Истерман Дэниел. Девятый Будда

   Управляющий проигнорировал вопрос:
   — Вас вызывают. Пожалуйста, следуйте за мной.
   — Кто меня вызывает? Куда вы собираетесь меня вести?
   — Пожалуйста, — повторил управляющий, устремив на Кристофера острый взгляд. — Не задавайте вопросов. На это нет времени. Сейчас вы должны пойти со мной.
   Кристофер вздохнул. В его положении спорить не стоило. И, в любом случае, лучше было куда-то пойти, чем бесконечно долго сидеть взаперти в этой крошечной комнатушке.

Глава 24

   Управляющий молча вел Кристофера каким-то другим путем, не тем, что вчера, по пустынным некрашеным коридорам. Становилось холодно. Никто так и не встретился им на пути. Через какое-то время они дошли до места, которое, казалось, было предшественником центрального здания монастыря. Здесь давно уже никто не жил. Кристофер чувствовал прикосновение ветра, прорывавшегося сквозь неза-деланные дыры в стенах. Наконец они оказались у двери, покрытой нарисованными глазами. Краска давно выцвела, но казалось, что глаза еще не утратили остроты зрения.
   Управляющий открыл дверь и жестом показал Кристоферу, чтобы он входил. На мгновение ему показалось, что они уже покинули территорию монастыря и оказались за его пределами. Он в недоумении стоял на пороге, пытаясь понять, где же он находится.
   С неба падали хлопья снега: яркие, прозрачные и крошечные белые снежинки напоминали армию опускающихся на землю маленьких ангелов, огромную и сонную. Кто-то зажег тысячи масляных ламп и расставил их по всей комнате; покрытый снегом пол был усыпан ими, словно движущимся ковром из светлячков. Крошечные огоньки дрожали, отбрасывая бледные узоры на покрытые снегом стены.
   Вся эта сонная комната была покрыта снегом и льдом; много слоев снежно-ледяного покрова затянули ее за эти долгие холодные годы. Казалось, что комната была сделана изо льда и слоновой кости, потолок отсутствовал, открывая небо, и зеркальные стены покрывались бесконечным дыханием гор. Повсюду лежали косые солнечные лучи, напоминавшие стеклянные жезлы: попадавший в них снег вспыхивал, устремляясь к земле. На постаментах стояли статуи богов и богинь, но толстые лохмотья из инея делали их неузнаваемыми. Их покрытые льдом волосы стали белыми и застывшими, с замерзших рук свисали на пол длинные сосульки.
   В дальнем конце длинного зала, укрывшись в тени, вдали от солнечных лучей, серая фигура сидела в позе лотоса на троне из подушек. Медленно, чувствуя, как замедлилось сердцебиение, Кристофер двинулся по направлению к тени. Фигура не двигалась и была безмолвна. Человек сидел абсолютно неподвижно, с прямой спиной, опустив руки на колени. Он пристально смотрел на Кристофера.
   На нем было простое монашеское одеяние, на голове красовалась остроконечная шапка с длинными, спускающимися ниже плеч ушами. Лицо было частично укрыто тенью. Оно казалось испещренным морщинами и полным грусти. Больше всего грусти было в глазах. Кристофер стоял перед ним, не зная, что ему делать, что говорить. Он вспомнил, что у него нет с собой кхата, ритуального шарфа, и он не может поприветствовать незнакомца в соответствии с традициями. Прошло какое-то время, и незнакомец плавно поднял правую руку, сделав жест в сторону Кристофера.
   — Пожалуйста, садитесь, — произнес он. — Стоять совсем необязательно. Я распорядился, чтобы вам принесли стул.
   Кристофер только сейчас заметил низкий стул, стоявший слева от него. Он присел, чувствуя себя как-то неловко. Он чувствовал на себе взгляд старика, изучающий его с яростной пристальностью, смешанной с огромной грустью.
   — Меня зовут Дорже Лосанг Ринпоче. Я Дорже Лама, настоятель этого монастыря. Мне сказали, что вас зовут Кристофер, Кристофер Уайлэм.
   — Да, — подтвердил Кристофер. — Это так.
   — Вы проделали длинный путь, — заметил Дорже Лама.
   — Да, — ответил Кристофер, чувствуя, что голос его отрывист и неестественней. — Я пришел из Индии. Из Калимпонга.
   — Из более далеких мест, — возразил ему настоятель.
   — Да, — согласился Кристофер. — Из более далеких мест.
   — Зачем вы пришли? Пожалуйста, будьте со мной откровенны. Никто не приходит сюда по пустякам. Людей приводят сюда вопросы жизни и смерти. Что привело вас?
   Кристофер заколебался. Он боялся настоятеля и не доверял ему. Этот человек играл главную роль во всем, что случилось. Вполне возможно, даже Замятин был лишь пешкой в большой игре.
   — Я не сам пришел сюда — меня прислали, — ответил Кристофер. — Трое ваших монахов: Царонг Ринпоче и двое послушников. Царонг Ринпоче убил моего проводника, мальчика-непальца по имени Лхатен. Он убил его просто потому, что у того была сломана нога. Прежде чем отвечать на ваши вопросы, я требую воздать убийце по заслугам.
   — Это серьезное обвинение. — Настоятель нагнулся вперед, словно пытаясь понять по лицу Кристофера, правду ли он говорит.
   — Это не единственное обвинение. Я уже встречал Царонга Ринпоче в Калипонге. Там он признался в еще одном убийстве: он убил ирландского доктора по имени Кормак. Вы знали об этом? Он действовал по вашему приказу?
   Настоятель вздохнул и выпрямился. Лицо старика было крайне бледным. В глазах плавала грусть, но Кристофер чувствовал в его взгляде присутствие других эмоций. Сострадания? Любви? Жалости?
   — Нет, — ответил он. — Он действовал не по моему приказу. У меня не было никаких причин желать смерти как доктора, так и вашего проводника. Пожалуйста, поверьте мне. Я не желаю смерти ни одному живому существу. Моя цель на земле заключается в том, чтобы любым возможным путем уменьшить страдания. Если Царонг Ринпоче поступил неправильно, он будет наказан.
   Настоятель сделал паузу и аккуратно высморкался в маленький платок, который извлек из длинного рукава. Обыденность этого действия обнадежила Кристофера больше, чем слова.
   — Царонг Ринпоче сказал мне, — продолжал настоятель, — что встретил вас на границе Тибета, за перевалом Себу-Ла. Это так?
   Кристофер кивнул.
   — Да.
   — Он также говорит, что предупреждал вас, чтобы вы не покидали Индию, чтобы не пытались пробраться в Тибет. Это тоже правда?
   — Да. Это тоже правда.
   — Вас предупредили о возможной опасности. Для вас и того, кто вас сопровождает. Вы выбрали маршрут, который, как вы должны были знать, пройти практически невозможно. Царонг Ринпоче сказал мне, что считает, что вы искали именно это место, Дорже-Ла. Это также правда?
   Кристофер ничего не ответил.
   — Вы не отрицаете, что это так? Очень хорошо, тогда я должен заключить, что вас привело сюда что-то очень важное. Зачем вы пришли, Уайлэм-ла? Вы можете сказать мне?
   Кристофер некоторое время молчал, пристально глядя на пожилого человека. Серебряный гау на его груди ловил частички отбрасываемого лампами света, превращая их в тени.
   — Меня привело сюда не что-то, — наконец ответил он. — А кто-то. Мой сын. Его зовут Уильям. Я убежден, что он находится здесь, в этом монастыре. Я пришел, чтобы забрать его домой.
   Настоятель смотрел на Кристофера с невыразимой грустью. С неба все еще падал снег. Снежинки падали на голову настоятеля и покрывали подушки, на которых он сидел.
   — Почему вы думаете, что ваш сын здесь, мистер Уайлэм? Существуют ли какие-либо возможные причины, по которым он находится здесь?
   — Причина мне неизвестна. Все, что я знаю, это то, что человек по фамилии Замятин отдал приказ похитить моего сына. Инструкции Замятина были доставлены с Тибета монахом по имени Цевонг. Цевонг мертв, но в письме, которое нашли при нем, говорилось, что его послали вы. Карпентер, миссионер-шотландец из Калимпонга, сказал мне, что моего сына увел в Тибет монгол по имени Мишиг. Мишиг — это агент Замятина.
   Дорже Лама слушал его, склонив голову, словно слова Кристофера давили на него. Возникла долгая пауза.
   — Вы много знаете, Уайлэм-ла, — сказал он наконец. — Очень много. И в то же время вы знаете очень мало.
   — Но я прав. Мой сын здесь. Это так?
   Настоятель сложил руки.
   — Да, — ответил он. — Это так. Он здоров, с ним все в порядке. Ему уделяют максимально возможное внимание. Вам не о чем волноваться.
   — Я хочу видеть его. Немедленно отведите меня к нему. — Кристофер встал. Он чувствовал слабость и злобу.
   — Мне жаль, — произнес настоятель, — но это невозможно. Вы очень многого не понимаете. Но он больше не ваш сын. Это вы должны попытаться понять. Для вашего же блага. Пожалуйста, попробуйте понять то, что я сказал.
   — Что вам от него нужно? — закричал Кристофер. Он чувствовал, как голос его отдается эхом в пустом, засыпанном снегом зале. — Зачем вы привезли его сюда?
   — Его привезли сюда по моей просьбе. Я хотел, чтобы он оказался в Дорже-Ла. Пока даже он ничего не понимает. Но со временем поймет. Пожалуйста, не затрудняйте ему жизнь. Пожалуйста, не просите встречи с ним.
   Настоятель нагнулся и взял с низкого столика серебряный колокольчик. Он слегка потряс его, внезапно наполнив комнату свободно плывущим, слегка дрожащим звуком — такой звук возникает, если постучать по тонкому хрусталю. Пахло давно сгоревшими благовониями — так пахнут положенные в гробницу цветы.
   — Сейчас вам надо уйти, — сказал настоятель. — Но мы снова встретимся.
   Позади Кристофера раздался звук шагов. Он обернулся и увидел управляющего, который ждал его. Когда он выходил из комнаты, из теней донесся голос пожилого человека:
   — Мистер Уайлэм. Пожалуйста, постарайтесь проявить благоразумие. Не попытайтесь найти своего сына. Нам не хотелось бы, чтобы вам был причинен какой-либо вред, но вы должны быть осторожны. Вы проигнорировали предупреждение Царонга Ринпоче. Не игнорируйте мое.

Глава 25

   Кристофера привели обратно в ту же комнату, в которой он провел ночь. Несколько часов он сидел в тишине, погруженный в мысли, пытаясь примириться с ситуацией. Откровенное признание в том, что Уильям жив и находится в Дорже-Ла, потрясло его. Ему нужно было время, чтобы подумать, чтобы решить, что предпринять.
   Несколько раз он подходил к окну и смотрел на лежавший внизу перевал. Как-то раз он заметил группу монахов, идущих по узкой тропе из монастыря. Он следил за ними, пока они не пропали из виду. Чуть позже он увидел, как кто-то бежит к монастырю из места, расположенного прямо над перевалом. Время от времени он слышал звуки молитвы, подчеркнутые мерным барабанным боем. На террасе — внизу и слева от него — сидел старый монах, часами вращавший молитвенное колесо. На закате установленная на крыше труба издала резкий неприятный звук, разорвав тишину; она была совсем близко от него, и звук был очень громким.
   Появился монах, который принес ему немного пищи, зажег его лампу и снова ушел, не ответив на его вопросы. Он принес суп, цампу и маленький чайник с чаем. Кристофер ел медленно, автоматически прожевывая и глотая шарики из жареного ячменя, не получая никакого удовольствия. Закончив есть, он снял крышку с чайной чашки. Подняв чайник, чтобы налить себе чай, он увидел в чашке что-то белое.
   Это был листок бумаги, сложенный в несколько раз и плотно засунутый в чашку. Кристофер вынул листок и развернул его. Записка была написана на тибетском, в стиле Умэй. Внизу была нарисована маленькая диаграмма, несколько пересекающих друг друга линий, лишенных всякого смысла.
   Он сел на столик у кровати, на котором горела лампа. Его познания в письменном тибетском были ограничены, но, приложив небольшое усилие, он смог расшифровать большую часть текста:
   "Мне сказали, что вы говорите на нашем языке. Но я не знаю, можете ли вы читать по-тибетски. Однако другого пути нет, и я надеюсь, что вы сможете прочесть это. Если вы не сможете прочесть мое послание, мне придется послать к вам кого-то, но с этим могут возникнуть трудности. Послушник, который приносит вам еду, не знает о том, что в вашей чашке лежит записка, так что не говорите с ним об этом.
   Мне сказали, что вы отец того мальчика, которого привезли сюда из страны чужеземцев. Мне говорили и другие вещи, но я не знаю, можно ли им верить.
   В Дорже-Ла вы в опасности. Все время будьте начеку. Я хочу помочь вам, но мне тоже надо соблюдать осторожность. Я не могу прийти к вам, так что вы должны прийти ко мне. Сегодня вечером ваша дверь будет незаперта. Когда вы обнаружите, что дверь открыта, идите по карте, нарисованной ниже. Вы должны будете оказаться в гон-канге. Я буду ждать вас там. Но сначала убедитесь, что никто не видит, как вы выходите".
   Подписи не было. Он несколько раз перечитал письмо, чтобы убедиться, что все правильно понял. Теперь, когда он знал, что диаграмма представляет собой карту, он решил, что может разобрать ее, хотя он и не мог соотнести нарисованные комнаты и коридоры с теми местами, в которых он уже был.
   Он встал и подошел к двери. Она все еще была заперта. Он вздохнул и вернулся к кровати, испытывая нетерпение, так как наконец ему представилась возможность что-то сделать. Кто отправил ему это послание? Он никого не знал в Дорже-Ла. И почему какой-то монах хочет помочь ему, незнакомому человеку?
   В течение нескольких следующих часов он подходил к двери и пытался открыть ее. Она все еще была заперта, и он начал думать, что загадочный автор письма не смог осуществить свой план. Закончилась последняя служба, монахи разошлись на ночь по своим кельям, и монастырь наконец погрузился в глубокую тишину. Примерно час спустя он услышал, как кто-то тихо возится с замком. Он встал и подкрался к двери. Тишина. Он протянул руку и попробовал повернуть ручку. Она легко подалась.
   Он быстро схватил свою лампу и вышел из комнаты, оказавшись в длинном коридоре, в дальнем углу которого одиноко горела масляная лампа. Никого не было видно. Он чувствовал, что монастырь погружен в сон. В коридоре было холодно.
   Сверяясь с картой, он не спеша пошел вправо, туда, где начинался другой коридор. Второй коридор вел в темноту. По всей длине его с определенными интервалами были расставлены лампы, слабые приношения окружающей мгле. В тусклом свете, отбрасываемом его собственной лампой, разрисованные стены казались полуживыми и кишели мрачными, мучительными сценами. Повсюду преобладал красный цвет. Свет на мгновение выхватывал из темноты лица, тут же исчезавшие во мраке. Двигались руки. Скалились зубы. Танцевали скелеты.
   По мере того как Кристофер углублялся в дебри спящего монастыря, он начал испытывать неуловимое чувство прикосновения к глубокой старине. Он видел, пусть и нечетко, как постепенно менялся монастырь с его продвижением вперед. Как геологические пласты, различные участки гомпа четко показывали, когда они были построены, понемногу раскрывая свои секреты. Чем дальше он шел, тем примитивнее становились рисунки и орнамент на стенах. Сначала в них чувствовалось влияние Китая, затем Индии, затем древнего Тибета. Он ощутил внутри непонятную дрожь. В таких монастырях он еще не бывал.
   Последний коридор заканчивался у маленькой двери, по обеим сторонам которой были нарисованы изображения покровительствующих божеств и прикреплены факелы. Это была древняя часть монастыря, насчитывавшая, наверное, около тысячи лет.
   Он стоял у входа в гон-канг, самого темного, самого запретного места любого монастыря. Кристофер только слышал описания таких мест от своих тибетских друзей, но ему никогда не дозволялось увидеть их воочию. Гон-кангом называлась темная подземная часовня, в которой хранились маски для ритуальных танцев. Это было ритуальное жилище йи-дам, покровительствующих божеств, черные статуи которых следили за монастырем и его обитателями. Это было место священного ужаса, живущего в сердце тибетской религии.
   У двери Кристофер заколебался, с удивлением почувствовав, что его страшит перспектива оказаться внутри. Для страха не было никаких причин: внутри была только темнота, темнота и странные боги, в которых он не верил. Но что-то заставляло его колебаться, пока он наконец не толкнул дверь.
   Дверь оказалась незапертой. Прямо за ней находилась вторая дверь, на которой яркой краской было изображено лицо божества. Красные, пристально смотрящие глаза обжигали его, как раскаленные угли. Лампа замигала, осветив старую краску и частички позолоты. Он толкнул вторую дверь.
   За дверью была отчетливо видимая темнота, темнота, касающаяся его глаз бархатным прикосновением, темнота осязаемая и ощутимая. Здесь царила вечная ночь. Она никогда не прерывалась, и царство ее было вечным. Спертый, бесцветный воздух был наполнен запахом прогорклого масла. Было ощущение, словно он казался в гробнице.
   Кристофер поднял лампу. С потолка около входа свисали чучела нескольких животных: медведя, яка, дикой собаки. Эти древние гниющие чучела были неотъемлемым компонентом каждого гон-канга, таким же элементом темной мистики, как и фигурки богов у алтаря. Кристофер почувствовал, что от отвращения у него мурашки побежали по коже, когда он, низко согнувшись, проходил под чучелами, стараясь избежать прикосновения покрытого плесенью меха, свободно свисавшего с лишенных должного ухода чучел. Они висели здесь бог знает сколько времени, и им предстояло висеть здесь до тех пор, пока они не разложатся и не распадутся на куски. Поколения пауков покрыли толстым слоем паутины заплесневевший мех, и когда Кристофер пробирался под чучелами, пыльная паутина касалась его лица.
   Этому место было уже много лет. Оказавшись внизу, он сразу понял, что гон-канг старше, чем сам монастырь, и лишь вдвое моложе, чем сами горы. Это была темная и низкая пещера, с самого начала своего существования посвященная самым темным тайнам. Справа от Кристофера на толстых веревках свисали с потолка танцевальные маски, изображения смерти и безумия, нарисованные много лет назад и хранимые здесь, в темноте, вместе с мрачными покровителями монастыря. Один или два раза в год маски извлекались на свет и надевались для ритуальных танцев. Люди в масках кружились и кружились под барабаны и флейты, как та обнаженная девушка, которую Кристофер видел в приюте, чье лицо напоминало маску, под которой спрятан тупой ужас. Изображенные на масках лица были гротескными и неестественно большими — злобные черты богов и полубогов и демонов, лица, которые превращали танцующего монаха в бессмертное существо, а человека — в бога, но только на один день.
   Под масками у стены были навалены горы древнего оружия — копий, мечей и нагрудной брони, кольчуг и увенчанных гребнями шлемов, китайских пик и татарских остроконечных шапок. Все это было древним, ржавым и по большей части бесполезным и хранилось здесь как символ внезапной смерти, как оружие, которое использовали древние боги в борьбе с силами зла.
   У дальней стены стояли статуи покровительствующих божеств, их руки и головы были увешаны старыми и ветхими полосками ткани, своего рода приношениями. Ямантака, рогатый, с бычьей головой, увенчанный диадемой из человеческих черепов, злобно смотрел на Кристофера из темноты. Казалось, что фигуры божеств двигаются, словно танцуя, в своей вечной ночи, но это были просто дрожащие тени, отбрасываемые светом лампы. Полный дурных предчувствий, которых он не мог ни понять, ни подавить, Кристофер подошел ближе.
   Он уловил какое-то движение, и лампа здесь была ни при чем. Кристофер отпрянул назад, держа перед собой лампу. Перед алтарем, расположенным в самом конце комнаты, сидела темная фигура, обращенная лицом к божествам. На его глазах фигура снова пришла в движение, быстро простершись перед богами и затем вернувшись в прежнее положение. Это был монах, закутанный в теплые одежды и погруженный в медитацию. Казалось, он не заметил свет от лампы Кристофера и не услышал его приближения.
   Кристофер не знал, что делать дальше. Он предположил, что это тот самый монах, который написал письмо, но теперь, оказавшись рядом с ним, он почувствовал настороженность. Возможно, на самом деле это была лишь хитроумная ловушка, подстроенная Замятиным или Царонгом Ринпоче. Ведь он только что осквернил святая святых монастыря. Может, в этом и заключался план — предоставить кому-то достаточное основание для убийства?
   Фигура снова пришла в движение, но не резко, как напуганный человек, а мягко, как человек, очнувшийся от сна и еще частично находящийся в мире грез. Он встал и повернулся. На лицо его упала тень, скрывая его от глаз Кристофера.
   — Вы пришли, — сказал он.
   Голос был мягким, словно женским. Кристофер предположил, что это ге-цул, новичок. Но что может быть нужно от него новичку?
   — Это вы написали письмо? — спросил Кристофер, сделав шаг в сторону монаха.
   — Пожалуйста, не подходите ближе, — попросил тот, отступая назад, в тень.
   Кристофер застыл. Он почувствовал, что новичок нервничает, что появление Кристофера почему-то напугало его.
   — Зачем вы просили меня прийти? Что вам нужно?
   — Вы отец ребенка-чужеземца?
   — Да.
   — И вы проделали длинный путь, чтобы найти его?
   — Да. Вы знаете, где он? Вы можете отвести меня к нему?
   Монах показал, что надо говорить тише.
   — Не говорите так громко. В Дорже-Ла у стен есть уши. Да, — продолжил он после паузы, — я знаю, где держат вашего сына. И я могу отвести вас к нему.
   — Когда?
   — Не сейчас. Возможно, только через несколько дней.
   — Ему угрожает опасность?
   Монах задумался.
   — Нет, — ответил он. — Я так не думаю. Но в Дорже-JIa что-то происходит, что-то, чего я не понимаю. Я думаю, что скоро мы все можем оказаться в опасности.
   — Я хочу забрать Уильяма отсюда. Я хочу увести его обратно через перевалы, в Индию. Вы можете помочь мне?
   Наступила тишина. Вокруг маленькой фигурки у алтаря сгущались тени.
   — Я могу помочь вам увести его из Дорже-Ла, — наконец сказал он. — Но путь в Индию слишком опасен. Если вы хотите, чтобы ваш сын ушел отсюда живым, вы должны довериться мне. Вы сделаете это?
   У Кристофера не было выбора. Каким бы загадочным ни казался этот монах, он был его единственным союзником в мире, которого он не понимал.
   — Да, — ответил он. — Я доверяю вам.
   — Свою жизнь?
   — Да.
   — И жизнь своего сына?
   Он заколебался. Но, с другой стороны, жизнь Уильяма уже была в опасности.
   — Да.
   — Возвращайтесь в свою комнату. Я пришлю вам еще одно сообщение. Убедитесь, что все мои письма будут уничтожены. И ни с кем об этом не говорите. Ни с кем, понимаете? Даже если человек кажется вам другим. Вы обещаете?
   — Да, — прошептал Кристофер. — Я обещаю.
   — Очень хорошо. А теперь вы должны уйти.
   — Кто вы? — спросил Кристофер.
   — Пожалуйста, вы не должны спрашивать об этом. Позднее, когда мы будем в безопасности, я скажу вам. Сейчас здесь слишком опасно.
   — Но если что-нибудь случится? Если мне понадобится найти вас?
   — Вы не должны искать меня. А я найду вас, когда придет время. Пожалуйста, уходите.
   — По крайней мере, покажите мне свое лицо.
   — Нет, нельзя!
   Но Кристофер уже поднял лампу и шагнул вперед, позволяя свету упасть прямо на находившиеся перед ним тени. Загадочный незнакомец оказался не молодым послушником и не монахом. Длинные пряди черных, как смоль, волос обрамляли мелкие, изящные черты лица. Туника с вышивкой обтягивала стройное тело. Незнакомец был женщиной. В сумрачном свете ее зеленые глаза засверкали, тусклое желтое пламя нарисовало на ее щеках капли жидкого золота и посыпало волосы золотым пеплом.
   Она встревоженно посмотрела на Кристофера. Одна рука взметнулась к лицу, закрывая его от взгляда Кристофера. Он сделал еще шаг, но она отпрянула назад, и, спотыкаясь, скрылась в тени. Он слышал мягкий звук ее шагов по каменному полу. Высоко подняв лампу, он последовал за ней, но лампа высвечивала только каменные и золотые статуи. Краска на стенах потрескалась и медленно превращалась в пыль, падая на пол. Время здесь застыло. Яркие рисунки, изображавшие двенадцать кругов рая и двенадцать кругов ада, затряслись в свете лампы, как развешанная по комнате мишура. Девушка без следа растворилась в той самой тени, из которой появилась.

Глава 26

   Он вернулся в свою комнату, прокравшись через спящий монастырь, словно призрак. Насколько он знал, никто не видел, как он выходил из комнаты и возвращался в нее. Примерно через полчаса после возвращения он снова услышал, как кто-то копается в замке, и когда он попробовал открыть дверь, то убедился, что его опять заперли.
   Он лежал в кровати, пытаясь согреться, а в голове его царила неразбериха. Слишком много было вопросов, на которые не было ответов. Кто была эта женщина, которая привела его в гон-канг? Что она на самом деле хотела от него? Действительно ли она может помочь ему забрать отсюда Уильяма? Он ворочался в темноте, порядком измотав самого себя, но так и не найдя удовлетворительных вопросов на эти ответы. Наконец его беспокойные мысли стали беспокойными снами. Но даже во сне ответы так и не появились.
   Он молниеносно проснулся, услышав какой-то звук. Его лампа погасла, в комнате стояла кромешная тьма. Он услышал свое собственное дыхание, но ничего больше. Что же разбудило его? Ровно дыша, он лежал в темноте, прислушиваясь. Снова раздался звук, тихий, но отчетливый. Кто-то был за его дверью, пытаясь проникнуть внутрь. Это был не тот звук, который он слышал раньше, когда его дверь отпирали и снова запирали. Этот звук был осторожным, не предназначенным для того, чтобы его услышали.
   В замке повернулся ключ. Кто бы ни был там, снаружи, он изо всех сил старался не разбудить его. Он отбросил одеяла и свесил ноги с кровати. Повинуясь инстинкту, он нашел ботинки и надел их. Ключ тихо, почти неслышно повернулся в двери, чуть царапнув замок. Он осторожно встал, чтобы не скрипнула внезапно кровать. Дверь начала медленно открываться. Кристофер неслышно пробрался в противоположный угол комнаты, к алтарю.