Истерман Дэниел. Девятый Будда

   Постель тоже была усыпана мухами, и создавалось впечатление, словно в ней движется что-то живое, пытающееся принять какую-то форму в полумраке комнаты. Стараясь не приближаться к кровати, Кристофер подошел к окну и потянул за шнуры, поднимающие ставни. Он поднял их не полностью, но достаточно для того, чтобы в комнату проникло больше света. Затем он заставил себя повернуться и посмотреть на кровать.
   Это действительно был Кормак. Большая часть мух сидела на его теле, там, где была кровь. И ему хватило одного взгляда, чтобы опознать лежавшего. Кто-то перерезал спящему Кормаку горло от уха до уха. На подушке Кристофер заметил скальпель, которым пользовался убийца, яркий, сверкающий, покрытый кровью. Судя по всему, последняя агония была непродолжительной. Одна рука была вывернута так, словно тянулась к перерезанному горлу, пальцы были бледными, скрюченными, обескровленными. Кормак умер рано утром, возможно, через час или два после того, как заснул. Кровь свернулась и засохла, конечности начали коченеть.
   Кристофер отвернулся от кровати и покрывавшего ее узора из крови и мух. Он открыл окно и жадно вдохнул свежий, чистый воздух. Позади него жужжание мух эхом отдавалось в маленькой душной комнате. Его затошнило, словно организм хотел избавиться от этого липкого приторного запаха.
   Он резко повернулся и вышел из комнаты, не глядя на кровать. Войдя в гостиную, он увидел то, чего не заметил раньше: кто-то покопался в столе Кормака. Он подошел к столу. Ящики были выдвинуты, дверцы открыты. На поверхности стола была навалена кипа бумаг: письма, счета, доклады, беспорядочно сваленные в кучу. Бумаги лежали и на полу, смятые чьими-то ногами. Он подобрал большую голубую папку и положил ее на стол. На первой странице большими черными буквами было написано название: «Домашние мухи Калимпонга: статистический обзор темпов размножения в неволе». Стало ясно, откуда взялись мухи: Кормак проводил эксперимент, а его убийца, должно быть, разбил ящики с мухами и выпустил их на волю. Их бессмысленное жужжание все еще доносилось из спальни. Они умирали, замерзшие, ослепшие, пресытившиеся кровью.
   Он внимательно просмотрел бумаги, но не нашел ничего интересного. Тот, кто убил Кормака, забрал то, за чем пришел. Серебряный крест, который, по словам доктора, он нашел у Цевонга, тоже отсутствовал. Неужели и его забрал убийца? Затем Кристофер вспомнил слова Кормака: «Он все еще спрятан в моем столе». По-видимому, где-то был потайной ящик.
   Кристофер довольно быстро нашел его. Простой рычаг, спрятанный в задней части одной из ниш, приводил в действие пружину, открывавшую еще один ящик почти под самой крышкой стола. Он вытащил из него пакет из плотной коричневой бумаги. Внутри было несколько фотографий, в общей сложности штук двадцать. Большинство из них было сколото скрепкой по две. На них были девочки из приюта — сверху лежала фотография каждой девочки в серой униформе Нокс Хоумз, которую Кристофер запомнил с предыдущего вечера, а вторая фотография показывала ту же девочку, но уже в сари, с украшениями и наложенной косметикой. Казалось, что все верхние фотографии были сняты одной камерой и на одном фоне, а нижние различались по размеру и качеству и снимались в разных местах.
   Было также несколько непарных фотографий мальчиков, одетых, по предположению Кристофера, в униформу приюта. В самом низу лежало еще две скрепленных фотографии девочки. На верхней она была, как и другие, в серой униформе. Но когда Кристофер увидел вторую фотографию, он судорожно глотнул воздух, и у него закружилась голова. Жужжание пирующих мух перемешалось и слилось с ревом крови, прилившей к голове. Он постарался успокоиться.
   На второй фотографии была та самая девушка с улицы, девушка, чьи окровавленные пальцы Кристофер видел менее часа тому назад. Она смотрела прямо в камеру, но казалось, что взгляд ее устремлен куда-то вдаль. Это была та же девушка, что и на верхней фотографии. Та же, но не та же. На первой фотографии она была абсолютно нормальной, даже хорошенькой. Она не была так обезображена, когда жила в Нокс Хоумз.
   На обратной стороне каждой второй фотографии кто-то, скорее всего Кормак, написал карандашом несколько слов: имя, название города или местности, и, в некоторых случаях, дату. «Джилл, Джайпурхат, 10.2.15», «Хилари, Сахибгандж, 9.5.13». На оборотной стороне фотографий мальчиков название местности было одно и то же, и после него во всех случаях стоял вопросительный знак: «Симон, Дорже-Ла? 1916», «Мэттью, Дорже-Ла? 1918», «Гордон, Дорже-Ла? 1919». Дорже-Ла: не этим ли монастырем руководил человек, пославший сюда Цевонга, таинственный До-рже Лама?
   Кристофер завернул фотографии в бумагу и засунул в карман пиджака. Его сердце все еще билось учащенно. Это напоминало кошмар, в котором его преследовал сначала голос, а потом и лицо безумной девушки. Имели ли эти фотографии отношение к тому, о чем говорил Кормак вчера вечером? Не их ли собирался показать ему доктор? Одно было ясно: кто бы там ни убил доктора, он даже не догадывался, что что-то спрятано в столе.
   Он снова засунул руку в потайной ящик, как можно глубже. Его пальцы коснулись чего-то холодного и твердого. Они нащупали прикрепленную к чему-то тонкую цепочку. А потом — серебряный крест. Кристофер аккуратно вытащил его из ящика. Мухи жужжали все громче, и он начал чувствовать страх.
   Это был обычный крест с пригвожденной к нему фигуркой Иисуса. И дерево, и плоть превратились в серебро. Что-то было такое в этом кресте, от чего у Кристофера зашевелились волосы. Это было настолько невероятно, что поначалу он даже ничего не заметил. Он узнал крест. И в этом не было ничего удивительного: он видел его много раз. Ребенком он часто держал его в руках. Он перевернул его и увидел буквы, врезанные в серебро рядом с пробой — «А. В. У», инициалы его отца. Артур Винсент Уайлэм. Это был крест его отца, единственная часть наследства, не присланная в Англию вместе с медалями и запонками. Из ног и рук крошечного Христа торчали миниатюрные шляпки гвоздей. Будучи ребенком, Кристофер часто гладил их с удивлением. Сейчас его ладонь крепко сжала крест, и острые края врезались в плоть — между пальцев побежала узкая полоска, крови.
   Он слышал жужжание мух, лихорадочно бормочущих в затемненной комнате, и рыканье собак, рыщущих в ночи по вонючим улицам в поисках отбросов, и голос девушки, доносящийся к нему из мрака. Его ковоточащие пальцы еще крепче стиснули крест, и он стоял посреди комнаты горько плачущий, заблудившийся, покинутый, не понимающий, кто он и где он.

Глава 14

   Кристофер полностью утратил чувство времени. Он стоял в комнате, крепко сжимая крест и не видя ничего вокруг. Он оказался перед самим Везельвулом, повелителем мух, находившимся в маленькой комнатке, наполненной шумом крыльев. В голове его сменяли друг друга образы — отца, умирающего посреди снежной пурги, изуродованной девушки, поющей под его окном, людей, которых он убил и при смерти которых присутствовал.
   Однако какая-то часть его мозга сохраняла ледяное спокойствие, он упорно размышлял о случившемся. Кто-то прошлой ночью подслушал его разговор с Кормаком — в этом он был убежден. Что привело к поспешному и грязному убийству доктора с целью навсегда похоронить то, что он знал, и не дать этому распространиться? Виновен в убийстве был Карпентер или кто-то близкий к Карпентеру. Кристофер больше не сомневался, что миссионер глубоко вляпался в то, что происходило в городе. А это означало, что он каким-то образом связан с похищением Уильяма. Он даже не осмеливался заглядывать глубже; но где-то в мозгу раздавался доносящийся из прошлого шепот отца, шепот, который он не мог разобрать.
   Наконец он поднялся и аккуратно положил распятие во внутренний карман пиджака. Он еще покопался в бумагах, разбросанных на столе, но больше не нашел ничего, что относилось бы к Карпентеру, Тибету или фотографиям.
   Пришло время уходить. Он точно знал, куда направится. На этот раз Джон Карпентер расскажет ему все, что знает, даже если придется вытягивать из него каждое слово при помощи грубой силы. Он встал из-за стола.
   Кто-то громко постучал в дверь. Кристофер замер. Внезапно в прихожей раздались шаги.
   — Доктор Кормак! С вами все в порядке? — Это был тот самый санитар, с которым он разговаривал в госпитале.
   Мгновение спустя дверь в гостиную распахнулась и вошли трое: британский капитан полиции и два индийских констебля. Санитар остался в коридоре.
   Капитан молча кивнул одному из констеблей, приказывая обыскать другие комнаты. Тот направился прямиком в спальню. Кристофер все еще слышал громкое жужжание мух. Через несколько секунд констебль вышел из спальни, и было очевидно, что ему, плохо. Он подошел к капитану, пробормотал несколько слов, и они вдвоем проследовали в спальню.
   Когда капитан снова появился в гостиной, он был бледен. Это был молодой человек, видимо, только окончивший полицейскую академию, и это, наверное, было первым убийством, которое он видел. Не повезло, подумал Кристофер.
   — Ваше имя? — потребовал капитан.
   — Уайлэм. Майор Кристофер Уайлэм.
   Слово «майор» несколько охладило пыл полицейского. Но он вытянулся в полный рост и обратился к Кристоферу на очень официальном языке, предписанном правилами.
   — Майор Кристофер Уайлэм, мой долг заключается в том, чтобы арестовать вас за убийство доктора Мартина Кормака. Я должен проинформировать вас, что сейчас вы будете взяты мной под стражу и в свое время предстанете перед главным судьей округа Калимпонг для допроса, после чего, возможно, предстанете перед судом. Я также должен предупредить вас: все, что вы сейчас скажете, может быть записано и позднее использовано в качестве доказательства вашей вины.
   Он кивнул констеблю, обнаружившему тело. Тот отстегнул от пояса наручники и сделал шаг в сторону Кристофера. Теперь, когда с формальностями было покончено, полицейский чувствовал себя более уютно.
   — Пожалуйста, вытяните перед собой руки, — сказал он.
   Кристофер повиновался. Полицейский подошел ближе, готовясь защелкнуть первый браслет на правом запястье Кристофера. В эту же секунду Уайлэм резко развернулся, захватив руку полицейского и надавив ему второй рукой на горло. Отыскать у него пистолет и выхватить его было секундным делом. Еще через мгновение пистолет оказался у виска полицейского.
   — Эй, ты! — крикнул он санитару, съежившемуся в проходе. — Иди сюда! Быстро!
   Европеец рванулся бы к двери и поднял тревогу. Но все санитары-индийцы страдали от двойной дозы авторитарности: их медицинское начальство возглавлялось представителями высшей расы. Санитар шагнул в гостиную.
   — Бросьте пистолеты на пол, потом положите руки за голову, — скомандовал Кристофер двум оставшимся полицейским. — Спокойнее, спокойнее!
   Они в точности выполнили его приказ. Он снова обратился к санитару:
   — Иди в спальню. Принеси что-нибудь, чтобы связать этих людей: галстуки, куски простыни, что угодно. Шевелись!
   Санитар кивнул и последовал в спальню. Судя по донесшимся звукам, его чуть не вырвало. Минуту спустя он появился в гостиной с простыней в руках.
   — Рви ее на куски, — приказал Кристофер. — А затем свяжи их.
   Руки санитара тряслись, и было похоже, что он находится на грани обморока. Но каким-то образом он заставил одеревеневшие пальцы повиноваться. Полисмены по приказу Кристофера сели на стулья с высокими прямыми спинками и были накрепко привязаны к ним. Все это время капитан пристально смотрел на Кристофера, словно запоминая его лицо.
   — А теперь этого, — приказал Кристофер.
   Санитар привязал к очередному стулу последнего полицейского.
   — Пожалуйста, сахиб, — взмолился он, закончив работу. — Не связывайте меня. Я буду сидеть здесь так долго, как скажете. Я буду вести себя тихо. Ни во что не вмешиваться.
   Кристофер проигнорировал его мольбы и привязал его к стулу, стоявшему у стола. А затем повернулся к капитану.
   — Мне очень жаль, — произнес он.
   — Вы будете еще больше сожалеть об этом, когда вас поймают. Вам не удастся сбежать, вы сами знаете. Лучше сдаться сейчас. Избавите себя от массы неприятностей. В том числе от увечий.
   — Да, — согласился Кристофер. — Я бы с удовольствием последовал вашему совету. Но я не убивал Мартина Кормака и не могу терять время, доказывая это. Это дело вне компетенции полиции. Скажите вашим людям, чтобы они в него не лезли. Поговорите с кем-нибудь из департамента разведки. Попросите, чтобы вас соединили с Уинтерпоулом. Он объяснит. Он все объяснит.
   Он повернулся и пошел к двери. За его спиной гостиная начала наполняться мухами.

Глава 15

   У Нокс Хоумз были припаркованы две большие машины. Кристофер узнал марку «роллс-ройс силвер хост»: она была популярна среди индийских правителей. Очевидно, у Карпентера были посетители. Важные посетители.
   Он увидел замешательство на лице открывшей ему дверь девушки: она явно не знала, что с ним делать. Кристофер больше не был персона нон грата — вчера вечером он ужинал с Карпентерами и был представлен собравшимся сиротам как человек, испытывающий страдания. Но что-то не позволяло ей немедленно впустить его. Кристофер разрешил ее дилемму, толкнув дверь и пройдя мимо нее. Не обращая внимания на ее протестующие возгласы, он прошел к кабинету Карпентера и распахнул дверь. В кабинете никого не было. Со стен глядели на него пустые глаза животных. Он закрыл дверь и направился в гостиную. И вошел, не потрудившись постучать.
   Мойра Карпентер принимала посетителей: богатую индийскую матрону в домашней одежде жены мусульманина благородного происхождения и европейку в повседневном платье, судя по всему, старую деву, гувернантку, которая держала в руках чашку с чаем с утомленным видом особы, переживающей характерный для ее возраста и положения кризис. Когда Кристофер распахнул дверь и ворвался в комнату, гувернантка облила чаем свое дородное тело, а Мойра Карпентер чуть не обварила кота. Только бегума никак не отреагировала на его появление, словно ежедневно сталкивалась с такими ситуациями.
   Кристофер заговорил первым.
   — Где ваш муж, миссис Карпентер? — рявкнул он. Нервы его были на пределе.
   — Мистер Уайлэм, я... — начала Мойра Карпентер, аккуратно ставя бело-голубой фарфоровый чайник на покрытый салфетками столик, стоявший около нее.
   — Я хочу поговорить с ним. Где он?
   — Знаете, это выходит за рамки приличия. — Миссис Карпентер быстро оправилась от шока. — Что вы имели в виду, ворвавшись сюда? Вы...
   — Мартин Кормак мертв. Убит. Я думаю, что ваш муж кое-что знает об этом. Где он?
   Мойра Карпентер почти приподнялась со своего места, когда Кристофер упомянул смерть Кормака. Казалось, что ее ноги подкосились, и она упала на стул. Румянец, который начал заливать ее лицо, мгновенно исчез, уступив место мертвенной бледности. Кристофер на секунду подумал, что она потеряет сознание, но через мгновение ее истинная сущность взяла верх. Кормак был прав: под кожей у нее была сталь — сталь высшего качества.
   — Объясните, — произнесла она. Ее крепко сжатые губы были бледны. — Мартин Кормак мертв? Объясните.
   — Я нашел его в бунгало меньше чем полчаса назад. В кровати. Кто-то перерезал ему горло. Это все, что я знаю.
   — И вы думаете, что мой муж знает что-то, чего не знаете вы? Объясните.
   — Я объясню это вашему мужу, миссис Карпентер, если вы будете так любезны и сообщите мне, где он находится.
   Все это время две другие женщины молчали. Бледная гувернантка явно была в шоке и бессмысленно терла маленьким шелковым платком пятна чая, оставшиеся на коленях. Бегума невозмутимо взирала на происходящее, словно перерезание глоток, равно как и грубое врывание в комнату, были обычными явлениями в ее безмятежной жизни.
   — Или вы объясните мне это, мистер Уайлэм, или вы вообще никому ничего не будете объяснять, — парировала Мойра Карпентер. Она все еще была бледна, но кровь, отхлынувшая от ее лица, наверняка прилила к какому-то другому месту.
   — Мартин Кормак кое-что знал о вашем муже, что-то такое, что преподобный Карпентер предпочитал хранить в тайне. Утром я пошел к Кормаку, чтобы узнать, что именно. Я нашел его мертвым, а в его столе кто-то рылся. Вот вам и объяснение. Теперь вы скажете мне, где ваш муж?
   — Преподобный Карпентер сейчас беседует с моим мужем. — Это был голос бегумы.
   Она была полной женщиной, которой уже перевалило за сорок, очевидно, старшая жена, чья власть в гареме была достигнута не столько красотой, сколько умелой политикой. Кристофер подумал, что она наверняка не понаслышке знает, что такое внезапная, необъяснимая смерть.
   — Я сожалею, — продолжала она, — но их нельзя беспокоить ни при каких обстоятельствах. Возможно, миссис Карпентер организует вам встречу со своим мужем сегодня днем. А сейчас будьте так добры покинуть этот дом.
   — Кто же ваш муж, мадам? — требовательно вопросил Кристофер.
   Он был не в том настроении, чтобы какая-то женщина, привозящая свою гувернантку на чашку чая в «роллс-ройсе», могла запугать его.
   — Набоб из Хасанабада, — пояснила миссис Карпентер, словно соблюдающая какой-то непонятный пункт индийского этикета, который не позволяет бегуме произносить имя ее мужа. — И то, что говорит бегума, сущая правда — их нельзя беспокоить. Идите домой, мистер Уайлэм. Соберитесь с мыслями. Задумайтесь над тем, что вы говорите. И если после этого сочтете, что вам следует поговорить с моим мужем, приходите днем, как предложила бегума, и он с радостью примет вас. Хотите, я пошлю кого-нибудь в полицию, чтобы оповестить их о вашей ужасной находке?
   Она с усилием пыталась превратить разыгравшуюся сцену в обычное событие. Гувернантка начала дышать с облегчением. Пятна чая в конце концов отстираются.
   — Его горло было перерезано от уха до уха, — рявкнул Кристофер. — Скальпелем. Вы хотите, чтобы я показал вам? Почему нам всем не усесться в одну из этих сверкающих машин и не отправиться в госпиталь, чтобы вы увидели все своими глазами? Может взять с собой чай и сэндвичи. Только должен предупредить вас — там сейчас очень много мух.
   Он почувствовал, что вот-вот сорвется, но это его не обеспокоило.
   Две европейки явно побледнели после тирады Кристофера, а бегума осталась спокойной. В отличие от двух других женщин, ей приходилось видеть людей, чье горло было перерезано от уха до уха. Фраза о мухах заставила ее подумать, что незнакомец не в своем уме.
   — Пожалуйста, немедленно уходите, — сказала она, — или я позову людей своего мужа, чтобы они вышвырнули вас отсюда. Они не будут деликатничать, и я не огорчусь, если вам сломают шею.
   Кристофер выругался и вылетел из комнаты. Он уже потерял достаточно много времени.

* * *

   Дом Карпентеров был отделен от собственного приюта двойными дверями. Проходя по коридору, он почувствовал озноб — свое помещение Карпентеры отапливали неплохо, и почувствовалась разница температур. Предыдущим вечером он составил очень смутное представление о плане приюта. Первый этаж, на котором он не задержался, состоял из зала для собраний, столовой, классных комнат и кухонь. На втором этаже справа от него были спальни и ванные девочек. Слева было крыло, где жили мальчики и где он уже был прошлым вечером.
   Сначала он направился в крыло мальчиков. Открыв дверь, он оказался в длинном пустом коридоре. По обеим сторонам тянулись деревянные двери с застекленными окошками в верхней части. Заглянув в первое окошко, он увидел учителя у доски и первые два ряда парт. Сквозь стекло до него донеслись монотонные голоса мальчиков:
   — Девятью семь — шестьдесят три; девятью восемь — семьдесят два; девятью девять — восемьдесят один; девятью...
   Он пошел дальше, и голоса стихли. Коридор привел его в выложенный плиткой холл, где каждый шаг его отдавался эхом. За исключением классных комнат, где лишь унылое повторение монотонных фраз намекало на обитаемость, здание было наполнено странной, словно дышащей тишиной. Эта тишина произрастала из страданий и скуки, как сорняки произрастают из особых семян, плотных, запущенных, запретных. Он почувствовал, что замедлил шаг и движется на цыпочках, инстинктивно подстраиваясь под атмосферу этого места. Слева широкая лестница вела на следующий этаж. Он двинулся к ней — его беспричинно потянуло наверх.
   Лестница вела в узкий коридор, наполненный запахами грубого мыла и накрахмаленного белья. Стены здесь были пустыми и белыми, без скидок на уязвимость и боль. Здесь сон был обязанностью, с заранее определенным временем и установленными правилами. Только сны избегали регламентации. Сны и кошмары.
   Кристофер открыл дверь спальни. Это была длинная, заставленная кроватями комната, вроде той, в которой он спал, когда учился в Винчестере, только здесь было холоднее и безрадостнее. Кто-то оставил открытым окно. Холодный ветер рывками перемещался по комнате, ничуть не ослабев после долгого путешествия с гор.
   Он ощутил, как в нем растет беспокойство. Порывы ветра заставляли двигаться бледные простыни. Маленькие кровати с железными сетками, белые стены, ряды безымянных сундучков одинакового цвета — все это напоминало ему больничную палату... или сумасшедший дом. «Какие кошмары посещали сны воспитанников Нокс Хоумз, спящих в своих узких кроватях зимней ночью? — подумал он. — Темные боги... или преподобный и миссис Карпентер с их медленными улыбками и успокаивающими словами из Библии?»
   За следующей дверью была ванная. Вода из крана капала на белую эмаль. Влажные полотенца безвольно повисли на деревянных вешалках. Бледный свет рисовал на плитке решетки.
   В конце коридора находилась маленькая деревянная дверь с табличкой «Палата для больных». Кристофер тихо постучал, ответа не было. Он взялся за ручку. Дверь была незаперта. Внутри была низкая кровать с тугими складками простыней, а рядом с ней стоял эмалированный умывальник, прикрытый полотенцем. Даже здесь не было никакого снисхождения. Он вспомнил, как Мойра Карпентер пыталась объяснить ему, что болезнь является символом греха и что за больными надо ухаживать, но не нянчиться с ними. Нянчиться с больным было равноценно потворствованию грехам.
   Он уже собирался уходить, как вдруг что-то привлекло его внимание. У стены, прямо напротив кровати, стоял небольшой шкаф. Казалось, его недавно передвигали буквально на полметра дальше от двери, и на стене осталось заметное невыцветшее пятно краски. Кристофер не мог понять, зачем кому-то понадобилось двигать шкаф: теперь он стоял очень неудобно, слишком близко к раковине, и полностью распахнуть дверцы было невозможно.
   Он открыл дверцу и заглянул внутрь. Просто стопка аккуратно сложенных простыней. В нижней части шкафа были два ящика. Кристофер по очереди выдвинул их, но нашел только полотенца и самые простые лекарства. Возможно, что-то было не в порядке со стеной за шкафом. Он протиснулся между шкафом и умывальником и напряг мышцы. Шкаф был тяжелым, но легко двигался по гладкому полу.
   Ему пришлось отойти, чтобы в свете, падающем от окна, иметь возможность рассмотреть стену. Все было настолько незаметно, что он бы никогда ничего не нашел, если бы его внимание не привлек бессмысленно сдвинутый шкаф. Кто-то выцарапал на задней стенке шкафа две буквы, используя ноготь, или, скорее всего, перочинный нож. Он уже видел эти буквы, и ему не надо было объяснять, что они означали и кто их написал: два перекрещенных "у": Уильям Уайлэм. Он изобрел для сына эту монограмму два месяца назад. Сомнений больше не было. Уильям здесь был.

Глава 16

   Он бегом преодолел расстояние до входа в здание. У подножия лестницы, ведущей в спальни девочек, стояли двое прекрасно одетых людей — очевидно, это были личные телохранители набоба. Когда он приблизился, один из них шагнул к нему и вытянул руку ладонью вверх.
   — Очень извиняюсь, сахиб, но у меня есть инструкция не пускать вас дальше. Вас просили уйти. Я провожу вас до двери.
   Кристофер был не в настроении спорить. Он достал из-за пояса револьвер, который забрал у полицейского в доме Кормака, и нацелил его в лоб телохранителя.
   — Мы не идем ни к какой двери, — сказал он. — Идите сюда, — Кристофер указал пистолетом в направлении гостиной, — и прихватите с собой своего друга. Скажите ему, чтобы он пошевелился, или я снесу вам голову.
   Спорить никто не стал. Телохранители приблизились к двери гостиной.
   — Откройте дверь и заходите внутрь.
   Они повиновались. В комнате три женщины пили чай, надкусывая кусочки кекса с тмином. На этот раз гувернантка уронила чашку с блюдцем на пол. Бегума оторвала взгляд от тарелки, увидела, что происходит, и наградила Кристофера взглядом, который, наверное, был равноценен смертному приговору в Хасанабаде. Мойра Карпентер выглядела как живое воплощение антипода христианской благотворительности.
   Кристофер вошел в комнату только затем, чтобы вынуть ключ из замка. Потом он снова закрыл дверь и запер ее, положив ключ в карман брюк. Он задумался, успели ли они предупредить Карпентера.