Бац!
   – Рожа!
   Молодой, как идиот, строил ей глазки и, по-моему, изо всех сил соображал, как получше бы назначить ей свидание. Снизу торчала голова Сенцова и все бормотала, что нас заметят немцы.
   Мурзила на радостях, что вырвалась из плена, была чертовски хороша. Но я хотел есть, пить, спать и в туалет.
   Оборона Лефортовской тюрьмы продолжалась!
   Немецкое командование было обескуражено событиями в этом районе. Проанализировав ситуацию, заслушав выводы экспертов и проведя консультации с Берлином, был получен неутешительный вывод – что-то здесь не так!
   Раз имеет место наличие у русских супероружия, (а все факты говорили об этом), то непонятно зачем оно оказалось в центре захваченного противником города, причем еще более непонятно, для чего, обладая таким оружием и соответственно имея возможность практически беспрепятственно пройти с ним через любое боевое охранение, вот уже вторые сутки оно находится в никому не нужной старой тюрьме в двухстах километрах от постоянно удаляющейся от города линии фронта?!
   Первоначально предположили, что это связано с прилегающей к тюрьме территорией Центрального института авиационного моторостроения, но когда сегодня утром она была захвачена и внимательно изучена, то выяснилось, что нет даже крохотного намека на какое-нибудь секретное производство. (Цех по производству реактивных установок залпового огня М-13 системы «Катюша» в расчет не принимался ввиду известной технологии их производства при помощи автогена и обрезков железнодорожных рельс.)
   Версия, что Вермахт столкнулся с целенаправленно созданным стратегическим плацдармом для последующего использования его в качестве трамплина для наступления на Запад не выдерживала никакой критики из-за явной ее абсурдности – русские не сегодня, так завтра будут отброшены за Урал и им, надо думать, не до наступления.
   Оставалось только одно – на территории Лефортовской тюрьмы находится что-то такое, что заставило русских выложить свой последний козырь в этой давно уже проигранной ими кампании. (Немногочисленные оставшиеся в живых очевидцы в один голос твердили о человеке в странном облачении и со странным оружием, появившимся неизвестно откуда!)
   На основании этого было принято решение прекратить бесплодные попытки захватить тюрьму и перейти к переговорам с осажденным гарнизоном.
   Мы, конечно, ничего не знали об объективных трудностях и обоснованных тревогах немецкого командования и в своем неведении предавались преодолению обыденных и повседневных бытовых проблем. (Я, к примеру, решал проблему туалетной бумаги.) Часа в четыре со стороны студгородка через громкоговорители немцы сообщили нам свои предложения, и меня тут же согнали с горшка под нелепым и вздорным предлогом «заткнуть им их поганую пасть».
   – Чего желает немецкий народ? – поинтересовался я у капитана, застегивая на ходу штаны и с трудом стараясь припомнить известные мне германские слова «Натюрлих!» и «Капут!», но кроме «твою мать!» ничего на ум не приходило!
   На переговоры решили идти все вместе – я и Мурзилка. А что бы мы, не дай Бог, не сбежали, с нами увязался Копыто.
   Я облачился в свое штатное вооружение, Мурзилка накрасила губы неизвестно как оказавшейся у нее помадой (уже какой-то ухажер преподнес!), а Копыто взял автомат и дюжину гранат.
   На прощанье мы все облобызались, велели в случае смерти считать нас коммунистами и с богом и его помощью отправились в последний бой.
   Нас уже ждали генерал и два офицера. Десятикратное увеличение позволило мне в подробностях разглядеть удивление и неподдельный ужас на их лицах при виде моего снаряжения. Мы остановились в двух метрах от них и в двух шагах от неизвестности.
   – Гутен таг! – промяукала Мурзилка и состроила немцам глазки.
   «Дура! – выругался про себя я. – Это ж не западные немцы, а фашисты, и марки у них не „бундес“, а „рейх“.»
   Немцы молча откозыряли.
   – Чево надо? – прохрипел Копыто и приподнял ствол ППД.
   – Хенераль-лёйтнант фон Треплов! – представился генерал.
   Копыто с ненавистью смотрел на него в упор, до побеления в пальцах сжимая автомат.
   Надо было как-нибудь разрядить обстановку, и меня опять понесло:
   – Очень приятно, – откинув забрало, сказал я. – А мы местные.
   Стоящий справа от генерала офицер начал быстро переводить.
   – Из колхоза «XX лет без урожая».
   Офицер аж поперхнулся, но аккуратно перевел.
   – Это наш зоотехник, – показал я на опера, – Это наша скотница-медалистка! А я конторский – счетовод. Ферштейн?
   Генерал слегка кивнул головой и что-то резко спросил у своего офицера.
   – Господин генерал спрашивает, до каких пор ваш колхоз собирается быть без урожая, – без акцента перевел немец и выдавил на лице подобие улыбки.
   – До победного конца! – опять прохрипел Копыто и смачно сплюнул генералу под ноги.
   Повторилась процедура перевода, и немец ответил:
   – Господин генерал клянется к осени закончить компанию.
   – А шиш с маслом не хочешь? – Копыто выхватил руку из кармана, где он сжимал гранату, и покрутил у немцев перед носом фигу.
   – Оперуполномоченый Копыто! – не предвещая ничего хорошего, тихо рявкнул я. – Отставить!
   – Есть отставить! – буркнул опер, но фигу не убрал, а лишь спрятал за спину.
   – Я отстраняю вас от переговоров на десять минут, – вынес приговор я, – Идите-ка в сторонку и остыньте, – и тихо добавил: – Метрах в десяти, будешь прикрывать, если что.
   – Задание понял.
   – Выполнять!
   – Господин генерал предполагает, что вы большой начальник, раз так можете распоряжаться офицером НКВД, – перевел немец.
   – Да, он очень большой, – встряла невпопад в разговор Мурзилка.
   Немцы сразу оживились, а я с любовью и ненавистью взглядом приказал Мурзиле молчать (как будто она когда-нибудь собиралась меня слушаться).
   – Фройлен переводчик? – любезно спросил немец.
   – Да! – ответил я (Она переводит мои деньги и время!)
   – Во хаст зи? – спросил по-немецки у нее генерал.
   – Анжелика! – Мурзила шаркнула ножкой.
   Немцы в ответ щелкнули каблуками, а у меня появилась шальная мысль – может они возьмут ее с собой и сделают из Мурзилки немецкую овчарку, – которой я сразу же воспротивился: «Не отдам! Не люблю немецких овчарок! Люблю Мурзилок! Потому и не отдам!»
   – Ближе к делу, – прервал их ангажемент я. – Что вы нам хотите сообщить?
   – Господин генерал, как представитель германского командования, предлагает вам почетную капитуляцию и гарантирует жизнь, – перевел немец.
   – Хорошо! – ответил я. – А если мы не примем условия капитуляции, то что нам за это будет?
   – Но это невозможно! Зачем напрасно проливать кровь?
   Я еще вчера повнимательней изучил свой боевой чемодан и обнаружил, что в нем есть мощная радиостанция и выносной компьютерный дисплей. Настал момент пустить их в дело.
   Отстегнув от ранца планшет-экран, я протянул его генералу. Планшет взял один из офицеров, и немцы с интересом стали его рассматривать.
   По моему приказу на дисплее появилась цветная карта части Москвы.
   Немцам карта понравилась. Я отдал шлему нужные указания и обратился к супротивникам:
   – Светящиеся точки – это ваши танки. В экран встроена рация с микрофоном, так что вы можете связаться со своими частями… (Это я для простоты сказал что рация в экране, на самом деле рация на бронепоезде, пардон, в ранце, а в планшете – только микрофон!) Выберите любой танк, свяжитесь с ним, убедитесь, что он расположен в соответствии с картой, покажите мне его, и я его не сходя с этого места уничтожу!
   Генерал отдал резкое приказание. Один из офицеров быстро пошел к своим, а другой пояснил:
   – Сейчас пришлют радиста – для чистоты эксперимента.
   Пока радист не пришел, генерал попробовал связаться с помощью компьютера с командиром танкового корпуса. Связь, к немалому его удивлению, была установлена быстро, и генерал начал вести продолжительный диалог, выясняя, как я понял, местоположение танков. (Это я понял по мелькавшим названиям улиц, которые на моей карте были на немецком языке).
   Подошедший радист стал дублировать связь и генерал имел возможность убедиться, что его не разыгрывают и планшет-экран на самом деле позволяет установить связь с его частями.
   Через непродолжительное время генерал ткнул пальцем в район Полянки, я переводчик сказал: «Здесь!»
   Тут же под пальцем у генерала зеленая точка-танк превратилась в мигающий кружочек. Я начал водить стволом в сторону центра, и на карте появилась красная точка. Быстро совместив ее с зеленым кружочком, я нажал на спусковой крючок. Не успел зеленый кружок превратиться в красный, как из динамика и наушников радиста послышались крики. Генерал побледнел и сквозь зубы процедил: «Швах гемахт!»
   – Повторить? – предложил я.
   – Не надо, – ответили мне.
   – Так вот, – начал я, – слово «почетный» оставим, а слово «капитуляция» заменим на слово «эвакуация», ферштейн?
   Немец перевел.
   – Господин генерал спрашивает, как вы себе это представляете? – перевел немец ответ.
   – Очень просто! Вы восстанавливаете ЦИАМовский аэродром, пригоняете на него самолет, наш конечно, лучше всего ЛИ-2, создаете воздушный коридор, и мы тихо и спокойно улетаем к своим.
   Генерал долго молчал.
   – Если мы не пойдем на это?
   – В тюрьме большие запасы воды и продовольствия, стены очень прочные и полно боеприпасов, мою защиту не пробивает ни одно ваше оружие, и если мы не удалимся отсюда, я твердо обещаю вам уничтожить всю вашу армию. Кстати, радиус действия моего оружия – не менее двух тысяч километров, ферштейн?
   Генерал опять помолчал и наконец заговорил.
   – Нам надо подумать, – перевел его офицер.
   – До завтра, – ответил я. – Утром жду ответа.
   Я уже собрался было уйти, но мне задали еще один вопрос:
   – Откуда у вас такое оружие?
   – От-туда! – показал я пальцем наверх.
   Как немцы не старались сохранить спокойствие, но по их лицам пронесся ураган ужаса, а офицер слева промолвил: «Майн Гот!»
   – Еще будут вопросы?
   – Айн момент! Последний вопрос – кто руководит вашей обороной?
   – Честно?
   – Да!
   – Лично – Лаврентий Павлович Берия.
   Я совершил ошибку.
   Вместо того, чтобы держать ухо востро, позволил себе расслабиться. Был бы я немного поумней и не таким самоуверенным, то элементарно высчитал бы, что генерал фон Треплов сам решение не будет принимать, а доложит в Берлин. А от туда мог прийти только один ответ – захватить любой ценой.
   И я вместо того чтобы держать включенной свою «крутую» систему и следить за всеми перегруппировками противника, проглядел концентрацию вражеских войск и в результате получил утром яростную атаку со всех четырех сторон: авиации, танков, артиллерии и мотопехоты.
   Пока я проснулся, оделся, добрался до сторожевой башни, таща за собой упирающуюся еще не совсем проснувшуюся Мурзилку, половина защитников тюрьмы была выведена из строя, а немецкие автоматчики сидели уже под стенами, кидая через них гранаты и поливая из огнеметов.
   Пока я очистил все пространство вокруг стен тюрьмы, немцы успели один раз отбомбить (за раз – 600 самолето-вылетов и 1200 тон взрывчатки), пока я перебил все танки и самоходки, тяжелая артиллерия положила тысячи снарядов на наши головы, пока я расправлялся с артиллерией, автоматчики опять подползли к стенам и давай опять поливать и кидаться!
   Я перебил автоматчиков, но проворонил очередной налет авиации! Уж я им задал! Наверное перещелкал целую воздушную армию, но пока я с ними канителился, автоматчики опять подползли, а защищать стены было уже некому и они просочились вовнутрь.
   Мне понадобилось полчаса, чтобы очистить все помещения от нападающих, потом я дал Мурзилке бластер и велел ей пулять плазмой по кругу и отпугивать немцев, сам стал методично прочесывать квадрат за квадратом территорию Москвы на предмет уничтожения вражеской техники.
   Здесь к нам наверх поднялись капитан, опер, Сенцов и молодой.
   – А где политрук? – прокричал им я.
   Капитан безнадежно махнул левой рукой и я заметил что правая у него вся в крови и висит плетью.
   – А остальные?
   Капитан тяжело уселся рядом со мной и стал шарить по карманам что-то ища.
   – Остальные то как? – переспросил я.
   – Остальные! – вдруг закричал опер. – Остальные, говоришь? Таню Синичкину, санитарку, помнишь? Так ее вместе со всеми ранеными сожгли! Всех! Заживо!..
   Его, видимо, контузило и у него начался припадок. Сенцов с молодым схватили его и с трудом усадили на битый кирпич.
   – Значит, говоришь, заживо? – тут у меня самого нервы не выдержали и я заорал: – Шлем! Мать твою! Ты можешь бить по площадям?
   На экране забрала появилась надпись: «МАКСИМАЛЬНАЯ ПЛОЩАДЬ ПОРАЖЕНИЯ – 100 КВ. М»
   – Хорошо! А максимальная дальность?
   Надпись сменилась: «МАКСИМАЛЬНАЯ ДАЛЬНОСТЬ ПОРАЖЕНИЯ – 5 ТЫС. КМ»
   – Тоже неплохо! А ну-ка, дай мне, карту Берлина с русскими надписями. А ну, где здесь Имперская. Канцелярия? А ну-ка давай причешем их поганые улицы! За девочку Таню!..
   …Когда уже половина центра Берлина было в руинах, я вдруг почувствовал, что на голове у меня что-то происходит.
   Пять минут – и все было кончено… Шлем, чемодан, пушка и Мурзилкина стрелялка рассыпались в прах и развеялись по ветру.
   Подсуропил мне это второй интеллект. Я встал, отряхнулся, оглядел своих товарищей по оружию и сказал:
   – Капитан! У тебя нет лишнего автомата?..
   …В голове гудело. И еще очень хотелось пить. Надо было сменить диск у автомата. Какое же дерьмо этот ППШа! Говорят лично товарищ Сталин утвердил к нему диск вместо рожка! Вот бы дать ему, сволочи, во время боя набить патронами этот его любимый диск! Лучше конечно было сразу ему дать и набить!
   Нас загнали в какое-то подземелье, а патроны-то кончались, и гранат осталось мало.
   Я до того устал, что мне было все равно, но вот Мурзилка – она-то за что страдает? Из-за моей глупости и эгоизма. Правда держалась она отменно и лишь один раз тайком всхлипнула…
   Вот они опять лезут. Подпустить поближе и в упор. Ни-зя! Они ведь могут гранатой. Большой такой, с длинной деревянной ручкой. А у меня тоже есть граната! И у Мурзилки есть граната! Даже две! Умрем тяжело, но достойно! Как в кино! А вот хрен им по всей деревне!
   – Мурзилка, где там наш кулон? Доставай его и дави, пока не улетим отсюда к чертовой матери!
   Последняя очередь уходит в неизвестность, потом две гранаты. Последнюю мы кладем рядом на кирпич и, если кулон не сработает, рванем ее!..
   Я до сих пор не знаю, решился бы я рвануть под собой гранату, но кулон сработал! Мы полетели куда-то вниз и упали, к счастью, на песок, в большую яму, оказавшуюся строительным котлованом.
   Ярко светило солнце, чирикали воробьи и, главное, выстрелов не было слышно. Ни одного – вот уже целых пять минут.
   Мы с трудом и с большим энтузиазмом выбрались наверх и очутились среди белых новеньких панельных пятиэтажек.
   Ура! При Сталине хрущевок не строили. Еще раз – ура!
   – Хиппи проклятые! – услышали мы противный старческий голос сзади нас. – Совсем стыд потеряли! Уже среди бела дня по стройкам шляются, ироды проклятые! А ну, брысь отседова!
   Голос принадлежал бабке – Божьему Одуванчику. И даже берданка у нее имелась!
   – Бабулька! Милая! – заулыбался я и развел руки вширь. – Хорошие мы! Мы заблудились и упали в твою самую глубокую яму в мире. Пожалей нас и отпусти с Богом!
   Бабка с недоверием посмотрела мне в глаза и молвила:
   – Хорошие, говоришь? Заблудились? Врете вы все! Вы свою сучью свадьбу справлять здесь задумали. Знаю я вас!
   – Да нет! Мы случайно упали и совсем вдребезги разбились. Чем ругаться, лучше бы показала, где можно умыться и почиститься!
   Видок у нас был конечно еще тот. И, видимо, это все-таки убедило бабку, что мы не до конца врем.
   В бытовке у нее нашлись даже нитки, и мы с трудом, но все же привели себя кое-как в порядок и даже на халяву попили крепкого чайку с баранками.
   Сердечно распрощавшись с бабой Дуней, мы вышли за ворота и оказались посреди мирной и в том прекрасной Москвы.
   – Я надеюсь, что наши приключения окончены, и мы дома? – спросила Анжелка и вопросительно посмотрела на меня.
   – Я тоже надеюсь, но давай лучше проверим, а то опять что-нибудь произойдет.
   – Лучше не надо.
   – Вон, гляди киоск Союзпечати!
   – А у меня есть денежка, – радостно сказала Мурзилка и показала на ладошке невесть откуда взявшуюся пятнашку.
   Я походкой мультимиллионера продефилировал к киоску и барским голосом спросил:
   – Сегодняшние газеты есть?
   Киоскерша не отрывая глаз от «Здоровья» махнула рукой:
   – «Правда», «Коммерсант», и «Московские новости».
   «Коммерсантъ» разлился бальзамом по моей израненной душе, но денег на него вряд ли хватало бы, и я взял «Правду».
   Мы, как заправские фанаты «Спринта», крадучись отошли в сторонку, и я с непередаваемым трепетом раскрыл такую родную большевистскую врунью!
   Во всю первую полосу аршинными буквами было набрано:
   «Очередной визит в США Президента СССР тов. Хрущева Н. С. и министра обороны тов. Жукова Г. К.»,
   а выше стояло число: 2 сентября 1969 года!
   Май 1991 г.