Иванов Борис. Диаспора

   — Во всех этих Мирах находили порталы Предтеч. Или их руины.. — припомнил Кирилл. — Кроме Инферны, конечно. Здесь нашим археологам не развернуться... Какой-то участок измененного пространства-времени... Поэтому здесь вечные проблемы с навигацией...
   — «Червивое яблоко» Галактики — так его называют физики из тех, что заняты космологией, — напомнил Листер. — И Геррод так его называл...
   — А он... — Кирилл с интересом глянул на капитана. — Генерал-академик тоже подписал договор?
   Лицо Листера дернулось.
   — Пожалуй, Хайме поступил более мудро, чем я. Куда более мудро... Он не принял этот чертов подарок. И Тартар отпустил его с миром. Самую малость лишь изменив его — даровал ему забвение. Он ничего не помнил о том, что происходило с нами... Словно проспал все эти недели сном праведника... И он даже не знает, насколько он счастлив: он родился человеком, человеком и умрет. И никогда не будет жалеть о том выборе, который совершил и о котором забыл навеки...
   — И вы не стали напоминать ему?..
   — Не стал.
   Капитан поднялся и стал присматриваться к приближающимся фигуркам Смольского и Палладини.
   — Но мне пришлось рассказать ему свою историю — так, как будто это случилось только со мной...
   — Зачем?
   Кирилл тоже нехотя поднялся и стад ручным прожектором сигналить отставшим.
   — Я сделал это, когда решил... расторгнуть договор, — глухо бросил Листер. — Выйти из игры. Но только не так-то это оказалось и легко. Второй раз встретиться с дьяволом... Снова навестить Тартар...
   — Так ведь вы говорите, что вы там — в Тартаре — и находитесь на самом деле? — с удивлением повернулся к нему Кирилл.
   — Правильно, — криво улыбнулся Листер. — И хотел бы я знать, на что похоже — хотя бы отдаленно, то, чем я там стал. Но этой моей «матке» не дано ни чувств, ни ощущений. Ни права действовать. Все это дано только моему воплощению здесь, в нашей Вселенной. Там я могу только лишь мыслить. Если это можно назвать мышлением.
   — Но почему... Почему — расторгнуть? — запинаясь, словно о чем-то неприличном, спросил Кирилл. — Зачем вам расторгать этот ваш договор? Какая-никакая, а вечная жизнь...
   Листер молчал. Он глядел в льдистую даль, на хребты Ларданара, мимо приближающихся спутников.
   — Ты не знаешь... — медленно начал он. — Ведь ты не сразу понимаешь, чем приходится тебе платить... Ты думаешь, это так просто и естественно, что капитан экспериментального судна, гордость спецакадемии, вдруг, после самых незначительных неприятностей с руководством, уходит в наемники к Одноглазому Императору, а потом, после своей официально зарегистрированной гибели, объявляется в другом конце Обитаемого Космоса? Об этом можно написать роман. О том, как некто, живущий среди людей, начинает догадываться, что он — не человек. Постепенно, по чайной ложке. Что ни у кого из них нет того, кто внутри, что они не слышат голоса, к которому ты так привык, больше, чем к отцу и матери. Вообще не знают, что это такое... Что никто, кроме тебя, не видит таких... снов. Назовем их так. Что ни у кого в душе не живут запреты — постыдные и неимоверно странные. Непонятные, ни одной живой душе, кроме тебя самого. И еще — это был бы роман о том, как эта нечеловеческая сущность, по мере того как ты ее постигаешь, все больше овладевает тобой, как ей мало становится того, что она программирует твои симпатии и антипатии, как она начинает уже напрямую вести тебя к своей цели, превращает в робота, марионетку...
   Листер вновь замолчал.
   Кирилл тоже хранил молчание. То, что он услышал, не так-то просто было переварить,
   — Некоторое время ты думаешь, что просто сошел с ума, — продолжил капитан. — Но потом получаешь веские доказательства. Только вот беда — читателей для такого романа не найдется... Ну зачем читать романы из жизни нелюдей? Элитарная забава... И не спрашивай почему. Для меня их намерения так же темны, как и для всех простых... смертных.
   — И все же — почему же вы... Неужели другого выбора нет?
   — В том-то и дело, что это и есть — выбор. А ты-то как бы решил на моем месте? Кем остаться — человеком, у которого есть душа, а в ней — память об отце и матери, о детских страхах и радостях, любви и ненависти... Или стать до конца куклой, поспешающей служить чужой воле — неведомо — доброй или злой? А?
   — Но ведь вы выбрали, капитан...
   — Верную смерть? А ты что — из тех, кто собирается жить вечно? Это не страшно — умереть, прожив такую жизнь. Они ошиблись, изготовив свое орудие в виде человека. Среди человеческих качеств есть и способность к бунту... Я больше всего боялся, что они в критический момент окончательно лишат меня воли. Возьмут управление на себя. Но это оказалось непредусмотрено... Или они просто меня отпустили... Или решили таким образом уничтожить... Вряд ли... Это было бы куда как просто устроить менее сложным способом...
   Кэп набросил на плечи свой рюкзак и, кивнув подоспевшим спутникам, зашагал дальше по звонко похрустывающему грунту охваченного ночным холодом плато.
   — Значит, для этого вы и рвались сюда — на Инферну?
   — Именно для этого, — кивнул ему кэп. — Здесь — решение моей тайны. Здесь, на Аш-Ларданаре...

* * *

   — Вот примерно и все, что рассказал мне капитан Листер... За то время, пока...
   Кирилл сделал неопределенный, нервный жест рукой, словно снимая с лица невидимую паутину. Повернулся к Каю, ожидая от него каких-то вопросов.
   — Потом в монастыре и уже здесь, в городе, он не возвращался к этой теме? — спросил Кай, больше для того, чтобы как-то прервать наступившую паузу, чем внести ясность в вопрос, который ясным просто не мог быть.
   Кирилл пожал плечами.
   — «Пепел»... — словно вспомнил он. — Он делает какую-то ставку на груз «пепла», оставшийся на борту «Ганимеда». Не знаю, какую... Это не просто деньги. Он ищет какого-то особого покупателя на этот «груз». И в то же время он сознает, что «Ганимед» — это ловушка. Ведь это ловушка, верно?
   — Боюсь, не он один об этом догадывается, — поморщился федеральный следователь.
   — Он понял это с самого начала. Когда не стали нас искать, не выслали погоню, не стали прочесывать плато... И еще тогда решил сделать на это ставку. Но я не знаю — какую.
   — Так или иначе, — попробовал определить ситуацию Кай, — он, как и мы, ищет покупателя... Хотя и какого-то особого. Похоже, нам стоило бы с ним поконтактировать. Тем более что наши цели он более-менее ясно представляет. Нехорошо получится, если мы перехитрим друг друга.
   — Я постараюсь... — Кирилл нервно хрустнул пальцами. — Я постараюсь свести вас вместе. Но... Надо, чтобы вы не использовали это для того, чтобы как-то его обезвредить. Арестовать или подставить каким-то образом. Я должен быть уверен, что вы играете чисто.
   — И какие же гарантии мы можем вам дать на этот счет? — устало бросил Кай.
   — Собственно, тут может быть только одна гарантия... — Кирилл посмотрел в глаза федерального следователя. — Ваше слово, только и всего. Пока что у меня не было оснований не верить вашему слову, господин Санди.
   — Ну что же...
   Кай поднялся с кресла и теперь стоял напротив бывшего бойца Космодесанта.
   — Считайте, что такую гарантию вы уже получили. Вы знаете теперь, как связаться с нами. Я попрошу вас об одном. Если вы поймете, что Листер затевает что-либо опасное, дайте нам знать немедленно. Постарайтесь в этой ситуации обойтись без самодеятельности...
   — Это уж как получится, — ответил Кирилл.
   За спиной Кая скрипнула дверь и раздалось деликатное покашливание.
   Он обернулся навстречу вошедшему Граберу.
   — Вы пришли сказать, что моя комната?..
   — Ваша комната готова. Но... Господин Верховный Посвященный может принять вас немедленно.

Глава 13
В ЛАБИРИНТЕ

   — Ну вот мы и встретились... Я ведь давно хотел встретиться с вами.
   Кай с подавленным вздохом перешагнул порог тесноватой, но высокой и светлой комнаты. Фальк легко поднялся ему навстречу, не спеша, однако, протягивать руку для пожатия.
   — Вы уверены, следователь, что хотели встретиться именно со мной? — довольно прохладным тоном осведомился он.
   — Если вы — тот Герберт Фальк, судьбой которого обеспокоен подполковник Дель Рей...
   Кай тоже замялся с рукопожатием. Чтобы как-то закруглить начатый было жест, он перехватил правой рукой шнурок оберега, который неведомо как очутился в левой. В последнее время у него выработалась раздражавшая его самого привычка перебирать этот затейливыми узелками усеянный шнурок, наподобие четок.
   — Впрочем, не один только подполковник, — уточнил он.
   — Ну что ж. Боюсь, что я — именно тот Фальк, который так небезразличен господину подполковнику... И какие же указания вы получили от него касательно моей скромной персоны?
   — Поверьте, я не получал в отношении вас никаких особых указаний. Подполковник Дель Рей лишь просил меня установить ваш теперешний статус. И, по возможности, получить от вас некоторые объяснения...
   Кай довольно неловко чувствовал себя, продолжая стоять напротив собеседника, который тоже не спешил изменить свою позу, несколько напоминающую стойку «смирно».
   — Ну что ж... — Фальк наконец протянул руку федеральному следователю. — Думаю, что с другими гм... указаниями официально аккредитованных лиц ко мне послать и не могли. С другими указаниями посылают других людей...
   Он указал Каю на грубо сработанный табурет у стола и сам опустился на точно такое же произведение столярного ремесла. Другой, более удобной, мебели в Серых монастырях, видно, не водилось.
   — Я представляю, сколько недоуменных вопросов ко мне накопилось у старины Гвидо... Вот только ответить мне на них будет затруднительно. Весьма и весьма затруднительно...
   — Вы испытываете затруднения э-э... этического порядка? — осторожно спросил Кай.
   — В некотором роде — да, — несколько неопределенно отозвался Фальк. — Но это совсем не то, что вы предполагаете... Это вовсе не угрызения совести. Во всяком случае, не за мое лично поведение в этой истории... Видите ли, я не уверен, что людям — Человечеству вообще — на теперешней нашей стадии отношений с ранарари надо знать то, что узнал я...
   — Тогда нам остается только обсудить сегодняшнюю погоду, — вежливо улыбнулся Кай. — И виды на урожай. Но мне казалось, что вы согласились поговорить со мной не ради этого. Жаль, что я ошибся, — он улыбнулся еще раз довольно хмуро. И приготовился встать и вежливо откланяться. Но что-то остановило его. Взгляд Фалька, прикованный к пробегавшему через пальцы федерального следователя шнурку оберега.
   — Не торопитесь...
   Фальк встал, подошел к окну и принялся что-то рассматривать в высоком куполе небес. Там — в его глубине — первые звезды этой ночи уже нарисовали несмелый, едва заметный пока что контур странных созвездий этого Мира.
   — Вы не совсем точно выразились, следователь, — наконец произнес он. — Я не просто согласился на встречу с вами. Я пригласил вас к себе, чтобы... Чтобы предложить своего рода помощь. Взаимопомощь, точнее говоря...
   Он не обернулся, чтобы оценить реакцию собеседника. Кай предпочел промолчать. Поднес к уху орех-шептун. Прислушался к нему.
   Фальк заговорил снова, немного изменив тему разговора.
   — Что касается того, что вы назвали... Как это вы выразились?.. Ах, да — уточнением моего статуса... Так вот: простым я свое задание не считан с самого начала. Но оно оказалось сложнее, гораздо сложнее, чем все то, к чему меня готовили...
   Он оторвался наконец от созерцания первых звезд и повернулся к федеральному следователю.
   — Понимаете ли, этой моей задачей было понять... Понять смысл происходящего на этой бессмысленной планете. Все очень просто — понять, внятно изложить, передать по инстанции тем, кому в этом мире надлежит принимать решения. И забыть. Быть готовым к выполнению следующего задания.
   Он поморщился.
   — Только вот черта с два удается укладываться в такую простоту... Видите ли, следователь... Если вы уж дослужились до своей категории и если уж вы сподобились такого сложного задания, тогда вы, наверное, должны были испытать на собственной шкуре, что это значит — понять что-нибудь. Это, пожалуй, будет чуть посложнее, чем понять, что все-таки было орудием убийства да по каким каналам сплавляли жулики краденое... Понимание сущности — это такая штука, которая тебя изменяет. Когда ты что-то начинаешь понимать по-настоящему, ты сам немного становишься этим «чем-то». Вот в чем дело... Я сделал многое. Я прошел по довольно крутой лесенке — от иммигранта, ничего не смыслящего в делах Диаспоры, до настоятеля Серого монастыря. Можно было бы написать неплохой роман на тему этого... восхождения. И пока я по ней — по лесенке этой — карабкался, срывая ногти и раздирая в кровь руки-ноги, ко мне пришло понимание того, что мы — люди — натворили здесь. Какова наша действительная роль... И я стал уже не тем, кем был. Мне пришлось стать частью этого странного Мира, чтобы понять его. А наш Мир — мир «Эмбасси-2», мир ходов и контрходов спецслужб — перестал быть мне понятен. Так уж устроен этот мир и наши мозги в нем, следователь: за понимание одного приходится платить непониманием чего-то другого.
   Как ни странно, федеральному следователю эти слова вовсе не показались бессмыслицей. Ему было знакомо это чувство — чувство неизбежности расплаты за успех. Внутренней, не объяснимой никому из посторонних расплаты.
   — Ну что же, — сказал он, — судя по всему, этот Мир дал вам гораздо больше, чем то, на что вы могли рассчитывать, оставаясь на службе Федерации... Я имею в виду не материальные блага. Я — про ваш общественный статус... Сам Большой Джон испрашивает у вас аудиенции. И не всякий раз таковой удостаивается... — Кай позволил себе чуть улыбнуться. — Насколько я помню, только милейшему Вилли удался подобный взлет...
   История Уильяма Коэна, умудрившегося помимо своей воли стать Священным Безумцем Древних Земель на Шараде, была притчей во языцех разведслужб Федерации. Фальк тоже улыбнулся. И тоже — чуть-чуть.
   — Как он там? Все мучается?
   — Насколько я знаю, это — пожизненно, — вздохнул Кай.
   — Мой случай полегче, — пожал плечами Фальк. — В мои обязанности входит воспитать себе наследника. Точно так же, как Гарри Нерсесьянц — он был Первым настоятелем — воспитал меня. После чего я смогу удалиться на покой. На вполне заслуженный, замечу, покой. Если, конечно, господа с «Эмбасси» захотят меня в таком покое оставить.
   — Я не думаю, что вам будут мстить... — без особой уверенности предположил Кай. — Другое дело, это то, что никто — и я в том числе — не оставят намерения уточнить смысл тех познаний, которые вы считаете для нас ненужными...
   Фальк безнадежно махнул рукой.
   — Не стоит... Все это — бессмысленно... Да... Несколько лет я надеялся, точнее — пребывал в заблуждении. Я думал, что нам удастся уберечься друг от друга... Людям и ранарари. Но теперь, когда в Тридцати Трех Мирах «пепел» стали синтезировать тоннами...
   Он подошел к столу и сел напротив федерального следователя.
   — В общем, на Святой Анне говорят так: «В мешке невозможно спрятать шило...» Так или иначе Тридцать Три Мира узнают все те страшные тайны, которые я, чудак, собирался похоронить в себе... Сейчас это выглядит смешно. Но, поверьте...
   Он запнулся.
   — Если ваша тайна состоит в том, что, производя «пепел», Федерация ненамеренно разрушает цивилизацию ранарари... — начал Кай.
   — Это было бы просто констатацией очевидного, — хмуро усмехнулся Фальк. — Никакой не тайной... Тайна состоит в другом. Ее уже бесполезно хранить, эту тайну. И она станет ясна вам, хочу я этого или нет... Да и всем людям — рано или поздно она станет ясна. Это вопрос времени. Но... Важно ведь не только то, что вы узнаете, следователь, но и то, как и когда к вам придет это знание... Ни вы и ни я не готовы еще к откровениям.
   — Не знаю, какой готовности вы ждете от меня, а вот что касается вас... У меня создалось впечатление, что вы м-м... ожидаете некоего разрешения на большую откровенность с бывшими коллегами? Или...
   — И это тоже... Но не все так просто. Оставим эту тему в покое. Тем более что я вас пригласил вовсе не для того разговора, что у нас получился...
   Кай озадаченно почесал нос и воззрился на настоятеля.
   Тот задумчиво созерцал шнурок, неторопливо проскальзывающий между пальцами федерального следователя. Потом, подняв глаза, взглянул собеседнику в лицо.
   — Я хочу предотвратить провал той операции, которую вы затеяли... Но для этого нам с вами, следователь, надо полностью доверять друг другу... Я понимаю, что требую от вас слишком многого, принимая во внимание мою несанкционированную, скажем так, отставку из рядов федеральной контрразведки, но... Но ничего не поделать — принимайте меня таким, каков я есть... Вот что...
   Фальк наклонился поближе к лицу федерального следователя.
   — Не буду испытывать вашу верность присяге и «Расписке о неразглашении»... Я буду только рассуждать. Строить предположения о ваших — контрразведки и управления — планах... А ваше дело просто выслушать меня. И — если вам заблагорассудится — высказать в свою очередь какие-то предположения или какие-то комментарии... Идет?
   — Идет, — согласился Кай.
   Он теперь не слишком держался за тайны операции «Тропа», превращающиеся на глазах в секрет полишинеля.
   — Прежде всего, — начал раскручивать маховик нелегкой беседы настоятель, — позволю себе предположить, что корабль, на котором вы столь неблагополучно прибыли на Инферну, был гружен отнюдь не манной крупой... В противном случае, я полагаю, его не стали бы разыскивать люди, занятые не только в Службе спасения. Я имею в виду такие фигуры, как господин Раковски и господин Севелла. У меня создалось такое впечатление, что ваш «Ганимед» предназначен служить приманкой для этой публики... Точнее, не столько он сам, сколько его «груз». Изначально замысел был неплох, но где-то на стадии реализации у вас вышел какой-то сбой. Нечто непредвиденное, не так ли?
   — Ну... об этом легко догадаться... — тяжело вздохнул Кай.
   — Каким-то образом в деле оказались замешаны еще двое лиц, — продолжал рассуждать вслух господин настоятель. — Похоже, что капитан Джордж Листер затеял с вами и с вашими противниками свою игру. И втянул в нее еще и бывшего космодесантника Кирилла Николаева. Вы бы немного по-другому отнеслись к капитану, если бы знали хоть что-то о его предыдущем пребывании на Инферне...
   — С ним вообще связано нечто очень странное, — отозвался федеральный следователь. — Странное, запредельное...
   — Да, ваши люди, которые зафрахтовали его корабль, напрасно посчитали, что имеют дело со случайным наемником, — усмехнулся Фальк. — Скорее это он нанял их, а не они его... Впрочем, может быть, нам и не надо вникать в дела этого человека. Если считать, что мы имеем дело с человеком... У вас есть более реальные заботы.
   Он наконец отвел взгляд от лица Кая и сосредоточился на чем-то, одному ему различимом в сгущающемся сумраке за спиной федерального следователя.
   — Вы рассчитываете на то, что кто-то из крупных покупателей «пепла» пойдет на переговоры с вами, засветится и засветит ту цепочку, которая тянется от него? Что этот «кто-то» по вашей наводке организует что-то вроде экспедиции к тому месту, где упрятан «Ганимед»...
   — Я уже не рассчитываю на это. Мой человек попал в руки Раковски. Притом такой человек, который знает практически все о намеченной операции.
   — Вы думаете, что Раковски не догадывался о том, с кем имеет дело в вашем лице? — улыбнулся Фальк.
   — Если так, то зачем же он совал голову в петлю?
   — Да просто потому, что он имеет в своем распоряжении такой козырь, который бьет все ваши карты — с какой бы масти вы ни пошли. Только про существование этого козыря знает не более четырех человек на Инферне. И еще двадцать, не больше, ранарари. Верхушка Общины Отверженных.
   — И вы так легко хотите поделиться этим секретом со мной?
   — Я не делюсь этим секретом, — рассмеялся Фальк. — Я продаю его вам. Системе. Моя цена — это мой покой. Я демонстрирую свою добрую волю помочь вам. Вы — забываете обо мне.
   — На первый раз вам достаточно будет моего слова?
   — На первый раз — да. Я бы потребовал большего, если бы нас не поджимало время. И если бы ваш человек влип не по моей вине. Да-да — я прекрасно сознаю, что запри я эту братию, которая свалилась мне на голову вместе с вами, на замок — и не было бы больше никаких проблем. Но я уже никого не запираю и никому ничего не могу запретить. На то я и Высший Посвященный. Я могу лишь убеждать, подавать пример... Впрочем, это уже не относится к делу.
   Фальк поднялся и сложил руки за спиной.
   — Вы можете расставлять вокруг вашего корабля сколько угодно ловушек и капканов... Раковски и его люди окажутся на «Ганимеде», не потревожив вас. А потом просто поднимут корабль и уйдут на нем за пределы сектора. Вместе с «грузом», естественно. Учтите, что Раковски — не только командир космобота. Он — пилот экстра-класса.
   — Корабль, насколько мне известно, захоронен под каменной осыпью, — возразил Кай. — Да и собьют его к чертям на самом старте...
   — Всю эту осыпь сдует как пыль выхлопом планетарного движка... А насчет того, чтобы сбить «Ганимед»... С тем-то «грузом», что вы на нем разместили, и с заложником на борту... Да принимая во внимание наличие сообщников в Службе спасения... Риск, конечно, есть, но он не так велик. Ранарари не любят лишней крови.
   — Так как же команда Раковского окажется на борту «Ганимеда»? — спросил наконец Кай. — Ей-богу, вы заинтриговали меня.
   — А через подпространство. Не делайте больших глаз, следователь. Это древняя магия еще от Предтеч. Микропереходы через подпространство. Не на сотни световых лет — на километры. Такое возможно только здесь, в особой области пространства. Нужна только Ловушка, маг и человек, который знает, в какое место надо перенестись. Ловушка сама читает это в его сознании. И еще нужны Камни. Ими платят Ловушке. Те, кого перебрасывают, становятся внутри Ловушки туда, куда укажет им маг. Маг приносит Камни в жертву Ловушке, делает серию определенных движений — и готово! В это никто не верит. Кроме тех, кто видел. Я — видел, следователь. Я это видел!
   — Значит, Раковски к тому же еще и маг?
   — Нет, но он купил мага. Нанял. Магами, кстати, могут быть не только ранарари. Есть маги и среди «стервятников». Когда я узнал — по своим каналам, что Лешек нанимает мага, я понял его план.
   Фальк смотрел на Кая, по-птичьи наклонив голову набок.
   — Вы, конечно, понимаете, что слово «магия» я употребляю условно. Никакая это не магия. Просто набор эмпирически найденных способов управлять машинерией Предтеч....
   — Ну что же... Спасибо за предупреждение, — вздохнул Кай. — Я думаю, мы успеем вывести корабль из строя...
   — Не успеете. Раковски и его люди, скорее всего, уже идут к ближайшей Ловушке. И гонят с собой вашего человека — того, у которого в памяти сохранилось местоположение корабля. Да и не нужно это вам — ломать «Ганимед». Спугнете добычу. Вам ведь важно захватить преступников с поличным?
   — Так что же вы предлагаете?
   — Бить магию магией. У нас может появиться свой маг. Если вы его уговорите. И я готов пожертвовать четырьмя Камнями. Из фонда Общины. Это для того, чтобы забросить на «Ганимед» одного человека. Но такого, который справится с тремя. С двумя, точнее. Раковски не сможет взять с собой больше двух человек. Один из них — ваш. Тот, что угодил в плен.
   — Это рискованно... Я могу предложить только одну кандидатуру на такой десант — себя самого.
   — Не валяйте дурака, следователь. Вы только теоретически знаете, где лежит корабль. Вы не были на его борту во время приземления. С таким знанием легко можно «промазать» и вместо внутренних помещений «Ганимеда» очутиться в какой-нибудь карстовой пещере... Вы знаете, кто на самом деле годится в десант на «Ганимед». Это и есть десантник — Кирилл.
   — А он согласится на это?
   — Уже согласился. Парню надо отрабатывать вид на жительство... Это, конечно, цинизм с моей стороны — рассуждать так, но нам с вами не привыкать к цинизму...
   — Обработку мага вы вроде поручаете мне... Я, выходит, знаю этого человека?
   — Более-менее. Это кэп Листер. У него есть одно слабое место — ему необходимы Камни. И я выделю ему их — еще четыре.
   — Когда он успел набраться этой магической премудрости?
   — Это отдельная история. В прошлое свое пребывание здесь Листер оставил о себе довольно противоречивую память... По крайней мере он не останавливался перед тем, чтобы вышибать информацию о Ловушках из всех, кто хоть что-то знал о них, любой ценой. Включая шантаж и, говорят, пытки. Он и сейчас попытался выйти на «стервятников», чтобы вытрясти из них Камни. Но Севелла, как говорится, не пошел ему навстречу. А в делах со «стервятниками» мимо Свена не проскочишь. Он — монополист. Так что капитану некуда деться, кроме Дома. Наш заказ будет ему весьма кстати... Я жду его этим утром. Надеюсь, мы успеем.