Иван Ханлатов. Морильское время

   После долгих раздумий он пришёл к выводу, что наилучший вариант — бороться с системой её же методами. Например, „подсадить“ руководство морильского филиала на триколитрон, приказать ему прекратить давать препарат населению, или заставить тайно добавить препарат вышестоящему руководству. Таким образом, можно обезвредить всю систему. Боря понимал, насколько сложна подобная операция, но рассчитывал, что с помощью знакомого Косика, работавшего в морильском филиале, это удастся реализовать.
   При следующей встрече он рассказал об идее товарищу, но тот быстро не оставил на ней камня на камне.
   — Это невозможно, дорогой, по ряду причин. Во-первых, это не мифический сотрудник, а мой родной брат. Он работает там в охране. Он знает, что я „чистый“, но жалеет и прикрывает. Правда, я ему пообещал, что не буду заниматься никакой противоправной деятельностью в отношении Диортама. Но тут я спокоен. Это — организация, которой не существует. Её статус никак не определён законодательно, так что, если мы и вмешаемся в его работу, то ничего противоправного не совершим. Правда, тут ты точно заметил: это не помешает им размазать нас по той стенке, возле которой найдут. И ещё крупно повезёт, если нам просто прочистят мозги!
   — Ну, это понятно и так, — ответил Борис, — а что по сути вопроса?
   — По сути есть несколько трудно преодолимых сложностей. Как выйти на руководство Диортама? Как дать им незаметно триколитрон? Как правильно их закодировать? Думаешь, так всё просто? Заставить что-то забыть не так сложно. Но заставить что-то длительно и целенаправленно выполнять — не совсем лёгкая задача. Этому сам Диортам учился более десяти лет. Тысячи сотрудников, учёные, десятки тысяч экспериментов. В общем, глубокое кодирование представляет собой такую сложную технологию, которой просто так не научиться. Но даже не это главная проблема. Фишка в том, что в Диортаме имеется своя хитрая система безопасности, которую не обойти такими примитивными методами, которые ты предложил.
   И Косик рассказал, что знал об этом. Кроме „чистых“ сотрудников в филиале работают и „серые“. Понятно, что основная масса — „чистые“, но „серые“ тоже нужны. Они закодированы на выполнение ряда операций, которые „чистые“, в случае их „подсаживания“ на препарат, сделать не смогут. Прежде всего, „серые“ работают в различных технических службах. Дело в том, что обеспечить „чистоту“ сотрудника гораздо сложнее, чем обычное принятие препарата. Его диету нужно контролировать ещё более пристально, чем уровень триколитрона в крови у обычного „серого“. Нужно индивидуально принимать решение о статусе его родственников, которые, питаясь вместе с „чистым“, могут недополучать препарат. Их тоже нужно либо переводить в „чистые“, либо давать препарат индивидуально, либо очищать от препарата кровь „чистого“ сотрудника. В общем, проблем — масса.
   — Поэтому, о мелких сошках особенно и не заботятся, они — „серые“. Но причина не только в этом. „Серые“, работающие в Диортаме, зачастую закодированы специальными кодами на подержание безопасности организации. Например, оператор дозирующей установки в случае приказа на изменение режимов подачи препарата, закодирован на отправку сообщения: вначале в Москву, а затем — оперативному дежурному филиала. И он этот код выполнит, даже при угрозе жизни. Электрик может и не знать, что делают в этой организации. Объяснили ему, например, что это служба информационной безопасности при УВД, да и всё тут. Но он может быть прикреплён к определённым сотрудникам, с которыми общается. И в случае выполнения ими каких-либо действий, которые можно оценить как злой умысел или выполнение кодовой команды, он может сделать что угодно, от звонка по сотовому в Москву, до устранения такого сотрудника.
   Косик ещё рассказал, что все сотрудники Диортама периодически проходят проверку на содержание триколитрона и дополнительно, для подстраховки, на признаки кодирования. А проводят эти тесты сотрудники специального подразделения, два из которых „чистые“, а два — „серые“. Но не просто „серые“, а знающие об этом, равно как и обо всей работе Диортама. Сделано это специально. „Чистые“, по сути, беззащитны перед тайным „подсаживанием“ на препарат и последующим кодированием. Несмотря на тщательно прописанные процедуры проверки, теоретически их можно закодировать так, что они будут выдавать все нормальные результаты и отправлять правильные ежедневные отчёты в Москву. „Серые“ же спецы закодированы от любого вмешательства в процедуры проверки. При попытке узнать у них коды или заставить что-то изменить, они, в зависимости от ситуации, запрограммированы на различные способы противодействия: от сообщения об этом куда следует, до самоубийства. Отдельно продумано их противодействие в случае попытки получения информации с помощью кодирования, с физического воздействия и так далее.
   Что и говорить, Бориса расстроили эти подробности. В глубине души он надеялся, что Косик поддержит идею и добавит немного реалистичности его безумным планам. Но аргументы товарища не оставили никакой надежды. Он решил, что вряд ли сможет сейчас что-либо придумать, и с этими мыслями отправился домой.

* * *

   Работал в это время Борис там же, где и раньше. В той же бригаде, правда, без напарника-люкового. Отношение его к работе сильно изменилось, он уже давно думал о ней, как о чём-то не очень важном. На все производственные проблемы смотрел с долей иронии. Нельзя сказать, что он стал работать хуже. Но самоотверженности и „боления душой“ — точно поубавилось. Видимо, это была нормальная реакция на отсутствие триколитрона в организме. К сожалению, людей, у которых можно было спросить, как было „до того“, осталось не так много. А те, что остались, вряд ли поняли бы его вопрос.
   Уже больше месяца прошло, как Люда уехала в отпуск. Боря несколько раз звонил ей. Она ему жаловалась на скуку и жару, рассказывала, что родители решили вскоре возвращаться в Таганрог. Но как бы Боря ни скучал без девушки, новые события, разворачивавшиеся при его участии, не давали расслабиться. Он был готов действовать.
   Прошло ещё несколько рабочих дней. Был как раз конец крайней смены. В ожидании клети народ сидел на базе в депо, пил чай и травил байки. Миша Пешеля, только что вернувшийся из отпуска, рассказывал о том, какие приключения пережил, когда двое суток сидел в аэропорту. Борис вполуха слушал о том, как Мише запретили при посадке взять с собой канистру вина. Пока скандалил, объявили о задержке рейса, и он на радостях распил канистру с несколькими своими знакомыми прямо у стоек регистрации. Друзья рисковали быть снятыми с рейса, так как к моменту посадки уже не держались на ногах. Но судьба у нас, как известно, часто благоволит пьяницам и дуракам. С массой приключений, но всё же они благополучно долетели до Морильска.
   Боря подумал, что ничего с момента его „прозрения“ не изменилось. У людей свои радости, свои мелкие проблемы, и, возможно, они счастливы в своих банальных мирках. Постепенно разговор перешёл на произошедшую недавно аварию. Поскольку в смене появилось два новых человека, которые аварию не застали, бригадные балагуры начали в подробностях описывать все события.
   — Представляешь, — рассказывал сиплым голосом парадоксально взбодрившийся и посвежевший после аварии Никифор, — если бы не Афанасьич с двадцатого участка, все бы мы тут загнулись! Оказывается, как только началась эта хе*ня, он побежал и отрегулировал сточные канавки, чтобы вода текла на самый нижний четырёхсотый горизонт, и там скапливалась на новых выработках. Иначе мы бы тут все утонули-нах!
   Борис хотел вставить своё мнение, но его опередил Паша:
   — Прям! Так уж и утонули. Так, поплавали бы немного. А вот начальству бы точно мало не показалось. Помните, что было на „Апрельском“? После того, как там затопило насосные, его запустить не могли дольше, чем нас. Мужик сделал начальству подарок миллионов на десять американских енотов…
   Бориса, который внимательно слушал разговор, словно подбросило. Он взволнованно встал и вышел на прохладу выработки. „Ведь даже большую систему можно вывести из строя, если определить её уязвимую точку, — думал он. — Вот как надо действовать! Вместо какой-нибудь глобальной акции надо разработать систему небольших согласованных действий, которые расшатают и отвлекут Диортам, а ещё позволят довести до людей правду“.
   Осталось только решить, какими будут эти действия.

Глава 18

   Работа кипела. Геннадию Ивановичу Андрей поручил допросы начальников участков. Тот предложил, если ничего не проясниться, впоследствии расширить перечень допрашиваемых, включив участковых мастеров. Таким образом, работу разбили на несколько этапов: в первую очередь допрашивают начальников подземных участков, затем мастеров этих же участков и, наконец, начальников и мастеров участков поверхности.
   Олег был недоволен тем, что его идею реализует другой. Но приученный к субординации за годы службы в Диортаме, он спокойно продолжал отрабатывать прежние версии. Андрею тоже скучать не приходилось: обязанности второго зама накладывали массу обязанностей, да и с отделом „А“ было не всё просто. Коля, как назло, уехал в отпуск, вместо него оставили Диму Фокина, совсем молодого парня, пришедшего недавно после милицейского училища, и, мягко говоря, в их деле не шарившем.
   Андрей испытывал неловкость оттого, что дела движутся крайне вяло, но никак на это повлиять не мог — мероприятия были разработаны, одобрены и исполнялись. И сделать что-то сверх того было нельзя. Он выкраивал свободные минуты и уезжал на „Хараелахский“, где, по сути, решалась его дальнейшая карьера. Там он просматривал материалы допросов (что с тем же успехом мог делать и у себя в кабинете), помогал, чем мог, обеим следственным группам и бесился от невозможности что-то ускорить. Ему очень хотелось проявить себя в этом деле. Тогда при успешном развитии ситуации у него были бы шансы со временем перевестись в одно из московских подразделений.
   Геннадий Иванович, производивший на Андрея всё более благоприятное впечатление, говорил, что эта нетерпеливость — совершенно нормальное состояние для новичков в следственной работе, и не стоит переживать. Наживка заброшена, и остаётся только ждать поклёвки. За работу, порученную Геннадию Ивановичу, волноваться не приходилось. Он обладал огромной работоспособностью, умел выжимать из допрашиваемых всю необходимую информацию. Андрей не раз был свидетелем того, как получив незначительную зацепку в ответе на стандартный вопрос, Геннадий Иванович моментально перестраивал план допроса и раскручивал всю ниточку. В итоге оказывалось, что практически каждый начальник знал что-либо интересное. Геннадий Иванович в ходе допроса сразу формировал новые гипотезы и определял новых подозреваемых. Так что, хотя работа в таком стиле шла довольно медленно, появлялась надежда, что ПГ всё же удастся найти.
   Отношения с Верочкой оставались довольно напряжёнными. Уже два раза звонила из Москвы её мама и настойчиво интересовалась причинами откладывания отпуска. Ну что ей мог сказать Андрей? Конечно, ничего не мог! Приходилось нести дежурную чушь, что маму, конечно, не устраивало, и она отвечала ему прозрачными намёками о несоответствии их семейного уклада добрым традициям дома Ермолаевых. Андрей с трудом сдерживался, чтобы не сказать маме, что у них давно свой дом со своим укладом.
   Так прошли две недели августа.
   В тот по-осеннему ясный августовский день Вера позвонила после обеда взволнованная, и спросила, когда Андрей сможет приехать домой. Андрей как раз собирался ехать на рудник и часов до восьми проработать над расследованием.
   — Что случилось? — спросил он сразу же.
   Но от Веры сложно было что-то узнать.
   — Ничего не случилось, но нужно, чтобы ты был дома сегодня пораньше.
   — Ну вот, а говоришь, что ничего не случилось, — пытался он вытянуть информацию.
   „Прямо хоть спецметоды применяй к этим жёнам“, — фраза, которую любил повторять его заместитель, как нельзя лучше подходила к ситуации.
   — Конечно, ничего не случилось. Когда будешь?
   — Ну, к шести тогда приеду.
   На том и договорились. Правда, из-за этого пришлось отменить рудник и попросить прислать файлы с записями допросов и отчёты электронкой, чтобы просмотреть их на месте.
   Без пяти шесть Андрей вызвал машину и поехал домой. Как только он открыл входную дверь, почувствовал: что-то не так. Обычно Вера, услышав звук открываемого замка, встречала его в прихожей. Но сейчас её не было. Обстановка озадачила: в квартире было тихо и темно. Шторы задвинуты, в зале на подиуме — засервированный стол и горящие свечи. Зайдя в зал, Андрей услышал шум воды в ванной, который через несколько секунд затих. Послышался мелодичный голос жены:
   — Милый, проходи, я сейчас.
   В полном недоумении Андрей подошёл к столу, рассмотрел стоящие на нём закуски и бутылки, задумался, пытаясь вспомнить, не забыл ли он какую-нибудь дату? Но ничего в голову не приходило: годовщина свадьбы была совсем недавно, до Верочкиного дня рождения — почти месяц. Совершенно непонятно!
   Из кухни доносились волнующие запахи, говорящие, что кулинарные сюрпризы ещё не закончены.
   Вышла нарядная и блистательная Вера в длинном вечернем платье — том чёрном, что имело до безобразия соблазнительный вырез на спине и изумрудную искру.
   Андрей решил поддержать игру и сделать вид, что ничего необычного не замечает. Он поцеловал жену и спросил, как она провела день. Та сразу раскусила его, улыбнулась, ткнула пальцем в живот и показала на стул.
   — Не переживай, всё узнаешь.
   „Будто кто-то в этом сомневался“, — подумал он, выполняя указание.
   Но сообщать о причине застолья Вера почему-то не спешила. Она начала кормить мужа, расспрашивая о том, как прошёл день, что нового в мире. Не забывала и о вине, Шато Икем 1983 года. Такое вино, привезённое из Москвы, без особого повода открывать бы, понятно, не стали. Вера сделала несколько отвлекающих тостов, причём сама практически не пила. Все попытки Андрея перехватить инициативу пресекались на корню. Как только он заметил, что не честно спаивать мужа и при этом не пить самой, она загадочно улыбнулась и прекратила попытку наступления самым действенным и веским способом, имевшемся в её арсенале — указательным пальчиком, приложенным к его губам.
   К моменту, когда она внесла гуся в яблоках, Андрей как раз почувствовал, что абсолютно сыт. Оказалось, не настолько, чтобы отказаться от нежного кусочка и ещё одного бокала вина.
   Наконец-то момент настал. Вера вдруг стала сосредоточенной, подошла к Андрею сзади, обняла его, и прошептала на ухо лаконично:
   — У нас будет ребёночек…
   Несмотря на одурманивающий запах её волос, Андрей быстро понял смысл сказанного. Долю секунды он был в замешательстве. Потом просто встал и обнял жену. Несколько минут они молча стояли, прислушиваясь к дыханию друг друга.
   Андрей первым решился нарушить паузу:
   — Когда узнала? — прошептал, гладя плечо и целуя волосы.
   — Сегодня, — пробормотала, прижимаясь к нему Вера. — Тест…
   — А если врёт? — так же тихо спросил Андрей, прислушиваясь к упругости её груди, дразнящей бок сквозь одежду.
   — Конечно, может и врёт, — ответила тихо Вера после некоторой паузы. — Только я сразу же поехала к врачу, Евдокии Степановне, и она подтвердила…
   Она прижималась к нему всё сильней, руки каким-то образом уже успели проникнуть под рубашку, и ногти постепенно начинали впиваться в спину.
   — Кого будем ждать? — проговорил он сбивающимся голосом. — Мальчика или девочку?
   — Конечно, мальчика! Девочку потом, — прорычала она, закончив с рубашкой и принимаясь за штаны.
   — А тебе можно теперь? — спросил Андрей, поворачиваясь, чтобы ей было удобнее.
   — Можно?… Нужно! — последовал ответ.
   Специального приглашения Андрею не понадобилось. Освободившись от остатков верхней одежды, он взял инициативу в свои руки — легко подняв жену, понёс её по направлению к кровати, зверея от запаха её платья и тела.
   Ещё несколько мгновений и их уже ничто не смогло бы остановить. Во всяком случае, он так думал, пока не услышал телефонный звонок. Вначале решил на него не реагировать. Не останавливаться же на самом интересном в жизни месте! Но мелодия всё играла и играла, и он вдруг понял, что это — его служебная трубка. Этот номер был только у Веры и у нескольких человек в Диортаме. Вера ему звонить никак не могла, так что звонит либо высокое начальство, либо коллеги, но по вопросу настолько важному, что отлагательству оно не подлежит. Эта одиноко прорвавшаяся в сознание мысль его слегка отрезвила и вернула на землю. Так что пришлось всё же прерваться…
   Пока он слушал говорившего, Вера изо всех сил старалась сделать вид, что совсем не огорчена внезапным оборотом, разглядывала что-то за окном и потихоньку кусала губы.
   Андрей молча слушал. Но не долго, через минуту сказал в трубку:
   — Ага, понял. Через четыре часа поднимается? Без меня ничего не предпринимайте, отправляйте машину, собираюсь.
   В его оправдание нужно сказать, что он постарался использовать пятнадцать минут до прибытия машины с максимальной отдачей. Тем более что раньше утра вернуться не рассчитывал.

Глава 19

   Косик вначале не принимал идею, утверждая, что она такая же бредовая, как и первая. Боря даже начал подозревать, что он струсил и пошёл на попятную. Но через пару дней тот сам позвонил и сказал, что всё может получиться. После этого почти две недели обсуждали возможные способы проведения акции, перебирали разные версии и прикидывали, что понадобиться для их реализации.
   С Диортамом вырисовывалась следующая картина. Так как бороться с этим монстром не представлялось возможным, решено было основной вектор воздействия направить на людей. Для того чтобы открыть им глаза, казалось достаточным хотя бы на короткое время избавить население от воздействия триколитрона, а затем через средства массовой информации довести до них правду. После того, как они пришли к таким выводам, Кос пропал ещё на неделю, сказав, что нужно ещё кое-что уточнить, чтобы вынести свой вердикт о возможности нанесения удара по Диортаму.
   В средине августа Бориса приняли в институт, правда, ему предстояло повторно поучиться на третьем курсе. Впрочем, он понимал, что при намечавшемся раскладе, учиться ему, возможно, и не придётся.
   Эти августовские дни тянулись почему-то особенно медленно. Наш герой работал как обычно. Старался даже не вступать в споры с коллегами, понимая, что этим может привлечь к себе внимание. Занятия в институте начинались ещё не скоро — в октябре. Зная, что вот-вот из-за учёбы свободного времени станет совсем мало, он старался в эти дни побольше отдыхать и развлекаться. В одни выходные съездил со знакомыми на катере на рыбалку, в другие — ходил вместе со всем участком на шашлыки. Но во всех этих событиях участвовал без особого энтузиазма.
   В Морильске был самый разгар ягодно-грибного сезона. В тот год тундра была просто усыпана грибами. Ягод было не так много, но никто с пустыми руками не возвращался. Встречая на улицах многочисленных грибников, Боря неоднократно ловил себя на мысли, что прежние радости и развлечения не доставляют того удовольствия, что раньше. Не тянуло его, как в прошлом году, ни на грибную охоту, ни на рыбалку. Вспоминая, свои прежние вылазки с Сашей, он только грустно улыбался. Да, прошли деньки, когда они запросто после утренней смены могли на Сашином джипе укатить на ночь глядя за грибами. Борин друг был ярым противником монотонных занятий, поэтому ягоду признавал лишь в виде варенья и тому подобных продуктов. Обычно они отъезжали километров на двадцать-тридцать в самые безлюдные места, о которых знал, видимо, только один Саша. Пользуясь тем, что полярный день в это время только начинал идти на убыль, они возвращались домой лишь под утро, после того, как все имевшиеся ёмкости заполнялись урожаем.
   Боря, как правило, отдавал свою часть добычи Люде. Та, конечно, ворчала, но перерабатывала с помощью родителей продукцию, угощая потом и Бориса… Сейчас же это вряд ли повторится. Саша перестал общаться с другом, продал машину и ведёт нормальный образ жизни: пьёт пиво и смотрит телевизор. Вылазки на природу использует как способ оживления повседневного гастрономического процесса.
   Постепенно внутри него росло состояние тревожности, бороться с которым было бесполезно. Если бы рядом была Люда, возможно, всё воспринималось бы по-другому. Но девушке предстояло ещё месяц отдыхать в пыльном Таганроге. И вряд ли она догадывалась, что творится в душе у её возлюбленного.
   Почему-то зачастили со звонками родители. Оно и понятно: сынуля больше года не был в отпуске, не навещал стариков. Отец уговаривал всё бросить и приехать хотя бы на недельку — не с кем дегустировать свежую наливочку. Да и за грибами съездили бы в заказник на старой машине. Мама по-бабьи причитала, говорила, что на последней присланной фотографии он выглядит болезненно, весь худой и неухоженный. Долго расспрашивала про отношения с Людой и сетовала на то, что до сих пор нет внуков. Боря на счёт приехать пока не обещал, но про внуков дал слово подумать.
   В один прекрасный вечер позвонил Кос.
   — Привет, Борь! Как дела? — по его довольному голосу было понятно, что он не с пустыми руками.
   И точно, оказалось, что у него имеется готовый план операции. Спринтер, всё же, был человеком дела. Договорились встретиться через день.

Часть 4
Обречённые на счастье

Глава 1

   Геннадий Иванович пытался вести себя сдержанно и солидно, но видно было, что он возбуждён. А круги под глазами говорили о долгой и напряжённой работе.
   — Представляете, последний начальник был в списке. Уже собирались заниматься мастерами. Да и этого уже собирался отпускать. Но решил ещё опросить на счёт признаков деактивации триколитрона. И тут он понёс! Мужик этот работает не на его участке, но они знакомы. Он в курсе того, что этот мужик вымораживает воду, подбирает продукты с пониженным содержанием триколитрона (он-то, конечно, не знает, что это такое, но я у него узнал весь его рацион).
   — А что-то по поводу аварии сказал? — поинтересовался Андрей.
   — Был! Был он в аварию под землёй! Когда тот точно поднялся, он не видел, но слышал, что поздно.
   — Уверен, что это ПГ? — спросил Андрей, которого на курсе следственного дела в Академии учили искать ошибку в любой гипотезе.
   — Думаю, на этот раз да, — сказал после небольшой паузы Геннадий Иванович, — этот — точно „чистый“…
   ПГ должен был подняться со смены в начале первого ночи. Предусмотрительный Геннадий Иванович уже определил места установки низкочастотных модуляторов и выдал спецгруппе шахтёрские робы — специально слегка затёртые и не совсем чистые.
   В ожидании подъёма третьей смены ещё раз закрепили со спецгруппой порядок захвата. Вначале пробуют обезвредить его с помощью НФК. Если он выполнит команды, значит можно считать, что снова вытащили пустой номер. А если окажется не подвержен кодированию, то будут брать силой. С этой фазой у спецгруппы вопросов не было. Что делать дальше, тоже все хорошо знали: для таких клиентов были средства, позволяющие перевести из „чистых“ в „серые“ минут за сорок.
   Убедившись, что все члены группы имели фотографию подозреваемого и знали свои действия при задержании, Андрей присел возле курящего Геннадия Ивановича.
   — Нервничаете?
   — Да нет, чего тут нервничать? — Геннадий Иванович сделал затяжку и с глубокомысленным видом не спеша выдохнул дым. — Не впервой же… Вот в первые разы, да, бывало, нервничал. А тут-то что? Работа, по сути, плёвая. Ребята твои — профи. С ними хоть в бой можно, хоть в разведку.
   — А что курите тогда? Я бы на месте нашего руководства вообще всех людей от курения закодировал.
   Эта идея рассмешила следователя.
   — Ха! Оно, может, и закодировало бы, да кто ему даст? Тут ведь бабки! — сказал он многозначительно. — А они сейчас сильнее и политики, и здоровья, и… всего! Как там в анекдоте? „Здесь всё понарошку — кроме денег“. Так что такими вещами наше ведомство точно заниматься не станет.
   Андрей и сам знал, что не станет. Но ему не понравились эти слова Геннадия Ивановича. Он даже заподозрил, было, следователя в попытке спровоцировать его на какие-нибудь крамольные высказывания. Но Геннадий Иванович не стал развивать тему и переключился на разговор о текущих делах:
   — Если он окажется не тем, кого мы ищем, то уже завтра начнём проходить участковых мастеров. Рано или поздно мы на него таки выйдем! Из начальников участков только двое в отпуске. Если что, их охватим по возвращению.
   — Завтра, наверно, придётся перерыв сделать, — решил посоветоваться Андрей. — А то народ с восьми утра на ногах.
   — Да, устали ребята. Но, если надо, возьми на завтра резервную группу, а нашим дай отдохнуть.
   — А кто будет ими руководить?
   — И это решим. Отпускай Олега. Пусть завтра приезжает к девяти, и инструктирует обе группы. А ближе к обеду и я приеду, отосплюсь только с утра маленько…
   Так и решили. Олега отправили на машине домой, хотя в преддверии такого важного этапа в расследовании он не сильно-то и хотел. Водителю наказали после возвращаться назад.