кусачих идиотов!
   – И искусанных идиоток!
   Бац! Блям! Бум! Кх-х-х-х-х-х-х!
   Мурзик нежно прижался ко мне и мы временно помирилисьим…
   – Ты знаешь, дорогая, я долго думал и, наконец, решил, что мне с тобой делать, – сказал я, нежно гладя Мурзилку по голове, – Тебя надо сдать в КГБ, как американскую шпионку и диверсантку.
   – Пожалуйста! – промолвила она и по-домашнему засопела, уткнувшись мне в грудь. – Лучше сидеть в подвалах Лубянки, чем быть закусанной таким чудовищем, как ты.
   Выйдя из машины, мы направились к центральному входу в здание КГБ.
   В вестибюле я спросил у дежурного:
   – Скажите, пожалуйста, где у вас принимают американских шпионов и диверсантов?
   Молодой сотрудник в штатском добродушно улыбнулся и, подмигнув мне, ответил:
   – В подвале, на третьем этаже, налево.
   Пройдя на третий этаж подвала, я обратился к другому дежурному:
   – Здесь содержат американских шпионов и диверсантов?
   – Здесь. Но только временно, перед допросами, – любезно ответили нам, – Слева сидят шпионы, а справа – диверсанты.
   – Страна наводнена американскими шпионами, – пояснил я Мурзику. – Раз их опять держат на Лубянке, видно в Лефортово уже некуда сажать. Кругом одни диверсанты. И главное, они совершенно обнаглели, даже перестали скрываться, выступают на страницах печати, по телевидению, митинги с забастовками организуют.
   Сотрудник по этажу слушал меня в пол-уха, сконцентрировав все свое внимание на груди Мурзика, и чтобы он проникся моим патриотизмом, я зашептал ему прямо в ухо:
   – А один самый главный американский шпион не таясь больше часа при всех беседовал на английском языке с Железной Леди о каком-то мифическом новом мышлении.
   Надсмотрщик поморщился и вдруг, обращаясь к Мурзику, тихо сказал:
   – А хотите я вам покажу настоящих американских шпионов?
   – А что такие на самом деле есть? – скокетничала Мурзик.
   – Редко, но все же встречаются, – подтвердил дежурный. – Сегодня у нас их двое: один заслан оттуда, а другой завербован здесь. Какого сначала будете смотреть?
   – Оттуда!
   Надзиратель отворил железную дверь с глазком и впустил нас в довольно чистое, но скудно обставленное помещение, именуемое камерой.
   На откидной лавочке сидел прилично одетый человек средних лет и читал «Известия».
   – Тут к вам гости, Иван Иванович. Если вы не возражаете, – приветливо сказал ему дежурный.
   – Отнюдь, – на чисто русском языке ответил американский шпион Иван Иванович и, отложив газету, встал со своего лежбища. – Это меня даже очень потешит и развлечет. Проходите гости дорогие и будьте здесь как дома!
   – Спасибо, за предложение, – ответил я и поздоровавшись с ним за руку, представился, – Дмитрий Михайлович Иванов, русский скотопромышленник.
   Мурзик в ответ злобно, но тихо крякнула, прекрасно поняв, что я имею в виду под своей скотопромышленностью.
   – Анжелика – представил я слишком прозорливого Мурзика, – кандидат в американские шпионы.
   – Очень приятно, – улыбнулся нам Иван Иванович, а надсмотрщик, видя что мы рады друг другу, удалился.
   – Иван Иванович, вы на самом деле американский шпион, если это конечно не секрет? – спросил я.
   – Самый что ни на есть взаправдашний, – весело ответил он.
   – А наверное трудно быть шпионом? – продолжил я допрос.
   – Иногда, но я привык, – ответил Иван Иванович и ни к селу, ни к городу добавил: – Просто надо очень любить свою Родину.
   – А вы давно в России? – подал голос Мурзик.
   – Да, почти тридцать лет. Как слетал Гагарин в космос, так меня и заслали к вам выведать, как там у вас ракеты заряжаются и почем на рынке овес.
   – И за это время ни разу не попались?
   – Конечно же ни разу, – подтвердил Иван Иванович. – Да ведь вам было совершенно не до меня. У вас было столько великих дел: БАМ надо было строить, нефть продавать, а здесь какой-то паршивый шпион! И вообще, если здраво посмотреть на реальные вещи трезвым взглядом, то не без большого труда можно обнаружить, что особого вреда от меня почти что не было. Я честно передавал в ЦРУ, что у вас сплошной бардак и бесхозяйственность, и хотя мне не очень-то верили, но все же я внес хоть и маленький, но все же вклад в разрядку международной напряженности.